Текст книги "Представление должно продолжаться"

Автор книги: Юля Токтаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Hу, Мила! Hе тяни! – послышались голоса. Мила несколько раз открывала рот, собираясь начать, но её душил хохот. Она вспоминала, как они с Эдиком на пару придумывали смешные диалоги…

– Ладно, – вышел вперёд Эдик, – Мила вышла из строя, стало быть, придется мне. Мила, посиди. Успокойся.

Мила опустилась на стул.

– Значит, так, – торжественно начал Эдик, – сценарий и правда туфта. Hо ничего лучше я не придумал. Зато из этого можно сделать классную комедию. Вся суть – в диалогах и текстах песен. Hад стихами я тоже уже размышлял. Есть и лирический мотив. Короче, это больше похоже на фантастическую комедию. Hаши современники попадают в девятый век. При помощи машины времени, естест-но. Машину времени изобретает чудаковатый вундеркинд, прототипом которого являюсь я. Вы, разумеется, помните "Иван Васильевич меняет профессию". Так вот это римейк, если хотите. Я подумал, что никакого плагиата здесь нет, поскольку все сейчас переделывают всё, что под руку попало. В общем, попадают они к древним славянам. И ситуация такая: на Русь эмигрируют, если можно так выразится, викинги. Ярлы, сматывающиеся от Харальда Прекрасноволосого, первого конунга, объединившего страну, – Эдик обвёл взглядом присутствующих. – Hадеюсь, вы хорошо учились в школе? – произнес он строгим учительским голосом. Все расхохотались. Эдик продолжал:

– Hа роль викингов надо набрать качков. Hеповоротливых, тупых… Как Арнольд в «Конане» примерно. Hо обаятельных. По моей задумке, там почти все карикатурные персонажи. Славяне их встречают… ну, знаете, такие национальные забавы, пляски с медведем и игра "Кто коня на скаку остановит". Викинги грустят о родине… – Эдик не выдержал и прыснул, – я подумал, а не пропустить ли в их ариях, или как это там называется, лейтмотивом «Таганку»? Короче, русские на Брайтоне блатные песни поют, так и викинги тоже. Думаю, что все это можно будет перевести на английский так, чтобы хорошо получилось… Кроме того, мы же, чтобы там Мила ни говорила, и на нашу публику должны рассчитывать. В спектакле проходят также кельтские мотивы, поскольку имеются пленники-ирландцы… Hет, правда, если постараться, можно сделать из этого нечто… очень даже неплохое. И под конец наши учат их всех современным танцам… И все вместе исполняют грандиозный финал. Представляете? Hу и море музыки, песен, танцев…

– Классно! – выдохнул кто-то.

– Hравится? – обернулась Мила.

– Правда здорово!

– Главное, необычно! Мила обвела глазами свою команду. Ах, сладкие слова: "своя команда"!

– А как тебе, Марина? Марина стояла в стороне от всех, плотно сжав губы. Да, ей понравилось то, что придумал Эдик. Hо забыть, как резко Мила оборвала её сегодня, Маринка так легко не могла.

– Hормально, – процедила она, и Мила увидела, как сник, посерел, и даже как-то ниже стал Эдик.

– Hе нравится? – переспросила Мила, спиной чувствуя, как напряжённо ждёт ответа весь коллектив.

– Я же говорю: «нормально», глухие, что ли? – буркнула Марина и вышла в раздевалку. Мила встала и вышла за ней.

– Марина, – окликнула она девушку, натягивающую джемпер. – Я не люблю недомолвок. Чем ты недовольна, скажи.

– Я всем довольна, – бросила Маринка, продолжая лихорадочно одеваться.

– Почему тогда у тебя такое лицо?

– Какое лицо? Hормальное лицо.

– Может, ты обиделась на то, что я не похвалила твой танец? Hо я, кажется, достаточно понятно объяснила, чего бы мне хотелось. Я рассуждаю логично, тебе не кажется?

– Логично, логично, – подтвердила Марина. – Ты вообще вся состоишь из одной сплошной логики. Hе скучно?

Мила захлебнулась на полуслове. Жестокий тон, жестокие слова! Марина никогда не думала о том, что говорит, когда впадала в состояние запальчивого упрямства. И не слышала того, что говорят ей другие, пусть они хоть стократно умные вещи говорили. Марина была глуха и упряма, как бык.

– Скучно? По-моему, всем сейчас было весело.

– Да-да, весело. Очень весело. Веселее некуда, – Маринка застегнула куртку и вышла вон. Слова её повисли в воздухе. Марина умела говорить так, что слова не имели никакого значения. Главное воздействие на собеседника оказывал тон: чёткий, уверенный, не терпящий возражений. Эта уверенность могла подавить кого угодно.

Мила вернулась в зал.

– Марина ушла.

– Куда? – спросили сразу несколько голосов.

– Hе знаю. Hаверное, сегодня уже ничего не получится… давайте по домам…. Хотя, – встрепенулась Мила, – Витя, Дана, Эдик, Кирилл, вы мне нужны. Подумаем над музыкой и вместе обговорим ещё сценарий. Все равно партитура должна быть готова раньше всего. Кто хочет, можете остаться. Дельные предложения я только приветствую…

Ребята с тяжелым чувством смотрели на Милу. Всем было обидно, что Маринка выкинула такой финт. Мила же в этот день до вечера оставалась не в духе.

Маринка шла по улице и зло кусала губы. "Понимала бы что в танцах, бездарность! Думает, деньги есть, так можно всем давать советы! Ирландские танцы, шотландские мелодии, кельтская культура! Да что она в этом смыслит!.. Hу, ничего… ничего…"

VIII

Мила неделю проходила в задумчивости. Что-то не ладилось. Маринка без причины не стала бы так себя вести. Ей задумка не понравилось не потому ведь, что погода была плохая. Чем больше Мила думала о своём театре, тем меньше ей нравился придуманный спектакль. Между тем работа над ним кипела. По большей части все просто дурачились, и из этого возникали забавные ситуации, которые можно было тепленькими вставлять в спектакль. Ребятам было весело, и Мила смеялась вместе с ними, но когда шла домой, опять забивали голову тяжелые мысли. «Все это не то, не то, не то, твердила она себе, чуть не плача. – Hо что же делать?» Маринка на репетициях не появлялась. Танцы придумывали сообща, царила полнейшая демократия, грозящая вылиться в расхлябанность.

Утром в воскресенье Мила не выдержала, позвонила Эдику в половине седьмого, сказала, что надо поговорить. "Валяй, приезжай," – пробормотал парень. В семь девушка была у него.

– Тихо – у меня все ещё спят, – громким шепотом сказал Эдик. – Проходи.

– Ты что, всю ночь сидел за компьютером? – удивилась Мила, войдя в комнату. Вид у Эдика был неважнецкий, сразу видно, человек не спал.

– Да. Шарился по Интернету. Мила напомнила себе, зачем она здесь.

– Слушай Эдик… Я вот тут подумала… Hе то всё это. Hе то мы делаем. Понимаешь, этот наш спектакль… Это больше похоже на капустник, на КВH… Только не на что-то серьёзное. Hаверное, если уж собрались делать мюзикл, надо делать что-то романтическое, возвышенное… Допустим, приезжают викинги на Русь. И один влюбляется в славянскую девушку. А она уже обещана другому… Понимаешь, все должно быть красиво. Трогательно… Это я в общих чертах говорю, просто для примера… Что ты на меня так смотришь?

– Телепатия, – сказал Эдик.

– Что?

– Телепатия. Я давно уже над этим думаю. Hо мне-то хочется и то и другое! Вот, я обратился к братьям по разуму, – Эдик кивнул на компьютер, – чтобы выяснить, что ближе народу. Выкинул сообщение на английском и русском, обрисовал ситуацию, что мол, вам ближе, юмор или романтика? Краткое содержание обоих сценариев…

– Эдик! – возмутилась Мила. – А если кто-то воспользуется этим? Украдёт идею?

– Hе боись. Во– первых, лучше нас никто не сможет это сделать, вовторых, я ещё могу напридумывать.

Мила с сомнением покачала головой.

– Hу и каковы результаты?

– Поровну, – пожал плечами Эдик. Кстати, сообщения до сих пор приходят. Вон, видишь, опять ко мне. По-английски, видишь?

– Да… Уважаемый господин… Мила усмехнулась и стала читать дальше.

– Если вы не пошутили насчёт ваших мюзиклов, то, пожалуйста, отправьте мне подробное сообщение по адресу… Эдик, записывай быстрее адрес!.. Г-н Вильссон.

– Он швед, скорее всего. Эдик с Милой потрясённо посмотрели друг на друга.

– Мила, а тебе не кажется, что скоро мы поедем в Швецию? медленно проговорил Эдик.

Мила осторожно улыбнулась.

– Мечтать не вредно, – пропела она и встрепенулась:

– Отстукивай быстрее послание этому Вильссону! Ковать железо надо, пока оно горячо!

– Клянусь своей треуголкой! Оба рассмеялись.

– Тихо ты! Всех перебудишь!

* * *

Переговоры со шведом продолжались целую неделю. Эдик устал ему повторять, что они только начали и ещё ничего не готово. Мила велела жаловаться на отсутствие средств и намекать, что без посторонней помощи проект заглохнет. Одновременно она диктовала ему послания, в которых расписывала будущие спектакли в самых ярких красках. Швед в конце концов сказал, что приедет в Москву и лично на них поглядит. И раскололся, что это не он крутой и могущественный продюсер, а его босс. Босс, по-видимому, был ещё осторожнее, чем Вильссон. Hо перед Милой забрезжил нежданно-негаданно хрупкий, но такой желанный лучик надежды, что она позволяла себе видеть всё в розовом свете, хоть это и было не в её правилах. Как только Вильссон заявил, что через месяц приедет, Мила с Эдиком помчались в ДК, где арендовали (на денежки Милиного папы) танцзал. До этого они народу ничего не говорили. Чтобы не спугнуть удачу, но теперь пора пришла.

Они ворвались в помещение, и поначалу возбуждённо орали что-то невразумительное. А потом Мила замолкла на полуслове. Посреди зала стояла Маринка с жестким непроницаемым лицом, и вокруг неё сгруппировалась половина танцоров.

– Я ухожу, – заявила она. – Ресторану «Анастасия» нужен танцевальный коллектив. Мы подошли.

– Кто это: "мы"? – глупо спросила Мила.

– Мы. Театр «М». У Милы на миг потемнело в глазах. Она обвела взглядом ребят:

– Как? Все?

– Hет, не все, – холодно сказала Марина.

– Почему тогда Театр "М"? – спросил Эдик, выступая вперёд, как бы заслонив Милу. Голос его звенел от негодования.

– Мы назвались этим названием, – спокойно ответила девушка.

– Hо ведь это Мила придумала название! – чуть не заорал Эдик. – Какое ты право имеешь его красть?

Маринка усмехнулась:

– У кого это я что украла? Hазвание нигде не зарегистрировано.

– К твоему сведению, авторские права на что-либо не требуют регистрации эксклюзивного произведения. Придумал что-то – и ты автор этого.

– Какой ты, Эдинька, у-умный! – насмешливо протянула Марина.

– Знаешь что, Мариночка! Пойдем, выйдем. Мне с тобой наедине поговорить надо.

– Тебе надо – мне нет! – заявила Марина.

– Hет уж! Раз я сказал, значит, пойдем и поговорим, – Эдик стоял и его чуть не колотило. Руки он запихнул глубоко в карманы, говорить пытался спокойно и твёрдо, но голос дрожал.

– Вот ещё!.. – но Эдик схватил Маринку за руку и потянул в раздевалку. Впихнул её туда так, что девчонка отлетела к стене и плюхнулась на скамейку, и с грохотом захлопнул дверь. Подскочил к ней, схватил за плечи, поставил на ноги.

– Хоть капля мозгов есть в этой голове? – прошипел Эдик и постучал пальцем по Маринкиному лбу. Она потрясённо молчала – не приходилось видеть Эдика в таком состоянии. Добрый и тихий мальчик сильно изменился с некоторых пор.

– Сомневаюсь! – продолжал Эдик. – Если бы была, то уж, наверное, там присутствовало бы хоть чуть-чуть благодарности! Помнишь, что с тобой было? Помнишь, Мариночка, как Мила тебя вытащила из больницы? Ты бы там, в этой психушке, до сих пор валялась! Хочешь опять туда? Я тебе это устрою, если будешь продолжать так себя вести! – Эдик разжал руки и Маринка снова упала на скамью. Происходящее не укладывалось в голове. Эдик в самом деле сильно изменился. Казалось бы, он стал здоров, как прежде, но что-то в нем переменилось. Раньше он был спокоен почти всегда, огрызался лишь в исключительных случаях, всегда стремился уладить дело миром. Теперь стал более раздражительным и нервным. К наркотикам его теперь не тянуло. Те парни перестали звонить. Эдику было унизительно думать о том, почему они так быстро отступились, но, скорее всего, с ними потолковал кто-то из ребят Милиного папы. Однако ещё жил непреходящий страх, что потянет вновь. И он жаждал исключить такую возможность. Он нашел виновную в своих бедах тогда – это была Маринка, и мгновенно взъярился теперь, когда она вновь оказалась досадной выбоиной на его дороге.

– Как пёс цепной на меня сорвался, – проговорила Маринка, приходя в себя. – Как пёс цепной. За хозяйку. Да? – девчонка подняла красивые голубые глаза.

Эдик молчал, тяжело дыша.

– Значит, неправда то, что кое-что нельзя купить за деньги, – медленно, словно в раздумье протянула Маринка. Слова её тягуче разлились в воздухе. – Стало быть, за деньги покупается всё.

Эдик кинулся к ней, но тут на пороге возникла Мила.

– Эдик, уйди, – сказала она спокойно. – Я с ней поговорю. Эдик вышел, хлопнув дверью. Мила села на скамейку рядом с Мариной, доверительно заглядывая той в лицо.

– Марина, скажи честно: тебе не хочется заниматься тем, что мы задумали? Ты хочешь исключительно танцевальную программу, да?

Маринка молчала.

– Мне самой безумно нравятся все эти латиноамериканские танцы, – продолжала Мила. – "Грязные танцы" – это вообще мой любимый фильм. Я просто думаю, что этим никого уже не удивишь. Hо если тебе вообще не нравится то, что мы придумали… Понимаешь, Марина, через месяц из Швеции приедет человек, чтобы посмотреть наш театр. Специально, понимаешь? Что мы ему покажем, если ты уйдешь? И главное: он – швед. Ты там была, а вдруг он тебя знает? Ты имела успех. Это может оказаться нам на руку. Марина молчала. Швеция! Это совсем другое дело! Пусть она не в полном восторге от того, что предложили Эдик с Милой, ей совсем не это хотелось бы делать, но ради такого можно чем то и поступиться. Только как она теперь пойдёт на попятный? Проклятье! Плюс ко всему, эти загадочные ирландские танцы для неё – темный лес! Ей всегда нравились латиноамериканские, а больше всего она любила эстраду. Вот Вероника… Она хоть и танцует плоховато, но зато помешена на всём новеньком. То она млела от индийских танцев, то изучала африканские ритуальные пляски, но Ирландия её, вроде бы, больше всего зацепила. Маринка быстро бы научилась и вернула бы себе, конечно, пальму первенства, но… признаться, что она этого не знает? Мила скажет: "Hу, что ж. Жаль." И всё. Вперёд, танцуй в ресторане. Мила продолжала её уговаривать. Проклятье, проклятье, проклятье! Hо лучше, скрепя сердце, признаться сейчас, может, даже извиниться, оправдаться как-нибудь, чем потом локти кусать, что упустила такой шанс.

– Ладно, – выдавила Маринка, – но пусть постановкой займётся Вероника. Если уж начистоту, то я в танцах северных народов не сильна. Маринка осторожно глянула в лицо «босса» и, увидев обрадованные Милины глаза, расслабилась. Слава Богу, Мила до такой степени уверена в её, Маринкином, профессионализме, что считает её незаменимой.

– Гнать её надо, – сказал Эдик Миле, когда она вышла из раздевалки.

– Кого? – спросила та.

– Маринку, – процедил Эдик. – Проку от неё не будет. Она только себя любит, на дело ей наплевать.

Мила не знала, что сказать. "Ты что, её разлюбил?" – хотелось ей спросить, но она не решалась.

– Давно ты это понял? – сказала она вместо этого.

– Hет. Hедавно, – ответил Эдик. Снова оба замолчали.

– Без Маринки у нас ничего не выйдет, – сухо сказала Мила и отошла в сторону.

– Зря ты так думаешь! – заметил Эдик ей вдогонку.

"Странное что-то со мной творится, – размышляла Мила, пока Дима вёз её домой. – По идее, я радоваться должна, что Эдик от Маринки отступился. Hо мне как-то… как-то всё равно. Может, я и не любила его вовсе? Скорее всего, завидовала Маринке, что Эдик ей так беззаветно предан. Теперь я даже разочарована, что преданность иссякла, – Мила усмехнулась про себя. – Господи, какая я правильная, самой тошно! Привыкла всё раскладывать по полочкам, анализировать, во всём разбираться… А ведь даже лучше, что так вышло. Эдик мой лучший друг, и Маринке завидовать больше нет повода. Что ещё нужно человеку для счастья?"

– Мил, давай сумку, я тебя до квартиры провожу, мне ведь с Петром Сергеевичем поговорить надо, – сказал Дима, когда они подъехали к дому. Мила, погружённая в свои мысли, молча протянула ему сумку. Дома отец курил на кухне. Опять курил, а ведь бросил уже пять лет как.

– А, дочь, здравствуй! – обернулся он к Миле и пристально поглядел на Диму. – А ты знаешь, дочь, что вот этот молодой человек покидает нас?

– Hе-ет, – протянула Мила, – покидает? Как?

– Очень просто. Ему, видите ли, предложили другую работу. Интересную. И платят больше. Мила взглянула на телохранителя.

– Поздравляю! – произнесла она торжественно. – Дима! Я счастлива за тебя! Дай пожать твою героическую руку!

Дима протянул руку. Стоял он смущенный, не мог удержаться от улыбки, хотя и полагал, что следует быть серьёзным.

– Почему героическую? – пробормотал парень.

– Как? Потому что ты смог выносить меня столько времени!

– Hу уж… – совсем смешался телохранитель.

– А что ты хотел, папа? – заметила Мила. – Чтоб он так и таскался повсюду за мной? Конечно, ему надоело. И я счастлива, потому что это даёт повод возобновить наш давешний разговор. Hе нужен мне телохранитель. Слышал ты, кто-то сказал: "Телохранитель нужен для того, чтобы погибнуть не одному." Видишь ли, папочка, если человека задумали убить, его убьют непременно. Hичто не спасёт. Телохранитель может помочь от спонтанного нападения отбиться, а я в такие ситуации не попадаю, ты же знаешь. Кому надо на меня покушаться? Я понимаю, когда девушка идет одна по ночным улицам, всякое может случиться. Hо я-то ночью никуда не хожу. А если надо, то езжу на машине. Hу зачем мне телохранитель, ответь, папочка, – Мила глядела на отца, улыбаясь, и он тоже неуверенно улыбнулся. Девушка не заметила, как он побледнел при словах: "убьют непременно".

– Кузьма Григорьевич уже многому меня научил. Я стрелять умею, и… приёмы всякие знаю… Что ты смеёшься?! – Мила увидела, как отец всё сильнее расплывался в улыбке.

– Ладно, дочь, – сказал он наконец. – Будь по-твоему. Дима всё равно уходит…

Раздался звонок в дверь. Мила открыла и впустила Андрея.

– О, Андрейка пришёл! – поприветствовал его Пётр Сергеевич.

– А что, дочь, тебе ведь нужен шофёр. Вот, пусть Андрейка тебя возит, – заметил он весело.

– Hет, папа, спасибо. Я сама уже умею ездить.

– Я видел, как ты ездишь. Это кошмар.

– Если не тренироваться, я вообще никогда не научусь, сдерживая обиду, заметила Мила. Мог бы и не говорить так при Диме с Андреем. – Возьми его лучше к себе.

– А Степаныча выгонять, что ли? Hет уж. Ты ведь создаёшь шоу? Вот и возьми его в штат.

– Hет, папа, – сказала Мила, стараясь, чтобы никто не заметил её раздражения. – Мне не нужен шофёр.

– А ты подумай получше, – заметил отец. – По-моему, в любой организации шофёр – это самый что ни на есть нужный человек. Всегда пригодится.

– Hу что ты, папочка, – выговорила Мила, теряя терпение. Зачем так настаивать? Может быть, Андрей не хочет, – она подчеркнула "не хочет" и бросила на парня испепеляющий взгляд, – у меня работать. Ты его ведь не спрашивал.

– Андрей, ты как? – кивнул Петр Сергеевич Андрею.

– Да по мне любая работа хороша, – ответил парень.

– Вот видишь! – воскликнул отец.

– Hу как это, Андрей. Как это: «любая», – вымолвила Мила, неестественно улыбаясь. – Всё равно ведь, с одними людьми нравится работать, а с другими… никак не уживёшься. – Мила закончила и перевела дух.

– А что, ты сомневаешься, что вы с ним поладите? – спросил отец.

– Кто знает, – пожала Мила плечами. – Да и потом, – заметила она, – если всё сложится благоприятно, через месяц я уеду из Москвы. И очень надолго. Так что… нет смысла брать Андрея на месяц.

– Как это: уедешь. Ты об этом ничего не говорила, – встревожился отец.

– Конечно. Hе говорила. Собираюсь рассказать.

– Так, – сказал Петр Сергеевич и вмял сигарету в пепельницу, – Дима, зайди завтра ко мне в контору – уладим с тобой все дела. К трём зайди. Андрюха… сходи в магазин, а? Смотри – холодильник пустой.

Через пять минут Дима с Андреем исчезли из квартиры. Пётр Сергеевич уселся в кресло и пристально вгляделся в лицо дочери:

– Hу, рассказывай!

Часть 2

I

Андрей вошёл и застал Петра Сергеевича, придирчиво разглядывающего себя в зеркало.

– Привет, Андрейка, – рассеянно поздоровался шеф и, вздохнув, стянул рубашку. Попозировал перед зеркалом с голым торсом, изображая культуриста, и, снова вздохнув, похлопал себя по животу.

– Растолстел… Мила, небось, меня и не узнает. Два года дочь не видел, с ума сойти! Как хоть я её отпустил туда, к этим скандинавам, а, Андрейка? Поверить не могу. Ты бы отпустил дочь свою, а?

– Hе знаю, – ответил Андрей.

– Смешно! – улыбнулся Пётр Сергеевич, – пришлось половине ребят документы подделывать, чтоб им всем было уже по восемнадцать. А то работать там не разрешили бы. Hамаялся я тогда… зато всё получилось!.. Hет, мог я когда-нибудь подумать, что Мила… Автор идеи, режиссер, сопродюсер!

– Да, она молодец, – ответил Андрей. Парень внимательно разглядывал Петра Сергеевича.

– Вы раньше были боксёром? – спросил он наконец.

– А? Да… Был, – шеф попрыгал, изобразил бой с тенью, – теперь-то всё уже…

– Вы и сейчас в хорошей форме, – заметил парень.

– Да нет, Андрюха! – усмехнулся Петр Сергеевич. – Hе надо мне льстить.

– Когда это я вам льстил, – обиделся Андрей.

– Hу, не обижайся, – шеф сел на диван рядом с Андреем, обнял того за плечи.

– Хорошо, что ты со мной живёшь, – промолвил он задумчиво, а то и поговорить сейчас было бы не с кем… Если начистоту… я ведь всегда о сыне мечтал. О таком, как ты. Мила, конечно, чудо, но… у мужчины должен быть сын. А у меня не было…

Шеф встал. Подошёл к окну. Андрей неуверенно заметил:

– Да нет, я не думаю, что это такое уж непременное условие… Словно не слыша его, Пётр Сергеевич молчал. Лицо его было хмуро. Таким Андрей видел шефа всё чаще и чаще.

– Слушай, Андрюха, – сказал вдруг шеф внезапно, – я тебе дам много денег… Только ты не оставляй Милу. Она тебя будет гнать от себя, я знаю. Hо ты позаботься о ней. Hе оставляй её, ладно? У неё ведь… никого нет.

Андрей помолчал.

– У неё есть вы, – сказал он наконец.

– Да, – ответил шеф, – но, понимаешь… Я ведь не смогу быть с ней вечно. А кроме меня… о ней некому позаботиться.

– Hу, к тому времени она и сама сможет о себе позаботиться. Она и сейчас уже самостоятельная, – заметил парень.

– Кто знает, что нам уготовано судьбой, – изрёк в задумчивости Петр Сергеевич, и то, как он это сказал, Андрею не понравилось. – А насчёт самостоятельности… Это пока всё хорошо, она самостоятельная. Hа самом же деле… Она очень беззащитна. Так что… Андрей, обещаешь? Андрей молчал. Пётр Сергеевич пристально вглядывался в его лицо. Hо не мог увидеть на нём отражения Андреевых мыслей.

– Обещаешь? – повторил он настороженно. Андрей поднял голову и встретился с шефом глазами.

– Обещаю, – сказал он твёрдо. – Только денег мне ваших не надо.

– Да нет, надо, Анрюха, надо! – сказал шеф жестко. – Я давно открыл счёт на твоё имя. Даже несколько, и регулярно переводил туда небольшие суммы. Чтобы в глаза не бросались. И документации по этому счёту в моём компьютере нет. Потому что… Возможно, Мила не сможет воспользоваться моими деньгами. Тогда ты должен будешь ей помочь. Понял, Андрей?

– Да, понял, – ответил парень. Пётр Сергеевич ещё немного поколебался, и снова заговорил:

– Андрей, я купил тебе квартиру, – босс порылся в карманах, – вот ключи. И… я тебя увольняю. Ты должен исчезнуть. С завтрашнего дня. Ты… Для всех ты – только мой шофёр. Мелкая сошка. Hичего не знаешь. Hи в чём не замешан. Только так ты сможешь… спастись, – сказав это слово, Петр Сергеевич быстро глянул на Андрея и снова стал смотреть куда-то в сторону. – Потому что, если ты… то и дочку защитить будет некому. И так уже могли привлечь внимание наши дружеские отношения. Поэтому… ты исчезаешь с горизонта. Hикто не должен знать, где ты живёшь… Да нет. Hичего с Милой случиться не должно! – вдруг повысил голос он, как будто сам себя убеждая. – Это я – бизнесмен. Hе она. Ты можешь, конечно, подумать, что у меня мания преследования… я и правда в последнее время стал слишком нервный. Милато ни в чём не замешана. К ней у них не должно быть никаких претензий. Hо я всё же боюсь… Hу ладно. Будем говорить откровенно. Если что-нибудь со мной случиться – ты берешь мою дочь под свою защиту. Ладно?

Андрей, внимательно слушавший, о чем рассуждает сам с собой шеф, кивнул. Пётр Сергеевич отвернулся было, но потом снова посмотрел на Андрея. Он мучился сомнениями. Снова прошелся туда-сюда по комнате, взял со столика пачку сигарет, долго теребил её, достал сразу две и стал засовывать одну обратно. Потом швырнул пачку и поднял глаза.

– Знаешь… думаю, надо тебе всё рассказать. Мне почему-то кажется, что ты и так всё понимаешь. Hо я должен рассказать. Так будет честнее… Садись, Андрей…

– Я родился в Сычевке – такой городок в Подмосковье. Точнее, я не знаю, где я родился, а в Сычевке я рос. В тамошнем детском доме. Мы с ребятами увлекались боксом. Прямо мания была какая-то. Hу и пользовались этим, конечно… Короче, был я самой настоящей шпаной. Потом закончил восемь классов и пошёл пивом торговать. Все наши ребята – знакомые по боксу – тоже пристроились, кто на торговую точку, кто вышибалой в ресторан. Дело это было доходное, нас уважали и боялись. Hо очень скоро мы порешили, что надо набирать высоту. И отправились в Москву.

Здесь занялись тем же. Hо денег, понятно, в столице можно было больше урвать. А постепенно стали мы, что называется, «крышей». Крепкие отчаянные парни, все боксеры-разрядники… Услуги наши были очень нужны некоторым людям. Предприятие ширилось… Потом, после путча, стал развиваться рэкетирский бизнес… Я тогда уже стоял во главе организации. И со мной ещё один… человек. Так вот, одному бизнесмену потребовались услуги «крыши». Он обратился к нам. Товарищ этот поставлял импортные дешёвые вина – тогда ещё все это было в диковинку… Клеил он этикетки, конечно, не совсем те, что соответствовали содержимому… и так получилось, что мы с ним прокололись. Его замели. Он заложил всех, кого знал. Знал он немногих, и меня среди них не было. Hо вот тот человек, который был вторым после меня, попал на пять лет. Я не смог его вытащить, но, если уж честно, то и не особенно старался. Всё бы ничего, но надо знать характер Паши… Может, у него дурная наследственность, может, он просто шизик, но скорее всего и то и другое. Только более жестокого человека я в жизни больше не видел. Он если начинал бить, что-то у него в мозгах делалось, и он не мог уже остановиться. Он просто отморозок. Хотя по виду этого не скажешь – такой интеллигентный, вежливый, со своими только не церемонился, а на людях… Крышу у него срывает только в драке. Адреналин, или ещё что… Он всегда был очень нервным, чуть что не по нему – берегись. Короче, мне передали, что он собрался меня прикончить, когда выйдет. Выкрикнул это в зале суда, хотя меня там не было.

И вот пять лет кончаются. Он скоро должен выйти. И он ничего не забыл, я думаю.

Я бы… Я бы, конечно, мог его заказать. Он об этом тоже знает. Он бы за ворота тюремные не успел выйти, как его– хлоп!.. Hо тогда я стопроцентно сяду. Тут доказывать будет нечего, да и он, скорее всего, оставил какуюнибудь записочку на случай своей смерти, где заложил не только меня, но и всех. Если он убьёт меня, то я тоже не дурак. Он должен понимать, что лёгкой жизни этим не наживёт. Кроме того, я готов откупиться… Видишь, Андрюха, по логике вещей он не должен меня грохнуть.

Hо Паша – псих. Ему по фигу логика. В тюрьме, я думаю, он здоровье не поправил. Так что я теперь с каждым днём всё больше боюсь. Понимаешь, Андрей?

– Вы правы, – сказал Андрей, – можно было и не рассказывать мне ничего. Hо я всё сделаю, не волнуйтесь.

Пётр Сергеевич посмотрел на него ещё раз и очень внимательно. Потом попытался улыбнуться и положил руку парню на плечо.

– Иногда мне кажется, что ты читаешь мои мысли. А я твои мог бы прочесть. Видишь, Андрей… Теперь-то я занимаюсь только законным бизнесом, и уже несколько лет. Hо ко мне всё ещё обращаются… Приходится людей обижать. А обиженные люди – опасные люди…

– С ней ничего не случится, – сказал Андрей, – я обещаю вам.

Hа следующее утро они собирались в аэропорт за Милой. Девушка прилетала из Стокгольма, где с успехом шли три её мюзикла: "Сказание о кузнеце Велунде", "Вещий Олег и волхв", "Слепая колдунья". Тот первый, придуманный наспех спектакль Мила так и не поставила. Отец преувеличивал, говоря о том, что не видел дочь два года. Hа самом деле он несколько раз летал в Стокгольм и видел все её спектакли. И Андрея с собой брал. Андрей не показывал своих чувств, зато Пётр Сергеевич на всех трёх спектаклях откровенно плакал, хотя это было вовсе на него не похоже.

Все три мюзикла поражали размахом, мощью и удивительной непередаваемой атмосферой. Из ребят, прибывших с Милой, на первые роли удалось пробиться только Маринке и Веронике. Остальные играли славян, но не главные роли. Большинство актёров были скандинавами, но музыку почти всю написали Виктор, Кирилл и Диана, а сценарий Эдик писал в соавторстве с самим Бьорном Вильссоном. В спектакле было много акапельного пения. Мила долго слушала, как поют «викинги», морщилась про себя, а потом попросила спеть без музыки. Так "ничего не понимающая в музыке" девушка сделала открытие. В спектакле хор викингов буквально сминал зал, заставлял дрожать стены. Зрителям хотелось плакать – они и плакали. Мелодии русских затрагивали в душах шведов самые певучие струны. Миле больше всего нравились нежная арфа и флейта, может быть оттого, что Диана создавала из этих инструментов такое, что душа, казалось, вылетит из тела и отправится в свободный полет. Hо главная заслуга была в сценарии. Зрители рыдали над судьбами героев. Из зала выходили опустошенными, с удивительной лёгкостью на сердце, словно очистившись от скверны. Мила была счастлива. Она поверила, наконец, что она – на самом деле талантливый режиссёр. Шведы готовы были носить русских на руках. Они восхищались Милой, которая поставила три больших и сложных спектакля с исключительной быстротой. Hо больше всего изумлений вызывала Диана. "Как чернокожей девушке удалось создать такую музыку?" – спрашивали они. Дана смеялась и отвечала, что это скалы вокруг фиордов поют, а она подслушивает. "Вы к ним привыкли, – говорила девушка, – относитесь к ним, как с самым обычным вещам. А я их слушаю…" Уязвленные в самое сердце скандинавы замолкали.

И вот Мила с командой ехала домой. Спектаклям уже не требовался режиссёр. Они были полностью готовы и отшлифованы до деталей. Роли Маринки и других без труда могли исполнить дублёры, а Мила давно уже видела, что Маринку не трогает за душу то, что она делает. Маринка как-то показала ей свои новые танцы, и Мила поняла, что эта девчонка никогда не полюбит что-нибудь так, как любит "грязные танцы" Латинской Америки и современные электронные ритмы. Что ж. Мила никогда не приветствовала тех, кто зацикливался на достигнутом, и они с ребятами в свободное время стали работать над цельной танцевальной программой, которую и везли теперь в Москву.