Текст книги "О доблестном рыцаре Гае Гисборне"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10

Этот замок продолжает удивлять: самым подходящим для жизни помещением оказались именно эти подвалы. Целые залы. В одном обнаружилась уцелевшая коллекция пыточных инструментов, от простых щипцов до настоящей дыбы, правда, с перегнившими или обрезанными ремнями, а еще несколько небольших комнат с сохранившимися дверьми из толстых четырехгранных прутьев из закаленного железа.

Сверху послышался вздох, там появилась фигура молодого послушника.

– Чего тебе?

– Да так, – сказал тот дрожащим голосом, – неуютно как-то… Ого, как тут здорово!

– Что здорового? – спросил Гай хмуро.

– Осталось только навесить замки, – сообщил Хильд бодро, – и камеры для заключенных готовы.

– Знаешь, – буркнул Гай, – нам о себе бы подумать сперва.

– А что? – спросил Хильд. – Можно сперва и в камере! Зато будете знать, как в них.

– Уже знаю, – ответил Гай коротко.

Он поднялся наверх, загасил факел и убрал в седельный мешок. Хильд поднялся следом, бодро потер ладони.

Гай посмотрел на него с подозрением.

– Вам понадобится помощь, – объяснил Хильд.

Гай отмахнулся.

– Не поверишь, но я все умею делать сам. И дерево тесать, и камни таскать. Могу и стену сложить, и окна вставить…

Хильд покачал головой, в глазах было осуждение.

– Так все лето провозитесь. А когда работу шерифа делать?.. Нет, ваша милость, нужно позвать на помощь мужчин из деревни. Они помогут…

Гай подумал, посмотрел на громаду замка, махнул рукой.

– Ты прав, мне тут одному всю жизнь таскать камни. Поедем, у меня осталось немного денег, найму на работу.

Хильд сказал быстро:

– Они и без денег сделают! Вы же на королевской службе! Вам обязаны помогать…

– Ничего не обязаны, – ответил Гай твердо. – С этого и начинаются злоупотребления служебными полномочиями. Нет, я заплачу за все и сам буду работать наравне с ними!

Хильд вздохнул.

– Хорошо, что и не расседлывал. Давайте прямо в село Ягодное, это самое крупное, народу там поболе, найдутся свободные люди, что захотят подработать.

– Хорошо, – сказал Гай, – а ты пообщайся с местными. Узнай их нужды, чего ждут от шерифа, чего боятся. Много ли тут ворья и всякого непотребья…

– Все сделаю, ваша милость, – пообещал Хильд. – Поскорее возвращайтесь.

Дорога кривая, колчеватая, если бы не верхом, напрыгался бы в телеге, подковы иногда высекают искры о спрятавшиеся в земле камни.

Впереди в низине густой туман, иногда легкий ветерок сбивает его в такие густые комья, что задавят, если попасть под них. Он вскоре ощутил, что весь покрывается капельками влаги, конская сбруя блестит этими мелкими жемчужинками, а когда моргнул, с ресниц сорвалась капля, даже на носу еще одна, это уже совсем не дело…

Туман тревожно напоминал темно-синий дым пожарищ, а когда в одном из домов увидел свет, то через туман тот показался ему огнем костра, на котором сарацины жарят добычу. Конь шел по дороге уверенно и размашисто, у него есть и другое чутье, кроме зрения.

Дома потянулись с двух сторон дороги, туман опустился к конским копытам и наконец с сожалением остался позади, ибо деревня умненько вскарабкалась на пригорок и вся расположилась там, поджав лапки.

Пахнуло ароматом свежего хлеба, он вдруг ощутил звериную жажду тепла и уюта, чего был лишен с детства.

Возле первого же дома в нетерпении остановил коня.

– Эй, – прокричал он, – здесь что, все вымерли?

Из ближнего дома высунулась лохматая голова старухи, она вгляделась в него подслеповатыми глазами и прокричала визгливым, дребезжащим голосом:

– Езжайте дальше, господин!.. Сейчас все в поле…

Гай тронул коня, тот охотно понесся дальше, за околицей простор, а дальше зеленые квадраты полей, где межа только угадывается, настолько зеленые стебли, только-только наливающиеся восковой свежестью, стоят плотной стеной.

