Текст книги "Не зарекайся (СИ) "

Автор книги: Юлия Панченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Через некоторое время Алекс вернулся из ванной комнаты посвежевший и окончательно проснувшийся. На кухне его ждал ароматный чай и дымящиеся еще горячие бутерброды.

– Я похозяйничала тут, надеюсь, ты не против, – помешивая напиток серебряной ложкой, робко улыбнулась Юля.

– Не против, – честно ответил Алекс.

Он был из тех людей, кто предпочитает завтракать, а не просто заливать в себя с утра воду или кофе и переедать в обед, до перерыва пугая коллег оглушающе громким урчанием желудка. Поэтому мужчина придвинул к себе тарелку с бутербродами и принялся за еду.

Юля попивала чай, вертела в пальцах конфету, отчего та подтаяла – мягкий шоколад растекся по подушечкам пальцев. Увидав, что испачкалась, на автомате облизала пальцы, скосив глаза на Сашу, и, в тот же миг встретилась с ним взглядом.

К тому времени он утолил первый аппетит и наслаждался ощущением сытости.

– Нарочно дразнишь меня? – спросил он, глядя, как ее мягкие губы сомкнулись на пальце и оставили там влажный след.

– Нет, прости, – опустила глаза, застеснявшись вдруг своих деревенских привычек.

Вот кто в присутствии посторонних пальцы облизывает?

– Спасибо тебе за конфеты и за то, что кота моего не выгнал. Я отпускаю его вечером, если на улицу просится – он умный, всегда возвращается. А вчера забыла окно открытым оставить, вот он к тебе и забрел.

Такого выгонишь – подумал Алекс, а вслух сказал:

– Брось, не уходи так поспешно, я не хотел спугнуть тебя.

Юля заглянула в глаза мужчине, рассмотрела в них искорки интереса, любопытства, и не найдя ничего неприятного для себя, обратно села за стол.

Помолчали. Алекс допил чай, отнес посуду в раковину и вернулся за стол. Юля рассматривала рисунок на коробке конфет, и ощущала возрастающую неловкость. Дискомфорт, повисший в воздухе, с каждой молчаливой минутой становится плотнее и девушка уже не рада была, что осталась, и что вообще пришла разделить шоколадный дар.

Даже такой – растрепанный, в растянутой футболке и небрежно подкатанных джинсах, Сашка походил на аристократа. Сама же Юля напоминала себе крепостную крестьянку, чудом затесавшуюся в покои барина.

Дальше Алекс сказал такое, чего сам от себя никак не ожидал, а Юля – и подавно.

– Давай просто сделаем это, – увидев недоуменно приподнятую бровь, с неприличным спокойствием продолжил: – Давай займемся сексом.

Губы девушки приоткрылись, глаза стали круглыми – это же надо, вот так возьмем и займемся.

– Ты в своем уме? – только и смогла спросить Юля.

Алекс невозмутимо пожал плечами:

– Ты сама понимаешь, что это случится рано или поздно. Врешь себе, если думаешь, что влечение пройдет.

Юля себе не врала. Она прекрасно осознавала, что не пройдет. Сколько лет уже тянется за ней эта безумная, безответная влюбленность? И может быть, в самом деле, лучше будет поддаться искушению и взять то, чего так долго хотелось, о чем мечталось. Как знать, вдруг получив это, отомрет в душе кусочек, что так глупо грезит о несбыточном.

– И что, ты хочешь, чтоб я сейчас задрала подол и вот прямо здесь отдалась тебе? – в голосе девушки была неприкрытая насмешка, но смотрела она серьезно.

Алекс представил себе сие действо и уже только от этого в висках кровь застучала.

– Не опошляй, – поморщился он.

– Естественно. Ведь твое недавнее предложение подернуто таким романтичным флером, что опошлить его уже просто некуда! – и снова эта поднятая бровь и кривящиеся в злой улыбке губы.

Алекс уже трижды пожалел, что сказал глупость. В самом деле – кто так девушек соблазняет? Но, отступать было поздно, да и некуда.

– Я сказал то, что намеревался сказать. Я хочу тебя – давно, долго. И ты хочешь меня – будь честной, знаю, что хочешь, – сказав, Алекс наклонился к Юле, оперся руками о спинку ее стула и оказался с девушкой нос к носу.

Конечно, она его хотела. Пусть немножко не так, как он имел в виду, да что там – совсем не так. Не в полной мере он осознавал, что секс – лишь одна из сторон отношений. Важная, но отнюдь не самая основная грань. Юля знала, что секса ей будет мало – она хотела его всего. Жадно и ревностно. Хотела узнавать его постепенно, а потом вдруг узнать, выучить. Ей нужно было все. От взглядов и прикосновений до абсолютного обладания: видеть, как спит и как работает, касаться постоянно, ощущая душевный трепет и тепло, кусать кожу хотелось до розовых отметин. Юле хотелось больше. Космически больше.

Но она понимала, что получить это – невозможно. Он может дать ей только маленький кусочек: пару ночей. Или дней. Пятьдесят поцелуев и тридцать объятий, двадцать семь откровенных прикосновений, пять томных взглядов, десять влажных дорожек на коже. Или около того. Все это было так ничтожно мало, но однозначно лучше, чем ничего. Ведь потом – все останется в прошлом. Потому что Алекс даже не подозревает насколько ситуация ушла из-под контроля. Он не понимает, что ей хочется его всего и навсегда. В единоличное обладание.

И заняться сексом – было чертовски просто. Не было в Юле никакой стеснительности или обиды из-за неприличного предложения. Только страх. Потому что случись близость, ей космически невозможно будет заставить себя уйти, когда все закончится.

Сердце колотилось в горле – Сашка, ее недосягаемая мечта был сейчас так близко! Его серые, с золотыми крапинками глаза неотрывно смотрели на нее, постепенно чернея. Губы у Юли пересохли, и она облизала их быстро, но это не укрылось от его взгляда. Алекс наклонился ближе, тяжелым горячим дыханием коснувшись ее лица. И кто первый коснулся губ второго – не понять было. Сухим прикосновением обожглись, сплелись влажно языками, и обоих, словно током пронзило. Застучала кровь набатом, загрохотала. Незнакомые были прикосновения – новые, но такие нужные, те самые, от которых напрочь срывало крышу.

Алекс сдернул Юлю со стула, подхватил под ягодицы и перенес на высокий разделочный стол. Она вцепилась в его волосы, оплела ногами спину, не переставая целовать, мягко вздыхала – на грани стона.

– Девочка, не могу больше, слышишь? – оторвался от сладких губ, провел руками по груди и животу, чувствуя, как выгибается податливое тело навстречу касаниям. – Понимаешь? – заглянул в глаза совершенно черные сейчас, свое отражение там увидел и желание настолько нетерпеливое, что сглотнул от нахлынувшего жара. Все ответы нашел на свои вопросы, и от предвкушения – что вот-вот случится то, о чем он годы напролет фантазировал, руки задрожали, в горле ком стал.

Юля опустила руки, медленно принялась задирать подол сарафана – сантиметр за сантиметром оголяя загорелые стройные ноги, между которых Алекс стоял. А сама при этом на него смотрела – запоминала взгляд его бешеный, полубезумный. Выгнулась дугой, когда он пальцами к сокровенному дотронулся, сдвинув в сторону трусики. Закусила губу, когда скользнул внутрь медленно, наслаждаясь каждым пройденным миллиметром. Напряглась на мгновение, когда боль прострелила нутро, но расслабилась вскоре, потому что увидела в глазах Сашки такое наслаждение, какого никогда прежде не замечала. Он блаженно глаза закрыл, но на лице сосредоточенном все и так написано было.

И пусть Юле больно было – каждый толчок внутри тягуче отзывался, она знала, что так должно быть. Это нормально. Сквозь боль и туман перед глазами – от слез глупых, внезапных, ей приятно было: от яркого осознания – ему хорошо.

Алекс же старался сдерживаться, чтоб не сжать со всей силы, чтоб не оставить на безупречной коже пошлые темные пятна. Но как хотелось! Закусить до крови шею тонкую, высокую грудь с синими прожилками вен, перед его лицом покачивающуюся. До боли ему хотелось сжать бедра сладкие и вколачиваться быстрей, быстрей! Как жарко ему было – горячо, непередаваемо узко, так, что хотелось навеки в Юле остаться. Она стонала что-то неразборчивое, билась затылком о кухонные шкафчики, больно сжимала пальцы на его предплечьях. И так безупречно отдавалась, что у Алекса не хватило сил дать ей разрядку, хотя он и торопился. Не успел. Выскользнул из нее одним резким движением, и даже не успев прикоснуться к члену рукой, излился.

***

Ну, вот и все, – подумала Юля спустя некоторое время.

Потерянного было совершенно не жаль. Сквозь отголоски почти ушедшей боли пробивалось опустошение – не злое, умиротворенное. Наверное, так чувствуют себя люди, достигшие цели, к которой упорно шли. И хорошо и пусто одновременно. И пусть Юля не ставила перед собой задачу вот так отдаться, дело сделано – одна из сторон личности Сашки ей стала открыта.

Юля одернула платье, поправила волосы и осталась сидеть на столе. Ноги были ватные и наверняка, не держали. Дышалось тяжело. Сердце все еще билось где-то в горле.

Алекс опустился на пол и присел у ног девушки, оперевшись спиной об прохладную дверцу кухонного гарнитура. Он не мог открыть глаза, потому что по телу бродили отголоски оргазма. Было хорошо. Так хорошо, что не верилось.

– Юль, – позвал он, все так же сидя с опущенными веками.

Юлька промычала что-то вопросительное. Сил говорить тоже не наблюдалось.

– Я сейчас открою глаза и что увижу? – ровным тоном поинтересовался Алекс. – Кровь?

Юля перевела взгляд на светловолосую макушку и прикусила губу изнутри – неловко. Зачем он постоянно издевается? И все же, не смотря на свое легкое опустошение и прилив крови к щекам, ответила тихо:

– Да.

Алекс молчал. Непонятное чувство на него набросилось. Невозможно было его описать. Вроде бы и досада – ответственность какая, первым у девушки быть. Стыд, что сегодня он просто взял, ничего в ответ не отдав, и под конец – неясная гордость. Почти что торжество. Так полагалось ощущать себя легионерам или полководцам, каким-нибудь завоевателям. Но никак не ему – лишившему девственности подопечную собственного отца.

Юля, поглядев на Сашку, опустила голову. Да, было бы лучше сказать ему раньше, да только когда, если из головы глупой все выветрилось.

– Я ничего не жду, – вдруг жестко сказала она, собравшись с силами. – Ты мне ничем не обязан. Ничего не говори, – еще больше стали в голосе послышалось. Откуда только такие энергетические запасы? – Ты прав, я не меньше твоего всего этого хотела. Вот и свершилось.

Сказав, съехала со столешницы, громко хлопнув по паркету пятками, прошла к двери, крикнув напоследок:

– Бродский, домой!

Котяра выбежал откуда-то из спальни, совершенно неаристократично спеша за хозяйкой. Раскатисто мявкая, и подняв хвост трубой, пробежался по вытянутым ногам Алекса, будто и не заметив того.

Потянуло сквозняком по полу, а потом хлопнула дверь. Юлька ушла, забрав кота и маленький кусочек тихой радости от случившегося. Алекс еще долго сидел, не решаясь открыть глаза, но это было глупо и трусливо, поэтому он просто сделал это.

Никаких багровых рек или луж крови. Никаких безобразных реалий. Только небольшой, засохший мазок на его плоти, как доказательство того, что их соитие – не сон.

Юля закрыла дверь своего домика на замок, захлопнула стеклопакеты по всему коттеджу, забралась под душ и только там расплакалась. Это все проснувшиеся гормоны – решила девушка, горько всхлипывая. И немножко обиды.

***

Солнце палило нещадно. Уже несколько дней на улице стоял такой зной, что асфальт плавился, желтела трава, изнывали от жары и жажды животные. Привычный лай соседских псов сменился жалким поскуливанием.

Бродский, вытянувшись, раскинув в стороны лапы и не шевелясь, валялся под кондиционером уже который час к ряду. Весь его несчастный вид напоминал девушке о великомучениках.

– Не надо, – сказала ему Юля, заметив в приоткрытой глазнице жалостливый блеск, – будешь напоказ страдать, вымою с шампунем. Или побрею.

На такую реакцию кот обиделся. Юля видела, как раздраженно он забил кончиком хвоста по паласу, но и не подумала брать слова назад. Помыться Бродскому, в самом деле, совсем не мешало бы – налазившись неизвестно где, он пришел под утро грязный, усеянный колючими репьями до самого кончика хвоста. За ухом обнаружился огромный присосавшийся клещ, при виде которого у Юли вырвался крепкий, исконно русский эпитет. Услышь такое непотребство кто из церковников, зацокал бы языком неодобрительно.

Извлекать паразитов девушка не умела, поэтому пришлось везти кота к ветеринару. Кот смирно сидеть в перевозке не желал, орал на всю округу, раздражая утомившихся от жары собак. Юля злилась, бормотала под нос мрачные обещания отдать любителя поэзии на колбасу, шаурму или утопить в лучших традициях Тургенева.

Добравшись в клинику и высидев много томительных минут рядом с пускающим слюни бульдогом, они с Бродским, наконец, попали на прием. Ветеринар, взяв пинцет, ловко выкрутила паразита, обработала ранку и вколола орущему страдальцу инъекцию против пироплазмоза. Попали домой только к обеду – по невыносимому пеклу, голодные и злые. Бродский обзавелся противопаразитарным ошейником, Юля – нервным тиком на левом веке.

Поэтому сейчас – на обиду зверя девушка пригрозила еще более жесткими мерами:

– Будешь домашний кот. Запрещаю на улицу лазить.

На угрозу репрессий Бродский презрительно сощурился, но морду на лапы устроил виновато.

Вздохнув, Юля перевела взгляд на конспекты, словари, что валялись отовсюду, и взялась за работу. Бесспорно, разговаривать с котом – дело увлекательное, но ей еще надлежало быть адекватной и хотя бы изредка, но учиться.

Смысл ускользал. Перечитывая в сотый раз одну и ту же строчку, Юля раздраженно откинулась на спинку кресла.

Сашка. Он застрял в ее мыслях. И пусть сейчас в умственных глубинах перемешались клещи, коты и конспекты, затмившим всю эту мешанину был именно он.

Они не разговаривали толком с того самого дня – уже около трех суток. Не потому что избегали друг друга, а потому что говорить-то и не о чем было. Так, получается. Вели себя обыкновенно – словно и не случилось ничего. Приветствовали друг друга кивком головы или взмахом ладони и отправлялись по своим делам.

Такое поведение не тяготило, лишь только добавляя неловкости. Хотя, – думала Юля, какая такая неловкость? Взрослые, давным-давно совершеннолетние люди, они сделали то, чего обоим хотелось до беспамятства. И что тут такого особенного, зачем молчать и делать трагедию века?

Ближе к вечеру, когда зной сменился сносной, но душноватой жарой, Юля вышла на улицу. Любимая лавочка под раскидистым каштаном оказалась занята.

– Привет, – поднял голову Алекс, оторвавшись от планшета.

Юля кивнула и присела рядом. На большом расстоянии, будто, в самом деле, не было между ними ничего. Пригрезилось.

Оглядевшись, девушка вдруг поднялась, скрылась за серой елью, а через минуту на розовой клумбе зашипели, вертясь, распылители. Прохладные капельки воды застучали по стеблям и лепесточкам, увлажнили землю за считанные секунды.

Редкие капли долетали до лавочки, прибивая пыль у ног Алекса. В воздухе запахло упоительно – как после дождя. Вернулась Юля, тряся влажными руками. Снова села на лавочку, вытянула ноги.

– Поехали купаться, Юль, – позвал Алекс и мельком глянул на девушку.

Она снова поднялась, ничего не сказав кивнула, и скрылась в домике, чтобы взять купальник.

Они поехали на речку. Путь минул в тишине. Юля в окно смотрела, и тайком, с жадностью вдыхала дорогой запах кожаной обивки. Алекс все больше на полосу дороги посматривал, реже – на стройные Юлины ноги – тоже украдкой.

Добравшись и оставив внедорожник под ивой, достали широкую подстилку из багажника и побрели по берегу, ища более спокойного места. Кусочки суши, где было относительно тихо, занимали рыбаки – кто на «паука» ловил, кто на удочку. Немного отойдя, то и дело встречались отдыхающие. Молодежь стайками плескалась на глубине, где-то вдалеке визжали девицы, в воздухе кроме просоленной влаги застыл запах жареного мяса, смех.

Солнце катилось за горизонт, и вечер обещал быть томным, небо – звездным и, не смотря на людность, по телу разливалось радостное предвкушение отдыха. Пройдя с несколько десятков метров, Алекс с Юлей наткнулись на камышовый островок, за которым нашлось тихое, никем не облюбованное уединенное место. Там и устроились.

Расстелили цветастое покрывало у самой воды, выгрузили воду и нехитрый перекус. Алекс подогнал машину ближе, пока Юля переодевалась. Споро и слажено действовали, да только молча. Тишину Алекс нарушил, когда Юля протянула ему оранжевую баночку-спрей.

– Зачем? – спросил он, протягивая руку.

– От комаров. И клещей – вспомнив утро, передернулась девушка.

Алекс кивнул и натерся. Пахло приятно – мятой и еще чем-то душистым. Девушка потянулась за тюбиком, когда он закончил и просто вертел его в руках, но Алекс не дал.

– Я сам, – и сказав это, пшикнул на ладонь густую жидкость.

Юля повернулась спиной, не став спорить. Оба понимали, что приехали сюда не только купаться. Широкие, теплые ладони коснулись плеч и Юля зажмурилась. Хорошо, что он не видит ее лица с блаженной и совершенно идиотской улыбкой, – подумала девушка.

Проведя по узкой спине, втерев в загорелую кожу пахучий бальзам, Алекс развязал все тесемки верхней части купальника и тот упал на подстилку. Зачем только надевала – пронеслось в голове у Юли. Когда же сильные ладони прошлись по пояснице, ребрам, вернулись к плечам, а потом накрыли грудь, мысли все выветрились. Он водил по коже нежно, массируя и втирая, изредка отвлекаясь на то, чтоб налить в пригоршню бальзама. Намазав грудь, не пропустив затвердевших сосков – а наоборот задержавшись там на лишнее время, Алекс провел руками по напряженному животу, бокам, снова возвратясь к краешку плавок. Его пальца щекотали, дразнили, нет-нет, но заглянув под ткань на тягуче-сладкую секунду. Юля, от такой ласки разомлевшая, прислонилась спиной к груди Алекса, потерлась ягодицами, почувствовав его возбуждение – чисто по-женски, прося большей ласки. Алекс же, вздохнув глубоко, повернул ее к себе лицом и сел на корточки. Не спеша, будто все время Вселенной у него в кармане, он потянулся за тюбиком, налил на ладонь крема, растер его и, один за другим, намазал пальцы на Юлиных ногах, стопы, щиколотки, голени, колени. Медленно, он обвел руками бедра, снова позволив нескольким пальцам заглянуть за краешек трусиков. Юля дышала тяжело и, закусив нижнюю губу, смотрела на Алекса с надеждой. Когда он отвлекся – в очередной раз, потянувшись за оранжевым тюбиком, девушка опустилась на колени и, толкнув его – заставив лечь, поцеловала.

В низу живота уже горячо было, пульсировало, требовало прикосновений, и будто зная это, Алекс спустил ее плавки, дотронулся чувствительного места, и Юля застонала протяжно.

На пальцах ощутилась влага и Алекс закусил губу изнутри от разрывающих его тело, чувств.

Он хотел быть терпеливым, хотел сделать этой красивой девочке приятно – до того, как снова сделает больно, до того, как будет биться в ней с бешеной скоростью. Алекс знал, что и во второй и в третий раз больно, что ей необходимо привыкнуть к нему, что необходимо быть менее напористым и жадным. Но, стоило ему почувствовать на пальцах ее возбуждение, как все зарубки и обеты из сознания вымело шквальным желанием. Таким диким, что забылся. До зубовного скрежета захотелось оказаться в ней – в сладкой, жаркой и узкой девочке. Его Юльке.

Он резко перевернул ее, оказавшись сверху, быстрыми влажными поцелуями проложил дорожку по животу, лизнул ее там – в глубине, от чего задохнулась, вскинула голову. И не в состоянии больше терпеть, скользнув внутрь, зажмурившись от шального, совершенно непередаваемого удовольствия.

Юлька под ним на секунду напряглась, но когда он очень медленно двинулся, расслабилась, тихонько хныча от переполнявших чувств.

Ей было приятно. Сперва непонятно даже, а потом больше, острее. Алекс задевал что-то такое внутри, от чего губы раскрывались и со рта вылетали совершенно неприличные звуки, а внизу – там, где он двигался, нарастало, нарастало…

Юля задыхалась. Голова металась из стороны в сторону, и она кричала бы уже в голос, если бы Сашка ее не целовал. Он был так глубоко в ней, так непередаваемо наполнял всю целиком, что было совершенно невозможно молчать. И она кричала ему в рот, а он кусал ей губы и все двигался – часто, быстро. Его рука нетерпеливо спустилась вниз, нажала, в такт движениям закружилась и Юльку словно подбросило. Так резко волна накатила, сладко-сладко, будто горячая лава затопила низ живота, и вскрикнула беззвучно, округлив губки. Алекс почувствовал, как Юлька запульсировала вокруг него. Задергались хаотично ее мышцы, обхватывая его, сжимая. Зашипев сквозь зубы, он замер на время, а когда она притихла, снова выскользнул и разрядился куда-то в траву.

Юля смотрела в темнеющее небо, на котором понемногу зажигались звезды, и неспешно приходила в себя. С каждым вдохом сердце замедлялось, и уже не выпрыгивало вон, грозя сломать ребра. С речки тянуло приятной прохладой, которая остужала разгоряченную кожу, в камышах копошилась речная живность – то ли выдры, то ли жабы, кто знает.

Алекс привалился к ее боку, перехватил рассеянный еще взгляд.

– Юля, – она коснулась указательным пальцем его губ, не давая сказать.

– Молчи. Пойдем лучше купаться.

Вода была теплой у поверхности, прохладной ближе ко дну, по ногам же то и дело проносились ледяные течения, но после одуряющего зноя такая водичка казалась Алексу приятной. Юля же, раскинув руки, лежала на воде, позволяя ленивому течению сносить ее вниз.

Когда наплескались, выяснилось, что проголодались зверски. Были съедены бутерброды и на скорую руку порезанный салат, выпит холодный чай, но насыщение так и не наступило. Даже у стройной, как куколка, Юли, желудок урчал на всю побережную округу.

– Недальновидные мы, – покачал головой Алекс. – Давай скорей собираться, закатимся в ресторан.

Юля собрала вещи, и пока Алекс относил их к багажнику, преодолевая брезгливость, ступила в поросший небольшим болотцем, камыш. Под ногой чавкнуло, квакнуло, зашуршало, но Юля, набравшись смелости, задержалась еще на секундочку, чтоб сорвать коричневый стручок камыша.

На недоуменный взгляд Алекса, пояснила:

– От комаров дома зажгу. Помогает.

А сама на колени бережно положила длинный стручок с мягким, бархатным наконечником. Не зажжет – на память о сегодняшнем вечере оставит. Да и к чему камыш переводить, если москитные сетки на окнах стоят.

Заехали домой, чтобы наспех искупаться и переодеться. Голод немного поулегся, но все равно хотелось сытно отужинать, поэтому задерживаться не стали. Юля уложила набок тяжелые, еще влажные после душа волосы, надела воздушное алое платье, пастельного цвета туфли на высоком, но устойчивом каблуке, и вышла на крыльцо. На улице было темно, вечер опустился на плечи, сместив жару и даря легкую прохладу. Полноправно стрекотали в травах цикады, фонари зажглись по периметру. На душе было легко, хотелось беспричинно улыбаться и даже вприпрыжку скакать по ухоженной аллейке.

Юля подняла лицо, вдохнула полной грудью, покрутилась на месте в ожидании кавалера и встретилась с печальным взглядом желтых кошачьих глаз. Бродский копилкой сидел на подоконнике, укрыв лапы угольно-черным, как и он сам, хвостом, и с горечью смотрел на довольную жизнью хозяйку.

Девушка рассмеялась, щелкнула по стеклу пальцем, чем заслужила обиженный прищур.

– Ладно, иди, изведешь еще тут в одиночестве душу свою кошачью.

Пока отпирала дверь, появился Алекс. Мигнула фарами машина, приглашая забраться в терпко пахнущий салон. Юля махнула рукой и поторопила замешкавшегося Бродского. Кот тенью выскользнул прочь и сразу скрылся в высокой траве, а девушка направилась к автомобилю.

– Есть предпочтения? – по дороге в город спросил Алекс о выборе кухни.

– Нет, – отрицательно мотнула головой Юля. – Полагаюсь на твой выбор.

Приехали на тихую пристань, в популярную «Мистерию». Ресторан стоял на возвышении, прямо на реке. Уютный, декорированный в стиле «кантри», он имел хорошую репутацию и славился отменной кухней.

Внутри пахло лакированным деревом и едва уловимо – специями. Заняли столик у панорамного окна, сделали заказ. Юля устроила руки на коленях и принялась закатывать в трубочку кончик тканевой салфетки.

– Расскажи о себе, Юля, – попросил Алекс и откинулся на спинку стула.

В зале было полумрачно и практически пусто – народ ужинал на веранде, прямо у воды. Зажглись фонари по периметру пристани, но еще не успели разойтись как следует, и светили бледновато. С реки поднимался пар, рисуя по округе загадочный мистический пейзаж.

Отвлекшись от разглядывания пейзажа и взглянув на кавалера, задавшего нелегкую задачку, Юля усмехнулась кривовато, подумав, что такие просьбы обычно звучат до сексуального общения.

– Что именно ты хотел бы узнать? – пожала девушка плечами, негласно соглашаясь разоткровенничаться.

Алекс задумался на минуту, а потом тоже повел плечами:

– Все. Расскажи мне все.

– Ого, в голове сразу стало гулко и пусто, – улыбнулась Юля, но отшутиться не удалось.

Саша наклонился вперед, сложил на столе ладони в замок, и всем видом принялся выражать готовность выслушать долгий рассказ.

Юле же вдруг расхотелось обнажать душу. Что она может поведать ему такого, чего он не знает сам? Она росла на его глазах, была перед ним как на ладони – все ее давние интересы, увлечения и хобби вызывали у Александра Сергеевича сардонический смех. По крайней мере, так было прежде.

Сейчас, в этом ресторане – среди уютного древесного запаха, в полумраке, после обнажающего души соития на берегу реки, Юля смотрела на красивое лицо собеседника, искала в глазах отголоски былой надменности и не находила. Но, это обстоятельство не успокаивало, а настораживало – девушка не могла поверить, что ему, в самом деле, интересно. Ведь не может же наследный принц увлеченно слушать болтовню крестьянки. Юля утрировала, но дело обстояло именно так – она не чувствовала себя на равных с ним – выпестованным и лелеемым директорским сыном.

– Давай помогу, – нарушил Алекс тишину. – Начнем издали, от самых истоков. Расскажи о детстве, Юль.

Он словно ее заворожить пытался, смотря, не отрываясь, глаза в глаза. И это сработало бы, затронь он менее болезненную тему.

И что такого могла она рассказать, чтоб не пришлось краснеть? Юля стеснялась своего детства – до центра, до знакомства с нормальной жизнью.

– Все, что я могу сказать о детстве – одно единственное слово и оно непечатное. Сам догадаешься какое, чтоб не пришлось вслух говорить? И еще то, что часто мучаюсь желудочными болями, потому что в детстве мне приходилось голодать. Именно поэтому сегодня вместо жирных свиных ребрышек я заказала рыбу на пару.

Алекс ожидал чего угодно: долгой, проникновенной и душещипательной истории, но не такого некрасивого признания. Он и сам не знал, для чего принялся бередить Юлины воспоминания. Может, хотел узнать ее получше, или понять, что именно в ней так его привлекало.

Но, ее ответ только подчеркнул пропасть между ними.

Чтобы не плодить неловкость, Алекс промолчал. Да и что он мог сказать? Его детство было сытым и стабильным. Он не знал, что такое грызть кусок сухого хлеба два дня подряд.

Юля знала, что он опустит глаза, когда услышит ее «рассказ». И он опустил.

В этой неловкой тишине и заключалась вся неприятная правда. Им никогда не стать одним целым, каким только могут быть родственные души, родные люди. Они могут сколько угодно заниматься сексом – добротным, страстным, сжигающим дотла, но большего им не достичь. Не пересечь черты, не стать близкими по-настоящему. Ведь можно вместе спать и вместе просыпаться, оставаясь при этом чужаками друг для друга.

И разъединяло их отнюдь не противоположное от сытости детство само по себе, а то самое классовое неравенство, от которого не избавиться, разбогатев или обнищав. Раб остается рабом, даже если с него снять ошейник и отпустить на все четыре стороны, дав вольную. Потому что рабство и неравенство – в голове. Юля будет помнить свое унижающее достоинство прошлое, даже если покорит поднебесную. Будет стыдиться, и увиливать от расспросов, избегать таких прожигателей жизни, как сидящий напротив папенькин сынок.

Алекс же, даже при большом желании, не способен понять ее. Наверное, в этом была вся разница.

Настроение оказалось испорчено. Испарилась та непринужденная легкость, что робко пролегла между ними. Юля продолжала комкать салфетку, Алекс смотреть на переплетенные пальцы. В такой атмосфере их и обнаружил официант, что принес заказ.

Ели, переговариваясь о пустяках, чтоб хотя бы немного вернуть вечеру былого уюта. Алекс рассказывал о Штатах, о работе, хотя ему те самые зажаренные ребрышки поперек горла ставали. Он то и дело мысленно возвращался к Юлиному лицу, когда она о голоде говорила. Ему было интересно – тем самым черным любопытством, когда люди всматриваются в ужасные реалии: будь то культя калеки или застывшая посмертно гримаса: и страшно смотреть и невозможно оторваться. Как это – голодать, хотелось спросить Юлю. Что это значит – плохо поесть раз в день или вообще не принимать пищу неделями. Но, спрашивать не решился. Не хотел снова увидеть ее побледневшие щеки и отсутствующий взгляд.

Обошлись без десерта.

– Поздно уже, – сказала Юля, доставая бумажник. – Завтра работать нужно, перевод сдавать скоро.

– Я заплачу, – неприятно удивился Алекс ее порыву.

Пусть в Штатах он досыта насмотрелся на феминисток, что готовы были придушить его, но заплатить за ужин или за свою долю, Юлин порыв его почти что обидел.

Девушка подумала с полминуты, глядя на его нахмуренные брови и кивнула.

– Ладно. Спасибо за вечер.

Алекс расслабился и вложил купюры в папку.

По дороге снова по большей мере молчали. Переговариваться после сытной еды было лень. Да и такая уж была основа у их взаимоотношений – молчать. Смотреть, касаться, целовать, но не разговаривать.

Расстались у Юлиного порога. Она отперла дверь и обернулась к Алексу, что терпеливо ждал у ступенек. Теперь, когда девушка стояла на высоком крылечке, они оказались одного роста.

– Сладких снов, – сказал Алекс и протянул руку, касаясь большим пальцем ее нижней губы – невесомо, но так, что мурашки по коже побежали.

– Взаимно, – ответила Юля и уже почти повернулась, чтоб уйти, но Алекс не дал.

Притянул к себе порывисто, обнял крепко, переплетя руки за ее спиной и поцеловал. Просто прижался своими губами к ее, и так замер на секундочку.

И как Юле было не ответить, когда манили сладостью его уста? С не меньшим пылом ответила на касание, и вскоре уже дыхание сбилось у обоих. Задыхаясь и с большой долей сожаления, Юля провела рукой по волосам Алекса и отстранилась.

– До скорого, – махнула рукой и вошла в дом, аккуратно закрыв за собою дверь и прислонившись к ней спиной.

Часть вторая. Жизнь и смерть.

***

Приходило утро, город был наг и пуст.