Текст книги "Остров святого Сэмюэла"

Автор книги: Юлиана Яроцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Юлиана Яроцкая
Остров святого Сэмюэла

Посвящается всем, кто уехал на остров

и не вернулся.

Часть 0

0.1. Лодка

Лодка качалась на мелких волнах. Время от времени что-то толкало ее из недр озера, как будто дно задевали хвостами крупные рыбы. Вода – ледяная, почти черная, не отражала в себе ничего.

«Побушует и пройдет».

Весла с плеском опускались и выныривали, брызги летели в стороны. Сизое небо давило на воду, она пыталась возмутиться, но мощи не хватало. Озеру надо быть океаном, чтобы спорить с небом.

Спины крупных рыб проплывали совсем рядом. «Побушует и пройдет, побушует и пройдет, побушует и пройдет, и никто нас не найдет. Плавали, знаем. И не такое знаем».

Сэмюэл Реймер налегал на весла.

Озеро Полярное было таким холодным и недружелюбным, что с первого взгляда оправдывало свое название. Желания искупаться оно не вызывало. И даже в середине июля не вызвало бы. В основном потому, что в середине июля здесь примерно то же самое, что в городе Ж – на далекой грязной родине Сэмюэла Реймера – в ноябре. Без шарфа на улицу не выйдешь. Редкое солнце совершенно не греет. Бездомные перебираются в отапливаемые подвалы на зимовку.

– Ну, как водичка? – голос Лодочника звучал весело и непринужденно. Сам Лодочник, крупный волосатый мужик с выпирающим пузом, совершенно не реагировал на угрозы озера. А оно всем своим видом внушало, что к нему лучше не подходить. Зачем рисковать? Внутри живут монстры. Ужасные чудища, питающиеся людьми.

– Славно. – Реймер сутулился сильнее обычного, вытягивая при этом шею, топтал ботинками деревянную пристань и пытался собраться. Получалось плохо. Он щурился, долго смотрел в одну точку, укрощал зрение. Искалеченные экраном глаза и раньше плохо работали, делая хозяина близоруким. В ушах гудело. Тошнота мешала думать. – У вас тут сейчас пляжный сезон?

Лодочник громко заржал. Спустившись по двум деревянным ступенькам на пристань, он подошел к самому краю и – так же, как Реймер, посмотрел на середину озера.

– У нас круглый год – пляжный сезон! Купайся – не хочу! – Он поддернул вверх уголок рта. – Здесь, говорят, живут чудовища.

– Замечательно. – Реймер почесал светлую щетину на щеке. – Познакомишь?

– Ха! – тот принялся отвязывать единственную пришвартованную здесь лодку от кнехта. – Познакомлю, коль не боишься… Турист… Плавать умеешь?

Плавать Реймер умел и даже любил, но делал это крайне редко. Потому что негде, некогда, да и вообще не до этого было. В городе Ж – родина с длинными руками – пригодный для купания водоем найти сложно. А делать это в канаве спальной Окраины, где местные рыбаки даже ловили какую-то живность, Реймер брезговал. Он все грезил каким-нибудь теплым южным морем. С песчаными берегами и коралловыми рифами. Где можно ловить креветок, продавать их на берегу, а вечером на этом же берегу купаться, плывя к тонущему солнцу.

Но сейчас на него смотрело не южное море, а Полярное озеро.

– Умею, если не разучился.

Реймер бросил попытки поймать фокус и перевел взгляд на лодку. Деревянная. Окрашенная в какой-то изумрудный оттенок – наверное, чтобы склизкая зеленая дрянь, которая обычно заводится на поверхностях, находящихся под водой, не бросалась в глаза.

Лодочник возился с узлами.

– А ты кто вообще?

– Предприниматель.

– А-а. А я вот тоже. Предпринимал в свое время.

Реймер задумался о том, как часто называл себя предпринимателем. Почему-то он гораздо чаще при знакомстве представлялся аналитиком больших данных или программистом, или просто айтишником – если разговаривал с девушкой. Каждой возможности – своя визитка. Абстрактному предпринимателю вряд ли что-нибудь интересное предложат. А вот когда ты аналитик больших данных – может возникнуть «а ты знаешь, нам как раз нужен такой специалист…».

Иногда Реймер в шутку представлялся великим математиком. Эту кличку ему дал студент-инженер Тихон, которого Реймер сманил из института в маленький ржавый бизнес на Черном Рынке. Тихон любил и умел все чинить. Реймер любил и уметь продавать ремонтные услуги. А чтобы это до безобразия нелегальное дело не потопили, он придумывал собственные схемы заманивания новых клиентов. И основывал эти схемы на математических моделях. Тихон, когда узнавал, насколько хитрым может быть бизнес, восхищался: «Ну ты даешь. Великий математик, блин». – «Скорее великий предприниматель». С тех пор Тихон регулярно называл его именно так. Великий математик. Не предприниматель – предпринимателями на рынке были все. А математик – великий! – один. И это скромное имя въелось в самоопределение.

Представившись, Реймер тут же сам себе пообещал, что в следующий раз, когда будет с кем-то знакомиться, обязательно назовется великим математиком. Надо же как-то украсить себя в глазах другого – наружность, по его собственному убеждению, остро нуждалась в украшательстве. Потому что щуплость, сутулость и невысокий рост сами себя не продадут. А потому в какой-то мере – явно или неявно – он сопровождал любое знакомство самовосхвалением.

– Куришь?

Реймер собирался ответить утвердительно, но осекся.

– Я завязал. – Он посмотрел в небо, чтобы отвлечься от мыслей о сигарете. – А мы без весел?

– Как же, без весел. В сарае лежат.

«Ага. Значит, грести руками не придется».

Реймер привык к разным уровням комфорта.

– Комары здесь вечером такие, что хоть в бункер закапывайся…

– Комары?

– Ага. Но их сезон вроде прошел. Перемерзли все. – Лодочник наконец справился с узлом и вручил Реймеру тяжелый влажный трос. – На.

– Зачем?..

– Подержи, я за веслами схожу.

Зрение понемногу восстанавливалось. Реймер понятия не имел, от чего это зависит. Он растерянно держал в руках трос и чувствовал себя, как жокей-новичок, которому впервые дали в руки уздечку. И лошадь. На, парниша. Вперед. А что делать с этой лошадью? Что вообще делают с лошадьми?

Плечи ныли под тяжестью рюкзака, но снимать его великий математик не стал. Панцирь всегда при хозяине. Это важный стратегический момент. Снять рюкзак – значит на время отпустить погулять свои вещи. А не ошивается ли поблизости вор, любопытный ребенок, жующая все подряд коза, метящий все подряд кот или просто клептоман – об этом надо думать заранее. Когда рюкзак не на спине, с ним может что угодно случиться. Он может упасть в воду. Порваться. Испачкаться в зловонной грязи. А там ценные вещи. Там все, что у Реймера есть.

Спина Лодочника отдалялась. Сарай, о котором он говорил, был всего в двух шагах от пристани. Обитаемая часть берега вообще оказалась маленькой и дикой. Реймер не так себе ее представлял. Домик Лодочника уютно светящимся окошком смотрел на Полярное озеро. К одной из стен прислонился боком ангар для лодок. Давно не ремонтировали. Впрочем, как и дом. На крыше уже две заплатки. Течет, наверное. Стены сырые. Сад запущен. Во дворе щиплют траву две тощие козы… в голодные времена питающиеся рюкзаками туристов.

«Интересно, как он зарабатывает? Кто ему вообще тут платит, в этой глуши?»

– Во! – Лодочник вышел из сарая, потрясая веслами. – Почти как новые. Их бы подкрасить, но все как-то…

– А часто сюда вообще приезжают? – вдруг спросил Реймер.

– Не чаще, чем пикша, – ответил тот. Поймав непонимающий взгляд, пояснил. – Пикша – морская рыба. А это озеро. Пресное.

– Ага.

Лодочник прошагал мимо Реймера, продемонстрировав жирную волосатую спину, залез в лодку – она сразу закачалась – и принялся крепить весла. Те скрипом выражали сопротивление.

– Рыбачишь? – спросил великий математик.

– Угу. Каждый день. У меня это вместо молитвы. В любую погоду. Вот с этой самой деревяшки, – Лодочник постучал одной ногой по пристани.

– Я имел в виду на воде.

– Ха! На воде ничем не лучше.

Озеро притворялось холодным и тихим. Но уже на пристани от него становилось не по себе – как от звука, который невозможно услышать.

Это звук, слишком хитрый для ушей чужеземцев. И о нем скорее догадываешься.

Это звук монстра, трущего животом дно.

Лодочник, закрепив весла, выбрался обратно на пристань и отряхнул руки.

– Прошу!

– После вас. – Реймер знал, что если ступит в лодку первым, она сильно закачается. Его сознание само по себе уже неслабо качалось, собираясь уехать куда-нибудь, и вероятность падения возрастала. «А вот если там уже будет этот странный дядечка, он или своим весом лодку стабилизирует, или меня придержит, если что…»

– Не-не, ты пойдешь один, – весело сказал Лодочник. – Мне к шести нужно на вокзал ехать, жену с работы встречать.

– А…

– Грести умеешь?

Куда он поедет?

На вокзал?

Зачем?

Туда можно и пешком… часов за пять. Если больными ногами.

Зрение опять расфокусировалось, и Реймер отвлекся. Поддерживать светскую беседу, когда тебя то трясет, то кружит, то в жар, то в озноб швыряет и при всем при этом тошнит постоянно – не для середнячка. Хотя великий математик никогда не считал себя середнячком.

– Грести?

– Ну, веслами ворочать, – Лодочник сделал непонятные круговые движения руками.

– Да что тут уметь…

До Реймера начало доходить, что везти его не будут. Ему придется переплывать озеро самому. В одиночку.

– Вот и отлично. – Лодочник похлопал его по плечу и отправился в сторону дома. – Пошел я. Скоро стемнеет.

– А лодку я на острове что ли оставлю? – спросил Реймер, по привычке пытаясь придать голосу непринужденности и одновременно справиться с ознобом.

– А куда ж ты денешься, – вполне серьезно ответил Лодочник, не оборачиваясь. – Сама она ко мне не приплывет. А я обойдусь как-нибудь. Все равно еще три штуки есть. А эта течет в двух местах.

Реймер посмотрел на лодку, как на подарок с подвохом. Странный такой подарок. Хлам, не нужный хозяину. Щедро, конечно. А если она развалится на полпути?

Веревка в руках казалась неоправданно тяжелой. Весла покачивались на волнах. Изумрудные доски. Темное – гнилое? – дно. Единственное сиденье посередине.

Реймер вдруг подумал, сколько эта лодка, может быть, видела таких, как он. Скольких она возила в один конец. Никто не возвращается. Или возвращаются, но завернутыми в огромный черный пакет, как груда мусора. Был человек – стал мусор.

Тошнота усилилась, и великий математик принял поспешное парадоксальное решение снимать ее качкой. К неизбежному лучше привыкать сразу, чтобы не оставлять места для иллюзий. Они часто заводятся в таких-вот пустых местах. Озеро спокойное. Волн сильных нет. Амплитуда раскачивания…

Деваться все равно некуда: хочешь плыть – терпи.

Он бросил трос в лодку. Опустил одну ногу на дно. Голова закружилась сильнее. Он вдруг увидел прямо под собой черную – жидкое стекло – воду. Расстояние между кормой и пристанью начало увеличиваться. Реймер, не желая растянуться в шпагате, опустил в лодку вторую ногу и тут же полетел вперед – лицом вниз. Мир вокруг тоже полетел кубарем. Тяжесть рюкзака придавила сверху.

Неизбежность.

Деревянные доски пахли разложившимися водорослями. И какими-то камнями. Реймер никогда не нюхал камни, но почему-то был уверен, что пахнут они именно так.

После падения он долго приходил в себя. Нижняя челюсть горела. Удар вышиб слезы – едва ли не первые за десять лет. Еще бы, так приложиться. Он попытался встать, схватившись за края лодки. Та закачалась сильнее. Одновременно захлюпала вода в ногах – лужа на дне заинтересовалась его сухими носками. Противная холодная лужа.

Нет, сначала – сесть.

Коленями сквозь джинсы Реймер почувствовал что-то очень холодное. Течь? Прекрасно. До берега все еще рукой подать.

Он кое-как сел и пересчитал языком зубы. Все на месте. Хотя, если бы изо рта что-то вылетело – это было бы… заметно. Ощутимо.

Он представил, как один из его золотых зубов падает в воду. «Мореплаватель без золотых зубов! Это ж курам на смех. Или вон тем тощим козам. Где золото, Сильвер? – Он привстал на одно колено. – Ну, зато я тут один. А раз я один, то я – капитан».

Удар о деревянное сидение не прошел бесследно – во рту чувствовался вкус крови. До сих пор ощущался только ее запах.

Прикусил что-то? Плевать. Это не золотой зуб.

Вода баюкала лодку и несла в каком-то неведомом направлении. Надо думать, на глубину. Голова болела. Затылок пульсировал. Теперь еще и челюсть.

Реймер, едва успев свеситься за борт, выблевал в озеро сегодняшний завтрак. Несвежий бутерброд, купленный на провинциальном вокзале.

«Какое многообещающее начало путешествия. Ладно, вокзальная еда мне самому не нравится. Да и не завтракаю я так-то… Но главное – рюкзак цел. И зубы на месте. А то, что это за капитан без зубов?»

Он приподнялся на руках. Взгромоздил тело на сидение, так неприятно его встретившее. По обе стороны торчали весла. Реймер вяло ухватился за них и всем весом налег. Лопасти с плеском поднялись в воздух.

Течение отнесло лодку довольно далеко от пристани.

0.2. Дом

Он плыл бесконечно долго. Умопомрачительно долго в прямом смысле. Весла с каждым взмахом наливались чугуном. Несколько раз перед глазами темнело, и Реймер бросал грести, чтобы прийти в себя. Терять сознание нельзя. Иначе лодку снесет еще дальше.

Тошнота не отступала, но желудок был уже пуст. Озноб усилился. Проклинать Болезнь бесполезно – это не работает. Остались только проклятия и брань. Пару раз Реймер даже подумывал, не утопиться ли прямо сейчас. В этом-вот озере. Но напомнив себе, что так делают только слабаки, он возвращался к монотонной гребле. Еще немного. Или много. Не важно. Надо грести.

Вода действительно была холодной. Очень. Сюрреалистично холодной. Это выяснилось, когда после очередного взмаха веслами брызги с лопастей приземлились великому математику на лицо. Мелочь, а неприятно. Реймер провел по щекам рукавом куртки.

На корме терпеливо ждал высадки единственный пассажир – рюкзак.

Полярное озеро оказалось на удивление чистым. За все свое недолгое плавание Реймер не увидел ни одной пластиковой бутылки. Ни одного целлофанового пакета. И не потому, что видел он паршиво. Мусор попросту отсутствовал в этом суровом северном мире. Его здесь не может быть, как не может быть ничего антропогенного. Не приживается в этих местах антропогенное. Земля, отвоеванная у человека ветром и травами, очистилась.

Озеро принадлежит рыбе. Если Лодочник ежедневно рыбачит и на улов не жалуется – значит, с фауной тут все в порядке. Реймер подумал, что ему и самому было бы неплохо начать рыбачить. Питаться ведь чем-то надо. В рюкзаке лежит пачка вафель. Но не будет же он есть эти вафли на протяжении всего сомнительного отпуска. Даже при самом пессимистичном прогнозе еще должно быть как минимум… недели три. Или месяц.

Он периодически оглядывался посмотреть, куда гребет. Силы быстро заканчивались. Бороться с течением получалось плохо. Реймер старался не столько выровнять курс, сколько грамотно напрягаться. Чтобы не встать на середине озера с колотящимся на грани разрыва сердцем и непослушными от переутомления руками, в абсолютно беспомощном положении.

Вода огибала маленький островок – защищала от большой земли. Издали виднелись только темные силуэты деревьев – голые, острые, неподвижные. Спящие. Здесь нужно спать, чтобы пережить холод.

Где-то в этих деревьях спрятан темный прямоугольник. Дом.

«Доплывешь – не забудь привязать лодку», – всплыл в голове голос Лодочника. Улыбчивый пузач, шагающий вперевалку по пристани. Жирная волосатая спина и странная привычка одеваться не по погоде. Как он может ходить раздетым в ноябре?

«Может, и мне завести коз?» – внезапно подумал Реймер. В последнее время он редко вспоминал о еде, так как вместо голода к нему обычно приходила тошнота. Гурманом великий математик никогда не был, а во время Болезни еда больше мешала, чем способствовала выздоровлению. Поэтому вафли в рюкзаке второй день лежали нетронутыми. «Хотя нет, плохая идея. Добывать козий сыр – это ж столько труда… а самих коз надо чем-то кормить… они-то хотят есть каждый день». Тошнота достигла опасного уровня. Реймер упорно думал о козах: «А вафлями они случайно не питаются?»

Во время каждого приступа головной боли он переставал грести. Череп будто сдавливали железным шлемом. Чем дальше, тем сильнее. Раздавить хотят. Расплющить. Реймер закрывал глаза и сам себя убаюкивал. «Побушует и пройдет. Побушует и пройдет. Побушует и пройдет…»

Он придумывал разные мантры. В первый раз, пятнадцать лет назад, когда Болезнь застала его врасплох, он ничего не знал. Он не знал, что делать. Как к ней относиться? Как относиться к себе в свете взаимоотношений «человек – болезнь»? Кто он в них? Жертва? Воин? Пофигист, которому нужно максимально отстраниться и попробовать быть «выше этого»? Как вообще правильно общаться с Болезнью? Какая стратегия работает?

Ему казалось, что он победил. Сам не понял как, но победил. Точнее, не по-, а у-бедил себя, что сделал верные выводы. Что разобрался в причине. Увидел, откуда оно взялось. Как разрослось и что теперь нужно делать, чтобы оно не повторилось. Но сейчас он не видел ничего. Ни одной причины. Она случайно – случайно! – вернулась. Только ведь случайностей не бывает. В случайности Сэмюэл Реймер не верит. Значит, была причина. А он ее не видит. Он видит только нечеткие полосы цвета вокруг. Сверху – сизая. Это небо. Ниже – цвета прошлогодней травы. Берег. И маленький серый квадратик дома Лодочника с черным сараем.

«Уму непостижимо, как можно так долго грести и так мало отплыть».

Во время очередной передышки Реймеру захотелось сесть лицом к острову. Может, мотивации прибавится. Странно ведь плыть спиной вперед. Озеро большое. Сил мало. Мышц уже нет никаких. Съедены. А так, с визуальным стимулом, хоть на энтузиазме догрести можно.

Как работает «энтузиазм», Реймер тоже не знал, поскольку вещь эта крайне ненаучная и вообще эзотерическая. Ее нельзя ни пощупать, ни измерить, ни пригласить в ресторан с целью выбить интересную сделку. Но то, что в трудную минуту этот самый энтузиазм совершает чудеса, – факт. А в факты аналитик больших данных не верить не может.

Развернуться в лодке на сто восемьдесят градусов – сложно. Особенно когда и прямое сидение большого труда стоит. Вставать и разворачиваться на ногах – глупость. Он свалится, не успев разогнуть колени. А это уже не под берегом. Тут и утонуть можно. Необходим план получше. Простой и короткий – на другие планы пришлось бы тратить слишком много энергии. А энергию нужно направлять в весла. Не в планы.

Реймер напряг извилины. Как развернуться лицом к острову, чтобы не вставать? И чтобы вообще не падать? Можно развернуть лодку. Но это тоже потребует много сил. Много сил на действие, которое не приблизит к финишу. Не-а. Не годится. Можно запрокинуть голову назад – и остров будет виден вверх ногами. Правда, тогда Реймер сам очень скоро перейдет в перевернутое положение, еще раз ударившись обо что-нибудь твердое. Чувство равновесия тоже съедено Болезнью, а без него гравитация превращается во врага.

Реймер попробовал перекинуть ноги на другую половину лодки не вставая. Ухватившись за борт, он изо всех сил напряг пресс – вернее, то, что от пресса осталось. Ноги перелетели через край сидения и приземлились ближе к условной «корме». Непослушные, чужие ноги. Лодка с обеих концов была одинаковой. Тут что корма, что нос – все едино.

Голова закружилась. Раньше – еще в начале осени – она кружилась, когда «резко встал», «резко поднялся по лестнице» или «поползал по полу, свесив голову вниз, пытаясь вытащить из-под кровати упавший телефон». Теперь она кружилась без повода. А вот акробатика на воде вообще не могла пройти бесследно. Развернуться сидя! Хорошо, хоть не вырвало.

Реймер сосредоточился на дыхании, пережидая головокружение. «Надо поставить себе цель: съесть вафли. Точнее, дожить до того дня, когда я съем эти вафли. А будет это нескоро, если тошнота не пройдет. Она сама не пройдет. Такое само не проходит. Оно или побеждается, или от него умирают». (Реймер был убежден, что видел и победу, и смерть).

Дикий мрачный пейзаж действовал угнетающе. Плыть никуда не хотелось. Хотелось лечь в лодку и заснуть. Желательно под одеялом – высокая температура Реймеру надоела. Она отдавала ноябрю слишком много реймерового тепла.

Глядя расфокусированным взглядом на остров – на все еще далекий черный остров – он взял в руки весла. Механически. Как робот. Механическим взмахом опустил в воду – и тут же сообразил, что теперь надо грести по-другому. Иначе он начнет плыть назад, к дому Лодочника. А как грести теперь?

Реймер посмотрел на лопасти. Нерешительно отвел вперед. Опустил в воду. С силой начал толкать от себя. И понял, что совершил очередную глупость.

Грести «от себя», сидя лицом к носу, очень неудобно. Гораздо тяжелее, чем сидя лицом к корме. Нормальные люди именно поэтому задом наперед сидят.

«Неужели нельзя было подумать об этом заранее?»

Реймер не привык в трудных ситуациях ругать себя. Да и вообще в любых ситуациях. Это ни к чему. Это плохой тон по отношению к самому себе. Но злость из-за собственной непредусмотрительности обругала его сама.

Реймер почти взбодрился. Злость, как и любая сильная эмоция, придает сил.

«Вот идиот. Надо поворачиваться обратно».

Высокая температура в сочетании с холодным ветром сушила губы, глаза, на ладонях слазила кожа. «Какое гадкое состояние. Скорее бы все это уже закончилось».

Реймер мысленно добавил, что это касается его скорейшего прибытия на остров и только.

Снова взялся руками за борт.

Одна нога.

Вторая.

Голова закружилась сильнее, и его вдруг занесло влево. Лодка закачалась. Страх уговаривал Реймера припасть на дно, чтобы не вывалиться. Только не туда. Только не в холодную воду. Не сегодня. Пляжный сезон закрыт.

«Побушует и пройдет, побушует и пройдет…» – великий математик снова принялся грести. Тошнота подкатила к горлу. Спазм пустого желудка.

– Побушует и пройдет… – уже вслух сказал Реймер и испугался. В воздухе эти слова звучали совсем по-другому. Внутри него они были мантрой. А снаружи слова превратились в танцующих призраков. Они кружили вокруг него, как вокруг павшего на бранном поле, ненадолго живого солдата. Они плакали над его ранами и улетали в туман, не сбив по пути ни одной птицы. Хотя могли! А этот тихий дрожащий голос? Это чужой голос. Это хрип непонятного слабака, который больше не может терпеть собственную слабость и пытается ее вербализировать.

Реймеру стало одновременно стыдно и противно. И дальше он греб молча.

Весла с каждым взмахом тяжелели. Побыв раненым солдатом, Реймер стал теперь больной вороной, которую крылья больше не держат в небе. Но сравнивать весла с крыльями как-то неправильно. Они – не часть его тела. Не часть Сэмюэла Реймера. Они – чужое имущество. Которое Лодочник надеется в скором времени себе вернуть. Он ведь знает, зачем Реймер едет на остров. Он все понимает. И ждет, что недели через три, максимум – через месяц он сможет приплыть и забрать свою лодку.

«Ну-ну, жди».

***

Когда совсем стемнело, Реймер добрался до острова.

Черные контуры леса и маленькая бухта с короткими деревянными столбиками, вкопанными в песок. «Надо думать, кнехты…»

Дно лодки мягко въехало в песок. Сил на радость уже не осталось. Устал Реймер смертельно. «Капитан… хозяин своей жизни, дрейфующий по волнам на плоту… Ну да, ну да. Озеро еле-еле одолел. И чуть не умер по дороге. Капитан… Синдбад-мореход».

Руки не слушались. Спина покрылась липким потом, из-за которого стало еще холоднее. «Побушует и пройдет». Он часто, с присвистом дышал. Голова болела настолько, что он начал опасаться кончины скорее от болевого шока, чем от самой Болезни.

«Побушует и пройдет, побушует и пройдет…»

Корма лодки медленно разворачивалась в сторону. Течение.

Поднялся Реймер только тогда, когда холод стал невыносимым. Снова обхватив руками борт и еле-еле передвигая ноги. Голова все еще кружилась, поэтому выпрямиться в лодке, качающейся от каждого вздоха, он не рискнул. Опустился на четвереньки и на коленях, придерживаясь руками за борт, дополз до носа.

Маленькая бухта. Песок начинается только у самой воды. К земле жмутся сухие мертвые травы. По всему острову растут такие же мертвые на первый взгляд деревья. «На самом деле они просто спят».

Из бухты сочится узкая тропинка. Теряется в деревьях. За черными стволами едва угадывается дом. Тот самый дом, ради которого совершалось все путешествие. Пустой и холодный, как это озеро. Как эти спящие деревья. Как вообще все.

Реймер очень бы удивился, если бы в окнах горел свет. Лодочник, помнится, говорил, что наведывается сюда – проверить, не появилось ли серьезных разрушений. Чинить и ремонтировать никто ничего не будет. Даже по мелочи. Но приглядывать надо. За этим домом, как за беспомощным стариком, надо приглядывать…

Беспомощным стариком чувствовал себя сам Реймер. Он рассчитывал до ночи уже обустроиться. Растопить камин хотя бы. Там ведь есть камин? Ночь наступила. А он все еще в бухте. Сроки сорваны, заказчик в гневе.

Набрав побольше воздуха, великий математик поднялся. Одной рукой схватив рюкзак за лямку, второй – вцепившись в борт. Перед глазами тут же потемнело, зашаталось. Но если падать – то уже на берег. Не в лодку. Не лицом в сидение.

На выдохе он выбросил тело на сушу.

Бухта раскачивалась под ногами, как лодка на воде: чувство равновесия не вернется. Мокрый песок сильно продавился под ботинками. Не замочить бы. Ногам и так холодно.

Реймер медленно вышел на тропинку. Дыхание не успокаивалось. Ближайшие час-два оно будет как у астматика.

Шаги.

Мокрый песок.

В черных деревьях зашумел ветер.

Тропинка вела к дому. Остров оказался настолько маленьким, что обойти его по краю можно было бы минут за десять. А больше и не нужно. Зачем? Спящие деревья не одобряют больших прогулок и больших компаний, которые шумят на большой земле. И сюда им не добраться. Вокруг острова – огромное озеро с чудищами.

Едва ли не крадучись, Реймер приближался к дому. С каждым шагом темнота открывала все больше деталей. Днем удастся разглядеть получше.

Стены частично оплетены каким-то ползучим растением. Часть крыши просела. Вероятно, на нее когда-то упало дерево. А материал старый. Лестница в три ступеньки на крыльце развалилась… Заметив это, Реймер почувствовал легкое раздражение. После проделанного пути он ждал если не красной дорожки, то хотя бы удобной входной группы. Это элементарный комфорт для маломобильных. Дом должен быть приспособлен для… для таких, как он. А тут даже пандуса нету. Пандусы сейчас лепят везде, где можно и где нельзя!

Дом, судя по всему, тоже был болен. И стар. И его тоже никто не хотел чинить. То, что нужно.

Реймер со вздохом подошел к лестнице и осторожно поставил ногу на первую ступеньку. Наверное, она начала разваливаться так давно, что уже частично вросла в землю, и руины стали ее новой формой существования. Не менее надежной, чем прежняя.

Скрип.

Крыльцо органично вписывалось в общий ансамбль упадка. Сырые растрескавшиеся доски. Как в лодке. Только здесь их было больше, и они были повсюду. Из них сделаны дверь и рамы окон. Перила, за которые лучше не браться, если не хочешь получить десяток заноз – Реймер это понял по первому прикосновению, и тут же заключил, что еще не настолько немощен, чтобы не смочь подняться без перил. По трем маленьким ступенькам.

Скрип-скрип.

В голове мгновенно раздался какой-то свой «скрип-скрип», и великий математик замер. Прислушался. Внутри – тишина. Это подозрительно. Тревожно. И крайне неинформативно.

Дощатый пол, на удивление, не продавился. Не сломался от первой же ступни. Да и Реймер весил не так много, чтобы продавить собой хоть какой-нибудь пол. До этапа «анатомическая модель скелета» дело еще не дошло, но может дойти. Если не начать что-то делать.

Дверь. Такая же зеленая и деревянная. Такая же ветхая. Понятный вход в ветхий дом. Ветхому Реймеру – ветхий дом. Все правильно.

Ключ, по словам Лодочника, лежал на оконном отливе. Искать особо не пришлось. Пошарив по ближайшему окну, Реймер услышал, как что-то звякнуло о крыльцо. Ключ замаскировался мокрыми палыми листьями. Спящие деревья не хотят, чтобы в доме оказался кто-то чужой. Но Реймер ведь не чужой. Реймер свой. До того свой, что об этом даже грустно думать.

Он открыл дверь. Обычно в случае с пожилыми зданиями приходится долго возиться – замок непременно заедает – но здесь все обошлось. Гостеприимство, однако.

Шаг внутрь.

В доме было еще темнее, чем на улице. Из недр единственной комнаты на Реймера обрушилось дыхание последнего убежища. Дому открыли рот, и он наконец-то сможет дышать. Зловонной старческой пылью.

Электричества не было. Кто ж его сюда проведет. Реймер положил рюкзак у двери. Он делал так всегда, куда бы ни пришел. В хостеле, в гостях, на съемной квартире, в ночлежке, в палатке – всегда клади рюкзак у входа. Чтобы можно было легко взять и уйти.

Возраст дома предполагал отделку из экологически чистых материалов. Это одновременно и радовало, и огорчало. Радовало тем, что вот вам соприкосновение с природой, со всем живым и настоящим, что приводит в экстаз городского жителя. Интересный новый опыт в Путешествии. Кочуя по мегаполисам, Реймер успел забыть, каково это – вдыхать хвойный воздух. Ходить босиком по лугу. Складывать вещи в плетеную корзину, а не в пластик…

Но это же и создавало неудобства. Насекомые, непонятные лесные звуки, нежелательные визиты каких-нибудь лесных существ, которых привлек свет. Или запах. Рассохшийся пол, сквозь трещины в котором уже наверняка ползают мыши. Его будет сложно убирать. Вообще сложно поддерживать чистоту в таком самозагрязняющемся пространстве.

Реймер включил фонарик в телефоне. Оглядел обстановку. Потолок увешан паутиной. На кровати – слой пыли. На столе какая-то зеленая неопределенность – кажется, он порос мхом… Прибраться все же надо будет. Но не сейчас.

Он приглушил яркость. Телефон скоро сядет и зарядить его негде. Но сядет, надо надеяться, раньше, чем его обладатель. Как обходиться без связи? Как вообще люди жили без интернета? А как справлялись предыдущие обитатели? Здесь даже почтовых голубей не выдают – голубь, тоже городской житель, быстро подохнет в этом царстве Аида.

Реймер невольно задумался о «предыдущих обитателях», и ему стало не по себе. Его вообще мало что могло напугать, особенно в последнее время, но здесь это «предыдущие» звучало особенно жутко. Он не знал точных цифр, но несколько человек здесь точно побывало. Так ему говорили. И все они… да. У них у всех Путешествие закончилось неудачно.

Но они – не Сэмюэл Реймер. У них было другое.

И они наверняка оставили здесь свои вещи.

Если Лодочник не развандалил.

Внутри дом был сырым и холодным. Воздух – тяжелым и прелым. Проветривать Реймер не решился. Завтра. И генеральную уборку он сделает завтра. А сегодня его хватит только на обогрев и сон.

Единственная комната впала в летаргию. Замшелый деревянный стол стоял под окном у противоположной стены. В окружении трех стульев. Железная кровать, застеленная коричневой тканью – на вид еще более жесткой, чем сама кровать. Полки на стене. Крючки для одежды. В углу – большая цилиндрическая корзина. С истертыми ручками. Одна из ручек оторвана.