Текст книги "Покровитель"

Автор книги: Юлия Власова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Азиатка услужливо исполняла просьбы туристки, проявляя недюжинное терпение и надеясь, что в скором времени это терпение будет вознаграждено. Она ожидала прибытия Арсена, условившись с хозяином виллы, что тот примет его у себя и в назначенный час отведет к баням на Южном склоне. Действие зелья, усыпившего человека-призрака, заканчивалось сегодня вечером, а это означало, что на Занго он прибудет не позднее полуночи, если Лючия ему дорога.

Но пока что время и погода располагали к отдыху. Мстительница и ее жертва, словно неразлучные подруги, бродили по городку, валялись на пляже, ели ванильное мороженое и делились суждениями, как ни в чем не бывало. Обед на открытом воздухе, живая музыка, смеющиеся ребятишки у водных горок и их бесконечно счастливые опекуны… всё это успокаивало, усыпляло бдительность и настраивало на тот беззаботный лад, какой был свойственен коренным жителям курорта.

Когда после обеда Сифо решила трансформировать лотрикс и взмыла вместе с Лючией к пресыщенному синевой небу, девушке невзначай вспомнились первые полеты с Арсеном, и сердце защемило от тоски…

День на Занго подходил к концу. Жара резко сменилась промозглым холодом, и ветер теперь дул непрестанно. Пенистые валы бились о берег, отступали и снова набрасывались, словно их целью было слизать весь песок подчистую. Линию горизонта заслоняла серая дымка, отчего создавалось впечатление, будто небо наплывает на море. Пляж был пустынен. Лючия зябко куталась в широкий шерстяной шарф и предавалась самым грустным мыслям. Сообразно ее настроению, небосвод стал темнеть и заволакиваться тучами, море грозно зарокотало, а ветер усилился. Пора было уходить. Сифо говорила, что найти ее можно будет в каких-то банях на Южном склоне, но где это – Лючия плохо себе представляла. Она упрашивала узкоглазую сильфорианку не оставлять ее одну, но та впервые проявила непреклонность, сообщив, что у нее срочное дело.

Идти вдоль полосы прибоя оказалось задачей не из легких, но добраться до Южного склона можно было только по пляжу. Иногда на пути встречались дети, чумазые и совсем не веселые. Одни безрадостно волочили за собой игрушечные ведерки, другие ревели, протирая грязными кулачками глаза. И ни одного взрослого поблизости. Какой-то мальчуган беспризорно сидел на скамейке и пинал сдувшийся мячик. Чуть погодя до слуха донеслись обрывочные фразы бранившихся возле киоска мужчин.

«Как странно, – подумала Лючия. – Еще недавно все были счастливы и довольны в этом процветающем городке, а как испортилась погода – испортились и настроения. Да и место это уже не назовешь процветающим. Неужели люди на Занго так метеозависимы? А что если они вообще не люди, что если они просто пародия на людей?»

Последнее предположение было немедленно отброшено.

– Нелепо! Здесь всё до смешного нелепо! – воскликнула она, тряхнув головой. – Когда наконец я очнусь от этого кошмара?!

Сизые тучи, искрясь мелкими молниями, клубились над самым пляжем, в ушах стоял гул, под ногами гудела земля. Да, это был сущий кошмар. Беспокойно носились взад-вперед большие белые чайки, волна громоздилась на волну, редкий лес, окаймляющий пляжную зону, раскачивался и скрипел, как несмазанные петли. Но вот справа потянулись невзрачные купальни с безобразными вывесками, на которых едва ли можно было что-нибудь прочесть. Нескончаемая череда монотонных построек. Девушка зашла наудачу в одну из них и, к своему облегчению, увидела там Сифо. Та лежала в наполненной до краев ванной и о чем-то спорила с соседкой, хмурясь и жестикулируя.

Правда заключалась в том, что какую бы дверь ни отворила Лючия, она неминуемо встретилась бы с Сифо. Хитрая азиатка, эта лисица с человечьим лицом, нарочно произвела в банях некоторые перестановки, чтобы подготовиться к приходу Арсена. Землянка явилась раньше. Что ж, это даже к лучшему. Оставалось дождаться последнего «игрока».

– Присядь-ка сюда, – Сифо небрежно указала Лючии на кресло с широкими подлокотниками, а сама продолжила дискутировать с партнершей на каком-то мелодичном языке.

Неплотно притворенная дверь в купальню постукивала щеколдой о брус, слышались завывания ветра и рокот разгулявшейся стихии.

Лючия было приподнялась, чтобы закрыть хлопающую дверь, но Сифо, следившая за нею, втолкнула ее в кресло одним лишь мановеньем. Девушка рванулась, что было сил, однако ее руки оказались прикованными к подлокотникам железными обручами.

– Что еще за шутки?! – вскричала Лючия. – Освободите меня!

Азиатка хранила невозмутимость. Вознегодовала ее собеседница:

– Что вы себе позволяете?! Отпустите девочку!

– Это для ее же блага, – сквозь зубы процедила Сифо, бросая по сторонам хищные взгляды. – Но где же главный виновник торжества? Запаздываешь Арсен, запаздываешь…

Стоило ей произнести эти «магические» слова, как потолочная лампа закачалась и замигала, а дверь распахнулась с такой силой, что, по логике вещей, ей следовало бы разлететься на кусочки.

«Виновник торжества» стоял на пороге, и вид у него был весьма воинственный. Сведенные брови, мечущий молнии взгляд, сжатые кулаки… Сифо при его появлении расцвела, точно петуния.

– Ни шагу дальше! – предупредила она, вылезая из ванной.

«Какой на ней безвкусный купальник!» – с отвращением подумала Лючия. Азиатка, между тем, завернулась в полотенце и прищелкнула языком, явно готовясь получить удовольствие от предстоящей сцены.

– Смотри, голубчик, что станется с твоей ненаглядной, – медоточиво проговорила она, указав на смуглую женщину, с которой недавно вела полемику. – Исключительно для примера.

Ее обреченная соседка вначале непонимающе улыбалась, однако, когда из отверстия для слива воды выполз длинный черный угорь и мгновенно обвился вокруг ее тела, закричала не своим голосом, перешедшим в сдавленный хрип. Через минуту удушенная жертва лежала на дне пустой ванной с застывшим выражением ужаса на лице. А угорь, поблескивая чешуей, с характерным шелестом просочился обратно в отверстие.

Исполнившись глубочайшего презрения к Сифо, Лючия отвернулась, за неимением возможности уйти. Зрелище казни было столь дико и неправдоподобно, что факт убиения просто не укладывался в мозгу. Упорно отказываясь верить в произошедшее, девушка запрокинула голову и закрыла глаза. И Арсен решил, что она в обмороке. Его, похоже, совсем не тронула сцена насилия. По крайней мере, он не выдал своего замешательства, что должно было несколько отрезвить хохотавшую мстительницу.

«Прости, прости! – мысленно воззвал к Лючии человек-призрак. – Втянул я тебя во всё это…» А она твердила и твердила, не разжимая губ: «Исчезни, исчезни, сгинь! Пусть сгинет убийца, и планета, и Арсен! Канут в небытие охотники за привидениями. Пусть всё вернется на круги своя! Я по-прежнему в монастыре, я брежу, просто брежу!». Однако, как она ни заклинала, безумный сон не кончался, и тут бы не помешало ущипнуть себя раз-другой, да только руки были прикованы к креслу. Бешеное неистовство бури, пароксизм исступления Сифо, мрачная непримиримость Арсена – ничто из этого не поблекло, но, казалось, приобрело еще большую насыщенность. Всё озлобленней обрушивались на гальку волны, и их ненасытный рев врывался в купальню. Дверь раскачивалась на петлях, как маятник.

– Если ты намерена свести счеты, я к твоим услугам, – с расстановкой проговорил Арсен, обращаясь к сильфорианке. – А ее наши выяснения отношений никоим образом не касаются, – и он кивнул в сторону Лючии. – Признаю свою вину: в тот день я сбежал, бросив тебя на произвол судьбы.

– Ага! Раскаиваешься! – вскричала мстительница. – Поздно, мой друг, поздно! Во мне не осталось ничего от прежней, наивной Сифо. А для тебя не сохранилось иного чувства, кроме ненависти.

– И эта ненависть пожирает тебя изнутри, – сказал Арсен, глянув на нее в упор и шагнув ей навстречу.

– Ты мне зубы не заговаривай, – гневливо отозвалась Сифо. – Девушка умрет страшной смертью, и в этом будешь повинен ты!

– Огонь ненависти иссушил тебя, подобно тому, как солнце выжигает степь, – он сделал еще несколько шагов по направлению к азиатке, оцепеневшей от звука его голоса. – Ты уподобилась пустыне, так возвращайся же в пустыню! – Он приблизился к Сифо почти вплотную, однако та даже не сделала попытки отстраниться, околдованная его интонацией. Вдруг яркая вспышка поглотила их обоих, вырвав их из купальни, а Лючия так и осталась сидеть, прикованная и неподвижная. Испарилась мрачная непримиримость, сгинул пароксизм исступления. Только шторм продолжал завывать да обгладывать побережье.

Громкой отповедью клокотал прибой, выговаривая ветру буйному, но тот даже не думал стихать, задувая в щели купальни и дребезжа деревянной вывеской.

«Брошена, забыта, одинока, – заработала коварная мысль, едва девушка огляделась и представила весь ужас положения. – Мне из пут выбираться теперь незачем, всё равно я на Занго не выживу… Добродушные люди выцвели, почерствели, едва разыгрался шторм. Что же сделают они с чужестранкою нищей? Не уступят ни крова, ни пищи».

Так жалела она себя, обливаясь слезами. И глаза бы выплакала, если бы не воротился Арсен.

– Где та женщина? – с места в карьер спросила Лючия, позабыв о своем несчастии.

– Я отправил ее на Сильфору, в пустыню снегов, – сухо ответил Арсен, словно бы само это воспоминание было ему неприятно, и вытер слезу у нее со щеки. – Стоило отлучиться на минутку, как мы уже хлюпаем носом! – Он улыбнулся своей обворожительной улыбкой и принялся за железные оковы.

* * *

На следующий день, рука об руку, прогуливались они по садам Боболи, в живописнейшем местечке Флоренции. Арсен был уже человеком и мог безбоязненно показываться на людях, как когда-то в юношестве. Лючия задумчиво шагала рядом, поглядывая на карниз палаццо Питти, красующегося над кронами стародавних деревьев. Как всё-таки хорошо на Земле! Каждое утро здесь свежо, каждый закат волшебен. И не нужно дрожать от холода или страха, не нужно скрываться…

– Я теперь свободен, – сказал Арсен как бы самому себе. – А ведь десять лет назад полагал, что загнан в тесные рамки. Да, если жаждешь свободы, следует прежде обрести ее в душе. И тогда не понадобится превращаться в призрак. Тогда весь мир внезапно откроется тебе, как на ладони…

– Вчерашние события, – начала было Лючия.

– Они как обрывки сновидений, да?

– Точно! Трудно вообразить, будто всё это случилось наяву.

– Но если б ты не сбежала от меня на Холодной планете, согласись, хлопот было бы гораздо меньше, – укорил ее Арсен.

– Ну, знаешь, если уж на то пошло, зачем ты вообще притащил нас на Сильфору? Ты, великий путешественник в пространстве!

– Ее название первым взбрело мне в голову, – тут он наклонился и подобрал с дорожки опавший листок.

Лючия тяжко вздохнула:

– Я до сих пор не понимаю, почему Сифо так озлобилась на нас. Хотя она, вроде бы, говорила, будто ты плохо с ней обошелся…

– О, не вороши былое! – воскликнул Арсен, с досады всплеснув руками. – Я надеялся похоронить эту историю раз и навсегда.

– Но если это правда, каков должен быть твой нрав! – гнула свое Лючия. – Ты пользуешься – и убегаешь! Как какой-нибудь мошенник.

Арсен остановился и пристально посмотрел на нее.

– Что сделала она с тобой, каких гадостей наговорила?! О, Сифо! Глубока же твоя ненависть, если даже в душе этой юной девушки тебе удалось посеять семена недоверия и распри!

– И никакие не семена! – раздраженно сказала Лючия, отдаляясь от него. – С момента нашего знакомства ты вечно ввергал меня в неприятности. Как тут не сложиться самобытному мнению?!

– Что ж, – Арсен понял: его мастерство убеждения здесь не сработает. – Раз ты считаешь, что я вор, что я изменник, то и сейчас, по твоему разумению, мне следует уйти со сцены, дабы не отступать от роли. Воспользовался, чтобы бросить, – хорошенькое амплуа!

Враждебно настроенная Лючия стояла поодаль, сверля его взглядом.

– Зачем разглагольствуешь? Просто уходи! – несдержанно ответила она. – Проваливай!

– Я так и знал, – печально сказал Арсен. – Когда одна сторона не желает понимать другую, отворачивается, затыкает уши, о каком примирении может идти речь!

– Повторяю, проваливай, убирайся! – крикнула Лючия и быстро зашагала по аллее, прочь от надоедливого спутника.

Тот даже не подумал ее преследовать, но, проводив взглядом удаляющуюся фигуру, двинулся в обратный путь, так что флаги палаццо маячили теперь у него за спиной.

– Как будет угодно, прекрасная синьорина, – тихо проговорил он. – Но имейте в виду, это еще не конец. Я чувствую, что не конец…

Часть пятая

Она нагрянула домой, как вихрь. Ее отец, не отрываясь от газеты, буркнул «Добрый день» и смачно отхлебнул кофе. Мать выглянула из спальни, и ее единственным приветствием было взволнованное «Лючия, доченька!». На приставания младшей сестренки – ноль реакции. Девушка взбежала по лестнице и заперлась в верхней комнате. До самого ужина ее было не видно, не слышно.

– Приехала из монастыря, расстроенная, – причитала мать, разговаривая с соседкой по телефону. – Может, повздорила с кем? Я уж и не знаю, что думать! С нами-то ни словом не обмолвилась.

Сестра, недавняя именинница, болталась по коридору и назойливо канючила:

– Лючия, ну Лючия! Открой!

Какой-то предмет глухо ударился о дверь изнутри и с шелестом упал на паркет – сборник сочинений Родари.

Позже, ввечеру, отец робко постучался к ней в комнату, справившись, не нужно ли ей чего. Ответом было довольно-таки грубое «нет», и на этом диалог с родителями прервался.

Очень трудно поступать наперекор велениям сердца. Даже когда разум не дремлет, чувства восстают и прорываются наружу. Однако наша героиня сумела ослабить их натиск и на следующее утро являла собой образец кротости и послушания. Это утро ознаменовало для нее начало нового этапа – этапа жизни «без Арсена». Внезапное увлечение дочери естествознанием словно бы подхлестнуло родителей и погнало их в город за книгами, научными журналами и набором для юного натуралиста. В тот же день Лючии был предоставлен микроскоп со множеством разных колбочек, пинцетиков, стеклышек и другой мелкой утвари, к которой, впрочем, девушка скоро утратила интерес. Незаконченный гербарий так и остался пылиться у нее на полке, после того как она направила свои помыслы к астрономии и физике. С астрономией тоже не сложилось, и подзорная труба последней модели, за которую была уплачена немалая сумма, закатилась под кровать. Лючия металась от одного занятия к другому и не могла сосредоточиться ни на повторении нотной грамоты, ни на изучении иностранных языков. Иногда, изнывая от безделья, она садилась за старый, брюзжащий рояль и наигрывала дрянные мотивчики, не доставлявшие радости ни ей, ни ее близким. Потом вдруг, ни с того ни с сего, хлопала крышкой инструмента и уходила к себе.

Так длились ее серые будни, будни без просвета, хотя днями напролет на небе сияло летнее солнце. Но впустить это солнце в душу оказалось сложнее, чем в грязный барак с закопченным окном.

Когда в Сиене начались долгожданные скачки Палио, глава семейства Сафокло без промедления скомандовал «едем!» и, озаботив жену сбором провизии, отправился мыть машину. Лючия была против, невзирая на то, что ее одолевала хандра. А может быть, именно по этой причине. Зачем уезжать куда-то, тащиться за семь верст, только чтобы поглядеть на взмыленных лошадей, взметающих клубы пыли, да на красных от возбуждения, крикливых итальянцев, проматывающих состояние в погоне за выигрышем? Там будет грязь, вонь, давка… Не лучше ль отсидеться в родимом гнездышке, где всё так привычно и спокойно?

Мать невозмутимо выслушала доводы дочери и, не моргнув глазом, снарядила ее за покупками. «Слушайся отца и не вздумай перечить, – сказала она назидательным тоном. – Из-за тебя никто не станет нарушать семейные традиции».

Ах, эти традиции! Почему бы не пренебречь ими? Почему бы не взбунтоваться? У Лючии за плечами – крыльцо отчего дома, в кармане – набитый кошелек. И она будет набитой дурой, если не воспользуется ситуацией. Нужно лишь свернуть в другой переулок, пройти по мосту – и перед тобой расцветут бескрайние луга, а за ними – деревушка, где тебя вряд ли подумают искать. Лючия прибавила шагу, рассчитывая быть вне зоны доступа, когда ее хватятся. Поймала попутку да укатила за холмы…

Так и не выяснилось, что стало с ее семьей. Отец, мать, сестренка – они исчезли все трое, точно как стираются записи мелом со школьной доски. Восемь лет спустя она по-прежнему оплакивала родных и горько сожалела о своем безрассудном поступке, с каждым днем всё глубже увязая в тине уныния. Жила она теперь в многоэтажной новостройке, на окраине Флоренции. Соседние квартиры пустовали, как, впрочем, и ее собственная, поскольку ей приходилось день-деньской вкалывать на работе, хотя от продажи дома с синей крышей были выручены немалые деньги. Деньги… их всегда не хватает тому, кто видит в них смысл своего существования. Лючии они заменили и мать, и сестру, и отца. Выбей кто у нее из-под ног опору, именуемую капиталом, – и наступило бы опустошение. Она бы скрючилась засохшей смоковницей, не способной дать урожай.

Работа в туристической фирме не приносила большого дохода, зато задерживала Лючию допоздна. Она бы и ночевала прямо там, на месте, лишь бы только не возвращаться в необитаемую квартиру, где из растений был единственный фикус, да и тот завял. Некоторые из коллег жалели бедняжку, некоторые держались высокомерно, и едва ли ей удалось завести с кем-нибудь из них близкое знакомство.

Бывали вечера, одинокие, дождливые вечера, когда на нее нет-нет, да и накатывали воспоминания, и тогда ей ярко представлялась картина из прошлого, обрамленная солнечным нимбом да луговыми цветами. Радужная картина, где Лючия пока беззаботна, где она на пороге страшной утраты, вывернувшей ее жизнь наизнанку. Она видела себя красивой молодой девушкой, пышущей здоровьем и энтузиазмом. Эта девушка бродила по долине, усеянной ромашками, гвоздиками, первоцветами, и не подозревала, какое горе ее ждет. Она покинула душный, жаркий пригород и свою «невыносимую» жизнь в родительском доме, ставшую по-настоящему невыносимой гораздо позднее. Создавалось ощущение, будто она одна на этой бескрайней равнине, одна в целом свете, и это успокаивало, принося волшебную безмятежность.

Безмятежность после волнений. В тот день Лючия ускользнула из местной гостиницы, вконец пресытившись речами странного синьора, который донимал ее своим предложением руки и сердца вот уже двое суток кряду. Не сказать, чтобы она не была польщена, но ее терпение лопнуло, когда навязчивый итальянец принялся расписывать все прелести их «будущей» совместной жизни.

– Я украшу тебя золотыми ожерельями, подарю роскошные платья, – шептал он, перегнувшись через столик уличного кафе. – А мой особняк у моря может поспорить по убранству с самим Букингемским дворцом.

Он нес еще много всякого вздора, тараторил без умолку, точно заведенный. Воображал, наверное, что многословием сумеет уломать Лючию. А та без труда положила конец всей его болтовне.

– Кому по нраву такая жизнь?! – воскликнула она, вставая с табурета. – Я не желаю быть птицей в золоченой клетке!

– Как? Ты не хочешь счастья? – изумился незнакомец.

– Да известно ли вам, что такое счастье?! – оставив незадачливого кавалера раздумывать над этим вопросом, Лючия стремительно вышла из кафе и уже через четверть часа рвала на лугу васильки.

«А ведь действительно, в чем заключается счастье? – думала она, овеваемая теплым ветром. – В созерцании уплывающих за горизонт облаков? Или, может, в прикосновении воздушных потоков к разгоряченной коже? В дыхании земли, глядящей ввысь васильковыми глазами? Это свобода, парение, оторванность от суеты… Но люди настолько погрязли в стереотипах, что им уже не под силу ощутить истинный вкус свободы».

Тогда ей вновь захотелось взлететь, да только Арсена не было рядом…

Воспоминания за чашкой остывшего эспрессо в унылой, мрачной кухне не возрождали в ней тяги к жизни, но лишь больше повергали в отчаянье. За окном моросил дождь, а на душе скреблись кошки. И не было просвета в томительном однообразии. Мысли ее иной раз обращались к Сифо. Как она там, на холодной планете Сильфора? Наверное, изгнаннице так же одиноко, как и ей, Лючии. Наверное, ее так же некому утешить, согреть добрым словом, расколоть скорлупу порока животворным лучом. Сколько еще продлится это бездарное прозябание? Сколько еще?..

Это случилось тремя днями позднее, когда Лючия была на кухне. В то утро нож не исчезал со стола, хотя она убирала его в ящик раз пять. Ни дать ни взять, голографическое изображение, которое к тому же можно и осязать.

– Спокойно, подруга. У тебя просто временное расстройство сознания. Скоро пройдет, – сказала она себе. – Либо ты имеешь дело с паранормальным явлением. Ведь на свете есть много необъяснимых вещей… Например, летающие тарелки. Или взять хотя бы сбой в компьютере. Порой он выходит из строя без всякой на то причины… Ma, numi del firmamento[5]5
  Святые небеса! (ит.)


[Закрыть], я ведь не в компьютере живу, а в квартире!! В конце концов, может, плюнуть на всё и оставить нож там, где ему «нравится» быть?

Ближе к вечеру она обнаружила, что в квартиру смог бы пробраться любой, потому что входная дверь была распахнута настежь, и с площадки в коридор лилась густая, как гуашь, темнота. Сразу почувствовала себя незащищенной и беспомощной.

– Кт-то-то играет против меня. Кто-то хочет м-меня напугать. Но зачем? – Лючия хорошенько заперла замок, но не успела отойти, как послышался этот тягучий скрип, и у нее ёкнуло сердце. Медленно обернувшись, она застала прежнюю картину: зияющий проем между дверью и стеной ничуть не уменьшился, а тишина установилась такая, что даже страшно было вздохнуть.

– Но такого не может быть! Это противоречит здравому смыслу!.. – воскликнула девушка, заламывая руки. – Разве только у кого-нибудь есть отмычка или украденный ключ.

Собравшись с духом, она выглянула на площадку, чтобы проверить данную гипотезу, но там не оказалось ровным счетом никого.

Ночь она провела под одеялом, в своей кровати, и ни на минуту не сомкнула глаз. Мысли бессвязно проносились в голове, постепенно уступая место первозданному ужасу.

А потом появился ОН. Он сказал, что Лючия дождалась своего часа и Властитель тьмы придет за нею не сегодня-завтра.

– Так что надо убираться без промедления, – сурово припечатал посетитель. Где-то она уже видела это до боли знакомое лицо. Черные глаза, выразительные дуги бровей, тонкая линия рта и эти курчавые волосы… Смутно припомнились события прошлого, прокатились этаким клубком расплывчатых кадров, который и за ниточку-то не ухватишь.

– Кто такой Властитель тьмы? – спросила она, без стеснения отбросив одеяло, а заодно и формальности. Удивляться столь раннему посещению не приходилось: такие визиты имеют место, коль скоро у вас не заперта дверь.

– Узнаешь в свое время, – обронил визитер. – А теперь поспешим!

– Арсен, я узнаю твой голос! Это ты, ты вернулся!! – воскликнула Лючия, чуть ли не благоговея. Сжала его руку в страхе, что и он иллюзия. – Ты ведь не исчезнешь, нет?

– Увы, я больше не могу вот так запросто перепархивать с места на место, да и летать я разучился, – сказал Арсен. – Всё, что было во мне от призрака, кануло в Лету. Я говорю «увы», поскольку мои призрачные способности очень бы пригодились в спасательной операции. Однако мы нашли идеальное решение наших проблем. Вот! – и он вынул из кармана склянку с фиолетовым содержимым. – Эта соль – ключ к тайному убежищу.

Лючия фыркнула по своему обыкновению: разве убежище может быть явным?! И что за примитивная соль? А спасательная операция – не очередная ли это игра?

– Не веришь? Давай, сама попробуй! – Арсен всучил ей склянку и стал поучать, как маленького ребенка: – Ну, начерти на соли крест, та-ак, а затем число – сто двадцать семь. Молодчина! Это код доступа к порталу.

Лючия недоверчиво улыбнулась своему учителю, и в этот миг на стене, прямо над ее кроватью, образовалась вихрящаяся красная воронка.

– Надо уходить, – поторопил Арсен, протягивая девушке руку. Та не стала спорить. Надо значит надо. Да и как тут ослушаешься, когда на тебя глядят такие добрые и красивые глаза?

– Арсен, ты всегда меня выручал, – тихо проговорила она. – Но ты же и сам впутывал в беду…

– Теперь беда грядет со стороны… – так же тихо отозвался тот.

– А твои личные враги? – спросила Лючия, когда они оба ступили в воронку, завивавшуюся огненными кольцами.

– Теперь у нас один общий враг, – ответил он с выражением глубокой серьезности. – Сифо и ловцы попались в его сети и были раздавлены, как букашки. Нравственное разложенье, гниение души – вот, какой недуг их свалил. Враг изобретателен на недуги. Он и тебя задумал погубить. Обычными силами его не сдержишь, и любую хитрость он раскроет. Поэтому тривиальные методы здесь не годятся. Надо укрыться и действовать незаметно.

– Значит, снова преследования?

– Видимо, так.

Нырнув в воронку, они очутились в просторном храме эпохи Ренессанса. Купольный свод над их головами был расписан фресками, на которых в рог трубили ангелы, а воитель верхом на коне протыкал копьем змея. Со стен на Лючию смотрели мудрые лики и неподвижные фигуры в длинных одеяниях. Она была потрясена.

– Это ли наше укрытие?

– Нет, не это, – был ответ.

Арсен провел ее к узкой арке, за которой начинался длинный коридор, освещаемый сотнями факелов.

Коридор отзывался эхом на каждый их шаг. Девушка задавалась множеством вопросов, озвучить которые не хватало духу: «Как простая соль может служить ключом к порталу? Какой враг гонится за нами на сей раз? И какого-такого часа дождалась я?»

Их встретили юноши и девушки в белых одеждах до пят. Обступили Лючию и стали наперебой задавать вопросы, ни на один из которых она не смогла дать путного ответа. Арсен, видимо, считал, что ей полезнее оставаться в неведении. Страшная истина лишает сил.

Они вдесятером ютились в крохотной келье без окон. Ветхие кровати с поеденными молью матрасами занимали почти всю комнатушку, и беженцы, призраки в белых балахонах, большую часть дня просиживали на этих самых матрасах. А ночью Арсен выбирал нескольких человек и вместе с ними отправлялся в поле. Зачем это было нужно, Лючия не знала. Только потом ей сказали, что на поле они собирают пшеницу, чтобы не умереть от голода. А делают это ночью, чтобы их не схватили «охотники».

Итак, они жили под куполом. То, что купол был размером с наперсток, Лючия обнаружила впоследствии, когда ей пришлось вместе со всей компанией выбраться в поле. Купол – а над ним еще один, и еще, и еще. И никому бы даже в голову не пришло, что люди могут уменьшаться до размеров спичечной головки, лишь бы только уберечься от смерти…

Не желая сидеть без дела днем, каждый из обитателей келии выполнял свои обязанности: одни мыли полы, другие пекли пшеничные лепешки в смежной комнате, или стирали одежду, или изготавливали свечи, поскольку электричества в их убежище не было. Для Лючии занятия пока не придумали, и она, опасаясь праздности, решила вести дневник. Раздобыла где-то помятые, истрепанные листы желтой бумаги, карандаш и строчила, присев у сводчатого окна. Сохранились лишь некоторые из ее записей:

«…В лунном свете мы рвали колосья. Иврилла улыбалась мне, а я улыбалась ей, девушке, которая в числе первых была обязана жизнью Арсену. На заре она решила сплести венок из васильков и уже почти завершила свою работу, когда нас настигли.

– Бегите! Быстрее! – крикнул нам Арсен. Хорошо ему кричать, когда для „охотников“ он менее всех досягаем. Иврилла замешкалась и тотчас была насмерть сражена лучом из неведомого оружия.

Я рванула что было мочи. Сердце выпрыгивало из груди, воздух обжигал горло, по щекам катились слезы. Летела по пшеничному полю, не разбирая дороги. Арсен остановил меня, прижав к себе. Еще одного из его подопечных взяли в плен. Того, у которого вместо волос на голове, казалось, была солома. Я помню этого добродушного паренька. Что с ним станется?

Арсен сказал, что надо просить за плененного у „патриарха“. Обратиться в высшую инстанцию, где бедняге могут даровать единственное благо, которое зовется смертью.

Я фыркнула: ничего себе благо! Но позднее, увидев его изуродованное тело и искаженное болью безжизненное лицо, я поняла, что мы не зря просили „патриарха“ избавить этого мученика от страданий.

Дважды мы ходили к „патриарху“. Арсена он почему-то не принял. Поэтому второй раз ходила я. Помню, как поднималась по широкой лестнице с позолоченными перилами. Внутри – точно в оперном театре: лепнина на потолке, тяжелые занавеси на окнах, пышная меблировка и скульптуры. „Патриарха“ сложно было отыскать, но мне все же удалось заметить его на лестничной площадке. Он разговаривал с какой-то высокопоставленной особой, и отвлечь его я не решилась. Однако он принял мое прошение, хотя я не проронила ни слова. Он каким-то образом прочел мои мысли и отпустил благословляющим жестом руки.

Там было тихо и светло.

Я еще раз хочу побывать у „патриарха“.

„Уж на этот раз ты выложишь мне всё начистоту“, – думала я, твердо ступая по коридорным плитам. В келье не горел свет – там скорбели о погибших. Я вошла и тронула Арсена за плечо, когда он стоял на коленях спиной ко мне.

– Я хочу знать правду, какой бы суровой она ни была! – шепнула я ему на ухо. Он молча вывел меня в коридор.

Я прижалась к шероховатой стене, чтобы чувствовать хоть какую-то опору, чтобы не упасть в обморок от потрясения, которое меня ожидало. По обе стороны от меня плясало шипящее пламя факелов, а вглубь тянулся сумрачный туннель.

– Видишь ли, предметы начинают вести себя странно, когда Враг вычисляет твое местонахождение и выбирает тебя в качестве мишени, – приглушенно начал Арсен. – Нож – это первое звено в цепи, которой он пытался тебя оплести. Первый толчок к тому, чтобы жертва испытала страх. Если на этом уровне человек держится стойко, Враг идет дальше и изобретает все новые и новые ухищрения, лишь бы сломить жертву. Пока ты не сломлен, пока не погряз в унынии, у тебя есть шанс. Об этом я догадался сразу, как столкнулся с ним. Пока осознаешь, что где-то там, вдалеке, солнце неугасимо, радость безмерна, а мощь непревзойденна, бороться намного легче.

– Какое солнце? Чья мощь? О чем ты говоришь? – удивилась я.

– Послушай, Лючия, открой я всю истину, ты бы всё равно не смогла ее постичь. Просто верь мне. В моих словах нет обмана, в намерениях нет корысти.

Я кивнула, сжав губы.

– Я сделаю всё, как ты скажешь.

– Будь стойкой. И никогда не предавайся отчаянию. Большего от тебя не требуется…

„Как определить, стойкая я или нет? – думала я, ворочаясь в постели, в то время как остальные мирно спали. – Нас было десять, теперь уже восемь. Неужели же те двое, которых постигла жестокая участь, были маловерны? Неужто именно это погубило их?“.