Текст книги "Ангел Смерти"

Автор книги: Юлия Алейникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Хотя к случаю Гришенцевой это и не имеет отношения. Наоборот. Лечащий врач сделал все необходимое, чтобы максимально расширить для нее возможности последующего протезирования.

– А что, есть какие-то нюансы?

– Безусловно, – с удивлением кивнул Примак. – Вам, как человеку несведущему, я попытаюсь привести простой пример, – и он защелкал клавишами клавиатуры. – Вот. Смотрите, – Герман Юрьевич вывел на монитор фотографию солдата, потерявшего в результате взрыва нижнюю конечность. – В данном случае возможны два пути решения проблемы, – заявил Примак. – Человек, мыслящий традиционно, наложил бы жгут выше колена, и тогда ампутировать конечность пришлось бы по самое «не хочу». А если не полениться, можно сохранить коленный сустав, и тогда у больного будут совершенно иные возможности для протезирования. Это к вопросу о мыслительных способностях каждого отдельно взятого доктора. Повторяю, Гришенцевой повезло, но она этого не оценила.

Разжившийся свежей версией, Андрей Петрович напоследок решил заглянуть к Кайсе Робертовне, поинтересоваться, не сменила ли она гнев на милость и не пожелает ли сегодня поделиться с ним чем-нибудь стоящим?

– Ну что, уже все сплетни собрали в больнице? – с высокомерным презрением спросила его грозная Кайса Робертовна, как обычно, едва заметно растягивая согласные.

– Вы же отказались снабдить меня фактами, приходится довольствоваться малым, – смиренно опуская глаза, проговорил Андрей Петрович, чем вызвал скупую улыбку на лице секретарши.

– Ладно. Садитесь, – распорядилась Кайса Робертовна, указывая на стоявшее рядом с ее столом кресло. – Да, у Анатолия Игоревича была связь со Скобелевой, – осуждающе поджав губы, проговорила она. – Я этих взаимоотношений не одобряла – по разным причинам. Во-первых, мне искренне симпатична жена Анатолия Игоревича, к тому же у него дети. Во-вторых, до этого случая Анатолий Игоревич имел в больнице безупречную репутацию, а это немаловажно для руководителя такого уровня. И наконец, я не одобряла его выбор.

– А как же такое случилось, что безупречный семьянин так быстро пал под натиском… – тут Андрей Петрович сделал короткую паузу, пытаясь подобрать подходящее слово, дабы объяснить, под чьим именно натиском пал Бурмистров.

– Под натиском этой хищницы, вы хотите сказать? – помогла ему Кайса Робертовна.

– В общем, да.

– Сколько вам лет, Андрей Петрович? – спросила она, задумчиво глядя на Усова.

– Уже сорок.

– Вы женаты?

– Да.

– Давно?

– Не очень. Восемь лет.

– Гм. Возможно, вы поймете… Бурмистров женился сразу же после института и, насколько я знаю, никогда не изменял жене, да и до нее его личная жизнь слишком уж бурной не была. Он был серьезным молодым человеком и не тратил себя на пустые романы. Его семейная жизнь складывалась на удивление счастливо. Текла ровно и достойно, без скандалов, бурных событий и ярких впечатлений. Так же складывалась его карьера. Уверенный рост, уважение коллег и начальства. Никаких сюрпризов или провалов. И вот Анатолий Игоревич подходит к опасному для любого мужчины сорокалетнему рубежу. Его жизнь устроена, благополучна, безмятежна. Но как-то пресновата. И он все чаще задумывается: а правильно ли он ее прожил? Не упустил ли свой шанс? Все ли он успел изведать в этой жизни? Вопросы во многом риторические, но! В этот опасный момент сомнений и сожалений об упущенных возможностях в больнице появляется Скобелева. Яркая, привлекательная, умная, успешная, нагловатая и «голодная». Ее личная жизнь, в отличие от карьеры, не сложилась, а найти себе подходящую партию в этом возрасте гораздо сложнее, чем в юные годы. Возросли запросы, а вот выбор значительно сузился. Все хорошее уже давно «разобрали», а развести успешного женатого мужчину не так-то просто. И вот ей попадается Бурмистров. Человек, проживший всю свою жизнь в строгих рамках правил и приличий. – Кайса Робертовна тяжело вздохнула. – Она его просто совратила. Диким, откровенным, вызывающим, животным сексом. – Последние слова Кайса Робертовна произнесла с брезгливым отвращением. – Если бы вы знали, чего я наслушалась за последний год, сидя в этой приемной! Иногда мне казалось, что она его живьем на части рвет! Бедняга совершенно рассудок потерял. Знаете, – как-то сникнув, проговорила Кайса Робертовна тихим неживым голосом, – я даже об увольнении начала впервые в жизни задумываться. Но побоялась оставлять его совсем без присмотра. Чувствовала что-то недоброе.

– А вы знаете, что Бурмистров подал на развод за два месяца до смерти?

– Да.

– Как вы об этом узнали?

– Анатолий Игоревич просил меня выяснить, где находится районный ЗАГС, уточнить приемные часы и узнать, каков должен быть пакет документов, необходимых для подачи на развод, – печальным голосом произнесла Кайса Робертовна.

– Как вам показалось, Бурмистров сам был инициатором развода или решился на это под давлением Скобелевой?

– Мне бы очень хотелось сказать, что это она его вынудила. Но это не так. Анатолий Игоревич словно обезумел от страсти. Наверное, не у каждого подростка так гормоны играют! Но он просто обезумел. Ему было наплевать на жену, на детей, на все на свете… Я слышала через неплотно прикрытую дверь кабинета, как Скобелева убеждала его не торопиться, все как следует обдумать, подготовиться, а уже потом.

– А почему она так странно отреагировала на желание Бурмистрова развестись? Ведь вы сами сказали, что она добивалась его, ей надо было устроить собственную личную жизнь, и вдруг, когда любовник уже готов ради нее бросить семью, она уговаривает его не торопиться? Вам не кажется это нелогичным?

– Действительно… – несколько опешила Кайса Робертовна. – Вы знаете, я так переживала за Анатолия Игоревича, что даже как-то ни разу не задумалась об этом нюансе. Действительно! Она первая должна была прыгать от радости.

– Не мог ли у нее появиться к этому времени кто-то другой?

– Нет. Определенно, нет. Они по-прежнему много времени проводили вместе, и потом, такое не утаишь, – покачала головой Кайса Робертовна. – В больнице – точно не утаишь.

– А не в больнице?

– Я не могу знать всего, но, мне кажется, нет. Она по-прежнему крепко держалась за Бурмистрова.

Никаких новых фактов. Одно и то же. Либо Скобелева убийца, либо Елена Бурмистрова, размышлял Андрей Петрович, покидая больницу. Хорошо хоть Гришенцева всплыла, завтра же он ею займется. Андрей вышел на залитое теплым вечерним солнцем крыльцо и достал сигареты.

– Андрей Петрович, если не ошибаюсь? – окликнул его кто-то приятным мягким голосом.

Андрей обернулся и увидел стоявшего у перил седовласого, с аккуратной бородкой, доктора. Андрею пришлось как следует сосредоточиться, чтобы вспомнить, где он сегодня мог видеть этого человека. Ах да, сообразил он наконец, это же тот самый санитар, о котором ему рассказывала Олечка! Андрей Петрович попытался вспомнить его имя, но не успел.

– Разрешите представиться, Алферьев Родион Михайлович. Мы виделись с вами мельком сегодня днем.

– Да, да. Конечно, – кивнул Андрей, протягивая Родиону Михайловичу руку.

Санитар выглядел лет на шестьдесят пять и был чем-то похож на земского врача времен Антона Павловича Чехова. Может, старомодной бородкой и добродушным взглядом серых выцветших глаз из-под круглой оправы очков?

– Вы, кажется, расследуете дело об убийстве Анатолия Игоревича Бурмистрова? – вполне современным языком спросил Алферьев после короткого рукопожатия.

– Совершенно верно.

– Возможно, это и не прольет свет на его убийство, но мне кажется, что вам стоит обратить внимание на профессиональную деятельность Анатолия Игоревича.

– Вам известно что-то конкретное? – заинтересованно спросил Андрей Петрович.

– Просто я считаю, что человек, занимающий столь высокий пост в нашей российской больнице, априори не может быть безгрешен. Вопрос лишь в размерах его прегрешений. Ни один руководитель, будь он плохой или хороший, не может прожить жизнь, не заведя себе доброго десятка врагов. Вам так не кажется? – приподняв вопросительно бровь, спросил санитар.

– Возможно. Но вот коллеги покойного утверждают обратное. Бурмистров был корректен, внимателен и чуток к людям, не имел врагов.

– А может быть, этим людям есть что скрывать? Если они столь явно вводят вас в заблуждение? – пытливо взглянул на Андрея санитар.

– Гм! И к кому вы предлагаете мне обратиться за информацией? – Беседа с санитаром-интеллигентом складывалась весьма интересным образом.

– Я человек новый в больнице; как мне кажется, вам надо обратиться к кому-то из старых сотрудников, кто, можно сказать, лично наблюдал за карьерным ростом Анатолия Игоревича и знает все кочки на его пути к вершине. И уж это точно не должно быть руководство больницы, для которых оптимальным решением будет скорейшее закрытие дела, а не поиск виновного.

– И кого же вы имеете в виду?

– Старшую сестру, сестру-хозяйку, санитарку в хирургии; в любом случае это совершенно определенно должен быть кто-то из среднего медицинского персонала. Они много знают, не связаны с начальством круговой порукой и врачебной этикой. Побеседуйте с ними. – Утонченное лицо Родиона Михайловича было грустным и каким-то просветленным.

– А почему вы работаете санитаром? – неожиданно для себя спросил Андрей Петрович. – Ведь вы же врач. Или у вас в прошлом была какая-то история, которая не позволяет вам больше работать по специальности?

– Ну что вы! – светло и по-детски открыто улыбнулся Родион Михайлович. – Просто врачей у нас хватает, а вот санитаров… Ведь грамотный уход за больным, простое человеческое внимание, доброта и забота лечат порою не хуже лекарств. А сколько в больницах лежат пожилых одиноких больных? У них нет денег платить за смену белья, за подачу судна и прочее. А я могу им помочь, я одинок, не нуждаюсь в средствах, имею достаточно сил и времени, вот поэтому я здесь.

Андрей как-то вдруг смутился из-за своих недавних подозрений и, торопливо простившись с Родионом Михайловичем, направился к машине. Редко ему приходилось встречать таких светлых добрых людей, и угораздило же его обидеть такого человека, сетовал на себя Андрей по дороге в контору.

А по поводу Бурмистрова Родион Михайлович абсолютно прав. И Андрей завтра же отправит Окунькова в больницу – на поиски старейших и осведомленнейших сестер и санитарок больницы.

Глава 12

Вера Сергеевна Гришенцева проживала по месту прописки, и найти ее оказалось несложно. Андрей позвонил ей еще накануне вечером и без труда договорился о встрече.

Обитала она в типовом кирпичном доме, недалеко от Сосновки, в трехкомнатной квартире.

Андрей уже знал, что квартиру своей любовнице лет восемь тому назад приобрел владелец крупного мясомолочного холдинга Варенец Борис Степанович, в далекие постперестроечные времена считавшийся одним из крупных криминальных авторитетов, а ныне ставший добропорядочным бизнесменом, хорошо известным в городе своими благотворительными проектами. По сведениям Андрея, в последние полгода господин Варенец окончательно утратил какой-либо интерес к Вере Сергеевне, хотя и продолжал поддерживать ее материально. Насколько удалось выяснить Андрею через лиц, близких к бизнесмену и имевших в прошлом касательство к следственным органам, все личные контакты с Гришенцевой он прервал, а финансовые и прочие возникавшие у дамочки вопросы передал в ведение своего доверенного помощника.

По слухам, Гришенцева сперва страшно бесилась, неоднократно пыталась лично встретиться с Варенцом, он ее намеренно избегал, а когда она ему окончательно надоела, пригрозил лишить содержания.

По сведениям Андрея, проживала Гришенцева одна, близких родственников в Петербурге не имела. Мать с сестрой обитали где-то в поселке под Курском. Отношений с ними она не поддерживала.

Андрей поднялся на восьмой этаж и нажал на кнопку звонка.

За дверью послышался грохот, ругань, а спустя минуты две-три она распахнулась.

На пороге стояла хозяйка дома, в полумраке неосвещенной прихожей она показалась Андрею живым воплощением Бабы-яги из сказки. Лохматая, в неряшливом халате, на одной ноге… да еще жуткий, хриплый, прокуренный голос.

– Это вы из полиции? – ухватившись обеими руками о косяк, спросила хозяюшка каркающим полушепотом.

– Совершенно верно. Усов Андрей Петрович, – постарался любезно улыбнуться этому чудищу Андрей Петрович.

– Идемте. Только у меня не убрано. – И она, развернувшись на одной ноге, запрыгала в ближайшую комнату.

Когда она разворачивалась, Андрей умудрился разглядеть в распахнувшихся полах халата голую розовую культю и содрогнулся.

Гостиная мадам Гришенцевой была просторной, метров в двадцать квадратных, и дорого обставленной. Жемчужно-белый кожаный диван, такое же кресло, плазменный телевизор, горка с посудой и огромный бар-глобус. При этом в комнате было грязно, накурено, давно не стиранные занавески кособоко свисали с карниза, а окна, похоже, не мылись лет пять. Повсюду валялись белье и какие-то вещи, возле журнального столика стояла парочка пустых бутылок, на столике – огромная пепельница, заполненная окурками. Да, чистоту в этом доме явно не жаловали. Рядом с пепельницей на столе лежал протез, заляпанный некими непонятными пятнами. То ли кетчупом, то ли вареньем, а может, еще чем-то.

Андрей обернулся, подыскивая место, где бы ему устроиться.

– В кресло садитесь, вещи можете на пол сбросить, – прокаркала в ответ на его озабоченный взгляд хозяйка.

Андрей так и сделал, расчистил место, сел и взглянул на Веру Сергеевну. Понять, чем такая особа могла привлечь успешного бизнесмена Варенца, Андрей не смог. Хотя и очень старался.

Вероятно, когда-то Вера Гришенцева была по-своему привлекательна, но это явно было давно.

Сейчас перед Андреем сидела на диване опустившаяся, махнувшая на себя рукой женщина неопределенного возраста. При своем довольно высоком росте Вера Сергеевна была болезненно худой. Из небрежно запахнутого старого махрового халата вылезали наружу обтянутые какой-то неприятной желтоватой кожей ключицы. Когда женщина наклонилась к столу за сигаретой, взору Андрея предстала обвисшая, как сдувшийся шар, обнаженная грудь. Волосы, грязные, лохматые, давно не стриженные, торчали в разные стороны, как кусты репейника. На торчавшую из-под халата культю Андрей старался не смотреть. Хотя Вера Сергеевна, кажется, делала все, чтобы ее невозможно было не заметить.

– Ну что, нравлюсь? – поймав его взгляд, с издевкой спросила Гришенцева, глубоко затягиваясь сигаретой. – Неплохо потрудились докторишки?

– Ну, вряд ли это они вас спаивают, – заметил Андрей, твердо взглянув ей в глаза.

– А что, по-вашему, мне еще делать?! Кому я теперь нужна – вот с этим?! – и она, взявшись двумя руками за ляжку пострадавшей ноги, подняла ее вверх, словно желая ткнуть ее гостю прямо в нос.

– Люди с такими увечьями прекрасно адаптируются к жизни. Например, американская модель Хизер Миллз даже вышла замуж за Пола Маккартни и родила ему ребенка, – выдал ей домашнюю заготовку Андрей. – Я уж не говорю о сотнях тысяч людей по всему миру, перенесших подобную операцию. Большинство из них успешно трудятся, создают семьи, учатся, стремятся к чему-то. Так что не надо все валить на врачей!

Андрей выбрал подобную тактику беседы умышленно, решив, что дамочка будет гораздо откровеннее, если ее довести до состояния бешенства.

– Не надо?! Замуж вышла?! Вот с этим?! Да на меня ни один приличный мужик теперь не взглянет! Я из дома выйти не могу! Суки поганые! – захлебнулась от ненависти Гришенцева. Она вскочила на здоровую ногу и, шатаясь, брызгала слюной. – Да меня мужик бросил, едва узнал, что случилось, он даже смотреть на меня не хочет!

– А вы сами-то давно себя видели? И потом, насколько я понимаю, господин Варенец вас вовсе не бросал, он по-прежнему вас содержит.

– И что, по-твоему, это все, что мне нужно? Он в койку со мной ложиться брезгует!

– Учитывая, как вы сейчас выглядите, на вас бы и бомж не позарился, – насмешливо проговорил Андрей.

И тут, вопреки его утверждению, на пороге возникла некая абсолютно голая синюшная личность и сиплым слабым голосом вопросила:

– Верка, пиво есть?

– В холодильнике возьми, – бросила ему Вера, падая обратно на диван.

– Это ваш новый друг? – проводил неизвестного взглядом Андрей.

– А что, не нравится? – хрипло усмехнулась Вера Сергеевна, закуривая новую сигарету. – Должен же мне кто-то стакан воды подать!

Андрей выразительно взглянул на бутылки под столом.

– Да, и за выпивкой тоже бегать кому-то надо, – кивнула она головой. – Я теперь едва до входной двери добираюсь.

– А протез? Люди на протезах способны вести нормальный образ жизни, – кивнул головой на лежавшую между ними на столике пристяжную ногу Андрей.

– А ты сам пробовал? Умник! – снова окрысилась Вера Сергеевна. – Нет? Ну так и заткнись! Куда я в нем? В клуб? В ресторан? Эти суки мне всю жизнь загубили! – истерично провыла хозяйка, и Андрей задался вопросом: успела ли она сегодня опохмелиться или это в ней вчерашний алкоголь бродит?..

– За это вы убили главврача больницы Бурмистрова? – ласково спросил Андрей.

– Кому я теперь нужна? Таким вот Витькам? Да и то потому, что они ни дня не просыхают! – продолжала орать Гришенцева… И вдруг внезапно остановилась. – Убили?! Этого лощеного борова?! Ха-ха-ха-ха! – залилась счастливым истерическим смехом мигом преобразившаяся Вера Сергеевна. – Витька! – крикнула она в сторону кухни. – Живо одевайся! – распорядилась она, когда чудное явление появилось на пороге, так и не соизволив прикрыть срам. – Живо в магазин, за выпивкой и закуской. У меня сегодня праздник, друг милый копыта откинул! – И она вновь захохотала.

– Вижу, сие событие вас несказанно обрадовало? – внимательно глядя на развеселившуюся Гришенцеву, спросил Андрей. Почему-то вид этой неопрятной, скверно пахшей особы загадочным образом заставлял его выражаться возвышенно и витиевато. Парадокс, отметил про себя Андрей.

– А что, должен огорчать? – оборвала истерику Вера Сергеевна. – Между прочим, это из-за него мне не выплатили компенсацию! Потому что эта скользкая сволочь перекупила всех судей и этих, как их? Из комиссии.

– Зачем ему это нужно? Ведь вы предъявляли иск не ему, а больнице, и потом, на какие средства он их подкупал? – приподнял в сомнении бровь Андрей.

– А ты видел, на какой тачке он ездит? Думаешь, он мало в такой огромной больнице ворует? – зло спросила Вера Сергеевна, запахивая на груди халат и скрещивая руки. – Я не вчера родилась! Борька тоже пытался вначале судьям гонцов с баблом заслать, да ничего не вышло. Значит, их перекупили. Кому еще это надо было, кроме Бурмистрова?

– А когда Варенец бросил это дело, вы решили нанять киллера и разобраться с Бурмистровым по-своему? Или исполнителя нашел Варенец – по вашей просьбе?

– Никого я не искала. Борька мне запретил. Сказал, что денег давать не будет, и вообще велел сидеть на жопе ровно и больше не дергаться. Да я его уже год не видела! На кой я ему с таким богатством – наверное, уже с десяток молодых девок себе нашел. Тот еще кобель! – фыркнула презрительно Гришенцева. – Поражаюсь, как его жена терпит. Она ведь все знает, а сидит помалкивает! Я когда-то давно – дура еще была молодая – думала: если она про нас узнает, бросит его к такой-то матери, и касетку ей в почтовый ящик подкинула, запись, как мы с ним в постели кувыркаемся. Да еще проследила, чтобы она ее сама из ящика взяла. И что ты думаешь?! – глядя Андрею в глаза, спросила коварная куртизанка. – Она ему даже сцену не устроила, будто и вовсе ничего не было. Вот лиса! Зато теперь она живет на Майами со своими спиногрызами. А я вот здесь прозябаю. – И она окинула презрительным взглядом окружающую обстановку.

– Думаю, для человека, ни дня не работавшего, вы весьма неплохо устроились, – заметил Андрей. – Единственное, чего вам не хватает, так это принять ванну, привести в порядок себя и квартиру, пока от вас и Витек не сбежал. И, кстати, помимо клубов и ресторанов, в городе имеется множество других культурных заведений, которые вы вполне могли бы посетить, а под брюками ваш протез был бы незаметен.

– Да? – с искренним интересом взглянула на Андрея Гришенцева. – И что это за заведения?

– Театры, например, или музеи.

– Киношку еще вспомни!

– А что, сидеть в этом гадюшнике и жалеть себя приятнее? Ты посмотри на себя в зеркало! – жестко, презрительно проговорил Андрей. – Сколько тебе лет? Тридцать с хвостиком? А выглядишь, как пятидесятилетняя бомжиха! Или алкоголичка со стажем. Хоть бы помылась, голову в порядок привела, от тебя же несет, как от трупа недельной давности, пролежавшего в солярии! Во что ты квартиру превратила? Оглянись вокруг! Цепляй уже свою ногу и давай топай в ванную, а потом в кухню – помойку свою разгребать.

Гришенцева смотрела на Андрея застывшим бессмысленным взглядом, словно силилась понять, чего ему от нее надо.

– Ну, что сидишь! – подстегнул ее Андрей. – Вставай и отправляйся в ванную комнату, живо.

Вера Сергеевна, пошатываясь, поднялась и, развернувшись к двери, взглянула в витрину посудной горки. Когда ее взгляд сконцентрировался на собственном отражении, рука ее непроизвольно поднялась к голове. Она попыталась поправить свалявшиеся волосы, а потом, запахнув поплотнее халат, отправилась в ванную.

Ну вот, теперь можно побеседовать с Витьком. У Андрея сложилась твердая уверенность, что мужичок плотно осел в квартире Гришенцевой, следовательно, он многое мог слышать и знать. Но беседовать с ним в квартире Андрей не хотел. Предпочтительнее подождать его на лавочке у подъезда. Вряд ли гонец Веры Сергеевны отправился в дальний супермаркет, он может вернуться в любую минуту.

Андрей не ошибся. Витек появился минут через пять, с двумя пластиковыми пакетами в руках и откупоренной банкой немецкого пива.

– Виктор, извините, не знаю вашего отчества, – поднялся ему навстречу Андрей.

– Николаевич, – любезно ответил ему, кивая, облаченный по случаю выхода на улицу в джинсы и футболку приятель Веры Сергеевны.

– Виктор Николаевич, могу я отнять у вас несколько минут вашего драгоценного времени? – Андрей всегда предпочитал беседовать с подобными индивидуумами в подчеркнуто вежливой манере, причем искренне вежливой, без всякой иронии. У человека неустроенного и несостоявшегося порог обидчивости и ранимости всегда выше, чем у его успешного и более благополучного собрата. А обижать и настраивать против себя важного свидетеля было отнюдь не в интересах Андрея.

– Слушаю вас, – опуская пакеты на скамейку, серьезно ответил Виктор Николаевич.

Загорелое, с красноватым отливом и синими прожилками, заросшее рыжеватой неопрятной бородой лицо свидетеля сообщало всем желающим присмотреться к нему о долгих годах злоупотребления алкоголем. А ласковый взгляд и некая кротость, свойственные его облику, говорили о его интеллигентном происхождении.

– Разрешите представиться, капитан Усов Андрей Петрович, следственный отдел Фрунзенского района.

Виктор Николаевич еще раз степенно кивнул, видимо, сочтя расхожую фразу «рад знакомству» несколько преждевременной, а возможно, и необоснованно оптимистичной.

– Позвольте поинтересоваться, как давно вы знакомы с Верой Сергеевной? – перешел Андрей к основной части беседы.

– Думаю, дней семь или восемь, – задумчиво потирая подбородок, изрек бывший интеллигент. – Вчера мы с ней купили бутылку виски «Белая лошадь», я всегда мечтал его попробовать, – нахмурив смуглый лоб, принялся восстанавливать хронологию знакомства Виктор Николаевич. – Накануне мы брали «Дипломат» и шесть пива, до этого к нам заходили Семен с Леонидом Марковичем, прогостили у нас дня три, пока Семен Маркович не отравился паленой водкой, купленной вон в том недобросовестном заведении. Пришлось срочно его госпитализировать. Перед тем мы пили «Финляндию», – приподняв вверх указательный палец, со значением произнес Виктор Николаевич, – а вот именно перед «Финляндией», когда у Веры Сергеевны еще не закончились мартини, коньяк и текила, мы с ней и познакомились.

– Как жаль, – искренне пригорюнился Андрей Петрович. – А я так надеялся на ваше давнее знакомство.

– Увы, – с такой же искренностью ответствовал ему почтеннейший Виктор Николаевич. – Но вот Геннадий Андреевич, чьему участию я обязан радостью знакомства с Верой Сергеевной, знает ее давно.

– А не могу ли я быть представлен Геннадию Андреевичу? – ощущая себя девицей-пансионеркой, вопросил Андрей Петрович.

– Увы, боюсь, сейчас это невозможно. Обычно в это время, – взглянув на подернутое жемчужной дымкой небо, как на наручные часы, пояснил Виктор Николаевич, – он зарабатывает свои трудовые копейки на хлеб насущный.

– Где же трудится ваш знакомый?

– Он собирает банки и бутылки возле метро.

– Не согласились бы вы прогуляться со мною, дабы опознать вашего знакомого?

– Увы, боюсь, я не располагаю ни временем, ни возможностью. Долг зовет меня, – скосил глаза в сторону стоявших на скамье пакетов Виктор Николаевич. – Нехорошо заставлять даму ждать, тем более в праздник.

– Простите, вы не были знакомы с другом Веры Сергеевны, чью кончину она собирается отмечать?

– Увы. Не имел такого удовольствия.

– Но, возможно, вы слышали о нем? – не отступал Андрей.

– Думаю, что из друзей Веры Сергеевны мне знакомо лишь имя некоего Бориса. Вы знаете, – доверительно понизил голос бывший интеллигент, – мне кажется, он сильно ее обидел!

– Да. Это вполне возможно, – кивнул Андрей. – А не было ли у Веры Сергеевны других обидчиков?

– Вы имеете в виду, кроме медицинских работников, приведших несчастную женщину к столь печальному финалу? – Произнося эту фразу, Виктор Николаевич как-то тревожно посмотрел на свои покупки.

– Неужели она затаила обиду на людей, спасших ей жизнь? – с наигранным недоумением спросил Андрей.

– Увы, Вера Сергеевна воспринимает ситуацию совершенно иначе, – пояснил Виктор Николаевич, нервно теребя пакеты; теперь его взгляд потерял прежнюю сосредоточенную ясность, и Андрей понял, что ценный свидетель ускользает от него, влекомый зеленым змием. Требовалось принять срочные меры.

– Как-то душно сегодня, вы не находите? – проговорил Андрей Петрович, внимательно оглядываясь по сторонам, но ничего, кроме торговой точки с подмоченной репутацией, не заметил.

Надеясь, что жажда пересилит в Викторе Николаевиче нежелание откровенничать, он, кивнув в сторону ларька, предложил:

– А не выпить ли нам пива, чтобы освежиться?

Эта мысль была воспринята его собеседником с явным энтузиазмом. И уже через пять минут они мирно пили пиво, сидя на лавочке. Точнее, пил интеллигентный алкоголик Виктор Николаевич, Андрей просто держал в руках открытую банку.

– Так что, вы говорите, что Вера Сергеевна жаловалась на сотрудников больницы? – вернулся Андрей к прерванной теме.

– Не могу назвать это жалобами. В основном это были ругань и проклятия с пожеланиями им всяческих невзгод.

– А кого конкретно упоминала ваша подруга?

– Конкретно никого, так, вообще, – пожал плечами Виктор Николаевич, порядком уже размякший.

– При вас никто из прежних знакомых не навещал Веру Сергеевну? – предпринял последнюю попытку Андрей, прежде чем тащить этого повеселевшего жиголо к метро, искать Геннадия Андреевича.

– Нет. Не припомню.

…Геннадия Андреевича они все же отыскали.

Геннадий Андреевич произвел на Усова впечатление человека небезнадежного, хотя и сильно пьющего. Было ему уже хорошо за шестьдесят, его лысоватую голову с давно не стриженным венчиком седых волос прикрывала засаленная кепка непонятного бурого цвета, то и дело сползавшая ему на глаза… Он ее поминутно снимал и пытался покрепче насадить на должное место. Фигура Геннадия Андреевича, равно как и его лицо, имела какую-то рыхлую, разбухшую консистенцию. Андрею Петровичу отчего-то на ум пришла малознакомая средневековая болезнь – водянка, но скорее всего дело заключалось в больных почках, печени и прочих внутренних органах, поскольку Геннадий Петрович производил впечатление пьяницы со стажем. Что, в общем-то, было вполне ожидаемо.

– Вот, познакомьтесь, – едва ворочая языком, проговорил Виктор Николаевич. – Андрей Петрович, следователь, Геннадий Андреевич, вольный… – Каким именно «вольным» был Геннадий Андреевич, он договорить не смог, лишь протяжно вздохнул и закачался, как тростинка на ветру, полуприкрыв печальные осоловелые очи. Спекся.

– Геннадий Андреевич, вы знакомы с Верой Сергеевной Гришенцевой?

– С Веркой безногой, что ли? – свел к носу седые брови маргинальный тип.

– С ней, – коротко подтвердил Андрей.

– Ну? – недружелюбно буркнул Геннадий Андреевич, зло глянув на раскачивавшегося в полузабытьи Виктора Николаевича.

– Ну – да или ну – нет?

– Ну, знаком, соседи мы, – решил, видимо, не нарываться Геннадий Андреевич.

– Скажите, не жаловалась ли она вам на лечивших ее врачей?

– Да, а кому ж она не жаловалась? – усмехнулся Геннадий Андреевич, встряхнув щеками с одутловатыми брылами.

– Она не говорила вам, что хочет поквитаться с ними, может, искала человека, который помог бы ей свести с ними счеты?

– Счеты? А чего это вы вдруг интересуетесь? Случилось чего?

– Помер ее милый друг, – очнулся вдруг не ко времени тихо дремавший поблизости Виктор Николаевич. Андрей только зубами скрипнул. – Вот, праздновать будем! – И Витек тряхнул зажатыми в руках пакетами.

– Нет. Не знаю ничего! – решительно замотал головой Геннадий Андреевич, но глазки его как-то подозрительно, воровато забегали по сторонам. – Я Верку уже сто лет не видел, некогда мне в чужие дела лезть.

– У Геннадия Андреевича супруга очень ревнивая, – любезно пояснил окончательно пришедший в себя Виктор Николаевич. – С тех пор, как она ему едва глаз не выбила, они с Верой Сергеевной и не видались.

Андрей взглянул на надувшегося Геннадия Андреевича и действительно сумел разглядеть следы давней гематомы: судя по всему, будучи свежей, она имела внушительные размеры.

– Ладно, некогда мне с вами беседовать, мне банки сдавать надо, – не глядя на собеседников, недружелюбно процедил Геннадий Андреевич и, подхватив свою сумку на колесиках, стремительно исчез в толпе.

Но Андрей не дремал. У него уже возникли кое-какие подозрения, и он устремился следом за улепетывавшим Геннадием Андреевичем, сохраняя безопасное расстояние между ними.

Геннадий Андреевич бодрой рысью промчался через дворы, миновал пару кварталов и свернул наконец в тихий небольшой дворик с облезлой детской площадкой посередине и заросшими сиренью палисадничками. Подбежав к крайнему подъезду небольшого пятиэтажного дома, он торопливо постучал в окошко первого этажа, а уже через минуту, набрав четырехзначный код, скрылся в недрах подъезда.

Андрей, отличавшийся отличным зрением, успел зафиксировать манипуляции озабоченного Геннадия Андреевича и без труда повторил набор цифр, даже успел заметить, как захлопнулась дверь квартиры справа от лестницы. После чего он вернулся на улицу и, нажав на телефоне кнопку быстрого набора, велел своему невидимому собеседнику: