Текст книги "Будет больно (СИ)"

Автор книги: Юлия Еленина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 18 Вадим

Василиса Леонидовна снова делает несколько глотков воды и говорит:

– Я помню, когда она к нам попала. Не девочка, а ангелочек. Светлые волосики, большие синие глазки… Я тогда только пришла сюда работать, молодая, всех жалела, хотя всем этим детям, конечно, не заменишь родителей. Но я старалась поделиться и крупицей любви. А Машенька была первой для меня, кто только пытался здесь адаптироваться.

Директор замолкает и смотрит в окно. Я не тороплю ее. Понимаю, что это была лишь присказка, а сказка впереди.

Наконец Василиса Леонидовна снова смотрит на меня и продолжает:

– Она была умнее всех, хотя особо и не старалась вроде бы, просто все схватывала на лету. Много читала, – понимаю, что она просто тянет время, вспоминая эти мелочи, потому что не хочет переходить к главному. – И чем старше становилась, тем становилась и красивее. Один раз ей другие девочки даже лицо хотели порезать, но ангелочек научился отбиваться. Когда ей было лет четырнадцать, директором стал Зарубов. Я тогда не замечала многого, а если и замечала, то не придавала значения… Спал он, скорее всего, с нашими девочками. Я, конечно, свечку не держала и сплетни не собирала, да и не принуждал он никого. Знаете, я их и не осуждала. Они выросли в таких условиях, что любыми способами хотели получить лучшую жизнь, а у нас ведь в государстве и не каждого выпускника жилплощадью обеспечат, как положено по закону. Директор-то подсобить мог… Ой, что-то я отвлеклась.

Отвлеклась не отвлеклась, но я понимаю, почему так Лиза отреагировала на Зарубова. Если она, конечно, и есть та самая Маша. Но я пока не могу уловить другую связь… Ладно, подумаю об этом потом.

– Он хоть с выпускницами спал? – спрашиваю я, и Василиса Леонидовна вздрагивает.

– Послушайте, если вы просто ищете Машу… – испуганно начинает.

– Успокойтесь, это все останется между нами.

– Машенька давно умерла… Если Матвей Васильевич и спал с девушками, то мимо такой красавицы, как она, не мог пройти. Маша никогда не обжималась с мальчишками по углам, не курила, не пила – будто не здесь выросла. Но этот взгляд волчий все равно появился, – Василиса Леонидовна тяжело вздыхает, но продолжает говорить: – Я той ночью дежурила. Зарубов задержался на работе и позвал к себе Машеньку, скорее всего. А потом я услышала шум, когда вышла в столовую попить воды. Помещение как раз под этим кабинетом, – для наглядности директор указала пальцем вниз. – Я, конечно, бросилась наверх и увидела, как из кабинета вылетела Машенька. Она не плакала, никогда не плакала – сильная девочка была. Пролетела мимо меня пулей, а утром пропала…

Интересная история, и я слушаю, все больше убеждаясь даже с самых первых слов директора. Синие глаза, светлые волосы… Но почему ее считают умершей.

– То есть, – прерываю вновь наступившую тишину, – Зарубов хотел ее пои… хотел с ней переспать, но она отказала, вы так думаете?

– Конечно! – не сомневаясь, восклицает Василиса Леонидовна. – Думаю, поэтому она и сбежала. Дело не раздували – никому это не надо было. Сейчас бы я, конечно… Но что говорить, правда? Матвей Васильевич сказал, что Машеньку отправили в больницу ночью, а я боялась лишиться работы. Дура, правда? – спрашивает директор, как будто ища во мне поддержки.

Увы, я дать ее не могу. Может, мне никогда не понять, что делает этих детей такими, потому что никогда не был на их месте, но развращает людей власть и безнаказанность. Зарубов трахал девочек – старый, блядь, извращенец – но одна ему не дала. Или дала, а потом пожалела?

Да черт его знает!

– Вы хороший человек, – улыбаюсь Василисе Леонидовне.

– Через неделю Машеньку нашли в реке с передозом. Зарубов подтвердил, что это она, да там никто особо и не хотел ничего расследовать. Но она не была наркоманкой, не в ее это характере. Мы вместе с Матвеем Васильевичем ездили на опознание, а там… Господи, большего ужаса я не видела. Тело, пролежавшее неделю в воде, выглядит не очень, – женщина даже морщится. – Но Зарубова все устроило. Он быстро оформил документы – груз с плеч, так сказать. А я потом сразу ушла, окончив заочно педагогический, отработала в детском саду, а сейчас вот позвали на место директора.

– А что случилось с родителями Маши? – спрашиваю, пытаясь хоть за что-то еще зацепиться.

– У нее, кажется, только мать была, но бросила девочку.

– Спасибо, – поднимаюсь, подавая руку директору. – А у Маши было что-то… особенное? – не могу подобрать другое слово.

– Она сама была особенной, – грустно улыбается Василиса Леонидовна. – У нее даже родимое пятно на затылке было в форме звезды.

Мы разбираемся со спонсорской помощью, и я выхожу на улицу.

И что я имею?

Скуриваю две сигареты подряд, сидя в машине, а потом еду в ближайшую гостиницу, найденную на карте. Хотя бы пару часов сна мне не помешает. Нет, они даже необходимы…

Открываю глаза и смотрю в потолок. В этом городе мне больше делать нечего. А где есть ответы? Там, где Лиза.

Обедаю в ресторане при гостинице и выдвигаюсь в путь. На следующий день заезжаю в город и из дома бронирую билет. Не знаю почему, но отцу не звоню, хотя чего стоит сказать, что его жена живет под чужим именем.

Но при чем здесь отец?

Добраться до ответов я смогу, но время в полете тянется невыносимо медленно.

Глава 19 Лиза

Я едва перенесла двенадцать часов полета, но это того стоило, хотя почти ничего не изменилось в плане локации.

Маленький домик, веранда, внутренний двор, только вид теперь открывается на Карибское море.

Мишу я предупредила о своем отъезде. Он долго интересовался, не связано ли это с Вадимом, и если раньше у меня была идея ненавязчиво навести мужа на мысль, что его сын меня терроризирует, то теперь я ее отмела. Сейчас все стало слишком сложно.

Звонки Фила я игнорирую который день, как и его гневные сообщения.

«Лиза, возьми трубку!»

«Срочно перезвони!!!»

«Какого хрена происходит?»

Он волнуется, но я себя не чувствую последней сволочью, хотя объясниться стоило бы. Но я настолько эмоционально выжата, что разговор меня добьет.

Все происходит неправильно, как будто жизнь снова ставит мне подножку и испытывает на прочность. Но я справлюсь, все вернется на круги своя… Да, самовнушение. Уже ничего не будет как прежде – я сама все испортила. Остается хотя бы сгладить углы.

Остается главный вопрос: как?

Я поднимаю глаза на ночное небо, как будто оно может дать ответ. Потом закрываю глаза и слушаю легкий ветер и море. Это успокаивает.

Но в эти гармоничные звуки природы врывается механический. Открыв глаза, вижу свет фар, и сердце от предчувствия пускается вскачь. Нет, это вряд ли ко мне. Никто не знает, где я. Только если…

Стону вслух. Ноутбук. Надо же быть такой дурой, что не забрать его с собой. Обойти пароль и посмотреть историю браузера для программиста не проблема. Но я до последнего надеюсь, что это лишь моя больная фантазия.

Машина останавливается возле моего временного жилища, и я даже не удивляюсь, увидев Вадима, входящего во двор.

И что-то подсказывает: он приехал за правдой. Только за какой?

Я спускаюсь с крыльца, мы стоим на дорожке в метре друг от друга и молчим. И снова появляется то дурацкое ощущение, как будто мы сплетаемся мыслями и эмоциями. Я прерываю эту связь словами:

– И какого черта тебя принесло на Ямайку?

– Думаешь, стоило полететь к отцу в Москву? – вопросом на вопрос отвечает Вадим, но понимаю, что этим он дал мне и ответ.

– Входи, – киваю на дверь, вздохнув.

Два раза предлагать не приходится. Вадим заходит в дом, бросает дорожную сумку в гостиной, и мы устраиваемся на небольшой кухне. Я ставлю турку на плиту и спрашиваю:

– И что тебя заставило проделать такой путь?

– Любопытство.

– Интересная мотивация, – отвечаю я, глядя на кофе, потому что не могу обернуться и посмотреть на Вадима.

Не хочу снова почувствовать эту незримую связь. И поведение его сейчас… Лучше уж его провокации, чем это серьезное выражение лица, да и тон под стать.

Господи, а если Миша узнает, что его сын прилетел за мной через полмира? Это объяснить будет сложно.

– Говори, – разливаю кофе по чашкам и ставлю их на стол, но глаза не поднимаю.

Отхожу к окну, открываю его и закуриваю. Руки мелко дрожат, хотя внутри меня тупое безразличие.

– Отец знает, что ты живешь под чужим именем? – спрашивает Вадим, я молчу, поэтому он добавляет: – Не заставляй меня скрутить тебя и проверить наличие родимого пятна.

– Нет, – вместе с дымом выдыхаю я и задаю свой вопрос: – Как ты узнал?

– Улики надо прятать лучше, – не уходит от ответа.

– Фотография, – усмехаюсь. – Рылся в моем нижнем белье?

– Теперь моя очередь задавать вопрос. Фил же не твой родной брат?

– Нет, – снова повторяю. – Но у меня действительно нет человека ближе него. Родственниками становятся не по крови. Итак, – тушу окурок, – как связал все?

– Я видел, как ты отреагировала на Зарубова, порылся в его биографии, узнал, что он был директором детского дома, съездил туда… Там сейчас, кстати, заведует Василиса Леонидовна.

– Хорошая женщина.

Делаю глоток кофе и снова закуриваю. Чуть напрягаюсь, слыша, как Вадим поднимается. Он задевает меня плечом, когда тянется за зажигалкой, и я вздрагиваю, делая шаг в сторону и поднимая голову.

Мы сталкиваемся взглядами, и я вижу легкую тень улыбки на его лице, но без привычной насмешки.

– А ты даже ничего, когда не строишь из себя идеальную жену или язвительную стерву. Тяжело, наверное, так, да? – я хмурюсь, не понимая, что Вадим имеет в виду. – Всю жизнь притворяться, – поясняет он.

– Я бы не сказала, что притворялась.

В голове хаос. Что ему могла рассказать Василиса? Если только об истории с Зарубовым, то это можно пережить. Но спрашивать не стану. Думаю, что это наведет Вадима на еще большие подозрения.

Интуиция у него развита будь здоров.

– Давай ты мне просто все расскажешь, – просит он. – Кстати, а пожрать у тебя есть что-нибудь?

Машинально киваю и иду к холодильнику. Вадим за стол не возвращается – уходит в гостиную, а потом хлопает одна дверь, другая. Подозреваю, ищет ванную.

Я действую на автомате: режу, жарю, мешаю. Хорошо, что домик прикреплен к сети отелей и здесь всегда все есть. Даже бар. А выпить мне точно не помешает. Разговор предстоит тяжелый, и неизвестно, чем он закончится.

И вообще, грех приехать на Ямайку и не попробовать местный ром.

Несколько дней назад коньяк залпом глотала, теперь до возвращения Вадима успеваю осушить стакан рома – так и до алкоголизма меня этот сыщик доведет.

Сейчас я не думаю о том, что он копался в моем белье, в прямом смысле, что залез в мой ноутбук, чтобы узнать, где меня искать. Это все неважно. Он знает тайну, которую мы с Филом хранили почти пятнадцать лет.

Вадим молча появляется и закуривает, и я решаю зайти издалека:

– Что тебе рассказала Василиса?

– Я бы для начала послушал твою версию.

Недоверие понятно. Ладно, посмотрим.

Выключаю плиту и отодвигаю стул. Не знаю, с чего начать, но с чего-то надо. Воспоминания снова накрывают, как будто я свою жизнь смотрю на перемотке.

Вадим устраивается напротив меня и начинает есть, перед этим сказав:

– Я весь во внимании.

– Мне было почти шесть, когда мать ушла. Просто одним непрекрасным утром на пороге квартиры появились мент и работник органов опеки. Я потом думала и пришла к выводу, что она хотя бы сообщила обо мне, а не оставила на произвол судьбы. Я попала в детдом. Жизнь там, конечно, не сахар… Впрочем, это к делу отношения не имеет. Могу рассказывать тебе всю ночь о «прелестях» этого заведения, но ты все равно не поймешь, – во время монолога смотрю на окно, потому что не хочу видеть никаких эмоций. – Мне было семнадцать, когда Зарубов вызвал меня к себе в кабинет. О, я знала, что он трахает наших девочек, но все было на добровольных началах. Думала, откажу – и на этом все. Но, видимо, отказом только разогрела его интерес.

Замолкаю, вспоминая эти мерзкие ощущения от прикосновений рук к моим плечам, а потом к груди. Его член, который упирался мне в живот через ткань брюк. Дыхание на своей щеке.

Передергиваю плечами и тянусь за бутылкой.

– Он тебя изнасиловал? – торопит меня Вадим.

– Боже, нет! Я бы тогда сразу на себя руки наложила. Как по мне, нет для женщины ничего хуже, чем когда в тебя пихают член без твоего согласия, – спотыкаюсь в конце фразы, поймав взгляд черных глаз напротив.

Черт! Это я сейчас вроде как призналась, что сама перед ним ноги раздвинула.

– И что дальше? – Вадим поднимается и тоже берет стакан.

– Зарубов пытался. Не то чтобы совсем силой, но близко к этому. Почти на столе разложил, когда я нащупала обычную шариковую ручку и всадила ему в шею. Жаль, что мимо сонной артерии, – усмехаюсь и снова смотрю на Вадима, но не вижу в его глазах осуждения за эти слова. – Той же ночью я и сбежала. На самом деле это не так трудно, все-таки не тюрьма. Идти мне было некуда. На окраине города увидела недостроенное здание и засела там. Не знала, что со мной будет, но готова была сдохнуть от голода и холода, лишь бы больше никогда не видеть Зарубова.

Я знаю, что остальную часть истории по смене личности Вадиму не могла рассказать Василиса. Но если он не задает вопросов о моей жизни в детдоме, значит, ждет концовку. Что ж, в ней секрета нет.

– Ты знала, что через неделю Зарубов опознал в какой-то погибшей наркоманке тебя и быстро похоронил?

Поднимаю брови и протягиваю:

– Вот оно что… Может, это и к лучшему. Это, скорее всего, настоящая сестра Фила.

Заканчиваю историю своего преображения в Лизу и жду вопросов. Но их нет. Вадим молча потягивает ром, достает из пачки две сигареты и одну протягивает мне. Мы закуриваем, и я уже надеюсь, что на этом конец.

– Расскажешь отцу? – не выдерживаю я.

– Послушай, а почему ты сама не рассказала ему? Он бы понял.

А вот теперь надо как-то выпутываться.

– Вадим, я много лет назад стала Лизой, я привыкла к этому имени. И, знаешь ли, вспоминать о тех годах я не хотела. Если бы ты не раскопал сам эту историю, то она бы умерла вместе со мной и Филом. Я уже при встрече с Зарубовым подумала, что ты все знаешь и специально меня притащил туда.

– Это была случайность.

– Да, – киваю я, – случайность, которая помогла тебе. И твоя наблюдательность, – вишенкой на торт добавляю комплимент.

Вадим задумчиво качает головой. Ну что еще?

– Лиза, – спотыкается на моем имени, – мне почему-то сразу казалось, что тебе зачем-то нужен отец.

– При чем тут он? – делаю удивленное лицо, по крайней мере надеюсь, что оно таким получилось.

– Хочешь сказать, просто чувства?

– Они самые.

Вижу, что у Вадима еще остались вопросы, но задает он тот, которого я не ожидаю:

– Так ты от больших чувств к отцу со мной трахалась?

Глава 20 Вадим

Все красиво и складно. Но почему я ей не верю?

Сейчас Лиза немного приоткрывается, как будто перестает играть роль. И я вижу, каково ей вспоминать, даже хочу пожалеть, но ей это не надо.

А мой вопрос… Она хмурится, вертит стакан по кругу, не поднимая на меня глаз. И правда, а что тут ответить?

– Вадим, – наконец-то говорит, – ты же не расскажешь ему, – не спрашивает, а констатирует.

И Лиза права.

– Не расскажу, – киваю в ответ, – иначе я сделаю ему очень больно. Он любит тебя. Не понимаю, чем ты его так зацепила, и даже не уверен, что чувства взаимны. Но ты сама хотела меня. Так что, Лиза?

Она закрывает глаза, сжимая стакан так, что костяшки белеют. И ведь это не главное, но почему-то интересует меня больше остального.

– Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, – качает Лиза головой. – Это, наверное, просто физиология и алкоголь.

– Три бокала шампанского, которые наверняка выветрились по дороге? – усмехаюсь, не веря ни единому слову. – Ты сама себя слышишь?

– Вадим, прекрати! – Лиза поднимается и, закурив, начинает наворачивать круги по кухне. – Мне приходится с этим жить, помнить о своей ошибке…

Когда она проходит мимо меня, я хватаю Лизу за запястье и тоже поднимаюсь. Она вздрагивает, едва я ее касаюсь, но молчит и не пытается вырваться.

– Убеди меня, – говорю, не обозначая, в чем и зачем.

– Я не должна, – поднимает на меня глаза.

– Почему ты все-таки вышла замуж за отца?

– Потому что мы полюбили друг друга.

Искренность в глазах, в словах, но я не верю. Или просто не хочу верить?

Вроде бы и все тайны раскрыты, но эта женщина остается для меня загадкой. Есть что-то еще. И даже отбросив все личное, я в этом убежден.

Но это не отменяет того, что, касаясь ее, я схожу с ума. Простое прикосновение к запястью, а уже хочу завалить ее прямо на столе и трахнуть.

Это неправильно, я понимаю. Но… Но ничего не могу с собой поделать.

– Вадим, – Лиза будто читает мои мысли, – это обычная химия, которая не имеет ничего общего с чувствами.

Я притягиваю ее к себе и спрашиваю в самое ухо:

– А со своим так называемым братцем ты трахаешься?

– Ты идиот? – Лиза тушит свободной рукой окурок. – Нет, ты просто ревнивый мальчишка, который слишком много себе позволяет!

Она вырывает руку и уже обеими начинает отвешивать мне пощечины, бьет по шее, груди, но я даже не чувствую. Лиза злится и выглядит при этом… Черт, я же не за этим пролетел через Атлантический океан!

Волосы выбиваются из небрежного, как будто наспех завязанного хвоста. И в своей неконтролируемой злости Лиза как сущий дьявол. Дьявол-искуситель.

Закончив с выплеском агрессии, она сама делает то, что хотел сделать я. Ее губы на моих. И у меня срывает клеммы.

Целовать и целовать… До онемения губ снова впитывать в себя этот поцелуй с привкусом табака и алкоголя. Только помады не хватает. С каких пор я, блядь, стал фетишистом?

Это жена моего отца, но я не могу остановиться. Подхватываю ее и усаживаю на стол.

– Вадим, – шепчет она мне в губы с тяжелым вздохом, – мы должны остановиться.

Должны… Еще как должны. Но я хочу снова испытать весь спектр тех ощущений, когда я в ней. Хочу ее так, что член рвет шорты, но в голове бьется мысль, что нельзя.

Мои руки на ее ногах, ее – на моих плечах. А за окном ямайская ночь. Почти гребаная романтика.

Вот только мы с Лизой ни черта не романтики. Мы просто запутавшиеся люди, которых по какой-то причине тянет друг к другу. Я ей не верю. Она меня ненавидит – чувствую это.

Но сейчас возникает и еще одно чувство. Кажется, что Лиза пытается отвлечь меня от разговора об отце. И способ выбирает действенный, заставляя меня думать членом, а не головой.

Что же она еще скрывает? Или у меня просто атрофировалось доверие?

Отрываюсь от губ Лизы, но не отхожу. Она опускает голову и тяжело дышит, а я стою между ее разведенных ног. Что, блядь, с нами не так?

Я злюсь, только черт знает на кого. Не понимаю ни хрена – и злюсь еще больше.

Хватаю Лизу за подбородок, сжимаю сильно, заставляю поднять на меня глаза.

– Мне больно, – тихо говорит она.

– Что у тебя в голове? Решила затащить меня в постель, чтобы я перестал задавать вопросы?

– Да пошел ты! – Лиза отталкивает мою руку. – Можно подумать, ты приперся сюда, чтобы просто поговорить. Хотя знаешь, мне казалось, что мы поняли друг друга.

Я себя не понимаю, а ее тем более.

И от бессильной злости хочется сесть на первый самолет и свалить отсюда, потому что она права. Я мог дождаться ее возвращения, мог позвонить, а мог и вообще просто рассказать все отцу. Но приехал сюда.

И можно убеждать себя долго, приводить доводы, только я действительно здесь из-за нее. Точнее из-за того, что рассчитываю трахнуть ее еще разочек. Или два.

Признаваться самому себе в этом отвратительно. Но если уж на то пошло…

– Я еще не все понял, – произношу, морщась, и снова целую Лизу.

Она кусает меня за губу до острой боли, но это не только не останавливает меня, а еще больше распаляет.

Черт, какой же я хреновый сын…

И это последняя здравая мысль в моей голове, потому что потом я начинаю думать, как избавить Лизу от одежды.

Глава 21 Лиза

Я с какой-то обреченностью понимаю, что это, черт возьми, приятно. И сама же поцеловала Вадима. Может, отчасти затем, чтобы не задавал вопросов, но больше потому, что… Захотелось, что ли?

И в груди поселилась почти детская обида, когда Вадим снова посчитал меня расчетливой стервой. Но сомнения его были недолгими. Даже с ними он все равно не может сопротивляться.

Ох, мой мальчик, знал бы ты всю правду, у тебя бы на меня и не встал. А возможно, и придушил бы собственными руками на этом столе.

Но читать мысли Вадим не умеет. А в своих я и сама сейчас путаюсь.

Бросает в жар, когда его руки скользят по моему телу. И пусть я понимаю, что это от прикосновений, но убеждаю себя, что от жаркой ямайской ночи, хотя ветерок колышет шторы и чуть касается моих ног. Контраст усиливает ощущения. Не кожа – оголенный нерв. Только вот на губах уже пекло от наших поцелуев и легкой щетины Вадима. А впечатление, будто прикасаюсь к огню преисподней.

– Лиза… – в голосе обреченность, подобная моей.

Мы слишком разные, но сейчас так похожи. Оба ненавидим себя за то, что происходит. Но если первый раз можно списать на ошибку, случайность, порыв или найти еще какое оправдание, то теперь мы все делаем осознанно.

– Почему? – спрашиваю, заглядывая в черные глаза. – Ты же меня ненавидел…

Вопрос бессмысленный, но Вадим меня понимает. Я вижу это в его глазах, по выражению лица.

– Не знаю, – едва слышно произносит, и это, наверное, первые слова за все время нашего знакомства, сказанные без сарказма или равнодушия, а с потерянностью.

Мы без контроля над собой.

Я обнимаю Вадима за шею и утыкаюсь лбом в его плечо, закрыв глаз. Мне дико ощущать его кожу под своим пальцами, запах тела, дыхание на своей щеке. Когда-то этот человек был для меня врагом номер один, сам того не осознавая. Но ненависти нет – я просто привыкла думать, что ненавижу его.

Вадим тянет мою футболку вверх, а я безропотно поднимаю руки. Сама сильнее обвиваю его ногами – и плевать, что сейчас мы в кухне и на столе. И все так тягуче, медленно, оттого и чувствительнее. Я успеваю осознавать и запоминать каждое прикосновение, движение…

Вадим до какого-то фетишизма привлекает моя грудь. Он обводит ее пальцами, будто рисуя спираль. Почти от подмышек вниз, потом в ложбинку, следом до ключицы. Такими круговыми движениями добирается до соска. Я сжимаю руками края стола и выдыхаю со стоном. Вадим оставляет мою грудь в покое. Ведет обеими ладонями по щекам к вискам и запускает руки в волосы. Чуть натягивает и смотрит мне в глаза.

– Ты красивая, – неожиданно говорит он. – Но есть в тебе еще что-то такое…

– Будем обмениваться комплиментами?

Мне не нравится его интонация. И слова в такие моменты связывают сильнее, а мне хватает уже того, что я слишком остро чувствую Вадима и без них.

– Обожаю, когда ты злишься, – улыбается едва заметно.

Все, хватит. Отталкиваю от себя его руки и бью кулаком в солнечное сплетение. Вадим чуть сгибается и делает шаг назад.

– Оставь свои нежности при себе, мальчик, – говорю, вскакивая со стола, и хочу уйти.

Я срываюсь, потому что боюсь. Боюсь этой неожиданной нежности, эмоциональности…

Только делаю шаг в сторону, ища глазами футболку, как Вадим хватает меня за руку чуть выше локтя и тянет на себя.

– Как скажешь, Лиза.

– Что? – не понимаю, но, кажется, и не получу ответ.

Оказываюсь теперь грудью на столе. Вадим, навалившись сверху, вжимает меня в гладкую поверхность, не давая пошевелиться. Одной рукой он держит мою голову, второй – стягивает шорты. Сразу мои, затем свои… И резкий толчок. Я вскрикиваю, а Вадим, намотав мои волосы на кулак, тянет меня на себя и с сарказмом спрашивает в самое ухо:

– Так лучше? И я просил, – сжимает второй ладонью мою ягодицу до боли, – не называть меня мальчиком.

– Да пошел ты! – рявкаю в ответ.

– Обязательно…

Вадим до боли прикусывает мою мочку и начинает двигаться во мне. Быстрые, резкие толчки – и я прикусываю нижнюю губу почти до крови, но все равно не могу сдержаться.

Сквозь стоны шиплю:

– Похотливое животное! – и, освободив одну руку, ногтями впиваюсь в запястье Вадима возле моей головы.

– Бешеная лживая сука, – парирует в ответ.

И кажется, не столько секс, сколько эта перепалка доводит нас до оргазма. Я, вздрагивая, приподнимаюсь на носочки, теперь скользя ногтями по столешнице, а Вадим натягивает мои волосы и шумно выдыхает.

Когда он наконец меня отпускает, я поднимаю свою одежду и, тут же опустившись на пол, начинаю смеяться. Это не истерика. Это дрянная комедия.

А, пожалуй, Фил был в чем-то прав. Только что мне с этим делать?

Я так же резко затыкаюсь и протягиваю удивленному и даже немого потерянному Вадиму руку:

– Помоги встать.

– Лиза…

– Диван в гостиной свободен, если ты нигде не остановился. Я в душ.

Я оставляю Вадима в еще большей растерянности. Взяв телефон, закрываюсь в ванной, включаю воду и звоню Филу.

– Наконец-то, блядь! – орет он в трубку. – Ты где?

– На Ямайке, – отвечаю, вздохнув.

– И что ты там, спрашивается, делаешь? – Фил не просто взбешен, он в ярости.

– Ну… – протягиваю, прислушиваясь к звукам за дверью. – Тут сам черт не разберет. То ли я трахаюсь с пасынком, то ли он со мной.

В трубке – молчание. Наконец Фил отмирает и спрашивает:

– Ты по зову тела или с холодным расчетом?

Если бы я и сама могла ответить. Хотя бы себе признаться.

– У тебя как дела? – ухожу от ответа.

– Почти сорвал твоему муженьку сделку. Так что можешь пока очаровывать сыночка, я занимаюсь папашей.

– Я его не очаровывала, – возмущаюсь, почти слыша, как моя волчица внутри начала скулить.

Что-то неумолимо меняется. И я готова свернуть, но есть ли путь назад?