Текст книги "Мощи Святого Зайца"

Автор книги: Юлия Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Юлия Черных
Мощи Святого Зайца

– Он лысый на всю голову, – с негодованием сказала Эллочка.

– Ничего не лысый, – сказала Тамара. – Смотри, какие у него усики. Рыженькие.

Ольга перехватила пульт и долго вглядывалась в изображение, поворачивая туда-сюда.

– Глаза интересные, – заключила она. – Внимательные. С ним будет не просто.

Ольга встала и пошла к бару. Мартин смотрел, как она, переступая безупречными ногами по ковру, остановилась у стойки. Звякнула серебряная ложечка. Ольга перегнулась через барьер, короткая юбка натянулась на бедрах. В трусах или без трусов? Когда-то Мартин запретил себе думать на эту тему, но мысли невольно возвращались к невозможному.

Эллочка, горестно вздохнув, отпечатала стереокарточку и растянулась на диване. Ольга со стаканом в руках обернулась, поискала глазами место, куда присесть, не нашла и устроилась у Мартина на коленях. Организм моментально отреагировал. Мартин мысленно порадовался, что надел просторные штаны.

– Лысые, они страстные, – заметила Тамара.

– Нет. Страстные волосатые.

– Меньше бабушку слушай, – засмеялась Ольга. – Вот Мартышкин волосатый, – она провела Мартину рукой по голове. – А ведь само спокойствие!

Мартин боялся пошевелиться. Подвинься Ольга на сантиметр вправо, она бы уперлась в это «спокойствие». И что тогда?

– Все равно, – Эллочка разжала пальцы, карточка спланировала на пол. – У меня негативные ассоциации на лысых. Был у нас такой мастер танцев…

– Он что, тебя трахал? – заинтересовалась Тамара.

– Иг-но-ри-ро-вал. Оль, может, ты займешься лысиком? Ну не стоит у меня на него.

– А кто тебя спрашивает? – Мартин ссадил Ольгу с колен и дружески шлепнул по попе. Нет, все-таки в трусах.

– Тамара, делаешь ей внешность под эту женщину, – Мартин переключил визор, показал. – Цвет волос, губы и так далее. Нос поправь. А ты, Эллочка, запомни: твое дело войти в доверие. Каким путем – мне монопенисно. Ногу подверни, сладкую дурочку сострой. Легенду придумай, будто ищешь кого-то. Действуй!

– Яволь, мой фюрер, – мрачно сказала Эллочка, поднимаясь.

Дом стоял в низине, отсвечивая малиновой крышей в лучах заходящего солнца. Он был прекрасен этот дом, от ступенек до черепицы, такой родной и одинокий среди холмов благоустроенных нор.

Сверху было видно, что на крыльце кто-то сидит. «Неужели Олег», – подумал Степан, вглядываясь. Не может быть, Олег не вставал уже неделю, и только это обстоятельство подвигло Степана на сегодняшнюю авантюру.

Впрочем, авантюра удалась, и, хотя день выдался тяжелый и тревожный, зато за спиной в рюкзаке перекатывались, попискивая, шуршунчики. Много шуршунчиков, и это было здорово. А вот то, что на крыльце сидели было нездорово совсем. Предстояло еще одно серьезное дело, а силы были на исходе, несмотря на две таблетки ситэкса.

– Это гость лишь запоздалый у порога моего, – продекламировал Степа. – Гость – и больше ничего. Будет мешать, выгоню поганой метлой. Специально испоганю метлу и выгоню.

Тропа, петляя между кустами и норами, вывела к дому. Гость на крыльце материализовался в ангелоподобную девушку с длинными волнистыми волосами цвета спелой пшеницы. «Я помню чудное мгновенье, – всколыхнулось в мозгу бессмертное. – Передо мной явилась ты…»

Степа моргнул. Мимолетное видение не исчезло.

– Где Вы пропадаете? – капризно сказал гений чистой красоты. – Я жду, жду, всю попу отсидела.

Она пощелкала пальчиками у него перед глазами.

– Отомри, лысик. У меня нога болит, подвернула нечаянно. И пить хочу.

Степан кивнул. Боком, осторожно, стараясь не помять рюкзак, он протиснулся мимо девушки и открыл дверь.

– Вода в кране, – сказал он. – Стаканы на полке.

– Я пью минеральную без газа, – брезгливо сказала девушка, но Степан ее уже не слушал. У него было дело, срочность которого трудно переоценить.

Поставив рюкзак на табуретку, он приоткрыл горлышко, просунул руку и пощупал шуршунчики. Славные, упругие.

– Эй, ты посмотришь мою ногу? – напомнила о себе настырная красавица. Нет, милая, сейчас не до тебя.

– Шуршунчики не терпят суеты, – пояснил Степан. Он выбрал наиболее бойких, ухватил в горсть и выдернул из рюкзака. С этого момента пошел отсчет.

Раз – промыть под краном. Два – положить в кан и залить раствором желчного камня черной квакши. Три, четыре, пять. Добавить сок трифолексии. Накрыть крышкой. Шесть, семь. Бросить горсть сушеных мушек…Девять – включить спиртовку и поставить плошку с маслом.

Красотуля маячит на периферии зрения и пытается что-то сказать. Некогда! Мушки растворяются ровно за три счета. «Сколько раз себе говорил – заранее включать и ставить», – с досадой подумал Степан. Одиннадцать, двенадцать, масло покрылось пузырьками. Успеваю! Вынуть шуршунчика, протереть салфеткой и в масло. Один посинел, выбросить. Четырнадцать, пятнадцать. Олег считает стихами, на стенку повесил, а Степану привычнее в цифрах. Девятнадцать, двадцать… Масло приняло характерный розовый цвет. Есть!

Степан собрал шумовкой тонкие пластинки готовых шуршунчиков, выложил их на лист мятника (просто так, для аромата) и понес в дальнюю комнату.

Олег не спал, глаза его сверкали в полумраке.

Степа сунул ему в рот первую пластинку и со всегдашним удовлетворением смотрел, как включается дыхание и розовеют щеки. Третий шуршунчик Олег взял сам.

– Далеко ходил? – спросил он, когда смог говорить.

– Не близко.

– Спасибо. А сам?

– Сейчас займусь. Не все сразу.

Степан вернулся на кухню и обмер. Девушка стояла у разверстого рюкзака, заглядывая внутрь. Дверь скрипнула, девушка обернулась.

– Что это? Ухо? – спросила она, глядя на Степана прозрачными голубыми глазами. Шуршунчик на ее ладони скукожился на свету, дернулся и обмяк.

Если бы Степан умел бить женщин, он бы ее ударил. Вместо этого он молча прыгнул вперед и вырвал рюкзак.

Действие ситэка кончилось внезапно. Степану показалось, будто на него обрушилось тяжелое осеннее небо Ликуса. В голове зашумело, свет стал тусклым, в нем замерцали черные искры. Сразу захотелось лечь и не двигаться, что было бы недопустимой роскошью. Есть дело, срочность которого…

Непослушными пальцами он вытащил трех еще живых шуршунчиков. Промыть, залить раствором. Включить спиртовку. Мелькнула мысль, что масло уже горячее, мушки не успеют раствориться. Степан заторопился, уронил пузырек с соком трифолексии. Спокойно, шуршунчики не терпят суеты. Главное – не сбиться со счета. Девять, десять. Все-таки масло горячее, чем нужно.

Поле зрения сузилось до размера плошки, в котором, подпрыгивая на кипящем масле, вращались шуршунчики. Шестнадцать, семнадцать… Кипение прекратилось, шуршунчики медленно опустились на дно.

Степан сначала не понял, в чем дело. Потом не поверил. Потом просто стоял, глядя, как остывающее масло безнадежно покрывается ядовитой фиолетовой пленкой.

Огонь спиртовки не горел.

Красотка нависала над ним, сердито махая изящным пальчиком. Ее золотистые волосы взлетали в такт жестам и ложились на плечи шелковистыми прядями. «Какая красивая, – подумал Степан. – Совсем как Марта. И такая же дура. Надо было сразу гнать, а теперь чего уж поделаешь?»

Поделать и впрямь ничего было нельзя, и от нечего делать Степан стал слушать.

– Лысик, приди в себя! Фу-у! Чем это воняет? У меня нога распухла, ты понял?! Я могу ногу потерять на всю жизнь… Ой, что это?

На террасу, держась за дверь, вышел Олег. «Зря он встал, – подумал Степан. – Еще три часа в темноте, как минимум».

– О, у нас гости. Степан Викторович, что же Вы сразу не сказали?

Девушка невежливо ткнула пальцем в сторону Олега.

– Он, что? Он все время здесь был? Когда я, как оглашенная, во все двери колотилась?!! – красавица возмущенно захлопала ресницами. – Пока я на ступеньках парилась? Был в доме и не открыл?

– Боюсь, мадемуазель, открыть Вам было бы опрометчиво. – Олег искательно улыбнулся. – Видите ли, я вампир: днем сплю, вечером выхожу на охоту. Укусил бы Вас спросонок.

– Да ладно, – неуверенно улыбаясь, сказала девушка.

– И правильно бы сделал, – наябедничал Степан. – Она открыла рюкзак с шуршунчиками и выключила спиртовку.

Олег сделал страшные глаза и клацнул зубами. Девушка отшатнулась. Он усмехнулся, доковылял до стола и потрогал рюкзак.

– Не все потеряно, брат. Готовь посуду, а я гостью развлеку. Ну-с, мадемуазель, с чем пожаловали?

Степан включил воду, загремел каннами и пузырьками. Олег умеет вдохновить на подвиг. Нашлись живые шуршунчики, процесс пошел.

Одну пластинку он отдал Олегу, остальные проглотил сам. Как всегда, снизу вверх прошла горячая волна, кровь побежала быстрее. Сумрак в глазах пропал, только черные вспышки порой мелькали на периферии зрения. Включился слух.

– …Значит, когда кристалл обнаружили, маму чуть удар не хватил, а Мохаммед поклялся Марусю найти и прирезать расфокусированным лазером, чтобы больнее было. Его Тагил держит, а он кричит, что всех взорвет, что у нас гнездо притона и всякие глупости. А у Машки полно книг было по истории канисов, о планете, а потом пришла квитанция за билет на Ликус. Мы все хотели ехать, но визу дали только мне. Вот…

– Ай-яй-яй, – посочувствовал Олег. – Бросили бедную Эллочку на растерзание саблезубым зайцам. В полицию обращались?

– Обращалась, но… По-моему меня не поняли. Они так странно разговаривают.

– Полицейские?

– Ну да.

Олег повертел кристалл, вытянул из стенки панель визора и вставил в гнездо. На фоне экрана появилось изображение молоденькой девушки, укутанной в платок по самые глаза.

– Берындыл кыгырдеб, – мелодично сказало изображение. – Чемчис лило гцахто.

– Вверяю себя судьбе, – перевела Эллочка. – Сестра, прощай навеки.

Изображение погасло.

– Трогательно. Романтично. Сбежала, можно сказать из-под венца, – Олег достал кристалл и протянул Эллочке. – Но мы ее не видели. Мы вообще живых людей давно не видели.

«Что-то еще, – подумал Степан. – Что-то она все твердила. Ах, да, ногу подвернула!»

– Олег, у нее нога болит. Посмотришь?

– С удовольствием. Что у нас стряслось?

Девушка засучила штанину и элегантно положила ногу с изрядно распухшей лодыжкой ему на колени.

– Ай, как нехорошо, – сказал Олег, ощупывая ногу, – Ай, как опасно.

Он сделал резкое движение рукой. Что-то хрустнуло, девушка закричала, Степан мысленно ахнул.

– Ты сломала ногу, детка. Степа, позови Зиг-Хольма, пусть отвезет ее в больницу.

Степан хотел возмутиться, но посмотрел Олегу в глаза и осекся. Олег работал и мешать ему нельзя было ни в коем случае. Он послушно взял рюкзак и вышел на улицу. Вернулся Степан через некоторое время со здоровенным канисом, на груди которого болталась сушеная волчья лапка. Тот держал в лапе пригоршню шуршунчиков и самозабвенно жевал.

– Канаешь, маруха? – спросил он Эллочку. – Похиляли. Клевая хавалка, кореш, забирает почище чифиря. – Он похлопал Степана по спине. – Хорошая охота на Черных болотах, если хлебалом не щелкать.

Канис подхватил Эллочку за локоть и вывел на улицу. Взревел мотор авиетки, в стекло забились пуховертки.

Олег пристально посмотрел на Степана.

– Черное болото, значит, – сказал он. – К бармаглотам в пасть ходим, значит.

– Они в это время года не активные… – с надеждой сказал Степан и поспешил перевести разговор. – За что ты девушку обидел?

– Слишком похожа на Марту. Элементарный прием спецслужб – знакомое вызывает доверие.

– У тебя паранойя, – поморщился Степан, наливая в стакан отвар княженики. Олег пожал плечами.

– Ликус визу дает всем, но не больше, чем на неделю – раз. В полицейском управлении из принципа не говорят на фене, только на чистом галакте – два. И самое неприятное… Помнишь шеханский язык?

– Отчасти.

– Как будет сестра?

– Чемчис, все правильно.

– Лилу?

– Что-то насчет общего дела… общее знание, нет… веление души… О, Господи! – Чемчис лилу! «Сестра по вере».

Стакан выскользнул из пальцев и брызнул осколками. Степан потрогал осколки ботинком, поднял голову и посмотрел Олегу в глаза.

– Значит, до нас все-таки добрались.

– Мартин, он мне ногу сломал! Взял вот так, локтем зажал и сломал! Мартин, они придурки отмороженные, особенно второй, длинный!

– Какой еще второй? Кто он? Как зовут? – Мартин возбужденно ходил по номеру.

– Ну я не знаю кто! Олег, вроде бы.

– Не должно быть второго!

– Здесь вообще не должно быть людей, – сказала Ольга и переложила нога на ногу. Мартина бросило в жар. «Кажется, сегодня без трусиков. Не думать! Кто такой Олег?».

Он выдвинул клавиатуру информатора и запустил поиск. Среди выживших пещерников Олега не было. Среди ученых… только Медников. Комиссия по канализации и сбросам… ничего похожего. Больше никого в пещерах не было. Хотя… органы исполнительной власти на Хануке. Прокуратура… Сайт недоступен… полиция… недоступен… медицинский… Есть!

– Элла, посмотри.

Эллочка критически оглядела изображение.

– Ну-у, не знаю. Этот бритый, а тот с бородой. Нос похож, а так не пойму. Ой, моя нога!

– Не стони, нога заживет, – одернул ее Мартин. – Главное мы выяснили: это действительно Хранители. Олег наверняка страж, а Медников архивник.

– Хранители, – у Ольги загорелись глаза. Мартин улыбнулся и вновь посерьезнел.

– Тамара, Элла, немедленно возвращаетесь на Хануку и передаете Благословеннейшему мое донесение. В случае необходимости будете проводником у десанта.

– Десант потом! Оставь их мне, – воскликнула Ольга. – Надо же проверить, что они охраняют.

– Конечно, – он провел пальцем по Ольгиному плечу. – Тебе пора действовать, девочка моя.

Ночью, когда они остались вдвоем, Ольга пришла к нему в постель.

– Подвинься.

На Ольге была белая футболка, едва заметно светившаяся в темноте. Мартин судорожно запихал одеяло между ног. Ольга подергала за край.

– Дай сюда, мне холодно.

Мартин обреченно отдал. Ольга легла совсем рядом. Он прижался к стенке, стараясь не касаться ее.

– Где мой меч? – пробормотал он.

– Ты собрался драться? – не поняла Ольга.

– Положить между нами.

Ольга тихо засмеялась.

– Нет искушения – нет преодоления. Мартышкин, ты в самом деле так меня хочешь?

«Ах, если бы я мог показать», – подумал Мартин. Что он мог ответить?

– Знаешь, когда все кончится, – шепнула Ольга. – Когда наконец будет можно, мы устроим такой бесподобный, такой восхитительный трах, что небеса содрогнуться!

Она нащупала под одеялом руку Мартина и положила его ладонь себе на живот. «Небеса содрогаются, глядя на мои мученья», – подумал Мартин. До утра оставалось еще долго, но спать было совершенно невозможно, и он просто лежал, прислушиваясь к ровному дыханию девушки.

Зиг-Хольм ввалился, когда Степан с Олегом завтракали.

– Ахтунг, пацаны, – заорал он, размахивая обгрызенной морковкой размером с хорошую дубинку. – В катакомбах какая-то чувиха фордыбачит, из ваших. Вы бы ее забрали, пацаны.

– Давно бы сами забрали и депортировали.

Канис сокрушенно подергал ушами.

– Она уединилась в пещере последнего вздоха.

Степан захохотал, Олег улыбнулся:

– Когда она поселилась?

– Дней десять назад. Чувиха слишком живая для последнего вздоха.

Степан удивленно поднял брови, Олег присвистнул.

– Средняя продолжительность жизни человека на Ликусе тридцать пять дней. Минус солнце плюс вода в пещере… допустим, месяц она протянет. Значит за телом мы придем…

– Олег!

– Прости, Степа, я пошутил. Мы должны на нее взглянуть, – сказал Олег. – Немедленно.

Свет пробивался в пещеру из незаметных отверстий, отчего все вокруг казалось янтарного цвета. На фоне желтых камней ярким пятном выделялась рыжая шапка кудрявых волос.

– Добрый день, – вежливо сказал Степан. Девушка испуганно вскинулась.

– Вы кто?

– Степан Викторович, пенсионер.

– Олег Геннадьевич, – представился Олег, пристально оглядывая девушку. – Тоже… пенсионер. Военный.

– Маша, – сказала она и закашлялась. – То есть Мария Петровна. Я астроархеолог, занимаюсь негуманоидными цивилизациями.

– Надо же, Степа, – сказал Олег задумчиво. – Сестрица Маша действительно существует и, кажется, неплохо себя чувствует.

– Пока неплохо, – ответил Степан. – Уважаемая астроархеолог, Вы знаете, что Вас разыскивает семья?

– Ка…какая семья? Я сирота!

– Сестра Элла, например.

– Эллочка? Да какая же она сестра?! Хотя да, сестра, наверное. Откуда они знают, где меня искать?

– По квитанции за билет.

– Что за чушь! Не было никакой квитанции.

– Может быть, и билета не было?

Маша покраснела так, что веснушки слились со щеками, и прикусила губу. Олег перепрыгнул через глыбу, за которой пристроилась девушка, и крепко взял ее за локоть.

– Гражданочка, пройдемте со мной.

Девушка попробовала вырваться, но Олег держал мертвой хваткой.

– Я пойду, ладно. Дайте мне вещи собрать.

– Степан, возьми ее рюкзак.

– Я тебя не понимаю, – шепнул Степан, когда они с девушкой и Зиг-Хольмом вышли на поверхность, и Маша промаргивалась от яркого света, вдыхая свежий ветер с поля. – Ту девчонку ты прогнал, а эту, рыжую, сам в дом тащишь.

– Она рыжая, верно, – сказал Олег. – Но совершенно не похожа на Полиньку. Ни капельки.

– В сотый раз вам объясняю, мне некуда ехать! – Позднее солнце окунало лучи в розовый, с просинью, закат, отражалось в зеленых глазах, зыбко дрожало слезой на рыжих ресницах. – Я сирота, воспитывалась в монастыре. Туда не вернусь ни за что. Денег у меня нет, друзей в монастырях не заводят.

– Я что-то слышал про дядю, или мне показалось? – спросил Олег.

Маша горько усмехнулась.

– Он сговорился отдать меня замуж в семью мормонитов, на дрейфующую яхту. Всего лишь восемь мужей, которым нужна пятая жена. Всем сразу.

Степан присвистнул:

– Восемь черных невольников ею тотчас овладели, и немедленно грудь напряглась и соски затвердели. Бедная сиротка: дядя не самых честных правил, монастырь, где друзей не заводят и ни копейки за душой. Неутешительный итог.

– Да просто жопа! – Маша подошла к Степану и положила руки на плечи. На Олега она почему-то избегала смотреть. – Не гоните меня. Пожалуйста, ну пожалуйста, позвольте мне пожить с вами. Я буду убирать, готовить, все, что хотите, ну, хотя бы недолго!

– Недолго – это правильное слово, – Степан расстегнул на Маше рубашку. Она покорно стояла. – Олег, взгляни.

По груди и верхней части, до самого горла, раскинулась россыпь мелких прыщиков. Олег подошел, посмотрел ногти, открыл Маше рот, потрогал зубы. Напоследок резко дернул за волосы.

– Ой! Вы что делаете?! – Маша оттолкнула мужчину. Олег пошатнулся, но не упал.

– На редкость здоровый организм, – сказал он, потирая грудь. – Вторую неделе на Ликусе, а только первая стадия.

– Минус солнце плюс вода, – напомнил Степан.

– У меня командирский паек, там есть вода, – пояснила Маша.

– Тогда минус вода. Вторую стадию ожидаем э-э-э… дней через пять.

– О чем вы говорите? – Маша повернулась к Олегу. – Я ничего не понимаю! Какие стадии? Чего?

Степан взял Машу за руку и повел ее к столу.

– Сядь и слушай. Ты когда-нибудь задумывалась, почему Ликус закрыт для гуманоидов?

– Наверно, какая-нибудь политика. Не знаю, мне было все равно куда бежать, лишь бы прочь с Хануки. Нанялась на транзитный грузовик, а потом сбежала на первой же землеподобной планете в коробке с какими-то глупыми сувенирами.

– Когда надо, у нашей малышки проявляется деловая хватка, – заметил Олег. – Но ты совершила роковую ошибку, детка. Ликус лишь квази-землеподобная планета, люди здесь не живут.

– Почему?

– Изомеры.

– Изомеры, – эхом откликнулся Степан. – Многие вещества на этой планете состоят из тех же атомов, что и земные, но их молекулы развернуты в другую сторону. Разница между изомерами может быть незаметна, как в витаминах, а может быть очевидна, как в крахмале и целлюлозе. Но изомеры в большинстве своем не воспринимаются человеческим организмом, в меньшинстве токсичны и в целом чудовищно канцерогенны.

– Первая стадия – авитаминоз, – сказал Олег. – Далее начинается цинга с отслоением ногтей и выпадением волос и зубов, потом либо лейкемия, либо цирроз печени.

– Некоторые до цирроза не доживают, – Степан мило улыбнулся. – Ураганное воспаление легких, рак кожи, оттого, что пигментация не восстанавливается. Еще саркомы во всех органах и…

– И самые здоровенькие умирают от общего истощения организма, – жизнерадостно закончил Олег.

Маша сидела, ссутулившись, на краешке стула. Губы ее дрожали.

– Не верю ни единому слову. Вы-то здесь живете, и ничего!

Степан переглянулся с Олегом.

– Ничего – это правильное слово. А насчет «живете» я бы поспорил.

В конце концов, все устроилось. Олег обещал восстановить свои давние связи и пристроить девушку к кому-нибудь из друзей. Быстрая почта работала только в гостинице при космодроме, впрочем, в городок давно пора было съездить за пенсией и продуктами.

Машу положили на террасе, хотя она рвалась в общую комнату. На вопрос «Не заденет ли ее целомудрие необходимость делить постель с двумя мужчинами?», – она фыркнула «два – не восемь» и добавила, к восторгу Степана: «Что я вам, девственница бесстыжая? Ой, то есть девственница, но не в этом смысле». Степан до самой ночи время от времени разражался спорадическим хихиканьем и рассужденьями о правомерности словосочетания «бесстыжая девственница» и множественности смыслов понятия «девственность». Маша молча сверкала глазами и розовела ушами.

А ночью сработала сторожевая сигнализация. Маша проснулась от того, что спать стало неудобно, шумело в ушах. Внезапно распахнулась дверь в комнату, оттуда выскочил Олег с продолговатым предметом в руках. Маша встала, завернулась в одеяло, осторожно выглянула наружу. В ночной темноте ничего нельзя было различить, только слышен был треск кустов.

Вернувшись на террасу, она увидела, что дверь в комнату приоткрыта, Маша скользнула туда. Перед ней оказалась лестница на второй этаж, наверху кто-то был. Девушка неслышно поднялась по ступеням.

На площадке в серых трусах до колена с трогательными пуговками на ширинке стоял Степан. Он осторожно трогал пальцами деревянные планки на стене. Те вибрировали, отзываясь тонким звоном.

Под ногой скрипнула ступенька, Степан обернулся.

– Что здесь такое? – наивно спросила Маша.

– Золото и бриллианты, – немедленно отреагировал Степан.

– Ядерные боеголовки, – у подножия лестницы стоял, тяжело дыша, Олег. Маша к своему ужасу узнала в его руке лазерный скорчер с оптическим разделением. При полной зарядке такое оружие могло сбить стаю диких уток в полном составе.

– Кто к нам пожаловал, – спросил Степан. – Очередная блондинка?

– Понятия не имею. Оно было ловчее и быстрее. Я на всякий случай пальнул по изгороди.

– От кустов остались пеньки да опилки, – хохотнул Степан, пристукнув кулаком последнюю панель. – Вроде все на месте. Паника откладывается, всем спать.

Наутро заглянул Зиг-Хольм и сообщил, что шуршунчики мигрируют с болота на канал. Степан срочно засобирался в лес, и Маша напросилась с ним.

Бывали дни, когда Степану невероятно хотелось жить. Ясные, светлые, пронизанные солнцем, или наоборот, пасмурные, с легким дождиком. Сегодня был именно такой день. Призрачная неповторимость осеннего леса, шуршанье листвы под ногами, запах земли и холодной воды в стылом ручье ложились на сердце тайным призывом к вечной жизни.

Еле заметная тропа вела мимо высоких деревьев с белесыми стволами. Через некоторое время Маша со Степаном вышли на высокий холм. Пред ними предстала изумительная по красоте долина с голубыми окнами озер, извилистой лентой реки. Дул легкий ветерок, качая разлапистые кроны над головой. Уходящий вдаль лес с перелесками и полянами раскинулся живописной мозаикой. Кудрявые кусты, цветущие желтым и розовым, окаймляли скалистые выходы священных катакомб.

– До чего же красиво! – ошеломленно выдохнула Маша.

Степан покачал головой.

– Хоть похоже на Россию, только все же не Россия. Красота. Да. Смертельная. Пойдем, Машенька, в этом лесу ты не встретишь ни серого волка, ни трех медведей. По прихоти природы на сей милой планете живут лишь разумные саблезубые зайцы, канисы на лицо ужасные, добрые внутри и много мелкой живности. Впрочем, есть еще бармаглоты, но не будем о грустном.

Маша перепрыгнула через поваленный ствол, пошатнулась. Степан поддержал ее под локоть.

– Слабость? Голова кружится? То-то. Первыми с коварным характером планеты столкнулась группа беглых каторжников, захвативших катер, который вез их в колонию. Представляю, как они обрадовались, увидев этот мир. Канисы обрадовались не меньше – они не одиноки во Вселенной! Норный образ жизни не способствовал развитию воздушного транспорта, но породил множество легенд. И вот легенды сбываются! Канисы бросились изучать культуру пришельцев, язык и обычаи. Боюсь, изначально у них сложилось превратное представление о гуманоидной цивилизации.

Маша захихикала.

– Так вот почему канисы говорят на жаргоне!

– Не на жаргоне, а на самой настоящей, классической фене. Но беглецы недолго радовались жизни и вскоре начали умирать один за другим. Дольше всех продержались те, кого канисы кормили местной едой с приправой из шуршунчиков. Но сами по себе шуршунчики очень ядовиты, и, чтобы вытянуть яд, их нужно готовить особым способом.

– Степан Викторович, сколько Вам лет? – неожиданно спросила Маша.

– Сорок шесть.

– Зачем же вы себя так мучаете? Почему не живете там, где можно?

– Нам нигде нельзя, – Степан развел руками. – Мы с Олегом отравленные. Когда-то я был большой ученый, имел лабораторию, исследовал деструктивные религиозные культы. Однажды мы пошли на моление какого-то глупейшей секты, то ли «Духовное братство Коней Апокалипсиса», то ли «Абсолют Истины Энергожизни» и попали аккурат в тот момент, когда их пророк решил, что нахапал достаточно и с адептами пора кончать. Дело происходила в пещерах… да как раз на вашей планете, на Хануке. Пророк благословил духовных детей на загробное счастье и на прощанье пустил отравляющий газ. Мне удалось уйти, а вся моя бригада вместе с женой, Мартой, погибла в пещере. У Олега там осталась дочка, которую так и не нашли, видимо, затоптали в панике… Машутка, что с тобой?

Маша стояла на тропе и смотрела на Степана во все глаза. Губы ее дрожали, по щеке медленно стекала слезинка.

– Ничего… Ничего, Степан Викторович, я сейчас.

У болота Степан влез в заросли – «У меня тут куст Алладина» – и достал длинную палку и полотняный сачок с клапаном. Затем они пошли вдоль болота, вглядываясь во влажную траву и мшистые прогалы. Внезапно Степан схватил Машу за руку: «Вот они, смотри». Земля впереди зашевелилась, оттуда показалось что-то белое, треугольное. Степан подкрался ближе, и когда белое появилось снова, ловко просунул сачок. Послышался не то писк, не то скрип, в сачке забилось.

– Давай рюкзак, – сказал Степан. Маша подбежала («Да не топай так», – шепотом одернул Степан), раскрыла рюкзак, путаясь в завязках, подставила. Степан осторожно опростал сачок, плотно прикрыв горловину.

– Шуршунчики на свету дохнут, – пояснил он.

Они еще немного посторожили это место и выловили штук пять. Одного Степан разрешил посмотреть. Шуршунчик выглядел как небольшое свиное ухо, покрытое слизью и с бахромой мелких щупалец внизу.

Они перешли на другое место и надергали еще с десяток. Степан решил, что достаточно и прилег отдохнуть, но Машу обуяли жадность с любопытством, она взяла сачок и пошла сама искать шуршунчиков. Белые треугольнички нашлись довольно быстро, правда, немного в болоте, они так и сновали в прогале между кочками. Стараясь не наступить в болотную грязь, Маша прыгнула раз, другой, а на третий нога соскользнула и по колено провалилась в мокрое. Она попыталась встать, но нога не поддавалась, увязнув в трясине. Маша подергалась, но болото держало крепко, более того, ей показалось, будто что-то обволакивает, надевается на стопу, щиколотку, колено и с силой тянет в глубину. Маша рванулась на кочку, стараясь дотянуться до деревца, которое росло заманчиво близко, однако там, в болоте тянули сильнее и вот уже вторая нога начала соскальзывать и погружаться…

Тут только Маша догадалась закричать. Встрепанный Степан выскочил к болоту с палкой наперевес, бросился, не разбирая дороги. Вместо того, чтобы хватать и вытаскивать, несколько раз вонзил палку возле кочки. Болото взбурлило, будто что-то подводное махнуло хвостом, изгибая гибкое тело. Нога освободилась, и Маша по инерции выскочила из трясины как пробка из бутылки.

– Вот я дурак, – сказал Степан, прижимая дрожащую девушку к себе. – Вот я кретин. Совсем забыл про бармаглотов. Ну пойдем, пойдем скорее.

На поляне устроили привал, развели костерок, Маша пристроила ботинки сушиться. Степан слазил в свой «куст Алладина», принес котелок с водой и пакет на два пайка. После еды Маша достала коробочку с лекарством, отсчитала двадцать шариков и проглотила. Степан поднял брови.

– Гомеопатия, – пояснила Маша. – С детства их глотаю, у меня обмен веществ нарушен.

– А по виду и не скажешь, – галантно откликнулся Степан и повел плечом. – Болит, зараза, – пожаловался он. – Потянул, геройски сражаясь с болотной тварью.

– Давайте я Вам массаж сделаю, – предложила Маша. – Меня в монастыре учили.

Она пристроилась за его спиной, просунув вперед босые ноги, расстегнула на Степане рубашку, спустила с плеча и начала разминать мышцы. Учили с монастыре качественно, Степан почувствовал, как изнутри поднимается тепло, растапливая ткани и убирая напряженность. Маша уверенно промяла плечевой пояс, шейные позвонки, прошлась по позвоночнику снизу вверх. Степан нежился и покряхтывал от удовольствия.

– До чего хорошо, – пробормотал он блаженно. – До чего сладостно. Так бы и сидел. Но, надо идти.

Маша притиснулась поближе и погладила его по груди.

– Нет искушения – нет преодоления, – значительно сказала она ему в ухо.

– Не искушай меня без нужды развратом нежности своей, – немедленно откликнулся Степан, прихлопывая ее пальчики ладонью.

Маша захохотала.

– Развратом нежности? Ой, не могу! Ох, показала бы я Вам разврат нежности, доктор Медников!

– Что? – Степан резко повернулся и наткнулся на Машины губы. Это оказалось опрометчиво. Губы были мягкие, теплые и манили себя целовать. Наверное, в монастыре учили и такому, поскольку в следующий раз Степан пришел в себя лишь через некоторое время. Они лежали, обнявшись, в палой листве. Рубашка окончательно потерялась где-то сзади. На Маше тоже что-то было расстегнуто, но выглядела она в целом более аккуратно.

Степан оглянулся – не помяли ли рюкзак с шуршунчиками. Нет, не помяли. Он привстал на локте и, глядя в сияющие Машины глаза, давно забытым профессорским тоном произнес:

– Ну, и что все это значит?

…в детстве она обожала играть в Доктора Медникова, – брала за руки детишек и спасала, уводила из пещеры, пока остальные весело корчились на полу или гонялись за «пророком». Монастырь примыкал к скале, часть переходов и галерей располагалась в катакомбах, и воспитанникам разрешалось проводить там свободное время. Быть доктором Медниковым считалось престижным, на Машу злились, что она узурпировала эту роль, но она хотела только спасать и выводить, а не бессмысленно корчиться или гоняться.