Текст книги "Я пришла, откройте дверь"

Автор книги: Юлия Климова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Юлия Климова
Я пришла, откройте дверь

© Юлия Климова, 2022

Пилигримы не спят

Уже больше недели она жила в одной из комнат его негостеприимного дома, но он никогда не видел ее лица. Светлое вытянутое облако приближалось, отдалялось, плыло и исчезало… Нет, не так. Опыт и обострившиеся за последние годы чувства подкидывали ему эти скучные картинки. Вот и вся правда. Андрей не удосуживался поворачивать голову в сторону новой помощницы – бессмысленное занятие в его непростой ситуации. Во-первых, он практически лишен зрения. А во-вторых, она проработает недолго, так какая разница…

«Не сомневаюсь, что у тебя русые волосы и в одежде ты предпочитаешь светлые тона… Откуда я знаю? Понятия не имею. Но твое биополе именно такое».

Андрей бы не думал о ней. Совсем бы не думал. Тем более, что девушка была бесшумна и ненавязчива. Но именно ее бесшумность непонятным образом напрягала все мышцы спины и рук и сначала бесконечно нервировала, а потом сглаживала душевный непокой. И однажды, когда в очередной раз на углу письменного стола появился поднос с яичницей и беконом, бутербродом с сыром и кофе, он все же оторвал взгляд от ноутбука и покосился вправо.

Завтрак. Андрей угадал, что именно она приготовила еще до того, как тарелки и чашка оказались рядом. По запахам. Мозг разделил их, разнес по столбцам, а затем соединил точно так, как и предполагала рецептура несложных утренних блюд. Все что Андрей мог увидеть – расплывчатые пятна посуды и плавные движения рук. Не сами руки. А именно движения.

– Как тебя зовут? – произнес Андрей, не поднимая головы.

– Нина.

Тихий ответ. Осторожный, будто она идет по хрупкому льду и нельзя ошибиться.

«Нужно было запомнить ее имя, сейчас бы не пришлось спрашивать».

Андрей сдержал порыв взять Нину за запястье и притянуть ее руку к лицу, так чтоб носом коснуться кожи. Тогда бы он увидел. Довольно хорошо бы увидел ее пальцы. Но не будет же он пугать девушку из-за простого сиюминутного любопытства, от которого через пару секунд не останется и следа. Хотя… она знала, к кому устраивалась на работу, так вряд ли испугается. Но все же будет трудно ей объяснить, что ему удобнее знакомиться с людьми подобным образом.

– Хорошо, спасибо, – торопливо поблагодарил за завтрак Андрей и тоном дал понять, что вопросов больше не имеется.

Он обернулся, когда Нина уже достигла двери, и отметил, что не ошибся: и волосы и одежда у девушки – светлые.

«И это усердное облако явно ниже меня ростом, – усмехнулся Андрей и, проигнорировав яичницу, взял чашку с кофе. – Многоуважаемая Нина, если ты не начнешь шуметь, я все же буду считать тебя привидением».

* * *

Тремя неделями ранее

Он с детства дразнил Марину занудой, и при этом никогда не считал ее такой. Андрей хорошо помнил, как сестра дулась и показательно злилась, получая от него порцию едких шуток. Но все же не сердилась. Привычная игра. Удивительно, как легко жизнь поменяла их ролями… После смерти родителей Андрей взялся заботиться о шестнадцатилетней сестре, а потом, после аварии, подорвавшей его здоровье, Марина окружила вниманием и заботой Андрея и терпеливо боролась с его недугами. И это при том, что у нее есть муж и двое детей: Петька и Колька, названные в честь дедов. Те еще сорванцы.

Остались позади ссадины и ушибы, и правая рука не подвела, хотя перелом – мало радости. Через полгода ушла хромота и был позабыт костыль с удобной опорой под локоть. Но зрение безнадежно падало день за днем, пока не остановилось на определенной отметке, которую очень хотелось назвать: «Конец всему». Однако Марина не позволила ее так называть, тем более что врачи оставляли призрачный шанс на… Неизвестно на что. Слишком уж случай странный. Теперь Андрей наблюдал лишь мутные пятна, но если приближал предмет очень близко к глазам, то его зрение, наоборот, обострялось лучше прежнего, и он видел не только все трещинки и нюансы до миллиметров, но и что-то еще… Точно в его голове вдруг включался стереомикроскоп, способный щедро дарить различные характеристики микрообъектов. Удивительно… Вот только жаль, что целый мир притянуть к себе невозможно.

«Известный писатель фантаст Андрей Копылов 18 апреля попал в автокатастрофу… ДТП произошло на 45 километре трассы… доставлен в больницу… множественные переломы…» Сдержанный текст из новостей, в последствии раздутый желтой прессой: инсценировка ради пиара, месть брошенной любовницы, попытка самоубийства… Всякая чушь. А просто один придурок выскочил на встречку, и машина Андрея оказалась не в нужном месте, не в нужное время…

Авария произошла пять лет назад, но как же ярок тот день в памяти. Правда, ровно до той минуты, когда раздались удар и скрежет.

– Я не могу уехать в отпуск, понимаешь?

Марина расхаживала по комнате. И Андрей, развалившись в кресле, закрыл глаза, чтобы не видеть этого непрекращающегося движения.

– Отчего же? – он сдержал усмешку. Конечно, не секрет, какие доводы по пунктам будут озвучены сестрой.

– И почему ты расстался с Илоной именно сейчас… Подождал бы до сентября! Два года вместе прожили, вот еще бы месяц продержались, и я бы спокойно слетала в Турцию.

– Жизнь слепого писателя оказалась гораздо скучнее, чем предполагала Илона, – улыбнулся Андрей. Никакой боли от расставания не было, пожалуй, он даже испытывал некоторое облегчение.

– Да? – Марина фыркнула. – Я потом почитаю тебе ее интервью. Не пойму, кто из вас фантастику больше любит: ты или она? То ты Илонку чуть ли не порабощал, то ревновал с утра до вечера, то просил придумывать сюжеты для романов… Она, видите ли, устала работать твое музой! Представляю, сколько ей платят за это многоярусное вранье. Как ты вообще с ней жил? Как спал с ней?

Андрей открыл глаза. Марина перестала метаться и просто стояла напротив.

– Наверное, инстинкты одержали победу над разумом, – с иронией ответил он.

– Скорее всего!

– Отправляйся в отпуск и не беспокойся. С чем по твоему мнению я не справлюсь? Это смешно.

– Да ты сутками не ешь и не пьешь, когда пишешь свои километровые романы. Спишь по два часа и куришь столько, что пол напоминает землю Помпеи! Ты превращаешься в сумасшедшего пилигрима, странствующего по вымышленным мирам, давным-давно потерявшего координаты и ориентиры! Каждый раз, когда я вижу тебя в таком состоянии, я задаюсь вопросом: а вернешься ли ты вообще в нашу реальность? Или застрянешь в каком-нибудь проклятом несуществующем городе на веки вечные. Андрей, кто-то должен готовить еду и приносить ее в твой кабинет. И кто-то должен ставить твой мобильник на зарядку, потому что сам ты этого не делаешь, и я потом схожу с ума!

– Нет.

– Да.

– Зануда.

– Выживший из ума писатель.

– Ну, это аргумент… – Чуть помедлив, Андрей засмеялся.

– Еще какой!

Андрей вновь закрыл глаза и полетел в прошлое, мысленно задевая углы тех или иных событий. Успех к нему пришел в тридцать пять: встречи с читателями, восхищенные статьи и отзывы, автографы, многотысячные тиражи, две экранизации, портреты чуть ли не в полстены в каждом книжном… Он не просто владел словом, он превращал его в скальпель, разрезающий прошлое, настоящее и будущее. Никто бы не назвал сюжеты его фантастических романов банальными. Даже завистники не посмели бы. Андрей погружался в иные миры с головой, терял ощущение времени и выныривал лишь для того, чтобы подписать новый договор, одобрить обложку или провести короткий отпуск в каком-нибудь городе, где погода сдержанна, а маленькие ресторанчики дразнят прохожих ароматами кофе и свежей выпечки. На отдых он отправлялся или в одиночестве, или с Мариной и ее шумной семьей, или с той женщиной, которая в данный момент была желанна. У Андрея случались длительные отношения, но ничем серьезным они не заканчивались…

А потом, после трех лет ошеломительного успеха, – авария. И кто знает, может, иные миры и спасли его, не дали загнуться. Боль мешала спать, но пальцы помнили клавиатуру, и всегда был главный герой, выбирающийся из бездны на поверхность и надеющийся на спасение, но не имеющий при этом каких-либо гарантий… Андрей положил ногу на ногу и тяжело вздохнул. Ему уже почти сорок четыре. И, по сути, он один. Илона ушла.

«Теперь придется искать толкового секретаря. Ничего хорошего со зрением не будет, если продолжу водить носом по экрану ноутбука… Яркий свет ослепляет и потом болят глаза… Но Марине лучше не знать об этом».

Андрей познакомился с Илоной в литературном агентстве, куда его пригласили как почетного гостя. Он сразу уловил ее желание понравиться, искренний восторг и уже на третий день ощутил острую потребность приблизить Илону к себе, чтобы наконец-то разглядеть лицо.

«И в такие моменты ты хорошо видишь, да?» – с долей любопытства тогда спросила Илона, и Андрей, не раздумывая, впервые ее поцеловал.

Она мечтала стать женщиной известного писателя, а он соскучился по стабильным отношениям. Вроде все по-честному.

Илона перебралась в большущий дом Андрея через два месяца. Теперь раз в неделю на пороге появлялась бригада уборщиц, а на завтрак, обед и ужин приезжала готовая еда. «Дорогой, мои подруги интересуются, когда ты посвятишь мне книгу? Что им сказать?» У Андрея не было ответов на эти вопросы, и он лишь пожимал плечами. Подруг Илоны он не терпел, они всегда смотрели так, будто он лишился не зрения, а головы. Андрей чувствовал это.

Иногда Илона читала ему отрывки рукописей каких-то бездарей и просила помочь с изданием книг, иногда обещала журналам и сайтам первые главы его нового романа, иногда заводила разговор о публичности: «Ты должен мелькать везде, где только можно. Ты же знаменитость!» А иногда она делала все, чтобы Андрей ревновал. Но он не умел ревновать ту, которую не любит.

– Ладно, найди кого-нибудь тихого и незаметного, – сдался Андрей, лишь потому что хотел сделать приятное Марине. Он плохо переносил длительное присутствие чужаков в доме. Андрея нервировало то, что он не видит выражения лиц гостей, но в этом он никогда не признавался ни себе, ни другим.

* * *

На завтраки она приносила или яичницу, или омлет с разными добавками, или бутерброды с сыром. И лишь дописав пятую главу, Андрей отметил это однообразие и шумно вздохнул. Хотя не испытывал никакого недовольства по данному поводу. Батальные сцены требуют полного погружения и тут не до пережаренной глазуньи, посыпанной мелконарезанным укропом…

С одной стороны, Нина могла бы приготовить что-то еще, с другой – никакую молочную кашу он точно бы есть не стал. Собственно, благодаря этим, уже традиционным, блюдам, Андрей и понимал, что на дворе утро… Кто придумал ночь? И зачем спать и терять драгоценные минуты и часы?

Откинувшись на высокую спинку черного кожаного кресла, он временно расстался со своими героями и попытался вспомнить, когда заходила Нина?

Десять минут назад?

Пятнадцать?

«Не так уж и хорошо она готовит… Похоже, Марину обманули, всучив восторженные рекомендательные письма. Интересно, где она отыскала эту девушку?»

– Девушку… – произнес Андрей, пытаясь угадать, сколько лет Светлому Облаку, скользящему по полу его дома.

«Двадцать два? Двадцать семь?.. Не понятно. Имя она произнесла слишком тихо, по голосу не разобрать».

Андрей понял, что мысли о Нине вырвали его из сюжета. Досадливо поморщившись, он встал из-за стола, заложил руки за спину и принялся расхаживать по кабинету. В три он позвонит племяннику Кольке и тот прочитает вслух, написанное вчера и сегодня.

«Отправлю файл чуть позже. Потом надо бы позвонить в издательство… А когда Нина обычно приходит за посудой? Марина права, я чокнутый пилигрим. – Андрей остановился и провел рукой по волосам, убирая их назад. Надо бы принять душ, почистить зубы и попросить еще кофе. – Почему-то некоторые моменты от меня ускользают… Слишком много шляюсь по чужим мирам, как сказала бы Марина. – Он улыбнулся. Сестра ворчит, но, конечно же, знает, каким спасением и удовольствием является для него писательство. Он бы не променял состояние пересечения реальности с вымыслом ни на что. А часто и нет пересечения – сплошной вымысел. – Интересно, в какой комнате живет Нина?»

Дверь открылась, и на этот раз облако оказалось бледно розовым. Оно медленно устремилось к столу, но потом замерло.

«Да, я стою и смотрю на тебя. Но не волнуйся, – Андрей мысленно усмехнулся, – я все равно ничего не вижу».

– Можно забрать посуду? – тихий робкий вопрос.

– Да.

– Вам не понравился завтрак?

– Не понравился. Ты умеешь готовить что-то еще? Подходящее… – Он осекся, понимая, что тон слишком резок, и к тому же огорчение Нины мгновенно задрожало в воздухе. Эта вибрация была хорошо ощутима.

«Что она приносит на обед? Курицу, картошку, свинину, гречку, салат…»

– Извините…

– Сырники изобразить сможешь?

– Да. – Кажется, в голосе прозвучала радость.

– Хорошо. Жду.

«Отличница она что ли по сырникам? – закатывая рукава рубашки, подумал Андрей. Усталость напрягла мышцы спины, сковала шею, и он тряхнул головой, пытаясь прогнать эти неудобства. – Поем и спать. Часа четыре отдыха мне все же нужны…»

И даже появилось желание прилечь на диван, но еще больше хотелось подобрать имена двум новым героям. Тем самым приблизить их и начать чувствовать.

Пальцы Андрея ныли, и он принялся сжимать и разжимать их. Такое случалось часто и вовсе не от переутомления. Просто пальцы привыкли стучать по клавиатуре и сейчас нетерпеливо требовали продолжения этой музыки. Музыки, понятной только им. И ему.

Андрей вернулся к столу и погрузился в глубокую задумчивость – в вязкую темноту, в которой жили обрывки фраз, обычные и странные имена, картинки корявых ландшафтов, протоптанные дороги или непроходимые участки мрачных лесов. Так он сидел долго, собирая пазлы следующей главы, впитывая разговоры и шум деревьев, тянущихся к небу на чужой планете…

– Ваши сырники, – донеслось откуда-то издалека, и Андрей повернул голову на стук тарелки о столешницу.

– Спасибо, – автоматически ответил он и коротко вздохнул, расставаясь с литературными миражами. Аромат ванили влетел в нос, и сердце непонятно от чего заныло.

«Сейчас Нина уйдет, и я поем. Не хочу, чтобы она ловила мою реакцию и пыталась угадать, нравится мне этот завтрак или нет…»

Когда дверь закрылась, Андрей побарабанил пальцами по столу, безошибочно угадал местоположение вилки и отправил первый кусок в рот.

С вишней.

Сырники с вишней и сметанным соусом.

Точно такие же он ел лишь однажды. Давным-давно. В маленьком домике с заброшенным садом на берегу Черного моря.

* * *

Окна были распахнуты, и Андрей почувствовал это сразу, как только переступил порог гостиной. И он угадал легкую рябь штор, вызванную еле уловимым ночным ветром. Розы цветут. В августе их аромат всегда стойкий и с легкостью проникает в комнаты.

«Выпить кофе?»

Когда в сюжете появлялись вопросы, Андрей начинал бродить по дому, проходя километры туда и обратно. Первый этаж, второй, опять первый и второй… Он будто заводил внутри организма неведомый механизм, который разгонялся и рождал новый взрыв столь необходимого литературного непокоя. «Нельзя же так нервничать!» – часто восклицала Илона, наблюдая за этими странными хождениями. Но он не нервничал, он просто жил в меру своих возможностей. Если однажды ты проиграл битву писательскому таланту, то в твоей голове отныне и навсегда будут шелестеть страницы.

– Нина, ты же здесь? – произнес он ровно и резко повернул голову вправо.

– Да.

– Почему не спишь? На дворе ночь.

– Не знаю…

– Ты всегда разговариваешь так тихо?

– Нет.

Нина стояла около лестницы. И Андрей представил, как стремительно преодолевает расстояние в шесть-семь метров, берет девушку за плечи и приближает ее лицо к своему. Острая, почти болезненная, потребность сделать это, неожиданно сжала сердце и обдала жаром.

– Я могу разглядеть человека только с очень близкого расстояния. И я хочу знать, как ты выглядишь. Ты позволишь мне проявить такое любопытство?

Нина молчала, а Андрей пытался понять, что с ним происходит в последние дни?.. Несмотря на погружение в сюжет, он постоянно чувствовал присутствие рядом другого человека. Ее присутствие. И это при том, что сейчас женщины его не интересовали совершенно.

– Мне кажется… смотреть на меня не обязательно… – Нина явно развернулась, чтобы уйти, но замерла, точно желала получить разрешение на это. – Вам что-нибудь принести?

«Сырники с вишней», – мысленно усмехнулся Андрей и подошел к окну.

– Нет, иди спать.

– Спокойной ночи.

Он стоял долго и неподвижно, глядя в черноту сада, и лишь смутно улавливал свет фонаря. Память рисовала берег моря, хрустальные брызги соленой воды, смех, шелест листвы, два стареньких шезлонга, две белые чашки на краю поцарапанного предыдущими жильцами пластикового стола и облупившийся забор, покосившийся под тяжестью дикого винограда. Пожалуй, если Андрей и был когда-то по-настоящему счастлив, то там… и тогда… С той женщиной, которая не могла задержаться в его жизни надолго, но каждый вечер, прижимаясь крепко, шептала: «Завтра будет хороший день. Я верю в это».

– Спокойный ночи, – ответил Андрей, зная, что Нина все еще стоит около лестницы.

– Завтра будет хороший день, – дежурно, без тени эмоций, произнесла она и добавила чуть громче: – Я верю в это.

Он сорвался с места, налетел на стул, отшвырнул его, сжал плечи Нины, развернул ее к себе, наклонился, уткнулся носом в макушку и втянул в ноздри незнакомый цветочный запах. Наверное, запах шампуня. Сердце колотилось бешено, и Андрей медлил, прежде чем сделать именно то, чего в эту минуту желал больше всего. У нее светлые волосы… Это он знает давно… Но какие глаза? Губы?..

Как и положено слепому, Андрей сначала прошелся по лицу Нины пальцами, а затем коснулся ладонями ее щек, приподнял ее голову и приблизился так, что дыхание девушки коснулось его лица. И как жадный пес, нашедший в лесу непонятную добычу, – ежа или перепуганную насмерть мышь, Андрей принялся «читать» каждый миллиметр кожи, изгиб переносицы, дрожь ресниц, родинку над правой бровью… И он это делал целую вечность, до тех пор, пока портрет не стал четким и ясным.

– Но… это не можешь быть ты… – прохрипел Андрей и отшатнулся, точно увидел привидение. – Кто ты?

– Я… Нина…

Судорожно вздохнув, она бросилась вверх по лестнице. Топот ног сливался с ударами его сердца и практически оглушал. Два человека не могут быть настолько похожими просто так…

– Кто ты?! – крикнул он и вцепился в перила.

Топот оборвался. Скрипнула ступенька. А потом раздался дрожащий голос:

– Я… ваша дочь… Извините… – Облако качнулось, зарябило, а потом растворилось в темном пространстве второго этажа.

– Сколько тебе лет?! – Еще не до конца осознавая услышанное, Андрей интуитивно попытался отыскать хоть какую-то точку опоры в происходящем.

– Семнадцать… – долетело непойми откуда и эхом зазвучало в голове.

«Андрей, ты превращаешься в сумасшедшего пилигрима, странствующего по вымышленным мирам, давным-давно потерявшего координаты и ориентиры! Каждый раз, когда я вижу тебя в таком состоянии, я задаюсь вопросом: а вернешься ли ты вообще в нашу реальность?..» – отчего-то вспомнились слова Марины. Может, он уже потерял рассудок? И все это… мираж?

* * *

Андрей встретил ее случайно на берегу Черного моря. Неспокойные волны искрились на солнце, пенились, утюжили песок и оставляли после себя осколки мелких ракушек. Воздух казался соленым и вкусным, хотелось дышать полной грудью и получать удовольствие от этого продолжительного тет-а-тета с великой природой. Но дыхание Андрея сбилось, когда он увидел хрупкую девушку в тонком бежевом платье, украшенном кружевными воланами. Ветер растрепал ее длинные светлые волосы, брызги намочили подол, какая-то неведомая печаль сделала взгляд голубых глаз грустным…

– Сланцы унесло в море, – объяснила она, вздохнула и сморщила курносый нос. – Я отвернулась на секундочку, и их смыло волной. Так жалко… Я их только вчера купила.

Она сделала попытку убрать волосы от лица, и на пальце блеснуло тонкое обручальное кольцо. А уж потом Андрей заметил родинку над правой бровью.

Наташа. Белая чайка, выбравшая для полета нежности и любви море его жизни. Как хорошо было потом просыпаться вместе на скрипучей кровати, и чтоб лучи солнца непременно пробирались в комнату с раннего утра, и на завтрак – холодное молоко и мягкий белый хлеб или сырники. Тогда Андрей не был известным автором, но сюжеты уже мучили его, и он устремился на юг, чтобы погрузиться в писательскую работу. Снял весьма скромный домик, на большее попросту не хватило денег, и два дня просидел над прологом. Кто ж знал, что иногда музы выходят гулять на берег, и волны бессовестно уносят их новенькие сланцы…

Поступив в родном Питере в институт, Наташа почти сразу вышла замуж за своего преподавателя. Он был старше на семнадцать лет и усиленно занимался наукой. И эти два факта неожиданно оказались губительными для юной неокрепшей души. Наташе не разрешалось приводить друзей (они слишком шумные), в ее сторону летела едкая снисходительность (кто ты и кто я?), довольно быстро пришлось научиться перечеркивать свои желания, и к двадцати трем годам Наташа признала, что совершила ошибку… Она бы ушла. При других обстоятельствах. Но у мужа было больное сердце, а она не из тех, кто толкнет к погибели или бросит на переправе. Вот только нужен был глоток воздуха, чтоб спастись самой, чтоб еще продержаться. И Наташа придумала для себя поездку на море. Именно море дает самое настоящее ощущение свободы…

Андрей не знал, что бывает так хорошо и больно одновременно. И когда утром разламывал вилкой сырник с вишней, приготовленный Наташей, он мысленно произносил: «Господи, спасибо… И помоги…» Одной минуты хватило чтобы понять – это мой человек. Тот самый. Единственный.

Три недели счастья, а потом – слова и планы, которые разбивались вдребезги, оставляя порезы на душе. Хрупкая Наташа превращалась то в скалу, то в чайку, и на все уговоры звучал один ответ: «Нет, я не могу…» И однажды утром она ушла навсегда. Андрей видел застывшие в ее глазах слезы, и губы были сжаты так, что побелели…

Он злился.

Метался.

Ненавидел.

Молился.

Любил.

И жалел Наташу.

И еще в тишине маленьких комнат просил прощение за то, что так поздно появился в ее жизни.

* * *

Андрей не смел подняться на второй этаж. Ему казалось, что он и есть настоящий пилигрим, скитающийся долгое время по разным мирам и однажды постучавшийся в дом, построенный неизвестно кем на границе прошлого и настоящего.

В гостиной горел свет. И там – наверху – горела одна лампа. Как мало для него сейчас. Мало несмотря на то, что давным-давно по этим комнатам его уверенно водят за руку память и обострившееся чутье. Андрею хотелось рычать, глядя на густую черноту второго этажа.

«Где она?.. Позову, но не откликнется… Нет, не откликнется…»

Нервно сжав зубы, он шагнул на первую ступеньку и двинулся вверх по лестнице. На широком лбу выступили капельки пота, и рубашка прилипла к спине. Андрей привык к слепоте, но сейчас отдал бы очень много, чтобы видеть выражение лица своей… дочери. Ему была важна любая ее реакция на все. Но он не увидит.

«Сомневаюсь ли я, что Нина моя дочь? Нет… тут не обошлось без Марины».

Горькая усмешка скользнула по губам, но потом Андрей понял, что больше не в силах медлить. Он рванул вверх и как лев, потерявший в ночной саванне своего детеныша, принялся впитывать темноту с ее шорохами и еле уловимыми вибрациями воздуха. От волнения он забыл про кресло и врезался в него, чертыхнулся и устремился дальше, торопливо выстраивая в голове план комнат и схему расстановки мебели.

Она там. Рядом с библиотекой.

– Нина… – позвал Андрей, не слишком-то надеясь на ответ. Она наверняка напугана собственным признанием и теперь не представляет, что делать. Да и как он сейчас выглядит? Давно нормально не спал и не брился. И чего от него может ждать Светлое Облако, залетевшее без приглашения? – Нина…

Дверь в эту комнату оказалась распахнутой, горел только ночник. Андрей болезненно прищурился и повернулся сначала вправо, а затем влево.

– Я здесь, – привычно тихо произнесла она. – Около шкафа.

– Пожалуйста, включи свет и подойди ко мне, – быстро произнес он и тут же добавил: – Нет, не надо… Пусть так…

Ему будет легче – да, но Нине – труднее. Она чувствует себя спокойнее, спрятавшись за ночные тени. Андрей сделал два шага к тусклому свету и остановился.

– Стул рядом с вами, – произнесла она.

– Он мне не нужен. – Теперь Андрей четко определил ее местонахождение, и стало спокойнее. – Не бойся. – Он улыбнулся. – Я не такой страшный, как может показаться.

– Вы не страшный.

– Расскажи все, – попросил Андрей, не желая задавать вопросы. Он хотел просто слушать тихий голос, в котором звучали знакомые интонации, наполняющие душу приятным непокоем. «У меня есть дочь?..» Этого невозможно было представить. Что стоят созданные им миры рядом вот с такой фантастикой…

– А с чего начать?

– Не важно.

Но все же у Андрея был обжигающий душу вопрос, вот только задать его не хватало сил. «Наташа жива? Она жива? Скажи!»

– Муж мамы умер, когда мне было два с половиной года. Я не помню его… То есть я называла его папой… Наверное… Но… Я не помню. – Нина шумно вздохнула, подбирая слова. Она вовсе не была готова к такому разговору, и Андрей угадывал ее смятение и дрожь. – Мама сказала, что у меня другой папа, когда я пошла в школу. И еще она сказала, что у меня очень хороший папа, но он далеко… Я знаю, что у нее не было вашего адреса и номера телефона. – Последнее предложение Нина произнесла торопливо, будто желала оправдать всех и сразу. И сердце Андрея дернулось от боли, потому что дети всегда готовы на всепрощение, и, слава богу, что сложное им кажется простым. – В шестнадцать лет я уговорила маму назвать ваше имя. Она не хотела… но у меня был день рождения… Наверное, поэтому она уступила. – Нина приблизилась к свету ночника и замерла. – Мама взяла с меня слово, что я никому об этом не расскажу и не стану искать встречи с вами…

– Почему?

– Потому что вы… знаменитый… – Голос Нины задрожал еще сильнее, и Андрей понял, что много раз она сожалела о том, что ее отец – известный писатель, а не юрист, водитель автобуса, программист или кто-то еще. – Но я нарушила слово.

«Наташа жива? Она жива? Скажи!»

– Как ты меня нашла?

– Я нашла не вас, а тетю Марину. Через соцсети…

«Тетя Марина! Да кто бы сомневался! Вернешься из Турции, и мы с тобой поговорим!»

– Давно?

– Полгода назад. Тетя Марина очень добрая. И вы не думайте… я не обманываю. – Андрею показалось, что Нина шагнула вперед с отчаянием и надеждой. – Мы делали генетический тест на родство… на отцовство… Кажется, это так называется.

– И что тетя Марина? – спросил Андрей, улавливая приятный укол ревности. «Хорошо, что Маринка не поменяла фамилию после брака. И хорошо, что она пишет о моих книгах в соцсетях».

– Она сказала: «Ты моя племянница и точка». Я приезжала в Москву несколько раз, и мне, конечно, очень хотелось познакомиться с вами, но я не могла… То есть… Я же маме слово давала. Конечно, я его нарушила… Но… Я запуталась… – Нина всхлипнула и сцепила руки перед собой. Андрей представил, как ее пальцы нервно сжались и наверняка побелели. – Первый раз я приезжала с классом на экскурсию почти на неделю, второй раз с бабушкой на дни открытых дверей в двух институтах… И мы встречались с тетей Мариной. Без бабушки, конечно… Я так мечтала поступить в университет!

– Поступила?

– Да. На бюджет. Филологический факультет. – И вот теперь голос звучал твердо. Будто Нина хотела добавить: «Я смогла. Понимаете? Я тоже многого добьюсь, и вы обязательно будете мною гордиться. Только подождите немного».

Проблемы со зрением давно обострили нервы и чувства, и Андрей знал, что безошибочно читает ее настроение и мысли. Как книгу читает. Книгу, написанную не им, а… Наташей.

– Какое сегодня число?

– Двадцать четвертое.

– Скоро учеба… Наверное, ты сказала дома, что уже можно переехать в общежитие?

– Да. Когда тетя Марина предложила пожить у вас, я так обрадовалась… Честное слово, я не собиралась ни в чем признаваться, я бы уехала и все. Мне просто хотелось… побыть рядом с вами… узнать вас…

– Ну, тетя Марина у нас молодец, – усмехнулся Андрей и покачал головой.

– Пожалуйста, не ругайте ее. Я не могла признаться вам… я маме слово давала… То есть… Я опять запуталась.

Помедлив несколько секунд, Андрей приблизился к Нине, вновь взял ее за плечи и на этот раз притянул к себе осторожно. Будто существовала большая вероятность, что юное создание действительно является облаком, способным ускользать сквозь пальцы или растворяться.

Андрей изучал черты ее лица внимательно. Невозможно забыть эти длинные ресницы, курносый нос, высокие скулы, родинку… И пару минут он был не здесь, в собственном доме за двадцать километров от Москвы, его отбросило в прошлое, туда, где искрится Черное море и старый забор мужественно держит на своих плечах дикий виноград…

Нина стояла неподвижно, давая возможность «прочитать» свое лицо. И, наверное, этот процесс затянулся. Но Андрей, получая удовольствие от сходства дочери с Наташей, мечтал найти во внешности Нины что-то свое… Хоть что-то!

– Ты такая же красивая, как и твоя мама, – произнес он, сжимая худенькие плечи крепче.

И она улыбнулась. И он мгновенно поймал ямочку на правой щеке. Его личную ямочку!

– Спасибо…

Отпустив Нину, Андрей вернулся к двери и попытался успокоиться. «Нужно взять себя в руки. Наверняка уже напугал ребенка…» Он сжал кулаки, а потом разжал пальцы, готовясь задать тот вопрос, который уже прожег душу насквозь.

– А твоя мама… Она…

– Мама в Питере. Мы живем на Большой Конюшенной. Может, знаете, где это?

– Да, знаю. – Андрей кивнул, прислонился спиной к дверному косяку, приподнял голову и закрыл глаза. Чернота стала гуще и глубже, она окутывала сознание и не давала возможности ни на что отвлечься. Андрей хорошо знал эту бархатную темноту. Она не имела ничего общего с отчаянием, болью, унынием или страхом. У нее было иное предназначение. Это был занавес. Как в театре. Именно эта темнота приходила всегда за несколько минут до того, как в голове рождался новый сюжет. Чья-то новая жизнь. Вот сейчас… Еще секунда… Темноту пробил золотой луч, и Андрей втянул в легкие воздух, пытаясь удержать мгновенье. Удержать, разгадать и хорошенько запомнить. Затем он открыл глаза, повернул голову к Нине и с улыбкой произнес: – Пойдем на кухню, сегодня я приготовлю тебе завтрак.