Текст книги "Не зарекайся (СИ) "

Автор книги: Юлия Панченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Леденели капли морской воды.

Надо мной читали сорокоуст, только он не отвёл беды.

Приходило трое земных волхвов, убегали в ужасе прочь волхвы,

говорили: «девка, дурная кровь», говорили: «выбрось из головы».

Приходили дни, оставалась блажь, приходили люди, к кому, зачем,

говорили: «этот, прости, не наш».

Леденели капельки на плече.

«Красота не вечна, чего ты ждёшь, ты такого сыщешь на чёрта с два»,

но в густой крови леденеет дождь, распадается на слова.

Приходили ведьмы, звенела медь, закипала брага на дне котла,

вот бы выйти в поле да умереть…

и не вспомнится, что была.

Приходил охотник, принёс ружьё, говорил, оставит до четверга,

говорил: «вот имя тебе моё, им открестишься от врага»,

только то – не враг, то – белейший снег, то – святые воды Ильмень-озёр.

Мне не нужен, Господи, человек –

дикий зверь в лесу замедляет бег и глядит на меня в упор.

Говорит: «останься на два часа, отвезу до города на спине».

Дома – гулкие голоса, да забудешься ли во сне?

Капли пота на простыне.

Вижу зверя, слышу вороний грай, лай борзых собак бередит чутьё,

говорю: «пожалуйста, убегай», говорю: «вот имя тебе моё»,

только пуля сильнее любых имён да лицо моё, что белейший лён.

Говорит: «пожалуйста, мне поверь», а в глазах частят языки огня.

Разрывная пуля летит, звеня.

Одержимый зверем страшней, чем зверь, и стреляют они в меня.

Убегает зверь, прорывая ряд – как бы ни было, надо кормить зверят.

А в глазах моих закипает яд – прямо в спину пришёлся последний выстрел.

Истекло любовью смешно и быстро

сердце.

Больше не говорят.

Виктория Монасевич (Сопрано) (с)

***

Утро обещало быть тихим и неспешным, как и всегда в это благодатное летнее время. Щебетали ласточки, носясь у верхушек зеленых крон и грозя спикировать прямо на стекла вторых этажей. Лениво брехал соседский старый пес, Бродский ворчал у своей миски и методично хрустел улучшенным кошачьим кормом. Юля открыла окна на проветривание и вышла на крыльцо с чашкой чая.

Солнце скрывали облака, и день обещал быть не таким паляще-знойным, как накануне. Умиротворенную тишину растревожил приближающийся шум мотора и злое повизгивание покрышек на поворотах. Кто бы ни ехал, он был зол, и это чувствовалось за версту.

Не успела Юля устроиться на деревянном крылечке, как раскрылись ворота, пропуская на территорию приюта директорский внедорожник. Скрипнули тормозные колодки, и через секунду отворилась дверца с водительской стороны.

– Поднимайся, – ткнув пальцем в Юлю и сделав рукой замысловатый жест, призывающий идти следом, Сергей Иванович быстро направился в сторону Сашкиного коттеджа.

Внутри у Юли что-то ощутимо оборвалось. От дурного предчувствия скрутило живот. Директор был зол. Почти что взбешен – таким девушка не видела его ни разу, пожалуй. И такому поведению было только одно объяснение.

Отставив кружку, Юля направилась вслед за директором. А он уже нетерпеливо колотил кулаками Сашкину в дверь.

Увидев отца на пороге, Алекс удивленно поднял брови. Спросонья он не очень-то понял, что отец разъярен, посторонился, пропуская родителя и потирая пальцами глаза.

Юля прошла следом за директором, так как он обернулся на пороге и властно кивнул, зовя за собой.

Как только Алекс запер за визитерами дверь, Сергей Иванович перешел к делу:

– Вы что, совсем из ума выжили? – сказано это было злым шепотом, при том, что на мужчине в прямом смысле не было лица.

На бледном полотне – ни кровинки, только черные круги под поблескивающими глазами и небрежная щетина на впалых щеках.

Выглядело это пугающе.

– Ты, – ткнул он пальцем в сына. – Портишь девку на глазах у тех, кто не прочь этим зрелищем полюбоваться. А ты, – перевел он взгляд на воспитанницу, – девочка-припевочка, которую я всем всегда в пример ставил, как самая последняя шлюха раздвигаешь ноги по первому зову.

– Папа, – поморщился Алекс, но Сергей Иванович не дал ему и слова сказать.

– Молчать, пока не убил, – прикрикнул родитель. – Вы, да вы посрамили, опозорили, выставили меня самым последним идиотом! Как ты могла? – снова повернулся к Юле директор. – Ладно, этот ущербный, но ты – Юля! Ведь я воспитывал тебя как родную, все наставления, что получала – только лучшие, от самого сердца. Разве учит Библия плохому? – у мужчины от переполнявших душу эмоций закружилась голова.

– Отец, перестань кричать, – снова подал голос Алекс.

Ему было досадно, что так случилось, но отнюдь не стыдно. Отвык стесняться плотских потребностей. Юля же стояла, опустив голову. Внутри у нее такой ураган бушевал, что не описать. И пусть не жалела ни о чем из содеянного, потому что для нее произошедшее между ними с Алексом чистым было, не оскверненным, еще было непередаваемо стыдно стоять сейчас перед директором. Жалко и обидно от того, что не оправдала его надежд и в глазах не просто упала – запятналась.

– Я перестану, – согласно кивнул Сергей Иванович. – Потому что пока ехал сюда, все решил. Что толку воздух сотрясать, если вы – два бестолковых существа, попрали все, что только могли. В общем, так. Берете паспорта и садитесь в мою машину. До загса довезу и прослежу, чтоб все – честь по чести. А там – как хотите. Можете уматывать в Штаты, или оставаться тут на потеху публике.

– Да ты что! – опешил Алекс. – Какой загс? Мы же толком не знаем друг друга.

– А надо было познакомиться, прежде чем штаны снимать – у всех на виду, надо было подумать, до того, как позорить отца на весь белый свет. Завтра сарафанное радио облетит всех – и кто нас лично знает, и кто только понаслышке верхов нахватался. Растреплют в миг, что мой сын с воспитанницей мало того, что о заповедях Божьих забыли, не иначе маразм случился, так еще и задницами голыми сверкали на все побережье, – зло прищурив глаза, ответил директор сыну.

– Прекрати блажить, – вдруг жестко ответил отцу Алекс. – Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к твоей церкви и ее прихожанам. Плевать я хотел на слухи, сплетни и пресловутое сарафанное радио.

– Прекрасно, – перебил сына Сергей Иванович. – А о Юльке ты подумал? Что у нее за спиной станут болтать? Дескать, попортил и забыл?

Они, словно забыли, что Юля слышит этот разговор. Так увлеклись, что просто запамятовали об ее присутствии.

– Она не маленькая девочка, а давно уже совершеннолетняя, – усмехнулся Алекс, – и в состоянии сама выбирать и отвечать за содеянное. Твои взгляды, отец, – прошлый век. Если следовать им, то я уже должен быть многоженцем. Поэтому говорю один единственный раз – я не собираюсь жениться. Ни сегодня, ни завтра, и уж тем более не на Юле.

Что ответил сыну директор, Юля уже не слушала. Ее вдруг страшно утомила эта семейная перебранка. Больше не было ни стыдно, ни неловко. Сознание словно в стазис погрузилось. Сквозь туманные обрывки фраз девушка почувствовала нарастающую гастритную боль и, отвернувшись, налила себе стакан воды прямо из-под крана. Выпила, громко глотая, но жажда не отступала. Только зубы заломило.

– Значит, жениться отказываешься? – пробился к сознанию голос Сергея Ивановича. Усталый и безэмоциональный.

Юля обернулась.

– Естественно, – пожал плечами Алекс и присел на стоящий неподалеку табурет. – Послезавтра улетаю обратно в Штаты. Работа зовет.

– Вот как, – покачал головой директор. – Ты, одно из самых горьких моих разочарований, сын.

– Я бы сказал, что мне жаль, но ложь – смертный грех, – горько усмехнулся Алекс.

Ему было никак. Вообще. Вся эта ситуация возникшая на пустом месте, казалась ему абсурдной и не стоящей такого пристального внимания. Не случилось никакой трагедии, что с того, что они с этой девчушкой занимались сексом? Ни он, ни она не имели никакого сана, никаких обязательств перед церковью. Опозорили отца? Переживет. Был бы не таким святошей, придумал бы для народа знатную байку.

И все же, не смотря на хладнокровие, Алекс почему-то не мог поднять глаза на Юлю. Ему казалось, что он увидит там ледяное презрение. Или боль. Ничего из вышеперечисленного Алексу видеть не хотелось. Такое странное ощущение со дна души поднималось – досадное, саднящее, словно непоправимое совершил.

– Значит, вот как мы поступим, – подал голос директор, ранее что-то обдумывающий. – Александр, ты уезжаешь в Штаты, и можешь быть свободным от родительского ока. Не хочу ни видеть тебя, ни слышать. А ты, Юля, – мужчина не перевел на нее глаз, продолжал говорить, глядя в сторону. – Собираешь вещи и чтоб к завтрашнему утру тебя тут уже не наблюдалось. Как ни странно, мой непутевый сын правильно сказал – ты уже давно выросла и должна нести ответственность за свои поступки. Ты не могла не понимать, что все тайное рано или поздно становится явным, и я узнаю о вашем непотребстве. Ведь не могла же не подумать о последствиях? – на этом директор все-таки посмотрел девушке в глаза.

Она не стала кивать или что-то говорить. Посмотрела на директора, потом на его старшего сына: не видя практически, словно сквозь, будто они были бестелесными оболочками, и вышла из домика, плотно прикрыв за собой дверь.

Глаза были сухие – от горечи, больно было моргать, а в животе уже полыхал пожар. Закусив губу, Юля прошла к себе в коттедж, не заметив на деревянном крылечке позабытую чашку с остывшим чаем.

Щелкнул за спиной дверной замок и Юля, бессильно закрыв лицо руками, села на пол.

***

– Ты сошел с ума! – прикрикнул Алекс на отца. – Зачем выгоняешь ее?

– Ей больше не место тут, – на этом Сергей Иванович решительно прекратил перепалку с сыном, выйдя прочь.

Через минуту послышался завод мотора.

Бродский наворачивал круги вокруг хозяйки и жалобно мявчал, бодаясь пушистой башкой в бока и спину. Саша стучал в двери и злился, крича, что им необходимо поговорить. Юля так не считала. Она все так же сидела на полу и не могла подняться. Сил не было.

Она не знала, как именно Алекс должен был поступить в этой некрасивой ситуации, но понимала – не так, как поступил, ой, не так. Опустошенная, девушка не могла разобрать, что чувствует сейчас. Разочарование? Да, пожалуй, абсолютное. Боль? Совершенно верно, жгучую, иссушивающую слезы еще до того, как они успевали пролиться.

А еще, девушка совершенно не представляла куда податься. За двенадцать часов ей не найти жилья. Многочисленные подруги – не тот вариант, родственников Юля не имела. По крайней мере, таких, кто мог бы приютить ее на время. Да и не хотелось унижаться, прося, и стеснять кого-то.

Да еще ведь нужно было собрать вещи.

Стук раздражал. Отвлекал. Потерев глаза ладонями, словно это могло избавить от рези, Юля поднялась.

– Что тебе, – распахнув двери так внезапно, что Алекс отшатнулся, девушка оперлась плечом о косяк.

Ноги ее совершенно не держали.

– Юля, – Алекс замолчал, будто и сам не знал, что хотел сказать.

– Я все понимаю, – покачала головой Юля. – Тебе не нужен брак, тем более с такой как я, ты не переступишь через собственный зарок, данный однажды пасторской дочке. Да и я, знаешь ли, не горю желанием идти под венец. Так что, никаких проблем.

– Вся эта ситуация с отцом – так не должно было случиться, – в раздражении Алекс запустил ладони в волосы. – Он отходчивый, пройдет несколько дней и все станет как прежде.

– Ты сам веришь в то, что говоришь? – усмехнулась Юля. – Как раньше уже никогда не будет. Разве что ленивый не станет шептаться мне вслед. И твой отец больше не станет мной гордиться. Это позор, Саша.

В ее словах была правда, и Алекс это понимал.

– Мы сделали то, чего нам двоим хотелось.

– Совершенно верно, – кивнула Юля. – И если ты думаешь, что я виню тебя в том, что так произошло – зря. Я уже большая девочка и в силах признавать свои бездумные поступки. Мне пора собираться, так что прощай. Приятного полета.

– Постой, Юля. Возьми, – и он протянул ей свернутые в тугой бочонок зеленые купюры, закрепленные крепкой денежной резинкой.

Юля округлила глаза, засмеялась:

– Ты сошел с ума.

И, сказав это, она захлопнула дверь прямо перед его носом.

Алекс заскрипел зубами от упрямства этой гордячки. Он просто не понимал, насколько обидел Юлю отступными.

Как попало кидая в сумку вещи, Алекс ругался сквозь зубы. Он был недоволен собой, недоволен тем, как сложились их с Юлей отношения. Он хотел приятного общения, легкого и беззаботного, а получил нечто странное, горячее, срывающее все стоп-сигналы. Было почти что больно расставаться с ней вот так – грязно, некрасиво, неправильно. Но, он не в силах был дать ей то, что предложил отец. Если разобраться, Алекс вообще ничего не мог предложить ей.

Уезжать ему было рано, поэтому он просто покидал в сумку все ненужные вещи и устроился на постели, закинув руки за голову.

***

Нажитых вещей оказалось не так уж и много. Все, что было мило сердцу, переименовалось в бесполезный хлам, и было снесено в мусорные баки: открытки, письма, старые конспекты, сувенирные фигурки. Зимние вещи упаковались в прозрачные чехлы, летние – в спортивную сумку. Книги Юля сложила в деревянный ящик, что нашелся в одном из боксов. Еще одну сумку заняла косметика. Документы устроились в ручном дамском саквояже, а Бродский, вместе с едой и мисками – в своей кошачьей перевозке. Вызвав такси, Юля вышла на улицу, попутно утирая лоб от испарины.

Оказалось, что день, в самом деле, выдался не знойным. Ветер нагнал тяжелых облаков и они прочно затмили собою солнце.

Оглянувшись по округе, Юля почувствовала явственный укол в сердце. Столько лет этот приют был ее домом. Настоящим – отчим. Тут она смеялась и плакала, дружила и ненавидела. Выучилась, бродя по ухоженным аллейкам и зубря конспекты. Закалилась характером, чистя ненавистные овощи, и загрубела ладонями, выдирая сорняки из грядок клубники. Здесь, в этом приюте она влюбилась. И эта влюбленность, надо же, парадокс, лишила ее дома. Заставила удирать как зайчишку трусливого: поджав уши и мелко трясясь.

Приехала машина, таксист мигнул фарами. Юля поднялась. Седой мужчина, разглядев количество сумок, выбрался из салона, открыл багажник и помог загрузиться.

Устроившись в салоне, Юля захлопнула дверь и назвала адрес. Автомобиль неспешно тронулся. Горечь разлилась по венам, осела на языке.

Вещи – ненужное сезону и кое-что из бытового: кружку любимую, подаренную посуду, тостер, чайник, оставили в гараже институтского товарища.

Сама же Юля, отпустив такси, направилась к автобусной остановке. Комендант общежития, чьей внучке девушка по средам и субботам вбивала в голову глаголы и наречия, выделила Юле маленькую комнатушку на время.

Вариант был неплохим, так как потратить деньги на гостиницу Юля себе не могла позволить. Нужно было питаться чем-то.

– Все жильцы мои по домам разъехались, – говорила в трубку суровая женщина. – Пустует общежитие, так что на месяц-другой заезжай, раз надо.

Юля, хоть и числилась в студентках, иногородней никак не была, и посему комендант нарушала устав – осознанно, но совершенно не переживая по этому поводу. Даже Бродского разрешила взять, хотя это было вообще вопиющим делом.

– Может, хоть крыс переловит, – себе под нос сказала старушка – так, чтоб Юля не услышала.

Комната оказалась маленькой, пыльной, с окрашенными в грязно-зеленый цвет, стенами. Кухня – с кривой раковиной и допотопным холодильником, была общей, находилась в конце длинного коридора, напротив такой же неприватной душевой.

После роскошного домика обстановка общежития представала еще более убогой, чем могла бы показаться неискушенному наблюдателю.

Бродский воротил носом и напряженно следил за рыжим тараканом, нахально ворочавшим длинными усами из-за угла тумбочки.

– Ну что, кот, настала новая эра. Эра борьбы с примитивными видами, – сказала вслух Юля и взяв сумку, направилась в ближайший супермаркет за мелком от паразитов.

***

К вечеру Алекс привычно устроился на лавке под каштаном. На коленях покоился забытый планшет с модной игрой, поставленной на паузу. Рядом исходил паром кофе, налитый в большую глиняную кружку. Вот только, ничего из благ не радовало мужчину, поскольку без Юли на этой громадной территории ему было пусто.

Так пусто, что ветер завывал где-то внутри. Алекс чувствовал себя скотиной и осознавал, что таким, по сути, и является.

Теперь, когда Юля уехала, а он даже не сподобился проводить ее, мужчина вспомнил, что не знает номера ее телефона. Он вдруг остро понял, что эта светлая девочка – лучшее, что встречалось ему за долгое, очень долгое время.

Да, было досадно. И больше ничего не держало его здесь – в этом провинциальном городишке. Выйдя из игры, Алекс зашел на сайт авиакасс и заказал билет уже на завтра.

Затем, вылив нетронутый кофе в колосящуюся поблизости траву, зашел в дом, где проглотил таблетку снотворного и лег в постель. Вскоре мужчину сморил пустой сон. И отсутствию сновидений Алекс был только рад.

***

2008 – 2009 год.

Быт настолько поглотил Юлю, что тосковать не находилось ни времени, ни сил. Кроме благоустройства комнаты много энергии уходило на учебу. Именно ей девушка посвятила все лето.

В конце августа стали съезжаться студенты, но тетя Вера – старая комендантша, будто позабыв, что Юля только временный гость, оставила за ней комнату. За это девушка удвоила время занятий с комендантской внучкой, даже не подозревая, что такая мера – лишнее.

За глаза старушка называла ее «бедной сироткой» и именно жалостью была обусловлена комендантская расположенность.

Время летело.

Вскоре после начала студенческих будней ректором был объявлен конкурс за лучшую научную работу. Три победителя отправятся на практику в Великобританию.

Юля отправила готовый труд спустя час после торжественной речи. И через два месяца, заняв второе призовое место, разглядывала облака из узкого иллюминатора. А еще через некоторое время, вдыхала сизый, влажный воздух Лондона.

Их поселили в одной из частных школ Уилтшира – поблизости широко известного Стоунхенджа.

Местечко было живописным, с зелеными лугами, школа – уютная, светлая, с поскрипывающими деревянными ступенями и замершими в воздухе пылинками.

Юля помнила ужас первого впечатления, когда сидя в метро рядом с коренными жителями – не могла понять и слова из сказанного, потому что все они сливались в быстрый, бессвязный поток. Изредка она улавливала отдельную фигуру речи, но этого было ничтожно мало. Столько лет утомительной учебы, куцых летних практик, мучений, чтобы по факту растеряться от исконно английского говора и манеры большинство гласных тянуть как сплошное «о». Юля краснела, злилась, но вслушивалась и повторяла про себя все непонятные фразы.

Сейчас, спустя время, вспоминая тот страх провала, девушка улыбалась. Она помнила так же и то, что уже спустя несколько дней к ней вернулось понимание, и она без труда разумела речь говорившего. Даже думала на английском, на чем частенько себя подлавливала.

Еще две девчонки, которым выпало разделить радость путешествия, были близнецами и пока что Юля их отчаянно путала. Одну из сестер звали Оля, вторую Олеся. Они имели практически идентичную внешность, и смотрелись совершенно одинаковыми, но только на первый взгляд. Присмотревшись, можно было увидеть разный пробор на волосах, и слегка, едва уловимое различие в тоне локонов. Пока что на этом для Юли и заканчивалась классификация новых подруг. Издали же, девушка так и не научилась их различать.

Сестры были на несколько лет старше Юли – обе уже оканчивали магистратуру. Впрочем, это никак не помешало им подружиться.

Полгода пролетели как один миг. Уезжать не хотелось.

Тяжелая учеба, редкие вылазки в центр Лондона, любования Темзой и бесподобными, прославленными на весь мир достопримечательностями, сплотили девушек и расширили их круг общения. Заводились знакомства, романтические встречи (близняшки находили время для веселья даже в стылые и холодные вечера).

Большой город, приветливые внутри и чуточку хмурые снаружи люди, покорили девическое сердце. Забылись обиды – такими пустыми показались, глупыми, что не находилось ответа – зачем их только хранит? Выбросила из головы Сашку и его малодушность, трусость. Забыла, как плакала по ночам в общежитии и в отчаянии гладила Бродского по теплому меху. Отдалась новым впечатлением, новым знаниям. Переменам.

И так незаметно минуло время, неумолимо быстро. Пора была паковать чемоданы и возвращаться на родину.

– Юль, к тебе Дариан пришел. У кофейного аппарата стоит, – заглянула в комнату Оля и совершенно по лиходейски подмигнула девушке. – С букетом полевых – малюсеньких таких синих цветочков. Забавно смотрится.

Юля отставила в сторону хрупкую вазу – подарок для старой вахтерши и встала, поправляя подол.

Дариан был одной из основных причин, почему Юля не хотела уезжать.

– Привет, милая, – приветствовал Юлию мужчина, обнимая за талию и целуя в висок.

– Здравствуй, – улыбнулась девушка, принимая нежные цветы.

– Собралась уже или помочь? – не отпуская ее руки, спросил Дариан.

– Немного осталось, подождешь? А потом сходим в кофейню, – потянула Юлия за собой мужчину.

Впрочем, он совсем не сопротивлялся.

Дариан преподавал высшую математику в Вестминстерском университете и был на девять лет старше Юли. Познакомились они, когда группа студентов по обмену, к которым присоединились и девочки, отправилась на экскурсию по центру Лондона.

У входа в «Старбакс» Юля увидела, как молодой мужчина обронил двадцать фунтов стерлингов. Он проходил мимо и, разминувшись в дверях, легко задел Юлю плечом. Тогда девушка и увидела, как мужчина сунул купюру мимо кармана. Окликнув успевшего прилично удалиться мужчину, Юля пошла следом за ним. Нагнав, девушка коснулась плеча и он обернулся. Молча протянув ему купюру, девушка засмотрелась в ясные глаза. Мужчина имел тот самый «западающий в душу типаж», ибо был светловолосым и светлоглазым, с бледными губами и мужественными, немного ассиметричными чертами. Щеки его покрывала легкая щетина, волосы ерошил ветер и мужчина, посмотрев на Юлю, а затем на купюру в ее руке, поднял воротник пальто и насмешливо изогнул бровь:

– Маловато для взятки, что она не означай.

– Вы обронили у кофейной, – ответила Юля и сунула купюру ему за воротник.

Уже повернувшись к нему спиной, почувствовала касание кожаной перчатки к ладони.

– Спасибо, милая девушка.

И на этом встреча оказалась бы забытой и мимолетной, если бы Юлю не нагнали знакомые.

– Мистер Хейли! – удивленно воскликнул один из долговязых парней из студенческой тусовки. – Привет, не ожидал вас сегодня тут увидеть.

– Кэри, – легко улыбнулся разбрасывающий-по-улицам-Лондона-денежные-купюры, мужчина.

Разговорившись, перезнакомились и вернулись в Старбакс за еще одной порцией напитков навынос. И Дариан остался с ними, ибо невозможно было пройти мимо гурьбы русских студентов пополам с коренными англичанами. Шумные и перекрикивающие друг друга, они лавиной неслись на встречных прохожих, поглощая их и втягивая в водоворот веселья. Смеющиеся и подшучивающие друг над другом, молодые, задорные, они заражали позитивом не только степенных и чопорных англичан, но заодно и фотографирующих все подряд туристов.

Пока общались, Дариан не выпускал из ладони Юлину руку, а она стеснялась грубить и ее отнимать.

Стемнело уже, зажглись различные огни, делая ночной Лондон городом мечты и покровителем влюбленных. Студенты разбились по парочкам и не торопясь разбрелись кто куда. Олеся, пока не видел мистер Хейли, состроила Юле рожицу и сделала вид, что целует пальцы – скопировав жест южан, продающих персики. Девушка рассмеялась, закинув голову к сереющему небу, и беззаботно пожала плечами на недоумение Дариана.

– Ты очень красивая, – сказал мужчина и остановился посреди площади.

Юля опустила глаза на его завязанный петлей, мелкой вязки шарф. Незнакомое томление охватывало ее. Будто в животе что-то тепло сжималось в комочек.

– Спасибо, ты тоже.

Настал черед Дариана смеяться, запрокинув голову.

– Я сказал это, не напрашиваясь на ответную вежливость.

– Знаю.

– А еще я должен тебе ужин – ты вернула мою двадцатку.

– Она не стоит больших трат, – и в голосе, и на лице Юлии ощущалась улыбка.

– Я свожу тебя в Макдоналдс, чтоб остаться при своих, – Дариан явно подтрунивал и это нравилось Юле.

– Договорились, – кивнула она.

Он не повел ее в бистро. Следующим вечером, заехав за девушкой в Уилтшир, Дариан отвез ее в Ричмонд на Темзе, в уютный ресторанчик, где заправляла итальянская семья.

Разговаривали обо всем на свете, попивая вино и заедая его отличной пастой. Юля давно не чувствовала себя так беспечно и легко. Словно и не случалось ничего дурного в ее жизни. Дамиан покорил ее обаянием, а еще некоторым сходством с Джудом Лоу. Шутя, Юля даже спросила – не приходится ли он родственником известному актеру. Дамиан ответил, что он – его младший братишка. И так улыбнулся, что Юля «почти» поверила.

Дамиан ухаживал красиво, по-доброму, без излишнего пафоса. И добивался ее настойчиво, совершенно не скрывая, что интересуется ею, как мужчина. Его поцелуи волновали, а крепкие касания разливали по венам жар. Это не было похоже на бушующие страсти при контакте с Алексом, но напоминали Юле о доме, тихую пристань на берегу моря, где она может быть собой – простой девочкой, которая не гонится ни за обожанием, ни за влюбленностью. И она была. Настоящая, без лицедейских масок. Она смеялась, когда было смешно, и кричала, когда злилась. Дариан ее понимал. Больше того, он ее принимал. Со всеми причудами и недостатками. С заскоками и порой дурацкими убеждениями.

– Ты же филолог, или как еще зовут этих вечно копающихся в словарях людишек, – смеялся Дариан, – а я вот, ум, что с логикой знаком не понаслышке. Так что, не спорь.

Но, Юля спорила, и даже когда оказывалась не права, тоже. Правда, спустя время безоговорочно соглашалась с тем, что сглупила.

И вот, после шестимесячных отношений – разлука.

Юля плакала, когда он целовал ее по пути в аэропорт. Впервые – прилюдно, плакала, ожидая очереди на посадку. Терминал был забит людьми, но это ее совсем не волновало.

– Будем созваниваться по скайпу, – обещал Дариан. – Время быстро пролетит, защитишь диплом, а потом и оглянуться не успеешь, как увидимся. Не плачь, милая, прошу тебя, – его ласковый шепот звучал в голове весь полет.

Юля верила Дариану. Как никому другому в жизни. Она верила, что он ее дождется. И все, что было до него – осталось в прошлом.

***

Бродский исхудал. Он орал, нарезая круги вокруг Юлиных ног и все терся, терся, щекотал усами.

– Мой хороший, я тоже соскучилась, – бормотала девушка, попутно наводя порядок в комнатке. – Вот ты кричишь, а ведь тетя Вера наверняка закармливала тебя домашними пирогами. И оголодал ты только потому, что как ошалелый мотался по городам и весям.

Родная провинция после шикарной столицы королевства показалась Юле убогой. И вроде бы все было как прежде: разбитые дороги, валяющийся у обочин мусор и куда ни глянь, хамоватые люди, к которым давным-давно успела привыкнуть, реальность угнетала.

Вернувшись в свою темную общажную каморку, Юля снова почувствовала себя разбитой. Навалились ненужные воспоминания, да и осознание, что в этом городе полно тех, кто, увидев ее, будет потом долго за спиной судачить, оптимизма не добавляло.

Одна из таких встреч не заставила себя долго ждать.

Возвращаясь из супермаркета, Юля столкнулась с работающей в приюте воспитательницей. Это была тяжелая на характер женщина, обычно грубоватая и угрюмая. Она поздоровалась кивком головы и окинула Юлю таким презрительным взглядом, что внутри у девушки все перевернулось. Может, и показалось, – подумала девушка, но вскоре отвергла эту мысль, поскольку воспитатель прошла мимо, даже не обмолвившись с ней и парой словечек. Даже отвернулась, да с таким видом, будто увидала гадюку. Причину такого поведения Юля знала – после того, как кто-то увидел их с Алексом на берегу реки, она стала парией в глазах церковного прихода. Вот только, сама девушка отнюдь не считала свой поступок достойным презрения.

Впрочем, вскоре хлопоты с написанием, и последующей защитой дипломной работы так поглотили Юлю, что всякие глупости из головы попросту выветрились.

***

2010 – 2014 годы

Уехать сразу после защиты не удалось. Возникли небольшие сложности с транспортировкой Бродского. Пусть у него наличествовал паспорт, были срочно нужны какие-то дополнительные прививки, а их ветеринар оказалась в отпуске. Пока привили, пока оформили бумажки, Юля вся извелась. Некогда любимый и родной сердцу город стал ощущаться враждебным, и поэтому убраться отсюда хотелось как можно скорее.

Когда самолет взлетел, Юля почувствовала себя так хорошо, что в груди потеплело, а по лицу расползлась широкая улыбка.

– Ты стала еще прекрасней! – прошептал на ухо Дариан, крепко прижимая к себе хрупкую фигурку.

Люди обтекали парочку густой волной, но Дариана с Юлей это особо не заботило. От него пахло корицей и еще чем-то теплым, домашним, и Юля даже не представляла себе, насколько соскучилась по этому сочетанию ароматов.

Пока ехали из аэропорта, Юля думала о житейских странностях: можно видеть человека изо дня в день годы напролет и так и не суметь раскрыться, стесняться в его обществе быть собой настоящей, а можно довериться незнакомцу и стать с ним по-настоящему счастливой.

Дариан жил неподалеку от своего университета – в неприметном, но ухоженном на вид здании, на шестом этаже. Квартирка была двухкомнатная, с совмещенной кухней по типу студии. Когда Юля заикнулась об аренде жилья пополам со старой подругой, Дариан рассердился. Таким – немного грубоватым и взъерошенным, девушка видела его почти что впервые, и это ее позабавило.

– Я ведь не зову тебя замуж, – глотая от волнения гласные, выговаривал он. – А всего лишь жить вместе, по-твоему, это так много?

В знак капитуляции Юля подняла руки, показывая, что сдается. На том и порешили.

Бродский в новом жилище чувствовал себя полноправным хозяином, причем, освоился мгновенно. Он и раньше любил новизну: еще живя в центре прочесывал окрестности в поисках дамы сердца, ароматных трав и юрких полевок. А уж после переезда, познакомившись с Дарианом, который кота немножко помучил, пока Юля не видела, и вовсе раскрепостился. Кот облазил все углы, обнюхал, и, судя по всему, остался территорией доволен. Адаптация прошла успешно – как для животного, так и для людей.

После нескольких ленивых дней, состоялась бурная встреча с друзьями, где народ веселился, танцевал и пел в караоке. Так же просто, как совершился переезд, нашлась работа. В ближайший Старбакс требовался бариста и Юля, не мудрствуя лукаво, отправилась на пробу. Работа была нехитрая, коллектив показался дружелюбным, оклад – приемлемым для первого времени. И, вместо напряженной умственной деятельности, которой девушка была занята долгий час, будни наполнило живое общение и незамысловатое творчество. Вселенная, словно опомнившись, стала одаривать щедро, как может только она. В самом деле, сколько можно крутиться в водовороте страхов и волнений – думала девушка и дары принимала, радуясь, что в жизни настала белоснежная полоса.