Текст книги "Волчий берег (СИ)"

Автор книги: Юлия Шолох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Гордей не спорил тогда. И сейчас не спорил. Его дни стали как один – бесконечными, но летящими словно клинки. Острые, опасные, несущие на своём блестящем жале смерть.

Его люди умирали, его народ снялся с места и прятался в глубине земель, дети голодали, а женщины становились вдовами.

Где-то там, далеко, его душа. А он не может к ней пойти. Не может бросить всё, и уйти спасать её!

В глазах белело от отчаяния. Но долг…

– Быть князем – это не в красивом платье ходить. – Говорил безумец. – Это – отдать за своих всё, что у тебя есть. Легко отдавать ненужное – удобную перину, тёплую печь да ласки щедрых подружек. Однако отдать свою душу – настоящая жертва. То, что может только истинный князь.

Гордею в те мгновения хотелось убить Махова, оттаскать за тощую бороду, поднять старую голову кверху и перерезать горло, которое столько говорит.

Но он Князь.

И сейчас ненавистный голос, сказавший правду, слышался в шуме ветра, в шорохе травы. До Сантанки Гордей дошёл пешком, физические нагрузки утомляли тело, не давали по ночам метаться то в жаре, то в ознобе.

Издалека увидел у своей избы тонкую мальчишескую фигурку, которая изнывала, дёргалась, нипочём не сидела на месте. Во дворе кроме мальчишки был только Ярый, сидел на лавке с угрюмым лицом, наблюдал за гостем, который словно тёк по двору.

Подойдя, Гордей взглянул гостю в лицо и на миг опешил. Вовсе не мальчишка, девка.

– Вожак!

Тонколицая, рыжая, юркая.

– Ну?

Она рухнула на одно колено, склонила голову, но тут же задрала вверх, глаза так и сияли. Веснушками усыпана, а кожа розовая, как у наливного яблока.

– Я принесла тебе весть.

– Ты?

– Да! – девчонка словно и не заметила насмешки. – Твоя душа спасла меня и передала тебе кое-что.

Гордей думал, что покачнулся. Удивился ещё – отчего Ярый не бросается на помощь. Потом понял – нет, не было такого. Стоит, словно ноги в землю вросли. Словно тощая девчонка не принесла весть от единственного на свете существа, о котором все мысли.

– Твоя душа выпустила меня из клетки! Нас обеих везли в столицу к Великому людскому князю. Я волчицей оборотилась, когда меня поймали, чтобы не тронули. Ну вот, она в дороге придумала, как меня выпустить! Притворилась, что я ручная, пасть мне вроде как тряпкой замотала. Только тряпку совсем не затянула! В общем, я верёвку перегрызла, покусала парочку людей и сбежала! Всю дорогу бежала, ни ночи целой не отдохнула! Она просила тебе кое-что передать. Слышишь, Вожак?

– Говори.

– Она сказала, что справится. Что будет ждать тебя, сколько потребуется, а ты зря не волнуйся. Поступай, как должен. Вот что она сказала!

Ярый опустил глаза.

Ответить было нечего. Глупая маленькая волчица верила в то, что принесла, но Гордей… Как его душа может справится?

– Зачем её везли к Великому князю?

Впервые восторг на почти детском лице поутих. Ненадолго.

– Хотят выдать замуж за Царейко! Не знаю, кто такой, но я видела его… как кукла ряженая! Отчим её сговорился.

– Ярый? Царейко это же воевода княжеский? Тот, что воевода на словах да на получение почестей? Народу вместо красивой картинки показывать?

– Да. Настоящий у них другой, тёртый вояка, не чета Царейко этому.

– Не будет, не будет свадьбы! – Юная волчица почти пританцовывала на месте.

– Отчего же?

– Придумает она что-нибудь, точно! Мы долго вместе были, я узнала твою душу – она выкрутится!

Девчонка снова склонила голову и важно добавила:

– Вожак, оставь меня в своём войске. Я буду помогать! В бой пойду!

Гордей покачался на месте, повернулся к дому.

– Нет. Возвращайся в деревню, ищи мать. Есть у тебя?

– Да. И братья с сёстрами, но я не хочу домой. Возьми меня врага бить!

– Нет.

– Но я! Подожди! Я знаю, что женщины в ваших рядах есть. Что они тоже защищают Звериный народ и землю! И даже в Ярость впадают! И ты им не отказываешь. А мне почему нельзя?

– Иди прочь. – Коротко повторил Гордей и ушёл в дом. Нужно ещё прочесть новости. Лесные хотя и приостановили наступление, испугались жертв, но назад не развернулись.

– Почему? – Кричала со двора девчонка. – Почему мне нельзя помочь?

– Иди домой, – это уж Ярый подоспел. – Князь сказал, решения своего не изменит.

– Но я могу!

– Что ты можешь? Побывала в плену, шкуру целой сохранила благодаря удаче, думаешь, можешь теперь много?

– Да! У вас тут есть женщины!

– Те, что всех потеряли. И они умирают так же легко, как мужчины. Ты думаешь, именно тебя пронесёт, именно ты живой останешься, но это не так. Ты не переживёшь первой схватки.

– Но я…

– Всё.

Ярый не повышал голос, давно за ним такого не водилось. Но слушались теперь его куда быстрей.

– Иди в деревню. Спасибо за новости.

Вскоре Ярый вошёл в избу, быстро сел рядом с Гордеем, опустил ему руку на плечо.

– Она справится.

– Да.

– Ты говоришь, но сам не веришь. Но я видел Жгучку… она правда справится.

Гордей не отрывал рук от лица.

– Царейко был женат пять раз. И пять раз вдовец.

– Я знаю.

– Как она с этим справится?

– Ты чего больше боишься? Того, что она умрёт или…

– Что он мою душу женой возьмёт насильно? Нет, не этого. Я её любую заберу, и детей… если будут, как своих приму. Но время. Такой большой срок. Она может не дожить.

– Она выдержит.

Ярый не знал, чем ещё успокоить друга. Всеволод, может и нашёл бы слова, но снова был в отъезде. Первым делом отвёз Малинку в Гнеш, лично до порога доставил и с рук на руки матери Гордея передал. По пути обратно дело у него было, жаль, до сих пор не вернулся. Успокаивать он умел лучше всех, просто смотрел по-доброму и светлей становилось. А свет – этого Князю не хватало так сильно, что даже слепой увидит.

Пришлось справляться своими силами.

Глава 14

О рысином обличье

Комната была большой, заваленной хламом. Хранились тут старые шкафы, немного старой мебели и короба с одеждой. Много коробов из дерева, запертых на висячие замки и поставленных друг на друга. Я то и дело боялась, что однажды они покачнутся и заваляться, и придавят меня, как червяка.

Царейко приходил каждый день. С того самого вечера, когда я обернулась прямо на столе в блюде с мясной подливкой и была посажена на цепь.

Жаль, не умею я быстро соображать. Ну, не умею когда больно. Кажется, недолго я перекидывалась, только Царейко не так прост оказался. Раз – и смотал на мне скатерть, в пасть сунул подсвечник, язык до сих пор болит, хорошо хоть зубы не поломал. После колдуна позвал – и теперь на мне ошейник.

Думала я, самое плохое – в клетке ехать на всеобщее обозрение. А выходит, и такое можно сделать – цепь на шею и запереть от людей подальше.

И как же я радовалась, когда выяснила, что заставить меня перекинуться обратно нипочём нельзя! Даже колдуны против такого бессильны.

Царейко рвал и метал. На колдуна, которого сам же привёл, кричал страшно. Что пора уже выдумать, как зверей перекидывать обратно пусть даже против воли. Чем их ленивая братия вообще занята, раз такой простой вопрос до сих пор решить не может?

Колдуну надоело слушать, он и отбрил.

– Даже дивы, – говорит. – Не додумались до этого, а лучше них звериного народа никто не знал. Все твои игрушки, что помогли выследить и её поймать – ничто по сравнению с той, что могла бы их перекидывать. Однако нет такой игрушки, не выйдет насильно её в человека оборотить, хоть все закрома свои выгреби да плати щедро.

– А если я Великому князю пожалуюсь?

Колдун только хмыкнул презрительно.

Иди, говорит, иди, жалуйся Великому князю, авось ему интересно.

Царейко и сник.

С тех пор каждый день приходил. Больше всего ему нравилось садиться в кресло, к которому он цепь привязывал. Схватит мою голову, подтянет к себе и ухмыляется.

– Вот уж не думал, что у меня такая жена будет зубастая.

А я и укусить не могу, только зубы бессильно скалю. Вернее, могу, конечно, но тогда хуже станет. С цепи мне не сорваться, а Царейко совсем не добрый, найдёт, чем припомнить. А если загрызть, так вообще палками забьют, он так сказал, да я и сама понимаю. Загрызу – людоедом стану, те же слуги забьют за милую душу, и будут правы

Он, правда, тоже ничего не может. Хмурится.

– Ну, ничего. Не к спеху. Найдётся способ тебя обратно перекинуть. Я раз сказал – отступать не стану! А может, давай по-хорошему сговоримся? Перекинешься в человека, а я до свадьбы подожду, тебя не трону. Всё честь по чести – вначале обряд, после любовь. Ну, что скажешь?

Если бы рысь умела смеяться, я бы рассмеялась. Может, я и не великого ума, а на такую дурость не решусь! Поверить Царейко? Смешно. Да и на кой он мне в мужьях? Мне совсем другой муж надобен!

Он дрожал от ярости:

– Всё равно по-моему будет!

Но дни шли… а способа вынудить меня перекинуться, похоже, не находилось. Что голод да жажда, терпеть можно, всё равно Царейко не рисковал, долго не мучил, а то вдруг ослабну и помру? Два дня без воды оставит, придёт – я сразу в угол на бок, лапы разбросаю и не шевелюсь, словно сил последних лишилась и вот-вот дух испущу. Он сразу пугаться, воду нести. Царейко больше на колдунов рассчитывал, надеялся, вот-вот выдумают они как меня человеком сделать, а там можно и свадьбу играть.

И всё бы хорошо, однако я ощущала, что таю, растворяюсь в своём звере. Что не всегда и не всё помню. Слова забываю, потому что они больше не нужны. И что они значат.

Рысь была милой, пушистой, игривой… Я могла очнуться к обеду, играя с клубком пыли, или облизывая свою лапу, или царапая когтями сундук. Очнуться и тут же обратно уплыть куда-то в полусон, где рысь прыгала и резвилась сама по себе – настоящее дитя природы, которое живёт здесь и сейчас.

Да ещё и одиночество… кроме Царейко никто ко мне не заглядывал, а наружу мне хода не было. Вот и задумалась я однажды. Зверем, конечно, легче быть, ни тебе бед и горестей, ни забот, ни скуки. Прыгай по креслам да дери обивку! Но вдруг так и останусь зверем навсегда? Вот так выберу лёгкий путь, а остальное забуду?

Такая же беда, значит, с той волчицей в клетке приключилась. Она и правда могла меня не понять.

Стало быть, нужно удерживать свой разум пока могу, иначе наступит час, когда удача на мою сторону перейдёт, а мозгов этого понять не будет!

Однажды Царейко пришёл на пару с моим отчимом. Плотно запер дверь и подтолкнул его ко мне.

– Вот, полюбуйся, кого ты растил! Не может быть, не верю! Убедился?

Отчим, такой же худой и невзрачный как прежде, но в красивом алом кафтане, который придавал ему нездоровый вид, краснел и бледнел на глазах, а я не сдержалась, показала ему зубки и коготки. Всё честь по чести – и спину выгнула, и ушами пошевелила. Воняло от него пивом, которое отчим страсть как обожал.

– Значит, правда, – он аж отшатнулся. – Болтали, что старшую жена моя покойная от оборотня прижила, но чтобы на самом деле…

Тут он вдруг крупно дрогнул, обернулся к Царейко.

– А что же делать теперь? Как она женой тебе станет? Мать точно слова завещанные произнесла – если просто помрут, не достанется наследство никому!

Я тут же вся в слух обратилась!

– Женюсь рано или поздно.

– Но брак должен быть подтверждён! А как ты с рысью?..

Конечно, сдержаться возможности не было. Когти сами вылезли, впились в дерево, скрежещущий звук приятно грел уши. Похоже, только мне, гости мои попятились к двери.

– Колдуны помогут.

– Их помощь дорого стоит.

Царейко взбесился.

– А что ты предлагаешь? Если не выйдет, ты тоже с голым задом останешься, не забывай! Жена-то твоя покойная хитрая стервь оказалась, а ты не доглядел, теперь разгребаем! Хорошо хоть артефакты успел украсть, а то и не нашли бы никогда падчериц твоих!

– Чего зазря прошлое ворошить? – Отчим нахмурился. – Или ты женишься, или не видать нам денег и разговаривать больше не о чем!

– Сам знаю! Потому и обратился я к Великому князю. С ним тоже придётся наследством делиться. Дивные колдовские поделки его заинтересовали, аж глаза загорелись. Ещё бы, дивов след простыл, больше таких нигде не достанешь! А ты!

– А что я?

– Обдерёт теперь, что тебя, что меня. А может, военной надобностью прикроется и совсем без гроша в кармане оставит! Я вот колдунов пришёл просить, у него же лучшие колдуны, не чета тем бездарям, что в городе сами на себя работают – так от ворот поворот! Да с криком всё! Сейчас, слышишь, жарко становится. Великий Князь наш деньги хоть и шибко уважает, а нынче другая беда! Жалуется он, колдунов нет, окромя старшего, а он стар уже, ум запутался. Все прочие в Тамрак отправлены. И войска в столице не осталось, кроме дружинников ни единого человека.

– В Тамраке все? До сих пор? А что ж, говорили, там делов-то на неделю, пришёл и взял готовое? Разве не прогнали ещё оборотней?

– Ага. Как же! Прогнали! Наоборот, увязли по самые уши. Великий князь потому и гневается. Ему советники твердили – быстро придём, одним махом оборотней сметём и расширим владения до самих болот! Загоним зверей в леса, сто шкур сдерём. Оброк будем брать, жить красиво! Лесные тоже подбивали. А на деле вышло – встретилось нашему войску звериное и треплет его немилосердно. Лёгкой победы не будет.

– Я и не знал, что всё так плохо. А ты ещё деньги хотел вложить! Хорошо, не успели.

– Может и хорошо. Никто не знает, что всё плохо, советники скрывают, чтобы народ не бунтовал. А некоторые и вовсе говорят – не видать нам земель Тамракских.

– Не может того быть!

Я молча слушала, забыв и про когти, застрявшие в дереве, и вообще про всё.

– Может. Так что деньги нам пригодятся. Случись что, с деньгами и у лесных устроится можно.

Отчим скривился.

– Не любят они нас, брезгуют.

– С деньгами, поди, полюбят!

Оба повернулись ко мне, пришлось сделать вид, будто меня шторка интересует, вернее, то, что осталось от игры со шторкой – рваные грязные полосы.

– Она речь человеческую понимает? – Спросил отчим.

– Кто её знает. Иногда кажется, понимает, а иногда словно зверь дикий, прыгает да грызёт всё, что найдётся. Вот, смотри, опять у сундука всю кожаную обивку посдирала. Человек стал бы такое творить?

– Кто их, баб, знает. Так что делать будем?

– Придумаем! Великий Князь велел рысь ко двору представить. Я наплёл ему, что оборотни невесту мою заколдовали, превратили против воли в зверя. Что, мол, хотела бы она обратно перекинуться да со мною быть, а не может – не знает, как. Только колдуны могут помочь, заставить её облик человеческий принять. А ты чтобы ни слова!

– Да что я, сам не понимаю.

Ну и отчим, мямля-мямлей! Всегда хотел быть на вид грозным да смелым, а только и мог всегда, что пива напиться, голос повышать, да от бессилия трястись.

Как мама такого выбрала?

После этого разговора оказалась я в замке самого Великого князя. Пришлось в тёмном ящике посидеть, и страха я там натерпелась, словами не передать! Верно, лучше в клетке с прутьями, чем когда вокруг только доски и щели такие, что ничего не рассмотришь.

В замке Царейко меня выпустил, цепь снял, надел широкий ошейник с каменьями и поводок прицепил.

– Только посмей кого куснуть или оцарапать, на живодёрню отправлю. А я не отправлю, так Великий князь решит, что нечего возиться.

Об этом я и сама подумала. У Царейко на меня планы, а Великому князю я не нужна, если решит, что рысь опасный зверь, прибьёт и всего делов.

Царейко гордый шёл, вёл меня, будто сам дикую рысь в лесу поймал и укротил.

А я только усы топорщила и фыркала время от времени. Индюк индюком!

Привёл он меня, значит, в тронный зал, где полно народу собралось. Зал огромный, потолок так высоко, что страшно делается – вдруг свалится на голову? И весь расписан золотыми звёздами.

Всё окружение княжеское – разряженные неприятные люди – так и поедали меня глазами. Великий князь оказался пожилым толстым человеком, который почти не двигался. Сидит себе на троне в своём дорогом, золотом шитом платье, ноги расставил, руки на огромном животе сложил и не шевелится, даже мех на накидке застыл. Думаю, если однажды его удар хватит, вокруг не сразу догадаются, решат, заснул государь.

Дочка у него была, рядом сидела, не такая толстая, но тоже видно отъедалась все свои года на славу!

Царейко подтянул поводок, выводя меня вперёд.

Великий Князь едва взглянул, а дочка его – та внимательно смотрела, наклониться даже пыталась, но живот не позволил. Откинулась обратно на спинку и зевнула.

– Разрешите обратиться, как к родному отцу и заступнику! – Молвил Царейко, кланяясь в пол.

– Хватит причитать! Чего опять тебе нужно? – спрашивает Великий Князь. – Отряд за невестой твоей снарядил, колдунов на поиски дал. Теперь-то что?

– Так окрутили её оборотни, превратили в рысь. Вот, полюбуйтесь. Как же на такой жениться? А другой мне не надобно! Люблю я её.

И давай Царейко соловьём разливаться, живописуя, как надо мною звериные волхвы надсмеялись, превратили против воли в зверя дикого, неразумного. Всю жизнь свою долгую буду в пушистой шкуре, слова человеческого сказать никому не смогу, и на смертном одре собой не стану!

Весь расстарался, объявил меня жертвой. А потом и к делу украдкой перешёл – мол, только колдуны княжеские, великой силой наделённые могут вернуть наше с ним счастье, только они могут дать надежду на создание молодой крепкой семьи.

Выслушал Великий князь Царейко и сказал, нету колдунов, война идёт, или он не знает? Воевода как-никак, хоть и сидит в столице вместо того, чтобы на спорные территории ехать! А вместо себя отправил неуча какого-то без чина да сидит в столице, писульки пишет!

– Дак он проверенный стратег! Умён, как за себя ручаюсь! А руководить и отсюда можно. Если б все мои указания сразу выполнялись, давно уже Тамракские земли наши бы были!

– И толку от твоих указаний? Пока они дойдут, там уже всё поменялось! Войско меньше день ото дня, в народе волнения, паника поднимается. Никто не хочет второй налог на войну платить. Да ещё и мрут наши, против зверей нечем ответить. Как тут скроешь? Убытки какие! Всё ты виноват!

Великий князь вдруг разошёлся, принялся посохом стучать, кричать на Царейко так, что аж покраснел весь. Мол, молчи, не смей говорить, не смей оправдываться, а то я за себя не отвечаю!

После замолчал, отдышка у него началась, слова сказать не может. Ну и окружение, конечно, молчит, ждёт. Минут десять ждали.

Великий князь отдышался, стукнул посохом о мраморный пол.

– Если вскоре не улучшатся дела, сам поедешь в Тамрак. Как вернёшься с победой – так и невесту твою расколдуем. До тех пор возиться с делами твоими мне недосуг! Теперь прочь с моих глаз!

Видно, не такого решения ждал Царейко. Впервые на моей памяти смолчал.

Не до меня ему стало, даже домой не повёз. Запер в замке Великого князя, в одной из старых кладовых на последнем этаже. Там хоть оконце было, а что холодно, то я сворачивалась клубком да в угол забивалась – жить можно.

Пыталась я там дверь расцарапать, но не вышло. Каменный пол тоже подрыть не вышло. А потом… я уж и забыла, зачем мне нужно наружу.

В кладовке хранили старую посуду – глиняные расписные миски, кувшины, а также мебель – шкафы да стулья. Кресло тут было одно – с алой обивкой, я в нём сидела, когда ждала «жениха» своего-неудачника. Уж больно мне нравилось, как он заходит и кривится.

Но через несколько дней Царейко перестал наведываться, прислал вместо себя служанку. В первый раз она даже не зашла, а подкралась к порогу и замерла, словно так спрячешься от звериного слуха. Дышала-то она ого-го как громко!

Девчонка была моих лет, ходила в ношеном платье, но аккуратно расчесанная, в чепчике и фартуке, явно не с кухни.

Она принесла еду и лоток с опилками – выгуливать-то меня некому.

Встала у порога и давай смотреть круглыми глазами. А я чую – кости мясные принесла. Царейко редко меня вкусным баловал, всё больше кашей кормил, говорил, хочу мяса – пусть переворачиваюсь. А тут забыл видимо сказать, чтобы меня голодной держали, вот и принесла девушка кости.

Так и хотелось крикнуть ей – ну давай уже, не тяни!

Но пришлось облизаться и молча ждать. Вместо крика у меня только рык получится, ясно-понятно, напугается до полусмерти, сбежит, вообще ничего не получу.

Служанка вскоре осмелела, пододвинула мне миску – миг, и кость у меня в зубах! Утащить в угол и можно балдеть, точить зубы. Ах, какое это наслаждение! Какая сладкая сочная косточка! Даже мурлыкать охота.

– Смешная ты.

Что? Это служанка заговорила?

И правда, сидит на корточках, улыбается. Уж и не помню, когда мне в последний раз кто-нибудь улыбнулся, вот так, открыто, по-доброму.

– Мне как сказали, что я за тобой буду ходить, я так испугалась! Видано ли – за диким зверем... Но говорят, на самом деле ты человек, невеста Царейкина, только заколдованная. На кости, правда, бросаешься как зверь. Но вдруг ты человеческий язык понимаешь? Давай проверим. Скажи, ты человек?

Ну, упускать такую возможность никак нельзя! Пришлось бросить кость и стукнуть лапой по полу.

– Правда!

Служанка изумилась так, что на пол села. Сидела и хлопала глазами, пока я кость грызла.

После разговорилась.

– А я тогда еды тебе буду готовой носить. Или сырое мясо лучше? А?

Ха! Да мне любое подойдёт, не до переборов после стольких дней на каше.

– А хочешь, перину тебе принесу? Хотя не, перину не достать. Коврик какой-нибудь разыщу. Не спать же на полу?

Я дёрнула ухом. Перину? Коврик? Отчего же нет? Мне и на полу не скажу что плохо, но вдруг на перине лучше? Я ж не пробовала.

В общем, стала она за мной ходить как за дорогой гостьей. Водичка свежая каждый день, костей в избытке. Даже обещала попросить дозволения меня в саду выгуливать, мол, не дело заколдованной невесте Царейкиной сидеть взаперти, так и со здоровьем плохо может сделаться.

Нечему удивляться, что времени всего ничего прошло, а мы уже стали лучшими подругами. Ну, насколько вышло, ведь у меня были лапы и хвост, а говорить я не могла. Зато она очень даже могла.

Звали её Людмила, для слуг Людка. Волосы с рыжинкой, глаза синие. Она была почти красивой – только нос острый и длинный, а мечтательность такая, словно она в воздухе парит и зла не видит.

Людмила часто у меня бывала, говорила, лучше тут один на один с рысью, чем в общей комнате с другими служанками, которые её сильно недолюбливали. Она сразу перестала меня бояться, приходила каждую свободную минуту, садилась на перину, которую таки откуда-то притащила, ждала, пока я улягусь ей на колени, и гладила, а особенно приятно за ушами чесала. Это было так здорово, что я превращалась в пушистую шкуру, в коврик и она жаловалась, что я ей вот-вот все ноги отдавлю!

– Какой окрас у тебя! – Восхищалась Людмила. – Словно небо в шерсти отражается. И не голубой вроде, а смотришь на тебя и о дне летнем вспоминаешь. Красивая ты, эх, не то что я!

И она рассказывала о себе.

Со временем вся её судьба стала мне известна, словно перед глазами прошла. Людмила оказалась бастардом, дочерью Великого князя от какой-то служанки. За то её и не любила остальная прислуга, гадости вечно делали. Хотя никакой пользы от такого именитого отца не было – Великий князь даже не знал, что она его дочь. Людмила стыдливо прошептала, в полный голос сказать не смогла, что побочные дети ему не нужны, бастардов у него слишком много, чтобы о каждом думать. А ей мама рассказала правду зачем-то, теперь не забыть. Да и остальные узнали, со свету сживают, будто у Людмилы какой-то прибыток от такого отца. Где там! Одни неприятности. Так и живёт с этим.

Горевала она сильно. Не говорила, но я видела. Мать её не так давно умерла, а перед смертью рассказала, как было дело – Великий князь однажды увидел её, тогда молодую красивую девушку, да в комнату к себе затащил и… разрешения не спрашивал, в общем. Людмила однажды так забылась, что даже призналась, мать сказала – зря я тебя сюда в услужение привела, лучше жила бы ты отсюда подальше. Великий князь хоть и постарел, а девок и сейчас, бывало, мимо не пропускает. Попадёшься на глаза – не миновать тебе моей судьбы. Грех какой! И мать её спрятала, как могла, уговорила на такие работы поставить, чтобы с княжеской семьёй не пересекалась.

Плохо ей было в замке, а идти некуда. Не отличалась она смелостью.

Я, если подумать, тоже без отца росла, но никогда не убивалась, что у меня его нет. Может, из-за Малинки? А у Людмилы даже сестры нет. А что есть, так это знание, что она родилась от насильника. Несладко, поди, с таким жить.

Жалко мне её было, а ей меня, по вечерам я ластилась к ней, и мы даже засыпали иногда вместе.

Дни шли. Или недели… не знаю, сколько времени прошло. Только казалось мне, оно застыло и не движется вовсе. Как паутина в лесной чаще. Смотришь и не знаешь – то ли утром паук сплёл, то ли вечно висит, всегда одинаковая.

Иногда мне казалось, что нужно бежать. Как выбраться из большого города, я не знала, но однажды на прогулке всё же вырвалась, понеслась прочь, пугая прислугу, да упёрлась в высокую стену, что княжеские терема ограждала. Там наверху охрана ходила, как меня увидала, сразу луком давай в меня целиться. И вопят:

– Мага! Мага быстрей зовите!

Людмила как раз подбежала, красная вся, схватила меня и потащила обратно в сад.

– Ты что, – говорит. – Не вздумай так больше делать! Сквозь стены и мышь не проскочит! Пристрелят, не пожалеют! Всё равно им, кто ты такая, зверь и зверь! Да и Царейко насолить каждый рад! Но даже если охранники все заснут, ещё магическая защита… только по разрешению мага можно пройти… или если ты сам сильный маг. Погибнешь! Прошу, не убегай больше.

Я и не убегала. По саду всяко приятней прыгать, чем по грязной брусчатке.

Вдруг Людмила принесла весть, что дела в Тамракских землях совсем плохи. Звериный народ насмерть встал и стоит. Стали думать, что делать и надумали – Царейко не пожалели, направили на войну, лично остатком войск командовать. Великий князь даже похудел, так переживает. Не о Царейке, конечно, а об убытках. Приказал собирать все силы и одним ударом разобраться со звериным войском. Хватит, мол, время тянуть! Пора показать собакам, кто тут хозяин.

И в замке без лишений не обошлось. Отменён бал, который так ждала княжна! Она рыдает в своих покоях, но отец непреклонен. Его вообще никто никогда таким суровым прежде не видел, обычно Великий князь добродушен и спокоен. Но эта война словно безумными всех сделала!

Царейко зашёл ко мне перед отъездом. Я надеялась, что звериное обличье скрывает мою неописуемую радость! Но видно, что-то да промелькнуло такое на звериной морде, потому что Царейко вдруг схватил меня за шею, а потом молча и зло пнул по рёбрам.

Сожрать бы его, да я отделалась мелочью. Когтями хорошо его приложила! Отскочил он, губы скривил, на пол сплюнул. И пусть бок болит и лапа ноет, ему-то больней. Его очередной модный камзол зиял теперь дырами, на коже глубокие кровавые царапины, долго заживать будет.

Но если он ещё раз поднимет на меня руку… или ногу, я её откушу. И будь что будет! Вот тебе моё рычание, предупреждение верней не бывает.

– Ах ты, сука! Тварь хитрая! Сгною тебя! Будешь зверем до конца жизни. Сдохнешь тварью! Или думаешь, я пойду жизнью своей рисковать, на войне корячиться, а ты тут в девку превратишься и заживёшь в своё удовольствие на мамашино наследство? Нет, милая, или за меня замуж по возвращению – или до конца жизни тебе такой ходить! Я не я буду, если ты до денег своих раньше меня доберешься!

Он в ярости убежал, я думала, пугает понапрасну. Но вскоре вернулся в компании с двумя колдунами. Я таких раньше не видала – лица чёрные, сухие и сморщенные, то ли маски на них, то ли они сами мёртвые.

Колдуны взяли куски каких-то тряпок, в крови испачканных, и стали жечь на чёрной свече.

Я колдунов никогда прежде не боялась, сила их сама по себе не злая, но тут страх накатил будь здоров! Особенно когда вонь палёного по комнате поплыла, а Царейко так улыбнулся, будто я уже померла и наследство всё до последней копеечки ему оставила.

Глаза так и стали слипаться, а лапы подкашиваться, но я не заснула. Легла только, язык на бок свесила, дышать было тяжело.

Колдуны меня совсем не боялись, пожгли на свече тряпки, изваляли в золе и надели на меня тонкий ошейник, так похожий на тот браслет, что плела мама... Или не она. Выходит, тот браслет тоже колдун плёл?

В общем, не успела я понять, что к чему, как шею окольцевали.

Колдуны тут же ушли, брезгливо поглядывая на Царейко. Его в замке никто не любил, в смысле, служивый люд не любил. Людмила говорила, постоянно что-то требует, угрожает, а платить ой как не любит! Даже медную монетку не дождёшься! Поэтому колдуны с него дерут три шкуры за самую мелкую мелочь, и все только рады.

Вот ушли колдуны, Царейко остался. Улыбается, и не скажешь, что на войну едет.

– Теперь захочешь – назад не перекинешься! Думала, умней всех? Раз не заставить тебя колдунам к прежнему облику вернутся, то всех обманула? Нет уж! Наши колдуны, знаешь, что умеют? Заставить тебя хранить тот вид, что приняла. Для личин выдумывали, а глянь, как хорошо вышло, что и на оборотней действует. Матери своей спасибо скажи. Как она догадалась это колдовство тебе на помощь обернуть, запереть в человеческом теле, так сейчас и я догадался… Сиди теперь, животная тварь, не быть тебе человеком!

Он ухмыльнулся, страшно, лихо, как будто терять нечего. Бить больше не стал, развернулся и вышел.

Людмила тотчас же прибежала, отпрянула от расплавленных свечей, что на полу стояли, на колени передо мной рухнула.

– Что? Не тронули тебя? Целая? Дай пощупаю. И тут тоже... Всё хорошо. Уж я так испугалась! Колдуны, Царейко и все к тебе! Ну, думаю, только бы ничего не сделали! Сижу тихонько и молюсь, вдруг поможет?

Она осмотрела меня, ощупала, ран не нашла.

– Фух, не тронули! О! Ошейник новый надели? Красивый.

Сказать, что это за ошейник я не могла, конечно же. И если начистоту, не очень-то поверила Царейко. Долго после этого думала – может, приврал, попугать решил, замыслил обмануть, чтобы я попробовала перекинуться, и он тут как тут?

Только что ему это даст? Обряд свадебный дело небыстрое, да и к любви ему меня не принудить. Я обратно перекинусь, больно, конечно будет просто ужас как, но насилия всё равно избежать успею!

Не выдержала всё-таки, ночью попробовала. Чуть сознание не потеряла от боли, а тело так и осталось рысиным.

Не наврал Царейко, по правде заколдовал. От всех моих попыток только и осталось, что царапины на полу от когтей.

Я было испугалась, но решила пока не паниковать. В замке знают, что я заколдованная, со мной Людмила, да и отчим где-то ходит, землю топчет. Не допустит, поди, чтобы после всех его усилий я пропала. Всё одно зверем жила, вот и продолжу, позже придумаю, как быть.

Стали мы дальше жить. Перевели меня в большую комнату на чердаке, ближе к комнате прислуги. Там никогда никого не было и тоже мебель старую хранили. По ней было удобно лазить и прыгать, да и свежего воздуха на чердаке было полно, вечно там дуло. Людмила перину мою перетащила, две подушки старые приволокла, которые можно драть в своё удовольствие, и себе одеяло.