Текст книги "От десятой луны до четвертой"

Автор книги: Юлия Галанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава сорок первая
НА ГОРЕ, МЕЖ СОСЕН…

На горе, меж сосен, росли подснежники: фиолетовые, толстенькие, мохнатые. Покрытые пухом лепестки окружали желтые тычинки, зеленый стебель казался серебряным из-за ворсинок. Скоро должны были расцвести рододендроны.

Нож ходил под соснами и собирал цветы. И это во время, когда сзади на пятки наступает армия, а впереди мы упираемся в городской гарнизон!

Нож собрал букет и пошел в пещеру. Проходя мимо меня, он отделил от букета три цветочка.

– С весной тебя, Пушистая Сестричка! – И понес букет дальше, сестре.

Все правильно, Нож молодец, когда же еще цветы собирать? Сзади на пятки наступает армия, а впереди гарнизон.

Запасы гороха, рассованные по карманам в Пуповине, подошли к концу. С трудом наскребли и заварки на один котелок чая.

– Ничего, – сказал Нож, – все равно в город надо. Там пополним запасы и забудем о горохе. Со мной Пушистая Сестренка и Штиль.

Штилем оказался тот парень при баллисте. Все понятно, шторма в день, когда он родился, похоже, не было.

Как хорошо, что на свете есть такие города, как Ракушка: у нас на улицах всегда столько самого разного народа, что никому в голову не придет обращать внимание на не так одетого человека. Каждый волен ходить, как ему заблагорассудится.

Поэтому я свободно шагала в легионерском костюме, который, похоже, уже прирос ко мне.

"Не прирос, а от грязи приклеился…" – а я думала, дракон спит себе на скале над пещерой.

Пока мы шли не в город, а в небезызвестную бухту Ай-яй-яй. В шутке дракона было слишком много правды – пребывание в Пуповине превратило нас в трубочистов. Да и просто хотелось искупаться по-настоящему. Я три года не плавала.

Тропинка, зигзагом спускающаяся с Сопи-горы, пересекла дорогу, ведущую от Ракушки к Трем Каплям, и вывела нас на побережье.

Море было еще до ужаса холодное, но мы все-таки выкупались и попытались привести себя в более или менее приличный вид.

– А почему ты взял меня в город? – полюбопытствовала я.

– Для достоверности, – ничуть не смущаясь, пояснил Нож. – Два парня, идущие из бухты Ай-яй-яй, могут вызвать слишком много вопросов.

– Ну спасибо, странная какая-то достоверность! – обиделась я.

– Ты не поняла. Парочкой пойдем мы с тобой, а Штиль поплетется в одиночестве. Или нет, давайте вы пойдете, а я буду в отдалении. Во Второй Гавани встретимся.

– Как скажешь.

Мы пошли в Ракушку короткой тропой, бегущей по прибрежным скалам. Нож ушел первый и скоро он скрылся из виду.

– Ты же не из Ракушки? – спросила я утвердительно у Штиля.

Тот кивнул.

– Да. Я из Пятки Белки, которая лежит на побережье к востоку от устья Плети.

– Тогда я тебе кое-что покажу! – обрадовалась я. Для этого надо было сойти с тропинки.

Мы немного спустились между скал по расщелине.

– Вот, а теперь смотри! – повернулась я. Неприметная с тропы, одна из скал, если смотреть на нее снизу, до ужаса напоминала голову большой добродушной собаки.

– Эта наша Собака, – гордо сказала я. – Правда, похоже?

Штиль кивнул.

Мы снова поднялись на тропу и пошли к городу. Слева скалы обрывались в море, справа уходил вниз поросший лесом склон.

– А вот здесь раньше жертвенные костры горели. Видишь, даже остатки валов сохранились? – показывала я все попадающиеся достопримечательности.

– Больше похоже, что корабли сюда, на скалы, заманивали, – заметил Штиль.

– Тебя не проведешь. Но дело было так: сначала заманивали, а потом, после грабежа, на радостях жертвенные костры Морской Гостье зажигали. Одно другому не мешало. Это давно было, еще до Ракушки.

– Вы верите в Морскую Гостью? – удивился Штиль.

– Верим. А чему ты так удивляешься?

– А как же Медбрат и Сестра-Хозяйка?

– А чем им Морская Гостья помешала? Они больше за сушу отвечают, а моря побаиваются.

– Почему Гостья?

– Потому что нет у нее храмов и дома нет. Бежит себе по волнам и появляется там, где хочет. Любит северо-западный ветер. Она сама по себе.

– Почему же вы ее так любите?

– Она людям парус дала.

С самой высокой точки тропы я попыталась высмотреть, не видно ли на горе золотого отблеска, не заметен ли мой дракон.

Нет, гора тайн не выдавала.

Мы спустились со скал и вышли ко Второй Гавани.

Я засмотрелась на корабли и пропустила появление Ножа.

– Нормально дошли? – спросил он, вынырнув откуда-то из-за складов. – Тогда идем.

Никогда не думала, что увижу Ракушку такой…

Словно помнила веселого, цветущего человека, а встретила его после долгой отлучки больным и погасшим.

Ракушка как будто съежилась, поблекла, поникла увядшей травой. И люди на улицах не улыбались, как прежде, и гомон на припортовом рынке потерял свою остроту и соленость. Даже солнце теперь светило не так ярко.

Мы поднялись по улочкам вверх от Второй Гавани и вышли на главную площадь Ракушки, которая называлась Легкая Плешь и была разбита перед холмом Окончательная Лысина.

Там, на холме, стоял храм Сестры-Хозяйки и Медбрата, в пристрое которого, дабы место не пропадало, печатали еще и монеты; возвышался Дом Городских Старшин и башня, которую, как и храм, практично использовали для совершенно противоположных целей: хранили в ней городскую казну и держали преступников.

Теперь там размещался гарнизон, присланный из столицы и заменяющий собой прежнее городское самоуправление. Сюда же подтянулись и прочие службы, осуществляющие единообразное управление во всех городах разросшейся империи.

Адреса теперь звучали так: Служба Надзора за Порядком – Легкая Плешь, дом один, два, три. Службы Гражданских Дел – Легкая Плешь, дом четыре. Гарнизон – Окончательная Лысина.

– Ты посиди, а мы оглядимся, надо Лысину потоптать, – сказал Нож и усадил меня на скамью под тенистыми дубами, насаженными около бывшей Выставки Диковинок Ракушки. Выставку, видно, тоже попросили отсюда, дабы не мешала управлению,

Я сидела и смотрела, жизнь площади разворачивалась у меня перед глазами, и мне становилось все хуже и хуже.

В центре Ракушки вновь потянуло разрушенной Пряжкой, словно и не взрывались от моего крика ее стены, не рушился нерушимый Перст.

Оказывается, не только меня ломали на краю земли в пансионате, переделывая для нужд Окончательного Воссоединения.

Здесь, на берегу моря, пытались сломать мою Ракушку!

Пытались уничтожить легкий вольный дух города, вытравить из сердец ее жителей, из камней ее мостовых пьянящее чувство независимости.

Ты – Маленький Окраинный Город, Каких Полно в Необъятной Империи! – так и слышалось мне в важной поступи по Легкой Плеши прибывших в обозе гарнизона столичных чиновников. Хорошо знакомая по Пряжке ранговость отражалась в их оловянных глазах.

Не понимающая, как можно мерить людей должностями, Ракушка брезгливо вздрагивала под их шагами, пыталась отпрянуть, избежать соприкосновения с ними.

Не было на площади обычных при нормальной жизни в этот час людей, постоянно спешивших туда и сюда по делам, и никуда не спешивших, горячо обсуждающих под дубами устройство ойкумены, или создание беспарусных кораблей, или неразумные траты казны, или разумные траты казны.

Тишь и скука нависли над Легкой Плешью, даже воздух, который раньше сам, казалось, легко рождал гениальные идеи и бредовые идеи, теперь висел тупо и неподвижно, как марево над болотом. И, привычно изображая деятельность, сновали в гарнизон и обратно за ценными указаниями имперские служащие.

Я сидела и давилась слезами, пытаясь проглотить их раньше, чем они выйдут наружу. Такое сотворить с Ракушкой! Моей Ракушкой! Самым легким и веселым городом в мире! Словно, тупо наводя порядок, раскаленным тяжелым утюгом прогладили радужные крылья бабочки…

– Ты чего?! – перепугались, вернувшись Нож и Штиль.

– Ничего… – всхлипнула я.

– Может, тебя домой отвести? – предложил Нож.

– Нет! – замахала руками я. – Не хочу сейчас домой. Я вижу, что с Ракушкой творится, и дома, наверное, не лучше. Там я совсем раскисну. А если папа с мамой узнают, что Светлая ранена? Они же вообще с ума сойдут! Нет, пока я домой ни ногой!

– Ну смотри, – сказал Нож. – Тогда давай снова разделимся. Ты пойдешь в аптеку, купишь для Светлой лекарств. И еды для всех. Лучше всего в аптеке у Первой Гавани, там народу всегда много и Нетухлый Рынок недалеко.

– А у вас еще тут и Тухлый Рынок есть? – несказанно удивился Штиль.

– Ну, вообще-то есть, – засмеялся Нож. – Понимаешь, это отголосок старой свары между тетушками, торговавшими на рынке у Гавани, и на рынке в городе. Первый попроще, там деликатесов не найдешь, зато рыба сразу с моря, вот торговки и прозвали свой рынок Нетухлым, а тот Тухлым. И почему-то прижилось.

– А где встретимся? – спросила я.

– Лучше во Второй Гавани, там же, где я вас нашел. Мы разошлись. Я с облегчением покинула площадь и почти побежала вниз по Кривой Улочке к аптеке, зажимая в руке монеты, выданные на покупки Ножом.

Их, увы, было немного: три мышки, одна кошка. Ни одной собаки[9]9
  Раньше в Чреве Мира денежной единицей была меховая шкурка. Самыми дешевыми были мышиные шкурки, кошачьи шли подороже, а наиболее дорогим среди ходовых денежных эквивалентов была шкура собаки


[Закрыть]. Не разгуляешься, если учесть, что одна собака съедает пять кошек, а одна кошка – десять мышек. Правда, кошка была не простая, а коронованная. Коронованная кошка ест пятнадцать мышек.

Аптека была совсем недалеко от Гавани, ее зажимали с двух сторон упитанные здания двух крупных торговых контор, которые посылали свои корабли далеко на запад и на восток. Теоретически это невозможно, но сейчас дома выглядели менее упитанными, чем были. Может, я схожу с ума?

– День добрый! – поздоровалась я с аптекарем. – У меня брат попал под копыта, его сильно помяло, много синяков. И она… он ааааабсолютно э-э-э… бледный. Похоже, лихорадка. Чем его лечить?

Раньше мне и в голову не пришло бы сочинять байки, практики не было, поэтому получилось плохо.

Но аптекарь не стал ничего спрашивать, а молча выставлял на прилавок мази и настойки, обезболивающие, жаропонижающие, мочегонные и противовоспалительные. И от душевной тоски тоже.

– Стойте, стойте! – всполошилась я. – У меня денег на все это не хватит.

– А без этого, барышня, вы его не вылечите, – сухо сказал аптекарь.

Но (хвала Сестре-Хозяйке) хоть взял по-божески – одну коронованную кошку. И корзинку дал бесплатно, в счет заведения.

Странно, раньше в любой лавочке, будь то аптека или скобяные товары, покупателя не отпустили бы, не заставив выслушать кучу полезных советов, не обсудив все новости, не поспорив о чем-нибудь. А сейчас и я, и аптекарь держались настороженно, боясь сказать лишнее. Любопытство теперь не поощряется?

Когда я вышла из аптеки, то вдруг так перепугалась, что затаилась за углом и долго ждала. Мне казалось, что аптекарь должен сейчас выскочить вслед за мной и побежать в Службу Надзора за Порядком.

Не выбежал. Вера в родной город потихоньку возвращалась в мое сердце.

Идти с тремя мышками даже на Нетухлый Рынок было полнейшим безумием. На эти деньги продуктов к хорошему обеду на трех человек не наберешь, не то что на пятнадцать.

Обшарив свои карманы, я нашла еще только две мышки, пришлось рассчитывать на имеющийся капитал.

В результате я оттоптала пятки, мечась по рынку во всех направлениях, а вышла оттуда, вся в мыле, обладательницей мешочка с сухим горохом, кусочка копченого сала да крохотных порций соли, перца и первой зелени.

И рынок показал, что заговорщик из меня никудышный. Дернуло же спросить одну из торговок:

– Что-то бедненько у вас стало. Тухлый Рынок всех переманил?

Она уставилась на меня, как на привидение. А потом нехотя процедила:

– Ты откуда свалилась? Нет теперь Тухлого Рынка. Все, что на нем торговали, в столицу прямиком отправляют, сразу с кораблей. Да и где те корабли…

Понятно, нечего теперь предметы роскоши заштатной окраине потреблять. Не по чину.

– Да ты не Хранителя ли дочка? – прищурилась тетушка.

– Нет, вы ошиблись, – быстро отошла я от ее прилавка.

Я вообще Двадцать Вторая.

Во Вторую Гавань я пришла раньше всех.

Нож со Штилем задерживались. Неприятный холодок полз у меня по спине, я уже начала опасаться всех и каждого.

Наконец они появились.

– На тебе лица нет, – удивился Нож. – Да что с тобой?

– Не знаю. Мне тут неуютно.

– Это ты с непривычки переволновалась, – поставил диагноз Нож. – Опыта у тебя нет. Все идет нормально. Никто не убит, не задержан. Что может быть лучше?

– Да, а меня чуть на рынке не узнали!

– Ну не узнали же? – рассмеялся Нож. – Давай свои покупки, домой пора.

Мы покинули город через Вторую Гавань и снова короткой тропой ушли в бухту Ай-яй-яй.

Подъем на гору занял в три раза больше времени, чем спуск. Добрались до верха мы уже к вечеру.

– Ура! Пришли! – радостно встретили нас сопротивленцы. – А что у нас будет сегодня на ужин?

– Ваша любимая гороховая каша, – разочаровала я разом всех.

Ничего, благополучно переварили и новую порцию гороха. С салом он вообще пошел на ура. Нож приправил ужин парой своих обычных шуточек про экономное ведение хозяйства по науке, но потом признался, что на пять мышек и он бы ничего лучше купить не смог.

После ужина мы принялись разбирать лекарства.

– Так, Светлая, – строго сказал Нож, подступая к сестре с ложкой. – Медицина – штука серьезная. Выпьешь это и это, а если завтра будешь еще живой, то дадим и вон того. Пей.

Лекарства оказались хорошего качества, утром сестре было заметно лучше. Так что снадобья вполне стоили тех денег, что пришлось за них отдать. На душе стало полегче.

Нож и Штиль тоже рыскали по городу не зря. В углу пещеры появилась выложенная из камешков схема расположения военных на Окончательной Лысине.

– Хорошо поработали, – подвел итог глубокой ночью Нож. – Еще немного времени – и город наш.

Как собирался Нож с четырнадцатью человеками, из которых относительно здоровых было только десять, взять город – для меня оставалось тайной.

Зато выяснилось, что значит "немного времени" – день тек за днем, а мы сидели в пещере на Сопи-горе и с места не двигались.

Нож брал по очереди кого-нибудь из сопротивленцев и каждый день спускался в город. Меня он больше не брал – может, из-за того, что разревелась тогда на площади. Не знаю…

Каждую ночь – а днем Нож запретил, чтобы не выдать нас раньше времени, – мы с драконом летали и смотрели, где находится идущая по нашу душу армия.

Армия методично приближалась. Не спеша, но с хорошим, ровным темпом движения.

Каждую ночь дракон искушал меня подождать до утра и раз и навсегда остановить ее движение, потому что пепел не ходит.

А я не могла…

– Ты сама роешь и себе, и своему городу яму для захоронения, – несколько высокопарно сказал в очередную ночь старую пословицу дракон. – Ты не хочешь. Почему?

Почему, почему… Ужас весь в том, что я-то хочу… Но не могу, Медбрат побери!!!

– Моя бабушка в таких случаях говорила, "Хоча есть, а мочи нету", – безрадостно откликнулась я.

– Игру играют по правилам, – заметил в тысячный раз дракон. – В этой игре такие правила.

– Почему я? Почему ты сам не можешь все сделать?

– Я убиваю или для еды, или для защиты. Мне сейчас ничего не угрожает. Защищаешься ты, тебе и убивать.

Логика дракона была непробиваема, как его чешуя. А крылья он теперь не подставлял.

– Может, завтра получится? – умоляюще тянула я, веря, что завтра и правда найду в себе необходимые силы.

– Завтра так завтра, – гудел дракон. – Но завтра они будут еще ближе.

– Учись быть сильной, – увещевал меня дракон на следующий раз.

Я училась.

А толку…

Квадратики палаток так и стояли не тронутыми, не подозревая, что каждую ночь высоко в небе над ними кружит дракон.

Так прошла неделя.

Глава сорок вторая
НА ВОСЬМУЮ НОЧЬ…

На восьмую ночь мы кружили в небе почти до рассвета.

Войска переправились через Плеть по Насечному мосту. Еще немного – и они замаршируют по полуострову.

И Нож из города не пришел вечером, как обычно.

Черная тоска привычно заползла в душу. Дракон уже ничего мне не говорил.

И правильно делал.

Мы покружили, покружили и вернулись к Сопи-горе, благо теперь лететь было всего ничего.

Я не стала возвращаться в пещеру, забралась на отдельную скалу и сидела там, бездумно глазея на море, на берег, на огоньки ночной Пряжки.

Нож вернулся под утро, я первая увидела его, поднимающегося по тропе. В этот раз он ходил один.

Пришлось спуститься, чтобы узнать новости, да и свои рассказать.

Нож был краток:

– Сегодня, – сказал он, собрав всех вокруг костра. – Теперь пора.

Сопротивленцы засиделись в пещере на доставшем их до печенок горохе, поэтому радостно вопили:

– Наконец-то!

Напряженный, как парус, поймавший ветер, Нож их радости не разделял. Он отвел меня в сторону.

– А тебе, Пушистая Сестричка, особое задание. Я насторожилась.

– Что хочешь делай, но не пускай на полуостров Левое Крыло. Подкрепления гарнизон не должен получить, никак не должен. Отправляйся прямо сейчас.

Вот и все.

Хочешь не хочешь, а сделаешь. Ну что, Пушистая, не обошла ты правила? Я молча кивнула, затянула потуже пояс, уж не знаю зачем, и пошла к дракону.

– Так надо, – сказал мне в спину Нож.

– Знаю, что надо.

Дракон, разумеется, все слышал. Он уже сидел у входа и золотился весь на утреннем солнце.

– Поехали, – угрюмо сказала я, усаживаясь ему на шею.

– Поехали, – ровно отозвался он.

Наши вышли меня проводить. Даже сестра заставила Ножа себя поднять и, опираясь на него, как на костыль, тоже встала у входа.

Все это было совершенно излишним и очень напоминало похороны.

– Да не надо стоять шеренгой, меня провожая! – пробурчала я. – С ума сошли?

Распрощавшись таким идиотским образом, мы взлетели и снова, прячась от Ракушки, прикрываясь горой, пошли на север.

– Давай поднимемся и оглядимся, – предложил дракон, когда Ракушка осталась позади.

– Давай.

Дракон набрал высоту.

Полуостров стал зеленым ковриком, замоченным в синем море, главная дорога, вьющаяся по побережью – тесьмою. Левое Крыло на ней смотрелось бодрой гусеницей.

Дракон заложил широкий круг.

Мы облетали марширующую по дороге армию, и я, преодолевая головную боль, вспоминала задание Ножа: "Останови их. Как хочешь, но останови".

Останови…

И тут я поняла, что остановлю их.

К Медбрату эту игру с ее дурацкими правилами. Я не буду играть. Я буду просто жить. Как могу.

– Что задумала? – встревожился дракон.

– Спускайся! – в голос проорала я.

Составленная из отдельных кусочков гусеница уже подбиралась к перешейку, отделяющему полуостров от остального побережья.

И на нее из сияющего перламутром неба упал золотой дракон.

– Напугай их авангард, чтобы они остановились! Перед стеной пламени, устроенной драконом, передние части попятились, прикрылись щитами. Срочно готовили к бою метательные машины, разворачивая повозки и успокаивая встававших от испуга на дыбы лошадей и мулов.

Лучники вышли на передний край и начали стрельбу.

Даже не долетая до огненной завесы, древки стрел вспыхивали. Это было красиво.

Первая цель была достигнута – армия встала, приготовилась к обороне.

Ну вот, теперь пришло время раз и навсегда разрешить надоевшую до слез, раскалывающую мою голову проблему.

Ненависть уничтожила Пряжку, ненависть и стая драконов. Теперь посмотрим, сможет ли один дракон и немножко любви защитить Ракушку.

Собрав все свои силы, я вложила их в крик, как меч, направленный вниз, на землю. Дракон подхватил его, наполнил мощью, сделал осязаемым.

Воины бросали щиты, оружие, бросались сами в дорожную пыль, зажимая уши руками. Что творилось с лошадьми, передать словами трудно.

Ах, как славно! Страшное мое оружие!

Прямо перед носом передних солдат ухала, проваливалась вниз земля. Трескалась, ломалась, расходилась, лопалась со стоном.

Я превращала полуостров в остров.

Море, казалось, замерло в удивлении, но потом опомнилось и с ворчанием ринулось в образовавшийся разлом. Стеклянные, тягучие массы воды устремились вниз водопадами.

Казалось, разлом получился без дна, а я все расширяла и расширяла его, отталкивая невидимыми ладонями кусочек земли с моей Ракушкой подальше от Чрева Мира.

Спокойная утром морская гладь теперь напоминала кипящий котел.

Дикие волны словно притянули к себе ветра со всех уголков моря, ветра притащили темные тучи, началось светопреставление.

Солнце померкло в бушующем месиве земли, моря и облаков, единственной светящейся точкой был полыхающий красным золотом дракон, который уже не поддерживал мой крик, а победно пел, словно радуясь, что удалось затеять назло богам такую славную заварушку.

Я не знаю, что думали по этому поводу светлая Сестра-Хозяйка и воинственный Медбрат, может, и ничего не думали, слишком уж мал по сравнению с Чревом Мира оторванный мною от побережья кусочек земли.

Но без зрителей мы все равно не остались.

Легко скользя по вершинам взбесившихся волн, беззаботно позволяя злым кусачим ветрам играть своими длинными волосами и легкими одеждами, прибежала посмотреть, что творится здесь, Морская Гостья. Тарарам, устроенный нами, ее порадовал, и вечно юное лицо одобрительно заулыбалось.

Когда новый остров оказался достаточно далеко от большой земли, я наконец остановилась, чтобы передохнуть.

И дракон начал снижаться над новым проливом.

Он облетел Морскую Гостью и покачал ей крыльями в качестве привета. Морской Гостье это понравилось, как и наша самодеятельность. Легким взмахом руки она утихомирила разгулявшиеся ветры, после чего, помахав на прощание, продолжила свой вечный бег, исчезнув меж скрывшими ее вдалеке верхушками волн.

Волны уже не ярились, а почти ласково зализывали свежие раны берегов.

Шторм не стих, он просто вошел в обычные рамки.

И это было хорошо: ни один корабль не сможет теперь выйти в море. Ракушка надолго изолирована от подкреплений и прочего.

Армии на том берегу не было: она рассыпалась на самые мелкие свои составные, на людей. И каждый человек в меру сил улепетывал со всех ног подальше отсюда. Надеюсь, сделав соответствующие выводы.

Ну что же, я выполнила то, о чем меня просили. Остановила их.

Теперь вокруг нас море, а уж с морем Ракушка всегда на ты. Вот Теперь силы Умных и Сильных практически уравнялись, а значит, и без меня все справятся, не придется в Храме Дракона годами сидеть.

Как в собираемой мозаике, все постепенно становилось на свои места, и я почувствовала, как уходит неотвязная головная боль, терзавшая меня.

– Удивила, – подтвердил мои раздумья дракон, летя так низко, что брызги волн долетали до моего лица. – Ты берешь на себя функции ваших богов. Не боишься их мести?

– Не боюсь. Наоборот, я всячески отпихиваюсь от их функций, незачем им мне мстить, глупо и мелко.

– Весело с тобой.

– Да уж, куда веселее. Летим домой, а? Я есть хочу.

– Сейчас, еще немного.

Дракон, дурачась, выбрал самую высокую волну и стремительно пронесся под ее опасно наклоненной макушкой. Потом вторую. Третья нас накрыла.

– Ну спасибо! – отчаянно отплевывалась я и не могла выплюнуть всю воду. Текло с меня ручьями. – Вы бесподобно грациозны и ловки. Как пущенное баллистой бревно

– Надо же было тебя остудить! – ничуть не смущаясь, заявил дракон.

Ему было хорошо – вода скатилась с чешуи и он только заблестел еще ярче. Боюсь, я красотой после этой ванны не блистала.

Впрочем, кое в чем купание действительно помогло, оно смыло с меня взбудораженное состояние, и я вдруг заметила, что утро-то еще в самом разгаре, только-только намечается полдень.

Ну это надо же, столько мучиться, а сделать все за какие-то часы…

Дракон особо сильно взмахнул крыльями, стряхивая с них последние капли, окончательно оторвался от моря и тянущихся к нему волн и не спеша полетел к Сопи-горе.

Как наши освобождали Ракушку, я не знаю.

Потому что позорно проспала.

Впрочем, не думаю, что им пришлось особо надрываться: когда утро вдруг превратилось в мрак и шторм, в городе неоригинально решили, что грянул конец света. Особенно столичный гарнизон, мало знакомый с морем, когда оно недовольно. А тут и Нож подоспел.

Я-то думала, что победно влечу в Ракушку на золотом драконе и гордо сяду прямо на Окончательную Лысину рядом с храмом.

У дракона, как оказалось, были другие планы.

– Меня три дня не будет, – сообщил он, когда я проснулась, и улетел.

Зачем, почему? Медбрат его знает… Пришлось спускаться с горы пешком – мы с сестрой остались тут одни, все остальные давно были в городе.

Ждать гонцов от наших, после того как дракон сказал, что они уже победили, сил не было. Сразу до слез опостылела пещера, я бы еще подождала, но сестра, сжав зубы, решительно поднялась и вышла первой.

Натоптанной за эти дни тропой мы пошли вниз, к бухте. Сестра изредка ругалась, но упрямо шла сама, и это казалось чудом.

Только спустившись с горы наполовину, она согласилась опираться на меня.

Как две ленивые черепашки, поздним вечером мы добрались до Второй Гавани, никем не встреченные, не замеченные, не узнанные.

И тихо побрели вверх по городским улочкам. Домой.

Грязные, голодные и усталые, мы поднимались все выше над бухтой, иногда останавливаясь, чтобы поглядеть, как красиво горят окна домов позади нас, как покачиваются сигнальные фонари на кораблях в Гаванях и на рейде, в такт колыханию самих кораблей. И чтобы еще раз всей душой почувствовать, какая же все-таки она красивая, наша Ракушка.

А потом уже не останавливались.

Потому что запахло пирогом, домашним пирогом, который мамы пекут по большим праздникам, когда домой возвращаются выросшие дети, и запах которого растекается далеко-далеко, по всей улице.

И мы знали, что это для нас, что папа с мамой нас давно ждут.

Ракушка стряхнула с себя Сильных, словно капли воды со створок. Потом пришел черед Трем Каплям и другим городам по полуострову: Зонтику, Сумеркам и остальным.

То есть острову.

Даже удивительно, как быстро все привыкли к тому, что мы теперь островитяне. Может быть, потому, что мы всегда подспудно себя ими чувствовали.

Новый остров назвали – Лоскуток.

Дракон вернулся через три дня и местом жительства избрал наш небольшой сад, изогнувшись там на дорожке не хуже священной фигуры "зю". Как выяснилось, он на произошедшие перемены смотрел скептически и общей радости не разделял.

– А другие города по побережью? – периодически задавал неудобные вопросы дракон. – Чем они хуже?

– Но я же не всесильна! – отбивалась я, как могла. – Сколько раз тебе говорить, я не знаю решения глобальных проблем, все, что я могу, – немного обустроить свой дом. На этом мои возможности исчерпываются.

Не прошло и одной луны, как Ракушка приобрела прежний несерьезный облик. По-настоящему серьезным было только заложение новой верфи около Второй Гавани. Флот острова решено было увеличить.

На Окончательную Лысину вернулся и Дом Городских Старшин, и тюрьма, и хранилище казны, изрядно опустевшей за три года. Тухлый Рынок снова замозолил глаза Нетухлому.

А мы просто жили в ожидании лета.

Незаметно образовалось столько важных неотложных дел: поскорее красиво загореть, сшить новые платья, купить новые шляпки…

Да еще ведь летом надо было поступать в Университет. Сестре, Ножу и остальным сопротивленцам было хорошо – им надо было только восстановиться.

Мне же придется сдавать вступительные экзамены, и еще неизвестно, не вернут ли меня просто-напросто в школу из-за трехлетнего пропуска.

Не раз и не два становилось страшно: спросят меня что-нибудь, а я им в ответ рецепт песочного теста, по привычке. Ладно бы хорошего, но и тут в пансионате нас надули – я попробовала дома стряпать, как учили, уж лучше бы не позорилась. А мама печет искуснее любых Магистров.

Я уже серьезно подумывала, что надо бы дракона привлечь к моему поступлению в качестве шпаргалки – пусть сидит за забором и подсказывает, если что.

Дракон отбрыкался, сказал, что материалом не владеет. Наврал, конечно.

Они с папой ночами вели бесконечные беседы, обогащая друг друга знаниями.

Что творится на большой земле, мы знали в общих чертах – в столице снова была какая-то заварушка, так что тетушкин незаменимый подвал явно не пустовал.

Говорили, что теперь Правое Крыло решило повторить судьбу Левого и сейчас Хвосту Коровы не до нас. Это и спасало Ракушку.

Мы надеялись, что, пока они делят власть, успеем возвести вокруг острова наши стены – корабли.

Жизнь продолжалась.

День был теплый и зеленый.

Из наших окон было видно, что в Первую Гавань пришел корабль. Не наш – его поставили на рейде.

Но больше мне ничего увидеть не удалось – сестра решительно задернула шторы и повернула меня к столу с учебниками. Еще бы, через пару недель экзамены.

Вздохнув, я уселась за стол.

Через полчаса вдруг ясно поняла, что прочитанное куда лучше запомнится, если читать его лежа – будет удобно и можно не отвлекаться. Я перебралась в кровать.

Через десять минут книга загадочным образом оказалась под подушкой, а я крепко спала.

Через час разъяренная сестра дернула меня за хвост.

– Скажи начистоту, что ты любишь больше, чем спать?

– Пожалуй, ничего.

– Хорошо, а что ты любишь так же, как спать?

– Есть! – честно призналась я.

Полумрак в комнате убаюкивал и убаюкивал, пришлось идти в сад.

Дракон, обвившись вокруг клумбы с георгинами, безмятежно спал.

Конечно, ему спать не возбраняется, ему поступать не надо!

Устроившись возле него и прикрывшись белым кружевным зонтом, я опять погрузилась в чтение, безнадежно чувствуя, что все прочитанное в моей голове превращается в славную кашу и шансов что-то вспомнить очень мало. Точнее, вспомнить-то я вспомню, но когда меня уже с позором выставят за дверь.

"Мучаешься?" – проснулся дракон;

"Ага".

"И это пройдет…" – с наслаждением вытянул он передние лапы и пошевелил своими когтями.

"А у вас есть подобное?"

"А как же! И куда сложнее вашего".

"Да уж, конечно…"

"Чистая правда".

Оттого, что драконам сложно, мне легче не стало. И до обеда далеко…

Я перевернула страницу.

Нет, придется писать шпаргалки – может, так я хоть что-то запомню. Надену самую широкую юбку, какая у меня есть, а к ней нашью потайных карманов. Вот события еще туда-сюда, а даты у меня просто летят сквозь голову…

Калитка на улицу открылась.

В сад вошел Янтарный.

Не будь у меня над головой зонтика, я бы решила, что мне голову напекло: он вошел в парадной форме охранника пансионата, солнце било в его начищенные пряжки и бляхи.

– Дракон не укусит? – спросил он.

"Еще как укусит!" – обиделся дракон.

– Смотря, что делать будешь. Какими судьбами?

– Да так, мимо проходил, дай, думаю, загляну. – Янтарный благоразумно не стал приближаться к дракону.

"Как же, проходил… – не замедлил продать его дракон. – С корабля он! С утра сапоги полировал!"

Значит, шел из Первой Гавани через весь город в своей начищенной вызывающей форме? Поступок. Как ему по дороге ведро с помоями на голову не надели, вот что интересно…

– Красивое платье… – небрежно заметил Янтарный. Ну, паразит! Думай теперь, правда это или подлизывается? Это же домашнее, красивое в шкафу висит…

"Правда…" – успокоил меня дракон. Я чуть не ляпнула: "Ты надолго здесь?", но потом опомнилась.

– Чего стоишь? Присаживайся!

Янтарный опустился на садовую скамейку, по-прежнему держа почтительную дистанцию между собой и драконом. Калитка снова хлопнула. Вошел, держа стопку книг, Штиль.