Он увидел крестьян, что равномерно распределились по краю поля и что-то делают, наклонившись и выставив зады, пустил коня к ним. В это время из-за темной стены высоких деревьев, куда вплотную подошли поля, выметнулся храпящий олень, повел по сторонам безумными глазами и, ослепленный ярким светом дня, ринулся прямо через посевы.

Следом, едва не разбиваясь о деревья, выметнулись с диким криком, гиком и свистом всадники на таких же храпящих, как и олень, конях. Олень, уже ничего не соображая, понесся через густые заросли пшеницы, прокладывая грудью просеку, а за ним ринулись пятеро всадников.

Крестьяне закричали в панике, гибнут посевы, Гай вскипел и бросился наперерез с криком:

– Стоять!.. Именем короля!

Передний всадник натянул повод так резко, что конь встал на дыбы. Двое пронеслись мимо на храпящих лошадях, еще один остановился, а последний, поколебавшись, пустился вслед за двумя, преследующими оленя.

Всадник похлопал по шее коня, успокаивая, крикнул гневно:

– Что за тля смеет останавливать меня, барона Анселя Тошильдера?

– Ты не лорд, – процедил Гай сквозь стиснутые челюсти, – а сам тля! Я арестовываю тебя, сволочь, именем короля!

Он ощутил, что его затрясло от бешенства. Всадник прогрохотал в недоумении:

– Да что ты за дрянь? Откуда?

– Шериф Ноттингема, – ответил Гай. – Гай Гисборн. Волей принца Джона, временно замещающего короля Ричарда, назначен следить за порядком. Я арестовываю вас, сэр, за потраву поля и приведение его в негодность, а с этого поля крестьяне должны платить налоги!

Барон Тошильдер, вскипев, замахнулся плетью. Гай не ожидал удара, просто не мог поверить, что его, рыцаря, может ударить плетью другой рыцарь. Полоска кожи распорола рукав и кожу до локтя и кончиком хлестнула по скуле, рассекши ее до крови.

Он ощутил ту звериную ярость, что взрывалась в нем в минуты самых яростных схваток с сарацинами. Почти не соображая, что делает, он ухватил барона за руку, дернул, и тот с грохотом ударился о землю.

Второй всадник закричал всполошенно:

– Лорд Ансель!

Барон, с трудом ворочаясь на земле, как полураздавленная огромная жаба, прохрипел:

– Убей его!

Всадник, недолго думая, ринулся на Гая с поднятым мечом. Тот качнулся в сторону, перехватил кисть, а когда конь пронесся мимо, а всадник грохнулся на землю рядом с бароном, в ладони Гая уже был зажат вывернутый из руки нападавшего меч.

– Ты тоже арестован!

Всадник с рычанием выхватил нож и прыгнул на него, как дикая лесная кошка. Гай даже не успел подумать, как поступить, руки сами сделали то привычное, что спасало шкуру в боях, когда думать поздно.

Парень напоролся на меч, изо рта плеснула кровь. Гай поспешно выдернул клинок и подал коня назад. Несчастный упал на землю, не выпуская из ладони рукояти ножа.

Барон поднялся, вытащил меч и заорал люто:

– Сволочь!.. Да я тебя…

Гай, чувствуя, как звериная ярость затуманивает мозг, коротко взмахнул мечом. Послышался хруст рассекаемой плоти и тут же смачный хряск разрубаемой кости. Рука барона с зажатым в ней клинком упала на землю.

За спиной послышался нарастающий конский топот. Все трое, что гнались за оленем, теперь повернулись и мчались на него, выхватив мечи. Положение безвыходное, он быстро развернул коня, тот фыркал и пытался вырваться, но Гай удержал повод и сам вскинул меч с криком:

– Кто поднимает руку на шерифа, тот поднимает на короля!

Двое начали придерживать коней, но третий несся, уже привставая на стременах, занес меч для страшного рубящего удара сверху.

Гай выждал, в какой-то момент заставил коня дернуться вперед, сам пригнулся и полоснул мечом, не глядя, как делал уже сотни раз в жарких боях за Акру и сотни других крепостей, больших и малых.

Грохот копыт пронесся мимо, а с ним и слабый вскрик. Оглянувшись, Гай увидел, как всадник теперь согнулся, меч выпал из руки и блестит сиротливо на сломанных стеблях пшеницы, а его хозяин ухватился обеими руками за живот и начинает раскачиваться в седле.

Гай не стал ждать, когда тот рухнет в пшеницу, снова истопчет, сволочь, обернулся к двум всадникам, что с бледными лицами смотрят на него, глаза вытаращены, а губы начинают дрожать.

– С коней! – приказал он люто. – Быстро!

Они оба покинули седла быстро, позабыв про спесь высокорожденных, смотрят испуганно, обоим лет по восемнадцать-двадцать, сопляки, хотя он в восемнадцать уже высаживался с другими крестоносцами на жаркий берег неведомой страны.

Гай бросил быстрый взгляд на замерших вдали крестьян.

– Эй, там! – крикнул он властно. – Быстро веревки сюда!.. Две… нет, три!..

Крестьяне забегали, наконец двое побежали к нему с мотками толстой грубой веревки из шерсти. Один из дворян, немного придя в себя, сказал возмущенно:

– Нас? Связывать?.. Разве недостаточно нашего слова?

– С таких ничтожеств слово не берут, – отрезал Гай. – Эй, вы двое! Быстро связать им руки!.. А вы… руки назад!

Один покорно протянул руки, второй остался стоять неподвижно, в его темных глазах разгоралась злость. Он прямо посмотрел в лицо Гаю и процедил:

– Что-то слишком много на себя берешь, шерифчик…

Гай соскочил на землю, юноша бесстрашно встретил его лютый взгляд.

– Ты кто? – спросил он.

– Дарси Такерд, – ответил он. – Из рода Максимилианов!

– Ты дерьмо, – сказал Гай, – позорящее имя Максимилианов.

Тот не успел моргнуть, как тяжелый кулак с силой молота ударил его в лицо. Смельчак рухнул, как подрубленное дерево, из разбитого рта струями брызнула алая кровь. Крестьяне одни опешили, но кто-то вскрикнул в восторге, а Гай еще пару раз злобно ударил ногами под ребра, стараясь рыцарскими шпорами разодрать богатую одежду и нанести раны.

– Сопротивление аресту, – прокричал он люто, – вообще-то карается смертью. Но я милостив.

Избитого подняли, связали так крепко, что руки могут вообще отсохнуть, если не развязать вовремя, но Гай промолчал, пусть крестьяне хоть так выместят обиды.

Раненый барон выл и ползал по земле, ломая стебли. Гай велел двум крестьянам перетянуть узлом потуже обрубок, чтобы пострадавший не истек кровью, а испустившего дух парня уложили на плащ, увязали покрепче, затем погрузили на коня.

Гай указал на двух самых дюжих крестьян с решительными лицами, это они первыми бросились вязать лордов.

– Вы со мной. Назначаю вас помощниками шерифа! Пока временно, а там разберемся.

Оба остолбенели, один вскрикнул:

– Но, ваша милость, нам нельзя! У нас работы полно!

Он прервал:

– Я тоже не родился шерифом. Надо, поняли? Вы же видите, что творится?.. Как только подберу кого-то, вам спасибо, свободны. Сейчас же быстро на коней, если умеете ездить, погоните это знатное дерьмо к моему замку. Это мои комнаты еще не готовы, но в подземной тюрьме места еще на десяток таких хватит.

Второй крестьянин, что смотрел больше с восторгом, чем с испугом, сказал с восторгом:

– Ваша милость!.. Да я за такое теперь и умереть готов!.. А как с тем, у которого все кишки вылезли?

Гай спросил все еще зло:

– Он жив?

– Да, ваша милость! Но это ненадолго.

Гай подумал, махнул рукой.

– Сделайте волокушу. Отвезем и его в тюрьму, но позовите туда священника. Пусть примет последний вздох. Господь наш добрее меня, может быть, и простит.

За ними увязалась целая толпа крестьян, даже женщины шли некоторое время и жарко обсуждали случившееся, потом отстали. Кроме двух названных помощниками шерифа, до замка пошли еще семеро с топорами, вилами, а двое даже с луками за спинами.

Ярость быстро утихла, теперь сердце сжимается в недобром предчувствии. С первого же дня вот так вступить в спор с сильными соседями…

Крестьяне громко разговаривают за его спиной, двое связанных идут покорно, повесив головы, но когда Гай оглядывался на них, один поспешно опускал взгляд, а второй, который Дарси Такерд, зыркал злобно, кривил окровавленный рот, но тоже отводил взгляд в сторону.

Крестьяне из домов у подножия холма провожали их заинтересованно-удивленными взглядами.

Хильд выбежал навстречу уже из замка. Гай издали помахал рукой и крикнул:

– Приготовь две камеры!.. И подальше одну от другой, понял?

Хильд, судя по его лицу, ничего не понял, но угодливо поклонился.

– Будет сделано, ваша милость!.. Как скажете, милостивый и грозный господин!

Он малость переигрывал, но кто это поймет, на новом месте каким себя покажешь, таким и принимают.

Гай остановился перед стеной, где послушник придавливал конский повод камнями, бросил его одному из крестьян.

– Позаботься о коне!.. А ты, как тебя зовут?

– Скальгрим, господин, – ответил тот, кого он первым определил в помощники шерифа.

– Скальгрим, – сказал Гай. – Надо было тебе сказать, чтобы захватил из кузницы пару крепких замков… Если там не отыщешь, поспрашивать в деревне. А то этих запереть надо, понимаешь?

Скальгрим, могучего сложения мужик с суровым лицом, воскликнул:

– Ваша милость! Да для такого дела я хоть на край света сбегаю быстрее зайца!

– Возьми моего коня, – велел Гай. – И возвращайся побыстрее, а тот твой друг устанет их стеречь…

Скальгрим перехватил повод коня из руки крестьянина, тяжело взобрался в седло и, развернувшись к селу, понесся рысью, а потом перешел в галоп.

Гай повернулся ко второму.

– Как зовут тебя?

– Сван, господин, – ответил второй почтительно. – Слушаюсь, господин. Приказывайте, господин!

– Вот тебе первый приказ, лебедь, – распорядился Гай. – Гони этих двух вон в тот подвал. Там несколько камер, посадишь в самые отдаленные одна от другой. И жди там, пока не придет твой дружок Скальгрим. Выходить этим преступникам не позволяй. Если что, бей прямо в морду. Сейчас они не лорды, понял? А ты – лорд, потому что ты – закон!

Глава 11

Скальгрим вернулся не только с замками, но и с кузнецом. Тот сперва неспешно приклепал скобы и вставил в них засовы, поправил решетки, затем хозяйски обошел весь замок, осмотрел и заверил, что на самом деле работы не так уж и много.

Гай жадно выспрашивал свидетелей происшествия, как здесь живут и в каких взаимоотношениях, и выяснилось: барон Ансель Тошильдер изволит жить, как в завоеванной стране, благо с того времени, как корону принял Ричард, власть в графстве почти исчезла, и теперь прав тот, у кого длиннее меч.

В этот раз он, как обычно, возжелал поохотиться со своими сыновьями и оруженосцами. Он любит охоту и не представляет, что ему, гордому норманну, потомку завоевателей, могут помешать эти жалкие саксы, потомки побежденных.

Гай поморщился, эти люди будто проспали сто лет, а сейчас говорят, как в горячечном бреду, совершенные глупости. Ну какие саксы, какие норманны, когда со дня завоевания Англии Вильгельмом прошло сто тридцать лет?

К тому же с Вильгельмом вторглось всего пять тысяч рыцарей, это между ними были распределены почти все земли, саксам осталось меньше одного процента территории Англии, однако пять тысяч – это капля в море местного населения, которых миллионы. Народы начали смешиваться сразу же после завоевания, многие норманнские бароны взяли жен из саксов буквально в первые же дни, а знаменитый герой Робер де Оилли, лорд Оксфорда и его земель, женился на саксонке сразу же после окончания битвы при Гастингсе, где Вильгельм одержал победу над англосаксонскими войсками.

– Саксы, – пробормотал Гай. – А здесь, как я понимаю, больше датчан, чем саксов?

Скальгрим кивнул.

– Да, ваша милость. По моему имени видно, что в честь Эгиля Скальгрима, великого викинга! А мой друг – Сван, хотя еще тот лебедь, но тоже понятно, кто мы по роду…

– Все мы англичане, – прервал Гай. – Давно пора забыть, что прадеды наши дрались. Для нас возврата нет, надо уживаться. Разве наши прадеды все до единого, будь то сакс, датчанин или норманн, не принесли присягу верности Вильгельму Завоевателю?.. Ну вот. Теперь что насчет разбойников? Вся страна погружается в беззаконие, а здесь, говорят, так и вообще…

Скальгрим помрачнел, наклонил голову.

– Ваша милость, сейчас вообще хоть не выходи из дому. Скот могут отобрать среди бела дня. А в лес так и вовсе… Не только разденут и разуют, но еще и наиздеваются.

– А женщины?

– Женщины, – ответил Скальгрим серьезно, – даже к опушке не подходят! Стыдно сказать, коровьими лепешками топим, чтобы похлебку сварить… Летом еще ничего, а зима придет?

Гай кивнул.

– Хорошо, иди пока. Поговори с кузнецом, он вроде бы знает, как восстановить замок. А я пока буду думать…

Скальгрим удалился, а он еще раз прочел обязанности шерифа, которые начинаются с того, что должен руководить выборами в графствах, назначать бейлифов, коронеров и констеблей, созывать суд присяжных и предлагать на их рассмотрение дела, он же исполнитель всех судебных приговоров…

Но самое главное – в следующей строке, где обязан вовремя пресекать преступления в графстве. У него право ареста и право делать обыски, к нему стекаются штрафы и конфискации, на нем обязанность поддерживать мир в графстве, именно он принимает первые меры к подавлению беспорядков и мятежей…

Голова загудела, а сердце неприятно стиснули невидимые пальцы. Похоже, принц бросил его в самый ад. Все предыдущие статьи его обязанностей можно было пропустить, все укладывается в эти заключительные слова: обязан поддерживать мир в графстве и принимать первые меры к подавлению беспорядков и мятежей.

А здесь и кроется самое опасное: где провести грань между простым недовольством, выкриками и угрозами, даже отказами платить налоги и началом беспорядков?

Хильд объехал все ближайшие деревни, представил Гаю сорок мужчин, но семерых Гай забраковал, больно покорный и боязливый вид, мало мужского достоинства, из оставшихся велел выбрать по жребию двенадцать человек.

К его тайному удовольствию, ни один не отказался стать судьей барона Тошильдера и его людей. На его родине все было бы наоборот: из сорока разве что один-два виллана решились бы выступить против господ, но здесь потомки викингов, они все и сейчас свободные люди, как их отцы-прадеды.

Хильд снова и снова напоминал Гаю, что присяжные должны постоянно проживать в данной местности, иметь недвижимость и быть мужского пола. Голосование тайное, приговор объявляется ночью, чтобы присяжные не видели лица жертвы и не могли над ним сжалиться…

– Потому, – сказал он, рисуясь ученостью, – богиню правосудия Фемиду изображают с завязанными глазами.

– Какая еще богиня? – спросил Гай грозно. – У нас один Господь, а святая Дева – не богиня, а только мать Иисуса.

Хильд торопливо поклонился:

– Прошу прощения, ваша милость! Я хотел сказать, что у варварских народов, куда мы принесли свет истинного учения, была такая. Ведала судом.

– Женщина?

– Точно, ваша милость, – подтвердил Хильд. – Еще и красивая.

– Совсем одурели, – сказал Гай. – То-то мы со своей верой и смахнули таких богов и богинь, как пыль с могильной плиты… Ладно, забудь, а я никому не скажу, что ты тайком поклоняешься языческим идолам.

Хильд вскричал испуганно:

– Да не поклоняюсь я, ваша милость! Просто ученостью хвастаюсь! Вот как вы подвигами.

– Я разве хвастаюсь? – спросил Гай.

– Ну, самую малость…

– В чем же?

– Как вы в Палестине всех раскидывали десятками…

Гай нахмурился.

– Ничего я такого не говорил. А ты не придумывай, чтобы шкуру свою поганую спасти! А то буду ловить на слове и всякий раз дознаваться, когда я такое сказал! Мне надо учиться быть допытливым. Недаром ж подвалы оснащены так знатно…

Хильд поклонился, пролепетал, что все осознал и больше не будет, метнулся в угол и примчался на цыпочках, как цирковой медведь, изображающий женщину, с толстой книгой в обеих руках.

– Ваша милость! – сказал он преданно. – Я тут перерыл для вашего блага и благополучия все хроники и документы по законотворчеству! Как интересно… В общем, надо попробовать досудебное урегулирование в форме сделки о признании вины.

– Это как? – спросил Гай с недоверием, но сердце трусливо трепыхнулось в надежде избегнуть приближающихся неприятностей. – Можно без суда?

– Очень просто, – заявил Хильд победно. – Я же молодец, я все разузнал, все перепроверил!

Гай сказал в жадном нетерпении:

– Ну-ну, ближе к делу.

– Так вот, – продолжил Хильд. – Суть в том, что обвиняемый признает себя виновным в совершении менее тяжкого преступления, чем вы ему вменяете, а в обмен на это вы порекомендуете суду присяжных назначить более мягкое наказание. Понимаете?

– С трудом, – признался Гай. – Мои руки больше привыкли к тяжести меча, а не гусиного пера, да и голова хорошо работает только насчет того, как лучше захватить крепость или оборонять замок… Но я поговорю с баронетами…

– Может, – сказал Хильд, – сперва с крестьянами?

Гай покачал головой.

– Что толку, если эти спесивцы не согласятся? С крестьянами я договорюсь быстрее.

Он спустился в подвал, в ближайшей ко входу камере лежит на охапке прелой соломы Дарси Такерд, оруженосец, присланный из другого конца Англии, чтобы барон Тошильдер выучил его на рыцаря и научил манерам благородного человека.

Дарси при виде входящего шерифа приподнялся и сел, глядя на него исподлобья. Гай поколебался, вряд ли с этим получится, лучше бы начать с его напарника, но сказал на всякий случай спокойным и холодным голосом:

– Встать, когда перед тобой рыцарь.

К его удивлению и тайному удовлетворению, заключенный не просто встал, а вскочил и замер неподвижно, глядя в жестокое лицо крестоносца.

– Ты будешь обвинен в нападении на должностное лицо, – произнес Гай холодно. – На шерифа, который олицетворяет собой королевскую власть и принца Джона лично. Такое карается смертью. Что скажешь?

Тот пролепетал, вздрагивая всем телом:

– Но я… дворянин… мой отец… граф Эдмонд Бесстрашный!

– И что? – спросил Гай брезгливо. – Я тоже дворянин. И с королем Ричардом мы в походе ночью укрывались одним плащом… Боюсь, теперь твое происхождение не поможет. Хотя, конечно, тебя не повесят, как простого крестьянина, но когда отрубят голову… это тоже вроде бы не совсем радостно.

Он видел, как тот вздрогнул всем телом, глаза округлились в ужасе, а лицо стало белее мрамора.

– Но это, – пролепетал он, – просто ошибка!

– В чем?

– Мы же, – проговорил оруженосец несчастным голосом, – дворяне… мы гнались за оленем! Мы не виноваты, что тупое животное выбежало прямо на поле!

Гай постарался усмехнуться жестоко, даже свирепо, этот мальчишка черпал наглость в бароне, а предоставленный себе, растерял последние остатки мужества.

– Это барон так сказал?

– Да…

– Твой барон дерьмо, – отрезал Гай. – Настоящий мужчина никогда не ищет оправданий. Если прав – прав, если виноват – виноват! А ты либо не мужчина, либо у тебя своей головы нет.

Оруженосец опустил голову.

– Мы просто следовали за бароном.

– Не того учителя вам выбрал отец, – сказал Гай.

Оруженосец взглянул исподлобья.

– Он когда-то отличился, как отец сказал, в сражении у реки Быстрянка, а в битве за крепость Найтауэр первым взобрался на стену и водрузил знамя на главную башню. Ему сам Генрих II пожаловал в честь этого герб со знаменем на башне!

Гай жестко усмехнулся.

– Да? И потому барон решил, один против пятерых не посмеет и слова сказать?.. Я – Гай Гисборн, сам Саладин отметил мою отвагу, и когда под королем Ричардом убили коня, благородный Саладин прислал ему двух коней: одного королю, другого – герою, который тоже потерял коня и дрался с королем рядом, закрывая его щитом и своим телом… это мне! И вы ждали, что я отступлю перед деревенскими увальнями, что и мечей держать не умеют? А барон давно растерял за обильными пирами умение прежнего удалого бойца.

Юноша смотрел на него, глупо вытаращив глаза и распахнув рот. Наконец пролепетал:

– Мы… не знали… кто вы… думали, просто шериф…

Гай кивнул.

– Ладно, теперь знаешь. Но мой гнев уже прошел, я не хочу твоей смерти. Мне ученые люди подсказали, как спасти твою шкуру. Вы со своим приятелем признаетесь в потраве посевов и обязуетесь выплатить штраф… это уже крестьяне скажут, какой… а я снимаю с вас обвинение в том, что хотели убить королевского шерифа.

Оруженосец вздрогнул, в глазах проступила безумная надежда, он упал на колени и сказал умоляюще:

– Да, да!.. Я согласен!..

– Ну вот и хорошо, – ответил Гай, повернулся, чтобы уйти, потом вспомнил и сказал строго: – Но это только в отношении вас двоих!.. К тем троим не относится. Двое убиты, когда я защищал свою жизнь, а барон потерял руку. Ему тоже не будет никакого наказания, так как он… уже наказан, скажем так.

Оруженосец торопливо кивнул.

– Да, так и было. Я все так и скажу.

Гай повернулся и побыстрее вышел, чтобы скрыть торжествующую улыбку. Почему-то казалось, что придется выдержать тяжелую схватку на поле, где он совсем не боец, но мальчишка слишком напуган, сдался, готов принять любые условия.

Хильд ждал в нетерпении, а когда Гай поднялся наверх, тут же подбежал со всей торопливостью, как перегретая на солнце ящерица мчится навстречу добыче.

– Ваша милость?

Гай кивнул.

– Получилось.

Хильд вскрикнул радостно:

– Точно? На каких условиях?

– Все, – сказал Гай, – как ты и сказал. Вот уж не думал, что получится именно так.

– Почему?

Гай пробормотал:

– Ну… суд – это суд. А это вот соглашательство как-то даже и нехорошо вроде. Нечестно.

Хильд сказал с некоторым удивлением:

– Мой лорд, чему удивляетесь? На самом деле из ста судебных дел лишь одно доползает до суда присяжных. Признание обвиняемым своей вины в совершении преступления и заключения им сделки со стороной обвинения исключает слушанье дела присяжными! Все девяносто девять дел завершаются заключением сделок. И это хорошо.

– Чем же?

– Человек понял свою вину, – ответил он рассудительно, – осознал, что был не прав, не упрямится, сокращает расходы на судопроизводство…

Гай проговорил с сильнейшим сомнением:

– Ну, разве что осознал… Хотя, конечно, все доводить до суда – жить будет некогда.