Текст книги "Монолог современника (СИ)"
Автор книги: Юрий Агеев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Дома ждут, души не чают,
все проплакали глаза.
Да, такие вот бывают
в нашей жизни чудеса…
Глава восьмая
Вдохнув родного дыма,
ты ощутишь тоску,
но плыть необходимей,
чем ждать на берегу.
Коль жизнь твоя, как камень, —
никчёмен мох на нём!
Менять судьбу мы сами
должны, пока живём.
Нет дружбы постоянной,
но случай поправим:
все в мире океаны
подвластны рулевым.
Спускай корабль в воду,
на страх закрыв глаза.
Ты здесь найдёшь свободу
и веру в паруса.
Чем подличать на суше,
ждать кары в каждом дне,
наверное, уж лучше
покоиться на дне!
Не будь на отдых падок
и лень волною смой.
Дым будет, точно, сладок,
когда придёшь домой.
СПЯЩАЯ ПРИНЦЕССА
I
Где-то, в неком королевстве,
в дебрях сказочных дубрав
жил король себе без бедствий,
мудр и не самоуправ.
Был женат на королеве,
королеве – тридцать лет.
Хоть женился не на деве
старой, а детей всё нет.
Молодые генералы
стерегли её покой,
но она всё не рожала,
и надежды никакой.
Богомольные монахи
приходили к ней не раз.
Лекаря шептались в страхе:
«Гиппократ, помилуй нас!»
Как сухая верба – чрево,
хоть молитвы без числа.
Истомилась королева
и однажды понесла.
Кто помог – осталось тайной,
сохранённой всем дворцом.
Был король взволнован крайне,
но держался молодцом.
II
Начат бал, открыты вина,
тенор – в точности Орфей.
На принцессины крестины
пригласили разных фей.
Шёпот, сплетни, пересуды...
Не ударив в грязь лицом,
по сервизу дал посуды
феям тот, кто был отцом.
Не досталось самой крайней.
Спохватились было, но
та ругнулась: «Вашу кралю
в гроб сведёт веретено».
И сейчас же испарилась,
а король издал декрет:
«Всем, кто ткёт, моя немилость,
тем, кто пьёт, покамест – нет».
В чём спасенье? Без ответа
валятся из рук дела,
но другая – фея света,
положение спасла.
– Феи зла вся сила в прошлом,
я сведу её на нет.
Ваша дочка, уколовшись,
лишь уснёт на сотню лет.
III
С дальних мест везли острожко
ткань и нитки в царский дом.
Между тем, принцесса-крошка
подрастала с каждым днём.
Но никто не ведал в замке,
что, изжитая отсель,
полюбовница в отставке
пряла скромную кудель.
Вопреки сему указу
берегла веретено,
короля кляла «заразой»
и сбывала полотно.
Впрочем, ткачество – полдела,
роковая дама пик
информацией владела
и сплетала сеть интриг.
Зло творя без чародейства,
ела недругов своих.
Даже крепкие семейства
опасались сплетен сих.
Рауты, иных не хуже,
знал секретный закуток.
Жертв и избранных подружек
ждали козни и чаёк.
Как-то раз, слиняв от нянек,
хоть наивною слыла, —
тайное – вкусней, чем пряник! —
к ней принцесса забрела.
Дама, хитрость намечая,
развела такой елей,
что девица, выпив чаю,
приоткрыла душу ей:
– Даже лучшая подруга
не имеет опыт ваш.
Во дворце такая скука,
карты, пьянство и марьяж.
Я – несчастней замарашки,
жизнь впустую – разве жизнь?
Та – совет: – Иди в монашки
или пряжею займись.
Прясть – нехитрая наука,
ведь в основе дел любых
нить из шерсти, нить из пуха,
нить интриги, нить судьбы.
Сонм занятий – трата силы.
Ты же выбери одно.
Труд есть благо, друг мой милый,
вот тебе веретено.
Обольщённая уроком,
силясь вникнуть в сей процесс,
укололась ненароком, —
труд опасен для принцесс!
Пошатнулась, побледнела,
заподозрив недобро...
Так свершилось злое дело
по свидетельству Перро.
IV
Во дворце скандал и склока,
вся охрана на ушах.
Тут же схвачена пройдоха,
изобличена в грехах.
Вмиг указом королевским,
оглашая свод и ширь,
пасбища и перелески,
ведьму – в дальний монастырь.
Скорохода с вестью к фее
отослали в тот же час
посулить, коль преуспеет,
чин и золотой запас.
Фея, к золоту не падка,
справедливость лишь ценя,
бросив дом свой в беспорядке,
прибыла к исходу дня.
Короля и королеву
успокоив, как могла,
тут же осмотрела деву,
что без задних ног спала.
И, представив сиротою
крошку через сотню лет,
усыпила всех гурьбою:
дворню, стражу и балет,
скоморохов, музыкантов,
поваров, пажей, вельмож,
фаворитов, маркитантов,
кардинала, двух святош,
пекаря и трёх шпионов,
лекаря, что исцелял,
фрейлин полк со взором томным,
королеву, короля.
Все заснули, даже в печке
огонёк, зевнув, угас.
Затрещав, потухли свечки.
Тьма укрыла всё от глаз.
Посреди густого леса,
если влезть на бурелом,
разглядишь дворец принцессы, —
обветшавший, в общем, дом.
Плющ и хмель обвили башни,
а в заброшенный чертог,
как посол дремучей чащи,
через щель проник вьюнок.
Дремлет юная принцесса,
проплывая сквозь века,
паутинная завеса
лишь колышется слегка.
Замок спит, а время мчится,
вопреки волшебным снам,
на крылатой колеснице
по неведомым путям.
V
А в соседнем королевстве
жил, не ведая забот,
ограждён от всех последствий,
принц уже тридцатый год.
Под присмотром гувернёров,
фрейлин, кравчего и слуг,
он развился очень скоро,
сливки сняв со всех наук.
Перед ним Сенека – варвар,
Карр с Платоном не правы.
Кембридж, Оксфорд, да и Гарвард
ждали принца, но увы...
С Папой вёл себя по-братски,
вёл с схоластиками спор,
был приятель с принцем датским,
даже ездил в Эльсинор.
Сложно внутренне устроен,
впечатлительный типаж,
а по внешности герою
двадцати пяти не дашь.
VI
Раз собрался на охоту
принц однажды поутру, —
вместе с егерьскою ротой
лисью штурмом брать нору.
Только кто ж лисицу словит,
что шмыгнула в дикий лес?
Старший егерь принцу молвит,
подскакав наперерез:
– Арбалет взведите лучше,
жаль, что пулемёта нет, —
может, в зарослях дремучих
притаился людоед!
Лес стеной стоит дремучей,
кто попал туда – пропал.
От угрозы неминучей
кто бы тут не сплоховал?
Всё сплелось настолько крепко,
что ужу не проползти,
но как только тронул ветку,
чары кончились почти.
И, как сказано в поверье,
с шумом распахнув листву,
расступились вдруг деревья,
видимо, по-волшебству.
Путь – туда, где всё уснуло,
или нет? – Одно из двух.
Юноша пришпорил мула
и помчался во весь дух.
Фея впрямь была не дура.
Дело близится к концу.
Что же видит принц? – Фигуры
спящих по всему дворцу.
Хоть нечищенные зубы
у принцессы целый век,
чмокнул парень прямо в губы
деву, – смелый человек!
И тот час же всё проснулось,
зашумел огонь в печах,
стража тут же встрепенулась,
вскинув ружья на плечах.
А принцесса бодро встала,
будто спящей не была,
звонким голосом сказала:
– Ну же я и поспала!
Или что-то в этом роде...
Тут же пару – под венец.
Ликование в народе,
а всей сказочке – конец!
2010
ПЕРЕВОДЫ
С итальянского

Франческо Петрарка
(1304 —1374)
***
Любовь, как солнце, озарила
Лучом черты её лица,
И красота других уныло
Померкла в радости Творца.
Душа моя благословляет
И скорби час, и час мечты,
И час любви, что поднимает
Мечту в мир светлой высоты.
Мысль неземную излучая,
Того, кто следует за ней,
Она с высотами венчает,
С путём, где низких нет страстей.
И, вдохновлённый страстью нежной,
Стремлюсь вослед, влеком надеждой.
***
Оставив блудный Вавилон,
Где нет стыда и подлы нравы,
Где скорбь или дурную славу
Я б заслужил к концу времён,
Я жив, природой окружён.
Амура не сдержав, слагаю
Стихи, и травы собираю,
И вглядываюсь вглубь времён.
Мечтой Фортуну не тревожу
И не терзаю сам себя.
Сюда бы друга мне, быть может,
И ту, которой жил, любя.
Была бы лишь нежна подруга,
А друг свободен от недуга.
Микеланджело Буонарроти
(1475—1564)
ДРУГУ
Я глубоко уснул, окаменел почти,
А мир идет путем разбоя и насилий.
И от него спастись возможно лишь в могиле.
Не прерывай мой сон и больше не буди.
***
На смену безмятежных лет
Приходят горькие сомненья.
Живущим – неизбежно тленье,
Будь трижды царь – пощады нет.
Лжёт наваждение любое,
И солнце каждый раз другое.
***
За горизонтом луч погас,
Мир засыпает беспробудно.
И только не сомкнуть мне глаз,
В слезах душа горит подспудно.
С французского
Франсуа Вийон
(1432 – 1491)
***
Спеши, письмо, в далёкий путь.
Хоть ты безгласно и безного,
Но самую скупую грудь
Расшевели высоким слогом!
НАПУТСТВИЕ ЖИВУЩИМ ДУРНО
Ты, индульгенций продавец,
Разбойник иль грабитель,
Мошенник, вор или подлец,
Монет изготовитель,
Кому вариться дочерна, —
Так прибыль ваша где, а?
Увы, растрачена она
На пьянки и на девок.
Звени, наглец, в свой бубенец,
Проныра и пройдоха,
Будь идолом простых сердец,
Всю жизнь играя плохо.
Зеваки отовсюду шли
Глазеть к твоей стоянке,
Но все доходы утекли
На девок и на пьянки.
Не таковы, – спаси, Господь! —
Крестьянин, швец и косарь,
И чьи в глуши душа и плоть
Томятся без вопросов.
Но как ни тщитесь удержать
Зашитое в подушки,
Вам всё равно их промотать
На девок и пирушки.
Разденьтесь, лучше, догола, —
В мешок за шмоткой шмотку.
Продайте их, – и все дела, —
За девок и за водку!
***
Я – Франсуа, чем удручён.
В Париже, что близ Понтуаза,
Рождён. Веревкою в туазу
Мой будет вес определён.
С английского
Уильям Шекспир
СОНЕТ 8
Если музыка ты, почему
Так тоскливо пристрастие к звукам?
Любишь ты, – отчего – не пойму? -
Только грусть в этих звуках и муку.
В чём причина тоски, и печаль
Тайной вызвана скорбью какою?
Не с того ли, что более жаль
Кончить век одиноким, с клюкою?
Ты прислушайся к а к говорят,
В строй вступая, согласные струны, -
В-точь – семейство, в котором есть лад,
Где поют вместе старец и юный.
В звуках музыки спрятана суть:
Одиночества гибелен путь.
СОНЕТ 31
Ты оживила всех, кто уходил
За роковую грань, в страну теней.
В тебе их ум живет, душевный пыл.
Черты друзей в твоем лице светлей.
Я выплакал по ним всю горечь слез,
Шёл к исповеди в сень плакучих ив.
И, видно, жизнь на мой немой вопрос
Ответила, в тебе всё воскресив.
И тишину последнего приюта
В твоей душе нашли друзей сердца,
И всё, что я не досказал кому-то,
В глаза твои вошло и в блик лица.
И всех родных в тебе я узнаю,
Пока живу, пока в земном краю.
СОНЕТ 140
В тебе равны и ум и зло.
Такой и будь, но ран не трогай,
Чтобы меня не прорвало
Оклеветать тебя и Бога.
Нас обручили в небесах
Для счастья – бытия земного.
Пусть правды нет в твоих словах,
Солги! Солги, что любишь снова.
Я не могу, сойду с ума.
Врагу не пожелал бы это.
Поверь, мне целый мир – тюрьма.
Ты в ней живёшь, как лучик света.
Но если не разделишь путь,
Сумей хоть словом обмануть.

Томас Мур
(1779 – 1852)
***
Плыви, мой чёлн, пусть гонит ветер
Тебя к далёким берегам.
Спеши, ведь я не встречу там
Страны печальней всех на свете.
Я в ней влачил свой путь земной,
И волны мне как будто плещут:
«Под нами гибель, но похлеще
Оставшееся за спиной».
Плыви, челнок, и в штиль и в бурю.
В безбрежном море я готов
Внимать штормам, чем видеть то,
Что подлой свойственно натуре.
Но если где-то в мире есть
Враждой нетронутое место,
Где ложь людская неизвестна, —
Тогда причаль, челнок мой, здесь.
Роберт Бёрнс
***
Душа моя уносится к горам,
Идет по крутизне оленьим следом,
Лишь диких коз могу спугнуть я там, —
В пути, что лишь одним мечтаньям ведом.
Прости, мой край, что от тебя вдали
Живу, судьбой неласковой гонимый.
И все же сыном северной земли
Навек останусь неразъединимо.
Прощайте, скалы в снеговом плену,
Долины и лугов зеленых скаты,
Леса, плывущие сквозь пелену
Небес, и шум ручьев на перекатах.
Душа моя уносится к горам,
Идет по крутизне оленьим следом,
Лишь диких коз могу спугнуть я там, —
В пути, что лишь одним мечтаньям ведом.
Джон Донн
***
Итак, меж нами только связь,
Раз это не любовь.
Но я устал, и в этот раз
Прошу: не прекословь.
Молил и клялся, и смотрел
В твои глаза, а ты
Мне уготовила удел
Тоски и пустоты.
Я верен был любви словам,
А ты жила, смеясь,
И изменяла, где могла.
Меж нами только связь...
Но если, все-таки, любовь
Таилась робко в нас,
И ловкий вор или злослов
Украл её сейчас?
Что делать нам, когда судьба —
Не врозь, а вместе быть?
Которая к тебе тропа?
Как чувства возвратить?
Я знаю: нет назад путей,
И, всё же, мы должны,
Скитаясь по морю страстей,
Сойтись, как две волны.
Перси Биши Шелли
***
Есть слово, что осквернено, —
К нему и не прибавлю.
Есть чувство – зря оболгано, —
Ты знаешь эту травлю.
В угоду здравомыслию
Надежду опорочу,
Но жалость твою искренно
Ценю дороже прочих.
То чувство, что любви взамен
Тебе я предлагаю,
Вне клеветы или измен,
Но сердце возвышает, —
Полёт ли моли за звездой
Иль ночи в утро вера,
Стремленье ль к цели неземной
Из нашей грустной сферы?








