Текст книги "Инферно. Ад предателей"

Автор книги: Юлия Щербинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Перед мысленным взором предстало яркое воспоминание. Она стоит на возвышенном утёсе перед Русланом Волхонским и развязными куртизанками, свитой её возлюбленного жениха. Того, что взял в заложницы собственную невесту в обмен на артефакт.

«Можете оставить себе ту вещь, граф. А я возьму эту», – сказал он и с применением грубой силы едва не овладел ею прямо на глазах графа и злорадно ухмыляющихся девиц.

– Вещь, – зомбировано проговорила Вера. С разглаженного лица сползла вся оставшаяся краска, и в свете вновь выглянувшей луны она стала ещё больше похожа на своего порой словно бы неживого родителя. – Вещь, понимаешь? Вот как они обо мне думали. И были правы. Я заслужила. Мне казалось, я всё делала ради них, но этого было недостаточно. Я сама всё испортила, упустила цель и смысл своей жизни… И не имела права возвращаться домой ни с чем. Я выбрала жизнь, а не выживание, и не могла оставаться бесполезной вещью.

Дождь прекратил. Покои великой княжны залил лунный свет и озарил масляный портрет черноволосого мужчины, глядевшего на Веру глазами, полными решительности, отваги и скорби. Вера высмотрела все глаза, но Несущий Свет оставался лишь хладнодушным слушателем.

– Я всё исправила! Я выдержала все испытания, получила артефакт и спасла последних твоих последователей и их потомков. Теперь они вернут своё бессмертие. Теперь всё в мире будет по-другому… Но…

Ладонь легла на висящий на груди каменный крест с распятой женщиной под змеиными кольцами.

– Но почему перед глазами так и стоит этот взгляд?.. Взгляд одинокого человека, как и я, сломавшего свою жизнь ради большой цели. Человека, который из-за неё лишился всего, который понёс чудовищные утраты. Человека, который имел роковое несчастье откликнуться на зов и довериться своему главному врагу. Я спасла своих близких, но тот, кому оказалась близка я, теперь умирает в холодном подземелье, без воды, еды и света.

Все мускулы на лице буквально запрыгали, огромный ком встал в горле, но она сдерживалась. Приказывала себе сохранять невозмутимость.

– У меня не было… другого выхода. Он отказался передать мне право владения… артефактом, а значит… значит он должен умереть! Всего одна жертва во спасение тысяч других… Всего одна!

Глаза защипало.

– Он мог себя спасти. Ты мой свидетель и мой судья. Ты видишь, ты знаешь, что я не хотела так! Я не хотела… Я бы всё сделала, чтобы спасти его порочную душу. Теперь он должен умереть. Только что… час назад… я была там и принесла ему… принесла то, что должно ускорить его смерть.

Она вскинула на Всевышнего влажные глаза и одержимо зашептала:

– Об одном только тебя молю! Пускай… пускай смерть его будет быстрой. Пусть он просто… заснёт и уйдёт на покой без мучений… Он болен. Очень болен! Его сердце ослаблено, ему бы и так оставалось недолго. Ты мой свидетель, ты точно знаешь! Я не хотела убивать… Я хотела как лучше, хотела избавить его от страданий, так помоги мне! Помоги ему! Пусть он умрёт быстро… Пожалуйста…

И схватилась за корни волос, борясь со скорбью и отчаянием, что терзали так же жестоко и беспощадно, как терзали Руслана Волхонского, которого она обрекла на бесчестную смерть.

– Руслан… прости… Пожалуйста, прости меня!.. Руслан…

С большого чёрного холста в раме из белого золота Несущий Свет взирал на неё с безжалостным укором, осознанием и готовностью к грядущим переменам…

Глава 2 «Серьёзная ошибка»

С кровавым рассветом на дворцовой площади собрался третий легион императорской гвардии. Десять босых солдат в портках и рубахах выстроены в шеренгу в центре площади, остальные в колонну, ближе к дворцу. Всего три дня назад они собирались здесь на параде перед императором и его подданными. А сегодня пришли сюда, чтобы умереть.

Все как один не могли отвести взгляда со свежих кровавых разводов. Вера ждала. И вот, страшный звук боеготовности оружий заставил солдат принять свою участь.

Пятеро офицеров в чёрных мундирах и треуголках подняли винтовки и пустили по шеренге синхронную очередь. Мощёная булыжником площадь снова омылась кровью.

В чёрном военном платье Вера сидела на коне и лично принимала посвящение в вечность гвардейцев. Сама бледнее покойника, она будто бы не видела перед собой мёртвых тел.

«Как я расскажу ему?..»

Тела увезли на повозке, а на их место, ступая босыми ногами по кровавым лужам, зашли следующие смертники.

Очередные выстрелы, смерть, повозка.

«Как? Как мне рассказать всему двору о том, что опять всех подвела? На этот раз я погубила всё и всех. Это конец всему. Лучше бы он убил меня сразу, не слушая моих жалких оправданий. А я буду оправдываться. Я не выдержу его молчания…»

– Нет, стойте! Я не хочу!!!

Два поручика тащили в шеренгу молодого парня чуть ли не волоком. Он кричал и сдирал ноги в кровь в попытке сопротивляться. Рубашка рвалась на нём под руками невозмутимых палачей.

– Отпустите! Я передумал! Император же… сам сказал! Нас никто не заставляет!.. Да убери ты свои руки!

Он попытался ударить лбом одного из своих палачей, но лишь неуклюже дёрнул головой.

– Вы не имеете права!!! Мне дали выбор!!!

Вера направила коня в гущу событий.

– Ваше высочество! – Солдат вырвался из лап офицеров и, не ожидая столь быстрого освобождения, упал под ноги жеребца. – Не губите, Вера Владимировна! Я не хочу нести службу целую вечность! Поймите, прошу! Я ошибся! Я не тот выбор сделал, просто запутался, растерялся, а остальные уже!.. Я сам не понял, как согласился, но я не хочу! Вечная жизнь на службе не для меня! – Он бросился к Вере и схватился за полы её платья. – Я по-человечески жить хочу, поймите!

– По-человечески?..

– Да как ты разговариваешь с великой княжной, недоносок?!

Один из поручиков ударил солдата по спине рукоятью винтовки. Парень болезненно вскрикнул и упал на колени.

– Гады! – прорычал он сквозь зубы, поднял голову и уставился на Веру умоляющими глазами. Его лицо было перекошено болью, но надежда и мольба оказались настырнее.

Палачи снова замахнулись.

– Отставить!

Они замерли так резко, словно бы подверглись моментальной заморозке. Вера спустилась с коня и приблизилась к тяжело дышащему парню. Нужно хоть в чём-то проявить себя достойно, хоть что-то сделать правильно. Не просто же так ей позволено ходить по земле великого города Дит и дышать его воздухом. Для этой привилегии одного лишь родства с императором недостаточно.

– Пожалуйста, отпустите! – взмолился солдат.

– Почему? Почему ты отказываешься от вечной жизни? Разве это не дар, о котором другие могут только мечтать?

– Мечтать быть марионеткой? До бесконечности слушать внушения о том, что ты не человек, а кусок мяса, не имеющий права на свободу и даже личное мнение?! – воскликнул солдат. – Что ты живёшь только для чьей-то выгоды, кому-то что-то должен и обязан быть благодарным. Я устал, Вера Владимировна! Я не хочу, чтобы это продолжалось до скончания веков – я жить хочу, просто жить! Как человек. Пусть и не вечность.

– Такова наша доля, – грустно произнесла Вера. – Твоя, моя, каждого твоего сослуживца и каждого существующего нефилима. Мы рождены в угоду вечным и обязаны…

Остервеневший солдат вскочил на ноги.

– Мы никому ничего не обязаны! Никому не нужно моё самопожертвование, и ваше, Вера Владимировна, тоже! Пока я жив, я остаюсь человеком, и к демонам не имею никакого отношения! А вы, княжна? Вы и дальше будете безропотно преклоняться этой своей доле? Неужели вы никогда не задумывались о том, что жить в угоду другим… не есть правильно?! Что есть иной путь! Да, все мы рождены с потенциалом бессмертия, но кто сказал, что мы не можем от него отказаться и не быть в долгу перед кем-то? Да я лучше помру в старости, но проживу свою, ни от кого не зависимую жизнь! Я ошибся, да, признаю, но всей душой желаю это исправить! Я прошу дать мне шанс. Вы никогда не делали того, о чём будете жалеть всю вашу вечность?

Вера свела дрожащие брови и не смогла ничего ответить. Делала ли она? Да. Этой ночью…

– Я тоже хочу жить!

Высокий парень лет чуть меньше тридцати стоял в центре шеренги и буравил Веру и поручиков бесстрашным взглядом сапфировых глаз.

– Сколько лет живу марионеткой! Я заслужил лучшей жизни, и могу прожить её так, чтобы не пожалеть об упущенном шансе на бессмертие!

Со стороны офицеров послышался возмущённый ропот.

– Вас никто не принуждал к посвящению в вечность, – сквозь всеобщий галдёж проговорила Вера.

– Это ты всю гвардию щас марионетками назвал?! – вскрикнул кто-то из приговорённых.

– Мы служим великому императору, ублюдок! Это дело чести!

– Как у тебя вообще пасть на такие слова открывается?! Расстреляйте этого урода к чертовой матери и выбросьте на свалку! Я с ним и рядом стоять не хочу!

Место казни заполнилось скандальной бранью, но двое гвардейцев, пожелавших свободы, молчали. Один сконфуженно поглядывал то на солдат, то на великую княжну, другой с непреклонным видом терпел провокацию.

– Я никому ничего не обещал, а значит, никому ничего не должен. Ребёнком меня насильно оторвали от матери и поместили в военный корпус, чтобы я служил дворцу в благодарность за бессмертие, – выразительно, точно на дебатах, заговорил он и твёрдой походкой направился к Вере. – Только вот меня забыли спросить – нужно ли оно мне такой ценой? И все вокруг считают это правильным?

Эти двое привели Веру в смятение. Один – гордый и непоколебимый, готовый встретить отпор и без потерь одержать победу. Другой – переполненный страхом и надеждой юноша, глядевший на Веру так, словно она отправляла его в завлекательное путешествие по живописным просторам девяти кругов ада и заверяла, что ему там обязательно понравится. Она не понимала их разумом, но что-то в их словах вызвало отклик в глубине души.

– Отпустите нас, Вера Владимировна!

– Мы имеем полное право на свободу.

– Ваше высочество, будьте милостивы…

– Ведь мы просим не многого. Нам обещали.

Со всех сторон заверещали гвардейцы обоих легионов:

– Расстреляйте их к чертям собачьим!

– Зарезать изменщиков! Четвертовать!

– Смерть предателям!

– Дайте мне ружьё! Ружьё мне дайте!!!

Прямо над ухом Веры выпалил требовательный голос офицера:

– Ваше высочество! Прикажите огонь!

Крики переросли в нечленораздельный гул. Приговорённые вопили что есть мочи, двое солдат молили и уговаривали Веру, пытаясь перекричать остальных. Гвардейцы первого легиона, тоже надрывая глотки, орали то на них, то на Веру, требуя отдать приказ расстрелять предателей.

Тишина обрушилась в один миг. Палачи выпрямились и отдали честь. Приговорённые, пятясь спиной, вернулись в шеренгу и потупили взоры, а протестующие солдаты обратились в статуи. Воцарилась дисциплина.

Император Владимир был не один. Его фон украшал полный состав Ордена Первого Света. Заган, смуглый мужчина в чёрном плаще, в перчатках и с завязанными угольными волосами держался ближе к величественному монарху и дальше от наряженных в кафтаны и чулки рыцарей. Только Джулиан Ховард выделялся из их братства жаждой крови в хищных глазах, нарядом вольного каменщика и пепельной шевелюрой, не имитирующей парик. Амон, генерал третьего легиона, как и Заган, слишком вычурные платья не предпочитал.

Когда Владимир поравнялся с Верой, она лишь глянула в его сторону сквозь падающий на лицо локон. На большее не осмелилась – всё внутри неё и так подверглось контузии, стоило ей ощутить его появление.

Синеглазый солдат, почувствовав более толковых и деловых оппонентов, собрался говорить. Однако император обратился напрямую к его сослуживцу, что спровоцировал всю эту суету.

– На параде я дал вам выбор. Я предложил вам всё, что вы хотели, и даже больше, но вы отказались. Что изменилось?

– Я… Я испугался, государь, – пролепетал юноша, дрожа от пристального внимания самого императора.

– Больно не будет.

– Да, но… не в этом дело.

– Дни посвящения в вечность пройдут быстро. Ты уснёшь и проснёшься уже полноценным демоном.

– Не надо, государь, пожалуйста!

– Почему?

– Ведь это… это вечное рабство…

– Государь, не слушайте его! – с готовностью выпалил синеглазый.

– Он говорит. Я не могу его не слушать, – перебил император, и тот застыл с открытым ртом.

Его сослуживец собрал волю в кулак и признался:

– Я не испугался. Просто… не хочу я больше служить.

– Я дал тебе выбор между службой и свободой, и ты выбрал. Сам выбрал, никто на тебя не давил.

Солдат стыдливо понурил голову и принялся усердно жевать губу.

Заган подошёл ближе.

– А ты? Почему выбрал службу? – спросил он синеглазого парня.

– Сами понимаете, ваше высочество, – эмоции, стадный инстинкт, страх последствий.

– Твой выбор не был бы сделан против императора и дворца. Владимир объявил об этом в присутствии всего города.

– При всём уважении, но командиры нас воспитывали иначе. Или служба, или смерть. Многие просто побоялись расправы, вот и сделали такой «выбор».

– Если бы хоть один из вас отважился высказаться при всех, – заговорил император, – всё могло бы закончиться иначе для всего легиона. Как каждый из вас мог быть уверенным в том, что он не единственный, кто захотел воспользоваться моим предложением?

Двое гвардейцев поникли и попрятали глаза. От императора также не ускользнуло и то, что остальные приговорённые не решались взглянуть ни на него, ни друг на друга.

– Государь, мы искренне раскаиваемся в том, что решили свою судьбу за компанию с другими, – сказал синеглазый солдат. – Будьте милосердны. Отпустите нас.

– Позвольте сказать, государь, – подал свой шёлковый голосок Рофокаль. Сложив за спиной руки, он смотрел на приговорённых, как на своих несмышлёных детей смотрит заботливый родитель. – Казнь затянулась, и пора бы нам с вами её уже заканчивать. Время близится к завтраку, а пунктуальность – один из главнейших наших принципов. Орден Первого Света просит вас распорядиться завершением казни и удостоить нас честью аудиенции с вами.

– Вопрос с казнью несогласных с приговором будут решать верховный главнокомандующий и генерал гвардии, – сухо ответил Владимир, не оборачиваясь к вельможам и не меняя голоса. – То есть, я и Амон. Завтрак будет ждать вас ровно столько, сколько потребуется нужным.

Очень медленно командор потянулся носом к хмурому небу. Но тут, поймав украдкой брошенный и тут же ускользнувший взгляд Веры, Рофокаль чуть прищурился и многозначительно переглянулся с коллегами.

– Как ваши имена? – спросил у солдат император.

– Герасим, государь, – расправив плечи и выпятив грудь, прочеканил синеглазый гвардеец.

– Стас. Станислав… Ваше величество, – пролепетал молодой парень, и приклонил голову.

– Я принимаю во внимание, что в самый последний момент вы всё же решились выразить себя как личности, не побоявшись отдачи со стороны большинства. Вспомните всё, что я говорил на параде, и попробуйте сделать выбор ещё раз. Герасим и Станислав, я даю вам последнюю возможность.

Солдаты вытянулись струной и задержали дыхание.

Рофокаль звонко прокашлялся.

– Вечная служба империи и лично мне или свобода? – проговорил государь, и солдаты вдруг почуяли подвох. – Но с тем условием, что право на ранее обещанное имение в Нижнем Лимбе для вас упущено. Перефразируя, теперь ваш выбор – вечная жизнь со смыслом и целью или выживание ради выживания. Бродяжничество, нищета, попытки найти своё место в чужом мире. Может быть всё что угодно. Что вы выберите?

Потрясённые Стас и Герасим молча таращились на императора.

– Я согласен, государь, – объявил Стас. – Я волен сам распоряжаться своей судьбой, и пусть у меня не будет богатства, я с благодарностью приму всё, что она мне преподнесёт.

– И в выживании найду смысл и цель, – заверил Герасим Владимира, Загана, Амона и Веру. – И сделаю выживание жизнью. Моё будущее в моих руках.

Поражённая Вера скосила глаза на императора и испытала укол ревности, заметив в нём одобрение.

‒ Что скажете, генерал? ‒ спросил он Амона.

‒ Государь, воля ваша. Как прикажете, так и будет.

– Мы отпускаем вас. Впредь будьте внимательны к голосу разума. Второй шанс выпадает далеко не всегда.

С этими словами Владимир окинул бывших гвардейцев своим пустым взглядом и вместе с Заганом побрёл прочь мимо рыцарей Ордена. Стас и Герасим поспешили в последний раз отдать ему честь, согнув в локте правую руку и коснувшись вытянутой ладонью лба над левой бровью.

– Не держите на нас зла, Вера Владимировна, – виновато произнёс Стас.

– Я искренне желаю вам прожить жизнь, – услышал он смурной ответ. Вера обратилась к генералу Амону: – Распорядитесь, чтобы им дали лошадей и столько золота, сколько они смогут унести. – И добавила уже солдатам: – Это мой личный подарок.

Стас и Герасим с благодарностями склонили головы.

Генерал повёл бровью и качнул головой.

– Доброта вашего высочества не знает границ, ‒ сказал он с натянутым почтением.

Освобождённые бросились наутёк. Вера отвернулась от строя приговорённых и побрела прочь, коротко прошептав:

– Огонь.

Продолжительные, беспорядочные выстрелы продырявили тела всех оставшихся на площади приговорённых. Их палачи не стали целиться в сердца невинных солдат и просто расстреляли вслепую. Около полусотни трупов рухнуло наземь.

А Вера всё шла. На свою казнь.

* * *

С высокой горы, покрытой влажной растительностью, за бесцеремонной казнью наблюдали двое.

Один был апатичен и сонлив. Происходящее безумие на дворцовой площади его не интересовало. Он просто стоял и ждал, пока закончит наблюдать его спутник. Оба были облачены в чёрные мантии, лица скрыты капюшонами.

Никто со стороны дворца не мог их видеть, а город Дит был как на ладони.

– Долго… Чего мы ждём? – устало вздохнул мужчина, но второй не сводил глаз с площади. Вернее, с кого-то из оставшихся там.

– При великой княжне артефакта нет, – заключил он.

– А он… нам сильно нужен?

– Нужен. Будь добр – затаись и отдохни. Я должен проникнуть во дворец, найти и обыскать её покои. Я всё объясню тебе, когда мы уберёмся отсюда.

– М-м… Слушай, я тут подумал… – Утомлённый мужчина несколько раз зажмурил и раскрыл глаза, втянул прохладный утренний воздух и наконец выдал: – А ты вообще кто?

Из-за широкого капюшона на него посмотрел черноволосый парень. На вид ему нельзя было дать и тридцати, однако в глазах было слишком много понимания чего-то важного, обхватывающего всё живое своей трагической сутью.

Тут его спутника совсем сморило. Он пошатнулся, приложил к груди руку, разлепил веки и рассеянно улыбнулся:

– Живой.

Парень встревоженно понаблюдал за ним и подошёл к обрыву склона горы.

– Жди меня здесь, – попросил он, вдохнул полной грудью и унёсся вниз, слившись с ветром в один холодный поток.

Сердце всё колотилось об рёбра, норовило проломить их и вывалиться под ноги. Пришлось поддержать рукой грудь, которая буквально ходила ходуном.

Гвардейцы увезли тела за город и начали массовую кремацию. После устроенного дебоша и встречи с самим императором двое счастливчиков умчались так быстро, что уже были на полпути к казармам на окраине города.

Живых на дворцовой площади осталось немного. Пятеро вельмож не сдвинулись с места, приняли непринуждённые, изящные позы и стали рассматривать двор, демонстративно не замечая императора и великую княжну. Между этими двумя завязался разговор.

Человек в мантии взглянул на черноволосого врага, что стоял вдали от всех, и опущенная рука сжалась в кулак. Понаблюдал за Верой, и вторая рука опустилась с груди. Пусть сердце вырывается, раз ему так хочется. Сгниёт в траве и долбиться перестанет. Всяко будет легче.

Он отвернулся от города, закрыл глаза и предался длительному процессу очищения мыслей, попытался совладать с собственным телом. И снова поднял веки.

Из ниоткуда перед ним возник ещё один враг и ехидно ухмыльнулся:

– Что ж ты такой живучий?

* * *

Владимир остановился у дворца, взглянул на Загана, и князь, кивнув, пошёл дальше. Порой его не нужно было и просить о чём-либо.

– Что с артефактом? – кратко произнёс император.

Конечно, он не мог не догадаться.

– Ночью… – заговорила Вера сквозь дрожь, – я положила его в шкатулку и спрятала. А когда проснулась… Нет, добраться до него никто не мог. Шкатулка стояла на том же месте, точно так же, как я её поставила.

За пределами города вспыхнул огонь – началась массовая кремация казнённых. Прямо под открытым хмурым небом.

– Я открыла её… а там земля… горсть мелкой сухой земли.

На момент казни город притих, и ей казалось, что все слышат каждое её слово. Никто не смотрел на них. Где-то вдалеке прогуливались рыцари, генерал Амон удалился выполнять её распоряжение, в сотне метрах от Веры и Владимира наблюдал за кремацией Заган. Он всегда относился с уважением к чужому личному пространству и не стал бы подслушивать. Да и, в конце концов, государю, как и любому демону, достаточно лишь захотеть, чтобы никто не смог их услышать.

Император всматривался в фундамент одного из флигеля дворца. Под ним, на самом краю набережной, находилось подземелье, где навеки заточён Руслан Волхонский.

– Живых людей там нет. Что ты сделала с ним вчера?

Вера не смогла понять то, что услышала. В голове вдруг выстроился барьер, об который безрезультатно бились мысли. Однако император ждал ответа, поняла она или нет.

– По…прощалась.

– Что ещё?

– Принесла ему кофе.

– Зачем?

– Чтобы…

Неожиданно для себя она совершенно забыла, ради чего сделала то, что мучило её всю ночь и, наверное, будет мучить всю оставшуюся жизнь. Император не торопил её, но его безмолвное ожидание было невыносимее гнева.

– Он… отказался передать мне право владения артефактом, – как сквозь сон бормотала Вера. Слова предательски застревали в горле, её охватил озноб. – Голодная смерть забирала бы его очень долго, и я хотела её ускорить. Он не заслужил такой страшной участи.

– Что ты подсыпала ему?

– В дворцовой кухне я нашла порошок… Искусственно созданная доза кофеина, бодрящая для демона, но опасная для здорового человека… Когда я нашла Руслана после его изгнания, я почувствовала, что ему очень плохо, и… и тогда я смогла… помочь ему, сняла недуг, но исцелить… мне было не под силу. У Руслана больное сердце… Было… больное сердце… Тот порошок, разбавленный в кофе, ускорил бы его… естественную смерть.

Было… Было больное сердце. А теперь уже не болит. Не заболит никогда. Потому что он мёртв. Его больше нет. Почему теперь так больно ей? Почему так свербит в груди? Ведь она знала, что он умрёт. К чему горевать, если исход был предрешён?

Со стороны океана дул холодный ветер. Веру трясло с ног до головы, и как она ни ёжилась, как ни обхватывала плечи, её душил и лишал рассудка этот могильный холод.

– Кто надоумил тебя сделать это?

– Никто… Я хотела как лучше.

– И снова как лучше… – Он отвернулся, и озябшую княжну ещё теснее обтянула гусиная кожа. В обычно равнодушном голосе она уловила усталость и плохо скрываемую злость. – Каждый раз рушатся все планы империи, стоит тебе захотеть как лучше!

– Я ведь и-исправила… свои ош-шибки, – заикаясь, протянула она, – и мы всё-таки добились…

– Чего?

Вера поражённо умолкла. Всё, чего они добились благодаря ей, теперь развеяно по ветру вместе с тем, что осталось от артефакта. И этого уже не исправить.

Император не думал её жалеть.

– Твоя новая привычка идти наперекор моему слову окончательно погубила нас. А Волхонский был нашим последним шансом. Артефакт признал его своим владельцем, и нам ничего не стоило войти к нему в доверие и попросить сделать то, что нам нужно.

Дрожь перестала колотить снаружи, но беспощадно затрясла изнутри.

– Как… – прошептала Вера.

– Волхонский надёжно хранил артефакт, добросовестно выполнял возложенные на него обязанности, и при грамотном к нему подходе был бы готов пойти с нами на контакт. Из него бы вышел лучший антихрист, чем ты.

Вера впала в зыбкий транс. В глазах поплыло.

– Вот, к чему привело твоё упрямство, – безжалостно продолжал император. – Ты начала лгать, дошла до предательства и закончила убийством невинного. До такого не опускался даже маркиз де Руссо.

– Но почему ты раньше мне это не рассказал? Его ведь можно было спасти!

– Из своей гордыни ты всё решила за всех нас.

– Я делала это для нашей семьи, и в частности ради тебя! – впервые откровенно призналась Вера и почувствовала, как кровь обжигает лицо, а в горле застревает ком.

Она смотрела в профиль отца и очень хотела его окликнуть. Хотела, но не могла. Это слово застревало, царапало горло, и всё больше казалось лишённым смысла.

Происхождение смертных тел не имеет никакого значения. Это всего лишь биологическая плоть – вот весь его аргумент перед неразрывными семейными узами. Пять лет она пыталась забыть эти слова или более гуманно толковать их значение. Но вчера, на примере собственного брата, пришлось взглянуть в глаза страшной правде – императору плевать на семейные узы.

– Почему ты не смотришь на меня? – уныло произнесла Вера. Император не издал ни звука. – Почему? Ты же злишься. Почему не сведёшь меня с ума от дьявольской головной боли? Ты ведь зол на меня… Папа?

И всё же произнесла это слово. С надеждой, мольбой о поддержке и неуверенностью в собственном праве его произносить.

Император откликнулся не скоро, лишь слегка повернулся так, чтобы она смогла увидеть его бледное лицо, будто вырезанное из холста картины старого дома, где стенает призрак умершего хозяина. И в этом лице, не выражающем по своему обыкновению ничего, она прочитала слишком многое. Осуждение, разочарование, усталость, отречение… Не то отречение, коим он наградил её брата, а безмолвная просьба. «Уйди, пожалуйста, сама. Не трать моё время на разъяснения. Я устал в вас разочаровываться».

– Мы оба совершили слишком серьёзную ошибку, – пустым голосом произнёс он и больше ничего не добавил.

Проглотив твёрдый ком, Вера вонзила ногти в ледяные ладони.

– Да… И очень давно. Как и те солдаты, я сделала неправильный выбор. Мне нужно было спрыгнуть с того моста.

Хотелось сказать многое, но больше не было сил.

Вдруг земля затряслась под ногами, а по флигелю дворца стремительно расползлись трещины. Каменные стены обрушились вместе с почвой и сокрытым в её недрах подземельем, столпы дыма и пыли, и волны разъярённого океана окатили набережную и дрогнувший дворец. Земля едва не поменялась местами с хмурым небом.

Взрыв был мощным.

Рофокаль выглянул из согнутых перед лицом локтей и обиженно воскликнул:

– Господа! Мы же и так опоздали на завтрак!

Командор уже не улыбался.

* * *

Ярослав самодовольно оценил возникшую у дворца суету и хохотнул.

– Бах ‒ и нету тела. Ну как тебе огонёк?

Спустив капюшон, бывший граф смотрел на то, что осталось от его темницы.

– Что там случилось?

– Молчи, Волхонский, и валим отсюда!

Ярослав помчался вниз с горы, в противоположную сторону от дворца.

– Оглох что ли?! Быстрее!

Руслан не шелохнулся. Глянул ему вслед и занял исходную позицию. Всего лишь великий князь в нелепом шмотье… Убежал и ладно.

После пробуждения под судорожный танец по грудной клетке, боль, нехватку воздуха и чьи-то яростные приказы жить, разум до сих пор витал ещё где-то далеко. Процесс дыхания, слуховое и зрительное восприятие, ходьба и вялый контакт с единственным проводником к миру – пока что это всё, на что было способно изрядно ослабленное тело. Почти покинувшая его душа была поймана и насильно утрамбована – а по-другому и не скажешь – обратно, в привычный сосуд, но всё ещё находилась в пространственной эйфории, чувствуя только покой и невесомость.

Позади шаги, неторопливые, но твёрдые.

– Я никуда не иду.

– Ха. А вот так?

Знакомый мелодичный звон, звук чего-то тяжёлого, скользящего по чистому серебру. Руслан почти ощутил шевеление на своей шее, такое привычное и невыносимое.

Обеими руками Ярослав натягивал на пальцах серебряную цепь с каменным крестом.

– Что ты собрался с этим делать? – безразлично спросил Руслан.

– Пойдём, узнаешь.

Он понаблюдал за тем, как покачивается, словно лист на ветру, вещь, что перевернула его жизнь, за лицом с чего-то оторопевшего князя и опять отвернулся к городу. По дворцовой площади шныряли гвардейцы и высокопоставленные лица. Интересно, что они там собрались делать? И скоро ли вернётся новый знакомый? Не задело ли его там ненароком?

– Аллё, я не понял! – выпалил Ярослав над ухом. Послышались звонкие щелчки пальцами. Перед лицом вверх-вниз замахала здоровая ладонь. – Ты чё…

Руслан моргнул. Вообще-то, туда ему смотреть интереснее, чем на чью-то потную лапу. Там люди бегают, что-то происходит. А здесь он чего не видел?

Его опять шатнуло, но он лишь шире расставил ноги, и будто бы не заметил. А когда перед глазами перестало плыть, придирчиво рассмотрел Ярослава с ног до головы.

– Что это? – сквозь гул в голове бросил он и ковырнул пальцем металлическую наклёпку на куртке князя. Потом дёрнул цепь на его бедре. Ярослав едва не шарахнулся в сторону. – Не дворец, так кузница… А магнитов не боишься? – Улыбка лениво растянула резиновое лицо, но на душе почему-то стало очень грустно. – До смерти ж облепят. А-а… вы ж неубиваемые.

– Не понял… Обдолбаный что ли? – пробурчал себе под нос Ярослав, всматриваясь в глаза бывшего графа.

– Задолбаный, – устало подтвердил тот, и уже привычным жестом взялся за грудь. – Так задолбали, сил моих нет… Иди, а?

И опять отвернулся.

«А чего я жду? Кого жду, и зачем? – размышлял он про себя. – Почему-то кажется, что надо бы бежать. Причины вроде есть. Вон его высочество тихо охреневает, а только по его милости я стал бродягой… Он разрушил мою жизнь. Он виноват. Почему же я его не ненавижу?.. А там вообще полное сборище тех, кого бы следовало опасаться. Что будет, если заметят? Да, убежать бы сейчас было нелишним. Надо. Но так не хочется… Да и тот, чернявый, просил подождать. Невежливо получится. Хм… Что-то как-то всё…»

За глубоким вздохом последовало сильное головокружение.

Затем Руслана что-то подхватило и оторвало от земли. Ветер покружил его до лёгкой тошноты и понёс куда-то по своим стихийным делам, не забывая хорошенько пошвыривать по склону горы. Куда без этого – ветру плевать на его чувства. Он как человек.

Возня, чужая ругань, тошнота, боль, ледяной пронизывающий ветер, падение на землю и чьи-то крики. Руслан лежал на боку, обозревая одним глазом вибрирующую траву, а другим взлетающую к небу опушку леса…

Двое парней наворачивали круги, укрывая друг от друга спины. Великий князь что-то требовал, пытался доказать или вразумить и всё вертел головой в сторону города. Вернувшийся с разведки парень был спокоен, говорил ровно, но угрожающе. Он скользил по земле так гладко, что мог бы удержать на голове кувшин с водой и остаться абсолютно сухим.

Стук копыт по земле. Ещё очень далеко от этого места, но лёжа на влажной почве, Руслан услышал, пусть значения этому и не придал. Кто-то скачет. Зачем ещё нужны лошади, если не для верховой езды? Всё логично.