Текст книги "Игры рядом"

Автор книги: Юлия Остапенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Ларс и Флейм с минуту смотрели на меня как на сумасшедшего, потом наконец поняли. Мы слишком долго упивались свободой кочевой жизни. Кончено это славное время. Одежда, которая была на нас, обязывала к галантности. Тем более что нелепый наряд плаксивой девицы был из бархата, а красные ленты в волосах – из шелка.

Запредельный, повезло же какому-то местному дворянчику иметь столь экстравагантную дочь.

Девица соизволила обогреться, утереть слезки и съесть большую часть тощего зайца, заслужив устойчивую неприязнь Ларса. Она назвалась Дарлой Аннервиль, дочерью маркиза Аннервиля, но больше ничего сообщить не смогла; при попытке ответить на вопрос, как она оказалась одна в лесу, дочка маркиза начинала безудержно рыдать. Из ее бессвязных речей мы поняли лишь то, что она заблудилась, долго шла по лесу, пока наконец не вышла к ручью, на другом берегу которого Флейм стирала наши пожитки. Воодушевленная видом живого человека, девица Аннервиль ринулась через ручей, не подумав о температуре воды в нем, чем и объяснялся визг, поднявший нас с Ларсом с насиженных мест у костра.

Когда час спустя накормленная, согретая и утешенная девица прикорнула в сторонке, мы собрались на военный совет, главным вопросом которого было: что нам делать с этим дивным созданием?

– Значит, так, – тихо сказал Ларс, поглядывая на посапывающую в стороне дочку маркиза. – Это именно тот случай, который бывает раз в жизни. Завтра мы заявимся в замок ее отца-маркиза как спасители и благодетели.

– Спасители? – фыркнула Флейм. – До тракта триста шагов! Это же как постараться надо было, чтобы так заблудиться!

– Не важно. Главное, нам будут так признательны за возвращение чада, что не станут особо расспрашивать, кто мы такие и какого хрена здесь шляемся.

– Кстати, – вставил я, – на всякий случай, кто мы такие и какого хрена здесь шляемся?

– Это просто. Вы – Эван и Флейм… ну, скажем, Соммерсен, брат и сестра, я – ваш кузен сэр Ларс, граф… ле Доннел. А Эван может быть виконтом. Чтобы нас не путали, когда будут обращаться по титулам. Странствуем, выполняя семейный обет.

– Эй, а почему это сестра, а не леди Соммерсен? – тихо возмутилась Флейм, опасливо оборачиваясь на мирно дремавшую девицу.

– Потому что жена должна сидеть дома и нянчить детей. А сестра может податься за сумасбродным братцем хоть к самому Жнецу, если уж дожила до двадцати пяти лет в девках.

– Наглец, – прошипела Флейм. Ларс очаровательно улыбнулся.

– Не нервничай так, моя радость. Вы с Эваном даже чем-то похожи.

– Чем?!

– Ну… – он чуть отстранился и окинул нас критичным взглядом. – У вас обоих темные волосы.

– У тебя тоже темные волосы!

– У вас носы одинаковые.

Мы с Флейм, не сговариваясь, уставились друг на друга, проверяя правдивость этого утверждения. Флейм фыркнула, я в общем-то был с ней согласен.

– А кроме того, – не сдавался Ларс, – странствующие родственники вызывают меньше подозрений во всяческих нелицеприятных связях между собой, чем семейная пара и их друг. Мы же должны сохранить хоть тень внешней порядочности. Я подчеркиваю – внешней.

– Эван, вызови его на дуэль, – взмолилась Флейм. – Ты ведь теперь виконт! Защити честь своей сестры.

– Ларс, ты думаешь, это сработает? – игнорируя ее дурачества, спросил я, пристально глядя на него.

Ларс пожал плечами.

– Тебе же приходилось иметь дело с аристократами. И мне приходилось. Они страшно подозрительны, когда у человека безупречная репутация. Но если мы окружим ореолом таинственности цель нашего вояжа, то, принимая во внимание заступничество этой девчонки, сравнительно радушный прием в замке ее отца нам обеспечен. Это уже больше, чем то, на что мы рассчитывали.

Я согласился, Флейм продолжала сердиться. Похоже, ей очень хотелось побыть немного леди Нортон. И я впервые подумал, а что она сказала бы, предложи я ей такую перспективу. Но я ведь никогда этого не сделаю. Во всяком случае, не в ближайшие десять лет – а я не знаю женщин, способных ждать так долго.

Мы легли спать, договорившись хранить таинственное молчание обо всем, что касалось нашего прошлого, списывая эту скрытность на все тот же обет, говорить о котором якобы тоже было запрещено. Ларс сказал, что Даллант – один из немногих округов, где еще чтят Троих, и всяческие обеты там воспринимают трепетно, так что должны отнестись к нам с пониманием.

Я лег рядом с дочкой маркиза, впрочем, на приличном расстоянии. Ночью она придвинулась и, не просыпаясь, заползла ко мне на грудь. Я с трудом удержался от соблазна отпихнуть ее, но, вспомнив раскрасневшееся заплаканное личико, удержался. Хотя это было трудно: я не мог отделаться от странного, почти гадливого ощущения, будто у меня на груди спит змея.

ГЛАВА 13

Легкие звуки арфы в прозрачном золотистом воздухе. Как тогда, когда она… Те пальцы когда-то дрожали, роняя на струны страх – до сих пор дрожат, если их обладательница еще жива… А эти – сильны, уверенны, грациозны, в них сила, в них знание об этой силе. Слушает: затаив дыхание, закрыв глаза, не думая, не дыша – всё в ней. Она – всё, и в ней – всё. Есть ли смысл ходить под небом, на которое смотрят ее глаза?

– Это… удивительно…

– Спасибо, дорогой. Я рада, что тебе нравится моя музыка.

– Мне нравишься ТЫ.

– Да ну! Как я могу нравиться? У меня слишком большие ноги.

– Глупышка. Несносная кокетка! Иди ко мне…

– Милорд… Как можно, милорд! Оставьте меня! Среди бела дня?!

– Я тебя люблю, Йевелин.

Гортанный смех плетью бьет по лицу, по глазам, по сердцу. Тонкие руки на широких плечах, такие бледные, такие слабые, без украшений – им не нужны украшения. Они и так прекраснее всех алмазов этого мира.

Легкий смех, тонкий смех – как шелковый платок, подброшенный в сладкий летний воздух.

Рука в стальной перчатке поднимает нож, и платок рассекается надвое лезвием чужого взгляда.

Копыта коней ритмично чавкали в вязкой грязи. Тракт был до того узким, что трое всадников едва могли на нем уместиться, поэтому Ларс то и дело отставал, впрочем, не сильно по этому поводу переживая. Я подозревал, что самые хищные ухмылки появлялись на его лице именно в те минуты, когда он оказывался позади меня. Мне и так было немного не по себе от того, как тесно маркизская дочка прижималась к моей спине, обхватив меня руками за пояс – ее еще и упрашивать пришлось, мерзавку этакую, всё жеманилась и заливалась румянцем. Я чуть было не предложил ей в сердцах ехать самостоятельно, на свой страх и риск, надеясь полюбоваться, как она свалится в лужу, но вынужденная галантность снова взяла верх. Я старался всё время напоминать себе, что теперь являюсь виконтом. Да и девчонка была всё же хороша: круглолицая, с восхитительной белоснежной кожей, на которой то и дело вспыхивал трогательный румянец. Раз или два я соизволил улыбнуться ей – видимо, именно поэтому Флейм упорно не отставала от нас, даже когда дорога совсем сужалась.

– Мой отец примет вас подобающим образом! – горячо заверила девица Аннервиль (впрочем, тут же предложившая называть ее просто Дарлой). – Если вам нужна помощь или кров, только скажите!

– Да, от крова не откажемся, – вставил Ларс. – Пора сделать небольшой перерыв в наших странствиях…

– Всё что угодно! О, как хорошо, что боги послали вас! – это страстное заявление было подкреплено сжатием моей талии, и без того запотевшей в тесном плену девичьих рук. То ли она правда боялась свалиться, то ли неровно ко мне дышала. Сидя к ней спиной, я не мог утверждать наверняка, но недобро прищуренные глаза Флейм склоняли к последнему.

– Это был наш долг, – нудно сказал я, чтобы разрядить обстановку. – А как вы попали в лес, сударыня? Почему были там одна? Разве батюшка отпустил вас?

Менторские нотки в моем голосе ее, похоже, не задели. Дарла горько вздохнула и, к моему ужасу и вящей ярости Флейм, сиротливо опустила темноволосую головку в алых лентах ко мне на плечо.

– Не спрашивайте меня, милорды, – прошептала она, и от глухого отчаяния, звучащего в этом шепоте, мне почти расхотелось язвить. – Я… я сама не могу поверить в это.

Стоит ли говорить, что утроенными усилиями мы ее всё-таки уломали. Дарла снова вздохнула, на сей раз без всякой картинности и, видимо, оценив, что дорога до замка ее отца довольно дальняя, решилась исповедаться.

– В лес меня привел брат, – просто сказала она. – Он собирался убить меня, но я кинулась ему в ноги, я умоляла его сжалиться, и он смягчился. Оставил меня там, видимо, решив, что волки завершат дело за него.

– Проклятье! – вырвалось у меня совсем не по-виконтски. – Хорош же ваш брат, сударыня! Чем вы ему так досадили?

– Не ему… Он всего лишь выполнял приказ.

– Чей? – спросил Ларс.

– Леди Йевелин, – ответила Дарла, и ее голос сорвался. – Моей мачехи.

Мы помолчали. Я думал о том, что девчонке в самом деле не повезло: ни с мачехой, ни с братом, и проникся к ней по этому случаю чем-то похожим на жалость. Это чувство удивило меня. Обычно я испытываю его исключительно по отношению к лошадям. Ларс, я уверен, думал о том, что вполне понимает леди Йевелин, чем бы она ни руководствовалась при принятии столь человеколюбивого решения. О чем думала Флейм, я мог только догадываться (никогда не знаешь, что на уме у женщин!), пока она не проговорила:

– Хм… что-то это мне напоминает…

Мы все посмотрели на нее с удивлением, но она лишь наморщила лоб.

– Кажется, была такая легенда… О злой мачехе и бедной падчерице, которую в лесу спасли гномы…

– Спасибо, сестрица, – холодно ответил я. Она вспыхнула, неловко усмехнулась, видимо, поняв, что ударила меня в больное место: низкорослым я не был, но высокой статью всё же не отличался, что непростительно для полководца.

– Она жена вашего отца? – спросил Ларс, спасая нас от дурацкой необходимости обмениваться смущенными улыбками. Дарла кивнула – я ощутил, как ее щека скользнула вверх-вниз по моему плечу.

– Наша с Куэйдом мать умерла при родах, – простодушно объяснила она. – Отец двадцать лет хранил ей верность. Он очень ее любил. Но потом появилась она… – нотки ярости снова скользнули в ее голосе, придав ему неожиданную твердость. Я подумал, что при определенных обстоятельствах малышка, пожалуй, сможет проявить характер. – Вернее, появилась еще раньше – она дочь наших соседей, Инсбенов. Куэйд говорит, что отец обратил на нее внимание, еще когда она была девочкой, но ее обручили с лордом Картером… Она очень быстро свела его в могилу, вышла замуж за графа из Келленевера, и с тех пор о ней ничего не слышали. Говорят, она пять мужей угробила! И вот настал черед моего несчастного отца…

Я изо всех сил вслушивался, пытаясь уловить фальшь в ее голосе, но тщетно. Не знаю, почему я был так подозрителен. Дарла выглядела в этой истории жертвой, и хотя ее мнение о мачехе наверняка страдало предубеждением, я не мог не признать, что такое поведение по отношению к падчерице должно иметь очень веские основания, дабы быть оправданным.

– Что вы ей сделали? – вслед за своими мыслями спросил я.

– Вероятно, я просто более красива, – с горечью ответила Дарла, и в ее тоне не было и тени кокетства. То ли она действительно так считала, то ли искренне верила, что так считает ее мачеха.

– А при чем тут ваш брат? – спросил Ларс, и я мысленно хлопнул себя ладонью по лбу.

– И верно! Как он-то мог так поступить с вами?

– Или он тоже вас ненавидит? – едко добавила Флейм, вызвав у меня всплеск легкой неприязни. В самом деле, пока что эта миленькая глупышка не сделала ничего, чтобы заслужить такое отношение.

– Нет, Куэйд всегда был добр ко мне… Он защищал меня, заботился… Но она и его свела с ума. Она всех сводит с ума! – Дарла вскинула голову, сжала мою талию, вынудив обернуться к ней через плечо. – Посудите сами, что это за женщина, если ей хватает наглости очаровывать сына собственного мужа!

– Вас послушать, так это просто редкая прелестница, – хмыкнул Ларс. – Жду не дождусь встречи с ней.

– Вам смешно, сударь! – воскликнула Дарла. – Поглядела бы я на вас в такой ситуации.

– Сударыня, я бы не оказался в такой ситуации.

– Верно! Вы мужчина, вы можете постоять за себя! А что делать мне… что делать нам, да, дорогая миледи Флейм? Вы-то можете меня понять?

Я с интересом смотрел, как Флейм краснеет и отворачивается, бормоча какие-то банальности, и на миг ощутил что-то похожее на злорадство.

– Конечно, мы понимаем и разделяем ваши чувства, – заверил я, и Дарла тут же повернулась ко мне. – Поведение ваших родственников непозволительно. Мы разоблачим их злодеяния, как только достигнем замка вашего достойного родителя.

Флейм метнула на меня быстрый взгляд, я послал ей ответный («Где ты набрался таких манер?! – Сама знаешь».), но тут Дарла отчаянно замотала головой.

– Нет-нет! Не надо, ради всего святого! Она убьет меня… Она прикажет Куэйду зарезать меня прямо в замке, если я опозорю ее перед отцом! Да и он не переживет этого… Он так настрадался в жизни… Сначала моя мать, потом бедняжка Миранда… И хотя мне невыносима мысль, что эта змея…

– Миранда?! – я, вероятно, повернулся резче, чем следовало, потому что Дарла, вскрикнув, разжала руки и, покачнувшись, стала валиться с коня. Я в последний миг подхватил ее, почувствовал под руками мягкое женское тепло и встретился взглядом с испуганно распахнутыми карими глазами. «А всё-таки в ней что-то есть», – виновато подумал я. Флейм и Ларс придержали лошадей, глядя на эту пасторальную сцену с плохо скрываемым отвращением.

– Простите, – пробормотал я, – я такой неуклюжий…

– Вы… вы самый сильный и галантный из всех, кого я знала, – пролепетала она, и я бросил на Флейм взгляд, полный почти неподдельного ужаса. Взгляд Ларса, к моему несказанному удивлению, вдруг стал одобрительным.

Я неловко уселся, снова водворив дочку маркиза за спину, и ее тонкие руки с прежней силой обхватили меня за пояс. Мы двинулись дальше. Какое-то время я ехал молча, дожидаясь, пока не перестанут гореть уши под уничтожающим взглядом Флейм, потом вдруг вспомнил о причине, приведшей к этой идиотской ситуации:

– Вы говорили о некой Миранде…

– Это племянница отца, дочь его младшего брата, – пояснила Дарла, доверчиво вжимаясь в мою спину. – Она исчезла пять лет назад. Ее мать, как и моя, погибла при родах, а отец очень скоро умер от горя.

– Бедная, как же вам досталось, – вырвалось у меня почти искренне.

– О, я не сильно переживала, – невозмутимо отозвалась Дарла, восхитив меня подобной непосредственностью. – Миранда была уродливой занудиной, на ней даже никто не хотел жениться. Мы никогда не дружили. Но отец любил ее, как и своего брата, и очень страдал, – ненаигранная печаль, сквозившая в ее последних словах, создавала изумительный контраст с недавней наивной бессердечностью, и меня снова очаровала такая естественность. Впрочем, думал я об этом недолго. Сейчас у меня были более насущные проблемы. Обменявшись взглядами с Ларсом, я понял, что он думал о том же. Имя и срок сходились. Это еще ничего не значит, но…

Меня вдруг словно кипятком ошпарило. Сколько лет этой девочке? Девятнадцать? Двадцать? Около того…

Я внезапно понял, что, возможно, за моей спиной сидит женщина-Проводник, женщина, родившаяся для того, чтобы у нее вырвали сердце. Женщина, которую мне, может быть, придется убить.

– Смотрите, вон там! Как быстро мы добрались! – воскликнула Дарла, вытянув вперед тонкую белую руку. Я с трудом поднял голову и посмотрел туда, куда она указывала.

Тракт расширился, уплотнился, выводя из леса на равнину, усеянную пастбищами и деревнями, над которыми вдалеке, на покатом круглом холме, высилась белая громада замка.

Судя по всему, маркиз Аннервиль не относился к тем мелкопоместным нищим дворянчикам, у которых за душой нет ничего, кроме титула, кои составляют, увы, восемь десятых нашей блестящей аристократии. Увы – потому что хоть они и кичливы не менее своих богатых друзей, взять с них, по сути, нечего. А унижать тех, кто и так ежедневно унижается, вылизывая задницы более удачливым собратьям по сословию, как-то мелко.

Маркиз Аннервиль был не таков. Мы имели дело с настоящим феодалом, богатым, знатным и очень влиятельным. Ларс позже сказал мне, что эта фамилия одна из древнейших в королевстве. Им принадлежала чуть ли не половина Далланта и часть земель в соседней Парезе, а это не меньше сотни деревень, тысячи акров лесов, полей, озер. Малышка Дарла была богатой наследницей. Если, конечно, стараниями своей любящей матушки она доживет до того дня, когда ей придется вступить во владение отцовской вотчиной. Я склонялся к мысли, что именно желание без помех завладеть завидным наследством послужило причиной столь живой неприязни новоявленной маркизы к своей падчерице, а вовсе не банальная зависть к восхитительному цвету лица девчонки. Хотя… Повторюсь: сам Жнец не разберет этих женщин.

Мы проехали через две деревни, жители которой высыпали на улицу и восторженно приветствовали свою маленькую хозяйку. Та расточала улыбки и воздушные поцелуи, а во второй деревне даже снизошла до того, что вытянула из волос ленту и бросила в толпу. Алая шелковая змейка, лениво извиваясь, опустилась в придорожную пыль, но была тут же подхвачена розовощеким юношей, похоже, только-только начавшим бриться. Я заметил, что у него покраснели даже уши, и подумал, что эта малышка наверняка разбила не меньше сердец, чем ее мачеха.

– Странно, – вполголоса проговорила Флейм, когда мы проезжали мимо поля, на котором трудились крестьяне.

– Что? – обернулся я.

– Они кажутся счастливыми.

Я взглянул на крестьян и понял, что она права. Золотистое солнце заливало поле, ласкало высокие тучные колосья, стебли бурьяна, согнутые спины и прикрытые платками головы. Издалека неслась песня, исполняемая сильным радостным альтом. Люди работали споро, а когда один из крестьян, мимо которого мы проезжали, разогнулся, чтобы утереть пот со лба, я увидел на его губах улыбку.

– Что же тут странного? – искренне удивилась Дарла. – Им хорошо здесь. Налоги очень умеренные. И платят крестьяне, как им удобно: в урожайные годы – зерном, в другие – скотом или овощами. Отец хорошо обращается с ними. Почему бы им быть несчастными?

Мы с Ларсом переглянулись. Можно было бы немало рассказать этой дурочке о буднях простого крестьянина, а лучше – дать ей в руки серп и отправить в поле. Но мы смолчали: и не только потому, что нам, высокородным господам, полагалось умиляться созерцанием радостного труда простолюдинов. Еще и потому, что, говоря начистоту, ни мне, ни Флейм, ни Ларсу до них не было никакого дела. Двести лет назад горстка безумцев возомнила, что крестьяне заслуживают лучшей участи. Крестьяне сильно удивились, и затея переворота благополучно провалилась. Где сейчас кости тех энтузиастов? Никто из нас не мнил себя предводителем бунтарского движения. Да, мы нападали на аристократов, мы унижали их, грабили, порой убивали, но всё это совершалось лишь для нашего извращенного удовольствия. До сих пор помню изумление, в которое повергло всех нас (меня в том числе) робкое предложение Линнетт поделиться награбленным дворянским добром с крепостными разоренного лорда. Какого хрена? Всё равно завтра придет другой лорд и всё отнимет. Так было и будет, какой смысл вносить сумятицу в раз и навсегда устоявшийся порядок?

Да, я не хотел бы оказаться на месте крестьянина, с младых лет и до гробовой доски гнущего спину на хозяйском поле. Но это не означало, что я тут же ринусь помогать всем угнетенным и обездоленным. Такой ерундой занимаются благородные рыцари, а не ублюдки вроде меня.

– О, а вот и замок! Мне кажется, я тут год не была! – благоговейно прощебетала Дарла, выводя меня из раздраженной задумчивости.

Мы чуть придержали коней у массивных дубовых ворот. Дозорные, похоже, узнали Дарлу, и к тому времени, когда мы подъехали ко рву, подвесной мост с грохотом обрушился на берег, взметнув тучу удушливой теплой пыли.

Мы въехали в широкий внутренний двор, усыпанный цветной галькой и мелким песком, словно триумфаторы после решающей битвы. Дарла была права: нас встретили бурей восторгов. Первой выбежала тучная бородавчатая женщина лет сорока, чья фантастических размеров грудь выдавала в ней кормилицу. К ней присоединилась целая толпа. Дарлу обнимали, целовали и обливали слезами радости люди разного пола, возраста и наружности, от кухарок до старика управляющего. Мы скромно стояли в сторонке, не спешиваясь. Флейм насмешливо скалилась, я сохранял нарочитую серьезность, и только Ларс, по обыкновению, оставался невозмутим.

Наконец вспомнили и о нас. Я на миг испугался, что сейчас вся эта зареванная от счастья толпа ринется к нам, но обошлось – всего лишь предложили спешиться и подождать милорда, который, без сомнения, немедленно примет героев, вернувших в родные стены уже оплаканное дитя. Маркиз Аннервиль проявил еще большее радушие – он самолично выбежал нам навстречу, игнорируя меч, безбожно колотящий его по ногам, стоило ему сделать слишком широкий шаг. Это был высокий поджарый мужчина лет пятидесяти, стройный, с превосходной выправкой, впрочем, не военной. Его густые каштановые волосы, заметно тронутые сединой, были уложены естественно и умело, борода и усы удивляли не свойственной рыцарям опрятностью, черты лица были резки и правильны, взгляд ясен и приветлив, а рукопожатие – крепкое и твердое. Я сразу проникся к нему невольной симпатией и одернул себя за это. Мне ли не знать, как обаятельны порой бывают господа аристократы. Они впитывают это с молоком матери (вернее, как это принято у них, с молоком кормилицы) и подчас используют весьма эффективно.

– Как мне вас благодарить?! – воскликнул он, прижимая дочь к груди, когда с формальностями было покончено. – Мы уж и не знали, где ее искать!

– В самом деле? – картинно удивился я и хотел добавить: «Вам нужно было спросить у своего сына», но, поймав умоляющий взгляд Дарлы, умолк. Она права. Не сейчас.

– Мы сделали то, что на нашем месте сделал бы любой благородный человек, – вежливо проговорил Ларс, отвешивая легкий поклон.

– Как бы то ни было, на ближайшие дни вы – мои гости! Прошу, пойдемте со мной!

У меня ныли зубы и сосало под ложечкой от всех этих банальностей. Ларс выдерживал испытание стойко, но Флейм оглядывалась с интересом. Она впервые попала в подобное место официальным (или полуофициальным) путем и не привыкла к такому обращению. Когда Аннервиль поцеловал ей руку, она зарделась в точности как Паулина, натренировавшая этот милый естественный румянец долгими упорными трудами. Флейм же смутилась искренне, снова – уже не впервые за последние дни – меня поразив.

Я взял ее под руку и провел вслед за Аннервилями в башню. Ларс замыкал шествие, словно насмешливый ангел-хранитель, не дающий своим суетливым подопечным потерять голову.

Титулованная семья как раз собралась обедать. Возможно, исчезновение дочери и сестры отбило у ее домочадцев покой и сон, но не аппетит. Стол ломился от яств, которыми можно было накормить десятерых. Взглянув на тучного молодчика, сидевшего по правую руку от места лорда и леди, я понял, что такое изобилие вызвано его прихотями. Увидев нас, вернее, маркиза, ведущего под руку маленькую Дарлу, молодчик побелел и вскочил, проявляя весьма противоречивые чувства.

– Йевелин, Куэйд, смотрите, кто пожаловал! – смеясь от радости, проговорил Аннервиль.

– Дарла! – сдавленно выкрикнул молодчик и бросился к ней. Когда он стиснул сестру в медвежьих объятиях, я подумал, что тридцатилетнему парню с его комплекцией, по-детски наивным лицом и рабской преданностью сумасбродной мачехе, вероятно, непросто живется на этом свете. Проклятье, какой-то я жалостливый сегодня.

Дарла, к моему удивлению, не оттолкнула лицемера, а нежно склонила курчавую головку на его широкую, тяжко вздымающуюся грудь. То ли память у нее коротка, то ли сердце большое, то ли она была редкостной лицемеркой.

Но, как оказалось, среди присутствующих находилась еще большая лицемерка. Она восседала на украшенном топазами троне во главе стола и наблюдала за разыгравшейся идиллической картинкой со снисходительным умилением матери, наблюдающей, как ее дети резвятся во дворе. Наконец она поднялась, являя невообразимую грацию каждым своим движением, обошла стол, шелестя юбками, и протянула холеные руки к падчерице.

– Дарла! – проговорила она. – О, боги… Бедная, дорогая моя девочка!

Дарла вскинула на мачеху полный ненависти взгляд, медленно отстранилась от брата и соединила свои маленькие пухлые ладошки с изящными руками молодой женщины.

– Жнец меня забери, – едва слышно проговорил Ларс за моей спиной. – Она просто великолепна.

И это действительно было так.