Текст книги "Военные маршруты (СИ)"
Автор книги: Юлия Шолох
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Девис продолжал пялиться на потоки дождя, то и дело сверкающие в свете фонаря.
– Чего молчишь? – почти прошептала она, смотря прямо перед собой. – Не знаешь, что сказать?
Он и правда не знал.
– Думаешь, я брежу? Думаешь, не знаю, что уже мертва? Что ты меня уже похоронил? И смотришь сейчас, видя перед собой бездушное тело? Ты и себя самого так воспринимаешь – оболочка без души.
Теперь командор вздрогнул и повернулся к каданке, всматриваясь в бледное, но совершенно спокойное лицо.
– Думаешь, я не знаю, что вы меня не отпустите… в любом случае? Подозреваешь, я говорю тебе сейчас нечто приятное, чтобы подмазаться… чтобы избежать своей участи? Надеюсь, что ты передумаешь и не убьёшь меня? Думаешь, я же вижу, не знаю как, но я читаю твои мысли, как открытую книгу. Не бойся, командор, я не стану молить о пощаде. Не стану просить того, что ты не можешь дать. Я уже распрощалась с жизнью… тогда, когда вышла навстречу солдатам Агранда. Просто она немного отложена во времени. Так что не будет ни красноречивой мольбы, ни обмана. И будущего не будет. Просто мне приятно, что последние часы ты тут… что рядом со мной именно ты – грубый, скрытный командор, перебивший немало моих соотечественников. Вот так. Веришь?
Девис не ответил, но молчание ответило само за себя. Он смотрел на её профиль, впитывал линии, женственные линии лица – мягкие скулы, ровный подбородок, морщинки вокруг глаз, такие появляются от смеха, но где он, смех? Куда он испарился, оставив после себя только память?
– Думаешь, мне не плевать? – сказала она и обернулась.
Командор растворился в этом свете женских глаз, подчинился гипнозу, закруженный, завороженный происходящим, наклонился и поцеловал её губы – бледные и холодные, такие притягательные, будто во сне.
И тут же отстранился. Не то чтобы отпрянул, как от чумной, просто отодвинулся, потому что этот поцелуй дал ему всё, что смог. Дал ему больше, чем дала бы ночь в обществе податливой женщины. Этот поцелуй был совершенно настоящим и даже, позволил он себе отметить, живым.
Но это ничего не меняло. Будущего нет.
Каданка больше ничего не говорила, не пыталась выяснить, вытащить и рассмотреть нечто, что пряталось где-то глубоко. Зачем? Она ведь тоже устала. Девис почувствовал затылком стену, которая почти ударила его, разлепил глаза и моргнул – оказывается, он просто заснул, зажмурился и заснул сидя, причём успел сползти на землю и растянуться в полный рост. Наверное, нужно было встать, ведь Мима…
Она сидела рядом, опираясь на руку и смотря на него сверху вниз – распущенные волосы свешивались по обеим сторонам лица, как занавески. Девис остался лежать на месте.
– Почему ты не спишь? – спросил он.
– Не знаю. Думаешь, у меня ещё будет время хорошенько тебя рассмотреть? Другой раз?
Ответа не требовалось. Вряд ли это было возможно.
– Ложись спать. Я подвинусь. Надо отдохнуть, чтобы… чтобы были силы на всё, что нам придётся сделать.
Девис протянул руку и выключил фонарик, чтобы не мешал спать. Рядом, вздыхая, заворочалась Мима, а потом на его плечо уверено пустилась женская голова, а на грудь – рука. Он закрыл глаза и перехватил тонкую кисть, накрывая своей.
Так спокойно… Видимо, им настолько не хватает её, обычной, нормальной жизни, что даже такой жалкий суррогат, лёгкие прикосновения практически чужих друг другу людей кажутся самыми впечатляющими на памяти.
Девис заснул, ощущая рядом отрывистое, слабое дыхание живой каданки, женщины со светлыми глазами, и думая, что ему хотелось бы её защищать, уберечь, укрыть от всего на свете. Хотелось бы ее охранять, обеспечить её безопасность.
Какая глупость!
Проснулся командор от шума – кто-то по соседству выкарабкивался наружу. Его рука так и лежала на руке каданки. Мима уже открыла глаза, и её взгляд казался вполне осознанным, хотя глаза припухли после сна.
Она молча убрала руку, как ни в чём не бывало, и отодвинулась. Ночь закончилась, унесла сны, мечты и нереальные надежды, которым не дано осуществиться. Всё бесполезно.
Девис поправил одежду и, не выходя, выглянул из-под тента, хотя, судя по звукам, дождя не было.
И верно – лужи, слякоть под ногами, но хотя бы на голову не будет капать.
Клюква выглядел ещё мрачнее, чем вчера, бойцы – слегка замученными, а Мима как будто совсем перестала реагировать на окружающих. Они собрали вещи и отправились в дорогу. Впереди – несколько часов похода, а потом основательный отдых, потому что к завтрашнему вечеру еще нужно незаметно добраться до храма – и сделать единственное, что способно остановить войну. Непонятным образом Девис веселел, когда думал, что всё может получиться. И получится, потому что Мима не врала, следовательно, всё зависело от него – а он готов умереть, положить своё существование к подножию памятника во имя мира, только бы, наконец, обрести покой самому и принести покой аграндцам. Только бы забыть о месяцах безжалостных, нелепых, непоправимых смертей.
Видимо, поэтому идти было легко.
После обеда они бросили все вещи на землю, взяли только оружие, и разделились на две группы – бойцы отдельно, Девис с Мимой и недовольным Клюквой – отдельно. Храм они будут караулить с двух сторон, потому что входа два – и действовать начнёт та группа, которая окажется ближе к севшему катеру. Владлена лучше поймать на улице, чем потом рыскать по тёмным, узким и запутанным, по утверждениям каданки, переходам весьма мрачного на вид храма.
Земля за день высохла, так что им повезло ещё и с этим.
Итак, они без труда пробрались ко входам и залегли среди низких кустов в выемке между холмами, не слишком далеко, но и не слишком близко. Так просто… даже странно. Уже второй день подряд приносил Девису больше удовольствия, чем тоски, и всё благодаря существованию на белом свете этой маленькой женщины, обладательницы самых голубых на свете глаз и самой жаркой души, которая, однако, пылает вовсе не любовью, а местью. Которая обжигает местью даже на расстоянии.
И всё равно – будь у него время, возможность – и он унял бы этот жар, заставил бы гореть легко и ровно, не причиняя боли.
Однако военное время диктует свои условия, и им необходимо следовать – так устроен мир.
Оставалось только ждать. Оказалось, это куда сложнее, чем действовать – когда ты просто ждёшь, нетерпение причиняет куда больше неудобств, чем когда ты уже идешь к цели, пусть даже заливая дорогу своей собственной кровью. Но оно того стоит.
– Что такого во Владлене, за что его нужно убить? – спросил командор, устав лежать в траве и пристально смотреть на вход. Причём, по уверениям Мимы до появления Владлена оставалось еще часа два, то есть смотреть необязательно. Но как иначе, когда, вполне вероятно, вскоре всё изменится? Так сильно, что из чёрного превратиться в белое, из тяжести – в невесомость?
– В каждом из нас есть что-то такое, за что можно убить, – ответила каданка.
– Вас-то точно, – тут же влез Клюква. – Вас всех можно перестрелять без убытка для человеческого генофонда. Оно ровным счётом ничего не потеряет.
– А вас за предвзятость, – ответила она ему.
– Радуйся, что командор приказал тебя не трогать.
– А иначе бы ты что сделал? – негромко спросил Девис.
Тот раздул крылья носа и промолчал.
– Что бы ты сделал, останься один на один с женщиной, втрое слабее тебя самого?
– Она враг, – сквозь зубы заявил Клюква.
Мима устало вздохнула и уткнулась лбом в траву, отворачиваясь от обоих, хотя это было непросто – они лежала посередине.
Командор молчал, потому что ответить было нечего. Как можно учить кого-то вежливому обращению с женщинами, если однажды это попустительство, эта неосторожность может его убить? Учить моментам мирной жизни того, кто вполне вероятно, до этого не доживёт? Кто умрёт на войне?
Клюква почувствовал свою победу в споре.
– Вы согласны, командор, верно? Согласны, что мир ничего не потеряет, если уничтожить каданцев? Всех до единого?
– Мы все что-то потеряем, если уничтожим каданцев. Человечность? Самих себя? Как знать?
Того как прорвало – ещё бы, обожаемый командор, авторитет во всех областях, ответил на подначку, выслушал твоё мнение и вступил в диалог. Значит, можно его переубедить, доказать, что и сам не лыком шит.
– Нет! Вы не с того начинаете, командор. У нас есть цель. Сейчас мы должны убить определенного человека. Это начало.
– Убить. Опять убить… кого бы то ни было, – с горечью, которой он не хотел показывать, ответил Девис. – В начале не может быть смерть, даже заслуженная. А кому решать, заслуженная или нет?
– Да, убить! Мы решили, раз и навсегда. Уничтожив убийцу, тирана, который поднял руку на базу беззащитных учёных и больных, мы сделаем правильно!
– Мы не знаем, зачем он это сделал. Почему избрал такой путь. Наверняка, существуют уважительные причины.
– Да какая разница! – почти крикнул Клюква. – Что вы такое говорите, командор?!
– Тихо, не вопи. Не забывай, что мы тут не просто так на травке прохлаждаемся… Но ты не понял меня. Я говорю, что у него наверняка существует оправдание, для себя, для других. Веские причины поступать согласно собственным убеждениям. Как у любого из нас.
– Это я знаю, нас обучали в академии! Стандартное управление одним разумом или массами, неважно, главное, управлять. Вспомните теорию. Нам промывают мозги наша верхушка, им наверняка промывают мозги их лидеры и каданцы ненавидят нас не меньше, чем мы их и наверняка не станут плакать, исчезни агранцы раз и навсегда. Это так примитивно, любой курсант знает.
– А если… – раздался негромкий женский голос.
Девис посмотрел на голову, все еще склоненную. Голос звучал неестественно напряжено.
– Что если тебя научили ненавидеть врага за то, что он не сделал? Просто ненавидеть за то, что он враг, он так называется, значит, заслуживает смерти. Неважно, кто под этой биркой. А если… представь, что если ты… ненавидишь не потому, что тебя научили, а потому что враг действительно сделал нечто ужасное? Что если враг заслужил свою смерть? По настоящему, безо всякой пропаганды?
– Тогда убийство, возможно, будет приносить удовольствие, – усмехнулся тот.
– Хорошо… А если… речь не о врагах? Что если кто-то из твоих близких, твоих друзей или соседей на самом деле оказался тем самым страшным злом, которое приписывали врагам? Если монстры не на той стороне, а на твоей собственной? Например, – Мима повернулась к Девису и её широко открытые глаза заблестели от слёз. – Например, твой командор? Что тогда?
– Если бы выяснилось, что он потрошит младенцев?
– Да.
– Тогда… – на Девиса уставились еще одни глаза, такие же влажные. – Я бы убил его. Безо всякого сожаления.
Мима вздохнула, как будто внутри что-то долго сжимало и наконец отпустило, оставило в покое, и снова уткнулась в землю лбом.
А командор с удивлением смотрел на Клюкву. И дело не в угрозе, какая там угроза. Просто рядовой открылся с неожиданной стороны. Казался почти пропащим, проржавевшим, а оказывается, стержень внутри что надо, и совсем не сломался, а только закалился и зазвенел.
– Я бы не хотел, чтобы кто-то узнал о нём такую правду. Пусть останется в людской памяти самым лучшим командором – жёстким, но справедливым, делающим, что должен и при этом каждый раз пропускающим через себя смерть любого подчиненного, независимо от важности, – говорил Клюква, как загипнотизированный.
– Отставить, рядовой. Я не потрошу младенцев, – хмыкнул Девис и Клюква отмер, а потом, поняв, его глаза метнулись к склоненной голове каданки.
– Так вот ты почему…
– Скоро все закончится, – перебила Мима, и как ей это удалось шепотом, загадка.
– Клюква… Готовься.
Они одновременно увидели это – полосу дыма, похожего на сигаретный дым – и саму сигарету, приближающуюся по небу к храму. Катер.
Девис подобрался – и всё остальное вылетело из головы. Вот оно. Вот его шанс – и он его не упустит. Рука сжала плазник, ноги приготовились к прыжку. Ещё немного…
Катер снижался медленно, сил никаких ждать не было, и нетерпение доставало куда больше, чем страха проиграть, – а потом неожиданно ринулся вниз и быстро упал прямо у ступеней в храм.
– Вперёд, – проговорил командор, сам не понимая, шепчет или кричит.
Клюква сразу же отреагировал, его спина вырвалась вперёд, а вот каданки не было, впрочем, сейчас не важно, позади безопасно. Пусть там и сидит.
Люк откинулся тоже быстро, и Владлен выпрыгнул на землю, потом оглянулся – и сразу увидел чужаков, и рывком бросился к ближайшему входу. Его тут же загородил собой телохранитель, выскочивший из катера следом, но почти сразу же упал – с другой стороны бежали бойцы, стреляя практически наугад, так как на бегу толком не прицелишься. Владлен уже скрылся в проходе, потому что они опоздали. Довольно бестолково всё вышло.
– Вперёд! – командор бросился в коридор первым, не думая, что если всё происходящее просто ловушка, то через несколько мгновений он умрёт. К чему думать о посторонних вещах? Важнее настигнуть главу каданцев и тогда война иссохнет и исчахнет, загнется на корню.
Это будет лучшее из всего, что он мечтал сделать для человечества – и не сделал. Не смог прыгнуть выше головы.
Но надежды не оставил.
Коридоры действительно были узкие, тёмные и запутанные. На первой же развилке Девис замер, судорожно вслушиваясь в звуки и пытаясь понять, куда сворачивать.
– Влево! – раздался из-за спины уверенный голос. Мимо протиснулась каданка и побежала вперёд, даже не оглянувшись, чтобы убедиться, что они идут следом. Как будто это уже неважно.
Девис свернул влево и хотел догнать её, но ему приходилось тормозить каждый раз, когда коридор раздваивался или резко поворачивал, потому что иначе в царившем вокруг полумраке он бы врезался в каждый второй угол и передвигался бы ещё неуклюжей.
Миму нужно было догнать… как можно скорей, потому что Владлен не остановится и, не задумавшись, уберет с пути преграду, которая может выдать его местоположение. Так он, не задумываясь, оставлял окруженные войсками аграндцев корабли и планеты, не беспокоясь о тех, кто там остался и никогда не пытаясь договориться о смягчении участи пленных. Просто вычеркивал всех – стариков, детей из списка своих граждан – и забывал.
Вот таким был Владлен.
Когда командор, наконец, догнал Миму, то сразу понял, что переживал не зря. Владлен стоял посреди большого зала с низким потолком, полного горящих свечей и целился в неё из пистолета.
Девис поднял свой плазник и медленно стал обходить Владлена стороной.
– Стоять, – отрывисто приказал тот.
Девис не должен был слушаться, никак не должен был, ведь что на кону? – жизнь какой-то женщины, предательницы, даже не принадлежащий к его расе… но почему-то остановился. Позади него остановились и рассредоточились тени – бойцы и Клюква.
– Сейчас я сделаю шаг вперёд, и у вас будет несколько секунд, – невозмутимо заявила Мима. Командор вдруг понял, что она обращается к нему, что эти пресловутые несколько секунд она выиграет ценой своей жизни. – Убей его. Для меня.
– Зачем ты так, милая. – Владлен улыбнулся. – Зачем ты не слушаешь меня? – его голос поплыл – мягкий, ласковый, такой пронизывающий, проникающий прямо в голову, ослабляющий каждую мышцу в теле, приносящий успокоение и веру. Такой голос нужно слушать до самого конца.
– Ты должен умереть, – со слезами на глазах проговорила каданка и, не выдержав, хлюпнула носом. За спиной недовольно выдохнул кто-то из бойцов, как будто не понимал, в чём заминка – вот он, враг, просто стреляй и цель будет достигнута. Почему же нет команды на поражение?
Кого волнует, что пистолет Владлена смотрит прямо на Миму?
Никого…
– Так было нужно, милая. Твои родные погибли не просто так – они отдали жизнь во имя нашей расы, во имя силы, которую я получил, чтобы вести дальше свой народ. Вести его к победе и процветанию. Не надо так морщиться, я ведь знаю, что ты подумала, когда увидела ритуал. Ты подумала, я сошёл с ума и убил их просто так? Просто так искупался в крови твоей сестры и племянницы? Что ты, я сделал это во благо всех нас. Я сделал себя сильнее и теперь мне не страшны эти плазмеры, направленные как минимум в пять точек моего тела. Они не причинят мне вреда, не смогут. Ты поймешь, обещаю. Поймёшь, если ещё немного послушаешь… Смотри мне в глаза и думай о том, что я сказал. Я убил их не зря. Их кровь вытекла не в пустую – они принесли жертву, чтобы мы, каданцы, жили…
Девис задумался, как скоро он подчинит разум Мимы, как скоро вползет туда змеей и убедит в своей правоте. Никогда раньше он не встречал человека с таким потрясающим даром гипнотизировать. Когда он закончит с Мимой, то переметнётся к ним, точнее, к нему, потому что остальные просто ждут его команды – и этого нельзя допустить. Владлен должен умереть раньше, чем получит шанс выйти отсюда невредимым, и…
Но выстрелить сейчас было всё равно что собственноручно убить каданку.
И Девис колебался. Обмирал от страха, что настолько медлит, но всё равно не мог дать команду на поражение.
Совершенно не вовремя прозвучал женский голос:
– Помни, ты обещал.
Командор успел понять, что она обращается к нему, а не к Владлену, что похоже, тот ничуть не успел заморочить каданке голову, – когда она сделала шаг вперёд.
Выстрел раздался тотчас же.
Мима дёрнулась и начала падать, вскинув руки, отрывочно, как в замедленной съёмке.
– Огонь! – крикнул Девис, и звуки выстрелов слились в одну монотонную ноту.
Каданка падала, но важнее был Владлен, который тоже падал, по его телу расползались многочисленные пятна крови, а в глазах застыло изумление – видимо, он действительно был уверен в своей неуязвимости, достигнутой в процессе совершения ритуалов с человеческой кровью, и сейчас переживал настоящий шок.
Ну что же, напоследок его ждал сюрприз.
Вскоре лидера каданцев не стало.
Каданка лежала на спине, её трясло, и командор отвёл взгляд от Владлена, подошёл и сел рядом на корточки. Ему хотелось прикоснуться к ней, но он не посмел.
– Он мёртв? – спросила Мима, глядя в потолок. Её рука прижималась к боку, раскрашенному алой краской.
– Он мёртв.
– Командор, я вызываю корабль, – рядом оказался Клюква, глянул мельком на женщину и отошел. – Тело берём с собой?
– Да.
Владлена они увезут, пока не решено, что с ним сделают – оставят как есть или передадут новому главе каданцев в качестве жеста доброй воли для захоронения по их законам. Девису было плевать, Владлен мёртв, значит, не важно, что будет с его телом, сейчас это просто политический инструмент.
И вроде всё сбылось, но в памяти отпечаталась не смерть самого главного врага Агранда, а услышанное и случившееся с каданкой, с несчастной предательницей с самыми красивыми на свете глазами.
Корабль за ними прибыл так быстро, что командор даже не успел понять, умирает она или нет. Глаза Мимы были закрыты, но она дышала.
Вокруг суетились солдаты, к нему всё время кто-то обращался с вопросами, он уверено отвечал, ему рапортовали: «Слушаюсь!» и бежали исполнять поручения, проплывающие мимо разума.
Всё шло как по накатанной – тело Владлена положили на носилки и унесли, храмовых служителей отпустили, из соседнего помещения освободили двух молодых девушек, похоже, предназначенных для очередного ритуала.
Командора передернуло, когда их вывели – в длинных белых ритуальных платьях, с распущенными волосами и накачанных чем-то, отчего каданские светлые глаза были широко распахнуты и неподвижны.
Но им теперь, по крайней мере, не грозит встреча с Владленом. А жрицы… пусть с ними разбираются каданцы.
Теперь возможен мир.
Но на полу лежала Мима, прикрыв глаза и отрывисто дыша. И голубой свет, вырывающий его душу из мрачной тьмы, неуклонно угасал.
– Командор, всё готово, пора улетать.
Клюква вытянулся по стойке смирно рядом, с ним ещё двое, с такими суровыми лицами, будто они собирались применять силу. К кому интересно, к собственному командору?
Девис бегло оглянулся – тело унесли, больше в храме их ничего не держало. Пора улетать.
– Командор. Пора идти!
Но почему-то он сидел возле каданки и неверяще смотрел на неё, как будто раны вот-вот возьмут да затянутся и непонятно, почему до сих пор этого не произошло?
– Она предательница, – понизив голос, заговорил Клюква. – Она всё равно бы умерла, потому что предателей нельзя оставлять в живых. Предавший раз предаст и второй.
Командору хотелось возразить, напомнить, что предала она не ради денег или любой другой выгоды, что имела место месть и, судя по предсмертным словам Владлена, месть вполне заслуженная, но о чём можно спорить с подчинёнными, когда понимаешь, что несмотря ни на что, они правы? Военное положение обязывает, она всё равно умрёт.
– Если хотите, могу пристрелить, чтобы не мучилась, – довольно мягко добавил Клюква.
Пристрелить?
– Выйдите все и ждите снаружи. Я сейчас буду, – приказал Девис.
Командор склонился над каданкой, почти прикоснувшись губами к её бледному лбу и в последний раз пытаясь заглянуть в глаза – но они были закрыты. Вряд ли её спасут, но и пристрелить он её не мог. Только не её.
Неподалеку кучковались жрецы, и они явно слышали о роли Мимы в случившейся смерти лидера. Так или иначе, у неё впереди только спокойная дорога на ту сторону, где никогда не бывает войны.
Но будь он проклят, если ускорит её путь!
Девис на секунду положил руку ей на лоб, а потом резко встал и вышел из комнаты, пошел сквозь тёмные кривые коридоры, ближе к выходу, к свету.
На улице ликовали солдаты Агранда. Внутри катера лежал побежденный Владлен, и каждый понимал, что вскоре всё изменится. Что, возможно, всё будет хорошо.
Давно у аграндцев не случалось таких хороших новостей.
Но когда из храма вышел командор, посеревший, почти трясущийся от слабости, он почему-то не поддержал своих солдат, не посмотрел взглядом победителя, взглядом спасителя. Не выкрикнул победный клич.
Он, не поднимая головы, просто споткнулся о порог и пробормотал в очередной раз:
– Будь оно всё проклято! Будь проклято!
И воздух зашуршал, будто пропитался силой его отчаяния.
Но больше ничего не изменилось.
* * *
Через три дня было подписано мирное соглашение о ненападении сторон, и война остановилась.
* * *
Любая, даже самая комфортная тюрьма остаётся тюрьмой. Будь в ней три этажа или каморка метр на метр, будь решетки из стальных прутьев или из невидимых силовых линий – суть одна – твои перемещения строго контролируются и есть предел, за который ты при всём желании не проникнешь.
По вечерам Мима выходила из крошечной комнаты барака в обезличенный тюремный сад и смотрела в небо, которое было так сильно заволочено облаками, что никогда не показывало звёзд.
Мир принёс много нового каданцам, но не ей лично.
На самом деле, прежде она ни разу не думала, что случится после момента, когда Владлен умрёт, настолько ей требовалась одна только его гибель.
И вот – каким-то чудом смерть извращенца привела к миру между двумя враждующими народами и она сама оказалась в весьма странном положении – с одной стороны, её хотели бы предать суду и смертному приговору за предательство, с другой – чествовать как пособницу мира, обезвредившую сумасшедшего Владлена.
Так как новое командование каданцев не смогло решить эту дилемму, то просто отправило Миму на «отдых», по сути, ту же самую тюрьму на окраине своих владений, подальше от политики и людских масс. А именно политикой и людскими массами она была сыта по горло.
И потекли дни и недели обыденной мирной жизни. Где-то там решались важные вопросы касательно дальнейших курсов переговоров, торговых соглашений, обмена опытом и специалистами, где-то бурлила новая жизнь, текущая по новым, мирным законам, а вокруг Мимы царило болото – спокойная, невозмутимая гладь, которая поглощает любое событие, утаивает в своей трясине и не оставляет на поверхности даже следов его существования.
Но ей было всё равно. Когда вопреки всем предположениям она не умерла, а выжила, эта отсрочка стала чем-то непонятным. Что с ней делать?
Жить, как все остальные, не получается – всё таки позади много вещей, которые переворачивают мир с ног на голову и не позволяют вернуть равновесие.
Клятвы преданности своему лидеру и гордость за то, что принимаешь участие в таком важном деле, как отстаивание интересов своего народа, пусть даже ценой собственной жизни. Слепая вера и отчасти даже влюблённость в своего лидера.
Смерть сестры. Смерть племянницы, светлой и юной, обожаемой так сильно, что Мима пошла бы вместо нее умирать, дай ей кто-то шанс.
Но Владлен никому не дал шанса.
Странно, как легко оказалось его предать. Несмотря на клятву верности, которую каданцы чтили, несмотря на осознание величины вмешательство – смерть Владлена меняла всё. Несмотря на отвращение к собственному поступку, впрочем, весьма смазанное, протекавшее на фоне горя от потери родных практически бесследно.
А теперешняя жизнь как будто была взята в долг и совершенно не имела цели. Что теперь? Ничего.
Где-то там остался командор, мужчина, который даже в том её полумёртвом состоянии умудрился разбередить душевные раны, вернуть мысли о том, что ты одинока и не встречала человека, с которым просто хочется быть рядом.
Что бег за влиянием и деньгами не приносит умиротворения, просто подстёгивает бежать всё быстрее и всё дальше, спешить пересечь черту, за которой, по сути, ничего нет.
А выходит, что когда черта осталась позади, тебе вдруг подарили короткую встречу с тем, кто на обочине – и эти моменты оказались наиценнейшими.
Такая насмешка судьбы… которой Мима была благодарна, ведь эта встреча означала, что настоящие мужчины всё-таки существуют на белом свете, пусть им и не суждено больше пересечься.
Наверное, сейчас он национальный герой – опытный воин в красивом праздничном мундире, который выходит к зрителям и смотрит на их благодарность свысока. Спаситель.
И небо меняло краски, хотя все они были серые, и болото поглощало остатки ощущений – трепета пытающейся разгореться любви, отчаяния, благодарности, надежды, смирения.
И текли дни за днями.
Наверное, была весна – время, когда чаще всего сходят с ума. Мима привычно вышла из своего номера – одного из ряда одинаковых безликих номеров длинного барака и, углубившись в парк, села на лавочку. Пара часов пристального наблюдения за неотзывчивым небом – и можно ложиться спать, вычеркнув из жизни очередной день, прошедший никак.
Позади раздался шорох.
– Молчи, – на губы легла твердая рука.
Мима подумала, что всё равно не стала бы кричать. В последнее время она почти не произносила никаких звуков.
Убедившись, что вопить никто не собирается, рука убралась и рядом на лавку села высокая сгорбленная фигура. Это был Клюква. Он неловко сложил руки перед собой и уставился на скрюченные пальцы.
– Прости. Не хотел, чтобы о моём присутствии кто-то узнал.
– Ничего.
– Видишь, я тебя нашел.
– Зачем? – с совершенно закономерным изумлением спросила Мима.
– Зачем? Ради него.
Она не ответила, потому что сразу поняла, о ком речь. Он любил своего командор так, что смог бы убить – не каждая женщина способна похвастаться такой преданностью.
– Как он? – спросила Мима.
– Он? Плохо.
– Плохо? – и снова удивление вполне оправдано. – Почему? Он теперь герой…
– Какой там герой, – Клюква скривился и ссутулился ещё больше. – Герой, тоже мне… Они сделал из него козла отпущения. Он убил Владлена и восстановил мир, и прилюдно всё так и есть – его вписали в герои, верно. А потом убрали с поста, потому что сейчас другое, мирное время и не нужны люди, пусть даже с большим опытом, но которые умеют действовать только силой. Сейчас нужны другие – прощелыги, которые просочатся в малейшую щель и умаслят любого оппонента. Такие как командор остались не при делах. Он своё отработал. В общем, его отправили в почетную отставку.
– Куда?
– Недалеко… дня за три долетим. Если захочешь. Ты захочешь? – Клюква впервые посмотрел ей в глаза, испытующе, почти просяще – и на его лице нервно подергивалась какая-то мышца.
– Конечно, – сказала Мима, тронутая этим выражением неуверенности. Может он просто не знает, что ей нечего терять? А даже было бы что – командор стоит большего?
– Это будет… побег из твоей тюрьмы. Если тебя поймают, могут дать реальный срок.
– Я поеду, – мягко повторила она. Мужчины часто думают, что женщины не осознают всей серьезности положения, когда как обычно они сознают её чуть ли не лучше всех остальных. Но право слово, о чём тут думать – болото против встречи с человеком, о котором в памяти только хорошее? Каждый взгляд, скрывающий острое сожаление, его мягкий, полный муки голос. Когда по вечерам Девис приходил и расспрашивал о мелочах, необходимых для планирования операции, он старался держаться как можно дальше и даже голосом не напугать, считая, что женщины не должны испытывать страх. Никогда.
Как бы то ни было, что бы ни вытворяли глупые аграндцы, для неё он навсегда останется героем.
– Тогда вперёд.
Они встали – Клюква вскочил первым – и исчезли в парке среди деревьев. Об исчезновении Мимы в бараке узнали только утром, когда она была уже вне пределов досягаемости.
* * *
Любая тюрьма остаётся тюрьмой, как её ни маскируй.
Командору выделили большой дом на побережье тёплого моря, но так далеко от городов, что дом казался камешком на поверхности безбрежной пустыни, а вокруг – только леса, песок и воздух.
Клюква получил целых три разрешения на посещение Девиса, потому что к нему так просто не пускали – и каждый раз заявлял, что явился в одиночестве.
Наконец, проверки закончились, и он аккуратно посадил катер на площадку неподалеку от дома, в котором были открыты практически все окна – и который поражал царящей тут пустотой.
– Сейчас мы…
– Я сама.
– Сама его найдешь? – Клюква остановился.
– Да.
– Хорошо. По утрам он обычно на берегу бывает… когда не пьет.
Мима кивнула и выпрыгнула на дорожку, а потом огляделась и направилась в сторону берега. Вокруг было много деревьев и совсем не было людей. Дул ветер. Пахло водорослями и влажным песком, в сонной тишине как редкие жемчужины сверкали птичьи трели.
Пришлось долго искать спуск на берег среди заросших колючими кустами скал, но Мима остановилась на несколько секунд, прикрыла глаза и прислушалась – и будто появилась путеводная нить, показывающая правильную дорогу.
Она уверенно обошла несколько деревьев, потом одну кривую скалу и оказалась у тропинки, ведущей резко вниз. Теперь осталось только спуститься.
Не было никакого удара молнией, или звука возвышенного марша в ушах – ничего не выделяло этот момент как особенный.
Девис нашёлся внизу, у самого подножья холма. Он лежал прямо на песке, на спине, закрыв глаза и положив руки под голову, а рядом валялась пустая бутылка из-под чего-то весьма крепкого. Его рубашка знавала лучшие времена, а теперь потеряла не только цвет, но и форму, а штаны, похоже, были вынуты из коробки, куда скидывают ненужную ношеную одежду для бедных.
