Текст книги "Карта моей души (СИ)"
Автор книги: Юлия Николаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
После школы я снова оказалась дома, матушка, кажется, была довольна моим образованием и характером, а я была довольна своей игрой. Меня пристроили на филологический факультет, вполне вероятно, потому, что там были практически одни девочки, а парни настолько невыразительными, что их и не воспринимаешь за парней. Матушка, конечно, с большей радостью отправила бы меня в семинарию на художественный факультет, но в нашем городе ее не было, а отпустить меня одну в столицу она не считала возможным. После института я должна была сразу идти домой, мама зорким глазом следила за мной, но я вела себя безупречно. Надо сказать, красота моя к тому моменту уже была очевидна каждому: и лицо, и тело вполне вписывалось в страницы журналов для мужчин, которые я тайком просматривала в библиотеке. Там же я почитывала французские романы, находя в них, наконец, все то, чего мне не хватало до этого. Подруг у меня не было, скорее всего, из-за того, что я одевалась, как монашка, и вела себя соответствующе. Прозвище монашки так и закрепилось за мной. Я старательно терпела в вере в лучшую жизнь, каждый день надевая уродские костюмчики и мешкообразные платья, скрывающие все мои достоинства. Жизнь моя шла, как день сурка, пока матушка вдруг не решила раскрыть во мне какой-нибудь талант, пристроив в местную группу барабанщиц. К позору институтской жизни прибавились нудные репетиции в местном хоре. Барабанила я в нем с упорством, достойным лучшего, частенько вспоминая Сореля из книги Стендаля, сцепляя зубы и продолжая. За год я добилась того, что стала главной солисткой, обнаружив незаурядные способности. Не видя в жизни никакого просвета, влача свое существование изо дня в день, по ночам я мечтала о том, как все в моей жизни изменится, когда я стану самостоятельной и свободной. Чем старше я становилась, тем больше мой буйный характер рвался наружу и тем тяжелее мне было сдерживать себя и продолжать существовать так, как видит это мама. Проводя основное свое время в молитве, она требовала того же от меня, совершенно не замечая, насколько я далека от подобного образа жизни. Возможно, отнесись она ко мне с участием, попробуй подать свою светлую идею как-то доступнее, все бы получилось. Но на тот момент во мне росло только раздражение: и на семью, и на жизнь, и на Бога. С папой наши отношения были доброжелательными, но неблизкими, чему также способствовала матушка. Я долгое время вообще удивлялась, как они умудрились сойтись. У папы был мягкий, спокойный характер, он говорил тихо и словно неохотно, предпочитая уединение и просмотр передач про животных любому диалогу. В свое время его бросила жена, и отчаявшись, он подался в церковь, где и встретил матушку, яростно замаливающую все свои грехи, в том числе и не существующие в природе. Что-то там на небесах, видимо, замкнуло, потому что мама, которой в тот момент было тридцать восемь, вдруг вцепилась в отчаявшегося мужчину, не умевшего жить в одиночестве. Каким-то неимоверным чудом через год появилась я, для меня это особенно странно, потому что я смутно представляла матушку, занимающуюся любовью с отцом. Впрочем, данный процесс в принципе был для меня чем-то смутным.
Я до сих пор помню день нашей встречи с Лехой до мелочей, потому что он стал для меня поворотным во всей моей жизни. Леха Дьявол получил свое прозвище за то, что прослыл бессмертным. Началось все еще с детства. В семь лет мальчик Леша ехал на велосипеде и, выворачивая на дорогу, попал под грузовик. Вмятина на бампере, велосипед вдребезги, а он без единой царапины. Вот тогда кто-то впервые сказал, что Леха родился в рубашке, потому что повезло ему просто невероятно. После этого случая у мальчика что-то замкнуло в голове, потому что он стал вести совершенно бесбашенный образ жизни. К шестнадцати годам Леха перезанимался всеми возможными экстремальными видами спорта, не получив ни одной травмы при колоссальном количестве падений и заслужив несколько КМС. Спорт его интересовал мало, хотя ему и пророчили блестящее будущее, разочаровавшись, Леха бросил все разом. Разочарование его имело простую причину: спорт ему был не нужен, он просто хотел проверить теорию того, что родился в рубашке. Чем больше она подтверждалась, тем больше он рисковал. Окончив школу, Леха поступил в институт на физвос. Проскучав два года, не выдержал и подался в армию, решив, что лучшего способа проверить удачу и быть не может. Попросившись в горячую точку, отвоевал четыре года и вернулся снова без царапины и с боевыми наградами. Война стала для него большим разочарованием, он с грустью решил завязать со смертью и заняться бизнесом. Почти сразу к нему пришли ребята бандитского вида, и Леха снова почуял азарт и бросился с головой в новый для себя вид деятельности. Решив не гнушаться ничем, он подался в самые низы и очень увлекся. Очнулся еще через четыре года, поняв, что бороться ему уже не с кем, он добился всего, чего хотел. И это в двадцать шесть лет. В ту суровую годину он и получил свое прозвище. Леху называли невероятным везунчиком, дела его шли, как по маслу, недовольные люди откалывались, не причиняя вреда, а многочисленные попытки устранить его не привели к успеху. В шутку говорили, что Леха заключил договор с дьяволом, потом кто-то пошутил, что он сам как дьявол, и прозвище неожиданно прижилось.
Когда мы с Лехой Дьяволом встретились, мне было девятнадцать, а ему двадцать семь. Казалось бы, такие, как мы, не пересекаются, но судьба любит смеяться над людьми, сталкивая их в совершенно неуместных для них ситуациях.
Было лето, пару дней назад я закрыла сессию третьего курса и теперь активно барабанила в хоре, готовясь к торжественному параду в честь дня города. Я возвращалась с репетиции, волоча за спиной барабан и размышляя о том, как буду идти в первом ряду, одетая в уродскую юбку и блузку, в то время как все остальные девочки будут сверкать красивыми нарядами. Матушка учила меня не разглядывать людей на улице, но я все равно это делала, потому что большинство мне казались представителями другой планеты, и я занималась тем, что придумывала про них истории. Дожидаясь зеленого сигнала светофора, я пялилась на стоящего неподалеку фрика, одетого в яркие шмотки и со смешной прической. Когда началось движение, я зашагала по зебре, переключив внимание на дорогу. Возле пешеходного перехода на другой стороне стояла красивая машина, ее владелец, парень лет двадцати пяти, курил, привалившись к ней. На мгновенье мы с ним встретились взглядами, и внутри меня неожиданно что-то екнуло. Можно назвать это предчувствием, потому что сам парень заинтересовал меня не больше, чем все остальные прохожие. Но это странное внутреннее ощущение не покидало, и, наверное, из-за него я остановилась и обернулась, когда он меня окликнул. Естественно, в любой другой день я бы пошла дальше, делая вид, что не слышу, или коротко и емко дав отпор. Но я остановилась, и теперь вдруг уйти казалось неприличным. Парень подошел ко мне, окинув взглядом, вздернул левую бровь и спросил:
–Вы музыкант?
Я не знала, как следует общаться с мужчиной при знакомстве, потому просто кивнула, мучаясь самим фактом того, что стою рядом с ним.
–Играете на барабане? – продолжил он. Я снова кивнула, ничего не сказав, это его позабавило, он снова вздернул левую бровь, а я словно взглядом к ней приковалась, сама не знаю, почему.
–Готовитесь к концерту?
Я чуть снова не кивнула, но поняв, как это глупо выглядит, заставила себя разлепить рот и сказать:
–Будем выступать с оркестром на дне города.
И снова эта левая бровь ползет вверх.
–Будете на площади выступать? – я кивнула. – Я приду посмотреть.
Не зная, что сказать, я неловко улыбнулась.
–Как вас зовут? – он продолжал меня разглядывать.
–Милана.
–Я Алексей. У вас красивое имя, редкое. Кто придумал так назвать?
–Мама. Она говорит, как корабль назовешь, так он и поплывет.
Вообще, матушка крестила меня в Меланью, потому что в церковном календаре имени Милана не было, но по документам я была Миланой и предпочитала зваться именно так.
–А что вы будете делать после парада? – спросил он, и я растерялась, потому что не ожидала такого вопроса. Мы же вроде про имя говорили. Вообще, после парада я собиралась либо поехать домой, либо на чаепитие с оркестром. Мама, хоть и со скрипом, дала на это свое согласие. Оба варианта были мне безразличны, да и озвучивать их было ни к чему, потому я неопределенно пожала плечами.
–Если хочешь, можем погулять, – предложил он, переходя на ты, а я сделала такое лицо, словно он предложил несусветную чушь. Он на это отреагировал очередным вздергиванием брови, приписав мою реакцию себе, хотя относилась она больше к факту невозможности подобного события в моей жизни. Пытаясь сгладить неприятность, я улыбнулась, пожимая плечами:
–Все может быть, – сказала ему, – извините, мне надо идти.
Таким образом, я оставила его стоять на дороге в недоумении. Леха ничего обо мне не знал, потому списал подобное поведение на женскую заносчивость. Хоть я и выглядела скромно, он не мог предположить, что я настолько не умею знакомиться, потому и создал обо мне неправильное впечатление, развернув мое поведение в другую сторону и решив, что я специально кошу под скромницу. Хотя, если смотреть в корень, он ведь был прав.
Всю дорогу домой я улыбалась, как идиотка, ловя себя на непонятном чувстве легкости. Хотелось прямо взлететь вместе с барабаном. Я-то думала, быстро выкину этот эпизод из головы, но только и делала, что по кругу прокручивала его. И дошла до того, что в ночь перед выступлением решила: я смогу провернуть все так, что никто не узнает о моей встрече с этим парнем. Спроси меня, чего я от нее жду, я и сама бы не ответила. Окрыленная эмоциями первой встречи, я набралась решимости и стала действовать.
На параде я выглядела хуже всех: на мне была широкая юбка ниже колен и белая блузка с закрытым горлом, просторная, чтобы скрыть достоинства фигуры. Девчонки, как одна, были в коротких юбках, на их фоне я выглядела еще нелепее. Народу собралось много, я высматривала Леху, но не увидела, впрочем, неудивительно. Было немного обидно, что ничего не получится, в конце концов, не каждый день человек решается на отчаянный поступок. Матушка, на мое счастье, работала, ей я сказала, что поеду на чаепитие. Папа, посмотрев выступление, забрал у меня барабан и ушел домой, а я отправилась к месту сбора нашего оркестра, отчаянно вертя головой. Когда я уже решила, что Леха не появится, увидела его на стоянке возле машины, он стоял, вздернув бровь и сложив на груди руки. Сердце скакнуло, но я не испугалась, потому что в следующий момент, сделав ему знак ждать, мчалась в сторону нашей группы. Заявив, что на сбор не останусь, а пойду домой, я скрылась в толпе и, оглядываясь по сторонам, двинула обратно к стоянке. Боясь быть замеченной, быстро подошла и сказала:
–Давай уедем отсюда.
Леха вздернул бровь, но ответил:
–Хорошо, – и открыл мне дверцу машины.
Так завязались мои первые отношения с мужчиной, странные и неоднозначные. Поначалу они были исключительно платоническими, мне этого хватало, потому что уровень адреналина и так зашкаливал. Может, Леха воспринимал наши встречи как свидания, я же словно сидела на мине, будучи шпионом. Если мы гуляли, то в закоулках парков, если сидели в кафе, то в совершенно диких местах, куда не могли, по моему мнению, заглянуть никакие знакомые. Леха, поняв, что звать меня куда-то не имеет смысла, отдал мне право выбора места встреч. Я вообще первое время была для него загадкой. Мое поведение не объяснялось рационально, все, что он смог придумать: я его стесняюсь. Наведя обо мне справки, он и вовсе не мог свести данные: мнение обо мне было на редкость положительное, но поведения оно никак не объясняло. Ему даже в голову не могло прийти, на какие ухищрения я иду, чтобы выкроить себе свободный вечер и сбежать из дома под благовидным предлогом. При хороших обстоятельствах мы виделись два раза в неделю, хотя он не прочь был и больше, но уступал, видя мою непреклонность в этом вопросе. Надо сказать, к концу первого месяца я, наконец, немного расслабилась, и меня начало прорывать: появился человек, перед которым не надо притворяться богобоязненной овечкой, – я быстро осмелела. Непонятно, откуда что взялось: я подтрунивала над ним, язвила и вела себя довольно стервозно. Мне это нравилось, я прямо кайфовала, он тоже, кажется, был не против. Через месяц состоялся первый поцелуй. Для Лехи это, наверное, был невыносимый срок, а мне казалось, что все идет крайне стремительно. В тот день он вышел из машины, открыл мою дверцу и подал руку. Как только я оказалась снаружи, он прижал меня к машине своим телом, обхватив за талию. Честно говоря, в первый момент я испугалась, хотя и поняла, что сейчас произойдет. Только я понятия не имела, что надо делать, потому и застыла. Леха наклонился к моему лицу и начал целовать, а я поддалась, отвечая ему. Сначала мы целовались медленно, потом Леха подключил язык, я обняла его за шею, чувствуя, что он начал тяжелее дышать. Это меня немного отрезвило, я отстранилась, он посмотрел на меня, раздувая ноздри.
–Спокойно, – улыбнулась я, слегка его отталкивая, он окинул меня с ног до головы таким взглядом, что внизу живота вдруг стало горячо. – А то взорвешься.
Он усмехнулся, достал сигареты и закурил, не сводя с меня глаз. Я ответила ему смелым взглядом. Покачав головой, Леха сказал:
–Почему я все это терплю?.. Ладно, куда мы там собирались?
После того, как поцелуи вошли в нашу программу, я быстро поняла, что ими одними дело не ограничится. Желание возникало у меня все чаще, становясь от встречи к встрече сильнее, спустя еще месяц я поняла, что больше не могу ждать. Так как вся моя жизнь была взлелеяна французскими классическими романами, я считала, что событие это должно быть необычным. У меня вообще в голове творилось не пойми что: будучи оторванной от реальной жизни, я видела все вокруг в ином свете, чем те, кто воспитывался в обычной среде. Потому романы были для меня не художественным произведением, а инструкцией к действию. Украшая свою жизнь книжными реалиями, я была уверена, что она такая и есть, что действует по тем же законам.
Я вытащила из своей заначки весомую сумму и потратила ее на сексуальное черное платье, нижнее белье, чулки и туфли на каблуках – в одном из журналов этот наряд признавался самым выигрышным. Пришлось потратить время, чтобы выучиться худо-бедно передвигаться на каблуках, это оказалось не так просто.
В вечер икс я отправилась в кафе на встречу с Лехой сама не своя. Матушке я сказала, что иду помогать подруге готовиться к пересдаче экзамена, она меня отпустила. Сумка с вещами была заранее припрятана в камере хранения магазина. Забрав ее оттуда, я отправилась в кафе, где мы договорились встретиться с Лехой. В туалете заведения я быстро переоделась и накрасилась. Он находился напротив входа, я слышала, как Леха пришел. Глубоко выдохнув, пожелала себе удачи и вышла в зал. Леха сидел за столиком, бросил в мою сторону взгляд, явно заинтересованный, поначалу он меня не признал, но почти тут же левая бровь поползла вверх, а рот приоткрылся. Персонал тоже наблюдал за моим приближением с интересом и удивлением. Я старалась держаться уверенно, моля лишь о том, чтобы не оступиться. Мне повезло. Я замерла над Лехой, он, осмотрев меня сверху вниз, поинтересовался:
–По какому поводу?
Наклонившись к его уху, я шепнула:
–Догадайся.
Мы встретились взглядами, он просто не мог поверить в напрашивающийся сам собой ответ, только бровью подергивал.
–Ты серьезно? – спросил, наконец.
–Еще чуть-чуть, и я передумаю.
–Пошли, – он поднялся и, взяв меня за руку, повел к выходу, умудрившись бросить на столик деньги.
–Куда поедем? – спросил, только мы оказались в машине. Взгляд его против воли блуждал по моему телу, а я чувствовала, как внизу живота разливается горячая волна, доселе никогда не испытываемая мной с такой силой.
–Сам решай, – ответила я, пожав плечами, голос оказался немного хриплым, и Леха ноздри раздул, заводя двигатель. Приехали мы, собственно, к нему домой и медлить не стали. Он в лучших традициях начал стягивать с меня одежду прямо на ходу. Вскоре я оказалась в гостиной на широком диване в одном белье и чулках, а Леха – между моих ног. Я буквально задыхалась от захлестывающей меня страсти, он тоже тяжело дышал. Момент моего падения стремительно приближался, и я все-таки посчитала, что стоит предупредить Леху о том, что он у меня собственно первый мужчина.
–Ты серьезно? – спросил он, вроде бы не поверив, хотя и не был сильно удивлен. Он же наводил обо мне справки, так что подобное вполне могло быть правдой. Я кивнула, и он обвел меня таким взглядом, что я чуть не взорвалась изнутри.
–Тем лучше, – усмехнулся он и потянулся ко мне. Надо сказать, несмотря на множество приятных эмоций, понять сразу весь кайф мне не удалось, а так как каждая моя вылазка к Лехе была чревата опасностью раскрытия, то растягивать процесс познания было некогда. Потому выйдя из ванной и услышав от Лехи, стоявшего в кухне, вопрос:
–Ну что, чем хочешь заняться? – я, подойдя к нему, ответила:
–Я бы повторила.
Наблюдать, как сексуально ползет вверх его бровь, было мучительно приятно. Наконец он, усмехнувшись, резко развернул меня и уткнул грудью в стол, стаскивая полотенце.
–Я в тебе не ошибся, – усмехнулся, тяжело дыша мне на ухо.
Еще через час я собиралась домой, разыскивая по комнате одежду. Леха смотрел с легким недовольством.
–Может, останешься на ночь? – спросил все-таки. Я представила мамину реакцию и чуть не рассмеялась. Эта насмешка Лехе не понравилась, и я добавила, чтобы его не злить:
–Извини, никак не могу.
Он пошел меня провожать, в прихожей мы немного зависли, увлекшись поцелуем.
–Когда мы увидимся? – спросил он. До сих пор удивляюсь, что такой властный мужчина, как он, охотно потакал моим слабостям, а так же уступал многим моим желаниям.
–Не знаю, – шепнула я ему, – потом договоримся. Я тебе сообщу.
Конспирация и тут была на высоте. Я приобрела вторую сим-карту для телефона, но включала ее только, чтобы договориться с Лехой о встрече.
–Я хочу, чтобы ты осталась, – шепнул он, увидев мой протестующий взгляд, не дав сказать ни слова, начал целовать. Тут я увлеклась, и сама не заметила, как оказалась сидящей на тумбе с зеркалом. Поцелуи становились все жарче и закончились понятно чем.
Домой в тот вечер я возвращалась поздно, в буквальном смысле бегом. Благо, косметику я смыла еще в квартире у Лехи, а наряд поменяла в туалете на заправке, пока ждала такси. Обычно я добиралась на своих двоих, выбирая немноголюдные улочки, городок у нас маленький, и всегда есть опасность оказаться раскрытой. Но в этот раз времени катастрофически не хватало, потому пришлось рискнуть. Мне повезло, никто меня не признал, а матушка, как оказалось, в тот вечер свинтила к какой-то подруге. Короче, обошлось, но я себя отругала за беспечность. Раз повезло, но надо быть острожной, иначе лишусь всего. Воспоминания о последней встрече были так ярки и сильны, что мне очень быстро захотелось повторить. Встречи наши стали более частыми, и я изворачивалась ужом, придумывая оправдания своим отлучкам. Это было сложно, но страсть тащила меня из дома против моей воли. Мы с Лехой оказались идеальными партнерами, очень быстро секс стал не просто классным, а выше всяких похвал, потому уходить от него было все тяжелее.
–Почему ты не хочешь остаться? – каждый раз спрашивал он, я с упорством отнекивалась, не желая рассказывать правду. Мне хотелось, чтобы отношения наши не переставали быть игрой, дерзкой перепалкой, заканчивающейся агонией страсти. По крайней мере, я воспринимала все происходящее именно так, а расскажи я ему о себе, мы сразу впадем в скучное перебирание жизненных ситуаций. Потому я не переставала отшучиваться от него, да так, чтобы еще и задеть. Меня жутко заводило, когда он злился, да и его тоже, если уж по правде. Но в этот раз он на мои слова никак не отреагировал и вдруг спросил:
–Ты вообще кем меня считаешь?
Я рассмеялась, качая головой:
–Что за глупые вопросы, – ответила ему, – мы с тобой столкнулись на какое-то время, как два осколка в космосе, между нами невероятное пламя, и мы им наслаждаемся. Неизбежно в какой-то момент мы снова разлетимся, так что давай не будем углубляться в ненужные дебри?
Определенно, меня в юные годы постоянно клонило в сторону французских классиков: Стендаль, Мопассан, Бальзак, Флобер, – да и воспитание сказывалось, выражалась я высшей степени высокопарно, но от души, при этом умудряясь казаться стервой.
Но в тот раз я, конечно, перегнула палку, Леха промолчал, а я по наивности решила, что вопрос закрыт. Однако оказалось, все куда сложнее, и вскоре я в этом убедилась.
Каким-то чудом прошло еще два месяца, я ездила на учебу, потом встречалась с Лехой, придумывая миллион причин своих задержек домой. В пору было вступать в какой-нибудь институтский комитет, чтобы сваливать на них. Но это оказалось ненужным, потому что все полетело в тартарары самым неожиданным образом. Только ты расслабишься, решив, что все устаканилось, как судьба непременно поставит подножку.
В тот день матушка собиралась встретить на вокзале старую подругу, приехавшую на выходные к своей тетке, проводить ее, собственно, до дома и посидеть в гостях. Обрадовавшись тому, что у меня будет свободный вечер, я отправилась на встречу с Лехой. Мы встретились в каком-то дворе довольно далеко от моего дома и направились к месту, где он запарковался, когда самым неожиданным образом из-за угла вышла мама с какой-то женщиной. Картина, надо сказать, была хлеще, чем в "Ревизоре". Замерли все. Пока я придумывала, как могу обыграть происходящее, матушка пришла в себя и гневно поинтересовалась:
–Милана, что ты тут делаешь и кто этот мужчина? – по всей видимости, она уже начала смекать, что к чему. Не успела я и рта раскрыть, как Леха заявил:
–Мы с Миланой встречаемся, она прекрасная женщина и восхитительная любовница.
Я до того обалдела, что забыла и о маме, и о ситуации, просто уставилась на него с открытым ртом. Он совершенно не изменился в лице, словно происходящее не являлось чем-то из ряда вон выходящим и он не рушит сейчас всю мою жизнь, а, например, отвечает на вопрос, который час. Матушка и ее подруга тоже обалдели и рты открыли, правда, первая очень быстро пришла в себя, заморгав, покраснела и высказалась:
–Да как вы смеете?.. – поймав мой взгляд, она осеклась и обратилась ко мне, – Милана, это правда?
Впервые в жизни я была так растеряна и не нашлась, что сказать, боясь, что любое мое слово только усугубит ситуацию. Впрочем, говорить ничего и не надо было, мама и так поняла, что никакой это не розыгрыш и начала хватать ртом воздух, подбирая слова.
–Ты немедленно пойдешь со мной, – она схватила меня за локоть, а Леха аккуратно придержал за второй, что вызвало во мне волну очередного ужаса. Я уставилась на него, а этот мерзавец самым учтивым голосом заметил маме:
–Зачем так реагировать, в конце концов, мы встречаемся не первый месяц.
Я только еще больше застыла, пытаясь понять, почему он так со мной поступает. Матушка тем временем, не выдержав и позабыв, видимо, о том, что она православная христианка, активно готовящаяся к переходу в Божье царство, самым натуральным образом залепила мне пощечину, добавив несколько ругательных слов. Я, в отличие от нее, вспомнила православные устои, потому что со смирением подставила вторую щеку. Это, кажется, только усугубило ситуацию. Матушка вырвала меня из рук Лехи, который, впрочем, несильно противился и, как мне показалось, даже подпихнул меня в ее сторону. Вскоре я была дома, запертая в своей комнате. Сидела я там до вечера – матери нужно было время, чтобы как-то оценить все произошедшее, а также подумать о мерах по этому поводу. Я же только зубами скрежетала, лежа на кровати. По большей части скрежет мой относился к поведению Лехи. Человек он явно умный, в чем я успела убедиться, видел, что происходит, и вместо того, чтобы мне подыграть и как-то спасти ситуацию, все испортил. Так и так выходило, что сделал он это специально, и я силилась понять причину, ведь у нас все было как ни на есть хорошо в эти месяцы. В конце концов, ничего толкового не придумав, я пришла к выводу, что надоела ему, и он решил избавиться от меня, воспользовавшись подвернувшейся ситуацией.
–Вот поганец, – шипела я, прохаживаясь по комнате.
К ночи стало только хуже: матушка ответственно заявила, что в сложившейся ситуации она не видит другого выхода, как отправить меня к моей тетке под Смоленск. Я ужаснулась: тетка была еще более набожной, чем мать, к тому же жила и работала при женском монастыре. Очевидно, матушка решила, что мирская жизнь мне не по плечу, и спасение я могу обрести, только навсегда укрывшись за монастырскими стенами. Протестовать я с ходу не стала, наоборот, смиренно приняла ее решение, в тайне надеясь, что пройдет неделька, мать отойдет и смягчит наказание. Однако прошло десять дней, а лучше не стало: с теткой было все оговорено, билет на автобус куплен, а я, все так же сидя под домашним арестом, должна была собирать вещи, чтобы через два дня отбыть в заточение. По счастью (ну это так мама говорила), никто о моем позоре не прознал, а подруга оказалась женщиной понимающей и все сохранила в тайне, так что еще был шанс не запятнать имя нашей благочестивой семьи, главное, поскорее от меня избавиться. Папа, как ни странно, принял, насколько это было возможно при его характере, мою сторону, постоянно пытаясь доказать матушке, что оступиться может каждый и что спасать меня надо не гнетом, а любовью, как и начертано в известной книге. Но матушка словно бы забыла обо всех книгах, потому что вела себя крайне уверенно и переубедить ее не было никакой возможности. Стало очевидно, что жизни моей конец: все мечты и цели так и останутся нереализованными. И ладно бы я не знала, как это вообще – жить иначе, но нет, теперь, когда я вкусила этого плода, мне придется умирать за высокими стенами, всю жизнь мучительно вспоминая краткий миг счастья. Связаться с Лехой не было никакой возможности, все телефоны были у меня изъяты, а слежка за мной велась не хуже, чем за иностранным шпионом. В общем, в последнюю ночь я вдруг поняла, что не смогу, не смогу смириться с такой несправедливостью. Вся натура моя взыграла во мне, и голос внутри начал нашептывать, набирая силу, о том, что никто не вправе распоряжаться чужой жизнью, что я взрослый человек, сама себе хозяйка, что я смогу выжить, и плевать на то, кто что обо мне подумает. Да если родная мать готова похоронить дочь заживо в монастыре против ее воли, на что она вообще нужна? Дошла я до самых ужасных мыслей, а когда вскочила из постели, часы показывали полночь. Аккуратно прислушавшись, я не смогла расслышать за дверью никаких посторонних звуков и быстро, стараясь не шуметь, принялась связывать концы простыней, взятых из шкафа. Благо, мы жили на третьем этаже, внизу росла раскидистая вишня, а решимости во мне было столько, что я готова была выскочить из окна прямо на швабре, как Маргарита в известной книге. Воистину, что-то во мне замкнуло в ту ночь, и я стала самой натуральной бесстрашной ведьмой. Паспорта и денег у меня не было, потому я просто вылезла из окна в юбке и тунике и стала спускаться по стене, держась за простыни. Вскоре я уже бодро вышагивала по ночному городу. По-хорошему идти было некуда: родственники не в курсе событий, даже если я к кому заявлюсь, меня быстро найдут и отправят в монастырь. Подруги тоже вариант ненадежный, да и не было у меня нормальных подруг отродясь. Потому я и пришла к Лехе, движимая отчасти злостью, отчасти безысходностью. Швейцар меня на тот момент уже отлично знал, потому пропустил сразу. Леха встретил меня в холле в трусах и футболке. О моем приходе ему сообщил швейцар, дверь в квартиру была открыта, хотя он ее в принципе частенько не закрывал, все из-за той же дурацкой привычки играть со смертью в поддавки и догонялки. В холле горел тусклый свет. Я замерла, глядя на него со злостью, он только довольно усмехнулся. Покачав головой, я прошла в кухню и налила себе вина, достав бутылку из шкафа. Он замер, привалившись к стене и разглядывая меня с интересом.
–Забыл, как я выгляжу? – не удержалась я, отставляя бокал.
–Я соскучился.
–Неужели? А не ты ли самым подлым образом сдал меня? Теперь я осталась без жилья, мне пришлось сбежать из дома, потому что мать собралась отправить меня...
–В монастырь, – закончил он за меня, я уставилась на него с подозрением.
–Откуда знаешь?
–Детка, – покачал он головой, проходя и усаживаясь за стол, – ты же не дура, видишь, что я не парень с твоего факультета. Ты думаешь, я ничего о тебе не знал? Кто ты, кто твои родители, чем ты занимаешься, где учишься? Вся твоя конспирация с явками и паролями...
–А какого черта ты разыгрывал неведение? – разозлилась я.
–Сначала не верил, что все так и есть, думал, ты развлекаешься. В конце концов, о тебе говорят, что ты примерная девочка, нежная, девственная душа, посвятившая свою жизнь Богу, а я каждый раз вижу перед собой сексуальную беспринципную стерву, которой палец в рот не клади. Но когда я понял, что ты на самом деле и есть эта стерва, а все остальное в твоей жизни лишь спектакль, мне стало даже интересно. Вот я и играл в шпионов, ожидая, что либо тебе это надоест и ты расскажешь мне правду, либо все само собой разрешится. И, как видишь, – тут он вздернул бровь, – все само собой разрешилось.
–Само собой? – продолжала я злиться на него и за все случившееся, и за то, что он предавался своим играм, позволяя мне думать, что я вожу его за нос. – Ты сдал меня, заявив моей матери, что я твоя любовница. Если ты знал, что за этим последует, на хрена это сделал?
Я подошла к нему и наклонилась к его лицу, опершись руками на спинку его стула. Некоторое время он смотрел вперед, размышляя о чем-то, потом перевел взгляд на меня.
–Я готов играть в любую игру, которую ты затеешь, хоть до бесконечности, – сказал, глядя мне в глаза, взгляд его изменился, и у меня мурашки по спине поползли, таким я его еще не видела, – но есть одно но: я хочу быть уверенным в том, что ты будешь моей.
–Что? – нахмурилась я, не понимая, а он вдруг ухватил меня за подбородок и притянул почти вплотную к себе.
–То и есть, детка. Ты моя, моя навсегда, и я не собираюсь с тобой расставаться. Однако ты дала мне понять, что наш роман скоротечен, и мы разлетимся в разные стороны очень быстро. В мои планы это не входит. – Я смотрела в его глаза, не в силах сказать ни слова. Он меня отпустил, и я шарахнулась в сторону, замерев возле кухонного гарнитура. Леха, закурив, подошел к окну и, выдохнув дым в открытую форточку, продолжил, – потому мне ничего не оставалось, как поставить тебя в положение, когда тебе будет некуда деться, и ты сама придешь ко мне.
