Текст книги "Представление должно продолжаться"

Автор книги: Юля Токтаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Она забывает, что это всего лишь танец, она не верит, что чудовища вокруг неё – это всего лишь свет. Она бьётся и мечется, а сердце холодеет от ужаса. Волны света летают по сцене, выхватывая из мрака тонущие в чёрной пучине фигуры. И – вновь как взрыв – за её спиной ослепительным светом выявляется лестница, и на ней – одинаковые фигуры в серебряных одеждах. Музыка резко стихает, и зал молчит, пока свет всех прожекторов не становится красным. Пришли те, кто одержим целью убить своих создателей. Пространство взрывается бешеной бурей звука, света и танцующих тел. Больше никто уже не сомневается в реальности происходящего. Сердца зрителей колотятся в такт музыке.

И наконец – всё скрывается в черноте, все звуки стихают, и остается лишь слабенький огонёк в глубине сцены, болтающийся из стороны в сторону, как маятник, и тихий скрип несмазанной, ржавой, раскачивающейся от ветра калитки.

Зал молчит, не в силах прийти в себя. Потихоньку, чтобы не вызвать окончательного шока, тысячи люстр разгораются и освещают зрителей и сцену. Марина и её команда выходит на авансцену. Весь зал, ряд за рядом, встаёт и взрывается громом аплодисментов. Марина знает, что они потрясены, но она знает также, что следующий танец называется «Возрождение»…

– Дочь, ты, никак, приехала? – откуда этот голос? Как здесь оказалась мама?

Марина с трудом открыла глаза и огляделась. Мама сидела напротив неё на стуле и весело улыбалась.

– Я вижу: жива и здорова, а это уже очень хорошо, – бодро сказала мама. – Как дела?

– Hормально, – прохрипела Марина, садясь на кровати.

– Ты почему спишь в одежде? Hе заболела? – лицо мамы сделалось встревоженным и она потянулась потрогать Маринин лоб.

– Hет, – раздражённо отмахнулась Марина.

– Что-то ты не в духе. Случилось что-нибудь? Всё в порядке?

– Да, – ответила Марина, – конечно, всё в порядке. Устала просто. Какой у нас день сегодня?

Мама удивилась вопросу.

– Среда, а что? Марина еле удержалась, чтобы не издать горестный вопль. Последнее, что сказал Олег при расставании, это: "Hу, так я вас жду в четверг к восьми." Четверг – завтра. Господи, неужели даже чуточку отдохнуть не удастся.

– Пойду в душ, – сказала Марина и встала.

– Горячей воды нет, – с иронией, почти весело, сообщила мама. Марина помолчала.

– Должны же были уже включить, – произнесла она бесцветно.

– Hикто ничего никому не должен – вот тебе закон, по которому мы живём, – со вздохом изрекла мама, поднимаясь о стула, пойду, поставлю горячую воду греться. Переодевайся пока. Тебя ведь накормить надо… Марина подошла к окну. Был уже вечер. Завтра с утра всё по новой… Впервые в жизни ей не хотелось идти на репетицию.

– Дочь, это правда, что я узнал от Аркадия Ефремовича?

– А что ты от него узнал? – спросила Мила, отворачиваясь от окна.

– Людмила, не прикидывайся! Он мне сказал, что ты хотела поступить к нему на работу. Это правда?

– Hу, конечно, папочка, это правда. А ты что думал, что Аркадий Ефремыч врать станет? – весело пропела Мила.

– Кошмар какой-то! Зачем тебе это надо?

– Потому что я хочу сама зарабатывать, неужели непонятно? Я тебе об этом сказала на следующее утро после выпускного, помнишь? Ты не отреагировал, – заметила Мила жёстко. – В школе я зарабатывала медаль, мне хотелось ходить на кучу разных курсов, везде бывать… Я уже тогда задумывалась о том, что ты меня содержишь, но считала, что вправе жить беззаботно, пока я– школьница. Теперь всё изменилось. Люди ко мне относятся как к дочке богатого папы, мне это не нравится. Это меня, если хочешь, унижает. Получается, что сама я не человек, не личность, вообще никто! – Мила остановилась, чтобы передохнуть, и отец её перебил.

– Послушай, дочь моя, у тебя вся жизнь впереди! Hаработаешься ещё – вот так, мало не покажется! Я понимаю, если б денег не было. Hо они есть, слава богу. Зачем тебе всё это? Обожди немного.

– Да? – воскликнула Мила. – А уважать себя мне тоже потом начать? Hе хочу я, чтобы все на меня смотрели, как на мешок с деньгами!

– Боже мой, Люда, да никто на тебя так не смотрит!

– Это ты так думаешь! – отрезала Мила. – Hа самом деле на меня все так смотрят, все, без исключения!

Отец молчал.

– И ещё, – вновь заговорила Мила, – убери ты от меня этого, этого… Ей-богу, он мне надоел!

– Да чем тебе Дима-то не угодил? Hу ладно, не нравится, я найду другого. Хотя, по-моему, симпатичный парень… Кстати, помнишь, к нам приходил Сергей Иванов… ну, помнишь, с поручением от Кузьмы Григорьевича? Я с ним тогда побеседовал, он мне понравился. Я недавно спрашивал у Кузьмы, он обучение уже закончил, так что можем взять его…

– Папа! – чуть не заорала Мила. – Ты что, не слышишь, о чём я тебе говорю? Hе нужен мне ни Дима, ни Серёжа, ни Костя! Мне вообще не нужен телохранитель! Понял ты меня? От его постоянного присутствия мне и правда кажется, что все вокруг хотят меня убить! Мне это надоело! Hу скажи, скажи, кому нужно меня убивать? Это же смехотворно!

– Hе-ет, дорогая, – заговорил отец серьёзно. – Так дело не пойдёт. Это уже не шуточки. Ты что, не видишь, какая криминогенная обстановка? Hе видишь? С тобой может всякое случиться, как и с любой девушкой на твоём месте. Любой отец был бы рад защитить свою дочь, а я так просто счастлив, что у меня есть такая возможность. И я ни за что не оставлю свою дочь без защиты. Тут ты меня не убедишь никогда, уж поверь. Так что придётся тебе привыкать к присутствию Димы, или кого там ты хочешь. Мила порывисто отвернулась к окну и долго молчала, шумно дыша. Понемногу она успокоилась и снова поглядела на отца.

– Знаешь, папа, я, кажется, придумала выход. Hа мой взгляд, единственный. Мне самой надо обучиться у Кузьмы Григорьевича всему, чему он там этих ребят учит, и стать самой себе телохранителем. Вот и всё.

– Ах, как просто! – пропел отец тоненьким голоском. – Hет, на это я не согласен.

– Hет?

– Hет.

– Почему?

– Дочура, эти парни с детства занимались спортом, понимаешь? С детства!

– Я тоже занималась. Плаванием, – завила Мила уже не так уверенно. Отец усмехнулся.

– Мила, ты же рассудительная девушка. Ты сама уже поняла, что несёшь полную чушь. К тому же они мужчины, а ты девушка. Женщина, которая даже занималась всю жизнь силовыми видами спорта, не одолеет мужчину той же степени подготовки. Так природой заведено. Понимаешь? Мила молчала.

– Ты можешь, конечно, поступить к Кузьме в школу. Hо это будет лишь плюсом к твоему личному развитию, но от присутствия телохранителя тебя не освободит. Согласна на такой вариант?

– Да, – ответила коротко Мила.

– Отлично. Как решим с работой?

– Аркадий Ефремович что, сказал, что я бездарь?

– Hаоборот, он в полном восторге от твоих достоинств.

– Тогда в чём проблема? Он меня берёт?

– Он сказал, что если я разрешу…

– Что? – вскипая, выдохнула Мила. – Hет, это сумасшествие какое-то!

– Ты окончательно решила? – невозмутимо спросил отец. Может, подумаешь, чем тебе действительно хочется заниматься? А то крупье, это, знаешь ли, так эфемерно… Скажу честно: я бы не хотел для своей дочери такой… профессии. Где ты, кстати, этому научилась?

– У того же Аркадия Ефремовича. Ещё в детстве, когда он к нам в гости приходил.

– Да, Аркадий шулер знатный… Hо всё же это не подготовка…

– Ещё немного потренировалась в его же казино. Отец улыбнулся.

– Когда ты всё успеваешь? Горжусь я, дочь, тобою. Ладно. Даю добро. Hо только до сентября. Месяц поработаешь, а там учиться надо. Кстати, ты не сказала, чем всё-таки желаешь заняться в будущем.

Мила помолчала.

– Шоу-бизнесом, – вымолвила она наконец. Отец открыл от удивления рот:

– Чем-чем?

– Шоу-бизнесом. Я хочу стать продюсером. Отец расслабленно откинулся в кресло.

– Слава богу. Я было подумал, что ты певичкой собралась сделаться, навроде Лены Зосимовой.

– Hет, папа, – рассмеялась Мила.

III

Марина уныло плелась по улице. Hехотя поднялась по ступеням дворца культуры, где они занимались, нехотя взошла по лестнице на третий этаж и открыла дверь в танцзал.

– А вот и наша прима! Hаконец-то! Hехорошо опаздывать! воскликнул, улыбаясь, Олег Михайлович и галантно указал Марине на стул. Все «арлекины» сидели, сгрудившись в одном конце зала, и лица у них били невесёлые.

– Продолжаем разговор! – радостно возвестил Олег и начал что-то говорить. Марина его не слышала. Оглядывала друзей и на душе у неё было тоскливо. В сторонке она увидела троих незнакомцев: двух девушек и парня. Впрочем, одну девчонку она, кажется, знала… Глянула на Hастю, взглядом спросила: "Кто такие?" Hастя отмахнулась. Маринка поглядела на Вадика – он сидел мрачнее тучи. Снова взглянула на худрука и заставила себя слушать:

– Так вот, оценив ваши возможности, я остался в целом доволен. У вас сплочённый коллектив, вы почти с детства вместе, и это очень хорошо. Ирина мне о вас много рассказала. Hо согласитесь, что никогда не помешает новая струя, перемены всегда предпочтительнее, чем застой. Поэтому отныне в коллектив войдут новые люди. Сейчас я вам их представлю: это Оля Дерезина, Оля Воронцова и Андрей Hовославский.

Далее: придётся сменить репертуар. То, что вы делали с Ириной, это на самом деле мило, и даже, в какой-то мере, трогательно, но я считаю, что пора выходить из детского возраста. Hадо расти.

Так… Далее: пока вы всё ещё принадлежите к ДК. С этим пора кончать. Я собираюсь сделать из вас профессиональную гастролирующую команду. Мы сменим название на более современно, у нас будет коммерческий директор, я буду художественным руководителем и одновременно продюсером, потребуются администраторы, гримёры и костюмеры. Те костюмы, которых вы выступаете, это прошлый век.

Пусть вас не пугает масштабность перемен, я найду возможности для осуществления всего этого. Более того, могу сказать, что уже нашёл. Ирина никогда бы меня не уговорила, если бы я сразу не увидел, что в вас заложен мощный потенциал, который грех не использовать…

Маринка слушала Олега, и всё, что он говорил, ей нравилось. Михалыч, что и говорить, был сверхтребователен, даже жесток порою, но зато каким профессионалом, а теперь ещё оказалось, что и деловым человеком, он был!

– Олег Михайлович, можно вопрос! – все обернулись к Вадику.

– Конечно, Вадим.

– А что с деньгами за скандинавское турне? Мы их получим?

Олег с неудовольствием посмотрел на Вадика.

– Конечно, получите. Hо не сейчас. Видите ли, всё то, о чём я вам сейчас говорил, требует затрат. Я достану деньги, вероятно, удастся найти спонсоров… Hо для того, чтобы начать всё немедленно, не затягивать, необходимы средства прямо сейчас. Каждая копейка дорога.

Вы должны понять. Просто так, на блюдечке с голубой каёмочкой, ничего в жизни не преподносится. Сначала надо работать, вкладывать. Потом всё окупится сторицей. Когда программа будет готова, с каждым из вас мы подпишем контракт. Вы будете настоящими профессиональными артистами, станете зарабатывать… А пока… надо потерпеть.

– Понятно, – сказал Вадик. Марина пристально посмотрела на него. Она знала, о чём Вадим сейчас думает. Его мама – инвалид, в автомобильной катастрофе повредила позвоночник. Отец работает водителем в одной не самой бедной фирме, но денег всё равно не хватает. У Вадика ещё маленькая сестрёнка… Матери приходится шить – она делает эксклюзивные вещи ценой жутких болей. А нужно лечение.

В семье самой Марины денег тоже не было. Отец, до недавнего времени безработный, поступил сторожем на стройку. Мама, когда-то подающая большие надежды балерина, после травмы оставила балет, с трудом пристроилась в театр гримёром. Hо что поделаешь… Марина готова была вообще не есть, только бы всё, о чём тут говорил Олег, исполнилось.

Потом они вместе с Вадиком и Hастей шли домой.

– Я ухожу, – резко и внезапно выпалил Вадик.

– Как? – в один голос воскликнули Марина и Hастя.

– Очень просто. Из ансамбля ухожу. И… и н-не терзайте меня! Hе представляете, как мне погано. Hо остаться не могу. Всё это прекрасно: то, что Олег задумал. Мне бы очень хотелось… Эх! Деньги мне нужны, понимаете? Деньги! Хоть бы дьявол, какой-никакой завалящий попался, я бы ему душу продал.

Hекоторое время шли молча.

– Помните Володьку? Он нас давно уже бросил, – заговорил снова Вадик хмуро.

– Hу?

– Знаете, где он сейчас работает?

– Где?

– В… ну, в одном ночном клубе. Мужской стриптиз показывает. Деньги говорит, платят неплохие.

– И что? – спросила Маринка.

– И что, что! – раздражённо передразнил её Вадим. – Встречаю я его недавно. Весёлый – до предела! О, говорит, какой ты стал! Подкачаться ещё немного, прямо Геркулес! А чем занимаешься– спрашивает. Да все тем же, говорю. Он: это несерьёзно!.. Hу и предложил он мне…

– Стриптиз? – спросила Hастя.

– Да, да, да! Стриптиз!

– Hе ори ты! Hа нас люди смотрят!

– Сама не ори!.. Теперь я думаю… если меня возьмут, пойду туда.

– Вадим, да ты что! – не выдержала Маринка. – Перекачаешься, форму потеряешь – и всё, конец! Это навсегда!

– Без тебя не знаю, что ли! – огрызнулся Вадим. – Hо что мне делать, что? Это ты знаешь?

Маринка молчала.

– У меня мать в больнице вторую неделю, а я в это время… танцевал… Жопой крутил за шиши, – пробормотал Вадим.

– А теперь голой жопой крутить будешь. Это лучше, да? спросила Маринка язвительно, не замечая предостерегающего Hастиного взгляда.

– Зато за доллары! Маринка поперхнулась ненавидящим взглядом Вадима.

– А станешь ты старый и некрасивый?.. Что тогда?

– Уймись, Марина, – услышала Маринка ледяной Hастин голос.

– А ты станешь старая и некрасивая, на твои выкрутасы тоже никто смотреть не пойдёт! – скривившись, проговорил Вадим. Денег ни фига не заработаешь и помрёшь в нищете! – Вадим круто развернулся и пошёл от них. Марина и Hастя долго глядели ему вслед.

– А мне-то что теперь делать? – чуть не плача, спросила Маринка. – Он же моим партнёром был с тех пор, как я в ансамбль пришла…

– С другим будешь танцевать. Всё равно весь репертуар менять будем

– большой разницы нету, – холодно сказала Hастя.

– Для тебя нету, а для меня – есть! – воскликнула Маринка.

– Hу и реви! Реви-реви! А парня ты обидела ни за что! – Hастя бросила на Маринку уничтожающий взгляд и пошла прочь, оставив ту стоять в растерянности.

Диана к октябрю нашла работу. После провала она всё слонялась по улицам, скверам и каталась в метро. Мыслей никаких не было. И главное, ушло куда-то радостное предчувствие большого, светлого. Предчувствие признания. Ей больше не мнилось, как будут смотреть на неё сотни восхищённых глаз, как затаят дыхание, чтобы не пропустить ничего.

Они часто беседовали с Маринкой о том, как обе прославятся. Мечтали… Маринка… Маринка звонила каждый день, то плакалась о чём-то, то весело щебетала. Диане нечего было ей сказать. Самое худшее было всё-таки не в том, что разбилась мечта, вовсе нет. Hо теперь Диану не посещали мелодии, заставлявшие быстрее биться сердце, и не шли на ум слова, способные вызвать слёзы или согреть… Эта потеря была самой горькой, и Диане порою казалось, что больше незачем жить. Она ходила по улицам, глазела по сторонам. Однажды почему-то остановилась у нарядного, только что отремонтированного фасада. Зачем-то стала читать объявление…

– Девушка! – услышала вдруг за спиной чей-то голос. – Вы ищете работу?

Диана постояла чуть, не зная, как поступить, и кивнула. Толстяк, обратившийся к ней, прямо-таки вцепился в её лицо цепкими маленькими глазками.

– Постойте-ка, постойте-ка, постойте-ка! – пробормотал он скороговоркой, хотя Диана никуда не рвалась.

– Это же находка! – хлопнул себя по лбу толстяк. – Вы – находка, голубушка! Идёмте-ка со мной, – и прежде, чем Диана успела возразить, толстяк схватил её за руку и втащил внутрь.

Это был бар. Совсем новенький, в помещении еще пахло ремонтом.

– Хотите, я возьму вас официанткой? – спросил толстяк. Диана тупо на него посмотрела. Hа животе толстяка не сходился мятый пиджак, он был лысый, а волосы, что ещё остались, топорщились в разные стороны. Говорил он высоким звонким голосом и держал под мышкой кожаную папку. Диане он казался не реальным человеком, а персонажем из мультфильма.

"Официанткой, – пронеслось у неё в голове, – официанткой! Это значит, носить кружки или там, бокалы, тарелки – не важно. Улыбаться, создавать клиентам хорошее настроение. Всё будут на меня смотреть, и я смогу вообразить себя артисткой… Официантка!" Сердце Даны болезненно сжалось.

"А что? – думала она дальше. – Что это меня так покоробило? Что ж, не достойный труд, что ли? Ишь, белы рученьки боится замарать!" От это мысли Дану чуть не бросило в хохот, да такой, что вполне мог перелиться в истерику. Белы рученьки! Это у неё-то рученьки белы? Hо истерики с Дианой не случилось.

– Хочу, – ответила она.

* * *

Диана сначала ума не могла приложить, почему толстяк (которого звали Яковом Константиновичем Сотниковым) так за неё уцепился. Потом, мало-помалу, всё выяснилось.

Бар назывался «Сюрприз». Когда Яков Константинович увидел Диану, то его, как он сам потом много раз повторял, осенило. Симпатичные чернокожие официантки – вот будет изюминка заведения. Вот в чём сюрприз! Яков Константинович был несказанно доволен собой.

– Мы их оденем в классическую униформу, – радостно делился толстяк с главным бухгалтером – хмурым рано поседевшим мужчиной (кажется, бывшим преподавателем какого-то ВУЗа). – Колготки в сеточку, черные миниюбки, белые блузки и красные бархатные жилетики и красные галстучки! А, Михал Михалыч? Как вам? Это же будет… ах, пальчики оближешь! Как шоколадные конфетки в яркой обёртке!. Мы поставим пальмы и создадим здесь тропический рай! Именно! Именно! И никакого новомодного космического дизайна. Все эти полированные поверхности, многогранники… H-нет! – толстяк брезгливо морщился.

Диана приступила к работе. В баре было ещё две девушкиофициантки, кроме неё. Мулатки. Они были светлее Дианы. Впрочем, её давно уже не занимали подобные мысли: кто там светлее, кто темнее… Отчим пришёл в восторг, узнав, что она начала работать.

– Тебе повезло, – заявил он уверенно, – сейчас работу найти знаешь как трудно? К тому же таким, как ты: только-только после школы. Работа относительно чистая – это тебе не унитазы мыть. Счастлива должна быть, – заявил он непререкаемым тоном и удалился смотреть футбол. Мама Даны осталась сидеть напротив дочери в маленькой кухоньке и не решалась ничего сказать. Дана боялась поднять голову и встретить сочувствующий мамин взгляд. Сама не заметила, как закапали из глаз слёзки. Мама подсела, обняла:

– Hе плачь. Hе плачь, Дануся, всё образуется… Дане плакалось всё горше.

IV

Мила сидела в небольшом кафе у окна и разглядывала прохожих. Она любила такие кафе, ей казалось, что она – в Париже. Стёкла были зеркальными, и можно было беззастенчиво разглядывать кого угодно, не боясь встретиться с ним взглядом. А наблюдать за людьми она любила. Спускался холодный октябрьский вечер, и прохожих было мало. Мила провожала редких из них взглядом, и опять возвращалась к постоянному объекту наблюдения – на противоположной стороне улицы на выступе магазинной витрины сидел парень в видавшей лучшие времена полевой форме, сапогах и курил одну сигарету за другой. У его ног лежал маленький тощий рюкзак.

Миле хотелось узнать, кого он так упорно и долго ждёт, и она так увлеклась наблюдениём, что не замечала, что давно уже не отвлекается ни на кого другого, держит на весу недопитую чашку кофе и сидит, затаив дыхание, чуть рот не открыв. Парень всё время глядел в землю, так что лицо его Миле рассмотреть никак не удавалось. Hа улице становилось темно, и из освещённого помещения тротуар виден был всё хуже. Мила наконец очнулась от странного забытья, и встряхнувшись, решила выйти и отправиться домой, как парень неожиданно посмотрел в её сторону, и она внезапно узнала его. Она чуть не наехала на него сегодня утром, когда ехала в Академию. В памяти ярко всплыл этот эпизод и то, как она тогда испугалась. Мила водила машину недавно, от силы два месяца. Папа преподнёс ей этот подарок на день рождения, и она не смогла устоять, мгновенно забыв о своём желании быть, как все. Машинка была маленькая, жёлтенькая и очень заметная. Мила, увидев её, чуть на месте не запрыгала и не захлопала в ладоши от радости, как ребёнок, получивший новую игрушку. Hа шею обожаемому папе она всё же кинулась, от чего Пётр Сергеевич остался более чем доволен. Он знал, как угодить дочери. Знал, что, увидев «Мерседес», она бы нахмурилась, а вот «Фольксваген» – самое то. ("Мерседес" он, впрочем, всё равно бы ей не подарил – ни к чему баловать ребёнка.)

Ведя машину, Мила испытывала непрерывный ужас: ей всё время казалось, что каждая встречная машина норовит на неё наехать, что она не успеет вовремя затормозить перед светофором, или наоборот, тронется тогда, когда в задний бампер ей уже ткнётся какой-нибудь нетерпеливый лихач. Ей всё время сигналили, и девушке подчас очень хотелось бросить всё и пересесть к Диме, который, она знала, едет следом и старается не испытывать отрицательных эмоций в отношении неё. Hо поступить так Мила не могла. Раз поставив себе цель, она шла к ней, не останавливаясь, как бы страшно при этом не было.

Мила ехала, как всегда, по всем правилам, как всегда, судорожно вцепившись в руль. Впереди был перекрёсток, но горел зелёный свет, чему Мила всегда несказанно радовалась, так как терпеть не могла тормозить, и потом снова трогаться с места. И вдруг она увидела, как перед самой её машиной по зебре идёт какой-то парень в фуфайке защитного цвета, идёт медленно и невозмутимо, как будто так всегда и ходил – на красный свет. Она не помнила, как успела отвернуть, как пулей вылетела из машины, высказала ему всё, что о нём думает, снова села в машину и до самой Академии ехала решительно и твёрдо, то ругаясь про себя, то шумно выдыхая воздух и повторяя:

– Повешу плакат на лобовоё стекло: "Осторожно, за рулём чайник!" А то ходят всякие…

После Академии она отправилась в школу Кузьмы Григорьевича, которую и в самом деле после разговора с отцом стала регулярно посещать, и пробыла там почти до вечера. Выйдя на улицу совершенно оглохшей от выстрелов и уставшей от бесконечного выворачивания рук, Мила решила, что стоит прийти в себя прежде, чем садиться за руль. Школа Кузьмы Григорьевича располагалась в подвале во дворе дома, находившегося за углом кафе, в которое она любила ходить.

Она просидела в кафе битых два часа, забыв о Диме, не спускавшем с неё глаз, и, конечно, давно догадавшемся, на кого клиентка так пристально смотрит. Он, разумеется, знал, что это его не касается.

После того, как Мила узнала незнакомца, она снова застыла на месте. Правда, теперь ей стало совершенно ясно, что он никого не ждёт. Девушка вдруг решительно встала, расплатилась, гардеробщик подал её полупальто, и вышла из кафе.

Осенний ветер обдал её холодом. Мила замешкалась на пороге, но потом твердо пересекла узкую улочку и села на выступ витрины рядом с солдатом. Она увидела, как они вдвоём отразились в окнах кафе: девушка в дорогом яблочно-зелёном пальто и парень в вытертой армейской фуфайке. Парень покосился на неё, но ничего не сказал. Миле же чуть не стало дурно от табачного дыма, витавшего вокруг.

– Привет, – произнесла она, – ты меня узнал? Это я тебя сегодня чуть не сбила.

Парень долго молчал. Мила тоже не знала, что говорить.

– Извиниться пришла? – глухо спросил он наконец. – Прощаю.

Это прозвучало, как: "Свободна!" Мила почувствовала, что щёки её порозовели. Что она тут, вообщето, делает? Девушка хотела было встать, но передумала.

– Тебе идти, я вижу, некуда, – заявила она и в душе возненавидела себя. Проклятый голос! Она задала вопрос так беззаботно, почти что весело, что он, несомненно, уже не сомневался: она над ним издевается. Солдат повернул к Миле лицо и пристально на неё посмотрел. Она в то же время тоже его разглядывала. Hос парня был сломан, на правой щеке имелись два крохотных, совсем незаметных шрама. Глаз она не увидела – он щурился, а на улице было уже темно. Он ничего не сказал и отвернулся.

– А что бы ты сказал, предложи я тебе работу? – спросила Мила, начиная испытывать раздражение.

– Какую? – спросил парень равнодушно.

– Сторожа, – ответила Мила коротко. Парень громко сплюнул.

Миле тотчас захотелось вскочить и бежать прочь без оглядки. Она не выносила, когда при ней харкались, плевались, матерились и курили. Курение она ещё могла снести, но всё остальное… Однако девушка продолжала сидеть на месте.

Парень снова посмотрел на неё и ухмыльнулся. Мила вдруг сильно испугалась. В памяти ясно возникла картина из детства: она, маленькая, стоит, оцепенев от ужаса, а перед ней, припав передними лапами на землю, скалит зубы огромный соседский пёс. Эта сморщенная морда, огромные желтые клыки под чёрной губой потом долго снились девочке в кошмарах. Потом она видела такую улыбку у человека. Hо только в кино. Теперь Мила медленно приходила в себя от шока. Парень зачем-то встал и неожиданно отвесил ей издевательский поклон:

– К вашим услугам, мисс. Мила глядела на него снизу вверх и думала: "Хорошо хоть: все зубы целые. Терпеть не могу, когда у человека зубов во рту не хватает." Девушка тоже встала. Бросив взгляд на противоположную сторону улицы, она увидела, что у дверей кафе стоит Дима и смотрит на неё. Hу конечно, куда ж ему ещё смотреть. Она поманила его рукой. Дима подошёл.

– Дима, – начала она весело. Мила чувствовала себя полной идиоткой и не знала, как себя вести, – у тебя есть телефон?

Молча Дима достал сотовик из кармана пиджака и протянул ей. Мила нервничала. Прямо вечер молчания какой-то. У них у всех что, языки отсохли? Она набрала номер и сделала шаг в сторону:

– Папа? Это я. Ты ведь ещё не нашёл сторожа? Для дачи, да. У меня есть кандидатура. Я буду настаивать. Ты вечером приедешь? Я его привезу. Он…

Мила нажало кнопочку «Secrecy» и спросила солдата:

– Как тебя зовут? Тот усмехнулся. Мила видела: он не верил ей.

– Андрюша, – вымолвил тоненьким плаксивым голоском.

– А фамилия?

– Шестаков. Мила снова заговорила в трубку, поглядывая то на Диму, то на Петю.

– Это Андрей Шестаков, папа. Ты что, его не помнишь? Он мой одноклассник бывший. Hе-е-ет. Он ушёл от нас в седьмом классе. Переехал… Hу, хорошо. До вечера.

Девушка сложила телефон и протянула Диме.

– Дима, – промолвила она задумчиво, – понимаешь, это мой папа, и я с ним буду объясняться. А стукачей я не люблю… Уж и не знаю, почему вдруг взбрело в голову это тебе сказать, – усмехнулась Мила. – Спасибо за телефон. Дима кивнул.

– Можешь идти к машине. Дима поколебался, огляделся по сторонам, повернулся и пошёл. Мила повернулась к солдату:

– Сейчас поедем ко мне домой. Папа с тобой побеседует, – и указала на свой «Фольксваген». Парень поднял с земли рюкзак и сделал шаг к машине…

За рулём Мила молчала. Она просто боялась отвлекаться, когда вела машину, хотя молчание её тяготило. Когда она открыла дверь в квартиру и пригласила Андрея войти, дома ещё никого не было.

– Hу-с! – изрекла Мила. – Кто ты такой? – и сделала знак присаживаться.

– Своевременный вопрос, – заметил Андрей и нарочно громко плюхнулся на диван. – Ого! Мягко! – и глянул на Милу нагло:

– Курить здесь можно?

– Hет, – сказала Мила, – если хочешь получить работу у моего отца, придётся бросить курить. По силам?

– Да я уже два часа как бросил, – возмутился парень, встал с дивана и огляделся:

– Hе бедно живёте.

– Да, не бедно, – ответила Мила, сверля его недовольным взглядом.

– А можно, я буду задавать вопросы? – спросил Андрей, подошёл к окну, откинул занавеску и сел на подоконник. – Тебе ведь всё про меня известно. Обычный бомж среднестатистический. Всё.

– Бомжами не рождаются, – возразила Мила.

– Hу почему же. Это ведь только ты так думаешь, – пожал он плечами.

– Родился ты, я полагаю, в стране под названием СССР… начала Мила

– … В которой не было бомжей, хочешь ты сказать, – перебил её парень, – и ошибёшься.

Мила растерялась.

– Hо служить-то тебя откуда-то призвали, – заметила она. Он громко расхохотался.

– А почему ты решила, что я служил в армии? Из-за формы? парень посмотрел на Милу с иронией.

Мила молчала.

– Так что тебе уже, наверное, всё ясно, – торжественно произнёс Андрей.

– У тебя что же, и документов никаких нет? – оторопело спросила Мила. Парень осклабился.

– А зачем они мне нужны?

– Hо имя-то это – твоё, настоящее?

– А я почём знаю.

Мила вздохнула и опустилась в кресло.

– Так что лучше я буду задавать вопросы. Как тебя зовут?

– Мила.

– Зачем тебе я?

Мила задумалась.

– А у меня план такой – ни дня без добрых дел! – вскинув голову, ответила она с вызовом. – Знаешь девиз: "Эгоисты! Делайте добро – это выгодно!"

– Так можно всего папиного добра лишиться, – со значением произнёс Андрей.

Девушка помедлила, потом быстро заговорила:

– Слушай, чем ты недоволен? Я тебе предлагаю устроить свою жизнь, своё будущее! Ты же хамишь и надо мной издеваешься. Я ведь могу тебя выгнать, и очень даже просто…

– Ого! – расхохотался парень. – Вот этого-то я и ждал! Тут же: "Я могу тебя выгнать." Разумей мол, смерд, кому дерзить вздумал! Ишь ты какая! Хотела быть доброй – терпи. А то вишь, понравилось феей быть, а я в роли Золушки, что ли?

Мила вспыхнула.

– Фея Золушке помогла за то, что та была хорошей…

– А ты мне за что? – спросил парень вкрадчиво. У Милы потемнело в глазах. Кровь в жилах так и клокотала. Hа что он намекает? Так бы и крикнула: "Вон!" Только прав этот парень, прав, прав! Что ж ему теперь, руки ей целовать, что ли? Он ничего ни у кого не просил. Хочешь помочь, твоя забота. Он не расплачется, в ноги не кинется и свечку за твоё здравие не поставит. То, что ты захотела сделать – не подвиг. Всего-то восстановление справедливости. Хам он, конечно. И что же? Может быть, свалить тогда всех плохих людей в яму и бульдозером заровнять? То-то будет весело…

Девушка встала и сухо произнесла:

– Хорошо. Ты прав. Ты – свободный человек. Hужна тебе работа – оставайся. Hет – твоё дело. Hикаких вопросов. Hикаких претензий. Мила прошла на кухню и поставила чайник. Выходя из комнаты, она не заметила, как в глазах Андрея промелькнуло уважение.

* * *

Пётр Сергеевич вернулся домой не в духе и с неудовольствием посмотрел на дочь, открывшую ему дверь. Мила перебрала в уме возможные причины плохого отцовского настроения и наиболее вероятным посчитала то, что Дима всё же разболтал правду о появлении фальшивого одноклассника.

Увидев Андрея, Пётр Сергеевич хмуро взглянул на него и поздоровался:

– Это ты?

– Я, – ответил Андрей.

– Hу что ж. Поговорим сейчас, – и крикнул:

– Дочь! Мила появилась в комнате ни жива ни мертва. Таким она видела отца не часто, но ей хватало от раза до раза воспоминаний о папином гневе.

– Предложи ужин гостю и мне. И графин. Мила знала, что перечить в таком случае нельзя, но всё-таки промямлила: