Текст книги "Тьма. Испытание Злом"
Автор книги: Юлия Федотова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Денно и нощно заботясь о благе королевства, в одном лишь вопросе Хаген Мудрейший не проявил должной дальновидности: не смог подготовить себе достойного преемника. Пока монарх нес на своих мощных плечах груз государственных забот, воспитанием его младшего сына занимались дамы. И в деле этом они весьма преуспели. Когда спохватился Мудрейший и увидел, во что превращен ребенок их стараниями, было уже поздно.
На самом деле принц Видар вообще не должен был стать королем. По праву старшинства престол наследовал его брат Сигурд. Но его, в отличие от младшего брата, готовили к этой миссии столь усердно, что несчастный умер восемнадцати лет от роду от страшной раны в живот, полученной при осаде пиратской крепости на острове Ноккру. Отец-король ненамного пережил своего старшего сына, моровая язва скосила его в походе на север. И бразды правления принял в свои слабые руки король Видар.
Это был милый молодой человек, немного женоподобный внешне, с чувствительной душой и легкомысленным нравом. Монарших амбиций он не имел вовсе – так уж его воспитали. Власть интересовала его лишь постольку, поскольку давала возможность жить в собственное удовольствие, никакими трудами и заботами себя не обременяя. Благо рядом имелось множество людей, верных памяти его отца и готовых принять их, заботы эти, на свои плечи.
Нет, не следует думать, что молодой король был совсем уж глуп и не понимал своего положения. Время от времени, чаще всего по четвергам, он честно старался вникать в государственные дела: выслушивал доклады, подписывал указы (увы, не всегда их читая), принимал просителей и все такое. Но Девы Небесные, как же это было скучно! Неудивительно, что на следующий день ему вновь хотелось танцев, турниров или охоты…
Имелась у короля Видара нежно любимая жена, ее величество королева Гильда. Это было существо столь миниатюрное и бестелесное, что злые языки поговаривали: брачный союз с лонарийской принцессой заключен напрасно, наследника она родить не сможет. Но короля и это не беспокоило. «Уж что-что, а королевский престол никогда пустым не останется, найдутся желающие!» – посмеивался он, потому что красавицу-жену ценил во сто крат больше того престола. Гильда платила мужу восторженной преданностью, разделяла все его мысли, чаяния и интересы. Влюбленные супруги старались не разлучаться ни на минуту, без сомнения, это был счастливейший в мире брак…
И вот, дождавшись четверга, ланцтрегер фон Раух предстал пред очи королевской четы. Слабая надежда на то, что король примет его один на один и удосужится выслушать как следует, не оправдалась.
Надо заметить, король с королевой всегда относились к Йоргену с благоволением. Но не потому, что был он опытным воином, хорошим командиром и именно его стараниями, не раз и не два оплаченными кровью, столица могла спать спокойно по ночам. Конечно, этих заслуг они у него не отнимали, просто их приоритеты лежали в иной сфере. Они в первую очередь ценили красоту во всем: в вещах, в лошадях и в людях в том числе, а начальник Ночной стражи был, без сомнения, весьма и весьма привлекательным молодым человеком, несмотря на некоторое своеобразие внешности. Уж на что слыл красавцем его старший брат, лагенар Дитмар фон Раух, многие дамы находили, что Йорген интереснее. И если бы не был он немного диковат, если бы, последовав примеру брата, занял место при дворе, то очень, очень неплохо вписался бы в состав свиты… ну, к примеру, между ландлагенарами фон Фохтом и фон Горнатом. Может, оно и не по чину, зато по росту и стати…
В общем, пока король Видар мысленно прикидывал, куда было бы удачнее Йоргена пристроить, чтобы лучше смотрелся, пропустил мимо ушей все, что тот успел сказать. К счастью, рядом была верная Гильда, ловившая каждый взгляд, жест и вздох любимого супруга. Она и повела беседу. Если бы в свое время так поступила королева-мать, это наверняка вызвало бы неудовольствие короля Хагена. Короля Видара инициатива жены всегда лишь умиляла.
– Ах, милый ланцтрегер, до нас дошли ужасные вести! – прощебетала Гильда, тоже невпопад, но с искренней тревогой в голосе. – Правда ли, что вас на днях покусал носферат?
– Шторб, ваше величество! – Йорген предпочитал называть вещи своими именами.
– Как?! – Тревога переросла в ужас. – Неужели ШТОРБ?!
– Именно, ваше величество! К счастью, опасность давно миновала, перевоплощение мне уже не грозит.
– Слава Девам Небесным! – от души выдохнула королева.
Конечно, от Йоргена не укрылось, что больше ее напугала не сама угроза перевоплощения, а то, что в шторба. Хотя…
Ее величество вскинула на ланцтрегера свои огромные, синие, по-детски наивные глаза. Спросила с надеждой:
– Но если бы случилось худшее… Ведь вы все равно сделались бы носфератом, а не шторбом? Благородная кровь…
Она умолкла, не сумев выразить мысль, слишком плохо разбиралась в вопросе. Но Йорген ее понял.
– Боюсь, ваше величество, тут дело не в крови, а исключительно в слюне. Кусал шторб, и стал бы я шторбом, а не носфератом.
– Какая жалость! – подал голос его величество. Ему на миг представилось, какой изысканно-очаровательный носферат получился бы из начальника столичного гарнизона Ночной стражи.
Супруга и упомянутый начальник воззрились на него не без удивления. Молодой король смутился.
– Я имел в виду, какой ужас, если бы это случилось! Горькую утрату понесло бы наше королевство в вашем лице, мой дорогой ланцтрегер! – Он не лукавил, он действительно так считал. – Вы вправе требовать любой награды! Просите же, просите, я готов сделать для вас что угодно!
Тут настал черед Йоргена смущаться, таким дурацким было его положение. Ведь он уже успел высказать просьбу о временной отставке и теперь не знал, как надо себя вести: снова ее повторить, типа для тугодумов, или еще что-то придумать в дополнение?
Выручила королева.
– Ах, любезный супруг мой, – заметила она, – мне думается, после тех потрясений, что выпали на долю бедного ланцтрегера, первое, в чем он нуждается, это хороший отдых. И если бы вы сегодня издали указ о его отпуске, он уже завтра мог бы отправляться в путь…
– Отпуск? В путь? – поразился Видар, заставив Йоргена окончательно усомниться в умственных способностях своего короля. – Далеко ли?!
Королева не дала ланцтрегеру и рта раскрыть.
– Ну разумеется, в просвещенную Силонию! Где же еще в наше трудное время можно поправить пошатнувшееся от ран здоровье! – Так она истолковала для себя просьбу Йоргена, который, чтобы не вдаваться в опасные подробности, цель отъезда не называл, только место назначения.
Просьба была законной и обоснованной, король Видар видел лишь одну причину для отказа.
– Но кто же заменит вас в должности, ланцтрегер?! Теперь, когда ночные твари стали опасны как никогда…
– Мы попросим лагенара Дитмара! – просияла Гильда, радуясь собственной находчивости. – Разве он откажет брату?
Йорген горько вздохнул. Отказать он, конечно, не откажет, особенно если просьба будет исходить от короля и расцениваться как приказ. Но и спасибо тоже не скажет, потому что по ночам любит спать, в крайнем случае танцевать, но уж никак не проверять посты и истреблять шторбов с вервольфами. И вообще, предстоящего объяснения с братом Йорген побаивался – как-то он воспримет их с Кальпурцием идею? Может одобрить, ведь благородное, достойное это дело – борьба с неведомым Злом. Но может и по шее дать, решив, что они неоправданно много на себя берут… И будет, пожалуй, прав…
Дитмар и сам не знал, как надо поступить. Доводы брата казались убедительными: и появление на его жизненном пути силонийца Кальпурция выглядело неслучайным, и волшебные книги людям просто так в руки не даются, и с Тьмой надо было что-то решать – в конце концов, сколько может длиться это безумное ночное противостояние мертвого и живого? И если должен кто-то из смертных свершить великий подвиг, чтобы его остановить, то почему бы этим «кем-то» не оказаться Йоргену? Воин он прекрасный, с этим никто не поспорит. К авантюрным предприятиям, сопряженным с опасностью для жизни, склонен с детства. Кроме того, обладает некоторыми свойствами, весьма полезными в боевой обстановке, но так редко присущими чистокровным людям, что он предпочитает о них помалкивать…
В общем, все бы хорошо, кроме одного. Слишком часто великие подвиги оканчиваются гибелью героя. Одиночный поход в земли Тьмы (Кальпурция Тиилла Дитмар не без основания в расчет не принимал) – это же сущее самоубийство! Так он Йоргену и сказал, понимая прекрасно, что слова эти уже ничего не изменят, решение принято.
– Да ладно, все мы под Небом ходим, – легкомысленно отмахнулся братец. – Меня и здесь могут в любой день на улице загрызть, какая разница? Ты, главное, сам осторожнее будь, к гифтам с хвоста не подходи…
– Ну поучи еще меня, как с гифтами обращаться! – сердито перебил старший брат, чей жизненный опыт придворными забавами отнюдь не ограничивался и боевая выучка была ничуть не хуже, чем у младшего. – Знаешь что, я лучше с вами пойду! Мне так спокойнее будет.
– Эх, вот придумал! – надулся Йорген по старой детской привычке: так всегда бывало, когда ему казалось, будто старший брат ему не доверяет, считает маленьким. – А здесь меня кто заменит, по-твоему? Его величество король Видар ясно сказал: отпустит, если ты примешь командование гарнизоном. Иначе никакой отставки!
– Его величество король Видар – и ясносказал? – усомнился Дитмар, не опасаясь даже, что его услышат посторонние – разговор происходил в коридоре дворца, и Йорген нарочно подловил брата именно там, справедливо полагая, что на людях он будет тише орать и уж точно не захочет драться.
– Во всяком случае, я понял его именно так, – слукавить Йорген не решился. – Если умеешь объясняться с его величеством – уточни сам. Мне ход его высочайшей мысли постичь в полной мере не дано.
– Боюсь, в этом ты не одинок, – пробормотал старший брат. – Ладно, делай что должно, и будь что будет… И постарайся, во имя Дев Небесных, вести себя благоразумно! Без обычных твоих глупостей…
Что именно он понимал под «глупостями», уточнять пока не станем, может, потом к слову придется. Заметим, однако, что творили они их всякий раз вместе, так что Дитмар знал, о чем говорил.
Но у Йоргена нашлось, чем порадовать родича напоследок!
– Не тревожься, брат. Зачем, по-твоему, я купил себе раба из просвещенной Силонии? Он станет на меня благотворно влиять.
Глава 8,
в которой Кальпурций Тиилл жестоко страдает на лошадиной почве, а Йорген фон Раух связывается с неведомым древним колдовством
Скребницей чистил он коня,
А сам ворчал, сердясь не в меру…
А. С. Пушкин
Дорога от королевского дворца до гвардейских казарм была совсем недлинная – площадь пересечь. Но Йорген пошел дальним кружным путем, через жилые кварталы старого города. Захотелось побыть наедине, в последнее время ему это редко удавалось.
Время близилось к закату, но до темноты оставалось еще долго, и погода для северной весны была вполне приличной. Ветер дул без обычной ярости, с ног не валил. Солнце не слепило глаза косыми рыжими лучами, пробившимися через прорехи в клубах жутковатых свинцовых туч, а нежно и ровно просвечивало сквозь сплошную жемчужно-серую пелену. Тепла большого не было, но и промозглого холода тоже – отчего бы не прогуляться?
Это оказалось даже интересно. Он почти забыл, как выглядит город днем. Улицы казались шире и шикарнее, переулки – грязнее и беднее. Самые опасные из подворотен, те, мимо которых обычно проходишь, сжимая рукоять меча, выглядели мирно и скучно, и тянуло из них не свежей кровью и не могильным тленом, а кошачьей мочой, луковой похлебкой и жареным мясом с чесноком.
