Текст книги "Всё, чего я не помню"

Автор книги: Юнас Хассен Кемири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Юнас Хассен Кемири
Всё, чего я не помню

О-на-на, как меня зовут?

Рианна

Jonas Hassen Khemiri

ALLT JAG INTE MINNS

© Jonas Hassen Khemiri, 2015

© Ю. Григорьева, перевод на русский язык, 2021

© ИД «Городец», издание на русском языке, 2021

* * *

Фото: Pierre Björk

Юнас Хассен Кемири (р. 1978) – один из самых популярных писателей современной Швеции. Лауреат многочисленных литературных премий. Дебютный роман «На красном глазу» (2003) стал самым продаваемым романом в Швеции, в 2007 году был экранизирован. Первый шведский писатель, чья новелла была опубликована в американском журнале «Нью-Йоркер» (2017). Роман «Всё, чего я не помню» (2015) удостоен самой престижной литературной награды Швеции – премии Августа Стриндберга, переведен на 25 языков.

«Удивительная, сильная, заставляющая задуматься книга».

газета Berlingske (Дания)

«Великолепный роман, который вы просто обязаны прочитать».

газета VG, Verdens Gang (Норвегия)

«Вероятно, лучшее, что пока написал Кемири, роман оставляет неизгладимое впечатление».

газета Berlingske (Дания)

Часть 1
Утро

Дом

Сосед высовывает голову над живой изгородью и спрашивает, кто я и что тут делаю.

* * *

Проходите. Садитесь. Не волнуйтесь. Бояться нечего, обещаю. Стоит только нажать на тревожную кнопку, и они будут здесь через тридцать секунд.

* * *

Сосед извиняется и объясняет, что после всего произошедшего вполне естественно, что незнакомые люди вызывают подозрение.

* * *

У меня тоже было четкое представление о том, как тут все будет. Ну, знаешь, как показывают в кино. Толстые стальные решетки, вонючие сортиры в углу, двухярусные кровати и душевые в пару, где нужно смотреть в оба и не ронять мыло. Я думал, что придется ходить с бритвенным лезвием во рту двадцать четыре на семь, всегда быть начеку. Но ты же сам видишь. Это больше похоже на хостел. Народ здесь душевный. Сортиры чистые. Есть даже мастерская, где можно строгать всякое из дерева. Мне повезло, что я попал сюда.

* * *

Сосед приглашает выпить кофе, мы вместе поднимаемся по дорожке к дому, он закрывает дверь в кабинет и включает кофеварку на кухне. «Какая трагедия, – говорит он и качает головой. – Чудовищная трагедия, все, что произошло».

* * *

Осталось два месяца и три дня. Но все путем. Я об этом почти не думаю. Мне здесь вполне нравится. Норм. Это большой срок. Но зато можно не думать о том, чем платить за квартиру. Что ты хочешь знать? Мне начать с того, как я познакомился с Самуэлем? Тебе длинную или короткую версию? Выбирай. У меня времени вагон.

* * *

Сосед достает маленькие белые чашки, выкладывает на блюдо печенье. «С кем еще вы говорили? – спрашивает он. – В нашем районе ходит столько слухов. Одни говорят, что Самуэль был в депрессии и долго это планировал. Другие – что это просто несчастный случай. Третьи упрекают его девушку, как там ее? Лайда? Сайда? Точно, Лайде. Четвертые утверждают, что виноват друг Самуэля, тот здоровяк, что сидит в тюрьме, тот, который за деньги готов на все».

* * *

Впервые мы встретились в феврале две тысячи девятого. Я пошел на дело с Хамзой. Ему дали наводку, что одного чела можно найти на частной вечеринке в Лильехольмене[1]1
  Лильехольмен – район на западе Стокгольма. (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть]. Мы туда поехали, позвонили в дверь, девушка, которая нам открыла, не успела захлопнуть дверь, потому что Хамза сунул ногу в щель и прогнал обычную телегу о том, что мы знаем кого-то, кто знает еще кого-то, и что мы здесь, чтобы отметить ее новоселье. В конце концов нас впустили в тепло.

* * *

Сосед наливает кофе в чашки, протягивает блюдо с печеньем и говорит, что не так уж хорошо знал Самуэля. А вот его бабушку я знал. Когда соседствуешь с кем-то больше двадцати лет, хорошо узнаешь друг друга, это неизбежно. Встречаясь на улице, мы всегда здоровались. Спрашивали, как дела, говорили о погоде. Однажды долго обсуждали преимущества и недостатки установки системы геотермального отопления. Хорошая женщина была. Честная и прямая, упрямая и волевая. Ужасно жаль, что все так закончилось.

* * *

Следом за Хамзой я вошел в шикарную квартиру. Мы двигались из одной комнаты в другую, кивали людям, которые, вместо того чтобы поздороваться, смотрели в пол. Я недоумевал, что мы здесь делаем, ведь эти люди совсем не похожи на тех, кто ведет дела с Хамзой. Парни в пиджаках, девушки в туфлях, холодильник с цифровым дисплеем и функцией приготовления льда. Я думал, все пройдет быстро, Хамза просто найдет нужного человека, сделает то, что нужно, а я буду стоять рядом, давая понять, что обсуждать тут нечего.

* * *

Сосед отпивает немного и запрокидывает голову, чтобы проглотить кофе. Когда я в последний раз видел Самуэля? Когда он приезжал забрать машину. Помню, словно это было вчера. Четверг, утро, ночью прошел дождь. Я сидел здесь, слушал радио и вдруг увидел, что кто-то крадется там, рядом с почтовыми ящиками. Я встал и подошел к окну, чтобы было лучше видно.

* * *

В гостиной играла музыка. Гости танцевали скованно, словно манекены. Улыбались как человечки из «Лего». Но среди них был Самуэль. И сначала мне показалось, что у него случился эпилептический припадок. Он будто вибрировал в такт негромкой музыке. Потом опустился на колени и подпрыгнул, так еще гитаристы делают. Потом начал трясти головой из стороны в сторону, словно изображал колокол. До полуночи оставалось еще два часа, а Самуэль танцевал так, будто это была последняя слеш лучшая песня в мире.

* * *

Сосед встает и подходит к окну. Вот здесь я стоял. На этом самом месте. Было без двадцати девять. Смотрел туда, в сторону почтовых ящиков. В руке держал телефон. На случай, если это кто-то незнакомый, у меня имелся специальный номер, по которому я мог позвонить. Но вскоре я увидел, что это Самуэль. Он поднимался по пригорку с газетой и рекламными брошюрами в руке. В расстегнутом пальто, а под ним пиджак и рубашка. Он шел медленно, опустив голову.

* * *

Хамза двигался дальше. Я за ним. Мы нашли нужного человека, быстро поговорили, деньги перешли из рук в руки, все прошло быстро и гладко. Когда мы закончили, Хамза захотел утолить жажду. Мы пошли на кухню. Хамза налил два бокала себе и один мне. Осушил первый бокал и скорчил гримасу. Потом мы стояли молча. Никто с нами не заговаривал. Мы тоже помалкивали. Хозяйка квартиры иногда заглядывала на кухню, чтобы проверить, что мы ничего не сперли.

* * *

Сосед вытягивает скрюченный указательный палец. Видите вон ту березу? Там он остановился. Посмотрел на сгоревшие кроны деревьев и обгоревший дом. Помню, я подумал, что он выглядит бледнее обычного. Он поднял руку и слегка ударил себя по щеке – то ли разбудить себя хотел, то ли утешить.

* * *

Через несколько минут на кухню пришли Самуэль и девушка с пушком над губой. На футболке у Самуэля виднелись круги от пота, девушка была одета в какой-то красный плед без прорезей для рук. Она говорила о планах на вечер, о клубе в отеле «Рейсен», о том, что какой-то диджей сделал им вписку в «Грудан», а еще у какой-то Блудливой Карро дома вечеринка. Самуэль кивнул и наполнил бокал. Я подумал, что он тощий как скелет, мышц нет вообще. Хамза пошел отлить. Я остался. Хороший момент, чтобы что-то сказать. Сейчас можно было протянуть руку и представиться, как обычно делают на вечеринках. Как дела? – мог спросить я. Что тут происходит? Откуда вы знаете хозяйку квартиры? Что за диджей играет в «Рейсен»? Где живет Блудливая Карро? Но я промолчал. Просто стоял и думал, что надо что-то сказать. Ведь тогда для меня было не так привычно слышать собственный голос, как сейчас.

* * *

Сосед снова садится и наливает еще кофе. Потом прошло минут пятнадцать. Когда Самуэль вышел из дома, у него в руках был пакет, набитый так, что, казалось, ручки вот-вот порвутся. Он положил пакет на заднее сиденье машины и как раз собирался сесть за руль, когда заметил меня. Он поднял руку и помахал мне.

* * *

Подруга Самуэля вышла покурить. Самуэль открывал и закрывал кухонные ящики.

– Не знаешь, где тут ножи? – спросил он меня.

Я показал на набор ножей на подставке.

– Спасибо.

Самуэль взял с блюда арбуз, разрезал его пополам и спросил, хочу ли я кусочек. Я кивнул. Потом он обошел кухню, раздавая куски арбуза всем, кто захочет.

– Унылая вечеринка, – сказал он, вернувшись.

Я кивнул.

– Вы потом пойдете еще куда-нибудь?

Я пожал плечами.

– Хочешь попробовать отличную тему? Вот, засунь сюда руку.

Самуэль протянул мне половину арбуза. Я задумался, в своем ли он уме.

– Давай, говорю же.

– Зачем? – спросил я.

– Ты запомнишь этот момент.

И, сам не зная зачем, я вытянул руку и засунул ее в арбуз.

– Как ощущения? Странно, да? Приятно? Теперь моя очередь.

Никаких особых ощущений не было. Что-то мокрое. И хрустящее. Я вытащил руку из арбуза, Самуэль засунул свою. Окружающие смотрели на нас так, словно мы нассали в мойку. Но Самуэль только улыбнулся и спросил, не хотят ли они тоже попробовать.

– Вы будете об этом жалеть, – сказал он, когда они замотали головами.

* * *

Сосед вздыхает. Он стоял вон там. Рядом с бабушкиным «Опелем». Подняв руку в приветствии. И я чуть не помахал ему в ответ. Но потом увидел покрытый копотью сад, то, что осталось от бабушкиного чердака, черные пятна на крыше моего гаража. Вспомнил, чем все могло бы закончиться, если бы ветер дул в другом направлении. И отвел взгляд. Но это оказалось труднее, чем я думал. Мне даже пришлось сделать так, чтобы рука не замахала сама (прижимает левой рукой правую). Некоторые рефлексы сидят так глубоко, что их невозможно остановить. Ты так делал всю жизнь, это просто сидит у тебя внутри. Как и сексуальность.

* * *

Самуэль вытер руку и представился. Я не знал, как назваться, потому что, сопровождая Хамзу, я никогда не произносил свое настоящее имя. Однажды сказал, что меня зовут Эрьян. В другой раз представился Траволтой. Когда мы зарулили на частную вечеринку в Якобсберге[2]2
  Якобсберг – пригород к северо-западу от Стокгольма.


[Закрыть] в поисках сестер-близняшек, которые взяли в долг денег, чтобы спасти свой салон красоты, я назвался Хулабандулой. Я мог сказать что угодно, ведь, когда выглядишь определенным образом, никому не хватит духу сказать, что твое имя на самом деле не твое. Но когда представился Самуэль, я ответил, назвав свое настоящее имя. И приготовился к встречным вопросам. «Что ты сказал? Вамдад? Ванбаб? Ван Дамм? А, Вандад. Откуда это имя? Что оно означает? Откуда родом твои родители? Они что, политические беженцы? А ты родился здесь? Ты настоящий швед или только наполовину? Ты чувствуешь себя шведом? А насколько? Свинину ешь? А кстати, ты чувствуешь себя шведом? Вы можете вернуться домой? Ты там бывал? Каково это – вернуться домой? Может, ты чувствуешь себя иностранцем здесь и шведом там?» Когда народ замечал, что я не хочу говорить о своем происхождении, они пытались спрашивать про тренировки, нравятся ли мне протеиновые напитки или что я думаю о ММА[3]3
  MMA (от англ. Mixed martial arts) – смешанные боевые искусства.


[Закрыть].

* * *

Сосед отодвигает чашку с кофе и откашливается. Теперь, спустя время, я думаю, что мог бы помахать ему. На что бы это повлияло? Возможно, ни на что. День Самуэля начался бы чуть более приятно. Он был бы в чуть лучшем настроении, когда выехал на улицу. Но я же не мог знать, что мы видимся в последний раз.

