355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлия Васильева » Урожай собрать не просто » Текст книги (страница 5)
Урожай собрать не просто
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 14:49

Текст книги "Урожай собрать не просто"


Автор книги: Юлия Васильева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 3
Превратности сельскохозяйственного шпионажа

– Прямо так и сказал? – Алисия едва не поперхнулась чаем, который мы пили вприкуску с обсуждением последних событий, воспользовавшись отсутствием ее родителей. – И что ты сделала? Надо было дать ему пощечину! А Лас вызвал его на дуэль?

Кажется, мою подругу гораздо больше беспокоило мнение господина Клауса о моей персоне, высказанное в язвительном тоне, чем невыполнимые условия заключенного с ним договора.

– Стоп-стоп-стоп. Ты явно перечитала любовных романов. Я не пылкая героиня, Лас не рыцарь-защитник чести. К тому же мы подслушали разговор (пусть и случайно), а это не та ситуация, в которой можно выскочить перед носом обидчика с криком: «Как вы смеете, подлец!»

– И что ты собираешься делать?

– Ничего.

– Подобное оскорбление нельзя забыть! – Алисия с таким ожесточением сломала в руках сушку, что один из ее кусков нырнул ко мне в чашку.

– Я верю, что ты будешь мстить за меня жестоко и беспощадно. – Отчаянного ныряльщика пришлось осторожно выловить ложкой.

– Николетта, побудь хоть немного серьезной! Ты должна что-нибудь предпринять! Знаю! Вынудим его сделать тебе предложение, и ты его отвергнешь! Так и скажешь: «Еще недавно ваше мнение обо мне было настолько ужасным, что, памятуя о нем, я просто не могу стать вашей женой». – Глаза подруги горели экстазом. В своем воображении она уже поставила этот безумный спектакль. – Не правда ли, красиво звучит?

Я забулькала, безуспешно стараясь сдержать смех:

– И после этого ты меня призываешь к серьезности?

– Не смейся!

– Ну как же не смеяться, если ты противоречишь любой логике? С чего бы господин Клаус стал делать предложение? Ты слышала, какого он обо мне мнения?

– Я тебя научу, как его заставить.

– Боюсь, твои уловки мне не подойдут. К тому же это безнравственно – пытаться играть чувствами человека. У меня сейчас совершенно другие заботы.

– И почему именно ты обязана так печься о вашем имении?

– А потому, что, если вдруг мне суждено остаться старой девой, я вынуждена буду жить у своего брата, и в таком случае хотелось бы жить в довольстве и комфорте.

– Как всегда, расчетлива.

– Меня волнует другое: почему Лас так же не хочет жить в довольстве и комфорте?

– Просто у него отсутствует мотивация, – пожала плечами Алисия. – Он обеспечен всем, что нужно.

Значит, ему должно требоваться больше. У меня в голове возникла шальная идея:

– Я знаю, как создать у него мотивацию! Он сделает тебе предложение, а твоя матушка, как всегда прямолинейно и без церемоний, скажет ему, что он слишком беден, чтобы надеяться на успех!

Теперь уже забулькала чаем Алисия:

– Но разве кое-кто пять минут назад не говорил, что безнравственно играть чужими чувствами? К тому же в данном случае речь идет о чувствах родного брата!

– Он же не щадит моих чувств, когда я переживаю за его будущее и будущее его наследства! Ну Алисия, ну, пожалуйста, тебе и надо-то всего лишь улыбаться ему чуть чаще.

– И как я умудрилась завести столь бессердечную подругу? – Алисия сощурила красивые глазки. – Но учти, мне нужен равноценный обмен: я улыбаюсь Ласу, а ты улыбаешься господину Клаусу.

На следующий день я оделась попроще, под тоскливо-голодный взгляд Оськи набрала в корзинку столичных конфет на гостинцы и отправилась покорять прилегающие фермерские просторы. Покорять предполагалось с помощью мелких подарков и скромного личного обаяния – другим оружием я не располагала. В общем, успех мероприятия был крайне сомнителен.

Начинать следовало с не очень добрых, но все же знакомых, на полях которых работали (отбывали наказание) родственники. Фермера, которому я отдала на растерзание Ефима, звали Станом. Он был очень высок, крепок и явно не рад моему появлению.

Общую недоброжелательную атмосферу усугубляли упрямая коза, которую фермер вытаскивал за веревку из сарая, а также печальная фигура Ефима на горизонте, обессилено повисшая на черенке лопаты и гипнотизировавшая картошку взглядом – видимо, в надежде, что когда-нибудь та выкопается сама. Господин Стан оказался на редкость изобретательным и здравомыслящим человеком, не отправил моего брата на общее поле, а заставил вкалывать на небольшом, но самом сложном участке, окруженном кустарниками и плодовыми деревьями.

– Вы не вовремя. – Фермер озвучил очевидное, а коза подтвердила сказанное противным блеяньем.

– Простите, но я только хотела с вами побеседовать. Может, я вам помогу? – дружелюбие и еще раз дружелюбие – больше крыть мне все равно было нечем.

– Бе-э-э!

При этом заявлении у господина Стана, похоже, начался нервный тик. Но когда его взгляд упал на зависшего над корнеплодами Ефима, душераздирающее зрелище, видимо, напомнило ему о том, что у нас вся семейка с приветом.

– Бе-э-э!!

– Держите козу, – протащив упирающееся животное на метр вперед, он вручил мне веревку.

– Бе-э-э?

Когда я говорила о помощи, то имела в виду, что могу принести что-нибудь, сбегать за батраками или дать бесполезный совет. При идеальном стечении обстоятельств собеседник должен был от моей помощи отказаться, испытав при этом прилив горячей благодарности. Ведь главное что? Конечно же благородный порыв!

Надо ли упоминать, что состязание с козой в перетягивании каната совсем не входило в мои планы?

– А зачем ее надо держать? – Я не показала своего разочарования и даже улыбнулась, пусть это и было нелегко: рогатая не признала за мной хоть сколь-нибудь весомого авторитета и поэтому продолжала натягивать веревку с такой силой, что мои каблуки уже начали боронить землю.

– Не пускайте ее внутрь, а я пока почищу хлев. – Фермер развернулся и скрылся в сарае. Может, мне, конечно, и показалось, но настроение у него значительно улучшилось.

– Бе-э-э?!

Я очутилась в самом глупом положении – впрочем, как всегда, пора уже перестать так удивляться. Если хорошенько подумать, то вместо того, чтобы вручать веревку мне, фермер всего-то и должен был, что привязать животное к колышку около сарая. Не знаю, в чем заключался его коварный замысел, но проявлять чудеса сообразительности теперь уже было поздно. Я поглядела на колышек, оценила расстояние, затем решила воззвать к козе:

– Ну хватит уже, пойдем со мной, смотри, какая около столбика травка вкусная, сочная… идем, будь умницей.

Коза прекратила блеять и поглядела на меня скептически.

– Зеленая травка, – заискивающе повторила я.

Взгляд козы стал оценивающим, и на секунду она перестала натягивать веревку. Кажется, рекламная кампания места отдыха под названием «столбик» имела успех.

– Хорошая девочка, – ворковала я. – Идем, моя умница.

«Хорошая девочка» вдруг взяла разбег и, низко наклонив голову с маленькими, но острыми рожками, понеслась на меня. Я только и успела, что ахнуть и отпрыгнуть в сторону. Веревка выпала из рук.

– Бе-э-э!!!

В отличие от меня, коза не испытала никакого замешательства, резво проскакала мимо, звеня колокольчиком и путаясь в длинном конце бечевы. Путь ее лежал прямо по направлению к огороду, достигнув которого животное стало жевать первый попавшийся куст, ревниво косясь на меня одним глазом.

В дальнейшем, стоило подкрасться к концу веревки и протянуть руку, чтобы ухватиться за нее, демоническое животное отбегало к следующему кусту.

– Сдавайся, сестренка, уж козу-то тебе ни перепрыгать не удастся, ни взять интеллектом. – Тут как тут нарисовался Ефим. Сон, который сморил его над грядками с картошкой, словно рукой сняло при виде моих злоключений. Может быть, он и переживал за меня по-братски, но внешне ничем этого не выдавал. Если не считать белозубую улыбку признаком глубокого сочувствия.