Народу по улицам бродило необыкновенно много – по крайней мере, так казалось Йоргену, привыкшему к ночному безлюдью. Кованые ставни нижних этажей еще не были заперты на засовы, и в окнах побогаче, тех, что не слюдой закрыты, а настоящим стеклом, видны были кружевные занавески и горшки с красными цветами – красиво! Возле пивной, не той, куда они со старшим разводящим иногда заскакивали после дежурства, а совсем плохонькой и грязной, возле сапожных мастерских расположенной, валялся пьяный. Руки раскинуты, башка в луже. Если не успеют подобрать родичи или сердобольные прохожие – пойдет ночным тварям на прокорм… Брезгливо переступив через ноги лежащего, Йорген заглянул в пивную, рявкнул страшным командным голосом, чтобы сразу понятно было, кто в этом городе главный: «Что за беспорядок у дверей?! Убрать немедленно!» Хозяин, что-то панически пискнув, кинулся исполнять. Успевшее обмочиться тело затащили в прилепленный с торца дома угольный сарай. Важный господин удовлетворенно кивнул и пошел себе дальше. Перепуганный насмерть хозяин остался вытирать холодный пот со лба.
…Сгорбленная, нечесаная старушонка из кочевого народа зегойн сидела на камне у мостка через сточную канаву, сонно клевала носом. Увидев Йоргена, оживилась:
– А не пожалей медную крону, добрый господин, всю правду тебе скажу, не обману!
Кроны ланцтрегеру жалко не было. По особому указу ее величества он только что получил из королевской казны целый мешочек золота – на дальнюю дорогу. Обещанная «правда» его не интересовала, не верил он уличным гадалкам, врали они. Настоящим предсказательницам нет нужды ловить клиентов у сточных канав, те сами приходят к ним в дом с поклоном и расплачиваются уж никак не медью. Жалко стало старушку – сидит мерзнет, хочет крепкого темного пива, хочет луковой похлебки с куском сухого хлеба, который ей уже не по зубам, но она размочит его в миске и будет хлебать горячее…
Йорген тряхнул головой, отгоняя чужие мысли. Иногда, очень редко и внезапно, случалось с ним такое. Кровь нифлунгов давала о себе знать. И если он смог проникнуть в разум этой женщины – значит, как прорицательница она не безнадежна, в самом деле имеет связь с тайными силами… Погадать, что ли? Любопытно…
– Держи, бабушка! – Он подал ей медяк.
Она потянулась жадно, прикоснулась холодными желтыми пальцами к его ладони – и вдруг отпрянула. Монета с легким звоном упала на камни мостовой.
– Прочь! – Старая женщина махала руками в таком ужасе, будто не начальник Ночной стражи перед ней стоял и даже не изысканно-очаровательный носферат, а самый настоящий шторб из сырой земляной могилы. – Уйди прочь! Уж я вижу, кто ты есть! Ты темная тварь, тебе не место среди людей! Ступай к себе во Тьму!
Йоргену стало забавно. Может, недавний укус почуяла зегойна, может, чужую кровь… Но это еще не повод лишать ее вожделенного ужина.
– Уйду, уйду, бабулечка, не кричи! Ты деньги-то возьми! Не лишние! – Он поднял монету.
– Не надо мне твоих денег! – упрямилась старая. – Черные они!
– Да нормальные деньги, честно! – заверил Йорген. – Не я же их чеканил! Мне их из казны выдали.
Этот довод гадалку почему-то убедил.
– И то верно, – кивнула она. – Давай! – спрятала монету в складках обширнейшей и грязнейшей юбки и поведала доверительно: – Деньги, сынок, они из рук в руки ходят, не задерживаются, к ним никакая Тьма не липнет.
– Правильно, бабушка! – от души согласился ланцтрегер. – Никак не задерживаются, просто беда!
…Прогулка, длившаяся почти полтора часа, пошла Йоргену на пользу, он смог наконец разобраться в собственных чувствах и понял, что именно подспудно угнетало его в последние дни. Вернувшись в казарму, он прямо с порога, вместо приветствия, огорошил Кальпурция вопросом:
– У тебя деньги есть?!
– А сам ты как думаешь? – поджал губы силониец.
Тема была ему неприятна. Единственной, если так можно выразиться, «собственностью» его был рабский ошейник, колодки и мешок с прорезями для рук и головы. Даже та одежда, что он теперь носил, принадлежала Йоргену: старые штаны, старая рубашка с дыркой на кружевном вороте и новая богатая куртка, купленная недавно по настоянию Дитмара, чтобы являться ко двору «в подобающем виде». Стоила она немало – четверть самого Кальпурция, но сидела на нем кургузо, сразу становилось понятно, что с чужого плеча одет: при почти одинаковом росте Йорген был от природы субтильнее своего раба, хоть и отощавшего, но широкого в кости.
– Да я не про то! – возразил ланцтрегер с досадой. – У тебя дома, в Силонии, найдутся деньги?
– Мой отец, – без похвальбы, но с большим достоинством ответил молодой Тиилл, – является третьим лицом в государстве после самого императора и главного понтифика! Так что семейство наше не бедствует, если ты это имеешь в виду.
Йорген на миг задумался, потом сообщил:
– Те разбойники, что взяли тебя в плен, были сущие глупцы. На их месте я не стал бы продавать тебя работорговцам, а потребовал бы у твоей семьи выкуп. Можно было бы выручить гораздо больше…
Тут лицо Кальпурция совсем помрачнело и вытянулось.
Йорген опомнился:
– Ох, извини, я не о том! Понимаешь, мы ведь такое дело вместе задумали… Мы теперь, можно сказать, товарищи по оружию… Короче, мне не нравится, что ты мой раб. Вот! – Он умолк, ему почему-то было неловко.
– Знаешь, я тоже от своего положения не в восторге, – кивнул Кальпурций. – И что ты предлагаешь? Вернуть меня семье за выкуп?
– Нет. – Ланцтрегер не заметил сарказма в его словах. – Давай будем считать, как будто ты занял у меня деньги в долг, чтобы выкупиться из рабства. А когда доберемся до Аквинары, вернешь мне двадцать крон серебром. Согласен?
– Да хоть сорок золотом!!! – вскричал обрадованный Кальпурций Тиилл.
– Не надо, – отказался Йорген решительно. – Я же не ростовщик Циффер, чтобы драть грабительский процент с займа! – сказал так и поморщился, с упомянутым господином у него были связаны не самые приятные из воспоминаний. – Я лучше пойду меч тебе со склада принесу! [7]7
Вручение меча символизировало признание раба свободным человеком.
[Закрыть]
…Самый быстрый и безопасный путь из Эренмаркской столицы в Аквинару проходил морем. Этот факт был настолько очевидным и общеизвестным, что у Йоргена даже сомнений не возникало: именно им они и воспользуются. Он и в порт успел заскочить сразу после ночного дозора – справиться, будут ли в ближайшие дни попутные суда до Силонии. Таковых оказалось целых пять, на выбор – четыре торговых, под флагами Шнитта, Гизельгеры и самой Силонии, и одно военное, эренмаркское. Оно выходило в море позже всех, зато не требовалось платить за место. Такую важную персону, как его милость ланцтрегер Эрцхольм, капитан был рад принять на борт в качестве гостя и даже маршрут ради него обещал изменить, если вдруг возникнет нужда.
Нужды не возникло. Следовать морем Кальпурций Тиилл отказался категорически. Только по суше! «Почему?» – изумился Йорген, осложнения такого рода он уж никак не мог предвидеть. Оказалось, будущий спутник его был настолько подвержен морской болезни, что в штормовую погоду избегал выглядывать в окна родного дворца – из них открывался прекрасный вид на дали морские.
– Но как же? – не мог поверить Йорген. – Ведь про вас, силонийцев, говорят, что вы рождены из пены морской… Слушай, а ты не пробовал потерпеть как-нибудь? День-другой, а там привык бы…
Тут Кальпурций не смог удержаться от горестного вздоха:
– Пробовал, конечно! Думаешь, ты один такой догадливый?
– И что? – В голосе ланцтрегера было столько чистого детского любопытства, что Кальпурций, прежде предпочитавший об этом помалкивать, вдруг ответил без утайки:
– Потом, чтобы вернуть меня к жизни, пришлось приглашать трех лучших лекарей империи, и, по их словам, задача эта оказалась не из легких!
Йорген даже не нашелся, что на это сказать, только посмотрел сочувственно.
– Что ж, значит, посплю часок, и пойдем выбирать лошадей, – решил он.
…Выбрали, ничего не скажешь! Еще никогда в жизни гордый отпрыск имперского судии не сиживал верхом на скотинке столь неказистой! У него, привыкшего к великолепным гартским скакунам – длинноногим, с изящной сухой головой, с лебединым изгибом шеи, – язык не поворачивался назвать это приземистое, широколобое и мохнатое животное фельзендальской породы конем! И ладно других бы на торгу не было, или денег не хватало, или другая какая объективная причина нашлась. Так нет! Выбор был на любой вкус, от вальдбундского тяжеловоза до апприйского рысака; на бедность Йоргену фон Рауху жаловаться не приходилось – золото позвякивало в его кошеле, и в скупости его прежде нельзя было упрекнуть. Но увидел фельзендальцев и вцепился как в родных: «Вот то, что нам нужно! Вот повезло!»
Напрасно взывал бедный Кальпурций, молил:
– Опомнись! Ведь мы с тобой не безродные кнехты [8]8
от нем.Knecht – батрак, раб.
[Закрыть], нам не землю пахать! Что это за убожество! Ни стати, ни красоты!
Жестокосердный северянин только усмехнулся в ответ:
– А ты перед кем красоваться собрался? Перед гизельгерскими конокрадами или ифийскими разбойниками? Возьмем гарта или апприйца – всю дорогу покоя знать не будем. А на этих, – он похлопал ладонью по шерстистому крупу, – никто не позарится! Разве не удача?
– Да как я на этой… этом… – силониец не нашел подходящего приличного сравнения, а слов непристойных не употреблял принципиально, считал их уделом простонародья, – в Аквинаре покажусь?! Посмешище! Лучше уж вовсе пешком!
Ланцтрегер фон Раух умел найти выход из сложного положения. Вот доберутся до силонийской границы, обещал он, и сразу лошадей поменяют по личному выбору Кальпурция! А пока и эти сойдут. Выносливые, резвые в меру… Чего еще желать? В общем, купили двух мышастых с ремнями по хребту – настоящие дикие звери! Только что не рычат!
…Хотели выезжать наутро, уже и тюки дорожные собрали, и отправили к Дитмару рассыльного – предупредить, чтобы заступал в ночь. И тут с запада пришла буря. Самая обычная весенняя буря, такие бывают каждый год, и напугать они могут разве что уроженцев внутренних земель, никогда прежде на море не бывавших. Но и в дорогу в такую погоду не выйдешь – ревет близкое море, волны хлещут на берег, смешиваясь в воздухе с дождевыми струями, ветер рвет черепицу с крыш… Не только люди – твари ночные на улицу носа не кажут, можно даже дозоры не выставлять.
Кальпурций втайне был даже рад непогоде. От вынужденного безделья он не страдал, лежал себе у камина, проглатывал книги одну за другой. Йорген, напротив, изводился нетерпением, бесцельно рыскал по комнате, бранил «окаянную стихию» и каждые десять минут выглядывал в окно – не прекратился ли дождь? Наконец Кальпурцию его мелькание надоело.
– Хватит маячить, от тебя уже в глазах рябит! – буркнул он. – Непогода пришла надолго. Займись чем-нибудь. Есть у тебя дело?
Дело у Йоргена, конечно, имелось. И сделать его он должен был еще месяц назад – провести большую ревизию гарнизонного имущества. Но так не хотелось! Он все тянул и тянул время, и махтлагенар Вальгунт фон Оттер уже трижды вызывал его с докладом, приходилось отговариваться сложной обстановкой в городе. «Будь моя воля, ланцтрегер, вы бы уже давно ходили по улицам простым патрульным!» – сердился командующий, но поделать ничего не мог. Ввиду особой значимости личный состав гарнизона Ночной стражи уже год как был переведен в непосредственное подчинение его величеству, а обращаться с жалобами махтлагенар не любил, только это Йоргена и спасало.
– Вот видишь! – сказал Кальпурций Тиилл, выслушав страдания ланцтрегера. – Это сами Небеса указуют нам, что нельзя начинать новое дело, не закончив старого! Или ты хочешь свалить все на брата, который и без того излишне добр к тебе?! Стыдись!
Йорген устыдился, но все же счел нужным уточнить:
– А почему «излишне»?
– Потому что вы, младшие братья, всегда злоупотребляете долготерпением старших! – последовал выстраданный на личном опыте ответ.
…Трудно сказать, почему это рутинное мероприятие вызывало у ланцтрегера столь острую неприязнь. По большому счету ему самому ничего особенного делать не надо было – лишь отдать приказ каптенармусам и дождаться их донесений. Ну, может быть, для порядка проверить две-три описи лично… А вот не лежала душа! Если бы не укоризненные речи Тиилла, так и не смог бы себя заставить.
– Вот укупил на свою голову, – ворчал Йорген, пробегая глазами список за списком. – Вот не жилось мне спокойно… Так, матрасов соломенных новых триста штук… Триста! С ума сойти! К чему нам столько? Мышей разводить! Хотя… – Ему вдруг пришло в голову, что было бы совсем неплохо пойти на склад и на этих огромных матрасных кучах попрыгать – здорово, наверное, пружинят. Но потом сообразил, что на складе хранятся пустые чехлы, а соломой их набивают уже перед употреблением. Отшвырнул лист, взял другой. – Так, ладно… Кольев осиновых пятьсот… еще надо закупить… наконечников серебряных… – Он снова задумался. По-хорошему следовало бы пойти и наконечники все пересчитать, потому что серебро – это вам не солома, не осина, тут для хищений почва благодатная. Но восемьсот штук! – Короче, идем дальше… мечи… копья простые… молоты боевые… гвизармы – много… Чего?!! Привести сюда Гуса!
Привели из цейхгауза каптенармуса Гуса, толстого, сонного.
– Это что?! – Йорген с возмущением сунул опись ему под нос.
– А что? – вяло удивился тот. – Все как есть посчитано!
– Посчитано?! «Гвизармы – много»?!
– Ах это… Ну, ваша милость, ну попадали они, крючьями сцепились. Я пока растаскивать стал – уже за донесением пришли. Ну я и поспешил, думал, вы пропустите опять…
– Опять?! Это когда я что пропускал?!
– Ну как же? Было дело… тот раз… – забормотал, смутившись, Гус, сообразил, что сам себя выдал.
– Гвизармы растащить и пересчитать! – ледяным голосом приказал ланцтрегер. – Пшел вон!
А про себя подумал: «Вот баран! Я бы на его месте написал бы число наобум, тогда точно не заметил бы никто. Пожалуй, все остальные именно так и делают! Не пересчитывают же каждый раз заново!» Так уж устроен был ланцтрегер фон Раух, что всяческая бухгалтерия рождала непреодолимое отвращение в его душе.
И все-таки чувство долга заставило Йоргена справиться с ленью и спуститься в цейхгауз.
Это было мрачное полуподвальное помещение, но идеально сухое. Его переоборудовали во времена правления Хагена Мудрейшего и нарочно приглашали архитектора из Силонии, чтобы тот проложил систему вытяжек. С задачей силониец справился безукоризненно, железному оружию не угрожала ржа. К великой досаде Йоргена. Лучше бы все оно рассыпалось в прах, может, тогда казна расстаралась бы наконец заменить его на более действенное серебряное.
Йорген надеялся застать бездельничающего Гуса врасплох, но не учел подвальной акустики. Шаги его разнеслись по коридору далеко и гулко, и к тому моменту, когда он лязгнул дверью цейхгауза, каптенармус уже копошился возле стояков с видом серьезным до скорби. За ухом у него торчало гусиное перо, с плохо очиненного кончика капали чернила на каменный пол.
– Показывай хозяйство, – велел Йорген, ему было скучно. Тысячу раз он сюда спускался, где что лежит, знал не хуже самого Гуса, поэтому первым делом направился к ящикам с серебряными наконечниками. – Ну что, будем пересчитывать?
Пухлая физиономия арсенального заметно позеленела, мелко задрожали пальцы. И Йоргену вдруг стало его жаль. Зачем губить напоследок чью-то жизнь? Зачем оставлять о себе недобрую память?
– Скажи честно, сколько не хватает? – спросил он. – Тогда не стану считать.
– Десяток, ваша светлость! – выпалил Гус, глядя в лицо командира честными круглыми глазами.
«Значит, не меньше трех», – понял Йорген.
– Возместишь все. Старший разводящий Кнут проверит, я предупрежу.
– Будет сделано!!! – лихо и счастливо отчеканил Гус.
Продолжать проверку дальше не было смысла. Йорген прошелся вдоль стен, ведя пальцем по древкам копий. Одно оказалось негодным – занозу посадил, велел изъять. Достал железный меч, оглядел – не ржавый ли? Увы, нет. Смоленые факелы (с такими выходят на гифту) понюхал, просто так, для важности: вроде бы такой он знаток, что качество пропитки умеет определять по запаху. Заглянул по темным углам, сам не зная зачем.
В одном из них эта штука и стояла.
– А это у тебя что такое?!
– Не могу знать, ваша милость! – доложил арсенальный радостно, на этот раз он никакой вины за собой не чувствовал. – Всегда тут стоит! Еще тогда поставлена, когда в наших казематах темными делами занимались, – и добавил, таинственно понизив голос: – Для колдовства вещь!
…Это было при короле Густаве, за много лет до прихода Тьмы. Тогда и в Ночной страже еще не возникало нужды, и на колдовство люди смотрели иначе. Королевская гвардия занималась парадами и маршами, сторожа с колотушками сидели в особых будочках без дверей. А то здание, где теперь размещался гарнизон фон Рауха, принадлежало Академии наук и искусств, упраздненной Хагеном Мудрейшим за ненадобностью и опасностью в год первой атаки Тьмы.
Трудно судить, возможно, в те времена эта мера была действительно оправданной? Возможно, академики своими научными опытами в самом деле могли нанести урон обороноспособности королевства, вольно или невольно приоткрыв ворота Тьме? Ведь не только математике, гармонии и философии были их изыскания посвящены! В вечном полумраке подвальных этажей, подальше от людских глаз, творилась наука иного, тайного рода – на грани законного и запретного, на рубеже Добра и Зла… И так уж устроены люди по природе своей, что, если они видят пред собой границу, им хочется непременно через нее переступить, и собственное любопытство либо амбиции оказываются для них важнее вероятных последствий этого шага…
Подобным образом, вслед за мудрейшим своим королем, рассуждали многие из подданных Эренмаркского королевства. Но только не ланцтрегер Йорген фон Раух, перенявший у светлой альвы глубокое уважение к наукам и искусствам, а у оруженосца Бирке – манеру выражаться. И если ему случалось выказывать свое отношение к роспуску академии, он делал это в форме столь… гм… резкой и несвойственной благородному сословию, что у слушателей малознакомых мог бы возникнуть законный вопрос: неужели этот неотесанный молодой человек способен интересоваться еще чем-то, кроме пивной и казармы?! Но сами понимаете, с людьми малознакомымион в подобные разговоры не вступал вовсе.
…В отличие от большинства сверстников, выросших в военное время, колдовство Йоргена не пугало, и Дев Небесных он не опасался прогневить прикосновением к запретному. Вот почему, вместо того чтобы отшатнуться и уйти от греха подальше, он храбро… нет, скорее, беспечновзял загадочную вещь в руки и внимательно рассмотрел. Тому, что на его прикосновение предмет отреагировал короткой световой вспышкой, он особого значения не придал, решил, так и должно быть.
Жезл – пожалуй, именно это определение подходило предмету больше всего. Короткое, в полтора элля [9]9
от нем.Ellе – локоть как мера длины.
[Закрыть], толстое древко из непонятного материала – дерево не дерево, кость не кость – было испещрено письменами и символами, такими мелкими, что глазом в полумраке цейхгауза не разглядеть. С одной стороны оно оканчивалось угрожающим шипом, серебряным, судя по характерному цвету и блеску металла. Другой наконечник представлял собой что-то вроде стилизованного изображения хищной когтистой лапы с пятью равновеликими тонкими пальцами, обнимающими небольшую – размером с неспелое яблочко – тускло мерцающую сферу. Из какого вещества была выполнена она, тоже осталось невыясненным. Как ни велик был соблазн потыкать ее, просунув палец между серебристых когтей, делать такую глупость Йорген все же не стал, поостерегся. Потому что даже самому далекому от тайных знаний человеку с первого взгляда становилось ясно: именно в этом шарике сосредоточено самое настоящее колдовство! Достаточно сказать, что он не был прочно зажат в когтях – они лишь создавали подобие решетки или клетки, внутри которой он висел свободно, не касаясь «прутьев» своей поверхностью! Он мог поворачиваться вдоль собственной оси, он то угасал, то разгорался сильнее, будто жидкий белый огонь переливался внутри. Интересная штука!
