Текст книги "Клан (СИ)"
Автор книги: Юлия Белова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. УЛЫБАЮЩИЙСЯ ЭД
– А как он учился в школе?
– Да его дважды чуть не вышвырнули!
Джеймс Д. Хоран
"Нужный образ" Дети навсегда уходили из семьи, дети появлялись в семье... Поклонники клана Кеннеди часто восхищаются, что Джозеф и Роуз воспитали девятерых детей, как правило забывая, что на самом деле их было двенадцать. В 1941 году Джо-старший и Роуз приняли в свою семью троих детей родной сестры Роуз, Мэри Агнес Гарган, умершей в 1937 году. К этому времени Кеннеди, наконец-то, перестали кочевать по стране и, зная, как занят военными поставками старший Гарган, взяли племянников к себе. Отец детей полагал, что это лишь временное решение, но в 1946 году он неожиданное скончался от сердечного приступа, и его дети – Мэри Джо, Энн и Джозеф Гарган – навсегда остались в семье Кеннеди, а Джо стал одним из ближайших друзей Эдварда и в дальнейшем сыграл важную роль в знаменитой автомобильной катастрофе на острове Чаппакуидикк. Как и остальные дети клана Гарганы участвовали в спортивных состязаниях, играли в шарады, в увлекательные игры в вопрос-ответ. Надо сказать, последняя игра была весьма полезна как для будущих политиков, так и для юристов (Джо Гарган так же как и его двоюродные братья получил юридическое образование), поскольку не только расширяла кругозор, но и учила задавать правильные вопросы. Сама по себе игра была очень проста. Водящий загадывал какое-то понятие или же имя, а остальные должны были их отгадать. При этом они могли задавать вопросы, на которые водящий должен был ответить "да" или "нет". Например, "Это американец?" или "Это политик?" Вопросов могло быть всего десять, так что задавать их надо было с умом, чтобы наилучшим образом вычленить главное. В общем, это была замечательная умственная тренировка. Но кроме спорта и занятий Роуз Кеннеди немала времени уделяла манерам своих воспитанников, их внешнему виду. Мэри Джо Гарган впоследствии интересно описывала ее уроки танцев: "Я очень смешно ставила пятки, и она показывала мне, как я выгляжу и как можно исправить мой недостаток. А мальчики дергали руки своих партнерш, и вот она показывала им, как танцевать плавно. Бобби тогда танцевал ужасно. Он не только дергался, он еще и подпрыгивал. А мой брат Джо, пожалуй, был еще хуже. Он танцевал, как грузчик. Тетя Роуз очень старалась научить его, но потом сдалась и стала водить его в танц-класс. Тедди был хорошим танцором. У него было замечательное чувство ритма, как и у дедушки Фитца, который великолепно танцевал. Однажды вечером в яхт-клубе в нескольких милях от дома были танцы, и мы все отправились туда. Тетя Роуз танцевала с Бобби, с Тедди и с моим братом Джо, чтобы посмотреть, как они держатся". Одни уроки сменялись другими и вскоре вся семья с азартам ринулась в политику, получив свой первый важный урок в проведении избирательных кампаний. В 1946 году Джон Кеннеди выставил свою кандидатуру в Палату Представителей США от одиннадцатого избирательного округа штата Массачусетс. Когда-то именно этот округ представлял в Конгрессе Хани Фитц, но его внук выступал на выборах как настоящий "саквояжник". Этот броский термин имеет долгую историю и появился в США после Гражданской войны, когда большое количество республиканцев с Севера отправлялись на Юг, где и выставляли свои кандидатуры на выборные должности. Тогда негодующие южане презрительно нарекли пришельцев "саквояжниками", но позднее так стали называть любого политика, избирающегося в округе, где он постоянно не проживает. Хотя в сознании многих и многих людей Джон Кеннеди был неразрывно связан со штатом Массачусетс, на самом деле он, в отличие от младших братьев, с одиннадцати лет не жил в этом штате, переселившись в Бостон лишь накануне выборов. Однако, "саквояжник" или нет, но Джон рассчитывал использовать старые связи своего деда, рассказы о своих военных подвигах и, конечно, очень щедрые ассигнования отца на избирательную кампанию. Выборы дались Джону нелегко. Он никак не мог привыкнуть к изворотливости местных политиков, к необходимости встречаться с толпами людей, к многочисленным рукопожатиям и хлопкам по спине. Человек, открыто восхищавшийся образом жизни английской аристократии и пытавшийся подражать ей в сдержанности, холодности и элегантности, с трудом мог примириться с фамильярными манерами американских избирателей. Стараясь как-то пересилить столь неприятные ему нравы бостонцев и напомнить им, что Бостон все-таки считается Афинами Америки, Джон обильно сдабривал свои речи стихами и вдохновлял своих помощников на борьбу бессмертными строками У. Шекспира: ... сохранится память и о нас – О нас, о горсточке счастливцев, братьев. Тот, кто сегодня кровь со мной прольет, Мне станет братом: как бы ни был низок, Его облагородит этот день, И проклянут свою судьбу дворяне, Что в этот день не с нами, а в кровати: Язык прикусят, лишь заговорит Соратник наш в бою в Криспинов день*. * У. Шекспир "Генрих V". Перевод Е. Бируковой История умалчивает, какое впечатление стихи производили на избирателей, но сотрудники Кеннеди были очарованы. Не случайно, одна из книг мемуаров о президенте Кеннеди так и была названа "Горсточка счастливцев, братьев". Избирательная кампания Джона стала первой настоящей кампанией, в которой участвовал Эдвард. Ему было четырнадцать лет, и он старательно выполнял возложенные на него мелкие поручения: разносил сотрудникам Джона бутерброды и кофе, клеил марки на конверты, отправлял открытки, разносил послания кандидата. Джон часто брал Эдварда вместе с собой на встречи с избирателями, рассчитывая с его помощью предстать перед собравшимися эдаким свойским парнем. Указывая на лохматую голову младшего брата, но громогласно заявлял: "Вы все знаете, что так необходимо Теду, но сегодня он уже причесывался". Юмор, знаете ли... Правда, подобные шутки могут показаться несколько бледноватыми, но американцам они нравились, нравились до такой степени, что в дальнейшем братья Кеннеди неоднократно использовали их, меняя лишь имя того, кому следовало причесаться, подстричься или еще как-нибудь привести в порядок свою буйную шевелюру. Ну а если ни одного родственника под рукой не оказывалось, можно было пошутить и над самим собой, как делал, например, Роберт, неизменно уверявший, что причесывался на "прошлой неделе"! Щедрая трата денег на кампанию, мальчишеская улыбка кандидата и многочисленные чаепития для избирательниц, которые устраивала Роуз Кеннеди, принесли плоды: Джон стал конгрессменом США от штата Массачусетс. Узнав радостную весть, Милашка Фитц принялся отплясывать джигу. Когда он закончил плясать, к нему подошел с поздравлениями один из его политических друзей: – Мои поздравления, Джон, – произнес он. – Когда-нибудь – кто знает? – молодой Джек может стать губернатором Содружества*. * По Конституции штата Массачусетс он официально называется Содружеством Массачусетс, точно так же как по калифорнийской Конституции штат Калифорния именуется Республикой Калифорнией. – Губернатором? – гордо улыбнулся Хани Фитц. – Когда-нибудь этот молодой человек станет президентом Соединенных Штатов! Хорошо все-таки иметь деда, который так уверен в будущем своего внука. После окончания избирательной кампании Эдвард смог наконец-то заняться учебой. Он поступил в последнюю, одиннадцатую по счету школу, в которой – небывалое для него дело! – проучился целых четыре года. Частная школа-интернат, называемая Академией Мильтона, оставила у Теда теплые воспоминания. В школе царила атмосфера доброжелательности, учителя были внимательными и понимающими, а добродушие и незлобивость Эдварда завоевали ему множество друзей. "Улыбающийся Эд", так называли его учителя. Учась в Академии, Тед проявлял активность в самых разных сферах жизни: он был избран секретарем класса, пел в хоре, участвовал в драматических постановках, играл в футбольной команде, занимался в теннисном клубе школы. Беда заключалась лишь в том, что среди активности Эдварда не числилась учеба. Нельзя сказать, чтобы он вовсе не занимался, но, как правило, его старания направлялись лишь на те предметы, которые ему нравились, например на историю или дебаты. Альберт Норрис, преподаватель Теда по дебатам, отмечал, что он всегда знал, о чем говорил, и при этом рассуждал об общественных проблемах с удивительной увлеченностью и пониманием. В последнем классе школе он возглавлял команду школьников Академии Мильтона в их сражении с первокурсниками Гарвардского университета, и в ходе напряженных дебатов школьники одержали над студентами верх! В остальном же успехи Эдварда были гораздо скромнее. Его обычными оценками были тройки, точнее, их американский эквивалент – отметка "С". Сказывались постоянные переходы из школы в школу. В Академии Мильтона с Тедом регулярно занимались дополнительно, как с одним из отстающих учеников, но даже и после этого он закончил школу далеко не блестяще – всего тридцать шестым из пятидесяти шести выпускников. Впрочем, не смотря на все это учителя его любили. В свое время Роберт проучился в Академии Мильтона три года и даже считался хорошим учеником, но так и не смог заслужить симпатии окружающих – слишком уж он казался нервным и напряженным. Какими бы средними ни были успехи Теда, окончание Академии Мильтона автоматически открывало перед ним двери Гарвардского университета. Прошли те времена, когда учеба Джозефа-старшего в Гарварде расценивалась как нечто из ряда вон выходящее. Как писали американские авторы, Эдвард был запрограммирован на Гарвард чуть ли не с рождения. Все его братья учились в этом университете, и он не видел причин, почему должен нарушить традицию. В 1950 году Тед поступил в колледж Уинтроп-Хауз Гарвардского университета. Как правило, когда мы говорим "колледж", то представляем себе учебное заведение или один из факультетов университета. На практике же колледж это общежитие, где живут студенты. В Уинтроп-Хаузе жили университетские спортсмены, крепкие парни под 190 см. ростом и весом в 90 кг. Отношение к атлетам в Гарварде было смешанным. С одной стороны, университет гордился их успехами в спорте, а с другой – интеллектуальная студенческая элита относилась к спортсменам пренебрежительно. Но обитатели Уинтроп-Хауза не обращали на это ни малейшего внимания. Жили они дружно: вместе занимались, вместе тренировались и, конечно, во всю развлекались. Самой большой страстью Эдварда в университете стал американский футбол. Все его братья играли в футбол, хотя Джон и Роберт не добились особых успехов. Эдвард же поставил себе целью как можно лучше проявить себя в этой игре и тем самым порадовать отца. Конечно, любой может сказать, что главной целью поступления в университет должна быть учеба, а уж никак не спорт, но Эдвард, как и многие его друзья по Уинтроп-Хаузу, вспоминал об этом крайне редко. Профессор Голкомб, который некогда преподавал и Джозефу-старшему, и всем его четверым сыновьям, писал: "Его [Эдварда] работа всегда была удовлетворительна, и я не сомневался, что он мог бы закончить университет с отличием, если бы захотел больше внимания уделить учебе. Его способность к обучению превосходила средний уровень, но я не знаю насколько, потому что он все время думал о спортивной и светской активности. Полагаю, академическая активность стояла у него на третьем месте. Он делал лишь то, что требовалось, чтобы быть на хорошем счету." Подобное положение сохранялось до последнего курса обучения и, особенно, в первый год Эдварда в Гарварде, когда случилась знаменитая история с экзаменом по испанскому языку. Любому гарвардскому студенту, желавшему по окончании университета получить степень бакалавра, было необходимо продемонстрировать владение иностранным языком. У Эдварда это желание тоже имелось, и он записался на курс испанского. В первом семестре все шло замечательно – не зря же в Академии Мильтона с ним ежедневно занимались дополнительно! – но во втором семестре Эдвард столкнулся с трудностями. Казалось бы, чего проще? Надо лишь больше заниматься! Но не тут то было. В принципе, Эдвард не сомневался, что так или иначе сдаст экзамен, но недостаточно высокая отметка означала, что осенью ему не разрешат играть в футбол. Представить же себе подобное несчастье ни он, ни его друзья были не в силах, и потому во всю принялись обсуждать, как бы помочь беде. Они судили и рядили, говорили, что кому-нибудь надо сдать этот проклятый испанский, ведь есть же среди них люди, которые неплохо знают иностранные языки? Такие люди были. Один из студентов, сам игрок в футбол, но, тем не менее, хорошо знавший испанский, в шутку предложил свои услуги. Так все и началось, с шутки. В решающее утро, не рассчитывая ни на какие посулы, Кеннеди повторил упражнения, взял синюю экзаменационную тетрадь и собрался идти. Он так бы и ушел сдавать иностранный язык, если бы ни его друзья, которые, продолжая шутку, побежали будить студента, утверждавшего, будто он готов сдать за Эдварда экзамен. – Эй, просыпайся, – растолкали они знатока испанского языка, – разве ты не клялся, что сдашь сегодня за Теда экзамен? Это все еще была шутка, но специалист по испанскому проснулся в том настроении, в которое нередко впадают в восемнадцать лет – ему море было по колено. – А что?! – воскликнул он. – И сдам! Быстренько одевшись, он забрал у Кеннеди тетрадку и ушел. Взволнованные и слегка испуганные студенты вернулись в свою комнату. Надо сказать, в те времена было очень легко осуществить подобное жульничество. В большой аудитории, где находилось от двухсот до пятисот человек, экзаменационные работы одновременно выполняли несколько групп студентов. Преподаватели редко находились в аудитории в течении всего времени экзаменов, предоставляя возможность наблюдать за студентами кому-нибудь из сотрудников факультета. И, однако же, весь план провалился. В силу случайности экзаменационную работу у футболиста-знатока принял человек, хорошо его знавший. Он даже поздоровался со студентом. Каково же было его удивление, когда, опустив голову и мельком бросив взгляд на тетрадь, он обнаружил, что на ней стоит имя Эдварда Кеннеди. Заметив удивленный взгляд ассистента, студент вернулся в Уинтроп-Хауз в смятенном состоянии духа. Друзья сразу же засыпали его вопросами, и он сообщил, что экзамен был легкий, он справился с ним, но ему кажется, они попались. Он оказался прав. Не прошло и двух часов, как обоих студентов вызвали в деканат, где им было предложено покинуть университет. При этом было сказано, что им будет разрешено вернуться в Гарвард, когда они проявят себя ответственными молодыми гражданами. Для обоих нарушителей исключение из Гарварда было тяжелым ударом. Для студента, сдавшего за Теда экзамен, тяжесть ситуации усугублялась распространившимися в 1960-х годах слухами, будто Кеннеди заплатил ему за услугу. Единственным утешением для знатока испанского языка служил тот факт, что его имя никогда не упоминалось в прессе (американские авторы лишь сообщали, что он стал удачливым бизнесменом), однако и через двадцать лет в беседе с писателем Лестером Девидом этот человек счел необходимым отметить, что ни единого цента предложено ему не было. Эдварду же предстояла трудная задача поведать обо всем отцу. Как позднее утверждал сенатор, первая реакция его отца была очень спокойной. Он хотел знать все в подробностях, чтобы постараться разобраться в ситуации и понять, как она может повлиять на жизнь сына. Но где-то через сутки, когда до старшего Кеннеди дошел весь смысл случившегося, он взорвался неистовым гневом. В течении пяти часов на голову Эдварда сыпались все громы и молнии, которые только можно вообразить. Впоследствии президент Кеннеди утверждал, что вся история пошла на пользу его младшему брату: "Если бы ни это, Тедди мог бы стать обычным веселым повесой. Но отец приструнил его в этот важный период жизни, что привило Тедди дисциплину и серьезность, которые сделают его важной политической фигурой". На Эдварда гнев отца произвел огромное впечатление. Он всеми силами старался исправить допущенную оплошность и выполнить требование гарвардской администрации – стать ответственным гражданином. В это время Америка как раз воевала в Корее, следуя курсу президента Трумэна по "сдерживанию коммунизма". Не долго думая, Эдвард отправился на ближайший призывной пункт и завербовался в армию. Он полагал, что участие в войне будет достойным шагом для любого гражданина США, однако, когда Джозеф узнал о решение сына, то пришел в ярость вторично: – Мальчишка! – орал он. – Да ты хоть смотришь, что подписываешь?! Джозеф вообще крайне неодобрительно взирал на корейскую войну. Он по прежнему оставался сторонником изоляционизма и полагал, что американцам нечего делать ни в Азии, ни в Европе, и неоднократно заявлял об этом в печати. Заявления бывшего посла были перепечатаны газетой "Правдой", что наделало много шума, после чего Джону долго пришлось оправдываться в Конгрессе, уверяя, что его собственные взгляды расходятся со взглядами отца. Но самое главное Кеннеди больше не желал рисковать сыновьями. Используя все свои связи в Вашингтоне, Джозеф добился того, чтобы четыре года, на которые завербовался Эдвард, сократились до двух лет, а вместо Кореи он был послан в Европу. Военная служба не вызвала особого восторга Эдварда. Он признавал, что армия была полезным испытание в его жизни, но не желал повторять подобный опыт. Когда ему было предложено поступить в офицерскую школу, он без всяких сожалений отказался от этого предложения. Тем временам, пока рядовой первого класса Тедди Кеннеди служил в военной полиции в Париже, его старший брат Джон был избран сенатором США от штата Массачусетс. Первым деянием новоиспеченного сенатора стала телеграмма, которую он отправил брату. А летом 1953 года Эдвард демобилизовался и вернулся в Гарвардский университет, в колледж Уинтроп-Хауз.
* * * С возвращением Эдварда из армии, казалось, мало что изменилось. Он несколько больше времени стал уделять учебе, но главным для него по прежнему оставался американский футбол. Он усиленно тренировался, соблюдал режим дня, правильно питался, ревностно следовал советам тренера и благодаря спорту находил новых друзей. О жизни Эдварда в Гарварде можно было бы написать многое, но стоит ли? Более или менее остроумные проделки, сумасшедшие пари, испытания при вступлении в привилегированные клубы, поражающие своей нелепостью, свидания с девушками и спорт, спорт, спорт, спорт... Американские авторы чуть ли не до посинения описывают выходки Эдварда и его друзей, но вряд ли кому-нибудь удалось лучше передать атмосферу Гарварда, чем Джону Риду: Гарвард... муки роста, упоенье расцвета, Чары книг, чары дружбы, культ героев, Угар танцев, бури большой музыки, Радость расточения и впервые осознанных сил... Буйные ночи в Бостоне, стычки с полисменами, Уличные знакомства, увлекательные похождения... Зимние купанья со льда набережной Эл-Стрит Просто как встряска для крепкого тела... И огромный стадион, вздымающий сердца тысячи зрителей Оглушительным ревом ритмических песен и выкликов, Когда Гарвард забивает гол Йелю...* * Джон Рид "Америка, 1918". Перевод И. Кашкина. За исключением "чар книг", в то время еще мало доступных Эдварду, все остальное его не миновало. В отличие от старших братьев он смог стать членом футбольной команды всего университета и отличился в играх с командами университетов Брауна, Йеля и Колумбийского университета. За игру с командой Йельского университета, в ходе которой он обеспечил Гарварду единственный гол, спортивный раздел газеты "Нью-Йорк Таймс" удостоил Теда особой похвалы. В 1956 году Эдвард закончил университет, получив отличные оценки по своим любимым предметам – истории и правительственному управлению. Прочие отметки выпускника были средними и не позволили ему поступить в школу права Гарвардского университета. Несколько разочарованный неудачей, Эдвард отправился в Европу, где поступил в Международную школу права в Гааге, затем путешествовал по северной Африке с пресс-карточкой сотрудника службы новостей синдиката Херста. Поездка значительно расширила кругозор Кеннеди. Освободительное движение против колониализма в Морокко, Тунисе и Алжире показалось ему воодушевляющим и выработало у него стойкую неприязнь к различным формам колониализма и неоколониализма. Послужила поездка и Джону. Получив от младшего брата подробную информацию о происходящем в Алжире, он выступил в Сенате с речью, в которой пламенно осуждал колониальную политику Франции в этой стране. Речь сенатора получила широкую известность как в Европе, так и в Африке, и, среди прочих выступлений Кеннеди, стала для него одной из ступенек на пути к Белому Дому. Осенью 1957 года Эдвард, следуя примеру Роберта, поступил в школу права Вирджинского университета. Его оценками опять были тройки, что не помешало ему побеждать в престижных дебатах, которые проводились в форме судебных заседаний, одерживая верх над аспирантами-отличниками. А ведь обсуждаемые ими проблемы были довольно сложными и требовали не только хорошего знания федеральных законов, но и способности к анализу, не говоря уж о немалых ораторских талантах. Как утверждал товарищ Теда Джон Танни, ставший впоследствии сенатором США от штата Калифорния, Эдвард обладал огромной энергией, удивительной способностью четко и ясно формулировать свои аргументы, замечательным голосом и тембром, которые придавали его выступлениям яркость и динамизм. Пока Эдвард завершал свое образование, в его жизни произошло два важных события: он получил первый серьезный опыт в политике, возглавив избирательную кампанию Джона по перевыборам в Сенат, и женился. Джон был уверен, что не столкнется ни с какими трудностями в ходе выборов, и потому, желая полностью посвятить свое время более насущным проблемам, поручил ведение кампании младшему брату, который должен был рассматриваться избирателями как его заместитель. К тому же Джон по прежнему не любил пылких восторгов, рукопожатий и хлопков по спине. Нелегко стоять у ворот завода и пожимать руки. Во всяком случае, старшему из братьев это плохо удавалось. Но Эдвард, веселый, дружелюбный, хорошо усвоивший уроки своего деда Фитца, любил человеческое общение и с легкостью проходил через тяжкие испытания выборов. Как и ожидал Джон, ему удалось без труда победить, собрав около 70 % голосов избирателей, Эдвард же завел полезные связи в политических кругах штата, которые в будущем должны были помочь ему самому. После победы и празднования политического триумфа семья Кеннеди столь же радостно отпраздновала свадьбу младшего из детей. С будущей женой, Вирджинией Джоан Беннет, Эдварда познакомила сестра Джин. В конце сороковых годов она познакомила Роберта с его будущей женой Этель, а в пятидесятых годах оказала ту же услугу младшему брату. Сама Джоан так описывала встречу с будущим мужем: "Однажды Джин сказала мне "Я хочу познакомить тебя с моим маленьким братцем". Никогда не забуду этот миг. Я думала увидеть маленького мальчика, а вместо этого мне пришлось задрав голову смотреть на верзилу в шесть футов и два дюйма росту и весом чуть ли не в двести фунтов. И, должна признаться, чертовски красивого..." До Джоан у Эдварда было немало девушек и, как утверждали его друзья, он очень быстро давал понять, чего, собственно, от них хочет. Но при этом у Кеннеди было одно замечательное качество – он никогда не оскорблялся, если ему говорили "нет", и не начинал нудно выяснять, чем он не угодил. Джоан была не той девушкой, которой Эдвард мог бы сделать нескромное предложение. Ее он приглашал в Хайаннис-Порт, в дом своих родителей, что уже само по себе говорило о серьезности намерений. Роуз Кеннеди, раньше всех осознавшая, к чему идет дело, через своих подруг потихоньку навела о девушке справки. Информация ее обнадежила – Джоан считалась девушкой серьезной и скромной. И вот однажды, прогуливаясь в дюнах невдалеке от Хайаннис-Порта, Эдвард спросил Джоан: – Как ты смотришь на то, чтобы нам пожениться? – Ну, я полагаю, это неплохая мысль, – невозмутимо ответила она. От переполняющих его чувств Эдвард так и сел прямо на песок. – И что нам делать дальше? – Я думала, это ты должен строить планы, – ответила Джоан. Получив подобный ответ, Кеннеди решительно заявил, что они должны пожениться, как можно скорее. Правда, для этого им еще требовалось согласие и благословение родителей. Как никак молодое поколение пятидесятых годов не дерзало нарушать установившиеся традиции. По забавному стечению обстоятельств Эдвард пришел просить руки Джоан в тот самый день, когда другой молодой человек пришел просить руки ее младшей сестры Кендес. Отец сестер, нью-йоркский бизнесмен Гарри Уиггин Беннет-младший, подошел к делу очень серьезно. Девятнадцатилетней Кенди и ее жениху Роберту Макмюррею было предложено подождать, поскольку Кенди училась лишь на первом курсе университета, а Роберту предстояло поступить в юридическую школу Йеля. Конечно, они были расстроены, но терпеливо ждали год, пока Гарри Беннет не смягчился. Ситуация с Эдвардом и Джоан была совершенно иной. Не возражая в принципе против брака, мистер Беннет лишь беспокоился, в состоянии ли Эдвард содержать жену. Должно быть, он ничего не слышал о семействе Кеннеди и о предосторожностях, которые предпринял Джозеф-старший, чтобы обеспечить своим детям финансовую независимость. Эдвард успокоил будущего тестя. В конце концов, десять миллионов долларов было более чем достаточно для безбедной жизни. Но гораздо больше Джоан боялась, как отнесется к подобному браку отец Эдварда. От разных людей она слышала немало жутких историй о бывшем после и потому боялась его до смерти. Первоначально ее испуг, казалось, был не напрасен. Джозеф смотрел на нее так пристально, что у Джоан душа ушла в пятки. Затем спросил: – Ты любишь моего сына? Джоан растерялась. Вопрос показался ей совершенно лишним. Лишь потом, как она сама признавалась, она поняла, что для Джозефа это был самый главный вопрос. Подробно расспросив невесту сына, Джозеф наконец объявил, что раз Эдвард и Джоан любят друг друга, он с радостью их благословляет. Денежные проблемы на этой встрече не обсуждались. 29 ноября 1958 года Эдвард и Джоан стали мужем и женой. Венчал молодых кардинал Спеллман. Не Папа Римский, конечно, но кардинал – тоже не последний человек в церкви. Белокурая и зеленоглазая невеста смущенно улыбалась толпе гостей. Эдвард сиял от счастья. А журналисты отмечали, что видят появление самой красивой пары в семье Кеннеди. Свадебное путешествие молодых было кратким – три праздничных дня в Южной Америке, а затем Эдвард вернулся к занятиям в школе права. Через несколько месяцев он закончил ее со степенью лиценциата права. Не великое достижение, но все же. Итак, самый младший из братьев Кеннеди был женат, его обучение завершилось, и впереди лежала вся жизнь: завораживающая, сияющая, счастливая. Так им казалось. А как еще может представляться жизнь в молодости?
ГЛАВА ПЯТАЯ. ДВЕ КАМПАНИИ
Я вам песенку спою
Про всю волшебную семью.
Могу вам сразу доложить,
Без нас Америке не жить...
Монолог Джозефа Кеннеди
в сатирической песенке-лимерике.
Автор неизвестен. В сентябре 1957 года влиятельный журнал "Сетердей ивнинг пост"* в статье о сенаторе Джоне Ф. Кеннеди поместил следующее высказывание: "Страстные поклонники семьи Кеннеди... ждут того дня, когда Джек займет Белый Дом, Бобби будет членом кабинета в качестве министра юстиции, а Тедди станет сенатором от штата Массачусетс..." Утверждение автора казалось совершенно фантастичным, во всяком случая в той его части, которая относилась к будущему Роберта и Эдварда. Но вот что касается Белого Дома... Именно в 1957 году Джон всерьез начал готовиться к его штурму, и статья в "Сетердей ивнинг пост" констатировала небывалую активность Кеннеди, всеми силами старавшегося обратить на себя внимание избирателей по всей стране. * Данный журнал издается с 1728 года в штате Индиана. Вопреки названию – "Субботняя вечерняя почта" – он не является еженедельником, а выходит всего 9 раз в год. Джозеф Кеннеди мог быть доволен сыном. Приглядевшись к многочисленным претендентам на Белый Дом, Джон с полным основанием решил, что является далеко не худшим кандидатом. Конечно, у него было немало недостатков. Молодость. Католическое вероисповедание. Богатство. Пост сенатора, а не губернатора. Да еще не тот штат (будучи слишком маленьким, Массачусетс располагал всего 14 голосами выборщиков и не мог тягаться во влиянии со штатом Нью-Йорк или штатом Техас). Но все это было дело поправимое. Джон произносил речи (в основном они были посвящены проблемам международных отношений), разъезжал по стране (возможно, это не дало ему понимания внутренних проблем, зато познакомило с ним американцев) и от души радовался, что в 1956 году не смог добиться выдвижения собственной кандидатуры на пост вице-президента США от демократической партии (в тот год демократы все равно потерпели поражение от республиканцев и сразу же свалили вину за поражение на сенатора Э. Кафовера, выдвинутого на пост вице-президента). Перевыборы в сенат укрепили его позиции, и в октябре 1959 года на встрече в Хайаннис-Порте было принято решение добиваться для Джона поста президента США. В первое же заседание, на котором обсуждалась стратегия и тактика избирательной кампании, Джозеф торжественно заявил, что если понадобится, он использует на выборах все финансовые ресурсы семьи. – Ну не все же, папа, – с преувеличенным ужасом воскликнул Роберт, – не забудь Тедди и меня! План избирательной кампании Джона был довольно прост. Как бы много не разъезжал сенатор по стране, он был еще недостаточно известен. Не хватало ему и поддержки партийных боссов. Учитывая все эти обстоятельства, руководители кампании сочли необходимым для Джона принять участие в первичных выборах, так называемых праймериз, которые должны были продемонстрировать лидерам демократической партии его способность повести за собой страну. Сами праймериз появились в политической жизни Соединенных Штатов лишь в начале XX века. До этого отбор кандидатов, а также делегатов национальных съездов производились партийными боссами. Конечно, в конце концов, подобная практика показала, что партийной системе США недостает гибкости, и в некоторых штатах она была заменена предварительными голосованиями, в ходе которых на первое место мог выдвинуться пусть малоизвестный, но энергичный и талантливый кандидат. Система праймериз вызывала редкостную неприязнь старой партийной машины. Боссы понимали, что праймериз забирают у них власть. Бывали случаи, что введенные было в том или ином штате первичные выборы отменялись, но в целом, от выборов к выборам количество штатов, в которых проводились праймериз, постепенно росло. В 1960 году таких штатов было шестнадцать. И вот 2 января 1960 года к удивлению многих обозревателей, а также обывателей, Джон Фитцджеральд Кеннеди объявил, что выдвигает свою кандидатуру на пост президента США. На пресс-конференции в здании американского Сената он торжественно говорил: – Прослужив четырнадцать лет в Конгрессе, я баллотируюсь в президенты Соединенных Штатов не потому, что эта должность представляется мне легкой и приятной. Я баллотируюсь в президенты потому, что этот пост есть средоточие деятельности. В демократической партии выборы 1960 года были несколько необычными. Вопреки традиции за пост президента сражались не губернаторы или бывшие члены кабинета, а сплошь законодатели, члены американского Сената. Сенатор Джон Кеннеди, сенатор Хьюберт Х. Хэмфри, сенатор Линдон Джонсон, сенатор Стюарт Саймингтон. И это было не временное явление. Президентская лихорадка в американском Сенате не утихнет на протяжении более чем двадцати лет и в своем пике охватит пятую часть всех членов Сената. То ли дело республиканцы! В 1960 году, в соответствии с политическими традициями, борьба за выдвижение на пост президента от республиканской партии велась между губернатором штата Нью-Йорк Нельсоном Рокфеллером и вице-президентом США Ричардом Никсоном. Ричард Никсон одержал нам Рокфеллером верх. Все же Рокфеллер, рядом с которым Кеннеди могли бы показаться нищими, был чересчур богат и, следовательно, неподконтролен. Первичные выборы в демократической партии начались весной, и весь клан Кеннеди принял в них самое активное участие. Они разъезжали по стране, произнося речи, пожимая руки, вербуя добровольцев, которые с энтузиазмом готовы были работать на молодого и привлекательного сенатора. 9 тысяч волонтеров в одной только Западной Вирджинии! – это была серьезная демонстрация организаторских и политических талантов кандидата. Где бы не собирались хотя бы три человека, среди них неприменно был один из Кеннеди, или их родственник, или помощник, или друг. Сенатор Х. Хэмфри, бывший на этом этапе избирательной кампании основным соперником Джона, утверждал, что чувствовал себя независимым торговцем, попытавшемся конкурировать с владельцем целой сети универсальных магазинов. Эдвард тоже принял активное участие в агитационной работе. Его участком работы были штаты в районе Скалистых гор. Он без устали выступал перед избирателями, иногда до 20 раз в день. Но слова и уговоры далеко не всегда оказывали свое действие и тогда приходилось прибегать к более радикальным мерам, например прыгать на лыжах с трамплина. В семидесятых годах в книге Роуз Кеннеди "Время вспоминать" Эдвард довольно подробно рассказал о своих подвигах в ту президентскую кампанию. Думаю, его рассказ стоит того, чтобы его воспроизвести: "Я могу начать совсем как Джек, когда кто-то спросил его, как он стал героем. "Это произошло неумышленно. Потопили мой катер". Я отправился на состязания по прыжкам с трамплина недалеко от Мэдисона потому, что там ожидалась большая толпа, восемь или даже десять тысяч человек. Идея была такова, что кто-нибудь представит меня по громкоговорителю, я скажу пару слов о выборах и попрошу голосовать за моего брата, а потом пойду пожимать руки. И вот кто-то из тех, что там распоряжался, сказал, что я должен подняться на вершину трамплина и тогда меня представят оттуда. Когда я поднялся, на платформе ожидало несколько человек, и один парень с бляхой ответственного лица представил меня и в конце добавил: "Может быть, если мы подбодрим его, он совершит свой первый прыжок". Толпа взорвалась аплодисментами. Поскольку в тот день я направлялся на спортивное состязание, то мою одежду с некоторой натяжкой можно было счесть лыжным костюмом. Вообще, я очень хорошо катаюсь на лыжах. Пришлось научиться, потому что мои родители, в особенности мама, начали меня обучать, когда мне было шесть или семь лет, и папа был послом, а мама взяла меня в Швейцарию на Рождество и новогодние праздники. Я помню, как Джо участвовал в кошмарно-опасном спуске в бобслее, как я катался на лыжах с ним и Джеком – они старались научить меня – и я вывихнул колено, и они отвезли меня в больницу, где я и пролежал все праздники. Но потом мне пришлось много кататься, и я хорошо справлялся с обычными лыжами, и, хотя я никогда не прыгал, я знал принцип. Это был олимпийский трамплин*, но я решил, что попробую**. Какая-то добрая душа одолжила мне пару лыж. И я поехал вниз. В тех условиях мне казалось, что я должен сделать это. Я не продемонстрировал доблести орла, но мне удалось сохранить правильное направление и приземлиться на ноги в 75 футах*** или около того, а потом съехать по склону, и я был очень счастлив, что все еще жив. Были аплодисменты. Может быть, это добавило Джеку парочку лишних голосов. * Его высота была около 55 метров. ** В беседе с писателем Бартоном Хершем Кеннеди признался, что очень испугался и испытывал огромное искушение сбежать куда-нибудь подальше. "Но если бы я сделал это, – продолжал Эдвард, – я боялся, что мой брат услышит об этом. А если бы он услышал, я знал, он бы отправил меня обратно в Вашингтон клеить марки и подписывать конверты до конца компании". В целом же, вся эта история вызывает немало вопросов. Для представления Эдварда потенциальным избирателям не было никакой нужды подниматься на трамплин, напротив, это было даже неудобно. По всей видимости, руководители состязаний либо обладали извращенным чувством юмора и полным отсутствием всяких представлений об ответственности за свои поступки, либо с самого начала рассчитывали поставить Эдварда в неловкое положение, надеясь, что он не осмелится прыгать. Увы! Многие свято верят, что в политике цель оправдывает средства. *** Около 23 метров. Конечно, я никогда не искал на свою голову подобных приключений. Но позднее, во время всеобщих выборов, я попал в сходную ситуацию. Мне было поручено вести кампанию в горных штатах, и однажды я отправился на большое родео в Майлс-Сити, штат Монтана. Я приехал туда с той же идеей, чтобы меня представили, я сказал что-нибудь о моем брате, а затем пошел пожимать руки. Но мне ответили, что никаких политиков они представлять не собираются. Они сказали: "Если вы хотите участвовать в родео, тогда вас представят как и всех остальных". Что-то вроде "Тед Кеннеди выступает из ворот N 4". Я умею ездить верхом. Однако я никогда не ездил на необъезженных лошадях. Но раз уж деваться некуда... короче, я сел верхом на коня, и меня выпустили на манеж. Полагаю, это длилось секунд шесть – а мне казалось, что прошло не менее часа, пока меня не вышвырнуло из седла. Никаких серьезных повреждений, никаких сломанных костей. Похоже, люди решили, что для новичка я был не так уж и плох. В этой части страны люди любят подвергать вас испытаниям. Возможно, мне удалось что-то разъяснить о нашей семье – о Джеке – и в результате это добавило ему голосов. А вскоре после этого мне позвонил Джек и сказал, что он только что говорил с председателем комитета демократической партии штата Вайоминг, который сообщил ему, что в следующую субботу я должен приехать в Рокк-Спрингс. Они договорились, чтобы снайпер прострелил мне сигарету во рту с расстояния в 20 ярдов*. Джек сказал, небрежно так, что не считает, будто я обязан пройти через это, если я не хочу, однако..." * Примерно 18,3 м. Эти самые "однако" встречались у Джона довольно часто, но на этот раз Эдвард решил, что желание старшего брата переходит все границы. В результате снайпер остался без работы, а избирателям Рокк-Спрингс не пришлось насладиться опасным аттракционом. Выборы в Америке больше чем где-либо в мире являются страшно изнурительной процедурой для кандидатов. Джон так часто выступал с речами, что, в конце концов, потерял всякую способность что-либо говорить. Но нельзя же было из-за этого останавливать кампанию! И выход был найден очень быстро. Сначала вместо Кеннеди речи зачитывал его помощник и друг Т. Соренсен, который сам же их и писал, а сенатор раздавал карточки, на которых было написано "Прошу прощения, но у меня болит горло, поэтому я выступать не могу. И все же прошу вас голосовать за меня". Но хотя Соренсен считался "альтер эго" Кеннеди, ему недоставало блеска, выразительности, и потому было решено призвать на помощь кандидату его младшего брата. В течении нескольких дней Джон появлялся перед избирателями в сопровождении Эдварда и Теодора Соренсена. Сам кандидат пожимал руки избирателям, а затем стоял на платформе и смело, по-мальчишески улыбался, а Тед произносил заготовленную Соренсеном речь. Дело сразу же пошло на лад. Голос Эдварда был похож на голос его брата, он обладал артистичностью, которая делала его выступления яркими и драматичными. Джон имел все основания быть довольным, что не мешало ему отпускать в адрес брата шпильки. Однажды, когда Эдвард особенно выразительно говорил о качествах, необходимых для обитателя Белого Дома, Джон подошел к микрофону и проскрежетал, что Тедди еще не достиг минимального возраста, определенного американской Конституцией, чтобы выдвигать свою кандидатуру на пост президента США. В целом, в ходе праймериз Джону удалось доказать свои силы, и на съезд демократической партии в Лос-Анджелесе он пришел со значительным числом голосов делегатов – их у него было около 600, больше, чем у остальных кандидатов. Правда, их было еще недостаточно для победы, но Кеннеди надеялся перетащить на свою сторону те делегации, которые не успели определиться со своими симпатиями. Его цель была проста, он должен был победить при первом же голосовании, иначе многие делегации могли бы счесть себя свободными и при повторном голосовании выбрать кого-нибудь другого. Ставший его главным соперником Линдон Джонсон прилагал все усилия, чтобы не допустить подобной победы, на то же рассчитывал и вступивший в борьбу Эдлай Стивенсон. Стивенсона братья Кеннеди не боялись. Он пришел на съезд практически без всякой организации, и к тому же дважды подряд проиграв президентские выборы, не мог выглядеть привлекательной кандидатурой для партийных боссов. Тем не менее зал заседаний съезда буквально захлебывался восторгами в адрес Стивенсона, что было достигнуто при помощью примитивного мошенничества. Люди Стивенсона прошли в зал заседаний по билетам, предназначенным для людей Кеннеди. Они первыми пришли к кассам и, приколов к своим пиджакам значки "Я за Кеннеди" получили чужие билеты. Не отставал от Стивенсона и сенатор Джонсон. Видя, что Кеннеди имеет все шансы на победу, он заявил, что Джон неизлечимо болен и потому не сможет выполнять обязанности президента. Конечно, Кеннеди платил своим соперником той же монетой. И дело было не только в его привычке за глаза называть Джонсона "полковником Кукурузная Кочерыжка". Как и его соперники, Джон нередко прибегал к грязным трюкам, но при этом, планируя очередную пакость, неизменно предупреждал своих помощников, чтобы они не рассказывали об этом Тедди, потому что тот этого не поймет. Он очень заботился о своем имидже, при чем не только в глазах избирателей, но и в глазах собственно брата. И, надо признать, у него это хорошо получалось. Пока Джон вел сложные переговоры с лидерами демократической партии, Роберт поддерживал постоянные контакты со всеми делегациями, собирая информацию об их намерениях, а Эдвард, находившийся в самом зале заседаний, вел активную агитационную работу среди делегатов. Во время решающего голосования Джон, как и все остальные кандидаты, следил за голосованием по телевидению. Он еще не успел получить необходимых для победы голосов, но уже знал, что выдвижение на пост президента от демократической партии у него в кармане. Намеком стала ликующая улыбка Эдварда, которого Джон заметил рядом с руководителем делегации штата Вайоминг. Убедив делегатов, что именно они решат исход голосования, Эдвард уговорил их отдать все 15 голосов Джону. – Ну, дело сделано, – довольно заметил кандидат. Когда делегация Вайоминга проголосовала, в копилке Джона было 763 голоса, и это было больше, чем необходимо для победы. Арена огласилась ликующими криками, никто уже не обращал внимания на председателя съезда, который продолжал выкрикивать названия штатов. Когда голосование закончилось, за Кеннеди было подано 806 голосов, за Джонсона – 409, за Саймингтона – 86, за Стивенсона – 79,5, а за всех прочих, всех этих "любимых сынов" штатов, выдвигающих свои кандидатуры только для того, чтобы позднее передать полученные голоса кому-нибудь другому – 140,5 голосов, но они никому уже не были нужны. Как бы ни ликовали рядовые участники съезда, напряжение среди руководства демократической партии не спадало. Необходимо было избрать кандидата на пост вице-президента и борьба, развернувшаяся вокруг этого поста, была ничуть не меньшей, чем борьба вокруг кандидата в президенты. Кеннеди испытывал сильное давление со стороны различных группировок в демократической партии и в конце-концов после некоторых колебаний согласился на выдвижение сенатора от штата Техас Линдона Джонсона. Выдвижение Джонсона вызвало как ликование одних, так и негодующие крики других. Особенно возмущались либералы – сторонники Эдлая Стивенсона и сам Стивенсон. Правда, с чисто человеческой точки зрения у Стивенсона не было ни малейшего основания предъявлять какие-либо претензии Кеннеди. В 1956 году, добиваясь выдвижения на пост президента США от демократической партии, он все время манил Джона обещаниями сделать его своим вице-президентом, но когда очередь дошла до выполнения посул, предложил избрать вице-президента съезду. С политической же точки зрения было и вовсе бессмысленно выдвигать в вице-президенты человека, который уже дважды – в 1952 и 1956 годах – терпел поражение как кандидат в президенты. Однако ожидающаяся схватка с республиканцами успокоила страсти. И консерваторы, и либералы обещали Кеннеди поддержку в борьбе с Ричардом Никсоном. На этом этапе кампании роль Эдварда была менее заметна, чем во время первичных выборов. Его районом были западные штаты, где позиции Кеннеди были не очень прочны. Многие обозреватели писали, что Эдварду явно не хватало опыта. Они осуждали его за несвойственную политикам откровенность, за неправильное определение приоритетов штатов. Так Дэвид Барнер и Томас Уэст утверждали, что младший Кеннеди зря тратил время на штаты Вайоминг, Колорадо и Юту вместо того, чтобы заниматься Калифорнией. Впрочем, подобное обвинение было не совсем справедливо. Калифорния была сферой ответственности Эдлая Стивенсона, а у Эдварда просто отсутствовали знания, необходимые для работы в подобном штате. Сам Эдвард с высоты своего позднейшего опыта вспоминал кампанию 1960 года с нескрываемым удовольствием. И, конечно, не отрицал своих промахов. Сын Массачусетса, он имел весьма приблизительное представление о западных штатах и вовсе не имел никаких представлений о жизни сельского населения. Однажды на встрече с фермерами ему задали вопрос, на который он не только не знал ответа, но и смысл которого был ему не совсем понятен. Что было делать? Неожиданно Эдвард вспомнил, как Джон рассказывал один случай из своей практике в ВМС. Тогда он инструктировал персонал по вопросам противопожарной безопасности и сообщил, что не всякий огонь можно тушить водой. И вот один из матросов поинтересовался, каким образом можно отличить тот огонь, который надо тушить водой, от того, который не надо. "Это очень хорошей вопрос, – не растерявшись, ответил Джон. – И на следующей неделе тут будет парень, который все это разъяснит". Решив, что подобный выход будет даром небес, Эдвард так и закончил свою встречу с фермерами. И все же успех Джона в соперничестве с Ричардом Никсоном никак не зависел от успехов или промахов Эдварда. Борьба велась вокруг проблемы Кубы, отношений с Советским Союзом и католического вероисповедания Кеннеди. Кандидату демократов довольно успешно удалось отбить все наскоки Никсона, хотя в конечном счете его победа была минимальной. Перевес всего в 118574 голоса или 0,17 % состава избирателей. Рано утром 9 ноября 1960 года, когда вокруг дома Кеннеди в Хайаннис-Порте появились агенты секретной службы, заступившие на охрану Джона и его семьи, все поняли, что победа одержана. Ричард Никсон не мог поверить в поражение до десяти часов утра. Вряд ли его порадовало бы сообщение, что жители Хайаннис-Порта почти единогласно отдали свои голоса ему. Что ему было до небольшого поселка в штате Массачусетс? Ему была нужна вся Америка, и он даже не предполагал, что еще получит ее через восемь лет. Победа на выборах ознаменовала еще один триумф клана Кеннеди, которого Джозеф дожидался долгие десятилетия. 10 ноября Юнис Кеннеди Шрайвер зачем-то вышла в поселок вместе с Теодором Соренсеном и сразу же заметила изменившееся к ним отношение со стороны соседей. Сначала с ней приветливо поздоровалась одна из соседок, затем другая. Жители Хайаннис-Порта прямо-таки из кожи вон лезли, стараясь продемонстрировать свое дружелюбие. – Раньше они никогда не проявляли такой интерес, – с непередаваемым сарказмом заметила Юнис Соренсену. Да-а, как долго Кеннеди пришлось ждать признания, как сильно ощущать свое оскорбленное самолюбие, если даже в миг величайшего триумфа они не могли удержаться от язвительных слов? 20 января 1961 года Джон Фитцджеральд Кеннеди принес присягу как 35 президент США. С его приходом Вашингтон наводнили энергичные молодые люди, которые, казалось, мечтали вдохнуть в Америку новую жизнь. Началась блестящая эпоха Камелота.