– Ты говоришь это с такой уверенностью, будто пытался, – отмахнулась я.

Ответом мне было сконфуженное молчание.

Так, понятно. Значит, я не первый участник этого аттракциона.

– Обойди с другой стороны, и я погоню ее на тебя.

– Может, лучше я погоню ее на тебя? – Ефиму мое предложение пришлось явно не по вкусу.

Пока мы препирались, коза, скорее всего, осознала всю опасность своего положения и поэтому, нисколько не чинясь, залезла в заросли крапивы рядом с оградой, откуда насмешливо смотрела, жуя резные листья со жгучих стеблей.

Мы с братом переглянулись: никто из нас не обладал такой крапивоустойчивостью.

– Ты вообще зачем сюда пришла? Следишь за мной? – Ефим попытался скрасить положение светской беседой.

– Сдался ты мне. У меня здесь важное дело – сельскохозяйственный шпионаж, – я заметила кончик веревки, заманчиво выглядывающий из зарослей крапивы, но стоило податься в его сторону, как коза слегка повернулась – веревка исчезла в опасной траве, а я едва не полетела за ней следом. Сейчас такой заряд природной бодрости получила бы! На весь день хватило бы, еще и на следующее утро осталось.

– Бе-э-э!!!

– Вы ее едой попробуйте приманить, – внезапно раздался девичий голосок.

Я оглянулась: около ограды стояла молоденькая девушка с не по годам смышлеными глазами и русой косой до пояса. Перевела взгляд на Ефима: щенячье обожание на лице брата моментально определило незнакомку в дочки к фермеру. Ну что ж, хорошо хоть так, а то я уже опасалась, что это будет какая-нибудь румяная дуреха с бессмысленным взором, лузгающая семечки на завалинке.

Легко сказать «приманите едой», у нас сейчас из еды под рукой имелась только сырая картошка – на месте козы я бы на такое не повелась. Корзинка с конфетами осталась висеть на заборчике рядом с хлевом – пока за ней сбегаешь, коза успеет что-нибудь отколоть. Да и, по совести говоря, жалко мне было для нее конфет. Глядя на мою растерянность, девушка достала из кармана кусочек сахара:

– Марта, Марта.

Но коза не шла: она посмотрела сначала на лакомство в руках хозяйки, потом на меня и упрямо продолжила жевать крапиву, как бы заявляя: «Что мне ваш сахар, если есть крапива».

Что ж, делать нечего, принесем кого-нибудь в жертву.

– Ефим, придется тебе вытаскивать ее оттуда, – решительно сказала я. Чем решительнее тон, тем больше шансов, что тебе подчинятся.

– Ты что! Там же крапивы до самых ушей! – справедливо возмутился брат. – Тебе надо, ты и вытаскивай.

– Я же для нашего общего благосостояния стараюсь! Может статься так, что к тому времени, когда ты соберешься жениться, нам нечем будет оплатить твою свадьбу.

Видимо, связь между козой, крапивой и нашими финансами была для Ефима слабоощутимой, потому что разумный довод произвел обратный эффект.

– Тогда я не стану жениться. Я, собственно, и не собирался.

Конечно, в шестнадцать лет никто не собирается.

– Ну хочешь, я ее вытащу? – неожиданно предложила девушка, которая после неудачи с сахаром не вмешивалась в нашу перепалку. На губах ее играла провокационная улыбка, истолковать которую можно было двояко: и как шутливую заботу о бюджете будущей семьи, и как похвальбу собственными навыками в деле животноводства.

– Не двигайся с места, не вздумай! – запротестовал Ефим. Конечно же он не мог позволить даме сердца (не то что собственной сестре!) лезть в крапиву.

Братец спустил закатанные рукава, девушка сбегала до сарая за грубыми перчатками – в общем, вид Ефима стал очень даже героическим. Сила любви творит чудеса. Коза немного пометалась по зарослям, но без энтузиазма, скорее для поддержания образа. Бежать ей было некуда: с одной стороны – изгородь, с другой – мы. Брат вытащил упрямицу из крапивы буквально за острые рожки. Я быстро схватилась за веревку и, во избежание повторения инцидента, намотала конец на руку.

Под таким двойным конвоем коза и была доставлена к хлеву, из которого, будто подгадав минуту, как раз вышел фермер. Он оглядел нашу измученную группу и хмыкнул в усы:

– Могли бы просто ее привязать, а не выгуливать.

«Что ж вы сами-то ее не привязали?» – хотела обвинить его я, но вовремя взяла себя в руки. Зря, что ли, наравне с козой скакала по полю?

Пришло время действовать дальше.

– Может, вы все же уделите мне несколько минут и покажете поле, засеянное марью? – немного заискивающе спросила я, поглядев снизу вверх в глаза господина Стана.

– Хорошо, только сначала лам покормим, – со странной улыбкой сказал фермер, загоняя обиженную потерей всеобщего внимания козу в хлев.

– Папа! – возмутилась девчушка с косой.

Так, похоже, эта странная улыбка означала, что хозяин решил и дальше поднимать себе настроение за мой счет.

– Нет, ну должны же мы их кормить.

– Правда, сестренка, иди, покорми лам, они дружелюбные, – встал на сторону фермера Ефим.

Подхалим несчастный. За кого они меня принимают?

– Мы же взрослые люди, может, обойдемся без лам? – попыталась я свести все на шутку. Не то чтобы хоть раз в жизни видела лам, но общая атмосфера подавала интуиции ненавязчивые сигналы.

– Как скажете, – пожал плечами господин Стан и повернулся ко мне спиной: – Я же говорил, что очень занят.

Кажется, я поняла: он пытался, пусть и вполне безобидно, отомстить мне за ситуацию, в которую попал, придя к нам в дом с пойманным за руку Ефимом. Этому человеку совсем не нравилось оказываться в смешном положении, поэтому он на свой лад пытался ответить нашей семейке тем же. Одному лешему известно, что уже успел претерпеть здесь мой брат.

Ну что ж, я достаточно уверена в себе, чтобы не обижаться, когда надо мной беззлобно подшучивают. В конце концов, не съедят же меня эти ламы. Или съедят?

Увидев кроткие верблюжьи глаза, я сразу поняла, что как минимум выживу. Животные были пугливыми и гладить свою мягкую шерсть не позволяли. В чем тут подвох? Может быть, мне придется насильно кормить каждую с ложки?

Фермер отлучился на минуту, а затем вернулся с двумя ведрами какого-то пахучего корма и вручил мне одно. А я думала, что эти неземные создания питаются только травой.

По какой-то странной прихоти кормушка для лам была круглой и находилась почти в самом центре загона. Господин Стан снял задвижку замка с ворот и посмотрел на меня с видом человека, готового махнуть стартовым флажком перед забегом на короткую дистанцию: его лицо советовало приготовиться, чтобы не замешкаться на старте – иначе будет худо. Наверное, он нарочно преувеличивал, потому что ламы держались поодаль от забора и намеренно не глядели в нашу сторону. Меня не так-то легко запугать.

Я решительно протиснулась в приоткрытую им дверцу и только ступила на взрытую десятками копыт землю, как поняла, что атмосфера вокруг резко переменилась. В кротких глазах лам сверкнул зловещий огонек: они поняли, что к ним зашла еда…

Пока животные мешкали, размышляя, насколько безопасно приближаться к незнакомому человеческому существу, я мигом оценила ситуацию и припустила к центру загона, стараясь не раскидать корм по дороге. Ламы бросились за мной, пока еще не быстро, но достаточно резво, чтобы не отставать. Должно быть, со стороны моя фигура, бегущая по загону во главе табуна лам, представляла собой довольно жизнеутверждающее зрелище, потому что мне вслед несся захлебывающийся смех фермера.

В момент, когда я почти достигла кормушки, ламы окружили меня плотным кольцом и ясно дали понять, что так просто от них не уйти. Животные толкались мягкими горячими боками, лезли носами в ведро, и в конце концов кто-то особенно шустрый цапнул меня за рукав, отчего весь корм полетел на землю. Вот и все.

Я нисколько не расстроилась: запустили меня в этот загон явно не для того, чтобы донести ведро до кормушки, а как раз для того, чтобы тесно познакомиться с ламами. Можно было считать миссию выполненной. Фермер тоже вошел внутрь, и животные окружили его еще более смело. Но ему всего-то и надо было, что поднять ведро повыше – еще ни одна лама не научилась прыгать на высоту двух метров.

Воспользовавшись тем, что господин Стан увлечен кормежкой своих шерстяных подопечных, я преспокойно вышла из загона, с чувством выполненного долга закрыла дверь на задвижку и, сложив руки на груди, стала ждать.

Всем известно, что хорошие защелки на загонах делаются таким образом, чтобы изнутри до них нельзя было ни дотянуться, ни тем более открыть. Наш фермер, естественно, был рачительным хозяином.

– Хорошая попытка, леди, – посмеялся он надо мной, когда, подойдя к выходу из загона, сообразил, что я имела смелость запереть его на собственной ферме.

Я, конечно, немного не учла почти двухметрового роста господина Стана, и, глядя, как кончики его пальцев тянутся к железной щеколде, на долю секунды упала духом, но нет… Ему не хватало каких-то сантиметров!

– Великолепная попытка! Чего уж тут скромничать! – Я тоже улыбнулась.

– Ну ладно. – Фермер примирительно поднял огромные натруженные ладони. – Пошутили, и хватит. Открывайте.

– А вы мне экскурсию по полю с марью проведете? – подозрительно спросила я.

– Проведу, – сдался узник.

– И больше никаких практических занятий по животноводству?

– Обещаю.

– И еще пусть купит мне ленты, красные, атласные, – раздался живой девичий голосок над моим ухом.

А фермерская дочка не промах – как по волшебству появилась в нужное время и в нужном месте.

– И красные ленты, – добавила я, памятуя, что должна этой девчонке за козу.

– И красные ленты, – обреченно повторил господин Стан, к которому снова стали проявлять интерес ламы. Насытившиеся животные, видимо, требовали тепла и ласки.

– И башмачки… – попробовала ухватить момент подружка Ефима, но не тут-то было.

– Хватит с тебя и лент! – в два голоса заявили мы с фермером, затем уважительно друг другу улыбнулись, будто наконец пришли к взаимопониманию.

Я хотела взять с него еще и слово честного человека, но теперь такие предосторожности не понадобятся, можно отпирать.

Поле с марью оказалось красивым. Издали его можно было принять за вересковое, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что для вереска эти растения слишком высокие. Некоторые из них доставали мне до макушки, а от их сиреневых метелок исходил странноватый горький запах: не хороший и не плохой, а просто особый. Такие запахи сложно забыть, они часто ассоциируются с какими-то событиями прошлого.

Я взяла одну метелку в руки, и под моими пальцами она стала потихоньку осыпаться. Руку пришлось срочно отдернуть – а ну еще фермер скажет, что я порчу его урожай.

– Да не бойтесь вы так: в мари метелки не главное, – успокоил меня господин Стан, – нужны только стволы – из них добывается сок. Вам ведь известен этот процесс?

Я помотала головой. Ничего мне не было известно: ни что такое марь, ни тем более как ее обрабатывают.

– Ну… из меня рассказчик плохой, – разочаровал фермер. – Вы к господину Клаусу обратитесь, уж он мастак объяснять. Если сядет на любимого конька – не остановишь.

Ага, как же, пойду я к фабриканту. Хорошо, если с порога метлой не выгонит.

– А когда сбор урожая? – спросила, хотя к мари скорее подходило слово «покос».

– Да завтра, наверное, и начнем, пока дожди опять не зарядили.

Значит, середина – конец сентября.

– И какая урожайность?

– Да по четырнадцать центнеров с гектара в среднем.

Так и знала, что собственному приказчику стоит верить больше, чем заезжему дельцу. Плакали наше имение и моя безбедная старость.

– А больше может быть?

– Да почему ж не может. Может, наверное. Только еще не выходило. Вон, у катонцев, у тех, наверное, больше. Только они над каждым растением трясутся, а у меня столько свободных рук нет. Да и времени за батраками приглядеть – тоже нет.

Снова эти катонцы и их коллективное хозяйство. Чувствую, следующий пункт моего путешествия уже определен.

– Что же, у вас сыновей нет, чтобы приглядывать?

– Нет, леди, нет, – сокрушенно развел руками господин Стан. – Не послали боги. Дочка, да и та одна-единственная.

Мой мозг моментально начал работу по схеме, из-за которой я всегда смеялась над всеми престарелыми кумушками.

– А вам зять не нужен?

Огорошенный неожиданным вопросом фермер смотрел на меня недоверчиво.

А что? Дочка единственная. Хозяйство зажиточное, может, еще и побольше, чем наше. И братьев у меня целый ворох. Что до титула, так его только Лас и наследует, да и то детям не передаст. Так что партия выгодна со всех сторон. Буду продвигать Ефима – главное, чтобы он прекратил свою оголтелую беготню за каждой юбкой.

Ну а с фермером мы как-нибудь договоримся, когда пройдет первый шок.

Шучу, конечно. Хотя…

Коллективное хозяйство катонских переселенцев… хорошо бы для начала представлять себе, что это за организация. Сильно сомневаюсь, что к ним вот так запросто можно зайти под предлогом добрососедского визита или экскурсии. А зная суровый нрав катонцев, легко предположить, что меня расстреляют с наблюдательной вышки еще на подходах. Тем не менее я упрямо мерила шагами ухабистую дорогу, решив, что если уж не удастся зайти на территорию хозяйства, то за невинные прогулки по окрестностям никто с меня строго не спросит.

Катонцы и раньше приезжали в Греладу, многие потом оставались навсегда. Эти невысокие жилистые люди вгрызались в самую трудную работу с недюжинным упорством только ради шанса обосноваться в благополучном королевстве. Греладцы их недолюбливали – кому же охота иметь перед глазами живой укор национальной привычке работать размеренно, иногда даже с ленцой, и надеяться на вечное и нерушимое «авось». Теперь же, когда буквально через считаные недели королевой Грелады должна была стать принцесса из Катона, у переселенцев и вовсе дела обещали пойти на лад. Чувствую, еще взвоет наше народное хозяйство от такого конкурентного пришпоривания.

Взобравшись на очередной крутой пригорок, я увидела, как по спускающейся вниз дороге вышагивает доктор, а за ним плетется с какой-то тяжелой ношей в руках… кто бы вы думали? Один из моих братьев, Михей. Неожиданная встреча! Я-то все думала, где в последнее время пропадает наш профессиональный ученик? А он на этот раз решил податься в доктора. Не то чтобы я была против. Но обучение в медицинской академии стоит недешево.

Решив разузнать, как обстоят дела у моего братца, а заодно поболтать с сэром Мэверином, я, словно мячик, скатилась с горки и едва не сшибла обоих, не успев вовремя затормозить.

– Добрый день, сэр Мэверин!

– О боги, леди Николетта, вы нас заиками оставите! – вскричал перепугавшийся доктор. – Знакомого мне мальчишку вот так же однажды напугали, так он потом не мог произнести ни одного слова длиннее трех букв.

– И что же, он таким на всю жизнь остался? – поинтересовался Михей.

– Нет, не остался, но мой коллега после этого случая купил себе породистую лошадь.

Брат заулыбался во все зубы: такой благоприятный исход истории его явно радовал и сулил безоблачное будущее. Наверное, он даже на секунду подумал, что мы могли бы работать с ним в паре. Кстати, о странных парах:

– Куда вы направляетесь вдвоем?

– Конечно же к пациенту! Леди Николетта, я думал, что ваш брат решился помогать мне с полного вашего одобрения и согласия, иначе никогда не взял бы его с собой, – слегка нахмурился сэр Мэверин и искоса посмотрел на Михея.

Брат был спокоен и непоколебим: до этого момента он особо не стремился обсуждать свои действия даже с родителями, не то что со мной. Так и жил, словно перекати-поле, порой заявляясь домой, только чтобы поспать. А то и вовсе не заявлялся, к примеру, как в те несколько дней своей жизни, когда серьезно был настроен стать лесником. Но потом комары и вокальные данные местных волков начисто отбили у него пристрастие к этой профессии одиночек.

– Знаете, в нашей семье не принято ограничивать детей в их занятиях, – пояснила я, слегка смягчая реальность.

– Как я вам завидую. Мои родители были решительно против моего выбора профессии: отец хотел, чтобы я стал военным.

– Дайте угадаю, – перебила я, – но вы были слишком ленивы. Все эти бессмысленные марши и построения, а также сон и еда по расписанию…

– Ну почти, – усмехнулся доктор, – мне не нравилась военная форма. Я на редкость прискорбно выгляжу в любого вида галифе. К слову, а куда направлялись вы?

– Хотела хоть одним глазком взглянуть на коллективное хозяйство катонцев, – я решила не врать, а немного недоговорить, – но совсем не представляю, как это сделать.

– Что может быть проще! – с энтузиазмом воскликнул сэр Мэверин и скомандовал: – Ассистент, запасной фартук!

– Да, сэр!

Михей тут же открыл докторский саквояж, который все это время держал в руках, и извлек из него длинный медицинский фартук, снабженный по бокам завязками.

– Леди Николетта, если вы будете так любезны и наденете это, то мне не составит труда выдать вас за сестру милосердия, вызвавшуюся помочь.

Я непонятливо уставилась на доктора:

– В чем помочь?

– Ах, я же забыл вам сказать: мы как раз и идем к катонцам делать одному из них перевязку.

В такое благоприятное стечение обстоятельств сложно было поверить, и я, боясь спугнуть наконец-то улыбнувшуюся мне удачу, поскорее влезла в фартук.

– Вы очень мило выглядите, – не преминул сделать комплимент доктор. – Настоящая сестра милосердия.

– Нет, настоящая сестра милосердия из меня не вышла бы.

– Почему же? Вы к себе несправедливы.

– Потому что при изготовлении медицинских фартуков милосердие, насколько мне известно, в них не вшивается.

Михей на заднем фоне прыснул в кулак и согласно закивал. Зря кивал: к медицинскому саквояжу тоже не прилагаются врачебное чутье и терпение. Но я, по крайней мере, отдавала себе в этом отчет, не то что мой брат.

– Если бы вы знали, сколько всего не вшивается в эти фартуки и сколько должно быть вшито, то не были бы так категоричны, – загадочно ответил сэр Мэверин.

– Пойдемте, не хочу вас задерживать, – сказала я, не найдя в ответ достойной реплики. С завязками фартука было покончено.

Дорога тянулась в обход Кладезя дальше на юг, поэтому такой неблизкий путь поневоле хотелось скрасить беседой.

– Я надеюсь, мой брат не доставляет вам хлопот? – поинтересовалась, когда Михей, придавленный грузом саквояжа, немного поотстал.

– Наоборот. Посмотрите, как бодро он несет мои инструменты – а ведь это не один и не два килограмма! – Доктор явно был счастлив.

– Так много?

– Я вам уже, наверное, надоел напоминаниями о своей лени – поверьте, это в последний раз. Так вот, мне просто лень каждый раз выкладывать ненужные инструменты и лекарства.

– Но вам не лень носить их с собой?

– Нет, ведь их теперь носит ваш брат. Жаль, что продлится это очень недолго.

– Вы все же собираетесь выгнать его?

– Почему же, он уйдет сам после первой же обработки открытой раны. Которая как раз будет сегодня. И я даже опасаюсь, что он не просто уйдет, нам с вами придется приводить его в чувство, а потом провожать до дома.

– Если бы я знала, то взяла бы экипаж.

– Приезжать к больному в экипаже с надписью «похоронная контора» – плохая примета, – рассмеялся доктор, а я покраснела, поняв, что рассказы про наш выезд уже распространились по всем окрестностям. – Простите меня, не обижайтесь. Я бы и сам выкупил эту карету вперед вашей матушки, если бы не подобные глупые, но тем не менее очень распространенные среди больных суеверия.

– То есть вы считаете, что врачевание – это не призвание Михея? – Я поспешила вернуться на более безопасную почву. – Очень жаль. Уже со счета сбилась, сколько профессий он перебрал за несколько лет.

– Успокою вас и расстрою одновременно: люди, перебирающие различные профессии, в итоге рано или поздно становятся писателями, а люди, с самого начала желающие стать писателями, находят себя в чем-то другом.

По-видимому, сегодня сэр Мэверин был настроен на какой-то странный философский лад и испытывал удовольствие от того, что ставил собеседника в тупик своими головоломками.

– И что же из этого должно меня успокоить, а что расстроить? – сдалась я.

– Успокоиться вы должны оттого, что в его поисках все же есть конечная точка. Ну а расстроиться оттого, что точка эта является довольно опасной профессией. – Доктор сверкнул на меня хитрым взглядом из-под очков, специально выдерживая паузу, чтобы я задала-таки очередной вопрос.

Не стану его разочаровывать. Вообще не стоит разочаровывать людей, настолько склонных к самолюбованию, – иначе вас могут счесть за неприятного собеседника.

– И какие же опасности таит в себе процесс вождения пером по бумаге? – удержаться хотя бы от капли сарказма было сложно.

– О, вы даже представить себе не можете! Верите ли, нет, но совсем в ранней юности, – сказано это было таким тоном, чтобы никто не посмел сомневаться, что юность длится до сих пор, – я и не помышлял о карьере врача, но с удовольствием брался за перо. Правда, потом был вынужден бросить писать, так как деятельность эта прямо угрожала моему здоровью.

Я оказалась сбита с толку.

– Неужели тогдашние чернила были настолько токсичны? И что же вы писали?

– Не в чернилах дело. А именно в стихах, которые я писал. Да-да, не удивляйтесь, я хотел стать поэтом.

– И вы прочтете мне что-нибудь?

Сэр Мэверин как будто только и ждал этого приглашения: он оглянулся, словно желая удостовериться, что никто не подслушивает его на этой безлюдной дороге, затем откашлялся и продекламировал:

 
Трали-вали тили-тили,
По дворам чинуш водили!
Посмотри, честной народ, что за чудо-бармаглот!
Ни один не бьет баклуши, даже взяток не берет!
По приказу короля на просмотр дают три дня,
Ну а дальше, знамо дело, вышлют в дальние края,
Потому как редким кадрам нету места у руля.
 

Я уставилась на него с изумлением, не зная, каким образом похвалить сие сочинение и при этом не попасть в ряды государственных преступников.

– Самое удачное творение, на мой взгляд. И вы знаете, на тот момент я не мог позволить своим произведениям пылиться в ящиках письменного стола, – сказал он, и только тут я все же заметила, что слова доктора пропитаны немалой долей самоиронии, – я желал нести свои творения людям, декламируя на улицах и площадях! К сожалению, любителей тонкой поэзии среди наших соотечественников не так уж много, и еще меньше их в рядах городской стражи. Я не снискал известности, зато уже тогда поднаторел в лечении сломанных ребер.

Сэр Мэверин закончил беспечно и, как ему казалось, на оптимистической ноте. Его истории были так увлекательны и порой так нелепы, что я уже начинала подозревать, что главным достоинством нашего врача являлась вовсе не выдающаяся лень, как он сам утверждал, а виртуозная ложь. Об этом стоило упомянуть, а то бедняга зазря растрачивал свой талант на мои неблагодарные уши:

– Вы зря бросили писать. Может быть, поэзия и не ваше призвание, но истории вы рассказываете на редкость увлекательно. Было ли что-то забавное в вашей практике в последнее время? Интересные пациенты?

– Был один. Ваша, если не ошибаюсь, двоюродная тетушка на днях прислала ко мне мальчика-посыльного с запиской: «Грегор заболел! Доктор, вся надежда на вас! Умоляю, приходите так быстро, как только сможете! Вопрос жизни и смерти!»

Я напрягла память:

– Но я что-то не помню в окружении тетки никого с именем Грегор.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю