Текст книги "Ангел в темноте (сборник)"
Автор книги: Юлия Лешко
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 13
Крылья ангела
Платье лежит на большой двуспальной кровати, раскинув рукава, как белоснежные крылья. Струящаяся юбка тоже разложена так, как будет смотреться в движении.
Оксана безупречна даже в мелочах. Я тоже уделяю мелочам большое внимание: ничего не могу с собой поделать.
От волшебства, лежащего на покрывале, меня отвлекает посторонняя мысль о том, что Оксана, наверное, не спит сейчас на этой широкой кровати. Не знаю, почему я так думаю, но, кажется, не ошибаюсь.
– Ну, что ты молчишь, – спрашивает Оксана, – нравится?
– Безумно! Можно, примерю? – я начинаю раздеваться, а Оксана приподнимает воздушный наряд, чтобы мне было удобнее его надеть.
Она застегивает молнию сзади (тоненькая «змейка» исчезает в шве, будто ее и не было), а я осторожно поворачиваюсь к зеркалу…
Платье делает меня выше и стройнее: антрацитовая юбка, поднимаясь к талии, постепенно теряет свой угольный блеск, на уровне ребер ткань становится серой, а вот рукава и плечи ослепляют белизной. Этот белый цвет работает как подсветка у профессиональных фотографов: лицо высвечивается снизу, глаза становятся яснее, а лицо – одухотвореннее. Меня так однажды снимали для одного глянцевого журнала. У парня-фотографа не было в полевых условиях (съемка шла в парке) специального экрана, но у профессионалов всегда находится выход из положения. В общем, его ассистент снял с себя белую майку, растянул ее передо мной на руках и направил на лицо отраженный свет. Таких сияющих глаз, как на том фото, у меня, по-моему, никогда в жизни не было!
Я оборачиваюсь к Оксане, обнимаю ее:
– Ксанка, я тебя люблю. Даже мечтать не могла о таком. Я в нем супер, правда?
Оксана тоже довольна, я это вижу. Конечно, одно дело шить вещь и только представлять, как она будет выглядеть, и другое – «оживить» ее, надеть.
Я делаю несколько шагов вперед, назад на цыпочках – туфли я сняла в прихожей. Платье держит в объятьях – другого слова не подберу.
Оксана, наклонив голову, смотрит на меня и задумчиво спрашивает:
– А может, академики решат, что ты все-таки лучшая? Я недолго раздумываю над ответом:
– Нет, не решат. И знаешь, извини меня, что я тебя всякой ерундой грузила… ну, в смысле, плакалась тебе, жаловалась. Ерунда все… На этом вечере я буду самая красивая, ну и хватит с меня. Что толку обижаться? На обиженных что-то куда-то возят. Хочу заявиться с новым проектом, готовлю пилотную программу на худсовет. Послезавтра камеру дают, и студию я уже заказала.
Оксана смотрит на меня с улыбкой. Замечательная у нее улыбка, теплая-теплая:
– Молодец. Про что проект?
Кажется, оттаивает моя подруга помаленьку…
– Да про нас, грешных! Рабочее название: «Я – женщина». Начинать и заканчивать буду словами: «Я – женщина», – а в промежутке буду разговаривать с мужчинами и женщинами обо всем, что меня в тот момент будет интересовать.
Оксанке, вижу, становится интересно:
– Ты платье снимай, и пойдем кофе пить. Расскажи еще.
Рассказывать еще, по большому счету, нечего. Но если ей, в самом деле, интересно, попробую объяснить, а заодно и сверюсь с моей потенциальной «целевой» аудиторией. Ксанка, кстати, всегда меня смотрит по утрам.
Жизнь наша такова, что, живя почти рядом, мы нечасто встречаемся. А по телевизору можем «видеться» каждые два дня: в нашей утренней программе такой график.
Я еще раз любуюсь собой в зеркале, потом снимаю платье: оно и невесомое, и немнущееся, замечательно. В нем я буду чувствовать себя спокойно и уверенно, уж очень оно мне к лицу. И когда камера, по традиции, будет останавливаться на взволнованных лицах всех номинантов, по очереди, пока не прозвучит имя победителя, мое будет светиться, как будто изнутри… Да, великая вещь – элегантность. У нас, женщин, не так уж много оружия в арсенале: помада, каблучки, духи. Но все это наносит «точечные удары» по превосходящим силам противника. А вот это шуршащее произведение портновского искусства – просто артиллерийская установка «Град» по своей сногсшибательной силе! Кофе у Оксаны такой же вкусный, как и все, что она делает своими руками. Я делаю глоток, закуриваю:
– В общем, приглашаю в студию героя, представляю его. На экране – нарезка фрагментов его жизни: фото, репортажики с рабочего места: хроника, если спортсмен, кино, если артист, и так далее… Потом начинаем разговор. Принцип такой: я – женщина, любопытная по природе, увлекающаяся. Мне интересно, а значит, будет интересно еще многим женщинам у телевизоров. Передача будет идти в записи, поэтому мне будет чем «оживить» картинку. И я постараюсь, чтобы это было… в самом деле живо, как в жизни. Иногда – печально, иногда – смешно, иногда – серьезно. Никогда – одинаково! Сколько людей – столько историй, столько сюжетов. Как думаешь, получится?
Оксана кивает с улыбкой:
– Получится. По себе знаю: тебе можно рассказать все, потому что ты умеешь слушать. Я даже не знаю… может, у тебя выражение лица какое-то особенное? Я рассказываю, а ты как будто проживаешь со мной: и улыбаешься вовремя, и глаза отводишь, когда мне это нужно. Правда, правда. Может, ты просто хороший человек?
И вдруг, без всякого перехода, начинает плакать.
Я вздыхаю и отворачиваюсь к окну. Пусть поплачет, нет у нас другого способа преодолеть боль и облегчить сердце. После слез и дышится легче, и глаза как будто становятся зорче.
А что касается «хорошего» человека… Ну, наверное, я не самый плохой человек, вот только мужу, тоже хорошему человеку, почему-то изменяю. Заочно отравляю жизнь незнакомой мне женщине, с мужем которой изменяю… своему хорошему человеку. Злюсь и обижаюсь на Алису, которая тоже, в принципе, не монстр. Ревную любимого человека ко всем на свете, ни минуты не задумываясь, имею ли на это право…
Изменить эти обстоятельства я пока не готова. Все «остаются на местах», все остается так, как есть. Но, может быть, мне попробовать хоть немного изменить себя, а все остальное расставит по местам время? «Я – женщина» – это моя первая попытка.
Оксана уже не плачет, достает из кухонного шкафчика бумажную салфетку, вытирает слезы.
– Знаешь, я вот все думаю, анализирую, пытаюсь понять: в чем я ошиблась? В том, что мужа любила? Доверяла ему больше, чем себе? Дура, значит? Помню, читала где-то: «Доброта – не глупость, а подлость – не ум». Если я перестала нравиться своему мужу, будь я хоть семи пядей во лбу…
Слушаю подругу молча. Не знаю, какое у меня выражение лица сейчас, возможно, виноватое, потому что мне хочется оправдаться перед ней, да и перед собой заодно.
Пока я раздумываю, как это сделать, Ксанка окончательно взяла себя в руки, настолько, что может задать вполне бытовой вопрос:
– Ты куда в отпуск собираешься?
И я смеюсь в ответ – очень искренне, потому что на этот вопрос мне ответить легко:
– Миша хочет отдохнуть в горах, зовет на Джомолунгму. Шутит, конечно…
Ксанка пожимает плечами:
– Почему шутит? Есть такие туры, а ты сама куда хочешь?
… А я хочу на край света. И не в отпуск, а навсегда. И не с Мишей, а с Сосновским. И что я могу с этим поделать?
Глава 14
Сказки Пушкина
Минута молчания затянулась. Я стою перед Сосновским, оперевшись для верности руками в его стол, и жду. Хочется направить на него пульт дистанционного управления от телика и понажимать на кнопки, чтобы звук быстрее появился. Пульта нет. И звука нет.
Наконец он поднимает на меня свои соколиные очи и говорит:
– Рита, сядь. В ногах правды нет. Сядь, ты меня отвлекаешь.
Хочется что-то дерзкое ответить, но не в моих интересах сейчас дерзить. Сажусь на стул, но руки кладу не на коленки, а на стол перед собой, и в точности повторяю его позу: вытягиваю их вперед и сцепляю в замок.
Мы думаем. Вернее, «Чапай думает», а я так, погулять вышла.
Конечно, я раздражена. И ведь заранее понимала: чудес не бывает, он не согласится просто так: «Да, Рита, конечно, приду, прибегу быстрее тебя и буду тебе как на духу отвечать на все твои дурацкие вопросы…» Догадывалась, что будет сопротивляться. Надеялась, что сумею это сопротивление преодолеть, не прибегая, по возможности, к обычным женским штучкам. Нет, штучки здесь не пройдут, сейчас решается мое профессиональное будущее. Да мне и не нужны его скидки и поблажки. А вот помощь нужна, его участие в моей передаче – это и есть его дружеская, я бы даже сказала, товарищеская помощь.
Ну, что-то похожее я в течение получаса уже пыталась ему втолковать. Говорила много и, кажется, убедительно. Он внимательно слушал, и вот замер, завис.
Наконец тяжело вздыхает и глаголет:
– Я бы хотел посмотреть твою первую передачу со стороны, «изнутри» это сделать сложнее. Это, во-первых. Во-вторых, я не совсем понимаю, к чему такая спешка. К новому сезону ты отлично успеваешь, даже если «пилотку» подготовишь в июле, например. За это время выберешь героя, соберешь материал, окончательно определишься с форматом. Нащупаешь, в руках подержишь все, что сейчас только воображаешь. Скоропалительность эта твоя меня настораживает. Опять же, меня приглашаешь в качестве первой жертвы…
Я перебиваю Сергея Александровича:
– Ну что ты такое говоришь! Какая жертва? Ты не забыл, я не захотела вести «Не учите меня жить!» Это там были бы жертвы. Я ведь объяснила, почему именно ты мне нужен. Я просто прошу меня поддержать! Получится первая передача, и все поймут, что и следующие я тоже сделаю. Получится с тобой, значит, с другими будет легче. У тебя авторитет, ты «зубр», академик…
Теперь он вскидывается:
– Тогда почему ты не подготовила и не принесла мне вопросы? У тебя на завтра «шестисотка» выписана, а ты ко мне приходишь сегодня и приглашаешь, как на свидание. Экспромт!
Просто удивительно, но запретную тему мы обходим легко, даже не цепляясь за слово свидание.
– Сергей, почему я тебе должна готовить вопросы, когда другим никаких вопросов готовить не буду? Фишка этой передачи именно в экспромте! Живой разговор! Я уже наговорилась «по бумажке», понимаешь? «Где и когда вы родились? Прекрасная погода, не правда ли?…» Если у меня получится, это будет интересно. Помоги мне самой в этом убедиться!
Господи, неужели он так же нервничал, когда предлагал мне это клятое «Не учите меня жить!» Если да, что ж…
тогда он умеет держать себя в руках, а я нет. Ладно, пусть так, зато я умею брать себя в руки, когда надо:
– Сережа, это же не прямой эфир. То, что мы наговорим, и я потом смонтирую, увидят даже не зрители. Вернее, сначала – не зрители, сначала – худсовет. Они же, вы, точнее, все будете решать, что с этим делать.
Еще один тяжелый вздох.
– Рита, ты напоминаешь мне героиню пушкинской сказки.
Я уже перепсиховала, мне хочется смеяться:
– Ну, и какой же?
– Той, что не захотела стать владычицей морскою, а заказала суши из золотой рыбки.
Обидеться, что ли? Ладно, не буду. Встаю, подхожу к нему, обеими руками глажу его седую львиную гриву, прижимаю эту голову к груди… Ну, слава Богу, обнял, кажется, не поссоримся.
– Неужели ты думаешь, я тебя подведу? Неужели допущу, чтобы кто-то сказал, что Сосновский дал своей дуре-любовнице передачку, чтобы она потешила свое больное самолюбие? Разве это на меня похоже?
Молчит, только нежнее прижимает меня к себе. Время идет, я здесь уже долго. Надо что-то решать. Решает… и разжимает объятия:
– Ладно, уговорила. Во сколько?
Я лезу к нему с поцелуями, но он отвечает на них только из вежливости:
– Все, все, Рита. Я почему-то расстроен и измотан, а мне еще работать. Во сколько запись?
– В десять сорок пять.
Он кивает и прикрывает лоб и глаза ладонью. Иду к двери. Скажи что-нибудь вслед… Оглядываюсь еще раз, с надеждой, но он набирает номер на мобильнике. Все, аудиенция закончена.
* * *
Катька у бабушки, и дома очень тихо. Миша, по обыкновению, придет домой только ночевать: у него, как всегда, много работы, и совсем немного семьи. Ну и хорошо, вот и отдохну, завтра – трудный день…
Набираю в ванну воды и ищу книжку, которую не жалко взять с собой почитать, лежа в пенке. Книжка находится не сразу, вот она: Гай Мраков, «Никогда не ум. RU». Детектив, написанный с мрачнейшим черным юмором, то, что мне надо сегодня. Сюжет лихой и забавный: гениального хакера, который легко взламывает сложнейшие базы данных и «заметает следы», запуская неуничтожимый вирус, ловит талантливый частный детектив. Переключусь и расслаблюсь, перестану «репетировать» завтрашнюю запись.
Нежусь в пене недолго: надоедает читать про приключения детектива, мне почему-то все больше нравится хакер, который с веселым цинизмом ворует деньги у богатых и нечестных сограждан. Встаю под душ и напеваю, по всегдашней привычке, лирические песни советского экрана: «Каким ты был, таким остался…», «Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки…» и свою коронную – «Звать любовь не надо, явится нежданно…» Под песенку из фильма «Моя любовь» я обычно завершаю водные процедуры.
Когда выхожу из ванны в розовом халате и с тюрбаном на голове, вижу сидящего на диване улыбающегося Мишу. Он переодет по-домашнему, значит, дома давно. За шумом воды я не услышала, как он пришел. Встает мне навстречу, обнимает:
– Привет… Сижу, слушаю… Думаю, какие все же у моей жены перышки, какой носок, и голосок тоже чудный…
Раскручиваю полотенце, вытираю волосы:
– Ты рано сегодня что-то, все в порядке у тебя?
Миша по-прежнему улыбается:
– Да не очень.
И замолкает. Наверное, ждет, что я буду расспрашивать. А мне надоела эта игра в молчанку, я сегодня уже «слушала тишину». Но все равно не буду расспрашивать ни о чем. Захочет – расскажет. Мне есть чем заняться: расчешу волосы, высушу…
Но Миша, похоже, не собирается делать эффектную паузу:
– Рита, мне предлагают возглавить филиал нашей фирмы в России, в Екатеринбурге.
Я сажусь на диван – новость застает меня врасплох. Но привычка быстро думать делает свое дело – я вникаю в суть его слов, и вот уже кровь приливает к голове: э, так у меня и волосы быстрее высохнут, без всякого фена…
– Подожди… как в Екатеринбурге? Это что, север какой-то, Урал? А я, а Катя, а мама? Как все тут?
Миша смотрит на меня, подбирая слова:
– Я уже давно над этим думаю, Рита. Ехать мне надо сначала одному, потому что производство в начальной стадии, еще много работы по наладке, первые пуски планируются только через полгода, в лучшем случае. Штат надо укомплектовать, куча оргвопросов, не решенных… Квартиру первое время придется снимать, то есть фирма, естественно, снимает.
Обилие бытовых подробностей действует на меня ошеломляюще: значит, уже давно все идет своим порядком, даже, наверное, ищут подходящую квартиру, какие-то стадии уже пройдены и какие-то оргвопросы уже решены. А какие-то – еще нет, например вопрос о семье, обо мне…
«У МЕНЯ ЕЩЕ СЕМЬЯ ЕСТЬ» – всплывает вдруг в памяти. Ах, вот оно что…
Так, я думала, у меня меньше проблем. Что ж, значит, в очередной раз ошиблась. Беру слово:
– Миша, ты говоришь так, как будто ты не обсуждаешь предложение, а уже принял его.
Муж мнется:
– Ну, скажем так… я склонен сказать «да».
Я смотрю на него почти с любопытством:
– Еще раз позволю себе напомнить: еще есть я, Катя, мои родители. Твои живут далеко, но будут жить еще дальше, по факту! С этим со всем как?
Что-то в последнее время я стала часто сталкиваться с единоличными судьбоносными мужскими решениями. Круто распорядился жизнью своей семьи Оксанин муж Сергей, его тезка Сергей Александрович Сосновский попытался то же самое сделать с моей профессиональной жизнью, теперь очередь Миши предлагать мне варианты судьбы.
Впрочем, по трезвому размышлению… не я ли еще совсем недавно плакалась мужу на то, что моя профессиональная состоятельность под большим вопросом? И не он ли говорил мне о своих проблемах, а я с готовностью предлагала «нагрузить» ими меня? И самое главное: не оба ли мы подготовили эти события всем своим… стилем жизни? Как еще назвать помягче то, как мы жили в последнее время? Холодность и легкую, но с трудом скрываемую усталость друг от друга? Уход каждого в свою личную жизнь? Моя личная жизнь – это Сосновский. Моя личная жизнь – это работа. Даже затрудняюсь сказать, в какой очередности располагаются эти важнейшие составляющие моей личной жизни. Его личная жизнь… надеюсь тоже, в первую очередь, – работа, но и тут возможны варианты, конечно.
То, что говорит Миша мне в ответ, звучит неутешительно:
– Во-первых, я уезжаю туда ненадолго, один. Устроюсь, обоснуюсь, начну работать. Это, в принципе, долгосрочная командировка, не ссылка же… Вы можете никуда не ехать.
Миша замолкает. Последняя фраза ему дается непросто. Потом говорит:
– Но если все-таки мы поедем всей семьей, это тоже будет не навсегда. Несколько лет, контракт предусматривает пять, затем – корректировка с учетом интересов обеих сторон. Это важный участок нашего производства, открывающий новые перспективы. И то, что я беру на себя ответственность за это дело, очень серьезно для меня. Рита, Екатеринбург – культурный город, центр крупного российского региона. Региональное телевидение, где ты смогла бы о себе заявить. Может быть, и тебе можно что-то начать с чистого листа… У меня же отец был военный, мы переезжали с места на место, я сменил множество школ в своей жизни. И знаешь, только приобрел от этого, ничего не потерял. Мне кажется, мы тоже приобретем, а тут можем потерять даже то, что есть. Мы и так многое… растеряли, или я ошибаюсь?
Что я могла сказать в ответ? Ничего. Только заплакать. Вот это я и сделала: впервые за этот нервный день.
Глава 15
Белый танец
Сергей Александрович не знает, как я его представлю за кадром. У меня уже все готово: нарезка хроники, фрагменты передач с его участием, много фотографий – разжилась везде, где смогла, даже у Ольги Васильевны позаимствовала студенческие снимки. Ту фотографию, со стены, тоже сканировала… Слова подобрала, соответствующие случаю, но сейчас ему ничего озвучивать не буду: посмотрит смонтированную передачу и уж тогда все о себе узнает!
Тему для разговора в титрах, сразу после «шапки» «Я – женщина», обозначила «Звездный бал». Но сама для себя определила ее как свободную. Просто потому, что на заданные темы я говорю уже очень много лет подряд, с разной степенью вдохновения повторяя вопросы, подготовленные для моих гостей заранее и не мной.
Однако и эта свободная тема все-таки должна войти в определенное русло. Каким образом творческий человек прокладывает себе путь в профессии? Человек успеха, Сергей Александрович Сосновский, расскажет о себе зрителям и… мне, конечно. И, может быть, из этой беседы я пойму, есть ли у меня хоть малейший шанс подняться на новую ступень?
А сейчас он сидит в кресле, стоящем немного наискосок к камере и ко мне тоже. Между нами – небольшой стеклянный столик с чашечками «спонсорского» кофе и низенькой, как для икебаны, вазой с цветами, которые почти стелются по поверхности стола. Сосновский редко работает в кадре, но, как и все телевизионщики, чувствует себя «под прицелом» спокойно и уютно – как дома, потому что так оно, в сущности, и есть.
– Сергей Александрович, мы с вами вместе вели танцевальное шоу «Звездный бал», и именно это навело меня на тему сегодняшнего разговора. Я женщина, и мне кажется, есть какие-то непрямые ассоциации между телевидением и вот таким грандиозным, бесконечным балом. Мы здесь все ведем свои партии: кто-то танцует в центре, под светом ярких ламп, кто-то играет в оркестре, а кто-то потом, когда танец закончится, натрет паркет… Я, например, до сих пор не могу опомниться от счастья, что меня вообще пригласили на этот бал! А вы давно и успешно руководите самой праздничной Дирекцией нашего канала, если можно так выразиться, сегодня вы – один из распорядителей нашего «бала». Расскажите, с чего вы начинали?
Приподнимает одну бровь – лишь на мгновение. Не понравился вопрос, формулировка, кокетство мое неистребимое? А что мне с ним делать, это я, я – женщина… Но отвечает мой важный визави так, будто вчера у него на столе лежал примерный вопросник, и он успел подготовиться к телеинтервью…
– Знаете, а я в буквальном смысле, действительно, несколько лет жизни отдал бальным танцам. В молодости… Другие в футбол гоняли или в секции по каратэ ходили, а я разучивал шаги и поддержки, самбу и румбу. И не жалею нисколько: танцы и развивают, и дисциплинируют не хуже спорта. Это тоже, своего рода, командная игра – у меня ведь партнерши были замечательные. В чемпионатах разных, кстати, мы тоже участвовали, но это отдельная тема.
Может, и отдельная, может, ты и не особенно расположен вспоминать о своих успехах на региональных смотрах-конкурсах, а у меня на тему твоих бальных танцев есть хорошая, качественная кинохроника. Спасибо ребятам из архива – они сберегли новостной альманах чуть ли не двадцатилетней давности, для прикола, для юбилея или вот для такого случая: шеф, молодой и красивый, с исключительно прямой спинкой кружит в вальсе воздушную партнершу. Фред Астер не просто отдыхает – спит!
Разговаривать с ним на «вы» мне совсем не трудно. Я ведь и отношусь к нему, пожалуй, на «вы», несмотря на наши близкие отношения. Ему тоже не составляет труда общаться со мной официально: без малого пятнадцать лет он, когда приходилось, обращался ко мне именно так: «Маргарита, вы…» и так далее.
Сижу и откровенно любуюсь, как он владеет собой и темой, на которую говорит.
– Телевидение – это бал? Метафора красивая, конечно, но, как всякая метафора, не безупречна. Нет, я воспринимаю свою работу далеко не как бесконечный праздник. Да, Главная дирекция музыкальных и развлекательных программ – уже само это название звучит очень празднично, для непосвященных. Но создание хорошего настроения – это работа огромного количества чрезвычайно серьезных людей, которым в процессе, боюсь, и улыбаться-то особо некогда…
Делает паузу, потом мимолетно улыбается и продолжает:
– Помню, был такой старый анекдот про человека, который пришел к психиатру с жалобой на постоянную депрессию. Тот ему советует: «А вы сходите в цирк, там сейчас замечательный клоун выступает, обхохочетесь, про депрессию забудете!» Пациент совсем низко опускает голову и говорит: «Я и есть тот самый клоун». Я часто вспоминаю этот анекдот, потому что время от времени он очень «в тему».
Знали бы вы, дорогой Сергей Александрович, насколько сейчас «в тему» ваш старый анекдот… Но сегодня я – «весь вечер на арене», а посему буду продолжать в позитивном ключе:
– Я иногда думаю, что телевидение – это замечательная игрушка, которая никогда не надоедает и которую мужской мир придумал специально для нас, женщин. Женщины сидят у экранов, женщины красуются на экране, и, кажется, большинство передач ориентированы на женскую аудиторию. Я, наверное, открываю Америку или просто по-женски обольщаюсь на этот счет?
В его чуть прищуренных глазах – явная ирония. Может быть, мне кажется, а может, и нет… Но думает он, скорее всего, примерно так: «Ну что, уже не рада, что взялась за гуж? Вопросы твои спонтанные, друг с другом мало связанные, с эмоциями – явный перебор. Думаешь, „вывезет“ твое фирменное обаяние? Ну-ну. Ладно, так и быть, помогу, поиграю с тобой в поддавки…»
– Что касается большинства программ, выходящих из недр нашей дирекции, то безусловно. Да, пожалуй, по сравнению с остальными производящими дирекциями, мы настоящие дамские угодники. Поспорить с нами в желании угодить дамам может только дирекция художественных и лицензионных программ: им принадлежит право закупки телесериалов. А «телемувики», как известно, бесспорные лидеры всех и всяческих рейтингов.
– В таком случае, следующий вопрос: каким вам видится собирательный образ дамы, для которой приобретаются лицензионные программы и создаются оригинальные проекты, одним словом, формируется ваш контент?
– Вас интересует социальный портрет среднестатистической женщины-зрительницы?
– Ну, зачем же так научно… хотя, наверное, по-другому сказать нельзя, давайте – портрет!
Смотрит на меня так, будто сейчас начнет надиктовывать фоторобот. Что ж, улыбнусь, поморгаю, чуть-чуть пародируя его мимику, приподниму бровь: похожа?
– Средний возраст – «тридцать +», и эту формулировку придумал не я. Замужем. Образование – среднее, средне-специальное…
Есть у него такая очаровательная манера: внимательно смотреть на собеседника и делать паузы с таким видом, что он ждет не дождется следующего вопроса. Надо перенять… а пока спрашиваю:
– Извините, что перебиваю, а дамы с высшим образованием телевизор не смотрят?
– Очень выборочно. И я сейчас говорю конкретно, о наиболее рейтинговых программах своей дирекции. Время от времени мы проводим социальные опросы, и их результаты показывают, что развлекаться «по телевизору»
предпочитают домохозяйки и пенсионерки, а также женщины, занятые в сфере обслуживания, на производстве. Это – более восьмидесяти процентов целевой аудитории. Сейчас задам вопрос, после которого можно будет «переходить на личности»:
– Но при этом большинство женщин, работающих на телевидении, в частности под вашим руководством, имеют высшее образование?
– Да. И большинство мужчин, кстати, тоже.
– Я чувствую, что в этом кроется какой-то парадокс, но, пожалуй, затрудняюсь его сформулировать…
– Давайте, я попробую вам помочь. На самом деле никакого парадокса нет. Развлекать труднее, чем развлекаться, – это вовсе не странно, это естественно. Самое яркое телевизионное шоу – это до мелочей продуманное, технически оснащенное, четко налаженное производство. Производство, которое требует и умственного напряжения, и физических затрат от хороших специалистов. Под специалистами я подразумеваю всех: режиссеров, операторов, декораторов, осветителей, ведущих, звукоинженеров, монтажеров. Чтобы обеспечивать этот интеллектуальный и технический ресурс, надо учиться, и не один год. Я бы сказал – всю жизнь. Это не просто, конечно.
Бешеный юмор в его искрящихся глазах делает его слова двусмысленными. Да, да, не просто, но я ведь учусь! И у вас, Сергей Александрович, тоже! Вот сейчас, например…
– Вот вы мне все замечательно разъяснили, и действительно, все встало на свои места. Значит, чтобы хорошо развлекать, надо долго и трудно (чуть не сказала нудно) учиться этому серьезному делу.
– Именно серьезному делу. Так и есть, без всякой иронии.
Сама понимаю, что сейчас, в этот момент стало очень заметно: в жанре свободного интервью я все-таки новичок. Ну и что, эта беседа – мои первые абсолютно самостоятельные шаги. Но что-то, может быть тень неуверенности, мелькает у меня в глазах… И от неуверенности рождается следующая, не очень обязательная фраза:
– Мы все, можно сказать, рождаемся, чтобы стать зрителями: открыли глаза – и все, готовы смотреть, видеть, откликаться. Жаль, что способность показывать не заложена в человека при рождении. И тут уж все равны – и мужчины, и женщины.
Он едва заметно пожимает плечами:
– Профессионализм, видите ли, не талант, он от природы не дается.
И вдруг, когда я совсем не ожидаю от него ничего похожего, Сергей Александрович едва заметно кивает мне! И у меня словно камень с души падает: Господи, да он же поддерживает меня, а не поддразнивает! А у меня – просто мания преследования! Ведь он пришел сюда, чтобы помочь мне, а не утопить, как котенка.
Я немного расслабляюсь и сразу чувствую, как приходит второе дыхание:
– Сергей Александрович, вы из той категории профессионалов, работа которых остается чаще всего за кадром. Личное участие в проекте «Звездный бал» – это всего лишь исключение, которое только подтверждает правило. Да, зрители могут увидеть вас на официальном сайте телевидения в Интернете, прочитать имя в титрах передачи, но это, пожалуй, и все. Популярность программ, которые создаются в вашей дирекции, вам лично известности не добавляет. То есть вы делаете «медийными» персонами других, а сами скромно остаетесь в тени.
Сосновский улыбается, ни слова не говоря в ответ на мою тираду. Не дам отмолчаться:
– Когда вы делали первые шаги в профессии, то предполагали, что так и будет?
– Конечно. Как большинство моих коллег, я журналист. Суть нашей профессии в том, чтобы делать известными других, в первую очередь.
Он едва заметно хмурится, и я опять замираю: о чем он подумал сейчас? Обо мне? О том, что я не журналистка, и это очень заметно? Делаю над собой усилие и продолжаю:
– Если можно, расскажите о своих студенческих годах. Наверное, это было очень интересно.
Он отвечает без единой ностальгической нотки в голосе, почти сухо:
– Ну, конечно, это было замечательно, как у всех, по-моему. Я окончил факультет журналистики Белгосуниверситета. На третьем курсе у нас была специализация, мы разделились на будущих журналистов-газетчиков и «радистов». Радисты, в свою очередь, тоже разошлись в разные стороны: кто-то на радио, кто-то на телевидение. Я выбрал последнее. И вот тогда стало, действительно, по-настоящему интересно…
Так, значит, ни слова об Алисе я не дождусь. «Школьные годы чудесные» – это не наш мотив. Ну, и я не буду больше сюсюкать по поводу альма-матер.
– Когда вы начинали, в каком состоянии была дирекция, которую вы сегодня возглавляете?
Говорю осторожно и нейтрально, как бы боясь нарушить дистанцию. Но тайно надеюсь: вот-вот, сейчас Сергей Александрович настроится, вспомнит, как пришли на телевидение молодые, честолюбивые выпускники журфака, влюбленные в свою профессию и друг в друга. Как мечтали, вступали в конфликты с начальством, фрондировали и шалили, по пути набивали шишки, разбивали чьи-то и свои сердца…
Опять в его глазах заплясали огоньки, заметные только мне:
– Почему вы не сказали: в которой мы с вами работаем? Ее не было совсем, то есть она была, но называлась по-другому, и задачи перед ней ставились иные, все было строго, если не сказать сурово идеологизировано. В общем, это был прошлый век. В прямом смысле – это был ХХ век.
– Вы начинали с должности…
– Рядового редактора. Я занимался редактированием музыкальных программ.
– Звучит очень буднично.
– Вот как? А на самом деле моя деятельность больше всего напоминала увлекательную игру в казаки-разбойники, – Сергей Александрович делает раздумчивую паузу, интервал примерно в три секунды чистого времени. – Вы, Рита, играли в детстве в такую игру?
А вот и не поддамся на провокацию, отвечу без тени кокетства. Неважно, что я женщина! Не буду отрекаться от своего детства, чтобы скрыть возраст, ведь наши детские игры – это довольно четкие временные ориентиры.
– Да, я хорошо помню эту игру: мы делились на казаков и разбойников, бегали друг за другом по стрелкам, рисовали их на стенках, асфальте, путали следы. Мы с вами, Сергей Александрович, играли, я думаю, примерно в одни и те же игры. Я ведь тоже «рожденная в СССР».
– В самом деле? Мне всегда казалось, что вы рождены уже после подписания документов в Беловежской пуще…