* * *

Но Самуэль оказался не из таких. Он не пытался обсуждать происхождение или тренировки. А сказал только:

– Вандад? Как шах, который воевал с Чингисханом? Мощно.

А потом десять минут вещал о монголах. Сказал, что полпроцента мужского населения Земли – потомки Чингисхана просто потому, что он осчастливил слеш изнасиловал кучу девушек. Сказал, что империя Чингисхана была самой большой в мировой истории и что монголы убили типа сорок миллионов человек. Рассказал, что монголы наказывали жадных деревенских старост, заливая только что расплавленное, раскаленное золото им в естественные отверстия, пока тело не поджаривалось, как во фритюре. Я не мог понять, почему этот дрищ говорит со мной о монголах, как и не понимал, зачем я это слушаю. Но было что-то в том, как мы разговаривали, что-то новое. Ни слова о том, где работаем, где живем или где учились. Мы говорили только об оружии монголов, их технике ведения боя, преданности, лошадях. Вернее так: в основном говорил Самуэль, а я слушал. Но когда хозяйка квартиры пришла на кухню и увидела, что мы ведем глубокую беседу, она как будто стала иначе на меня смотреть. И мне понравился ее взгляд.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил я и подумал, что, может, он учитель истории.

– А я и не знаю, – с улыбкой ответил Самуэль. – Скорее всего, это из какой-то компьютерной игры. У меня дико странная память. Некоторые факты просто застревают в голове.

– Хотя бóльшая часть просто исчезает, – добавила его подруга, одетая в красный плед, которая вернулась с балкона, окруженная облаком дыма.

* * *

Сосед стряхивает крошки с клеенки и говорит, что уж он-то совсем не такой, как некоторые в этом районе. У меня нет предрассудков по отношению к людям из других стран. Никогда не понимал, зачем разным культурам изолироваться друг от друга. Обожаю путешествовать. С тех пор, как я вышел на пенсию, зиму провожу за границей. Индийская кухня очень вкусная. Здесь в рыбном отделе в «Консуме» работает парень из Эритреи, он очень славный. Для меня не было проблемой то, что в дом бабушки Самуэля начали селиться новые люди. Мне было абсолютно все равно, что некоторые женщины носили хиджаб. Но вот что мне не нравилось: они устраивали барбекю на террасе и выкидывали мусор в мой контейнер. Но это ведь не имеет отношения к их происхождению.

* * *

Когда вернулся Хамза, атмосфера на кухне изменилась. Теперь народ прижимал бокалы ближе к телу.

– Готов? – спросил я.

– Смотрел фильм «Все пидоры говорят “Нет”»? – спросил он.

– Почему пидоры говорят «Нет»? – поинтересовался Самуэль.

– Да это же гребаная поговорка, – ответил Хамза. – Книгу почитай, тогда не придется блистать незнанием элементарных вещей.

Мы с Хамзой ушли, я заметил, в каком он настроении, что-то в его движениях говорило о том, что вечер будет долгим. Я оказался прав, до конца вечера кое-что произошло, не могу точно сказать, что, но я подстраховал его, не предал, пообещал быть с ним до конца, и так и было, я поддерживал его, преданный, как монгол. Но по дороге домой пообещал себе сбавить обороты и поискать другой способ оплачивать квартиру.

* * *

Сосед жмет мне руку и желает удачи в попытках реконструировать последний день Самуэля. Единственное, что могу вам посоветовать, – будьте проще. Возьмите и расскажите, что случилось – без обиняков и не строя догадок. Я читал отрывки из других ваших книг, и мне показалось, что вы зачем-то все слишком усложняли.

Пансионат

Медсестра на первом этаже говорит, что не хочет, чтобы в книге значилось ее настоящее имя. Лучше назовите меня Микаэлой. Всегда хотела, чтобы меня так звали. У меня в детском саду была подружка по имени Микаэла, и я всегда ей завидовала, что она может произнести свое имя, и оно ни у кого не вызовет вопросов. Напишите, что я совсем не знала Самуэля. Видела его несколько раз на работе и всего-то открывала ему дверь, когда он навещал бабушку. Когда он был здесь в последний раз, я услышала стук в дверь, пронзительный звук, который резал слух, а когда вышла, там стоял Самуэль и стучал по стеклу ключом от машины. Раньше я давала ему код, а однажды даже рассказала о специальном правиле, которое использовала, чтобы его запомнить, но теперь он снова там стоял и стучал, а увидев меня, пристыженно улыбнулся. Он выглядел так, словно только что проснулся. В руках у него был набитый до отказа пакет, стекло около его рта запотело, и помню, я подумала, сколько же он там простоял, пытаясь вспомнить код.

* * *

Ничего особенного. Честно. Будь это важно для нашей истории, я бы рассказал. Перебранка. Небольшие разборки. Хамза встретил парня, который был должен ему денег, и они не могли договориться о размере долга. Пришлось загнать его в сортир и напомнить сумму. Ничего серьезного, думаю, он даже заявление не подал. Просто обычный вечер, который закончился тем, что мы позвонили знакомому водиле такси и он быстро и без проблем довез нас домой без чека. Хамза посмеивался, сидя на заднем сиденье, он был доволен, отсчитал мою долю и, как обычно, сказал, что нам надо объединиться, начать свое дело, а не пахать на других. Но я подумал, что сыт этим по горло.

* * *

Микаэла улыбается, когда я спрашиваю о ее правиле. Ну, это звучит диковато, когда я о нем говорю, но ведь так эти правила и работают, чем страннее, тем лучше, а код в то время был четырнадцать семьдесят два, и мне всегда казалось, что эта работа похожа одновременно на начало мировой войны – четырнадцать – и захват заложников в олимпийской деревне – семьдесят два. Два раза я рассказывала об этом Самуэлю, потому что устала открывать ему дверь, а теперь все равно пришлось, я открыла, поздоровалась и спросила, не помнит ли он правило. – Какое правило? – удивился он.

И я подумала: ну, ладно, одно дело – не помнить код, другое – не помнить правило. Но даже не помнить, что слышал правило, – это уже из ряда вон. Наверное, я даже подумала: похоже, это у них семейное, увидимся здесь через несколько лет.

* * *

Позднее на той же неделе я связался с фирмой по грузоперевозкам. Я знал несколько человек, которые смогли быстро туда устроиться. Блумберг сидел в желтой спортивной кепке и наушниках, окруженный папками, и, когда я вошел и представился, он смерил меня взглядом от одного плеча до другого.

– Водительские права есть?

Я кивнул.

– Шведское гражданство?

Я кивнул.

– Когда сможешь начать?

* * *

Санитар на втором этаже охотно соглашается, чтобы в книге сохранилось его собственное имя. Меня зовут Гурпал, но все называют меня Гуппе. Фамилию тоже сказать? Напиши, что мне тридцать восемь, я не женат, люблю гулять, смотреть кино про космос и слушать Ар Келли, только кроме самых пошлых песен. Я работаю здесь два, почти три года, но это временно, вообще-то я музыкант, у меня дома небольшая студия, я сам все сделал, оборудовал кладовку и записываю там свои песни, это современный соул, но на шведском, много струнных и фоно, все это приправлено влияниями музыки бхангра, хип-хоп битами и мелодичными припевами. Один кореш описал это как быстрый трипхоп, пропущенный через джазовый соул-фильтр, городская поп-музыка, маринованная в классическом бибопе с вкраплениями джангла. Когда я рассказываю, звучит безумно, но я с удовольствием пришлю несколько треков, если захочешь послушать.

* * *

Прежде чем мы пойдем дальше, я хочу больше узнать о тебе. Как эта идея пришла тебе в голову? Почему ты хочешь рассказать именно о Самуэле? С кем еще ты говорил?

* * *

Гуппе говорит, что у него как раз заканчивалась смена, когда Самуэль вышел из лифта. Шел десятый час, но бабушка была на ногах с семи утра и спрашивала о нем каждые десять минут. Теперь же, когда он наконец приехал, она уснула.

– Как она? – спросил Самуэль, с трудом сдерживая зевоту.

– Кажется, сегодня хороший день. Ты тоже к нам переезжаешь?

Самуэль улыбнулся и посмотрел на пакет, набитый, как мешок с мусором.

– Не-а, просто привез ей кое-что из дома. Разные памятные вещи. Подумал, они могут пригодиться.

– Тебе или ей?

– И мне, и ей. Слышал вот это? Настоящая классика.

Самуэль достал из пакета компакт-диск. На обложке прозрачный игрушечный рояль, полный конфет.

– «Услада для ушей – 7»?

Самуэль кивнул.

– Это Ларс Роос[4]4
  Ларс Роос (р. 1945) – шведский пианист.


[Закрыть]. Также известный шедеврами «Услада для ушей» с первой по шестую. Когда я был маленьким, бабушка постоянно его слушала.

Самуэль пошел к бабушке, она спала перед телевизором в комнате отдыха. На ней были белые туфли, тонкая бежевая куртка и юбка, не помню какого цвета. Рядом стоял чемодан. Я пытался объяснить, что он ей не нужен, она же только съездит в больницу и вернется. Но она не слушала, настаивала, что должна взять его с собой, и, если я чему-то и научился за время работы здесь, так это не пытаться убедить ее в чем-то, когда она уже приняла решение. Она часто повторяла: «Я не упрямая. Но я никогда не сдаюсь».

* * *

О’кей. Не горячись. Убери свое резюме. Мне наплевать, какое издательство тебя печатает. Насрать, что ты писал раньше. Просто интересно, что в твоей собственной истории делает тебя тем человеком, которому стоит все рассказать. Почему ты хочешь написать именно о Самуэле?

* * *

Гуппе говорит, что Самуэль несколько минут постоял, глядя на бабушку, а потом разбудил ее. Она храпела. Спала сидя, и рот у нее был открыт вот так (широко разевает рот, словно хочет, чтобы глотка загорела в свете люминесцентной лампы). Рядом стоял чемодан, и когда Самуэль его открыл, оттуда вывалились подсвечники, лопатка для торта и два пульта дистанционного управления. Самуэль погладил ее по щеке (два раза проводит рукой по собственной щеке, закрывает глаза), она вздрогнула и протерла глаза. Посмотрела на внука. На мгновение показалось, что она его не помнит. Потом улыбнулась и воскликнула (руками изображает крылья самолета):

– Ну наконец-то!

А потом:

– Вот это сюрприз!

Они пошли в ее комнату. А когда снова вышли, на Самуэле была потертая коричневая меховая шапка. В одной руке он держал чемодан и пакет, другой поддерживал бабушку.

– Ну, мы поехали! – прокричала она и помахала рукой. – Приятно было повидаться!

Она казалась счастливой, как никогда раньше (произносит с грустным видом).

* * *

О’кей. Понял. Мне очень жаль. Не знаю, что еще сказать.

* * *

Гуппе говорит, что стоило бабушке поселиться в пансионате, как она обвинила всех смуглых мужчин, которые там работали, в воровстве. Она была убеждена, что по ночам мы проникали в ее комнату и крали жемчужные ожерелья, и неважно, сколько раз ее дети и внуки говорили, что ожерелья хранятся в банковской ячейке. Я даже не знаю, были ли у нее вообще жемчужные ожерелья, но шкатулку с металлическими украшениями она прятала под кровать, а спустя два часа нажимала на тревожную кнопку и заявляла, что ее снова ограбили. Родственники извинялись, уверяли, что раньше она такой никогда не была, рассказывали истории о том, как она работала учительницей в бедном районе и основала в своем церковном приходе общество, которое собрало сотни тысяч крон на постройку школ в африканских странах. Она торговала на блошиных рынках и рвала простыни на тряпки, чтобы их можно было использовать как повязки в румынских больницах, а однажды, когда ее знакомый в детском доме в Латвии не смог найти шофера, чтобы перевезти автобус зимней одежды, она организовала все так, что это сделал ее старший сын, а она отправилась с ним, они вдвоем поехали в Латвию и привезли коробки с одеждой в детский дом. Через какое-то время стало даже странно слушать, как ее родственники перечисляют все это, я слушал одни и те же истории снова и снова от разных членов семьи, как будто они хотели восполнить что-то, как будто не понимали, что мы профессионалы. Мы привыкшие. Существуют проверенные методы работы. В каждой комнате живут растерянные бабушки и дедушки, и когда они нажимают на тревожную кнопку и говорят, что в туалете прячется кто-то страшный, мы завешиваем тряпкой зеркало. Когда они говорят, что какой-то старик шпионит за ними в окно, мы задергиваем шторы. Дедушкам нельзя самостоятельно бриться, потому что есть риск, что они придут на завтрак без бровей. Флаконы с олазолем нельзя оставлять без присмотра, потому что тогда их выпивают. Бабушка Самуэля была совсем не так плоха. Напротив, она была из тех, чье настроение менялось чаще всего.

* * *

Когда это случилось? Вы были близки? С родственниками общаешься?

* * *

Гуппе рассказывает, что однажды, когда бабушка была в особенно плохом настроении, мама Самуэля попыталась оставить ему чаевые. Протянула сто крон и сказала, что ей стыдно за все те вещи, которые мне пришлось выслушать. Я посмотрел ей в глаза и доброжелательно, но решительно сказал:

– Уберите это.

Потому что можно стерпеть, когда тебя называют «каким-то арабом» или «башкой в тюрбане», в каком-то смысле это даже лучше, чем стоять там как идиот и получать подачку за хорошо выполненную работу. Когда я пришел домой и рассказал об этом жене, она обозвала меня бестолочью за то, что я не взял деньги. Тогда мы только что купили таунхаус, близнецам было полтора года, а все эти подгузники, соски и влажные салфетки стоят денег. Вечером я долго лежал без сна и думал, стоило ли взять ту сотню. Но и сегодня я поступил бы так же. Я сказал «жена»? В смысле, бывшая жена.

* * *

Понимаю. Просто интересно, зачем ты потратил столько времени. Почему не пришел раньше? Почему сначала поговорил с Лайде, Пантерой и одногруппниками Самуэля, а не со мной? Как можно было надеяться, что персонал дома престарелых, где жила бабушка Самуэля, поможет тебе понять, что произошло? Какое отношение к случившемуся имеет бабушкин сосед? Если я буду в этом участвовать, то всю дорогу, от начала до конца, потому что никто не знал Самуэля лучше меня.

* * *

Гуппе говорит, что приготовил утренний кофе и позвонил в колокольчик. Потом я посмотрел в окно и увидел, что Самуэль с бабушкой еще не уехали. Они шли к машине. Держась за его руку, она дохромала до места водителя, чтобы сесть за руль. Самуэль отвел ее к пассажирскому сиденью. Потом помог пристегнуться, закрыл дверь, убрал чемодан и пакет на заднее сиденье и выдохнул так, как и я, бывает, делаю. Будто собирался с силами перед следующим таймом. Я делал так же после долгого рабочего дня. А он всего лишь провел двадцать минут с собственной бабушкой. Затем снял меховую шапку, похлопал себя по щекам и сел за руль.

* * *

Кстати, кто из соседей это был? Дед из тридцать второго дома? Он каждую зиму ездит в Таиланд и трахает там шлюх. Точно тебе говорю. В том числе молодых шлюх, чуть ли не малолеток. Шлюх, которым платит, чтобы они говорили, что им двенадцать, только тогда его жалкий дряхлый член встает. Он проводит там каждую зиму, запирает дом и ставит таймеры на все лампочки, его нет два-три месяца, а потом он возвращается с новыми фотками шлюх, которых трахал, распечатывает их и вешает на доску в своем кабинете как открытки. Так и есть, мы в окно видели. Самуэль называл эту доску «Стеной позора». Подозреваю, что дед все и поджег. Он ненавидел всех, кто там жил. И, казалось, совсем не удивился, когда приехали пожарные.

* * *

Гуппе говорит, что машина тронулась и некоторое время двигалась туда-сюда, туда-сюда. И только попытки с пятой Самуэлю удалось выехать с парковочного места и свернуть в сторону моста. Потом двигатель набрал обороты, и автомобиль понесся вниз по холму. На слишком высокой скорости. Запомнил бы я это, если бы на следующий день не услышал, что произошло? Не знаю. Вряд ли. Тогда я видел его в последний раз (выглядит на удивление расстроенным, ведь они были едва знакомы). Если хочешь поговорить с бабушкой Самуэля, приходи, когда она выздоровеет. Но, к сожалению, не думаю, что она сможет чем-то помочь. Она все дальше уплывает в туман.