Текст книги "Ирод Великий"

Автор книги: Юлия Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 18

Я уже был на подступах к Риму, когда в Иудее началась гражданская война поднятая неким Малихом[48]48
  «Малих был одним из приближенных Гиркана. Он стремился к освобождению Иудеи от римского владычества» (Иосиф Флавий «Иудейская война».


[Закрыть], отравившем величайшего из людей, которых я когда-либо знал – Антипатра, и сместив его сына Фасаила, после чего узурпатор занял место фактического правителя Иерусалима, при безвольном и вечно полагающимся на других Гиркане.

Взбешенный убийством отца, Ирод поднял, было свои легионы, но вовремя явившейся в Самарию брат Фасаил, отговорил его от столь опрометчивого шага, предложив свой план. Я слышал, что они обменялись письмами и подарками с Малихом и Гирканом, после чего посетили Кассия, свидетельствуя перед ним о своей искренней дружбе и нежелания ссориться впредь.

На обратном пути один легионер, за давностью лет я позабыл его имя, вдруг напал на Малиха перерезав ему горло. За спиной этого благородно пожертвовавшего собой воина четко угадывались тени двух мстящих за отца братьев, но официально была принята версия о том, что убийца был заговорщиком, так что награду за его смерть, семья покойного, получила уже тайно, негласно. Об этом позаботился я лично, получивший подробное письмо от Ирода уже в Риме. В послании правителя, разумеется, не было ни слова о произошедших событиях, но сопоставив все «за» и «против» я разгадал тайный смысл письма и семья покойного вдруг получила наследство оставленное им бог весть откуда взявшимся родственником из Испании. Для большей правдоподобности я переоделся в дорожный плащ, покрыл лицо и одежду пылью и явился в таком виде в дом почтенной вдовы.

Более чем скромное убранство дома, говорило о том, что семья действительно нуждается в средствах. Представьте себе короткую и узкую бедняцкую кровать, на ней тюфяк, сквозь заплаты которого виден клок простого ситника, скорее всего нарезанного на болоте возле Цирцей. Там все собирают ситник. Потому что бесплатно.

Хозяйка тут же обтерла подолом мраморный столик, поставив передо мной небольшой канфар[49]49
  Канфар – сосуд для питья на низенькой ножке и с двумя ручками.


[Закрыть] с вином, и когда я пригласил ее выпить вместе со мной, немножко помявшись, как все женщины, скромно взяла себе простую глиняную кружку. В углу я приметил довольно старый сундук, куда хозяйка, по всей видимости, складывала одежду. Все чистое, ухоженное, но ужасно ветхое. По-началу я смотрел на все это убожество, недоумевая, на что тратились деньги погибшего легионера? А ведь жалование, которое получает рядовой, при экономном ведении дел, хватает на десять человек…

Мои сомнения разрешила сама хозяйка, извинившись за отсутствие в доме еды, мол, сестра с улицы храма Аполлона устраивает обед, на который ушли все ее шестеро детей, и как водиться, прихватили с собой корзины со съестным.

О том, что она не станет дознаваться, откуда у покойного муженька вдруг появился неведомый ранее родственник, можно было не беспокоиться, не за море же поедет правды искать.

Когда я вышел из дома вдовы, на ее красную черепичную крышу села белая голубка. Что показалось мне хорошим знаком.

Глава 19

О том, что старый Гиркан собирается щедро наградить Ирода, шептали слуги и даже рабы в иерусалимском дворце. А как же иначе – спас! Избавил от кровожадного Малиха, и до сих пор не посчитался за смерть отца! А ведь мог, что греха таить. И большое ли дело, свернуть втихомолку негодную башку глупому, безвольному царьку, который даже наследникам не сумел обзавестись. Нет на нем благословения неба, не состоялся этнарх Гиркан в качестве правителя, просрал большую часть честно завоеванной родителем Иудеи вместе с царским титулом, не был хорошим мужем, да и мужиком путевым не получился. Так себе. Не пойми что, даже ребенка не сделал ни одной из своих наложниц, не говоря уже о жене. Смешно сказать, у иных царей беременеют не только царицы и постельные служанки, а рабыни до одной с пузами ходят. Да что там рабыни, стоит настоящему царю глянуть на любую проходящую мимо горожанку, не то, что моргнуть ей с прищуром лукавым, как та немедленно понесет от него, да еще о чуде таком соседям поведает. А что, все легенды об этом говорят, а легенды, как известно, врать не станут.

Ой, спасибо Ироду идумею, сыну благородного и мудрейшего из людей Антипатра, внуку Антипаса, да усладятся медом их души, вот у него как раз все как надо! И молод, и красив, и умен, чресла его сильны, и семя дает плоды. Вот за чьей спиной век доживать бедолаге Гиркану, сидеть яко мышь под полом, точно моль в старой шерстяной тунике. Только как доказать разлюбезному Ироду, что не предаст его, вечно всего боящийся этнарх, что верит ему как самому себе, да пожалуй и поболе? Как так к делу подойти, чтобы не громил проклятый везунчик Иудею? Хорошо сказать, да трудно сполнить.

Оттого и кручинился повелитель Иудеи Гиркан, оттого и запирался в сокровищнице своей худосочной один, пинками выгоняя слуг и министров, желая думу думать: «Как бы теперь сделать так, чтобы проклятый освободитель, не отверг щедрые дары, и не прибрал бы все к рукам на правах сильнейшего»?

Тут надо было действовать по-умному. И Гиркан нашел решение. На зависть всем и особенно римским хозяевам приготовил правитель Иудеи необычно щедрый подарок для Ирода. Так что явившийся получить свое или надавать двуличному сукину сыну Гиркану пинков по соответствующему месту, правитель Самарии вдруг узрел очаровательную девушку с длинными по самые пятки черными волосами, увитыми множеством нитей бус, в золотой одежде. Деву дивную перетрусивший этнарх представил своей внучкой Мариамной дочерью Александра II, сына его племянника Антигона.

– У меня нет сына, жизнь на исходе. Народ бесится понимая, что сдохнув в один прекрасный день в сортире или ванной, я невольно оставляю Иудею без наследника. Снова объявятся мои милые родственнички, польется кровь, в то время, как женившись на моей внучке, в глазах синедриона, ты фактически сделаешься моим преемником.

Ирод посмотрел на будущую царицу, уже желая ее. Настоящая красавица, таких еще поискать, к тому же Хасмонейка! – Дорога к иерусалимскому престолу! Конечно, придется развестись, заручиться поддержкой Рима, но да это дело наживное. Все деньги крутятся в Риме, вся власть в Риме, стало быть, в Рим и нужно идти за благословением.

– Я принимаю твой дар, благородный этнарх, принимаю с восторгом! – Ирод невольно покраснел, заметив обращенный на него взгляд Гиркана. Этнарх прекрасно знал о Дорис и сыне. Да, придется не только изгнать жену, но и отказаться от первенца, потому что наследовать этнархию будет сын от Хасмонейки. Придется заплатить за родство с Хасмонеями, стоит этого титул зятя правителя Иудеи и положение наследника.

Из дворца Гиркана, Ирод возвращался со смешанными чувствами, с одной стороны, самым явным образом исполнялись предсказания о его царствовании в Иудеи, с другой… с другой стороны за вожделенный трон следовало заплатить предательством.

Платить или не платить? Или быть верным и любящим? Продолжать оставаться супругом Дорис и отцом маленького Антипатра, и не желать большего? А что может быть важнее для мужчины, чем заботиться о собственной семье? Защищать своих близких?

Больше этого – дело, для которого ты рожден. Путь, которому ты предназначен, вершина, покорить которую можешь только ты. К тому же Мариамна! Красавица иудейка хасмонейской династии. Круглолицая с огромными глазами и пушистыми загнутыми вверх ресницами, крошечным ротиком и очаровательной родинкой на щечке. И как это он столько подробностей приметил зараз. Еще она была ниже его на две головы, стройная, все стати при ней.

Плавные или нет ее движения? Да она же все время стояла рядом с дядей. Судя по благородной царственной осанке, она должна двигаться словно нимфа. Чуть касаясь кончиками пальцев пола, вот-вот с моря повеет легкий ветерок и ее унесет в небеса, для которых она и предназначена. Ее ручки – крошечные кисти истинной Хасмонейки, такие, как были у ее бабки Александры Саломеи, созданные повелевать или ласкать возлюбленного. Все в колечках и браслетах ручки. Каждый пальчик – драгоценность. А ножки? Должно быть, ножки тоже какие-то особенные, узкие благородные стопы, и пальчики точно крошечные ракушки или…

Ирод остановился, пытаясь отыскать сравнение.

Какая она будет в постели? У Хасмонейки широкие похожие на бока амфоры бедра и должно быть тонкая талия. Такую талию нужно обнимать с особой нежностью и страстью. Не приведи бог не удовлетворить царицу в ее желаниях! Настоящая царица, пусть даже сейчас Рим отменил этот титул. Мариамна – это тебе не покорная Дорис, она вся сделана из мрака и огня, за ней тайна и золотые врата. За ней Олимп эллинов и все римские боги – все, что они уперли у греков, все, каких сочинили сами. О, норка Юноны! О высокая грудь Венеры, ее ослепительные бедра. Елена Троянская не столь желанна и горяча. Хотя из-за нее погибали сотни тысяч воинов. Да… Мариамна – сама Венера с огнедышащими глубинами, которые спалят не достойного ее мужчину. Царицу нужно заслужить, завоевать.

Сколько она потребует любви в обмен на трон Иерусалима? Ночь любви, сто ночей подряд? Надо чтобы перед свадьбой рыбаки с неделю привозили мелких крабов и креветок, нужны перец и притирания уподобляющие чресла железу и камню. Хотя, никогда вроде не было с этим проблем, но все же…

Ночь с царицей! Первая ночь с настоящей царицей, с девушкой из царского рода кого хочешь собьет с панталыку, будешь думать о ней дни и ночи до самой свадьбы, а потом раз… и не донесешь драгоценный дар до лона. Опозоришься на весь свет. Ночь с царицей – жизнь с настоящей царицей!

Чтобы возлежать с царицей, нужно быть достойным ее, нужно быть настоящим царем! А если она не только природная царица, а еще и богиня, тогда придется стать богом! Стать богом, а ведь он еще даже не царь…

О, прекрасная Мариамна! Вот если бы можно было проникнуть в ее покои, подкупить служанок и выяснить заветные тайны. И если она не девушка? если она не девушка, необходимо выяснить, что она любит, а чего сторонится. Пытать ее постельных рабов, дабы те открыли свои тайны, чтобы…

О, золотая богиня, прекраснейшая из женщин!

Думая о Мариамне, Ирод вдруг оступился на узкой лестнице ведущей в сад, и со всей силой грохнулся, больно ударившись спиной. Но даже боль не заглушила в нем страсти вызванной хасмонейской девушкой, даже этот пинок Матери Земли не отрезвил по уши влюбленного идумея, не заставил его задуматься о происходящем, а так же о бедной Дорис и сыне – наследнике, которому теперь доставался в удел ветер. И который должен был вырасти в обстановке ненависти и обид, когда его оскорбленная, незаслуженно отвергнутая мать будет слать могущественные идумейские проклятия на Ирода, изо дня в день перековывая сына в оружие против собственного отца.

Меня не было рядом с господином, но больше всего на свете я мечтал оказаться сейчас в Иерусалиме. Там, где творилась история и зачинались судьбы будущих миров. Я спешил к Ироду, еще доподлинно не зная, прикажут ли мне прирезать избранника богов, точно жрец предназначенную высшим силам жертву на алтаре чьих-то интриг или велят служить дальше, поддерживая его по пути к этой невероятной, невозможной, как мне тогда казалось, цели.

Глава 20

Как я уже сказал, я благополучно прибыл в Рим, и поселился в гостинице «Щит Марса», желая наперво оглядеться, прикидывая, что к чему, там же меня застало письмо Ирода, с просьбой тайно передать деньги вдове покойного легионера. Что я и сделал, довольный тем, что Ирод без особых проблем обнаружил меня. К слову, если меня сумели отыскать слуги моего господина, стало быть, отцу, учителю или помогающему им Криспину Марцию Навусу, это тем более не составит труда. Однако те медлили, и я тоже не спешил обнаруживать себя. Что-то изначально было не так во всем этом вызове, в незапланированной встрече, в том, что отец вообще вознамерился оторвать меня от моих обязанностей.

Единственное что приходило в голову, это особое «черное посвящение», которое проходят некоторые «Черные пауки», вступающие в особое братство «тайных дел мастеров». Дело сие почти неслыханное, мало кто из «Черных пауков» удостаивается подобной чести, потому как, насколько мне известно, «тайных дел мастеров» в братстве должно быть всего 139, почему именно это число под пытками не скажу, потому как, не ведаю, и знать мне до поры не полагается. Эти 139 делятся на «базарников» – воров потрошащих чужие пояса и сумки на рынках, «перекресточников» – что промышляют на больших дорогах, «пегасотворцев» – тех, кто, как говориться, приделывает коням крылья, «сквознячков» – грабящих и нередко убивающих свои жертвы на улицах, «золотоперстников» – подделывающих драгоценности и печати, «летучих мышей» – воров проникающих в дома и дворцы, «сверлильщиков» ворующих воду из городского водопровода. А так же шпионов: «следунов», умеющих идти за выбранной жертвой так незаметно, что и к концу дня, и к концу недели та ничего подозрительного не обнаружит, «Черных пауков» – обычно работающих при господах, за которыми они тайно надзирают, «опекунов» – курирующих деятельность шпионской организации в определенном районе, гонцов – служащих для связи между внедренным шпионом или опекуном и пославшим его господином.

Никто доподлинно не знает, сколько представителей входит в тайное братство от каждой профессии, по какому принципу они избираются или призываются, как часто собираются его члены, если они вообще когда-нибудь собираются.

Но, я решил, что приглашение в эту организацию может быть единственным поводом для вызова меня в Рим. Наивный! Должно быть, бог Гонор шуткуя набросил мне на голову мешок, из-за которого я утратил скромность и способность соображать.

О том, что мой отец отыскал меня и предлагает встретиться, я узнал через три недели пребывания в Риме, о чем меня известили особым паучьим шифром, которому я научился еще дома.

Сначала в нашу гостиницу заявилась обыкновенная девка, из тех, что вечно трутся возле трактиров и постоялых дворов в поисках охочих до бабьих прелестей ухарей, девка как девка, после чистеньких, скромных служанок и женщин, состоящих в личной обслуге госпожи Дорис, сама мысль дотронуться до столь грязной сучки иначе чем кнутом, казалась мне неприятной, но я, чисто по привычке наблюдать за всем происходящем, невольно прислушался к тому, о чем говорила, или точнее, почти что, кричала эта шкура. Когда же до меня дошло, чего она хочет, я невольно напрягся, вглядываясь в потасканную особу, и вслушиваясь в то, что она сообщит мне. А кричала она буквально следующее, просила срочно указать ей, в каких комнатах остановился пришедший из Фив купец Абрахус – условное имя означающее «Жди вестей». Мама говорила, что до того, как придумали шифровку при помощи имен, использовали фразу, которая изначально содержала в себе какую-нибудь нелепицу, например, просили позвать жреца бога Квирина прибывшего из города Фригия, а там такого храма отродясь не было. Но ведь это не все обязаны знать. Вот так и получилось, что ничего не значащие для многих имена и названиц городов, сделались у «пауков» определенным шифром.

Что же, ждать, значит ждать. Но только не на открытом, прекрасно просматривающемся со всех сторон месте, точно муха на мишени. Я поймал за локоть пробегающую мимо трактирную служанку, и попросил принести мне вина, сам же устроился на лестнице, под надежным прикрытием массивных перил, на случай, если кто-нибудь вознамерится подстрелить меня пока я расслабленный и не ожидающий ловушки буду честно надуваться здесь местным пойлом.

– Спасибо, милая, – я потрепал принесшую мне вино девицу по пышным ягодицам, тут же встретившись с неодобрительным взглядом низколобого парня в сером неприметном плаще и солдатских сандалиях. Очень интересно, с чего это военному человеку переодеваться в штатскую одежду? И сколько поблизости еще таких сандалий? О-па… со своего места я насчитал не менее пяти пар. Причем, вот ведь странность, все эти по-армейски коротко стриженные плечистые молодцы, были, как один, одеты в штатское, словно мирные граждане Рима, зашедшие в кабак промочить горло, и послушать сплетен.

И еще одно диво, все они были точно прозрачные стеклышки – трезвы! Даже тот, что упорно изображал из себя пьяного. Плохой актер, был, пожалуй, подозрительнее всех. Интересно, давно здесь эти мимы? Судя по тому, что они переоделись, но не переобулись – в гостиницу их вызвали по тревоге. А я вместо того, чтобы оглядеться, как следует по сторонам, да прочухать, что за мною слежка, все время наблюдал за шлюхой, и проморгал форменную засаду. Вот молодец!

Я незаметно оправил пояс с мечом, вся пятерка ряженых была при оружии, об этом говорили оттопыренные, где надо плащи и складки одежды у пояса. У того, кто бездарно пытался изображать из себя пьяного, так и вовсе на животе туника явно облипала не один, а целых три торчащих члена. Это был уже явный перебор! Я невольно рассмеялся.

Но никто из мирно пьянствующих солдат пока не стремился привязаться ко мне. Плохой знак. А ведь шлюха явно дала понять, что следует ждать вестей. Стало быть, скоро пожалует гонец. А как его теперь встречать, когда вместе со мной его тут ждут целых пять решительно настроенных ублюдков? Впрочем, если не только я, но и гонец не обнаружит при входе засаду…

В этот момент служанка, которую я столь неосмотрительно поощрил, потрепав по ягодицам, томно покачивая бедрами, направилась в мою сторону, держа на массивном плече полный грязной посуды поднос. Отчего ее левая грудь чуть приподнялась, а сама служанка направила на меня призывно-отрешенный взгляд, должно быть, думая про себя, что так она напомнит мне знаменитую статую Афины-кариатиды, несущей на своем плече балкон храма Юпитера. Не знаю почему, но обычно, прежде чем попросить шлюху принять согбенную позу мойщицы пола, или кладущей земные поклоны у статуи какого-нибудь бога, которого изображает один из участников представления, пьяная солдатня желает насладиться зрелищем именно Афины. Что, лично я объясняю не столько особым почитанием воинской братии этой во всех отношениях уважаемой богини, сколько тем, что в состав городской стражи преторианцев принципиально не берут граждан Рима, считая, что тогда они будут бегать по каждому поводу и без оного домой, а то и вовсе не станут вылезать из-под теплого жениного крылышка. Кроме того – жители Рима люди воспитанные на цирке, театре и прочих зрелищах, они не смогут должным образом задержать нажравшихся актеров, не посмеют усмирять не в меру разгулявшихся аристократов, а то и вовсе – глупость – вдруг начнут аккуратничать с соседями, «как бы чего». Поэтому в Риме стражами порядка служат провинциалы, которым плевать, где какой храм, и кто именно прокладывал ту или иную улицу, кто строит дворцы, содержит публичные дома, у кого самая лучшая кухня, или кого вообще не следует пальцем трогать. Они грубо и просто выполняют свою работу, быстро выучив свой конкретный район города и без особой надобности не заходя в иные. Они наглые, тупые и оттого бесстрашные и плюющие на все, окромя своего непосредственного начальства, которого они априори должны знать в лицо. Но это я говорю о преторианцах, наводящих порядок в городе, что же до избранных охраняющих высочайшую особу, то о них я не имею сведений.

Что же до фантазии по поводу поз статуй богов, то тут так уж повелось, что Афину –балконодержащую знают они все, по причины центрального расположения храма, что же до остальных, то…

А впрочем, я отвлекся, пока я разглядывал величественную фигуру томно надвигающейся на меня рабыни, в голову пришла простая и вразумительная мысль. Встреча с гонцом по-любому сорвана, не будет он заходить на постоялый двор, в котором кишмя кишит переодетая солдатня и за версту несет засадой. Идти в город, чтобы посланец клюнул на тебя как на живца – еще глупее, потому как кроме этих ряженых вокруг гостиницы может собраться сколько угодно следунов, которые всенепременно увяжутся за мной. Оставалось последнее, по возможности незаметно покинуть атриум и до времени схорониться в своей комнате. Что я и решил проделать, для верности прикрывшись объемными телесами местной служанки. Поэтому пьяно подмигнув новоявленной Афине, я прихватил ее за талию, так что посуда с подноса со звоном полетала на пол, и не обращая внимания на протесты, увлек за собой, поощряемый громкими криками и рукоплесканиями солдатни.

Ступенька, другая, вход на второй этаж, фу, никто не догадался метнуть ножа, девка тоже не вякала, – все живы и легко отделались.

Распахнув дверь, я толкнул рабыню внутрь, по давно заведенной привычке быстро осмотрел коридор. Теперь следовало сосредоточиться и подумать. Главное, чтобы никто не мешал, не зудел над ухом. Присутствие в комнате рабыни не в счет, если она не станет верещать, задавая вопросы, требуя любовных утех, вопя или клянча деньги. Я уже хотел стянуть с себя тунику, как вдруг лицо моей гостьи странным образом изменилось, напомнив мне кого-то. Грациозным движением девица дернула себя за пышные кудри, и… о всесильный Плутос, так же можно заикой сделаться, – превратился в ученика нашей школы – лучшего мастера перевоплощений и большого любителя крепких легионеров Аппия Плавта Пуллиса. Помню, еще в школе он поднаторел на женском гриме, имитируя теток с такой легкостью и точностью, будто бы никогда и не был мужиком. В школе мы не любили Аппия прозванного Пуллис (цыпочка), в то время, как большинство называли его Аппий Задница за его манеру сдавать экзамены, пользуясь лишь задним умом, на который он был несказанно крепок и податлив. Впрочем, если рассматривать траханье с учителями, как необходимую в дальнейшей своей шпионской деятельности практику, то… нет, против практики я никогда и ничего не имел. Хотя, это и не мой способ обходить трудности. По слухам, перед обаянием юного Аппия еще в школе ни один учитель, ни один стражник – не могли устоять. Однажды директор школы Люций вызверился на недавно взятого учителя Аскония Феста Паво (павлин), за то, что тот повадился спать с Аппием Цыпочкой, аккуратно оплачивая удовольствия отличными оценками. Любовников случайно застукала прислуга в чуланчике возле кухни, и учитель Люциус был вынужден начать дознание.

Хотя, о каком дознании могла идти речь? Желая выглядеть справедливым, Старый Лис дал любовничкам время от обеда до заката, для того, чтобы те придумали достойное объяснение случившемуся, и решили сами, готовы ли заплатить штраф или быть битыми палками.

Сам же учитель Люций отправился проветриться в город. Выпить молодого вина в кабаке у цирка. Ну, словом, надоело ему все. Учитель как раз приговаривал четвертый кратер, когда к его столику подсела миловидная жеманница с родинкой на щеке и большими миндалевидными глазами. Рыжие почти красные кудри чертовки светились закатным солнышком, а зеленоватое платье имело такой глубокий вырез, что то одно, то другое плечико юной чаровницы то и дело выскальзывало из ее шаловливого одеяния.

Люций Грасса предложил девке выпить, и та охотно согласилась, обещав спеть за это песенку. Наконец, договорившись об оплате и как это водится, немного поторговавшись и сойдясь на сумме, которую учитель мог уплатить, не жалуясь Юстиции[50]50
  Юстиция – римская богиня правосудия, права.


[Закрыть] и Фортуне[51]51
  Фортуна – римская богиня счастья, случая и удачи, одно из наиболее почитаемых римлянами божеств. От нее зависели не только люди, но и боги.


[Закрыть], они направились прямиком к нам в школу, где, уже совершенно пьяный Люций сорвал, наконец, зеленое платье и повалил на кровать, постоянно хихикающую и называющую его буйволом, красотку.

Потом, Старый Лис утверждал, будто бы снимая с подставной шлюхи платье, он уже знал, что перед ним юноша, и даже опознал пройдоху Аппия, но решил не отступать от намеченного, и наказать наглого паренька на свой лад. Сам Аппий Цыпочка фыркая от смеха показывал в лицах, как ничего не соображающий от вина, жары и похоти учитель падает на него и не замечая крошечного члена новоявленной шлюшки, проникает в единственное возможное в отверстие пониже спины!

На следующий день, поняв, что его провели как школяра, но, желая сохранить лицо, учитель Люций Грасса Вулпес поведал перед всей школой о вчерашней договоренности с учителем Асконием Феста Паво и учеником Аппием Плавтом Пуллисом, и о том, как те вышли из положения, подстроив ситуацию, в которой он и сам соблазнился прелестями талантливого ученика. Означенный эпизод был предъявлен как явное доказательство непревзойденного мастерства выпускника школы Аппия Плавта Пуллиса. После чего тот досрочно покинул нас, видимо устроившись у давно ожидавшего его хозяина. Учитель же Асконий Феста Паво, пробыв в школе не более месяца после случившегося, заболел, и был вынужден выйти в отставку. Поговаривали, что из мести его отравил Старый Лис.

С тех пор мы не виделись, и вот же…

– Привет Кунтус! – Назвал он меня школьным именем. – А я все думал, как бы тебя отвлечь от тяжких дум, уж решил, не судьба приказ выполнить. А потом, когда ты меня по заднице погладил, я вздохнул с облегчением. – Погладил, значит, никуда уже не уйдешь. Примета.

Я подавленно кивнул.

– Мне велели передать, что твой отец ждет тебя в доме за форумом. Я провожу тебя, но только поторапливайся.

– Куда спешить? Что тебе известно о моем отце? – Набычился я. Не люблю, когда годами запутанная ситуация вдруг разрешается с одного удара. Да и не бывает такого. А тут, столько лет ничего не слышать об отце и вдруг какой-то разодетый в бабье придурок взял меня за руку и как маленького отвел к нему. Что-то не то.

– Потому что мое время оплачено. И я не собираюсь сидеть тут с тобой! – Упер руки в бока Аппий.

– Кем оплачено?

– Вот недоверчивый, учителем Люцием, конечно. А то, откуда я знал бы про твоего старика, про «пауков»… о таком городской читчик новостей, поди, не горланит. Кстати, Старый Лис сказал, что ваших – «пауков» вроде как, почти совсем не осталось. В Риме во всяком случае. Только ты и твой папаша, да и тот уже…

– Что значит?.. – я осекся. Вот ведь мерзкий Цыпочка, чуть не вынудил меня на признание. – Что значит уже? Мой отец уже?

– Твой отец при смерти. И если ты не поторопишься, он уйдет к Прозерпине, и потом тебе останется только поливать вином его могилку. Так что, решайся!

– А те внизу? Ну, солдаты?

– Наша охрана. Я же говорю – всех «пауков» поубивали, в городе небезопасно.

– Не знаю я никаких «пауков»? За кого ты меня держишь? – Я вспомнил побелевшее под косметикой лицо мамы, которая смотрела на окровавленную тунику супруга и твердым голосом отвечала младшему офицеру, что никогда прежде не видела этой одежды.

Даже ради спасения жизни отца я не имел права выдавать его секретов. А смазливый шпион мог ничего и не знать о «пауках», а как раз наоборот, пытался выудить информацию. Об этом тоже не стоило забывать. И вообще, можно согласиться пойти, а потом ударить его в живот и драпать что есть силы. Нет, так просто не убежишь. Да и отец… Хорошо, если он жив и хочет меня видеть. Понадобится, найдет. А если Аппий прав, и он сейчас на смертном одре, готовится к свиданию с Плутоном и Прозерпиной? Я закусил губу.

– Идешь или нет? – Мой проводник терял терпение. И было от чего, человек сначала срывается со службы и приезжает в Рим, а потом, отказывается сделать несколько последних шагов необходимых для достижения поставленной цели. А еще пятерка по логике была!

– Иду. – Наконец выдавил я, – только мордоворотов здесь оставь, больно надо идти по городу словно под конвоем. Мне, если не знаешь, еще к моему господину возвращаться, к чему такая слава.

– Хорошо, только ты и я. – Он помедлил и снова напялил парик.

– Ага, точно влюбленная парочка, – я хмыкнул и обнял фальшивую служанку за талию таким образом, чтобы Цыпочка почувствовал бедром, что я вооружен не одним только мечом. Ничего, в следующий раз поумнее будет.

Мы спустились в атриум, и вразвалочку дошли до входной двери, я отметил, что Цыпочка сделал еле заметный знак, скрестив пальцы правой руки, но что это был за знак, сказать мудрено. Впрочем, переодетая солдатня не последовала за нами, что уже давало некоторое преимущество.

Мы прошли мимо здания Сената, минуя торговые лавки, пересекли Священную Дорогу мимо Палатина и вышли на улицу, откуда виден холм Квиринал, где мой проводник остановился перед неприметным бедняцким домом. Не постучались. Первая комната, в которую мы вошли, склонившись, так как потолок здесь оказался излишне низким, по началу показалась мне нежилой. В левом самом темном углу размещалась узкая кровать, одну из ножек которой замещала пара кирпичей, полусгнивший с торчащей из него соломой матрас, должно быть, кишел насекомыми, так что к нему было страшно приблизиться. Слева на невысоком бочонке располагалась убогая столешница – то ли мраморная, то ли… впрочем, из-за грязи я не сумел разобрать этого на глаз, а трогать уже не тянуло. Кружка с отбитой ручкой, кувшин для вина из которого точно мачта с флагом торчал рыбий позвоночник с остатками хвоста. Вокруг этих выразительных остатков трапезы кружились досужие мухи. Жаровня, в которой по всей видимости давно уже не держали углей, ныне служила помойным ведром, а почти что посреди коморки торчал совершенно неподобающий здесь ночной горшок.

Я вопросительно покосился на Аппия, но тот и сам, по всей видимости, не ожидал ничего подобного. Хотелось развернуться и уйти. Да что там. Бежать, куда глаза глядят. Нет, в гостиницу, под прикрытие собственной охраны. И отчего я не позвал их с собой, и почему я не заметил никого из них, когда согласился последовать за этой, этим… возможно именно потому, что никого из славных воинов Ирода пришедших вместе со мной в Рим уже нет в живых?

Я извлек из ножен меч, желая одного – зарубить проклятого Аппия, виновен он или нет, когда за спиной раздалось тихое покашливание. Мы одновременно обернулись, встретившись глазами с древним старцем с блестящей лысиной, гладко выбритым лицом, и белесыми, выцветшими глазами.

– Слава Доброй Богини, я сторож. Ваш благородный отец находится здесь, – он протянул сухенькую ручку в сторону второй комнаты, готовый в любой момент отскочить.

– Ну вот, Кунтус! Я же сказал, что приведу тебя к отцу! – Почти завизжал Цыпочка.

– Слышу. Не глухой. – Улыбнувшись поганцу самой доброжелательной улыбкой «Черного паука», я взял его за запястье, стараясь оставить на нежной коже как можно больше синяков, и потащил за собой. Не то, чтобы мне хотелось, чтобы любитель крепких мужских объятий присутствовал на встрече, которую я ждал столько лет, просто, раз уж свалял дурака, не взяв с собой охрану, теперь приходилось держать мерзавца при себе. Вот так, почти что обнявшись, мы и вывалились в узкий коридорчик ведущий в соседнюю комнату, застыв на пороге.

Нет, определенно, я не должен был волочь за собой эту женоподобную куклу, мне следовало не думать о нем, о засаде, охране, нужно было просто сосредоточиться, понять, чего ждут от меня мои враги.