Текст книги "Танцы на осколках(СИ)"

Автор книги: Юлия Пасынкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 3.

375 год от наступления Тьмы

Месяц Хлеборост

7 день

Брест сидел за столом, положив голову на сжатые кулаки, и напряженно думал. Морщины на лбу сложились в глубокие ущелья, а желваки от напряжения готовы были прорвать натянутую кожу. Лешик молча наблюдал за состоянием мужчины, периодически плеская себе в кубок кваса. Молчание затягивалось, и Лешик, обнаружив, что квас в кувшине уже закончился, решил все-таки поинтересоваться причинами столь неожиданного визита.

– Та-а-ак... – протянул он.

Брест вынырнул из своих мыслей и уставился на хозяина дома, в который он бесцеремонно ввалился пару часов назад.

– Ты же знаешь, Лешик, что тут могу доверять только тебе.

Мужчина хмыкнул и, тихонько скрипнув лавкой, поднялся, бросив пустой кувшин в бадью с водой. За стеной тихонько заплакал ребенок, но скоро замолк. Лешик бросил встревоженный взгляд на дверь и потер виски:

– Слушай, Брест, ты, правда, не вовремя. Я обещал жинке не встревать в мутные истории, а твоя история чистотой с болотную жижу. За твою голову назначили довольно много золота, а если тебя тут поймают, то еще и меня до едреной матери загребут. На кой тебе вообще этот рубин сдался?!

Брест резко встал со стула и зашипел:

– "Жинке обещал", – передразнил он, – Послушай себя со стороны! Кем ты был и кем стал? Мы же вместе с тобой на бельгетов ходили, этих псов! Я еще помню, как ты кости ломал одной рукой, а другой сносил головы вместе с шишаками, а сейчас брюхо отрастил. Мы с тобой спина к спине же кровь лили, на песиглавцев ходили, ...

– Ходили, – перебил тираду Лешик, – но, сколько времени прошло? Война давно закончилась, а нечисть и без нас есть кому отгонять, у меня же семья, младшему еще года нет. Это ты все воюешь. И не тебе мне про честь воинскую песни петь, сам-то в наемники подался. Это раньше мы бились за веру и свободу, а ты сейчас лишь на побегушках у барона. – Лешик тяжело вздохнул. – Послушай, Брест, я тебя не понимаю. Ты заваливаешься в мою хату посреди ночи весь в грязище, сам чуть ли не в исподнем. Тебя ищут стражники по всему городу, а ты вместо объяснений начинаешь мне проповедовать о воинской чести не хуже нашего Горбача. Может-таки вразумишь меня, что вообще творится?

Брест со свистом втянул воздух, руки сжались в здоровые кулаки, кожа на костяшках натянулась и побелела. Некоторое время они буравили друг друга взглядами, не уступая. Лешик устало выдохнул и полез за вторым кувшином, теперь уже с вином. Брест медленно сел.

– Что все-таки произошло? – донеслось из погреба вместе с бряканьем бутыли.

– Меня подставили, – угрюмо ответил наемник.

– Это я уже слышал, давай подробно.

– Меня нанял управляющий барона охранять рубин. Сутки я отдежурил, оставались еще сутки. В соседней комнате что-то грохнуло, затем пришел управляющий. Мы с ним поговорили, он вышел, а дальше я ничего не помню... Очухался чёрте где в лесу, шея не гнется, вся спина в кровь содрана – видимо тащили – и ещё нашел вот это, – Брест положил на стол серебристую иглу с обломанными черными перьями. – Запуталось в тканях робы.

Лешик вылез из погреба, поставил кувшин на стол, щедро плеснув себе в кружку, и аккуратно двумя пальцами взял иглу. Повертел, внимательно приглядываясь, даже понюхал и положил обратно на стол.

– Что скажешь? – спросил Брест.

Бывший воин предложил другу чарку с вином, Брест покачал головой. Лешик усмехнулся:

– Все еще не пьешь?

– Никогда это не любил, – поморщился наемник, – не люблю терять ясность.

Лешик пожал плечами и жадно отхлебнул, причмокивая:

– Воля твоя. Что касаемо иглы, то ничего сказать не могу. Намазана какой-то дрянью, перья вороньи похоже – обычный дротик для "духовки". Такой сделать каждый дурак сможет, а вот мазь дюже любопытная. Я сам в этих снадобьях не разбираюсь, но знаю одну бабку, которая ведает толк в них.

– Что за бабка? – тут же заинтересовался Брест.

– Тут недалеко есть одна деревня, около нее знахарка живет, с травами возится. Она тебе и расскажет, что за яд и откуда взялся, коли договоритесь.

– Спасибо, Лешик, – Брест кивнул. – Может еще что присоветуешь?

– Погоди, – поднял руки мужчина, – давай хоть не на пустой живот лясы точить.

Он не спеша поднялся и потопал к пузатой печи, стоящей посередине хаты. Пошарив внутри, вытащил котелок с теплой кашей, следом на свет появились мясо на сковороде и теплое молоко в крынке. Мужчина посмотрел на Бреста, прикинул про себя что-то и, вздохнув, опять полез в погреб.

Брест, почуяв запах еды, издал животом рев голодного волкодлака. Чтобы как-то отвлечься от манящих запахов, наемник принялся разглядывать убранство. Хата была небольшая, но вместительная, в окнах вставлены стекла, а не бычьи пузыри, как у бедняков. На стене тихонько тикали часы, а два огонька от свечей едва подрагивали, тускло освещая хату. В уголке из-за печки выглядывало блюдечко с молоком, а рядом краюха хлеба – хозяева чтили домового.

Из-за крышки погреба показалась сначала лысина Лешика, поблескивая от горящей лампы, а потом и он сам с целым караваем и корзиной яблок. Захлопнув крышку ногой, хозяин подцепил мизинцем лампу и дотащил все до стола. Мужчины некоторое время ели молча. Брест поглощал еду со скоростью лесного пожара, а Лешик ел неторопливо, отщипывая понемногу хлеба.

– А ты неплохо живешь, друг: свечи, часы... – прочавкал наемник.

– Держу кабак в городе. Благо связи со стражниками еще со времен службы остались: они мне кой-какую защиту, а я им по дружбе новости. Иногда гуляют у меня, – прожевал хозяин, откидываясь от стола.

– Тут такое дело, Брест. – Лешик внезапно посерьезнел. – Дела твои и так паршивые, оно понятно, да только они еще хуже, чем ты ведаешь. Рубин, вокруг которого все вертится, наш барон обещал передать в дар Храму Трех. Ты в этом городе недавно, а я тут осел уже больше пяти весен, и только последний год или два тут все успокоилось. Ты думаешь барон Гжевик в городе главный? Здесь давно уже всем заправляют тринники, священники церкви – вот у кого настоящая власть. И до того как барон не пошел на мировую с ними, здесь творилась настоящая резня. То тут, то там вспыхивали стычки стражников с Хранителями веры – так себя называют отряды церкви, которые решают, достаточно ли ты служишь Трем. На деле же они обычные головорезы, которые прикрываются святыми писаниями. Мир здесь очень хрупок, Брест, а если старый Гжевик не выполнит обещанного, то все может повернуться вспять.

Брест отодвинул тарелку и шумно выдохнул, стараясь не материться слишком громко. Дело приобретало все более скверный оборот.

– Вот такая вот загогулина. Что делать-то собираешься? – поинтересовался друг. – Аль мне уже вещички собирать, да переезжать отсюда?

– Нет, погоди тикать. Вообще-то я итак собирался найти этот камень и того гада, что меня подставил. Теперь же появилась еще одна весомая причина сделать это. – Брест поднялся. – Лешик, я не знаю, сколько это займет времени, но надо как-то потянуть кота за яйца, чтобы церковники раньше времени не устроили в городе балаган.

Лешик кивнул:

– Сделаю. Шепну кое-кому, что камень похитила нечисть. Это отвлечет на какое-то время и баронову стражу и хранителей, пусть за собственными тенями бегают.

– Поверят? – засомневался наемник.

– Не боись, доказательств подкинем обоим, – успокоил его друг.

– Добро. Так и сделаем. Пока ты отвлекаешь толпу, я верну этот чертов камень и эту паскуду, что устроила мне и городу такой "праздник". Еще пожалеет, что не пятном на портках у бати засохла.

Лешик молча смотрел на мужчину, возвышающегося над столом, как скала. Он скалой и был, сколько Лешик его помнил: высокий, могучий и упертый. После окончания последней войны с бельгетами, когда их пути разошлись, Лешик, как и многие их соратники, осел и завел семью, а Брест почему-то ушел со службы и подался в наемники. Бывший воин не знал, в чем там было дело, но он точно знал, что во время службы Брест наемников за людей не считал из-за их продажности, а теперь сам был одним из них.

– Послушай, друг, у меня еще остались старые доспехи и меч. С голой задницей много не навоюешь.

Брест замотал головой:

– Ты же разумеешь, что свое оружие не отдают. Да и доспехи твои мне маловаты будут.

– Бери, – махнул рукой хозяин, доливая себе вина. – На первое время хоть так, а оружие я себе еще добуду.

– Добро, – не стал скромничать Брест.

Лешик поднялся, добрел с лампой до сундука, согнав с него спящую кошку, и подсвечивая себе тусклой лампой, вытащил из него меч в ножнах, кирасу и наручи.

– Где-то были еще поножи, – бубнил про себя мужчина, роясь в темноте.

– Хорошо ты живешь, Лешик, ой, хорошо, расслабленно... – протянул наемник.

– Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб так и было, – не заметил иронии друг. – Сейчас не найду – темно. Ну, хоть с этим-то и то сподручнее будет, а? – он махнул рукой на кучу добра.

Брест кивнул и поблагодарил бывшего соратника.

– Слушай, я передержусь у тебя до утра, с рассветом уйду.

– Добре, – крякнул Лешик, захлопывая крышку сундука, – Тогда с утра как пойдешь, не буди.

– Не буди-и, – передразнил его наемник, – иди уже, семьянин...

Лешик хмыкнул, поглаживая наметившийся от хорошей жизни животик и бочком втиснулся в соседнюю дверь. Мужчина посмотрел вслед товарищу, что-то про себя прикинул и устроился на лавке. Полежал пару минут, плюнул и перевернулся на живот. Сон пришел довольно быстро.

Еще затемно Брест мышкой выскользнул из дома друга, не потревожив его обитателей. Крадучись, наемник двигался от одной тени дома к другой. Из конюшни рядом тихо всхрапнули кони, а из стойла высунулась голова мохнатого человечка. Брест от неожиданности вздрогнул, тихо выругался и сплюнул под ноги овиннику, овинник молча погрозил маленьким кулачком и сплюнул под ноги Бресту. От такой наглости наемник вспыхнул, как порох, но лезть в драку с овинником себе дороже – даром, что паршивец маленький – отваляет, будь здоров. Мужчина отвернул в сторону, при всем желании двинуть в наглую ухмыляющуюся рожу.

На востоке уже начинало светлеть, и надо было успеть уйти из городка, до того как проснется в нем жизнь. Брест обогнул еще пару домов; где-то заплакал ребенок, проснулись петухи. Скрывшись в кустах, он выглянул из-за последнего дома. Решив не выходить на дорогу – за его голову была назначена слишком высокая награда для этого городка, любой мог позариться – наемник двинулся вдоль тропы, изредка треща кустами и проклиная все на свете. Каждая ветка и сук словно нарочно цеплялись за доспех.

– У меня к этому вору счет все растет и растет: сначала рубин, потом мои доспехи и меч, а сейчас я ему еще свои портки припишу, – ворчал Брест, – не мое это дело, по кустам ползать. Ну, погоди, тварь, попадешься ты мне.

В этот раз беглому наемнику крупно везло, что по дороге никто не шел, иначе треск и матюги, которые доносились из ближайшего леска, не заметил бы только глухой слепец. Выбравшись на открытое место, и присмотревшись нет ли кого в округе, Брест облегченно вздохнул и двинулся через раскинувшееся поле в сторону упомянутой Лешиком деревеньки со знающей бабкой.

Глава 4.

375 год от наступления Тьмы

Месяц Хлеборост

8 день

Я вообще-то никогда не любила кочевую жизнь, слишком ценила уют. Но при моем ремесле это, конечно, одна большая беда. Приходится скитаться, заезжать и останавливаться в городах покрупнее – чем больше народу, тем меньше меня запомнят. Малые деревни бедны жителями и все на виду, а одинокая девица привлекает внимание, просто потому, что она одинокая. Тут либо над тобой должен быть мужик, либо отец с братьями, а ежели нет ни того ни другого, значит потаскуха. Это, кстати, одна из причин моей кочевки: пара сломанных носов и в нескольких селах меня готовы были поднять на вилы. Поэтому что-что, а тикать я умею в совершенстве.

Где-то с месяц назад я со своими пожитками как всегда совершала пешую прогулку вдоль тракта в надежде найти временное пристанище. А попутно высматривала какую-никакую добычу, ибо в карманах было угрожающе пусто. Вопреки общему мнению даже хорошие воры не купаются постоянно в золоте, за исключением, пожалуй, тех, что в рясах. Эти ребята из церкви Трех никогда не бедствуют. Не покривлю душой, если скажу, что нам – честным работягам – обворовывать простой люд нет смысла. Куда проще заявиться в местную церковь и унести чашу-другую. Правда, потом в том селе лучше не задерживаться: Хранители веры долго не разбираются кто прав, а кто виноват, а запах жареного мяса в безветренную погоду может еще долго висеть над священными кострами.

Как раз после такого дела я тогда и меняла место ночевки. Вырученное золото от продажи церковного барахла уже заканчивалось, и мне нужно было найти крышу над головой. Хотя ночи были уже теплыми – была поздняя весна – спать под открытым небом было небезопасно, и вот тогда-то судьба и преподнесла мне не бог весть какой, но все же подарок.

375 год от наступления Тьмы

месяц Посевняк

2 день

На пути к очередной деревеньке, путь мне преградила телега. Кроме возницы и тела, завернутого в саван и лежащего на дне колымаги, больше никого не было. Свистнув мужика, я поинтересовалась:

– Далече ли до села, добрый человек?

Мужик приподнял припухшие веки и спросонья тупо уставился на меня:

– Чаво орешь-то? Чай не глухой, – он остановил кобылку, – Не далече, вон за тем поворотом. Я туда же еду, довезти что ль тебя?

Не то мужик, не то уже старик, лет под 60, весь седой, с опухшим лицом и стойким запахом перегара, он держал веревки вместо поводьев и, казалось, готов был вот-вот снова задремать. Оглядев его еще раз, я залезла к нему на телегу:

– Довези.

Мужичок легонько тронул поводьями, и повозка затряслась мелкой дрожью.

– Одна что ль путь держишь? – искоса поглядывал он.

– Одна, дядя, – я пожала плечами.

– И не боязно? А где ж семья-то: муж, аль отец с матерью?

– Мою семью и всех остальных в деревне бельгеты вырезали, я тогда по воду ходила до реки, так и уцелела. Дом сгорел, а село опустело – теперь неприкаянная скитаюся по свету, – я тяжело вздохнула, устраиваясь поудобнее.

– Да-а, – протянул возница, – много вас таких одно время ходило. – Откель ты, говоришь? Авось знаю твои места.

– Из Загарья, – брякнула я, первое, что пришло на ум.

– Хм, не слышал, видно далеко ты забралась, – мужик почесал в затылке. – Так, стало быть, ты тут совсем одна? – Возница окинул меня заинтересованным оценивающим взглядом.

– Так ведь и ты тут совсем один, дядя, – я ненароком показала рукоять кинжала, торчащего из складок юбки, – А я хоть и одна, но не беспомощна.

Взгляд мужика потух и он, ссутулясь, отвернулся на дорогу.

– А кого это ты везешь? – я оглянулась на тело.

– Тебе какое дело? Ведьму я везу, преставилась она нонче. – Буркнул мужик, но заметив во мне неподдельный интерес, смягчился.

– Прям-таки ведьму? – я недоверчиво косилась на молчаливый груз.

– Ведьму-ведьму, истинно тебе говорю. Она у нас недалече от села жила, во-он за тем холмом в лесу, – он махнул рукой в сторону, – Жила одна, у нас-то ее особо не жаловали, хотя и бегали к ней за травами да снадобьями. Поговаривали, что она молоко с наших коров сдаивала.

– По ночам что ль к вам бегала доить? – я хохотнула.

– А ты не болтай, о чем не знаешь, не болтай! Марья, баба у нас одна, говорила, что вот как я тебя сейчас, видела, как старуха ента клинышек в стену стайки вбила, черной собакой оборотилась и прочь. А у Марьи, у коровы ее, молока как не бывало! Корова с поля с тяжелым выменем приходит, а доишь, и нет молока. Ведьма эта сдоила, истинно тебе говорю.

– И что же, она вчерась померла?

Возница быстро осенил себя триной и понизил голос до шепота:

– Не вчерась, дня уж четыря как прошло, да никто не решался к ней идти.

– Четыре дня уже? Странно, а так и не скажешь, – я внимательней пригляделась к очертаниям под полотном. – И запаха нет. Тело, как тело.

Внезапно мой желудок выдал громкую трель, испугав мужика. Я вытащила из сумки хлеб, старый сыр и сморщилась: ела это наверно уже неделю и смотреть на нехитрую еду без отвращения уже не могла. Отломив кусок и предложив вознице, я устроилась поудобнее на трясущейся деревяшке.

– Как же в селе узнали, что она преставилась?

Мужик удивленно посмотрел на предложенный ему кусок:

– Ты что же совсем не боишься?

– Чего? – настала моя очередь удивляться. – Чай она-то уже не отберет мой паек.

Возница посмотрел на меня как полоумную, пробормотав что-то себе под нос, сплюнул в дорожную пыль. Я пожала плечами и запихнула кусок в рот:

– Так как же ее нашли-то?

– В ночь с пятого дня буря была. В селе изрядно огороды потрепало, град валил с горох, да все с ветром, с ветром. Ну, я дома-то спряталси, потому как коли буря бушует – нос на улицу не кажи. Да только на следующий день люди говорили, что у нас тут еще цветочки были, за холмом в аккурат, где бабка ента жила, такое творилось!.. Деревья, бают, с корнем рвало, тучи такие, что хоть ночи и летние, а ни зги не видать было, все заволокло. А еще хохот стоял бесовской... Как утро-то наступило, наши угланы, жребий бросили, ишь перед девками бахвалились, кто пойдет, ну и сходили. Бежали оттуда потом, аж пятки сверкали, домой принесло их, всем селом настойками отпаивали.

– Ой, складно ты, дядя, баешь. Что ж они там увидали?

– А то, их потом когда отпоили, сказывали они, что ужас там творится, ведьма ента на полу лежала вся растрепанная бездыханная, в доме все верх кувырком, на полу книги какие-то бесовские, травы и говорят еще, что пострашнее там было, но что, так и не смогли выдавить.

– И ты, мил человек, не испужался потом забирать-то ее? – я кивнула в сторону тела.

– Дык я ж не один был, нам с Прошей – могильщик наш – заплатили всей деревней, мы и взялись за работенку. Прошу-то после я вперед послал, чтобы он могилку подготовил, у него лошадь шибче ходит.

Старик крякнул и стегнул кобылку, которая совсем уж было на ходу задремала. Я зевнула: все эти бабские сказки навевали скуку. Мужик, заметив, что теряет внимание единственного слушателя, решил выложить свой главный козырь. Он украдкой глянул на труп, быстро осенил себя триной, прочитал молитву и, наклонившись ко мне, зашептал:

– И знаешь еще что? Это ведьма-то не простая была... Наши старухи поговаривают, что когда они еще девчушками голопятыми бегали она уже такая была.

– Какая? – не поняла я.

– Старая, – протянул возница, – Говорят, что со временем она нисколько не изменилась. – Мужик победно подбоченился.

– Дык на то она и ведьма, не?

– Э-эх, дуреха ты, многого не ведаешь. Тут вишь какое дело: ведьмы-то стареют, пакостят, жизнь свою мерзкую как могут оттягивают, а все равно стареют, а эта не такая была, вот те зуб.

– А кто ж тогда она такая? – я продолжала грызть сухой кусок сыра.

– Древняя она, – прошептал он и оглянулся на тело.

Я перестала жевать и уставилась на возницу:

– Кто?

– Тьфу ты, у коровы из-под хвоста выпала что ли, раз ничего не ведаешь? Древняя она, Древняя. – Глядя на мой недоуменный взгляд, мужик сжалился и продолжил, – Ну это те, которые еще, говорят, до Тьмы жили...Их еще иногда Прежними кличут, но суть-то одна.

– Вот те раз, – я забыла про хлеб.

– То-то и оно. У нас про них не говорят, не ровен час беду накличешь. – Дед огляделся по сторонам. – Ну да ладно, только потом не болтай, где попало. Сказывают, разные чудеса они творить могут, не стареют совсем и жили еще до наступления Тьмы.

– Вот те раз, – снова повторила я, оглядываясь на тело.

У меня окончательно пропал аппетит, я запихала еду обратно в торбу, отряхнула руки и поинтересовалась у возницы:

– Никогда их раньше не видела. Слушай, дядя, а в доме-то бабкином сейчас что творится?

– Когда я старуху забирал, там словно ураган прошел. Я тело-то в телегу кинул, двери у избы подпер и ну оттуда. Нехорошее там место.

Я посмотрела в сторону холма, где жила бабка. До него верст пять, до вечера доберусь, а там уже и место для ночлега готово. Я про себя улыбнулась:

– Ну, ладно, мил человек, – подобрав юбки, я на ходу спрыгнула с телеги, – пора мне.

– Куды ж ты теперь? – крякнул мужик, остановив бричку.

– А в город подамся, может, где служанки нужны.

– Дык погоди, давай довезу-то хоть до села?

– Спасибо, отец, но я отсюда уже дорогу знаю, сама дойду.

Возница хмыкнул что-то себе в бороду и, легонько хлестнув кобылку, поехал дальше, мелко трясясь на кочках. Я, дождавшись, пока телега скроется за поворотом, бодро потопала на виднеющийся невдалеке холм, где по рассказу мужика должен был быть пустой бабкин дом.

Немного поплутав, но добравшись к вечеру до избы, я устроилась со всеми удобствами. Мужик не соврал: в доме все было перевернуто. Перебирая бабкины вещи, я нашла там же ее одежду, немного солений-варений в погребе, горшки с мазями и кучу ненужного барахла. Книг, которые упомянул возница, не было, ну да бог с ними. Я устроилась со всеми удобствами, однако, вскоре мне пришлось переехать в замок – надо было как следует его изучить перед новым делом. Избушка же пустой тоже не стояла: в ней я хранила свой скарб и готовила яд. Так что мухи удачно были отделены от котлет.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

8 день

Хату, в которой я обосновалась больше месяца назад, местные обходили за три версты, спасибо священному страху перед ведьмами пусть и мертвыми. Чужие же про домишко в лесу не знали. Из города до избы было полдня пути. Я, бросив в лесу горе-стражника, уже вечером встретилась в одной корчме на тракте со скупщиком и успешно сторговала себе сто пятнадцать золотых за рубин, не хило а? Сейчас же мне оставалось только забрать свои пожитки из избы и пополнить запасы кое-каких снадобий, и можно было переехать в город, пожить в свое удовольствие.

Я складывала вещи в торбу в приподнятом настроении. На печи вовсю булькало мое зелье в бабкином котле. Ребро, сломанное при падении, уже не беспокоило, и я, тихонько напевая себе под нос, предвкушала хорошую комнату в лучшей городской корчме, мягкую перину, а не старый соломенный тюфяк и много вкусной еды. Мои размышления прервал треск сучьев за окном – кто-то приближался. Лихорадочно похватав бабкины тряпки, сваленные в углу, я нацепила побольше шалей и юбок, стараясь сойти за старую каргу. Повязав платок и натянув его пониже на лицо, я едва успела одеться и навести полумрак, как дверь отворилась.