Текст книги "Инсайдер"
Автор книги: Юлия Латынина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Вы удивительно осведомлены, – несколько ошарашенно пробормотал Бемиш, понимая, что муж Идари вряд ли подозревает о существовании «Томура секьюритиз» вообще.
– О, если женщины едят отдельно от мужчин, – улыбнулась Идари, – это еще не значит, что они ни о чем не знают. Вы женаты?
– Я развелся.
– Ваша жена любила вас?
– Она любила мой банковский счет.
Идари гибким, кошачьим движением села на скамейку, и Бемиш услышал, как, поколебленный ее юбкой, зашелестел куст гортензий. Идари жестом показала Бемишу, чтоб он сел рядом.
– Я ценю все, что вы сделали для моего мужа, – сказала Идари.
– Я ничего не сделал для него, – возразил иномирец, – а он много сделал для меня.
– Вы первый человек со звезд, с которым он подружился. И как странно, что таким человеком оказался человек из круга Рональда Тревиса.
И опять Бемиш решительно удивился осведомленности Идари.
– Я думал, у него есть друзья-иномирцы.
– Да. Люди, которые бросают бомбы в супермаркеты и употребляют наркотики, чтобы освободиться от влияния продажной цивилизации.
Идари и Бемиш сидели очень близко. Была уже ночь, но две луны сияли ярко-ярко, как прожектора, и Бемишу был хорошо виден профиль Идари; изящная головка, оплетенная черной косой, и сверкающие в лунном свете заколки с крошечными хрустальными цветами.
– Мой муж имеет очень большое влияние на императора, – продолжала Идари, – а вы можете иметь большое влияние на моего мужа. Это было бы очень плохо для моей страны, если бы вместо вас Киссур дружил с теми, с кем он свел знакомство на Земле несколько лет назад.
Идари помолчала.
– Что вы знаете о нашей истории?
Бемиш покраснел. Его невежество в том, что касалось истории Веи, было почти абсолютным. С ним могло равняться разве что его невежество в том, что касалось истории Земли. Если его что-то и интересовало на этой планете – так это размер бюджетного дефицита или ставка рефинансирования Центрального Банка. От истории ставка рефинансирования решительно не зависела.
– Вам известно такое имя – Арфарра?
Бемиш замялся.
– Он был первым министром…
– Он был дважды первым министром. Один раз – еще до иномирцев. Другой раз – после. После того как на Вее появились люди со звезд, император назначил первым министром человека по имени Нан. Потом его убрали. Не без помощи моего мужа.
Бемиш смутно вспоминал скандал пятилетней давности – потому что скандал этот был земной, а не вейский. Та м было что-то про Киссура – бывшего первого министра империи, ошивавшегося на Земле. Или на Ланне? Наркоманы и террористы. Угнанная машина, пьянка, избитый полицейский, арест по подозрению в соучастии в теракте, старательно раздуваемый кем-то скандал: Киссур то ли сбежал из тюрьмы, то ли был отпущен под подписку, но из допросов его соучастников, бывших с ним десять лет назад, выяснилось, что в трагедии с угоном боевого самолета виноват именно Нан. Кажется, это заявление сыграло свою роль в отставке министра-иномирца…
– Потом был другой премьер и программа государственных инвестиций. Очень высокие налоги и очень высокие расходы бюджета. В стране не осталось других официальных денег, кроме тех, которые были в казне. Или в банках, чьими акционерами были крупнейшие чиновники. А рабочим запретили увольняться с предприятий и свидетельствовать против хозяев.
Идари усмехнулась и добавила:
– В это время Шаваш был одним из самых горячих сторонников государственных инвестиций. Ему надо было оправдаться от дружбы с Наном, и он сочинял правительству все программы, по которым деньги уходили в песок. Там, где клали тонну асфальта, писали, что положено три тонны, там, где использовали литр краски, писали, что ушло пять литров. А по поводу законов, превращавших рабочих в рабов, он написал докладную записку, в которой говорилось, что вейский путь отличается от галактического тем, что хозяин не использует работников как наемный скот, а пожизненно отечески о них заботится. Это должно было кончиться гибелью страны, но это кончилось восстанием и уходом правительства. Потом был Арфарра. Он урезал государственные расходы и отменил законы о рабочих.
А мой муж подавил восстания в тех провинциях, где наместники загрустили о старых временах.
Бемиш почти не слышал того, что говорила женщина. Скрещенные полосы света от двух полногрудых лун сверкали на мраморной дорожке сада, из-под кружева на тонких запястьях Идари высовывали серебряные головки многокрылые змеи-браслеты, и профиль ее, с гордо поднятой головой и высокой лебяжьей шеей, был словно вырезан из лунной дымки.
– Спустя некоторое время Арфарра сказал одному человеку, Ванвейлену, у которого раньше очень много денег было вложено в империю: «Мы сейчас распродаем государственные стройки, почему бы вам не купить Ассалах?» – «Я не буду этого делать, – ответил Ванвейлен, – это самая омерзительная из кормушек Шаваша». – «Экономика империи улучшилась за год, – сказал Арфарра, – а вы использовали этот год, чтобы законсервировать ваши концессии, или продать их моему правительству, или избавиться от акций через подставные компании. Почему?» Ванвейлен подумал и сказал: «Я вложил в Вею много денег и понес большие убытки. Я поставил на кон – и проиграл. Вы упустили время. Народ потерял доверие к чиновникам, иномирцам и государю. Вы старик и больны, – что будет, когда вы умрете?» – «Я шесть лет как умираю, – рассердился Арфарра, – вы купите Ассалах или нет?» – «Нет». На этом они расстались. На следующий день Арфарра умер.
Бемиш теперь слушал, затаив дыхание.
– Мой муж боготворил Арфарру, – продолжала Идари, – и мне стоило большого труда умолить его не мстить Ванвейлену иначе как на Вее. Но тому все-таки пришлось улететь, потому что на Вее его бы ничто не спасло, и он потерял гораздо больше денег, чем рассчитывал. Я рассказываю это к тому, чтоб вы поняли, господин Бемиш, что на Вее выгода и смерть ходят гораздо ближе, чем на Земле. Особенно если вы покупаете Ассалах и дружите с моим мужем.
Бемиш вернулся в гостиницу поздно ночью. Где-то далеко в городе брехали собаки, над белым храмом висели звезды, и в соседнем квартале женский голос что-то жалобно пел под флейту.
Засыпая, Бемиш думал о женщине с черными глазами и черной косой, уложенной вокруг головы, и о двух людях, которых она свела с ума, – Киссуре и Шаваше. Еще он думал о человеке по имени Клайд Ванвейлен, о котором он, в отличие от других персонажей рассказанной Идари истории, знал очень много. Ибо Ванвейлен был миллиардером и человеком, за каждым шагом которого финансовое сообщество следило затаив дыхание. В отличие от Идари, Бемиш знал, что спустя полгода после описанных событий Ванвейлен едва не погиб: у его семиметрового лимузина на воздушной подушке отказали тормоза, машина пробила ограждение и нырнула в воду с двадцатиметрового моста, шофер утоп, охранник разбил голову о приборную доску, а Ванвейлен чудом из реки выплыл. История эта, благодаря связям Ванвейлена, в газеты не попала. И теперь Бемиш не был уверен, что Киссур сдержал свое обещание не мстить иначе как на Вее.
* * *
Харчевня «Рыжая Собака» располагалась в довольно-таки нефешенебельной части города. Вход в нее был обрамлен богами в форме змей, обвивающих два бронзовых дверных столба, под дощатым потолком качались латунные с блестками лампы, и деревянные стены были украшены двумя дюжинами подписей и крестов. Подписи собирались в течение двух десятков лет и принадлежали самым известным ворам нынешнего царствования, которые умели писать. Кресты тоже принадлежали самым известным ворам, которые писать не умели.
По крайней мере двое из этой почтенной компании сидели в углу, обсуждая свои какие-то малопристойные дела, и при появлении Киссура подошли к нему поклониться.
Киссур познакомил с ними Бемиша. Первый из воров, мрачный золотозубый красавец лет сорока, извлек из кармана визитку, на которой именовался президентом какой-то экспортной компании, и заверил Бемиша, что, если господину понадобится, он будет в полном его распоряжении.
Засим оба вора, сопровождаемые телохранителями, отбыли в неизвестном направлении. Киссур мрачно заметил, что они едут на встречу с конкурентами и что если их сейчас задержать, то одной перестрелкой в городе будет меньше.
– Так задержите, – посоветовал Бемиш.
– А зачем? Пусть пауки едят друг друга.
Киссур и Бемиш только приступили к молочному поросенку, нежно-белой горой выступающему из моря ароматной подливки, когда Киссур вдруг поднял голову: перед ним стоял Камински. Коммерсант имел несколько унылый вид. Под глазом у него было огромное синее пятно, словно у шамана, раскрасившегося для гадания, а рука висела в шелковой петельке.
– Я пришел попрощаться, – сказал Камински, – я завтра улетаю на Землю.
Киссур молча смотрел на него.
Камински отодвинул стул и сел.
– Я был не прав, – сказал он, – изо всех вейских чиновников вы – действительно честный. Вам от меня не надобно было ни гроша. Вернувшись, я непременно расскажу друзьям, что вейские чиновники делятся на две категории: нечестные чиновники, которые просят у иномирцев взятки и сводят через них собственные счеты, и один честный чиновник, который искупал меня в бассейне.
– А еще, – сказал Киссур, – вы расскажете, что вы – невинная жертва темных махинаций. Что вы хотели купить землю за двенадцать миллионов, но вам приставили нож к горлу и убедили купить за полтора.
– Нет, – сказал Камински, – им я, как было дело, не расскажу. А вот вам, господин бывший министр, пожалуй что расскажу, для пополнения вашего экономического образования. Я приезжаю сюда и являюсь к этому Ханиде: «Я хочу строить деловой центр». Ханида – сама вежливость. Он рассыпается в похвалах. Он надеется на дальнейшее сотрудничество. Он почему-то хвалит мое бескорыстие и так им восхищен, что предлагает мне землю не за двенадцать миллионов, а за полтора. Я отказываюсь, потому что чем сомнительней сделка, тем больше проблемы. Что ж! Двенадцать так двенадцать. Господин Ханида просто счастлив. Он говорит, что низкий человек заботится о выгоде, а благородный – о справедливости. Он причисляет меня и себя к благородным людям. Я начинаю работы и вкладываю деньги. Между тем земля еще не куплена, – меня уверяют, что это формальность. В один прекрасный день я прихожу к Ханиде, и он опять заводит речь о полутора миллионах. Я вежливо отказываюсь. Ханида пожимает плечами и внезапно холодеет как лягушка. Он говорит, что разрывает контракт. Я выхожу из себя: помилуйте, я уже затратил огромные деньги! Ханида в ответ цедит что-то сквозь зубы об эксплуататорах, сосущих печень и кровь империи. Тогда я иду к Шавашу, вашему дорогому другу. Он предлагает мне… достаточно сказать, господин Киссур, что он предлагает мне что-то очень похожее, только хочет от меня вдвое больше Ханиды. И тут я сделал ошибку. Мне надо было повернуться и улететь. Пропади они пропадом, эти расходы! Но мне было жалко денег. Я уже нанюхался вашей вони. Я видел, что Ханида сделает то, что обещает, и подписал контракт. Моя ошибка была в том, что я забыл о Шаваше, который предлагал мне то же, что Ханида. Шаваш был раздосадован тем, что Ханида не поделился краденым. Разумеется, кодекс местных приличий не позволял ему самому выступить в роли доносчика. И вот он, выбрав подходящий миг, рассказывает эту историю вам, и вы поднимаете шум! И этот шум отзывается в душе Шаваша приятным звоном монет. И вот империя в очередной раз остается с носом, а Шаваш – с полной уверенностью, что при следующей сделке Ханида сам отдаст ему половину, только чтоб не мешал!
Белокурый Киссур вынул из-за пазухи чековую книжку и спросил:
– Сколько вы отдали Ханиде?
Камински оторопел, а потом расхохотался:
– Мне не нужно от вас денег!
– Всем людям со звезд нужны только деньги! И поэтому вы обречены на страдание, ибо деньги, не потраченные на друзей и на милостыню, приносят беду.
– А откуда деньги у вас, Киссур, а? Вы не занимаетесь торговлей, не берете взяток, не грабите прохожих! Откуда ж деньги? Вам просто дарит их император, да? А императору это тоже ничего не стоит, – когда в казне не хватает денег, он придумывает новый налог. Человека, который продает и покупает, вы называете преступником, а человека, который собирает для вас налог, вы называете опорой государства! То-то вам не по душе, если государь созовет парламент и вы потеряете право получать от государя подарки!
– Тебе опять хочется искупаться?
Камински опомнился.
– Нет, – сказал он горько, – мне не хочется купаться. Вы чуть не убили меня тогда. А поскольку других аргументов, кроме купания, у вас нет, я лучше помолчу. Но я посоветую всем моим друзьям на Земле, и кстати Теренсу Бемишу, который сидит с вами, никогда, ни при каких обстоятельствах не иметь бизнеса на Вее, ибо ничем, кроме унижения и срама, это не кончится. И поверьте мне, господин Киссур, – я еще мог бы уладить все. Но я благодарен вам, что потерял эти деньги и снова вспомнил, что у меня есть честь и достоинство.
Повернулся и пошел прочь.
Киссур посмотрел на Бемиша.
– Ну, – спросил Киссур, – он прав?
– Да, – сказал Бемиш.
– А ты уедешь?
– Нет, – покачал головой Бемиш, – я не уеду. А вот тебе стоит уехать отсюда.
– Куда?
– Туда, где ты поймешь, что мир устроен не так, как твой родовой замок.
– Поздно, – отозвался Киссур. – Я подавал в Военную Академию Федерации. Меня не взяли. А больше ни одно место на ваших звездах, червивых, как прошлогодние смоквы, меня не интересует.
* * *
На следующий день Бемиш улетел в Ассалах, куда прибыло несколько членов его команды и два сотрудника «Леннфельд и Тревис». Задача их была проста: к концу недели разработать финансовую оболочку сделки.
Банкиры работали день и ночь. Через два дня в усадьбу прилетел флайер с веселым и несколько пьяным Киссуром и куда более трезвым Шавашем. Высокий, загорелый, широкоплечий Киссур в свободных белых штанах и пестрой рубахе ввалился в гостиную, где бодрствовавшие всю ночь банкиры заканчивали проспект эмиссии.
– И вы тоже не спите! – обрадовался Киссур. – А куда девок подевали? Давайте пить!
И грохнул кувшин с дорогим инисским вином прямо рядом с принтером, выплевывавшим финансовые проектировки. В этот момент обычно флегматичный Уэлси, боявшийся Киссура как огня, проявил истинное величие духа.
– Киссур, – сказал он, – я выпью с вами, но не раньше, чем вы поможете мне рассчитать поток наличности компании в случае наложения эмбарго на торговлю с Герой и соответствующего уменьшения грузопотока.
Киссур изумился. Он не умел рассчитывать потоков наличности.
– 3-заразы! – пьяно пробормотал он.
Бемиш нашел ему какую-то девку в деревне и вернулся в кабинет, где его ждал Шаваш. Маленький чиновник сидел в кресле у окна, задумчиво обозревая цветущие в саду гортензии. Он был, как всегда, изыскан и аккуратен, и от него пахло весенним ландышем.
– Так какова же ваша цена? – спросил Шаваш.
– Восемь пятьдесят пять за акцию.
– Итого – девяносто четыре миллиона, – проговорил Шаваш. – А дальше?
– Я намерен принять первые корабли через шесть месяцев после начала строительства.
– Разве у вас есть опыт строительства космодромов?
– У меня есть опыт привлечения специалистов и опыт финансовых сделок, господин Шаваш. Эта компания должна начать приносить кэш меньше чем через год, или она опять пойдет с молотка.
– Как вы предполагаете финансировать сделку?
– Из девяносто четырех миллионов около десяти предоставляют банки. Это десятипроцентный долг, обеспеченный имуществом компании. Восемьдесят миллионов финансируются через высокодоходные облигации, выпущенные моей компанией «АДО» и размещаемые «Леннфельд и Тревис» на межгалактическом финансовом рынке. Около четырех миллионов – деньги мои и моих партнеров.
– Значит, из девяносто четырех миллионов вы рискуете лишь четырьмя своими собственными?
– Я рискую чужими деньгами, но своей головой.
Желтые глаза министра финансов улыбались и не мигали.
– Насколько я знаю, так обычно покупают компании с уже существующим потоком наличности, который идет на выплату процентов. А вы – дыру, в которую еще надо вкладывать прорву денег.
– Мы постараемся сконструировать финансовую оболочку сделки так, чтобы почти ничего не платить в этом году. Мы планируем сделать часть облигаций бескупонной, со сроком погашения через два года. Это означает, – пояснил Бемиш, – что облигация будет продаваться со скидкой по отношению к номиналу, а доход составит разница между продажной ценой облигации и ценой погашения, равной номиналу.
– Вы спутали меня с Киссуром, Теренс, – заметил Шаваш, – я знаю, что такое бескупонные облигации.
Бемиш досадливо крякнул.
– Мы предусматриваем также бумаги, по которым возможна альтернативная выплата – деньгами или же новыми облигациями.
Шаваш помолчал. Из раскрытого окна вдруг раздалось пение рожка: это деревенский пастух заводил в деревню коров. Ухоженные пальцы маленького чиновника перебирали серебристое кружево рукава.
– Это довольно рискованная сделка, господин Бемиш. Я не уверен, что ваши облигации будут стоить на рынке хотя бы семьдесят процентов от номинала. И что же тогда остается от ваших якобы восьми с половиной денаров за акцию?
Бемиш сглотнул. Он знал, что Шаваш более чем прав.
– Бумаги будут стоить денар за денар, – сказал Бемиш, – проспект эмиссии содержит условие, согласно которому через год после выпуска процент по облигациям пересматривается так, чтобы бумаги шли ровно по номиналу.
Шаваш помолчал.
– Несколько необычное решение, – наконец сказал он.
– Это решение позволит мне через год снизить стоимость финансирования сделки на три процента.
– А если цена ваших бумаг, напротив, упадет? Вам придется платить не на пять-шесть процентов меньше, а на пять-шесть процентов больше.
– Цена будет только расти, – сказал Бемиш.
Теренс Бемиш был настолько самоуверен, что не собирался пугать инвесторов пределом пересмотра ставки. Как впоследствии выяснилось, этим самым он подписал Ассалахскому проекту смертный приговор.
Но сейчас Шаваш, казалось, был благоприятно впечатлен словами иномирца.
– На Вее найдутся банки, – сказал он, – которые были бы рады участвовать в этой сделке и купить ваши облигации. В больших объемах. Однако сделка крайне рискованная, и ее надо немножечко подсластить. Я полагаю, крупные инвесторы могут иметь возможность купить, помимо облигаций, еще и ордера акций, на три года, – по денару за десять акций. На это дело можно зарезервировать до четверти акций.
Бемиш чуть поднял брови. Предлагаемый Шавашем вариант означал, что покупатель ордера через три года сможет купить акции Ассалаха по их теперешней цене. Бемиш надеялся, что через три года акции Ассалаха будут стоить в сто раз дороже.
– И кто же получит эти ордера? – спросил Бемиш.
– Вейские банки, которые купят облигации.
– Нельзя ли конкретнее?
– Я и мои друзья.
* * *
Через час Уэлси и Шаваш спустились в центральную залу. Бемиш остался наверху, чтобы вымыться и переменить рубашку, – за время разговора с Шавашем он вспотел. Когда он сошел вниз, Киссур сидел в зале и рассказывал двум молодым помощникам Тревиса о том, как дрессировать разбойничьего коня, чтобы тот разбирал дорогу в темноте и не ржал в засаде. Банкиры внимательно слушали. На их молодых и честных лицах был написан неподдельный интерес. Банкиры привыкли проявлять неподдельный интерес к любому клиенту. Можно было подумать, что сидеть в засаде меж скалистых ущелий – их основное жизненное занятие.
– Если тропа каменистая, копыта надо обернуть мягким войлоком, – говорил Киссур.
На звук шагов он обернулся.
– Ты чего такой смурной, Теренс, и почему у вас неубрано?
Киссур с отвращением провел пальцем по столу дорогого розового дерева: один из банкиров, обедая в спешке перед компьютером, уронил на стол пиццу.
– Времени нет, – сказал Бемиш.
– Женщины у тебя нет, – возразил Киссур, – и Идари то же говорит.
Управляющий, неслышно подошедший сбоку, поклонился и быстро встрял:
– Если господину нужна служанка, то у меня есть одна подходящая кандидатура, дочь мелкого чиновника, барышня семнадцати лет, нежная, как лепестки жасмина. Отец ее совершил растрату и в настоящее время находится под следствием. Чтобы собрать деньги на хорошее отношение судей, а также беспокоясь за судьбу дочери, он готов продать ее за пятьдесят тысяч.
Бемиш стрельнул глазами в сторону коллег: разговор велся на вейском, и те его явно не поняли.
– Я подумаю, – сказал Бемиш.
– Тут и думать нечего, – заявил Киссур, – я посмотрю девочку, и если она так хороша, как уверяет этот мошенник, она твоя.
На соседнем столе застрекотал принтер, и из него полезли последние финансовые проектировки.
* * *
На следующую ночь, когда донельзя усталый Бемиш в два часа поднялся в свою спальню, он обнаружил, что не один. В постели, свернувшись в клубочек, безмятежно спала златокудрая девица лет семнадцати. Бемиш стащил с нее одеяло и убедился, что девица вполне голая: видимо, Адини привел ее вечером и не решился беспокоить хозяина, – а девица ждала-ждала и заснула.
Как только Бемиш приоткрыл одеяло, девушке стало холодно: она проснулась и уставилась на Теренса большими и круглыми, как луна, глазами. У нее были маленькие, неспелые грудки с крошечными сосками, тяжелые бедра и длинные белые ножки. Лобок ее был чисто выбрит. Девица глядела на Теренса безо всякого смущения, словно ее каждый день нагишом разглядывали незнакомые иностранцы.
– Как тебя зовут? – спросил Бемиш, коверкая вейские слова.
– Инис.
– Тебе сколько лет?
– Шестнадцать.
– Ты девушка?
– Конечно, господин. Господин Киссур сам выбрал меня.
Брови Бемиша недовольно дернулись.
– Это как это Киссур тебя выбирал?
– Он отвел меня к госпоже Идари, – сказала Инис, – и госпожа сказала, что вам нужна женщина для тела и дома. Она посмотрела, девственница ли я и хорошо ли готовлю, и была удовлетворена.
При имени Идари ладони Бемиша внезапно вспотели. А девушка улыбнулась и лукаво прибавила:
– Она побоялась оставить меня Киссуру. Она – очень хорошая жена. А у тебя есть жена?
Бемиш, не отвечая, выпустил одеяло, и оно вновь укрыло девушку. Мысль о Мэрион испортила всякое удовольствие. И к тому же – Идари! Он понимал, что, лаская подарок Идари, всегда будет думать только о той, что его подарила.
– Одевайся. Попроси Адини найти тебе спальню.
– Мы не будем заниматься любовью? – испуганно спросила девушка.
– Нет.
– Зачем же вы меня купили? – обиделась Инис.
– Затем, чтобы тебя не купил кто-нибудь другой. Шестидесятилетний садист в ранге начальника уезда, который занимается в кабинете любовью со своими секретарями.
Девушка огорчилась.
– Если бы ты занимался со мною любовью, – сказала она, видимо решив, что имеет право называть на «ты» человека, который разглядывает ее голой, – ты бы подарил мне новую юбку и сережки, а теперь ты мне ничего не подаришь.
– Какую юбку тебе хочется?
– Я на ярмарке недавно такую видела – длинную, из синего шелка с узором «танцующие цветы», а по подолу три каймы с изображением рыб, зверей и птиц, каждая отделенная от другой полоской из бисера, и подвески у пояса.
Бемиш усмехнулся. «Им всем хочется на юбки, – подумал он о Мэрион, – благословен мир, в котором они по крайней мере просят об этом открыто».
Он молча, как был в пиджаке и брюках, лег на кровать.
– Раздень меня, – приказал он Инис.