Текст книги "Поцелуи спящей красавицы"

Автор книги: Юлия Пан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА

5

– Садись, Астрид, – мягко пригласила ее женщина лет пятидесяти.

Таня проводила Астрид за порог, закрыла за ней дверь и удалилась. Астрид все еще стояла у порога, медленно осматривая кабинет. Маленькая комната с высокими стеллажами вдоль стен, заполненными книгами в твердых и мягких переплетах. Просторный стол, занимавший большую часть помещения. На столе в посеребренной резной рамке красовалась фотография, на которой была изображена обычная счастливая или просто умело наигранная счастливая семья из мужа, жены и взрослого сына. Вот все, что Астрид увидела. В детали обстановки вдаваться она не собиралась. Она по своему обыкновению медленно подошла к столу и села напротив женщины.

– Меня зовут Мария. Я женский пастор и библейский консультант, – дружелюбно представилась женщина.

Ее теплые медово-карие глаза смотрели сквозь линзы очков в тонкой оправе с полным доверием и абсолютным дружелюбием. Это была полная, невысокого роста женщина с окрашенными в светло-русый цвет волосами, остриженными коротко. Аккуратно выщипанные тонкие брови, незатейливый макияж, чистые, коротко остриженные ногти, скромная одежда, отсутствие вычурности и всякой вульгарности во внешнем виде и голосе были ее визитной карточкой и давали о ней представление гораздо больше всяких слов. Но в то же время сквозь всю эту аккуратность и внешнюю мягкость от нее веяло некой твердостью, решительностью и даже сухостью. Астрид уже была наслышана об этой женщине. В прошлом Мария была заядлой наркоманкой. Она бросила свою семью и пристрастилась к наркотикам, когда ей было двадцать пять лет. Не от каких-либо проблем и жизненных трудностей, а просто потому, что ей так захотелось. Просто потому, что, однажды попробовав, она решила, что ничего в этом ужасного нет. Она начала с малых доз, вполне убежденная, что в любой момент сможет остановиться. Ну а потом все завязалось по протоптанному сценарию, который может вам пересказать любой наркоман. Ее муж сам воспитывал сына и хранил ей верность, несмотря на то что надежды на ее возращение в нормальную жизнь не было. Мария слонялась по улицам как беспризорница и выносила из дома все, что сама когда-то тщательно выбирала вместе с мужем. Три долгих года она просидела на игле, проваливаясь в забвение все глубже и глубже, пока однажды не застала своего маленького сына с инсулиновым шприцем. Он, как и все дети, решил просто повторить мамино поведение. Он набрал обычную воду в кране, повязал свою руку выше локтя поясом от кухонного фартука и стал похлопывать по своему нежному предплечью маленькой белой ладошкой. Увидев это, Мария в бешенстве избила своего сынишку, пригрозив, чтобы он больше никогда этого не делал. Малыш раскричался от обиды и, уткнувшись в мамино колено, долго и неистово плакал. «Все говорят, что ты падшая женщина! Ты наркоманка! – ревел малыш. – Что ты всегда была такой и будешь. Все мне это говорят!»

Мария взяла ребенка на руки и, заглянув в его мокрые глаза, сказала громко, внятно, словно прежде всего самой себе: «Эрик, ты не должен быть как мама. Ты должен быть как папа. Мама твоя слабая, но я не всегда была такой. Понимаешь, когда я была как ты, я не мечтала вырасти и стать наркоманкой и пьяницей, я не выходила замуж, чтобы потом выносить нервы своему мужу и сделать его несчастным. Когда я тебя рожала, я не планировала, чтобы ты вырос плохим мальчиком, чтобы и у тебя была плохая судьба. Я родилась не для того, чтобы потом умереть под забором, как бездомная собака, заболевшая чумой. Понимаешь, сынок? Мама не была такой всегда. Не слушай никого. Мама была хорошей. Она мечтала о другом. Никто не мечтает о плохом. Но так почему-то получилось, что я стала трагедией для всей нашей маленькой семьи. Ты меня прости, сын, но ты не верь. Я не всегда была такой. Понимаешь, я не была такой. Я и не хотела стать такой».

Рассказывают, что в тот день она укачала сына на своих коленях и зашла в ванную, чтобы вскрыть себе вены. Но именно в эту минуту вернулся с работы муж. Почувствовав неладное, он бросился в ванную. И там Мария ему в тысячный раз в слезах пообещала, что исправится. Но на этот раз муж решил действовать серьезно: они продали все, что у них было, и переехали из Волгограда в Сибирь. Там в городе Кемерово семья Марии познакомилась неким пастором Проценовым, который вел поместную церковь. Уж что он с ними сделал, непонятно, но только Мария с того времени больше не возвращалась к наркотикам. Она окончила теологическую академию в Москве и стала пастором. А совсем недавно она с семьей снова вернулась в Волгоград по приглашению. Здесь для нее нашли место в реабилитационном центре. Муж без труда устроился здесь на работу. Сын Эрик вырос красивым могучим парнем, окончил политехнический университет, нашел работу на заводе и стал добровольным работником реабилитационного центра «Исход». Здесь он встретил симпатичную и сильную девушку по имени Таня. У них завязались отношения, которые теперь двигались прямиком к свадьбе.

Все в реабцентре знали, что Мария на редкость чуткая женщина. Она чувствует чужие страдания и боль. Но в то же время все знают, что шутки с Марией очень плохи. Она не из тех, кто будет долго уговаривать и договариваться. Мария была как солдат в юбке, и уж если она что-то решила, то непременного этого добьется. Острая на язык, она хорошо доносила смысл до вновь прибывших наркоманов, которые отказывались подчиняться распорядку в «Исходе». И хотя она библейский консультант, но так как все ее консультируемые были исключительно зависимые люди с трагическими судьбами и поломанными характерами, приходилось общаться с ними по-особому. И все знали, что Мария сможет подобрать ключ к любой наркоманке, пьянице и проститутке. Так что еще до того, как Астрид вошла к ней, она уже была готова к встрече с ней. Но, как стало позже известно, эти слухи, как всегда, оказались однобокими. Мария представлялась Астрид совсем другой женщиной. Раньше Астрид видела ее много раз, но никогда не удавалось пообщаться с ней лично. Даже по тому, как Мария поприветствовала ее и как смотрела, было ясно, что она далеко не такая, какой ее описывают. Возможно, она просто может быть разной с разными людьми, и, может быть, потому она умеет подбирать ключ к сердцу любого консультируемого. Мария регулярно проводила беседы с каждым постояльцем центра. Она сама выбирала дату и время. Видимо, сегодня Мария решила, что Астрид уже готова к общению.

Она пригласила Астрид присесть на диван, стоявший у противоположной стены. Астрид кивнула вместо приветствия и расположилась на мягкой мебели, скрестив руки на груди то ли от холода, то ли желая себя огородить от невидимого влияния незнакомой женщины.

– Как дела, Астрид? – начала Мария. – Уже прошел месяц с того дня, как ты сюда поступила. Все ли у тебя в порядке?

Астрид, глядя на угол стола, отрицательно замотала головой.

– Служители центра отмечают, что ты легко проходишь реабилитацию. Скажи, как долго ты находилась в алкогольной зависимости?

Астрид усмехнулась и, подняв глаза на Марию, иронично ответила:

– А кто сказал, что я находилась в алкогольной зависимости?

– Насколько нам известно, больше месяца назад ты попала в больницу в сильном алкогольном опьянении, избитая и брошенная на мосту.

– Если я в ту ночь была пьяна, это еще не значит, что я нахожусь в зависимости! – выпалила Астрид и, снова опустив глаза, уставилась на угол стола.

Мария выпрямилась на стуле и с серьезным видом сказала:

– Есть один вопрос: в твоем паспорте указано, что ты ранее была замужем…

– Я не хочу об этом говорить. Это было давно, – резко перебила Астрид и даже с какой-то ненавистью уставилась на Марию, будто та в чем-то провинилась. – Я не живу с этим козлом уже больше четырнадцати лет. Мы разошлись, и все в далеком прошлом.

– Могла бы ты рассказать подробнее о своей жизни?

– Зачем?

– Я спрашиваю это не из праздного любопытства.

Астрид безразлично пожала плечами. Она не стала дожидаться, когда Мария обоснует свой интерес к ее прошлому.

– Да, пожалуйста, – равнодушно ответила она. – Что вы хотите знать?

Мария молча смотрела на нее. Было видно, что она не обдумывает ответ, а просто спокойно выжидает. Заметив это, Астрид скривила губы в своей привычной ухмылке и начала:

– Родилась в Астрахани. Папа умер, когда мне было пять лет. Мама замуж повторно вышла. А там и брат мой родился. Вот и начал тогда отчим меня избивать. Что ни день, то синяки. Маме я тоже уже была не нужна. «Непутевая», – говорили они. А я ведь поначалу так старалась стать путевой для них. Все силы прилагала, чтобы им понравиться, чтобы стать частью своей же семьи. Даже школу с отличием закончила. – Астрид сделала паузу и с иронией взглянула на Марию. – А так и не скажешь по мне, да? Ну, все эти глупости в прошлом. Из дома ушла в семнадцать лет. С мамой с тех пор связь не поддерживаем. У нее есть любимый сынок. Так что ей не до меня. Приехала в Волгоград учиться. Поступила на филологический факультет. Мечтала стать учителем литературы. Жила в общаге. Потом познакомилась с будущим мужем. Мне тогда только девятнадцать стукнуло. Встречались всю учебу. Потом жить начали вместе. Любовь была такая, что Джульетте и не снилось. Жизнь за меня готов был отдать. На последнем курсе забеременела. Девочка родилась прехорошенькая. – Лицо Астрид внезапно просветлело. – Души в ней не чаяли. Белокурая такая, как цыпленок. Вот у всех детишки как детишки, а моя такая послушная была, некапризная. Ничего не просила. Бывает, зайдем в магазин игрушек, а она осмотрится, помотает головой по сторонам и ничего не хочет. Зато дома сидела и из спичек домики строила. Часами могла складывать спичку на спичку. Мы с мужем ее баловали. А когда ей пять лет исполнилось, муж начал в казино засиживаться. Сначала за компанию, потом совсем как спятил. Начались разборки, ссоры, слезы. Я так в свою обиду была погружена, что про дочь свою совсем забыла. А она у меня такая самостоятельная была. Все время мне помочь хотела. Бывало, сядет рядом и по голове меня гладит. Еще даже слов утешения не знала, как могла, так и поддерживала. Как-то муж снова ночевать домой не пришел. Тогда я знала, где его искать. Время было позднее. В комнату зашла, а дочка спала уже. Я взяла такси и поехала в то дурацкое заведение. Мне там сказали, что этот козел в баре напротив. Я туда прямиком и отправилась. Там его и застала пьяного в объятиях полуголой бабы. Тогда чуть головой не тронулась от злости и обиды. Все, что там было, перевернула. Шлюху его за волосы оттаскала, а его самого осколками от разбитой бутылки распахала. Но не убила, не пугайтесь. Эта тварь еще жива и по свету белому бродит. После того как меня вышвырнули охранники, я и поехала обратно. Так унизительно было мне, что я набросилась на мужа и его любовницу. Повела себя как базарная баба. Всю дорогу жалела, что набросилась на них, а потом жалела, что тогда не убила их обоих. Вернулась домой как во сне. В общей сложности часа три меня не было дома. Когда в полночь на лифте домой поднималась, то сердце как-то защемило. Даже дыхание будто приостановилось. Я поспешила подняться. Зашла в дом. Все вроде тихо. «Спит моя малышка», – подумала я. Зашла к ней в комнату, а кровать пустая. Меня жаром так и обдало. Стала осматривать комнату. Под кроватью. Потом в зале, потом зашла в ванную. И как только зашла, так сразу же увидела ее желтенькие кудряшки на полу у ванной. Бросилась к ней. Поднимаю ее. А у нее рот весь коричневый. Не пойму, то ли кровь, то ли краска. А потом смотрю – на полу лежит рассыпанная пачка марганцовки. Я тогда сразу припомнила, как дочка однажды, увидев кристаллы марганцовки, когда я разводила воду, очень уж меня расспрашивала, что эта за малиновая жидкость такая? «На вишневый сироп похоже», – сказала она тогда. С перепугу я даже не сразу опомнилась. Трясти ее начала. А она едва дышит. Лежит у меня на руках, не шевелится… Через полчаса скорая подъехала. Потом даже не помню, как там и что было. Девочку мою забрали в больницу. Слава Богу, выжила, но только горло сильно обожгла. Разговаривать перестала. А после длительных скандалов и судов меня лишили прав на ребенка. Несколько раз пыталась подавать на апелляцию – все бесполезно. Дочь моя с мужем осталась. Он ее увез подальше от меня. Уехал куда-то и не сказал куда. Я искала, ходила, как обезумевшая волчица, стучалась в дома, в квартиры наших общих знакомых, друзей, родственников. А меня гонят, как прокаженную, из подъезда в подъезд. Пристыжают, мол, никудышная я мать. Никто мне тогда так и не помог. Так вот я и осталась одна. Поиски прекратила. А злоба внутри меня разрасталась с каждым днем. Спала и видела, как найду этого ублюдка и задушу его своими руками. Ненавидела его всем нутром. За все, что он со мной сделал. За то, что обманул, за то, что предал, за то, что дочь мою у меня забрал и я так и не увидела, как она взрослеет.

Астрид замолчала. Глаза ее были сухими и безжизненными. Словно иссякла в ней вся материнская скорбь, высушив навсегда ее глаза, забрав у нее все человеческие чувства, сделав ее будто немного помешанной. Она молчала. И не было в ее лице ни сожаления, ни боли, ни стыда. Но, с другой стороны, вся ее сущность, ее тело, ее голос и даже то, как она сидела, – все это было как будто воплощение огромной, глубокой, неисчерпаемой скорби.

– А что было потом… – безразлично продолжила она. – Потом – как и полагается по сюжету. Три года таблетки принимала успокаивающие. Пока не смирилась с положением вещей. Периодически стала заводить новые знакомства. Все еще надеялась встретить настоящую любовь. Так тяжело было. Так хотелось, чтобы кто-то любил. Но все как-то не получалось. Однажды встретилась с одним парнем в парке. Он был из той же деревни, что и я. Когда-то в одной школе учились даже. Пригласил прогуляться с ним. Выглядел прилично, но и он ублюдком оказался. Мы виделись с ним каждый день в течение недели. А потом сами собой отношения завязались. Я почему за него так уцепилась? Мне было страшно снова остаться одной. Боялась, что не выдержу тишину и одиночество внутри себя. А он патологический ревнивец оказался. Издеваться стал надо мной. Бил меня и душил при каждом приступе ревности. А я почему-то терпела. Все слепо прощала. Верила, что он изменится. Как-то раз с друзьями его пошли в парк. Такая шумная веселая компания. Гуляли мы в парке всю ночь. Выпили немного. Вот тогда он на меня набросился с кулаками. И никто, кроме меня, не считал это изнасилованием. Друзья его все видели, слышали, как я на помощь зову, кричу, плачу, вырываюсь, но никак не отреагировали. Поржали и сказали, чтобы я расслабилась. Даже брат его родной, зная, что происходит, ничего не сделал. Просто посмотрел на все испуганными глазами и удалился вместе со всеми. После той ночи пошла я прямиком в полицию. Что там было, наверное, сами догадываетесь. Помните ведь, во время перестройки стоило только немного деньгами поманить – так невинного за решетку, а негодяя на свободу. Ну, короче, заплатил этот ублюдок, поэтому ничего ему за это не было. А вот меня еще и виноватой сделали. Нечего, дескать, по паркам шататься. Приличные девушки дома сидят. Вот тогда я в первый раз маме позвонила, чтобы помощи попросить. Это было самой глупой затеей. Мать, как всегда, начала меня отчитывать. Говорит, что в деревне ей стыдно лицо свое поднять, так как уже расползлись обо мне слухи. И все меня там шлюхой окрестили. А потом эта ее вечная фраза: «Я же тебе говорила». Вот как только она мне это сказала, так я трубку бросила и пообещала себе больше ей не звонить. Тогда во мне что-то надломилось. Я поняла, что родных у меня нет, друзей нет, защиты нет, справедливости нет и Бога тоже нет. И я твердо сказала себе, что буду жить, пока эта тварь по земле живая и здоровая ходит. Вот так все и пошло как снежный ком. Нашла я себе богатого любовника, натравила его против всей компании, которая так со мной обошлась тогда в парке. Деньги решают все. Всех отправили за решетку, а главного насильника избили так, что он до сих пор через трубочку питается. «А что было с богатеньким любовником?» – спросите вы. А он, к счастью, оказался таким же кобелем, как и все. Так что я легко от него отделалась. Он просто загулял с другой женщиной, а я сделала вид оскорбленной и преданной особы, собрала вещи и ушла. Он мне даже компенсацию за моральный ущерб выплатил. Откупился от меня, короче. А я девушка не гордая, взяла все, что мне полагается, и ушла. И стала я по барам шататься. То с одним ночь, то с другим. Меня после первого насилия так понесло, что я остановиться не могла. Одержимость какая-то. Вот еду в трамвае, а напротив мужчина сидит. Смотрю на его руки и моментально их на себе представляю. Наверное, каждый ищет утешение в чем-то. Кто-то в алкоголе, кто-то в наркотиках, а я вот в мужчинах. Сначала просто любви хотелось, тепла, заботы. А потом просто как животному хотелось только сношения. Искала сама. Спала без разбору с каждым: и с малым, и с большим, и с молодым, и со старым. Меня даже с работы уволили из-за того, что я студента своего совратила. На работу меня больше никто брать не хотел. Слишком большую огласку получил этот случай. А Волгоград – та еще деревня. Продавать начала все, что у меня было из имущества. Вы знаете, как это бывает. Таких историй – сплошь и рядом. Рассказывать тут больше нечего, – желая скорее покончить с этим, с отвращением проговорила Астрид. – Из квартиры выгнали год назад. Это время я скиталась по улице, ела что придется, спала где получится. За год ко всему привыкла. В ту ночь трое мужчин меня в грузовик затянули и там все, что хотели сделать со мной, то и сделали, каждый по очереди. Я как в первый раз кричала, на помощь звала, укусила одного за руку. Вот они и избили меня как следует. А я хорошо, что хоть пьяная уже была. Особо боли не ощущала. Только вижу, как кулаки по моему лицу, по голове, по ребрам… Да сквозь глухие звуки слышу, как кричат, что суке – сучья доля… Вот интересно, что как только я это услышала, то почему-то перестала сопротивляться. Нет, совсем не от страха и боли. Просто эти слова добили во мне все то живое, что оставалось. Последние намеки на жизнь. Я, наверное, тогда и умерла как человек, как женщина. Больше уже нечего топтать и попирать. И сил ненавидеть больше тоже нет… – Астрид подняла свой усталый взгляд на Марию и завершила свою исповедь: – Потом в больницу попала. Там Танька адрес ваш дала. И там же мне врач так серьезно сказал: «У вас ВИЧ на начальной стадии, милая», а потом еще так с сожалением меня утешать начал и что-то там бормотать про группу анонимных инфицированных. А мне вообще плевать. Мне, может, даже поскорее подохнуть хочется. А покончить с собой как следует не могу. Сами знаете, чем закончилась моя попытка повеситься. Если после каждого неудачного самоубийства меня будут в дурдом прятать, то лучше живьем в могилу сойти. Потерплю немного. Все равно ведь с моим диагнозом долго не живут. Не знаю, кто там меня заразил, но то, что я тех трех тварей в грузовике заразила, – это уж точно.

Мария смотрела на Астрид, но на лице ее не дрогнул ни один мускул. Она слушала внимательно, и все же вид у нее был таким, будто она все это знала или же, может быть, уже слышала подобные истории много раз.

– Вы довольны? – спросила Астрид после короткой паузы. – Надеюсь, больше ни о чем спрашивать не будете.

Мария ничего не ответила. Она понимала, что Астрид рассказала ей далеко не все, но настаивать она все же не стала. Торопиться нельзя.

Астрид поднялась со стула. Она не собиралась ждать, когда Мария посчитает разговор оконченным. Она рассказала все не потому, что хотела от них помощи, или потому, что Мария попросила ее поведать о прошлом. Просто Астрид самой хотелось, чтобы кто-то знал, как все было на самом деле. И чтобы больше ей не докучали и не вытягивали из нее, как щипцами, исповедь. Она двинулась к двери и уже у порога остановилась. Повернувшись вполоборота и взглянув на Марию исподлобья, холодно сказала:

– Не думайте, что я шлюха, только потому, что у меня была целая тьма мужчин. Шлюхи это за деньги делают. А я сама могла за это заплатить. Вот такая у меня зависимость. От наркомании и алкоголизма вы тут излечиваете, а как насчет нимфомании?

Мария молчала, по лицу ее пробежала едва заметная тень усмешки, что немного удивило Астрид. Нет, она, конечно, не ожидала, что ее тут будут жалеть. Но все же думала, что эти занудные христиане только и могут, что показывать натянутое милосердие и сострадание. А потом говорят заученные фразы из Библии, которые вываливаются из их уст так же неуклюже, как и выглядят их до противного смешные сострадальческие лица. Мария просто смотрела на то, как Астрид уходит, не делая ни единой попытки ее остановить. И хотя Астрид была уверена, что она уходит по своему желанию, ее все же посетила мысль, что она уходит потому, что Мария негласно решила на этом закончить беседу.

Астрид аккуратно повернула дверную ручку и бесшумно скрылась за стеклянной дверью.

Выйдя в коридор, она обнаружила, что в самом дальнем углу ее ждала Таня. Она сидела на стуле почти у входной двери и, склонив голову над открытым Псалтирем, дремала. Астрид бесшумно подошла к ней и, наклонившись, кашлянула почти у самого уха спящей.

– Что такое? – подскочила напуганная Таня.

– Тебя что, на сегодня сделали моим лакеем? – усмехнулась Астрид.

– Можно сказать так, – ответила Таня, поднимаясь на одеревеневшие ноги.

– Слушай, а твоя будущая свекровь – вполне приятная женщина. Думаю, она тебя примет как родную дочь.

– Что ты несешь? – буркнула Таня. – Мы с Эриком еще даже не говорили о свадьбе… – но в следующую секунду Таня исподлобья взглянула на Астрид и заговорщицки спросила: – Ты думаешь, я ей нравлюсь?

– Не сомневайся, – сухо сказала Астрид. – Она от тебя без ума.

– Просто она так холодно держится.

– Да у нее натура такая. Тебе это не понять.

– А я смотрю, вы там хорошо поладили.

– Еще бы… Подружками навек стали.

Выйдя на улицу, они почти нос к носу столкнулись с симпатичным парнем. Астрид сразу же узнала в нем того самого парня с фотографии. При виде его Таня зарделась, растерянно опустила взгляд и что-то невнятно забормотала. При своем высоком росте и крупных чертах лица Таня выглядела нелепо, когда вот так смущалась.

– Здравствуйте, сестры, – поздоровался Эрик.

Взор его невольно вперился в Астрид. Он дружелюбно протянул ей руку, на что Астрид никак не отреагировала. Таня еще больше растерялась. Легкая досада пробежала по ее лицу, когда она увидела, как Астрид грубо проигнорировала приветствие этого парня.

– Астрид, это Эрик. Он недавно вернулся из командировки. Он очень хотел с тобой познакомиться. Я ему про тебя много рассказывала.

Таня говорила с некой поспешностью и тревогой, но даже это не тронуло тщедушную женщину. Астрид просто прошла мимо, словно ничего этого не расслышала. Оставшиеся наедине, двое беспомощно переглянулись.

– Тебе нужно дать ей немного времени, – понимающе сказал Эрик. – Это не так просто.

Таня с благородностью подняла на него глаза и кивнула.

– Я рада, что ты вернулся. Без тебя мне было очень непросто.

– Что ты такое говоришь? Ты просто умница. Ты со всем хорошо справляешься.

Таня рассеянно покачала головой.

– Я не знаю, надолго ли меня хватит. Еще немного – и я просто все брошу.

Эрик мягко опустил руки на напряженные плечи и совсем как-то по-отцовски заговорил с ней:

– Послушай, ты все делаешь правильно. Ты в правильном месте, на верном пути. Немного нужно подождать. Ребята в реабилитационном центре – это не просто ребята. Это люди, которых уже мало чем можно тронуть. Нужно много времени, чтобы хотя бы один человек начал раскрываться. Тебе нужна уйма воображения, чтобы представить себя на их месте. Поэтому постарайся не осуждать здесь никого и не пытаться все изменить за один день. К тому же мы, люди, все равно не сможем изменить людей. Но все будет хорошо. Будет хорошо настолько, насколько ты сможешь в это поверить.

Таня устало улыбнулась, тяжело вздохнула и побрела вслед за Астрид.

– Подожди! – окликнула Таня.

Астрид шла медленно, не оборачиваясь и не останавливаясь. Будто бы голос Тани пролетел мимо нее как сквозняк.

– Астрид! Стой! – снова позвала ее Таня, ускоряя шаги.

Молчание в ответ. Женщина в широкой куртке как направлялась к отсыревшей лужайке, так и шла, не оборачиваясь.

– У тебя совсем нет манер! – негодовала Таня. – Почему ты так себя ведешь, как будто все тут должны за тобой бегать? Как будто все должны тебя уговаривать! Как будто тебе вообще все все должны!

Астрид опустилась на скамью и снова устремила вдаль свой пустой взгляд. Никакой реакции в ответ на желчные упреки не последовало. Это взбесило Таню еще сильнее.

– Он ведь просто хотел поздороваться. Ты что, не знаешь, что нужно просто здороваться? Он хотел быть с тобой вежливым. Зачем ты так? Можно ведь было просто подать ему руку. Эрик к тебе очень хорошо относится. Даже когда тебя еще не видел, а просто слышал от меня, он уже думал о тебе только хорошее. Это ведь он настоял на том, чтобы я забрала тебя из дурдома. Чтобы ты прошла реабилитацию и стала нормальным человеком. Я бы даже не стала тебя тревожить, если бы не он.

Едва уловимый вздох долетел до слуха раздосадованной Тани. Зрачки Астрид чуть заметно дрогнули, а губы выгнулись дугой.

– Как тебе повезло-то с женихом. Такой добрый, милый, вежливый, светлый человек. Так и хочется врезать ему по роже.

– Да что с тобой?! – рассерженно прикрикнула Таня. – Ты что, не можешь просто…

– Что ты от меня хочешь? – уныло протянула Астрид. – Никто не просит тебя за мной ухаживать. Есть в этом заведении много других неудачниц, которые были бы рады такому вниманию. Ты что, не понимаешь, что меня от всех этих слов, в особенности же от добрых слов, тошнит? Тошнит в прямом смысле. Иди, Таня, иди. Мне правда никто не нужен.

На глаза Тани набежали горючие слезы. Грудь вздымалась, плечи вздрагивали, губы задергались. Всколыхнувшаяся боль резанула ее по сердцу, и Таня, не в силах больше сдерживаться, открыла рот и выпустила бушующий поток обжигающих слов:

– Нет, ты не права. Какая же ты неудачница? Неудачники – это те, кто попытался и провалился. Ты же – ничтожество. Ты даже не пытаешься: сидишь по уши в гнилье, а строишь из себя невесть кого. Будто только ты одна страдаешь. Только у тебя боль, только у тебя настоящие проблемы. Да мне мерзко даже смотреть на подобную гнусность. Ты трусливая, слабая. Ты довела себя до безумия, а ведешь себя так, будто бы подвиг совершила. Я терпеть не могу подобных тебе. Такие, как ты, всегда будут греться в своем испражнении. Вот и живи тогда так, как тебе нравится!..

Дрожащий выдох сорвался с отрытых губ Тани, и, прикрыв глаза, она снова заговорила уже более спокойным тоном:

– Впрочем, мне лучше уйти, не то я наговорю тебе всяких мерзостей.

И тут до Тани долетел приглушенный хохот Астрид.

– Да, ты уж постарайся сдержаться, – желчно сказала Астрид, не глядя в ее сторону.

Таня, оскорбленная ее смехом, яростно развернулась и пустилась бежать, как несправедливо обиженный ребенок.