Текст книги "Ловушка для хищника (СИ)"
Автор книги: Юлия Чеснокова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Любил ли ты когда-либо женщину?
Объяснить человеку, взращенному на совсем другой культурной почве, что он не найдёт больше никаких привычных для себя условностей достаточно сложно. Первым попытался Эн, затем, резче, сформулировал идею свободы и равенства под плащом временного опекунства Хонбин. Но Заринэ в итоге не подала знака, поняла или приняла ли она сведения, лишь замолчав и отвернувшись. Нужно было собираться в путь, чем все и занялись. Дошив, Лео оделся и быстро уложил всё, что требовалось в дорогу, прикрепив к седлу сумки и походный рюкзак. Друзья управились почти одновременно с ним. Сутки им предстояло двигаться по пустынному бездорожью, останавливаясь для передышек, прежде чем они выйдут на твердую землю, где появятся признаки цивилизации, где можно будет отдать лошадей, сменяв их на попутку – какой-нибудь старый фургон со стариком за рулем, чтобы побольше болтал сам и ни о чем не спрашивал. Они бы проделали это всё быстро, если бы не новое приложение в виде спасенной девушки. Впрочем, Заринэ не создала пока никаких проблем, и когда Лео укладывался, даже несмело подала ему котомку, которую он нашёл глазами и собирался взять. Девушка предугадала его движение и успела вперед. Воин коротко кивнул, поблагодарив её. Персиянка интуитивно потянулась к нему, избегая Хонбина, потому что тот ещё источал озлобленность, и Эна, потому что в его лице и взгляде было слишком много мужского, то, что назвалось бы похотливостью или легкой прихотливостью плоти, знай Заринэ такие словечки.
На одного из сменных коней она была посажена. Упорство и желание сбежать покинули её. Куда деваться? Разве есть какой-то выход? Они не трогали её и заверили, что она отныне принадлежит сама себе. «Все мы принадлежим только Аллаху» – хотелось сказать ей, но она не стала размыкать уст. А если она принадлежит только ему, то главное не совершать добровольных неугодных поступков, если же её неволят эти мужчины и везут куда-то – это не по её вине. Заринэ успокаивала себя, как могла, что пока ничего страшного не случилось, хотя до конца не была в этом уверена. Ей всё ещё минутами казалось, что казнь была бы лучшим выходом. Однако стоило ей бросить тайный взгляд на Лео (напрямую глазеть становилось всё неудобнее, слишком часто он перехватывал эти взоры), как поворачивать к дому и желать смерти себе уже не получалось и в мыслях. У них в селе не было таких молодых людей. Каких «таких» – девушка ещё не распознала. Но он был «не такой». Заринэ очень любила коней, хотя никогда прежде не ездила на них. Это были восхитительные животные, к которым нельзя подходить сзади – могут зашибить копытом, которые лоснятся блестящей шкурой на солнце, так что тянется погладить, которые могут покатать, если найдешь с ними общий язык, а могут и скинуть, если не понравишься, их можно кормить с руки, с ними можно говорить, они, всегда думалось Заринэ, всё понимают, но ничего не могут ответить. Именно такого рода существом ею воспринялся Лео. Сильным, понимающим, молчаливым и добрым жеребцом, которого рука чешется погладить, но нельзя – ведь это живое создание, а не вещь, и нужно держаться с уважением и почтением, а не лезть без спроса. Уверенность в том, что он-то к ней не полезет точно, зародилась неизвестно в какой момент и укрепилась до дна сознания. Впрочем, «полезет» воспринималось Заринэ как попытка убить или избить. Ей не могло прийти и в голову, что кто-то кроме мужа может попытаться овладеть ей, как женщиной. И сам муж-то делал это не часто, так что какие-то межполовые отношения не шли на ум юной персиянки.
Её неумение ездить верхом заметилось моментально. Не сумев перейти на рысцу, девушка сразу же затормозила передвижение. Эн готов был подумать над ситуацией, Лео приготовился показывать, как обращаться с поводьями, Хонбин же хотел немедленно, как можно скорее покинуть эти места, мчать отсюда, пока они не нашли бы заказчиков, тех, кто нанял людей, искавших троих путников и убивших Малику. Ему было не до уроков всадничества.
– Тогда ты поедешь с одним из нас в одном седле, – бросил он ей, кивнув на лошадей. Спешившиеся, они стояли полукругом вокруг Заринэ, задрожавшей под покровом паранджи. Её испугала необходимость приблизиться к одному из них. Как это возможно? Нельзя! Нельзя. – Тебе помочь? – нетерпеливо протянул руку Хонбин. Он уже согласен был усадить её перед собой, лишь бы продолжать движение. Девушка отступила, невольно подавшись в сторону Лео, обороняясь им от его товарищей.
– Кажется, она хочет ехать с тобой, брат, – засмеялся Эн, заметив это, и, сунув ногу в стремя, ловко вернулся на круп коня. – Что ж, пожалуй, это лучшее решение. Мы с Бродягой плохо находим общий язык с недозрелыми девочками. – Лео хмуро посмотрел на Заринэ, невольно сделавшую выбор. Его совсем не прельщало ехать с девчонкой бок о бок. Он вопрошающе посмотрел на Хоакина. Тот коварно затряс головой, отчего глаза заискрились фейерверком закатных отблесков, оранжевых на карих очах. – Нет-нет, я её точно с собой не возьму. Разве что могу перекинуть лицом вниз позади, привязав с провизией.
Лео ничего не имел против детей, даже любил их, но шестнадцать лет – это возраст переходный, и любопытствующий останавливающийся на нём взгляд был не тем, которым маленькие девочки рассматривают вокруг себя одинаково всё, от букашек до грузовиков. Чем больше было этих взглядов, тем сильнее замечал он в них то, чего видеть не желал бы – привязанность. Черт возьми, да в связи с чем бы это? Почему она не сторонится именно его? Лео забрался на лошадь и подал сверху руку Заринэ, нехотя, но не проявляя внешнего отторжения. Он хотел бы ей улыбнуться, чтобы показать, что не враг ей, но улыбка – давно забытое для него явление. Каждый раз она давалась ему с огромными усилиями и выходила нелепо, как нервное смущение смешанное с разочарованием. Изредка, когда у них с друзьями выдавался отдых и кто-нибудь рассказывал что-то забавное, он мог засмеяться, беззвучно и недолго, но улыбка требовала чего-то другого, чего в себе он давно не находил.
Заринэ не подала ему руку, теперь отступив и от него. Не имеющий возможности уговаривать, Лео посмотрел на пустившихся потихоньку в путь товарищей. Окинув взором персиянку ещё раз, он чуть надавил на бока животного под собой, и оно тронулось, приподнимая остывающий песок копытами. Впереди замаячили барханы, раскрасневшиеся под последними лучами, прежде чем погаснуть, упав в сон ночной пустыни и став черными, обманно выглядящими так же прочно, как скалы. Девушка оглянулась назад. От временной палатки остались только столбы, задняя стенка из ветхого войлока, да десятигаллонная бочка. А в округе сухой зной, километры песка, никаких ориентиров, никаких людей. Ужас пустыни, что манит безумцев и заставляет держаться в стороне здравомыслящих. Заринэ представления не имела, куда ей идти, домой она не сможет вернуться, а если каким-то чудом и найдёт дорогу, то там ждёт казнь. Она посмотрела в спину удаляющимся молодым людям, выхватила глазами Лео. Не говоря ни слова, она приподняла длинный подол паранджи и быстро побежала, нагоняя его, не успевшего далеко отъехать. Поравнявшись с лошадью, девушка посмотрела на наездника, ожидая, что он заметил её приближение и обернется. Но Лео смотрел прямо. Поджав губы, Заринэ зашагала рядом. Песок проваливался и рассыпался под тонкими подошвами мягкой обувки. Даже копытным было не всегда легко перемещаться по нему, что уж говорить о человеке? Как долго она сможет идти вот так? А если они прибавят скорости? Нужно обратиться как-то к этому мужчине, попросить его взять её к себе. Нет, негодно так делать. Аллах отправляет ей столько трудностей не для того ли, чтобы она всё-таки погибла? Может, того он и желает для неё? Лео натянул поводья и остановился. Посмотрев сверху вниз на упорно топающую Заринэ, он ещё раз протянул ей натруженную ладонь, большую, с длинными покоричневевшими от жары и палящего здешними днями солнца пальцами. Скорее ухватившись за поданную руку, персиянка позволила подтянуть себя, но когда Лео поднял её наверх, она не смогла перекинуть ногу через коня. Когда её посадили до этого в седло в одиночестве, то она свесила ноги в одну сторону. А теперь так сидеть было нельзя – вдвоём можно уместиться лишь сидя друг за другом ровно, либо же убрав седло, но тогда мужчине придётся держать её весь путь, чтобы не соскользнула. Зарине не могла задрать юбку, обнажив ноги до самых бедер, а только так и можно было бы очутиться в позе наездницы перед Лео.
Соскочив обратно, девушка оказалась на грани слёз. Державшаяся до этого, она знала, что слезы не помогут, да и выплакала она их все ещё там, в ожидании смерти и до того, от отношения к ней мужа и его матери. Но теперь, когда она почти смирилась с новой участью, всё шло не так, и она мешалась этим людям, которые убеждали, что спасли её. Спасли ради чего и для кого? Она сделалась обузой даже им. Лео спрыгнул с коня и, без лишних попыток как-то предупредить жестами, что собирается сделать, взял подол Заринэ двумя руками, натянул его и, пока ещё та не поняла, к чему всё идет, стал рвать на две части. Завизжавшая от того, что к ней, вернее её одежде, прикоснулся посторонний, Заринэ привлекла внимание ускакавших немного вперед Хонбина и Эна. Те остановились и вгляделись в происходящее позади. Девушке не пришлось кричать долго: Лео разорвал ткань от низа до бедра одним рывком. Тонкая и бледная по сравнению с черным одеянием ножка мелькнула в образовавшемся разрезе. Подхватив персиянку, как груз, он снова закинул её в седло, но теперь уже у неё вышло усесться, как надо. Одна нога преступно обнажилась, отчего Заринэ судорожно попыталась укрыть её одной из половин подола. Не обращая никакого внимания на её нервные и неспокойные попытки спрятать себя, Лео забрался ей за спину и, взяв поводья перед ней, обведя свои руки по обе стороны от неё, стегнул коня, сорвавшись с места, чтобы скорее догнать друзей. Прижатая спиной к широкой и твердой груди, Заринэ обратилась в каменное изваяние, придерживающее свои надорванные юбки. Никто никогда не смел из мужчин прикасаться к ней как-то, кроме мужа. Но тот прикасался с одним намерением – завалить её на матрас, придавив собой, совершить супружеское деяние и уснуть. В этом не было ничего приятного, скорее наоборот. Подобных посещений мужа она бы с радостью избежала раз и навсегда, но так надо было, потому ладно, если не бил хотя бы. Но когда бил – это уж становилось невыносимым. Оттого и решилась ведь попытаться убежать. Не получилось, поймали. А в итоге… в итоге она всё-таки избавилась от семьи, так мучившей её. Не воспринимать ли происходящее как вторую попытку бегства, только теперь удавшуюся? Когда она бежала в одиночестве, то ни на что не надеялась, кроме Аллаха и своих быстрых ног, но, в конце концов, заблудилась, выдохлась и поняла всю тщетность скитаний. Ей некуда было идти, а в одиночку она никогда бы не выжила ни в пустыне, ни в горах. А вот эти трое явно умели приспосабливаться везде. Они выглядели знающими и умелыми. А что, если это мукаррабуны?[6]6
Мукараббуны – высшие ангелы в исламе, которых всего четыре.
[Закрыть] Джабраил, Микаил, Рафаил… но почему тогда их только трое? Всё правильно, ведь Маляк аль-маут – ангел смерти, а она жива, и за её душой приходить рано. Так, неужели это посланники Аллаха? Заринэ задумалась над этим и принялась пересматривать своё отношение к происходящему.
– А я-то подумал, что тебя заинтересовала эта девчурка, – улыбнулся Эн подоспевшему Лео. – Столько крика, а всего-то… – поймав осуждающий и просящий прекратить глупости взгляд, Хоакин замолчал. В другой раз бы он повернулся к Хонбину и дошутил, но и у того настроение было неподходящее. Заринэ приглушенно забормотала молитву под носом у Лео, напоминавшую жужжание мелкого насекомого. Вздохнув, он решил ничего не делать по этому поводу. Девочке нужна какая-то моральная опора, почему бы не обратиться за советом к Богу? Хотя самому Лео было не понять, как можно просить советов у бога, позволяющего закидывать камнями совсем юные создания, предварительно отрезав им нос. Что же такое божество насоветует? Придержав покрепче сидящую перед собой, следом за друзьями он перешел на галоп, и три всадника понеслись, по мере возможностей, по кажущейся бескрайней пустыне.
Ночь в деште была поистине холодной. Делая передышку, путники остановились и, достав небольшую газовую горелку, стали готовить ужин. С собой они много еды не возили, но та, что была – была сытной и питательной. Булгур, сушеное мясо (для всех, кроме Лео, который так и остался вегетарианцем, даже выйдя из монастыря в котором вырос), рис, сухофрукты, сушеная рыба, консервированная фасоль, обязательно чай, чтобы заваривать его себе хоть иногда.
Усадив Заринэ на свой спальный мешок (их они возили скрученными в рулон небольших ковриков, тех, что стелились во время намаза, так проще было сливаться с местным населением) и сунув ей металлические миску и кружку, Лео вернулся к разведенному из нескольких поленьев, везомых с собой, костру. Готовили они на газу, а согреваться предпочитали от живого огня. Хонбин и Эн разлили на троих чай, достав сахар и добавив себе – Лео от него отказался.
– Почему-то чем ближе возвращение домой, тем сильнее я ощущаю, как соскучился по Логу, – сказал Хоакин, подув на кипяток и ожидая, когда можно будет отпить. – Как давно я там не был…
– Я больше года, – посчитал Бродяга, вспомнив, что наведывался на родную Каясан прошлым летом. Тут погода почти всегда одинаковая, и сезон не понять, но в Корее сейчас осень. Листья желтеют, народ утепляется в кожаные куртки и наматывает на себя шарфы. Здесь же если от чего и прячешься, то от обжигающего солнца. Хотя, после заката, если ты в сердце пустыни, тебя тут же пронизывает холод. Как хочется домой… Но для Хонбина монастырь «Тигриный лог» был домом условным. Он пришёл туда сам лет в девять, сбежав сначала из детского дома, потом из семьи приёмных родителей, потом от чуть не поймавших его полицейских. Он всё своё детство куда-то бежал, пока не забрался на Каясан и не очутился в буддийском заповедном местечке, в котором осел. Однако прозвище «Бродяга» за ним так и закрепилось. Молодой человек до сих пор с трудом удерживался долго где бы то ни было. Ему всегда предпочтительнее было скучать издалека в разлуке, чем томиться скукой без движения. В этом был он весь, хотя непостоянным его назвать было бы несправедливым. Искренне и глубоко умеющий уважать, любить, ценить и дорожить, Хонбин всего лишь был слишком сложен по своей натуре, чтобы проявлять это ежедневно. Проще сохранять в себе свои чувства, быть рядом в трудные минуты, приходить на выручку, спасать кого бы то ни было и скитаться, как перелетная птица, чем изо дня в день доказывать что-то сиднем сидя в городе ли, в поле, в лесу, на горе – где угодно!
Вот для кого Тигриный лог был настоящим домом, так это для Эна, потому и получившего своё второе имя «Неизвестный», что был найден настоятелем однажды в конце лета у калитки, в корзине, как ветхозаветный Моисей. Без записок и опознавательных знаков, двухмесячный младенец. Так он и вырос в монастыре, получив всё, что требовалось для полноценной жизни от старика-воспитателя и других мастеров, давших ему образование и умения воина. Лео появился в Логе последним, вместе с ещё одним мальчишкой, который не выдержал сложностей аскетизма и ушел с Каясан, едва ему исполнилось шестнадцать. И тогда их осталось трое ровесников, ставших лучшими друзьями, братьями на века.
– Да ты всё равно начнешь торопиться обратно уже на второй день возвращения, – махнул на Бродягу рукой Эн.
– Я хочу найти того, кто ищет нас, вперед. Лучше ведь опережать врага, не так ли? Особенно когда он невидимый.
– Невидимок не бывает, – хмыкнул Хоакин. – Самые лучшие в деле подражания невидимости – мы, но не со зрением и слухом Лео кому-то пытаться нам уподобиться. А его нюх? Да он учует любую шкуру за километр. – Лео равнодушно отпивал чай, как всегда только слушая. Чтобы что-то добавить, ему нужно было бы написать, а для этого требовалось слишком много суеты, которой не хотелось перед сном.
– Я не об этом… я о том, когда не знаешь, кто же именно враг, – серьёзно заметил Хонбин, заставив Эна напрячься и отложить на время свою браваду. – Терпеть не могу думать, что кто-то что-то обо мне знает, а я не знаю, кто это… и я вообще об этом ком-то ничего не знаю.
– Не нагоняй на себя лишнее, может, это только не имеющие реальной основы домыслы?
– Нет, вряд ли. Я уверен в этой жизни в слишком узком кругу людей, поэтому каждый, кто в него не входит, для меня является подозрительным. Поэтому я и не отказался бы от пары-тройки дней за стенами Лога. Там всегда полная уверенность в том, что нет никого и ничего лишнего. А что касается других мест, то даже сейчас, в этой пустыне, я каждую секунду готов ожидать подвоха. Кто может знать, что нет других таких вавилонов под землей, о которых мы не подозреваем? – Эн посмотрел на Лео, спрашивая мнения того. Тот посмотрел под ноги, прислушавшись. Малейшие вибрации доходили до его сверхчувствительного, животного существа, в результате того, как спасая его жизнь после тяжелого ранения, ему ввели не опробованную инъекцию с тигриными генами. Он выжил, и ничего страшного не произошло, но иногда Лео становился больше зверем, чем человеком, да и первое время восстановления далось трудно. Но для всех было важным другое – он остался жив. С побочными эффектами же всегда можно было справиться.
– Что, всё тихо? – спросил у него Хоакин. Лео кивнул и спокойно продолжил пить чай. – Вот видишь, Бродяга, ты зря заморачиваешься. Осмотрительность, конечно, дело полезное, но до паранойи себя доводить не надо. – Хонбин уставился в огонь, как будто то был белый экран, на который направили проектор, так что закрутился какой-то фильм поверх.
– Мне больно из-за Малики, – тихо сказал он.
– Я понимаю, – соболезнующим голосом вымолвил Эн. Лео тронул плечо Хонбина, сжав его в качестве поддержки. Друг постарался избавиться от захватившей его горести, хотя знал, что воспоминания о мертвой девушке покинут его не скоро. Да и покинут ли? – Давайте лучше о хорошем! Помните, как мы первый раз на Чусок собирали урожай в роще? Едва управившись затемно, мы заночевали там же, развели костер и болтали, пока не упали в сон от усталости. Отец Хенсок тогда ещё ходил с нами. Это ближе к моему выпуску он немного сдал, так что перестал таскаться по горе вверх-вниз.
– Я скучаю по бодрому и молодому Хенсоку, – слабо улыбнулся Хонбин. – Детство с ним было по-настоящему счастливым.
– Ну, совсем молодым мы его не застали. Но ты прав, я долго не видел в нём старика. И сейчас порой кажется, что он всё тот же… Интересно, его удар ещё силён?
– Хочешь проверить на себе?
– Нет, мне хватило синяков, – засмеялся Эн. – Его палка столько раз приземлялась на мою спину, что теперь у меня самая ровная осанка в мире. А этот поганец, – указал Хоакин на Лео. – Ещё и подражал ему, бегая с посохом, в два раза больше него самого, и теперь прикидывается мирным, а тогда-то был тем ещё задирой! – Лео извиняющимся лицом подал знак, что в детстве все совершали глупости и ошибки. Однако помутненный после травмы рассудок и утерянная большей частью память до конца не восстановились, и он не всегда мог присоединиться к общим воспоминаниям. Он посмотрел в сторону, где в тени звякнули опустошенные металлические миски. Заринэ устыдилась, что привлекла к себе внимание и отвела взгляд от Лео, снова пойманная на том, что при малейшем поводе смотрит на него. Эн тоже обернулся на неё, но быстро развернулся обратно. – Не у всех, всё же, счастливое детство. Как подумаю об этом ребенке… уже четыре года замужем! У них совсем тут всё песком забило? В первую очередь мозги. Иначе как можно не понимать, что в двенадцать лет отдавать девочку на поруку кому-то вроде того хряка, которого мы отмутузили как-то… скверно.
– Для этого мы и ездим по свету, – напомнил Хонбин. – Если люди не понимают – надо объяснить, если не умеют – научить. Если не хотят понимать и учиться – убить, и не тратить времени, и не оставлять дураков жить на свете.
– Однако интересно… эта девчушка не похожа на обрадованную до сих пор. Она не понимает, от чего мы её увезли?
– Кто её знает? Мне думается, она ждет от нас подвоха.
– Тогда у тебя с ней один диагноз, – сыронизировал Хоакин. – Только у неё беспочвенный, похоже.
– А как бы ты себя чувствовал на её месте?
– Если бы меня украли три женщины лет на десять-пятнадцать постарше? – прищурился Эн, давя улыбку.
– Да ну тебя…
– Что? Я просто перевел ситуацию на себя, адаптировав.
– Давай спать, – покосился на затухающий огонь Бродяга.
– Только разговор начал становиться интересным… появился повод для фантазии…
– Великий Будда, какой смысл в таких фантазиях посредине пустыни?
– Посредине пустыни смысл только и есть что в фантазиях, – возвел лицо к небу Эн, полюбовавшись красотой ярких и бессмертных звезд. – Разве весь мир и наша жизнь не фантазия в целом? Только когда они нас достаточно увлекают, то нас не тянет воображать лишнее, и всё же, как часто мы подвержены иллюзиям…
– Замолчи, буддист-философ, от твоих монологов потом не уснуть. Они грузят.
– Почему? Если однажды понять тщетность бытия, то внутри рождается легкость. – Хонбин залез в спальный мешок и застегнулся, явив друзьям спину. Эн посмотрел на Лео в поиске поддержки. Тот пожал плечами, вроде бы соглашаясь с тщетностью, а вроде бы и сомневаясь в ней. – Что плохого в воображении? Большинства вещей, ныне производимых, никогда прежде не существовало, но кто-то их выдумал, и теперь они есть. Не так ли происходит всегда? Сначала думаешь – потом оно появляется. Хотя бывает и наоборот, сначала что-то появляется, а потом ты постоянно об этом думаешь… – поняв, что с Лео диалог не образуется, Эн устало допил чай и тоже пошел укладываться. Заринэ наблюдала, как молодые люди расползаются по своим мешкам. Лео остался сидеть последним, даже когда затлели угли и полный мрак опустился на землю. Девушка посмотрела на то, на чем сидела. Это был точно такой же спальный мешок. Приподнявшись, она осторожно подошла к Лео, подтянув к нему лежбище. Оглядев его, мужчина покачал головой и ткнул пальцем в Заринэ.
– Нет-нет, это твоё, – тихо сказала она. Резко поднявшись, он подавил её моментально одним только ростом. Персиянка едва не споткнулась о длинный подол, зацепившись за него ступней при попытке попятиться. Лео сжал её руку крепче на спальном мешке и указал на песок, показывая «ложись». – Но… – Развернувшись, он ушёл к лошади, принявшись отвязывать от упряжки покрывала, бывшие ещё до обеда шалашом. Побросав их под ноги, Лео улегся на них, накрывшись плащом. Заринэ постояла в смятении, озираясь то на одного молодого человека, то на другого, то на остатки кострища. Делать было нечего. Подкравшись поближе к Лео, но сохранив расстояние метра в два, она забралась в мешок и, повторив движение Хонбина, застегнулась поплотнее.
Лео слышал и чувствовал, что она снова выбрала направление в его сторону. Почему? Спиной он ощущал её последний перед сном взгляд, а потом учуял и то, что Заринэ до сих пор не спит, хотя и отвернулась от него. Лежа среди сухих и вездесущих песков, в десятках километров от каких бы то ни было поселений, воин на миг перестал воспринимать себя таковым. Кто он и зачем сейчас, когда не с кем сражаться? Он не любил такие моменты, в них само собой получалось думать о чем-то тягостном и далеком. Как переживать эти ночи, что терзают чем-то непонятным? Не то звезды колют своими взглядами, не то пустынные духи – джины, туманят рассудок. Девушка лежит неподалеку от него, а вокруг так холодно. Как на Каясан сейчас. Каясан, осень, спаньё на голой земле… Лео заворочался, словно под ним ползла почва, словно всё плыло куда-то. Что-то важное и неуловимое вертелось возле головы, нет, где-то глубже, ближе… Нет, никак не поймать. Это всё рассказы Бродяги и Эна о детстве, о том, как они ходили собирать урожай или вспахивать поле, как ухаживали за садом, укрывали рассаду, одымляли кусты в преждевременные заморозки или слишком морозные дни. Он что-то помнит, а что-то нет, но почему лежащая рядом Заринэ, в теплом спальном мешке, который наверняка достаточно согреет её, будто шепчет о том, что её надо притянуть к себе, обнять, потому что она его друг… друзья… с каких это пор они друзья? Им нужно всего лишь доставить девчонку куда-то, где о ней позаботятся. Женщинам не место в их судьбе. И этот запах… он был неуловимым, но несколько усилился… нехороший запах, который Лео чуял иногда в борделях, куда заглядывал вместе с Хонбином. Так, просто посидеть и подождать его. Запахов там было море, и большинство недобрые, но именно этот возникал изредка, когда какая-нибудь путана замечала Лео и он вдруг приходился ей по вкусу. Она начинала источать запах жаждущей самки. Это было помимо воли людей, это не управлялось разумом, но если желание появлялось, даже неосознанное, оно тут же ухватывалось обонянием Лео. И вот, слабый, невесомый, приятный и свежий, но тот самый запах призыва потёк по воздуху вокруг. Натянув плащ на голову, Лео уткнулся в скрученный валиком восточный халат вместо подушки. Только бы не проснулся тигр, только бы не вернулся, как в первое время, когда он пришёл в себя после травмы… животная сущность забирала его иногда на несколько дней, но постепенно отходила, оставляя за собой право на несколько часов раз в месяц-два. Когда-нибудь оно должно было пройти, как болезнь, либо стать хроническим, но быстро проходящим явлением. Но только бы не потерять контроль, когда некому будет удержать его… и поэтому тоже женщинам было совсем не место возле них – золотых воинов.
К концу следующего дня они достигли дороги, по которой без проблем добрались до конюшни, где сбыли своих животных. Дальше пошли пешком, снова к дороге, чтобы выйти на какого-нибудь погонщика с телегой, или всё же натолкнуться на чудо техники для этих мест – машину. Заринэ обвязала себя прямоугольным лоскутом, чтобы скрыть разрез в парандже. В этих местах оголенная нога могла послужить причиной неприятностей, даже если рядом с тобой три крепких мужчины. На их удачу вскоре показался старый дребезжащий грузовичок, водитель которого – овцевод из села, в которое он и направлялся, согласился их подкинуть. Говорил за них всех Хонбин, не имеющий акцента на персидском языке. Когда он был одет в местные одежды и прятал лицо до самых глаз, то сходил за самого рядового перса. Многие местные давно перемешались с узбеками, хазарейцами или другими полумонголоидными народностями, потому дальневосточный разрез глаз не удивлял и не привлекал внимания. Да и до Китая было не так уж и далеко, чтобы казаться совсем уж чужеземцами.
Главная сложность – граница между Пакистаном и Индией, была преодолена следующей ночью в пустыне, куда они опять свернули подальше от обжитых мест. Только там могли более-менее спокойно передвигаться люди, не имеющие официального разрешения, документов, и легальных целей. Раньше эта линия по пустыне Тар охранялась пограничниками на верблюдах, теперь же всё было более современным и сложным, однако ловкость золотых помогла им не только в который раз пересечь перетянутую колючей проволокой под напряжением границу, но и провести через неё спутницу.
Представляя себя, как трех братьев с сестрой, едущих со свадьбы дальнего родственника, они добрались до небольшого поселка, где уже нашли несколько автомобилей. Договорившись с одним из владельцев этого четырехколесного признака роскоши, собиравшегося в ночь в соседний город, чтобы их подвезли, они недолго поспали в салоне машины, и ещё до наступления рассвета были в спящем городке, откуда ходили автобусы дальше. Изучив расписание на остановке, Хонбин определил, что ждать ближайшего рейса восемь часов. Вымотавшиеся и пыльные, они присели на скамейку.
– Гостиниц тут точно нет, так что придётся найти неприметный уголок, и залечь там ненадолго. – В Индии Хонбину приходилось несколько сложнее, поскольку здешние языки он в таком совершенстве не знал.
– Надеюсь, что доберемся до Непала не больше, чем за пару дней, – Эн посмотрел на Заринэ. – Но хоть раз попроситься куда-нибудь на ночлег придется. С нами всё-таки девушка, а ей нужны иногда нормальные условия…
– Нормальные условия? А они у неё когда-нибудь были? – Выпустив порцию сарказма, Хонбин всё же согласно кивнул. Держащаяся всё время возле Лео, персиянка стала его молчаливой тенью, такой же немой и беззвучной. Она ничего не просила и не требовала, в беседу вступить не могла, поскольку между собой молодые люди говорили на корейском, которого она не понимала. Да и говорить ей с этими двумя не хотелось, а тот, кому она что-нибудь бы сказала, не мог ей ответить. Заринэ иногда ощущала гнетущее сочувствие и сожаление, что Лео не в состоянии поговорить с ней, и тогда ей хотелось, когда они останавливались перекусить, подсесть к нему и взять его за руку, чтобы показать, что она его понимает и не считает ненормальным, не считает недостатком его утерянный дар речи (а порой ей так и казалось, что Лео ощущает что-то вроде собственной ущербности). Но как только её решимость подходила к пику, после которого её порыв мог бы осуществиться, Лео обязательно срывался с места, переключался на товарищей, отходил куда-нибудь. Осваиваясь и свыкаясь с тем положением, в котором оказалась, Заринэ всё же осознавала, что легче ей не становится. Лишь на третьи сутки она всё-таки задала вопрос Эну:
– А куда мы направляемся?
– В хорошее и безопасное место, – ответил он и, увидев в глазах девушки неудовлетворенность, добавил: – Если тебе там не понравится, ты сможешь уйти. Только если будет куда уходить… одной тебе придётся нелегко.
– Вы сами живете в том месте? – осмелела она для второго вопроса.
– Временами… когда дела заканчиваются, мы возвращаемся туда для отдыха, – Хоакин изучающе впился в неё взором. Сможет ли она быть верной и преданной послушницей в Тигрином логе? Стоит ли выдавать ей что-либо, что сможет быть использованным против них? Нет, лучше скрывать от неё пока, как можно больше, лучше всего – всё.
Заринэ отошла от него, представляя себе это хорошее и безопасное место. Пытаясь представить. Если туда возвращаются, чтобы отдыхать, значит, там тихо, и никто не работает. Что же там делают? Спят целыми днями? Много ли там людей? Дети, женщины. Скорее всего, там ждут своих мужчин семьи. У них в селе некоторые мужчины тоже иногда уезжали торговать или совершать хадж[7]7
Паломничество в Мекку.
[Закрыть]. Потом возвращались. У этих троих тоже есть жены и дети?! Заринэ в сотый раз остановила внимание на Лео. Нет, они же мукараббуны, у них не может быть семей. Но чтобы развеять сомнения, она подошла к нему и, прежде чем он успел ретироваться, шепотом полюбопытствовала:
