355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлия Лавряшина » Улитка в тарелке » Текст книги (страница 3)
Улитка в тарелке
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 19:58

Текст книги "Улитка в тарелке"


Автор книги: Юлия Лавряшина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

 
Днем было заметно, что из него торчат белые-белые волоски. Однажды она заметила такой же в волосах у Неды, но потом он куда-то исчез…
Эви сладко причмокнул и улыбнулся. «А вдруг ему тоже снится море?» – ей вдруг стало жалко будить его. Доберутся ли они до этой волшебной воды на самом деле? А сейчас Эви ее видит… Пусть посмотрит…
Еще немного посидев на корточках возле его кровати, Мира медленно-медленно выпрямилась, опасаясь, что какой-нибудь сустав громко щелкнет, как часто бывало. Но на этот раз ноги не подвели ее, только слегка заныло в коленях.
«Я расскажу тебе утром, – прощаясь, пообещала она другу. – Ты спи пока… А то и не уснешь потом. Я-то уж точно теперь ни за что не усну!»
С трудом подтаскивая уставшие за день ноги. Мира выбралась из дома мальчиков и скрылась в своем собственном. Когда забралась в постель, выяснилось, что сердце все это время так грохотало, что уши закладывало. Только до сих пор Мира этого не замечала. Стараясь поскорее отдышаться, она с тоской подумала: «Что же мне до утра делать? Я еще заболею от этой тайны! А уснуть не смогу».
И тотчас уснула.
Глава четвертая,
в которой Эви и Мира ищут тайный ход
 

– Мы должны всем рассказать.

 
Эви смотрел на нее так сурово, что Мира не возмутилась в голос, как ей хотелось, а только тихонько предположила:
 

– Кто-нибудь проболтается…

– А если мы не скажем… Это знаешь, что значит? Что мы тоже всех обманем. Тебе же обидно было, когда ты узнала!

 
Мира подтвердила:
 

– Обиднее обидного.

– А все потому, что они нам врали! А я не хочу врать.

– Я тоже не хочу! Но мы же не можем перелезть через Стену все вместе – нас почти сто человек!

 
Не ответив, Эви отлепил от колена подорожник и осторожно плюнул на него:
 

– Не держится.

 
Колени были такими сухими, что казались белыми и походили на камни возле реки. Правое ссадина увлажнила и раскрасила, оно наверняка здорово болело. Снова прилепив подорожник, Эви мрачно сказал:
 

– Теперь ясно, откуда все берется… Еда, одежда – ну, все! Это оттуда, из-за Стены.

– Значит, есть ход! – осенило Миру. – Не через Стену же они кидают! Она высокая.

– Как бы найти его?

 
Эви посмотрел на нее так, что стало ясно: кроме нее, никто этого не сделает. Мире пришлось согласиться:
 

– Понятно, надо. Пошли?

– Прямо сейчас?

– А чего ждать?

 
У него вдруг испуганно перекосилось лицо. Оглянувшись, Эви подвинулся к ней и жалобно прошептал:
 

– Я что-то как больной стал…

– А что болит? – всполошилась Мира.

– Да вот ничего и не болит… А ходить трудно. Почему это? Вчера уже, а сегодня еще труднее. А вдруг завтра я и встать не смогу?

 
«А вдруг правда?» – отозвалось в ней, но Мира протестующе махнула рукой:
 

– Ну, вот еще! Наверное, ты, правда, чем-то заболел. Надо вылечиться – и все! А просто так не бывает. Мы ведь растем! Значит, сил становится все больше.

 
И тут она заметила, что сегодня его глаза стали совсем серыми, как будто они не могли больше позеленеть. Взгляд Эви сделался совсем печальным.
 

– А откуда ты это знаешь? Они сказали. А вдруг они и про это наврали? Как им теперь верить?

– А… – она чуть не задохнулась. – А если… наврали… что тогда?

 
Теперь Мира ясно ощутила, что сегодня у нее больше обычного ломит поясницу, и сердце слишком часто сбивается с ритма. Сейчас она уж точно не залезла бы на дерево…
 

– Не знаю, – проронил Эви. – Я только думаю, что нам надо начинать искать ход прямо сейчас. Что с нами завтра будет, откуда мы знаем?

 
Уцепившись за податливую ветку ивы, Мира поднялась и подала ему руку:
 

– Тогда пойдем. Стена большая, пока мы всю обойдем! И дня не хватит.

– Давай начнем с той стороны, что за их домами. Может, они ход к себе поближе сделали?

– Может…

 
Приподнимая ветви, девочка пошла напрямик через лес, не забывая прислушиваться к шагам Эви, который плелся позади. Чтобы чем-то отвлечь его, Мира быстро говорила, изредка оборачиваясь на ходу:
 

– Когда я вырасту, я все-все обойду, что там есть. Ведь тогда никто не будет нас здесь держать, правда? Мы же станем такими же, как они. Станем, вот увидишь! Ты что, не веришь? Не все же они нам врут.

– Может, и не все, – подал голос Эви. Он задыхался, и слова получались смазанными.

– Я быстро иду? Давай потише. Знаешь, Дрим называл Неде какие-то места, которые надо посмотреть… Я уже забыла, но можно ведь спросить. Я все-все это посмотрю, когда стану взрослой. А ты? Эви, ты ведь все равно будешь со мной, когда мы вырастем?

 
Он не ответил, и Мира с тревогой оглянулась. Он стоял, держась за черемуху, которая участливо наклонялась к нему.
 

– Ты что? – она поразилась тому, что вышел шепот. – Совсем плохо?

– Я не могу… дальше…

 
Сжав его острый локоток, Мира настойчиво сказала:
 

– Надо посидеть немножко. Так бывает: вдруг раз – силы кончились! А посидишь, они снова набираются. Из земли, наверное…

 
Ничего не сказав, Эви послушно уселся на траву и вытянул ноги. Колено, с которого давно соскочил подорожник, поблескивало красным, но ранка уже затянулась. Мира с досадой вспомнила, что Эви упал, когда она тащила его на полянку среди берез, где они любили секретничать. Ей так не терпелось разделить с ним свою тайну…
«У него уже не было сил, а я заставила его чуть ли не бегом… А он тоже… Сказать не мог?» – она виновато погладила его твердое плечо и заметила: «Совсем слабенькое…»
 

– Сейчас…

– Да сиди сколько угодно! – мужественно решила Мира. – Ход же не закроется. Мы все равно его найдем.

 
Эви поднял побледневшее личико, морщины на котором сделались еще резче, и спросил тихо:
 

– Почему они нас тут прячут?

– Они… Не нас прячут! Просто там… Там их взрослый мир, – она с ужасом поняла, что и сама не верит этому.

– Ты говорила, он большой. Скажешь, там детей больше нет? Вот те, что появились между ними и нами… И после нас… Они ведь, наверное, там!

 
Мира опять перешла на шепот:
 

– Откуда ты знаешь? Ты этого не знаешь. Почему же тогда мы здесь?

 
Насмешливо скривив посиневшие от усталости губы, Эви посоветовал:
 

– А ты у Дрима спроси. Ты же ему так верила!

– Ему как раз и хотелось нам все рассказать! – она вступилась так яростно только потому, что необходимо было убедить еще и себя.

– Что же не рассказал? И не расскажет, вот увидишь. Если бы ты не подслушала, мы вообще ничего не узнали бы.

 
И вдруг неожиданно с уважением Эви заключил:
 

– Ты – молодец.

 
Миру потянуло уткнуться лицом в лопух, потому что на щеках стало слишком горячо. Но тут она заметила коричневую улитку, спрятавшую голову.
 

– Гляди-ка! Точно, как твоя.

 
Эви озабоченно нахмурился:
 

– Придется ее выпустить. А то как она будет, если я уйду? Никто же ей воды не подольет.

– Ну да, мы ведь все уйдем…

– Да если и не все! Думаешь, кто-нибудь про нее вспомнит? Даже если я попрошу, не вспомнят. Пацанов только в столовую от компьютеров дозовешься… Да я ее никому и не показывал, кроме тебя, – признался Эви, пытаясь скрыть улыбку.

 
Мира улыбнулась в ответ, не зная, что и сказать. «Спасибо», что ли? При чем здесь – «спасибо»? Тут нужно бы сказать что-то совсем другое…
 

– Я тоже только тебе показала бы, если б у меня была такая, – нашлась она.

 
И подумала: «Ну, может, еще Дриму… Он разрешил бы ее держать».
Ей показалось, что Эви подумал о том же. А с чего бы тогда он так странно улыбался? Губы у него уже не были синими, теперь они походили на засохшие травинки.
«У меня такие же. – Мире захотелось прикрыть их рукой. – Скорей бы они стали розовыми и мягкими, как у Руледы! И почему она не нравится Дриму? Здорово, что не нравится…»
 

– Давай, я одна поищу, – предложила она на всякий случай, хотя было заметно, что Эви оживает.

– Нет уж! – запротестовал он и начал подниматься. – Еще сбежишь туда без меня.

 
От возмущения у Миры перехватило дыхание:
 

– Да ты что?! Я какая-то предательница по-твоему?

– Нет, Мира! Ты не кричи так… Я же просто сказал. Пошутил.

 
Сама не понимая, отчего в ней все так задрожало, Мира запальчиво проговорила:
 

– Никогда так… Только представь! Я без тебя – как? А ты? Смог бы без меня?

 
От испуга глаза Эви позеленели:
 

– Я же говорю, что пошутил!

– Ладно, – успокоилась Мира. – Пойдем. Только потихоньку.

 
Краем глаза она заметила, как мимо метнулась белка, легко прошуршав по сосне. Мира крикнула:
 

– Смотри, смотри!

 
Но Эви не успел увидеть ее.
 

– Какая она была? – вздохнув, спросил он.

– Я только хвост разглядела. Он такой выгнутый был. Ну, знаешь, как лепесток у саранки.

– Вот никогда не вижу. – Эви с досадой пнул выпирающий из земли сосновый корень. – Может, у меня шея не так поворачивается, как у тебя? Ну-ка, поверни! Подожди, теперь я… Ты быстрее.

– Ну да! Я же старше.

 
В голове что-то больно натянулось, будто уже раз прозвучавшая мысль выбиралась из памяти по тоненькому канату: «Раньше мне было легче забираться на дерево…» Она с тревогой взглянула на Эви: ему частенько удавалось угадывать ее мысли, и это всегда забавляло Миру. Сейчас же ей захотелось хорошенько тряхнуть его голову, чтобы это заимствованное у нее воспоминание тут же вылетело и запуталось в траве. Вон какая она высокая…
 

– Пойдем, пойдем! – Мира заторопилась, позабыв, что обещала идти не спеша.

 
Их сухие, в трещинках ладони разом потянулись друг к другу. Они часто ходили, держась за руки, хотя никто их этому не учил. Воспитатели вообще редко к ним прикасались, и Мира понимала: им, таким красивым, должно быть противно дотрагиваться до съежившейся кожи детей. Ведь тогда им вспоминается, что когда-то они сами были такими, а это не слишком приятные воспоминания! Если они были такими…
 

– Вот увидишь, они замаскировали этот ход, – сказал Эви.

 
Это длинное слово он как-то услышал от Прата, который иногда нравился ему даже больше, чем Дрим. У Прата волосы были не золотыми, а черными, но это выглядело ничуть не хуже. А то, что он не такой высокий, как Дрим, даже радовало Эви – рядом с Пратом можно даже забыть, как долго еще расти.
Мира похлопала по стене свободной ладонью:
 

– Если тут где-то есть дверь, она может открыться, когда толкнешь. Давай толкать?

– Или это подземный ход? – Эви вспомнилось, как недавно его все же затащили в компьютерный зал, и он немного понаблюдал за одной игрой. Там герой как раз через подземный ход выбрался.

– А как мы его найдем? – ее хмурые глаза вдруг знакомо просияли: – Надо их выследить!

– Воспитателей? Да! Точно. Когда-то же они должны принести продукты.

 
Мира торопливо предупредила:
 

– Только ни у кого ничего не спрашивай, а то еще догадаются. Мы же никогда в жизни не спрашивали, откуда что берется. А почему мы не спрашивали?

– Маленькие были, – предположил Эви. – Кормят вовремя, чего еще надо?

 
«А теперь надо», – ей вдруг стало тоскливо и захотелось убежать от Эви, потому что слезы она не показывала даже ему. Мире самой было непонятно и оттого страшновато: почему Стена, возле которой она выросла, с сегодняшней ночи стала давить на нее? Она была слишком высокой, эта Стена…
Вчера это казалось надежной защитой, ведь все знали, что за ней – пропасть. А сейчас одно только ощущение, что Стена рядом, сдавливало горло, как те ошейники, которые Прат иногда надевал собакам. Обычно те бегали свободно, но иногда по вечерам их привязывали возле домиков.
 

– Чтоб за ними не увязались! – она выкрикнула это и схватила Эви за плечи так, что он весь сморщился. – Вот как мы их выследим! Они привяжут собак. А потом отправятся к своему тайному ходу. Они боятся, что собаки их выдадут.

 
Мальчик смотрел на нее с уважительным испугом:
 

– Ну, ты… Как ты догадалась?

– Меня душит. – Мира потерла шею и чуть откинула голову. – Понимаешь? Вот я собак и вспомнила.

– Душит? – повторил Эви, и стало заметно, что он прислушался к своим ощущениям. – А у меня в горле чешется.

 
Она шепнула, хотя вокруг никого не было:
 

– Это оттого, что плакать хочется.

– Плакать?! Вот еще – плакать!

 
Он изобразил возмущение, вытаращив глаза и округлив рот, но Мира успела заметить, что в самый первый миг, на одну только секундочку, он согласился с ней.
 

– Было бы из-за чего, – добавил он презрительно и сплюнул на траву.

 
Так часто делали другие мальчишки, но не Эви. Он всегда считал траву живой настолько же, как и человек. Кому приятно, когда в него плюют?
 

– Сегодня мы не сможем поиграть, – проследив за ним, решила Мира. – Совсем не хочется… Скорей бы уж они привязали собак, а то мы заболеем дожидаться!

– А если уже вечером?

 
Эви усмехнулся, но глаза выдавали, как ему страшно. «Он ведь сроду ночью в лес не ходил, – с жалостью подумала Мира. – А тут вообще – неизвестно куда…» Приняв безразличный вид, она небрежно бросила:
 

– Да я одна прослежу. Двоих еще заметят! Тогда – все… Ты спи. Я утром тебе все расскажу.

 
От радости желтоватые уши мальчика даже порозовели. Быстро заморгав, он виновато спросил:
 

– А ты ничего? Тебе не страшно будет?

– Да ну! – протянула она, сделав убедительную гримаску. – Я так буду прятаться, что они в жизни меня не заметят.

 
Про себя она добавила: «Если получится». И попыталась представить, что же будет, если ее поймают. Дрим, конечно, заступится за нее, но что-то они все равно с ней сделают, чтобы остальные ничего не узнали.
«Я хочу к Дриму, – вдруг поняла она. – Я просто посмотрю на него и все…»
Эви прошептал:
 

– Почему-то мне кажется, что они прямо сегодня туда и отправятся.

– Может, – рассеянно отозвалась Мира, думая о своем. Ей было тепло и грустно думать об этом.

– Ты не проспишь?

– Да я вообще спать не буду!

– Ага, знаешь, как бывает! Скажешь себе: не буду спать. А потом – раз! – и уснул. И сам не понял, как это вдруг…

 
Мира рассмеялась и легонько толкнула его в плечо:
 

– Это у тебя вечно так – раз! – и уснул. А у меня так не бывает. Я еще ни разу не заснула, если ночью хотела выйти.

– Ты, наверное, меньше спать любишь, – вздохнул мальчик. – Так мы не будем сегодня играть?

– Нет. Мне надо… подумать.

 
«Я тоже вру ему! – ужаснулась она. – Это и значит – становиться взрослой?»
Послушно кивнув, Эви отступил:
 

– Тогда я пошел?

– Где ты будешь? – Мира чувствовала себя виноватой.

– Не знаю еще. Пойду свою улитку проверю. Я ее совсем забросил… Может, выпущу сразу. Как ты думаешь, ей скучно сидеть в тарелке?

 
Мира немного подумала:
 

– Иногда ведь хочется и дома посидеть.

 
Но Эви твердо сказал:
 

– Я ее выпущу. А то мне приятно, что она у меня, а ей, может, тоска одна!

– Да нет, Эви!

 
Он вдруг закричал, весь ощетинившись:
 

– Что ты споришь? Ты вон только узнала, что мы здесь тоже, как в тарелке, сидим, так сразу сбежать захотела! А ей, думаешь, не хочется?

– Я не сбежать, – растерянно возразила Мира. – Я же вернусь… Мы все вернемся. Мы же только посмотреть…

– Ага, – он хмуро уставился в землю.

– Ты что – не веришь?

– А вдруг там… так здорово, что нам уже и возвращаться не захочется?

 
«Но Дрим ведь тут останется! – вспомнила Мира. – Конечно, мы вернемся. Я уж точно».
 

– Посмотрим, – сказала она. – Мы еще и не ушли никуда.

 
Покусывая сладкий стебелек травинки, она проследила, как Эви уходит все дальше, опустив и без того покатые плечики. Он старался идти быстро, но на самом деле еле плелся, и Мира с тревогой подумала: «Ну, и на сколько мы уйдем за ночь, даже если выберемся? Они же догонят нас в два счета… Ну и что? Вот тогда мы у них и спросим: а почему нам нельзя увидеть весь мир? Вы-то его видели…»
Эви оглянулся, и она махнула ему рукой. Не ответив, он прошел между кустами шиповника, на которых уже глянцево желтели крупные плоды, похожие на елочные шарики. Эви их не заметил. Ему не хотелось сладкого, хоть и было слишком горько от мысли, которую он уносил в себе: «Ей прямо не терпелось от меня отделаться…»
Такого еще не бывало. Конечно, случалось, что они ссорились и расходились в разные стороны, думая, что ненавидят друг друга. Но сейчас ведь этого не было! А без причины Мира еще никогда не избавлялась от него.
«Да еще машет! – с трудом сглатывая обиду, вспоминал он. – Очень мне надо, чтоб она махала…»
Оглядев пустые домики, все разноцветные и одинаковые, как конфетти, Эви пошел к тому, что ото всех отличался. «Виртуальный мир» был трехэтажным, чтобы всем хватало места, и окрашенным так ярко, будто весеннее небо просто стекло на него и застыло на стенах. Для всех ребят, кроме Эви и Миры, здесь и было само небо, в котором можно летать и чувствовать себя легким и сильным. Как будто ты уже вырос.
«Но это же вранье!» – однажды презрительно заметила Мира, и он ей поверил. Эви и сам смутно чувствовал, что это не совсем правильно – проводить целые дни в мире, которого на самом деле нет.
«Уже лет пять они оттуда не выходят! – подсчитал он. – А раньше? Мы хоть играли во что-нибудь, когда были совсем маленькими?»
Собравшись с духом, хотя никакой опасности и не таилось за стеклянной дверью, Эви вошел внутрь и на цыпочках приблизился к первому залу. Здесь было всего пять кресел, кожаных, мягких, в которых можно было почти лежать. Эви до сих пор помнил, какие они удобные – эти кресла, хотя не заходил сюда давным-давно. В них так удобно, что хочется лежать и лежать, не замечая, как проходят целые недели…
На лицах у ребят были специальные маски, через которые они видели тот – свой любимый – мир, но Эви все равно узнал каждого. И подумал с сомнением: «А может, они и не захотят идти с нами? Их за порог-то не вытащишь…»
Ноги у всех чуть подергивались, совершая мнимые прыжки, и шевелились пальцы, когда им чудилось, что они бросают мяч. Если следить за ними достаточно долго, то начинает казаться, что они вообще не умеют ходить и не в состоянии вскинуть руку. Но Эви хорошо знал, что до столовой каждый из них добирается чуть ли не бегом…
Как-то раз Прат сказал директору «Виртуального мира»:
 

– Вы убиваете их этой неподвижностью. Неужели, черт возьми, не понятно, что в их возрасте…

 
Это было все, что Эви расслышал. Потом Прат, заметив его, понизил голос, и в памяти осталось одно слово «убиваете». Эви не знал, что оно означает, и Мира не смогла вспомнить. А Дрима почему-то бросило в жар, когда они пристали к нему с этим. Он что-то забормотал насчет того, что это неприличное слово, и нельзя повторять его при других: «Прат ведь знает!» Но что оно означает, они так и не поняли. Потом Дрим выговаривал Прату, но подслушать им уже не удалось.
«Он и тогда соврал нам, – только теперь догадался Эви. – У кого бы разузнать, что же значит „убиваете“?»
Оглядев компьютерный зал, он настойчиво потеребил за ногу Малса – своего соседа по комнате. На днях Малс случайно заметил улитку, но не выдал Эви, и больше про нее никто не узнал. Малс немного напоминал Дрима – у него тоже были рыжие волосы. Только не кудри, а легкий пушок. Наверное, приятный наощупь, потому что Неда частенько проводила по нему ладонью и улыбалась.
Она и Эви иногда гладила, и тогда он переставал дышать, чтобы воздух не разбавил тот поток удовольствия, что из головы растекался по всему телу. Ничего лучшего мальчик еще не испытывал…
Малс сперва раздраженно дернул ногой, потом все же остановил игру и стянул с лица маску.
 

– Чего тебе?

 
Глаза у него были, как у кота Байта, когда во время кормежки кто-нибудь приближался к его миске.
 

– Ничего особенного! – у Эви тоже сразу будто шерсть на загривке поднялась.

– Звал-то зачем?

 
Он пересилил себя: «Ладно, попробую».
 

– Пойдем погуляем?

– Больно интересно! Где тут гулять?

– А если б… если б этот лес вдруг вырос? Или… что-нибудь еще появилось… Ты пошел бы?

 
Покосившись на заждавшуюся маску, тот с подозрением спросил:
 

– По-настоящему, что ли? Устанешь ведь! Охота таскаться… Это там, – Малс улыбнулся компьютеру, – никогда не устаешь. Летаешь – и не устаешь!

– Там ведь все неправда, – тихо сказал Эви.

– А разница-то?

– Разве нету?

 
Он и сам уже понял, что никто не чувствует этой самой разницы, но зачем-то все же спросил.
 

– А какая? – Малс уже вертел в руках маску, и от нетерпения у него подергивалось вокруг рта.

 
«У меня не получится ему объяснить, – затосковал Эви. – Как рассказать о запахах или о каплях после дождя? О песнях цветов… О пыльце у Миры на носу… О том, как птицы радуются солнцу… Видят его каждый день и все равно радуются».
 

– Никакой, – сказал он и повернулся к Малсу спиной.

 
Уже после первого шага он почувствовал, что его больше не видят. Никто не видит. Если он уйдет за Стену насовсем, этого и не заметят. Нет, наверное, заметят, но не сразу. Нескоро.
«Мы уйдем с ней вдвоем, если больше никто не захочет, – решил он. – И говорить им не стоит… А то еще выдадут нас! Хотя зачем мы им? Что есть, что нету…»
Он вошел в свой домик и прислушался. Здесь была одна живая душа, Эви это точно знал, но тишины она не нарушала.
Обрадовавшись одиночеству, он бросился к своей кровати и извлек тарелку на свет. Эви уселся на покрывало, поставил тарелку на колени и разворошил траву.
 

– Ты где? А, привет! Ну, чего ты опять спряталась?

 
Улитка с головой ушла в свой круглый домик и даже кончиков рожек Эви не удалось рассмотреть. Он почмокал губами возле крошечного отверстия, надеясь выманить ее, подождал, но улитка или спала, или перепугалась настолько, что ей даже ласки не хотелось. Огорчившись, Эви положил ее назад и прикрыл листиком.
«Сегодня не буду ее выпускать, – решил он. – Может, этой ночью Мира еще и не выследит их. Вот когда соберемся уходить…»
Ему было страшновато думать о том, как это будет взаправду. Неужели они на самом деле полезут в черный ход под самую землю? И еще не известно, куда он приведет… И что там с ними случится…
Он вдруг вспомнил: «Там ведь есть другие люди! Кто-то же присылает нам все. Все-все».
Подскочив от волнения, Эви сунул тарелку под кровать и вцепился в ее деревянную спинку. Мысли у него бежали так быстро, что Эви не успевал додумывать каждую до конца. И все они были о людях, которые жили за Стеной. Какие они? Почему он до сих пор даже не пытался их представить? Интересно, есть ли там дети? Они играют по-настоящему? Или как все? А взрослые? Они такие же красивые? А если… А если кто-то даже захочет подружиться с ним?
Это показалось невероятным настолько, что Эви даже сел. Никто никогда, кроме Миры, не обращал на него внимания. А ему хотелось бы поиграть еще с одной девочкой… С Айзой. Она была самой младшей из девчонок, но почему-то больше других походила на взрослую. Лицо у нее было почти гладким, только под глазами виднелись тоненькие морщинки. И губы были розовыми, а не как у остальных…
В столовой Эви старался садиться так, чтобы видеть Айзу, и ему нисколько не надоедало смотреть на нее каждый день. Но ему до сих пор не удавалось понять: подозревала ли она вообще о его существовании? Взгляд Айзы никогда не встречался с его взглядом. Он плавал над головами…
«А ведь она тоже не пойдет, – подумал Эви, и от этой мысли в горле стало как-то тесно. – Она такая же, как они все. Тоже валяется там на кресле и думает, что ничего интереснее и на свете нету».
Эви медленно оглядел пустые кровати. На той, что справа, спит Малс. Летом, когда солнце встает рано, голова Малса становится похожа на тот цветок, который здесь называют «огонек». Впервые Эви подумал «здесь», потому что, как выяснилось, есть еще и «там». Растет ли там этот цветок?
А слева кровать Нирта. На него Эви совсем не нравилось смотреть – он напоминал какого-то хищника. У него была настоящая пасть вместо рта, но Эви никогда не дразнил его этим. Не только потому, что Нирт запросто мог ударить… Просто Эви до сих пор помнил, как душила обида, когда Принк сказал о его глазах, что они «цвета кошачьего поноса». И все хохотали, а Эви не знал, как заткнуть эти хохочущие рты. Потом им самим надоело, и они отстали от него…
Принк спал у противоположной стены, прямо под люстрой-цветком, и порой Эви злорадно представлял, как однажды она рухнет. На вид у нее были тяжелые лепестки…
Рядом с Принком, у самого окна, жил мальчик-паук. Эви прозвал его так про себя за скрюченные длинные пальцы. Его было бы жаль, ведь это болезнь так его изуродовала, и Эви был бы готов вовсе не замечать этих живых крючков, если б Сумс не обзывал его коротышкой и не крутил перед самым лицом своими страшными руками.
Вот с другой стороны от Принка была кровать мальчика, с которым Эви всегда хотелось подружиться. Может, еще сильней, чем с Айзой. Его звали Тради, и Эви казалось, что это самое лучшее из мальчишеских имен. Тради никого не обзывал и ни на кого не задирался. Хотя мог бы, потому что был выше всех на голову и ходил быстрее других.
Эви даже несколько раз сам видел, как тот бежал в столовую, и попробовал угнаться за ним, но из этого, конечно, ничего не вышло. Выглядел Тради так же, как все они: и на лице, и на руках у него было много коричневых пятен, а на щеках ярко краснела сеточка сосудов, но Эви казалось, что он взрослее других. Так уж Тради держался…
Эви вздохнул: «Как бы вытащить его из этого виртуального мира?»
Наверное, Мира могла бы попробовать, ведь Тради смотрел на нее в столовой совсем так же, как он сам на Айзу… Когда Эви заметил это впервые, то даже есть перестал. Мира была, конечно, самой лучшей девчонкой, это он всегда знал, но никогда не предполагал, что кому-то может казаться, что она и выглядит иначе.
Хотя вообще-то улыбка у нее была, как у взрослой, – заглядишься! И глаза были не тусклыми, как у остальных, а сияли так, будто в них жило по крошечному солнышку. Когда Мира смеялась, как-то и не замечалось, что у нее тоже есть морщины…
На миг ему стало больно за нее: «Но Дрим-то ведь их замечает. А она напридумывала себе…»
Сам он тоже любил помечтать, как все сложится, когда они вырастут, иногда даже верил, что все сложится просто прекрасно, как в какой-нибудь сказке. Но в другое время ему начинало казаться, что никогда-никогда никто из них не вырастет. И что они навсегда останутся такими бессильными, морщинистыми существами с целой кучей болячек… И никогда они не будут любить друг друга.
Глава пятая,
рассказывающая о ночной «разведке» Миры и о том, почему вечерами привязывают собак
 
 
Она проследила из окна, как Прат накрепко застегнул ошейник рыжей Булке, и сказала себе: «Все. Пора». Нужно было разговаривать с собой потверже, потому что сердце в решающий момент подвело ее. Оно вело себя, как трусливый зайчонок, который то несется опрометью, то замирает, мечтая провалиться сквозь землю. Но Мира знала, что не станет слушаться, чего бы оно ни просило.
Продолжая стоять на коленях прямо на кровати, Мира задернула шторку, пока Прат не заметил, что за ним подглядывают. Она давно научилась вставать так, чтоб ни одна пружина не скрипнула, ведь некоторые из девочек страдали бессонницей. Но сейчас спали все, и некоторые даже похрапывали в глубинах своих снов. Когда Мира слышала эти звуки, ей становилось противно: «А вдруг я тоже?»
На всякий случай надев обе кофты, которые им выдали на лето, Мира вышла из домика и, собравшись с силами, перебежала к кустам малины. На них уже не было ягоды, но здесь можно было спрятаться так, чтобы одновременно видеть все домики воспитателей. С тех, в которых жили Дрим и Прат, она старалась не спускать глаз: «Без них ведь не пойдут».
Оттого что за весь день так и не удалось поговорить с Дримом, внутри нее словно образовалась воронка. И теперь все, о чем Мира думала и чувствовала, затягивало в эту пустоту. Если туда же уйдут и силы, из ее затеи ничего не выйдет. Этого Мира сейчас опасалась больше всего.
Малина холодно кололась, пытаясь избавиться от вторжения девочки, которая всегда первой набрасывалась на ее ягоды. Но на этот раз у Миры были открыты только кисти рук и лицо, и она не особенно боялась этих укусов. Впрочем, она никогда их не боялась! Не настолько, чтоб отказаться от ягод…
Вот ноги у нее совсем затекли, ведь сидеть приходилось на корточках, и колени уже болели. «Скорей бы они, что ли! – изнывая от неподвижности, сердилась она. – Что мне тут – целую ночь торчать?»
Негодовать, собственно, было не на кого, никто не заставлял ее прятаться в этих кустах и выслеживать воспитателей. И Мира не забывала, что в любой момент может вернуться в свою постель. И вместе с тем это было совершенно невозможно! Как жить, пока не разгадаешь все эти тайны?
Ей показалось, что прошло лет сто до той минуты, когда открылась дверь в доме Неды.
«Ага! – встрепенулась Мира. – Значит, она всех собирает. Ну, правильно…»
Вытянув шею, она проследила, как воспитательница подошла к домику Прата и одним пальцем негромко стукнула в окно. К Дриму ей даже идти не пришлось – он сам вышел. Мира шепотом называла имена всех, кто бесшумно собирался вокруг Неды:
 

– Трия, Руледа, Бенор…

 
Здесь были не все, кто-то, конечно, должен был и остаться. Теперь главным для Миры было то, чтоб ее не заметил как раз этот оставшийся. Не переговариваясь, воспитатели пошли к лесу, выстроившись цепочкой – один за другим. Мира подождала, пока серый свитер Прата, шедшего последним, совсем потеряется в темноте, и побежала за ними.
Уже метров через десять она поняла, что выжидала слишком долго: у воспитателей были крепкие, быстрые ноги, и они уже успели уйти так далеко, что Мире пришлось бежать изо всех сил. Мешало дышать сердце, колотившееся прямо в горле, и ей все казалось, что она вот-вот упадет прямо в эту темноту, которая была и вокруг, и в голове. Мира почти ничего не видела и только твердила про себя: «Нельзя их потерять!»
Наконец, серый свитер опять мелькнул впереди, но Мира приказала себе не останавливаться. До сих пор никто не заметил ее, и это уже было удачей. Она не могла себе позволить просто отстать.
«Так вот где!» – она и удивилась, и обрадовалась, заметив, что воспитатели подходят к небольшой скале у самой Стены. Дрим первым обогнул камень и скрылся за ним, и все остальные последовали за ним, ничуть не колеблясь. Дождавшись, пока Прат войдет в подземный ход, Мира осторожно приблизилась к бугристой скале. Она оказалась холодной – Мира положила на камень ладонь и тотчас отдернула ее.
Девочка прислушалась, но голосов по-прежнему не было. Может, это было их правилом: не переговариваться? Идти на звук было бы легче, ведь внутри наверняка окажется еще темнее, но Мира и не думала отступать.
Пригнувшись, она на ощупь забралась в расщелину и потрогала стены: ход был узким и низким, взрослым приходилось нагибаться. Где-то впереди затих отголосок шагов, и Мира заторопилась, хотя вряд ли этот ход мог иметь ответвления. Ей было так страшно в этой темноте, что, попадись на пути хотя бы мышка, Мира могла закричать во весь голос.
Она уже поняла, что это место не похоже на коридор. Просто промежуток между скалами… Но вот поверхность под ногами была такой ровной, будто кто-то трудился здесь, сглаживая разницу между камнями.
Чуть позднее Мира убедилась, что, скорее всего, так и было – воспитатели возили продукты на складных тележках. Поскольку делать это им предстояло годами, наверняка они давным-давно позаботились о том, чтоб облегчить себе путь. Тогда же Мира поняла, откуда берутся странные полосы на траве, которые она иногда замечала по утрам. Она показывала их Эви, но как он мог догадаться, что их оставляют колеса тяжелых тележек?
Придерживаясь за скалу, Мира подкралась к выходу из расщелины и на миг замерла, снова и снова облизывая пересохшие губы: «Сейчас я его увижу… Тот мир…» Но ничего не увидела, кроме пространства, которое угадывалось за темнотой. Что было в нем? Другие скалы? Другая река? Другой овраг? Другое солнце?
Она ничего не смогла разобрать, потому что луне не захотелось помочь ей. А свет от странного сооружения, похожего на игрушечный фургон, только во много-много раз большего, выхватывал из темноты лишь маленький «пятачок». Там ее воспитатели неслышно разговаривали с двумя незнакомыми людьми.
«Значит, они все-таки есть, эти другие люди, – подумала Мира почти спокойно. – Взрослые, конечно».
Она стала присматриваться к фургону. Он был почти таким же, как тот, которым года три назад играли они с Эви. Только этот был гигантским. А им всегда говорили, что машины бывают только игрушечными… Кто будет толкать настоящую? Великанов не бывает.
«Как же этот фургон приехал сюда?» – попыталась понять Мира. Великана поблизости не было видно, хотя от этого мира всего можно было ожидать. Она решила, что не уйдет отсюда, пока своими глазами не увидит, каким образом эта машина отправится в обратный путь.
Чтобы не попасться под ноги воспитателям, когда они будут возвращаться, Мира выбралась наружу, мысленно умоляя камни не выдавать ее. Прижимаясь к скале, она перебралась левее, в противоположную сторону от света. Мира поискала какой-нибудь уступ или другую расщелину, но ничего похожего не было. Тогда она просто легла на землю, понадеявшись, что воспитателям не придет в голову обыскивать все вокруг. Откуда им знать, что их выследили?
Земля оказалась уже холодной, но Мира строго сказала себе, что не имеет права простужаться. Только не сейчас… Почти под ухом взволнованно рассказывал о чем-то кузнечик, и голос у него был совсем таким же, как у тех, которых она слышала годами. Мира подумала, что, может, он пытается предупредить взрослых об опасности, ведь он был из этого мира, а значит, все они были заодно.
Ей захотелось посмотреть на это существо: «А вдруг он выглядит по-другому? Как, а?» Но нащупать его, ничего не видя, ей не удалось.
«Да нет, он такой же, как наши, раз поет так же, – утешая себя, решила Мира. – Взрослые же не отличаются».
А они, между тем, уже вытаскивали из фургона какие-то коробки и водружали на тележки, которые сложенными принесли с собой. Только сейчас Мире стало ясно, что это за железяки были у них в руках. Пока шли сюда, они изредка позвякивали в темноте о камни, и этот звук пугал девочку.
«Завтра станет ясно, что в этих коробках, – эта мысль почему-то горчила. – Они будут кормить нас и радоваться – мы ведь только едим и едим, а вопросов не задаем. Как собаки…»
Она увидела, как Дрим пожал руку одному из тех, что приехали сюда на этой диковинной машине, а Прат по-свойски хлопнул другого по плечу.
«Уходят!» – у Миры опять скакнуло сердце. Ей не было слышно, о чем они говорят, но почему-то казалось, что никто из этих людей ни разу и не вспомнил о детях, которые остались за Стеной. От этих незнакомцев веяло той жизнью, которая никак не была связана ни с Мирой, ни с Эви, ни с Лисией… И этот дух притягивал взрослых, как ее саму запах леса. Мира видела, как не хочется им уходить… Как то один, то другой поглядывают на большой фургон, в который свободно могли бы усесться все вместе и навсегда уехать отсюда…
«Мы тоже поедем на этом фургоне!» – Мира едва не подскочила. Он привезет их туда, где есть другие люди. И живут они, скорее всего, в других домах. Это все можно будет увидеть и потрогать… Вот только надо исхитриться незаметно пробраться в фургон, пока он не уехал.
Она озабоченно подумала: «Много нас, все не войдем… Да все и не захотят!» Вряд ли отважится Лисия – она и ходит-то с опаской. На Айзу тоже можно не рассчитывать: все, что угрожает ее личику, она отвергает с ходу. Путешествие – вещь опасная, а она даже уборку отказывается делать: а вдруг щеткой поранит свою гладкую щечку?
Вот Тради наверняка поедет, раз это предлагает Мира. А ради Эви обязательно отправится Клена. Он совсем не замечает ее, дурачок…
Мира тряхнула головой: «Ладно, видно будет. Что за них-то решать?» Иногда все выходит совсем не так, как предполагаешь… Взрослые уже закатывали груженые тележки в потайной ход, и Мира приготовилась к бегу. Это давалось ей легче, чем многим, но все же нужно было собраться с духом. А медлить было нельзя, ведь фургон мог уйти в любой момент. Мире же хотелось проверить: успеют ли они добежать и забраться в него сзади, пока он еще стоит?
Она вскочила сразу же, как скрылся Прат, и, сердясь на ослабевшие от волнения ноги, устремилась к фургону. Он тронулся, когда ей оставалось какие-то метров пять, и Мира вскрикнула от беспомощности. Не задумываясь над тем, что делает, она умоляюще вытянула руки, но машина уже удалялась от нее, дразня красными глазками огоньков. Фургон шел сам по себе, издавая монотонное, не грозное рычание. Никакой великан так и не появился…
«Вот, значит, как это может быть», – подумала Мира, очнувшись от того отчаяния, которое навалилось на нее вместе с усталостью. Проводив фургон взглядом, девочка пошла назад, больше не опасаясь быть замеченной. И вдруг замерла, пораженная тем, что все это время было так очевидно:
 

– Да ведь я уже здесь! Я могу и не возвращаться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю