Текст книги "Город богов"

Автор книги: Юлиана Суренова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Глава 4

Когда Шамаш выбрался из командной повозки, караван уже входил на главную площадь города.

Солнечный диск скатился к горизонту, окрасив небо в кроваво-алый цвет. Однако вечер не принес с собой ни темноты приближавшейся ночи, ни ее свежести и покоя.

Сухой, тяжелый воздух обжигал грудь, першил в горле, заставляя не привыкших к духоте людей кашлять, дыша быстро и прерывисто.

Поставив повозки полукругом под защитой высоких городских стен, караванщики сразу же, не дожидаясь следующего утра, начали выгружать привезенные на продажу товары, переговариваясь и с интересом поглядывая вокруг.

Площадь, на которой они остановились, была не просто большой – огромной. Совершенно ровное и пустое пространство у подножия священного холма, вымощенное камнем, словно специально для того, чтобы оставаться безликой и неживой. Безумная расточительность, когда именно земля у священного храма всегда была самой дорогой – что бы там люди ни говорили, они всегда стремились поселиться возле правителей, стремясь тем самым показать свою близость к власти. Которую, кстати, обычно старательно огораживали от всяких там чужаков. А то мало ли что…

Обычно торговые ряды устанавливали в сторонке, хотя и не совсем на окраине. Чтобы были на безопасном удалении, но при этом доступны продавцам и покупателям, а, главное – любопытным. Впрочем, торговцы не привыкли задумываться над тем, что никаким боком не касалось их. К тому же, странники, они привыкли, что, хотя все города похожи друг на друга в своих основных чертах, словно родные братья, у каждого из них много своего, особенного, отличного от другого. Сейчас караванщики видели прежде всего просторное, весьма удобное место, идеально созданное для торговли. Что же до всего остального… Какое им, в конце концов, дело?

Шамаш качнул головой. Нагнувшись, он коснулся покрывавших площадь камней ладонью, нахмурился, ощутив их мертвящий холод, а уже через мгновение быстрой решительной походкой, сильно припадая на больную ногу, направился к своей повозке.

Она была единственной, полог которой оставался задернут, скрывая чрево от чужих глаз. Внутри тихим ровным светом горела лампа. Волчата уже спали, забившись рыжими клубками в дальний темный угол. Мати сидела в стороне, обхватив руками колени и глядя куда-то задумчиво-скучающим взглядом.

Девочка почувствовала приход мага, однако, словно не замечая его, даже не повернулась.

– Что с тобой, малыш? – спросил колдун, тихо, не желая вспугнуть маленькую караванщицу, чей дух обратился маленькой беспокойной птицей, забравшись в повозку.

– Мне не нравится в этом городе, – сжавшись, как от страха, проговорила Мати. – Тут только внешне жарко, а внутри холодно и пусто.

– Ты дрожишь. Сейчас станет теплее… – Шамаш, как обычный смертный, потянулся к лампе, собираясь прибавить огонь.

– Нет, не надо! – она вздрогнула, резко повернулась к нему. В ее глазах отразился ужас – девочка решила, что маг собирается прибегнуть к помощи силы.

– Ты боишься? – никогда прежде он не видел ее такой. В пустыне, даже будучи на грани между жизнью и смертью, она всегда была смелой до безрассудства.

– Да… Нет… Э-эх, – она в отчаянии махнула рукой. – Здесь что-то… Что-то совсем не так, как должно быть… Так, как здесь, быть не должно…Шамаш, я не знаю, я пытаюсь держаться, мне очень не хочется, чтобы волчата беспокоились из-за меня, но я… я ничего не могу с собой поделать…! У меня не получается! – она говорила без умолку, боясь, что если остановится, в воцарившейся пустоте не останется места для ее души, и та бросится бежать, куда глаза глядят, лишь бы подальше из этого ужасного в своей непонятности оазиса. – Я ведь совсем не такая трусиха, – она словно оправдывалась, – и я вовсе не боюсь городов, просто не люблю… Но сейчас…Ты знаешь, когда малыши проснулись, они даже не скулили – они выли! Им было так плохо! Я плакала, просила их успокоиться, но у меня ничего не получалось, пока… Пока я не вспомнила, что мы – в твоей повозке, что ты рядом и защитишь нас. Ты ведь маг, а наделенные даром сильнее пустоты, потому что они умеют создавать!

– Я рядом, – он осторожно сжал ладонь девочки, прогоняя из ее сердца страх, делясь своим покоем.

– Угу, – она пододвинулась к нему, заглянула в его глаза. – Скажи мне, что с нами все будет в порядке, и я успокоюсь. Правда-правда…! Что же ты молчишь? – ей было непонятно, почему он медлил с ответом. Страх вновь стал проникать в ее сердце, подчиняя себе, в глазах отблесками огня зажглись слезы. – Шамаш! – еще немного и она бы разрыдалась. – Но ты ведь маг! Для тебя не должно быть ничего невозможного…!

– Малыш, ты хочешь, чтобы я сделал все, что в моих силах, чтобы защитить караван?

– Конечно! Почему ты спрашиваешь?

– Так нужно… – глаза колдуна горели пламенем, мерцая, словно далекие звезды, – дорогая, скажи: "Дай мне слово…"

– Дай мне слово, что ты не позволишь беде победить наш караван! – воскликнула та, забыв о страхе. Она была счастлива, что так быстро поняла, чего хотел от нее Шамаш, и что его желание таким чудесным образом совпадало с ее собственным, кладя конец всем страхам.

– Я обещаю, – его черты вмиг разгладились, исчезла хмурая морщина, еще мгновение назад лежавшая меж бровей. Улыбаясь, Шамаш смотрел на девочку так, словно она только что спасла его душу из вечного заключения в мрачных подземных темницах смерти. Впрочем, так оно и было: Мати освободила его от слова, данного караванщикам. Ну и слава богам.

Колдун усмехнулся. Он прекрасно понимал, что у Атена с Евсеем были причины сделать все, чтобы он не использовал дар в этом городе. Именно так они и должны были поступить, заботясь о его безопасности. Но он не мог и не хотел позволять им жертвовать ради этого собой. Сражение, которое предстояло, было его битвой, лишь его. Да и что могли бы противопоставить лишенные дара заключившему договор со смертью? Ничего. Только свою смерть… Возможно, ему придется заплатить ту же цену. Но это не важно. Значение имело лишь то, что он не мог подвергать опасности жизни тех, кто принял его в свою семью.

Девочка беззаботно улыбалась, глядя на своего мага, видя, что тот, перестав хмуриться, тоже улыбается ей в ответ.

– Спасибо! – она провела пальцами по его ладони, удивляясь ее холоду и жару, слитым воедино. – Ой, – удивленно воскликнула она, словно увидев что-то занятное, потянулась, не выпуская руки мага, к огню. – Странно, – прошептала она. – А почему у тебя нет ни одной линии?

– Что? – не поняв ее, переспросил Шамаш.

– Ну вот же, смотри, – она повернула свою ладошку, держа ее рядом с рукой Шамаша, – видишь, это линия жизни, эти две – ума и здоровья, вот эта, тоненькая – судьбы. Видишь? А у тебя нет ни одной линии. Почему?

– Не знаю, малыш.

– Неужели тебе не любопытно…!

– Малыш, скорее всего я просто обжег руки, когда вел бой с… – он умолк, решив, что лучше не упоминать Потерянных душ в городе жертвоприношений, – теми, кто хотел уничтожить край, из которого я пришел, – продолжал он, заменив название длинным, но безопасным описанием. – Или линии стерлись, когда я был между мирами.

– Да? – девочка глядела на него с недоверием. "Может быть, взрослые правы и Шамаш действительно бог, – мелькнуло у нее в голове. Но, даже если это так, она не собиралась вести себя с ним как-то иначе. – Он мой старший брат!" – упрямо повторила она давнишнюю мысль. И облегченно вздохнула, чувствуя, что нарушенный было покой вновь возвращается в душу.

– А теперь тебе пора идти в свою повозку. Скоро вернется твой отец и испугается, если не найдет тебя.

– Он решит, что я снова убежала, – девочка вздохнула, понимая, что маг прав и от отца можно ожидать именно такого предположения. – Ладно, – девочка кивнула, хотя ей совсем не хотелось уходить. – Шамаш, – она все же задержалась, чтобы спросить, – а почему, если и ты, и папа с дядей Евсей чувствуете, что этот город плохой, мы все равно вошли в него?

– Каравану нужно сделать запасы.

– Ты мог бы создать все, что нужно, при помощи магии. Или сократить дорогу до следующего города, проведя нас по ледяному мосту. Зачем вступать в плохой город, когда в мире столько хороших? – и дело было не только в страхе. Она знала, как важно первое впечатление и ей хотелось, чтобы Шамаш запомнил оазисы жизни совсем не такими, каким был этот.

– От беды нельзя бежать, малыш. Какой бы быстрой ты ни была, она все равно догонит тебя и вонзит нож в спину. А так, глядя ей в лицо, видя страх в ее глазах, есть шанс найти ее слабое место и победить.

– Ты говоришь как воин.

– Мне приходилось сражаться.

– Но ты ведь никогда не держал в руках меча!

– В бою с теми врагами, которые были у меня, холодный металл бесполезен.

– Ты сражался с ними магией?

– Да.

– А сейчас?

– Не знаю, малыш. Я никогда не направлял свою силу против живых людей… Но если это понадобится…

– Нет, – голос девочки вдруг стал таким решительным, что он с удивлением посмотрел на нее, не понимая, что вдруг заставило так измениться настроению той, которая лишь несколько мгновений назад просила его в страхе о защите. – Нет, ты не должен, – поспешно продолжала она, – только не магией! – она была совершенно убеждена в этом. – Сейчас, – Мати пошарила рукой в углу повозки, нашла что-то, на миг остановилась, заговорила, стремясь заранее все объяснить магу, чтобы он не сердился на нее. – Прости, я не хотела рыться в твоих вещах, но мне было так скучно, страшно, я… Я случайно нашла его, – она протянула Шамашу меч. – Это тот, который тебе подарил Лис?

– Да, – он скорее инстинктивно, чем осознанно взял у нее оружие, провел рукой по чеканным, покрытым драгоценными камнями ножнам, прекрасной выделки кожаному ремню, к которым они были прикреплены. – Я хотел вернуть его, но караванщик отказался забирать, даже, кажется, расстроился…

– Подарки не возвращают, – кивнула девочка. – Если не принимаешь от человека дар, значит, показываешь, что считаешь его виноватым перед собой.

– Теперь-то я знаю… Потом Лис подарил мне ножны и пояс. Хотя зачем мне оружие? – колдун уже было хотел отложить меч в сторону, но Мати остановила его:

– Тебе понадобится.

– Зачем?

– Ты ведь обещал мне позаботиться о караване, сделать так, чтобы его не коснулась беда.

– Ты хочешь, чтобы я защищал вас этим?

– Да, – Мати решительно кивнула.

– Но, малыш, ты же знаешь, что я никогда в своей жизни не пользовался оружием лишенных дара. Пусть мне известно, на что оно способно, но ведь этого мало! Нужны навыки, опыт…

– Ну, пожалуйста! Пусть будет так!

– Конечно, – вздохнув, кивнул он. Шамаш не любил спорить вообще, возражать же малышке было выше его сил. Несмотря на то, что на этот раз она просила очень о многом. Ведь дело было не в том, чтобы взять людское оружие, а в необходимости отказаться от своего…

– Надень меч, – продолжала настаивать девочка.

– Сейчас? Уже поздно…

– Все равно. Так нужно, – в ее глазах, голосе была уверенность, приходившая лишь к тем, кто получал откровение свыше.

Это чувство нельзя было спутать ни с чем и, заметив его, распознав, колдун кивнув:

– Хорошо, будь по-твоему, – он опоясался, застегнул пряжку ремня, закрепляя меч так, как это делали караванщики. – Теперь ты довольна?

– Да, – она придирчиво оглядела его.

– Но, малыш, ведь это все не правда, – он коснулся рукой холодных ножен. – Я не смогу с его помощью никого защитить. Это знаешь ты, знаю я… Да и все остальные тоже.

– А горожане не знают!

– Им будет не сложно все понять.

– С тобой так трудно! – всплеснув руками, воскликнула девочка. – Почему ты совсем не такой, как все?!

– Ты хочешь, чтобы я походил на других?

– Ну… – Мати на миг задумалась, замерла, прислушиваясь к своим чувствам, – нет, – наконец, ответила она, – но я хочу понимать тебя!

– Ладно… Может быть, этот меч действительно на что-то сгодится… Раз ты так считаешь. А теперь возвращайся к себе.

– Шамаш, еще немножечко! – заканючила было Мати. Но дрема вдруг повисла у нее над головой облаком-невидимкой. Зевнув, девочка качнула головой. Она бы еще поспорила с магом. Но сопротивляться сну было выше ее сил. – Хорошо, – вновь зевнув, она потерла рукой начавшие слипаться глаза. Наклонившись к спавшим волчатам, она шепнула, – спокойной ночи! – и, махнув на прощание Шамашу рукой, побежала к себе, забыв обо всех своих страхах, вдыхая полной грудью вновь наполнившийся свежестью и прохладой ночной воздух.

Колдун, придерживая край полога, глядел ей вослед, следя, чтобы Мати благополучно добралась до своей повозки.

Она еще не успела исчезнуть из виду, как к нему подошел Атен.

Караванщик оглянулся, улыбнулся, увидев дочь, чувствуя, как волна тепла и доброты заполняет его душу, прогоняя страх пустоты.

– С ней все будет в порядке, – проговорил он.

Шамаш молчал.

– Если Ты сердишься на нас за то, что мы вынудили Тебя против воли дать обещание… – Атен решил, что нежелание повелителя небес говорить связано с тем, что настойчивость караванщиков разозлила бога и уже собирался молить Его о прощении.

Но наделенный даром остановил его:

– Вы были правы, – он скрестил руки перед грудью, опустил голову на грудь, глядя прямо перед собой, но при этом видя то, что скрыто от ока простых смертных. – И в то же время, совершили ошибку.

– Я не понимаю Тебя.

– Значит, еще не пришло время, – его взгляд был задумчив и отрешен.

– Шамаш, там, в командной повозке, Ты хотел что-то сказать… Прости, мы не дали Тебе договорить… Сейчас я готов выслушать все и…

– Это уже не важно, – взгляд колдуна обратился к магическому замку. Он походил на тот, другой, возведенный им, как теперь казалось, еще в прошлой жизни. И, в то же время его дух был столь сильно отравлен пустотой, что это убивало даже воспоминания.

– Мы сможем за себя постоять, – Атен упрямо повторял слова, в которые просто обязан был верить, когда, в противном случае, караван был обречен.

Он огляделся вокруг… Страх предчувствия, хотя он и не исчез совсем, отодвинулся в сторону, сжался, ожидая другого часа, уступив место покою. Оставалось лишь одно, по-прежнему причинявшее душе боль. И чтобы избавиться от этого, караванщику нужно было получить прощение.

– Шамаш, пойми, мы должны были так поступить…!

– Я знаю, – к немалому удивлению хозяина караван, бог солнца кивнул.

– Да святятся боги, великие и милосердные! – наконец-то караванщик смог облегченно вздохнуть. – Шамаш, я еще хотел сказать… Если нужно, мы можем сократить время пребывания в городе. Думаю, нам удалось бы уложиться в три-четыре дня…

– Вряд ли это что-либо изменит. Торговец, вы правы: если мы не станем вмешиваться ни во что, происходящее в этом городе, с караваном ничего не случится. Все дело в том, как следовать этому правильному решению на деле, удержаться от того шага, совершить который будет требовать душа, честь, совесть…

– Мы сможем!

– Это будет куда сложнее, чем ты думаешь. Рассказ Лигрена потряс тебя до глубины души. Но, несмотря на это, ты не понимаешь всей глубины ужаса. А я знаю. Ты считаешь все, что живо в моей памяти об ином мире бредом больного разума. Но для меня это – куда более реально, чем то, что я вижу вокруг себя сейчас. Что действительно бред, кошмар – так это происходящее в этом городе. Жертвоприношение – именно тот грех, за который мой род расплачивался тысячу лет.

– Я понимаю Тебя…

– Нет. Ведь ты видишь во мне бога, – в его голосе, глазах вновь были боль и бесконечная тоска. Шамаш тяжело вздохнул: – Уже поздно. Иди отдыхать. Минувший день был полон волнений. Грядущий вряд ли будет спокойнее. Тебе понадобятся силы…

– Прости меня. И Евсея тоже. Мы были не вправе так говорить с Тобой… Мы всего лишь жалкие торговцы, изгнанники, обреченные на вечное скитание…

– Все, давай закончим этот разговор. Мне нужно побыть одному, – повернувшись к караванщику спиной, Шамаш задернул полог.

– Атен, – к хозяину каравана подошел Евсей.

– Опять следишь за мной? – у караванщика были усталые, покрасневшие глаза и тихий, изможденный голос, даже былая решительность сменилась сознанием, что он бессилен что-либо изменить.

Евсей не ответил на вопрос, словно и не слышал его вовсе.

– У-у-у, – выдохнул он. – Здесь так трудно дышать!

– Да, – Атен смахнул со лба капельки пота, – в этом городе слишком жарко и душно… Не робей, младший брат, мы столько раз вырывались из лап несчастий, справимся с ними и на этот раз.

– Странная штука – судьба… Мы так торопились в этот город, не ведая, что было бы лучше повременить на месяц-другой с приходом…

– Надеюсь, ты не говорил об этом с Шамашем?

– Я не бессердечный глупец и все понимаю. Еще чего доброго Он станет винить себя, считая, что, если бы не Его вмешательство, караван оказался бы здесь очень не скоро…

– Забывая, что без Него мы бы не добрались до города вовсе, – Атен кивнул. Редко случалось, что братья были настолько согласны друг с другом, что, стоило одному умолкнуть, как второй мог подхватить недосказанную фразу. Но сейчас был один из таких случаев. – Он столько сделал для нас…

– Теперь наша очередь отплатить Ему за добро добром, – это было облегчением, светом во тьме сгущавшейся ночи – осознание, что они могут отблагодарить бога, что им будет это позволено…

– Ты правильно сделал, что взял с Него слово.

– Конечно. Иначе Он, несмотря на все наши старания, поступил бы по-своему… А так… Так мы можем быть за Него спокойны…

– Евсей, где свитки с Черными легендами?

– Ты собираешься читать их прямо сейчас?

– И ты, и Лигрен чего-то недоговариваете. Ужас услышанного, конечно, ослепил меня, но не настолько, чтобы я не заметил этого. Думаю, мне следует, наконец, во всем разобраться. Возможно, это поможет нам противостоять той беде, которая подстерегает караван в этом городе.

– Пойдем в командную повозку. То, что ты ищешь, там.

– Тебе нет нужды полуночничать вместе со мной, – остановил его Атен, – ступай спать.

– Я не смогу заснуть, – тот качнул головой. – Во всяком случае, не в эту ночь… Лучше сменю Лиса.

– Поступай, как считаешь нужным… Если что, ты знаешь, где меня найти… – он уже направился назад, к командной повозке, когда сзади раздался голос брата:

– Нужные тебе рукописи лежат на самом дне сундука. Ты не спутаешь их – эти свитки связаны черными лентами.

Оказавшись вновь в знакомом, замкнутом со всех сторон, оберегая своего хозяина от всех бед окрестных земель, мирке караванщика, Атен, на миг закрыв глаза, откинулся на упругий бок повозки, прислушиваясь к своим чувствам.

Душа, которую он всегда представлял себе горящей лампой, мерцала, трепеща, словно в ее пламень попали холодные искры снежинок. Однако с каждым новым мигом, новым вздохом, огонь становился все ровнее, пока, наконец, покой не залил все вокруг своим безмятежным светом. Хотелось забыться, отрешиться от всех забот мира, не думать ни о чем…

Атен заставил себя открыть глаза, возвращаясь к действительности. Затем он, не позволяя себе долее оттягивать неотвратимое, открыл сундук. Осторожно раздвинув рукописи, он добрался до самого низа, где и нашел то, что искал.

Десять толстых свитков, перетянутых черной шелковой лентой, были холодны и белы, как просторы пустыни. Одно прикосновение к ним воскрешало в памяти детские сказки о Забытом, грозящем смертью тому, кто решится всуе нарушить его покой.

Караванщик долго крутил их в руках, не решаясь развернуть. Он искал символы, призванные показать, в какой последовательности следует читать легенды, однако видел лишь тусклые значки заклинаний, призванных уберечь мир от теней минувшего. Наконец, он нашел – не на бумаге, а на самой ленте – слова-проводники: Син, Нингаль, Лахар и Ашнан, Нуску – имена богов… Однако, написанные без почтительного «госпожа», "господин", они могли означать и людей, названных во имя небожителей… Алад, Адалла… – знаки демонов были выведены так резко, словно перечеркивали все, что было доселе. Нинт, Мар… И еще один, выцветший символ, который было невозможно прочесть…

"Ладно, – Атен вздохнул, понимая, что ему понадобится месяц, а то и больше, чтобы одолеть все. У него же была лишь одна краткая городская ночь. – Начнем с того, что сейчас самое важное", – и он раскрутил свиток Нинта.

– Брат… – когда утром Евсей забрался в командную повозку, он нашел Атена застывшим ледяным изваянием над свитком. Глаза хозяина каравана были пусты, не способные разглядеть хоть что-нибудь среди вдруг окутавшей его дух пустоты.

– Атен, – помощник коснулся рукой его плеча, потряс, – очнись же, наконец!

– Что? – тот растерянно заморгал.

– С каких это пор ты спишь с открытыми глазами, словно демон?

– Сплю? – хозяин каравана продолжал удивленно таращиться на брата. Он огляделся, заметил пробивавшийся в повозку снаружи яркий свет. – Я не понимаю, что, уже утро?

– Да почти что день… А, – он взял свиток, глянул на ленту, – ты нашел нужный…

– Я… – караванщик переводил взгляд с рукописи на брата и обратно, – ничего не понимаю. Я только развернул его, увидел первую строчку… И все, пустота… Если мне и удалось что-то прочесть, то я все успел благополучно забыть еще до того, как ты заговорил со мной… – он заставил себя сосредоточиться, напрягся, пытаясь вспомнить… – Нет, ничего, – качнул он головой, – слушай, возможно, на рукопись наложено какое-то заклятие, и ее может прочесть только служитель…

– Я не слышал ни о чем подобном, – пожал плечами Евсей. – Но вряд ли это так, – поморщившись, он почесал затылок, – видишь ли, посвященные ничего не делают просто так. Они не стали бы скрывать свитки, сжигать их в миг осознания, что теряют власть над обстоятельствами, если бы их и так нельзя было никому прочитать.

– Евсей, – хозяин каравана нахмурился, – боги ведь тоже не делают два шага, когда до цели лишь один.

– Да…О чем ты?

– Шамаш знал, что в караване есть рукопись черных легенд. Но, вместо того, чтобы велеть мне прочесть свиток, Он позвал Лигрена, чтобы тот рассказал…

– Ты имеешь в виду…

– Или Он заранее знал, что, по какой-то неведомой нам с тобой причине я не могу прочесть эти легенды…

– Или наложил заклятье на рукопись… Подожди-ка… – он развернул свиток, пробежал глазами по первым рядам символов, начал читать вслух: – "Да будет вам известна история Нинта, человека, открывшего врата в пустоту, из-за которого в наш мир проникли духи и демоны, чье холодное дыхание покрывает льдом души, превращая их в осколки кривого стекла…" Нет, Атен, на рукописи нет никакого заклятья… Атен! – воскрикнул он, заметив, что брат вновь замер, оледенев, глядя в пустоту. – Великие боги, что, в конце концов, с тобой творится? – лишь когда он, отложив свиток в сторону, взялся обеими руками за плечи караванщика, заглянув в лицо, караванщик очнулся.

– Это случилось снова?

– Не знаю, почему так происходит, но слова легенды замораживают тебя, будто дыхание метели!

– Может быть, все дело в твоем даре предвидения, – раздался голос Лигрена, появления которого караванщики даже не заметили. – Простите, я не хотел подслушивать ваш разговор, но вы были так поглощены им, что до этого мгновения я просто не мог до вас докричаться.

– Что ты говорил о даре? – вдруг охрипшим голосом спросил Атен.

– Дар предвидения. Считается, что человек, способный видеть будущее, может, осознанно или нет, призывать его… Этот текст, – он указал рукой на рукопись, – содержит все заклинания, заговоры и символы договора. Он даже не легенда в нашем понимании этого слова, а, скорее, учебник по тому, чего нельзя делать, если хочешь сохранить душу… Жаль, что мы оказались настолько слабы духом, что не сумели удержать весь этот кошмар в минувшем. Соблазн был слишком велик. Но мы должны сделать все, чтобы закрыть перед ним врата в грядущее.

– Перед чем? – в повозку, в которой сразу стало тесно, влез заспанный Лис. Зевнув, он потер глаза. – А это что такое? – он взял свиток прежде, чем остальные успели его остановить. – История Нинта… Кто, снежные духи, это еще такой и почему вы сидите над старым свитком как менялы над золотом? – он вновь зевнул, а затем продолжал: – Знавал я в Эшгаре одного Нинта. Пьяница был жуткий, хотя, надо признать, в травах и целебных отварах толк понимал…

– О ком ты? – Лигрен побледнел. Он и представить себе не мог, что на земле найдется город, жителя которого решатся назвать проклятым и забытым именем.

– А? – караванщик мотнул головой, разгоняя последние тени дремы, затем повернулся к хозяину каравана: – Ну ты же знал его… Этот старик… Он еще лечил твоего отца, когда тот сломал ногу…

– Лекарь-травник? Но разве его звали не Гунт?

– Точно! Гунт. Вот я и говорю…

Вздох облегчения пронесся по повозке. Краски стали возвращаться на лица, успевшие за короткое мгновение стать белее снега. – Да что с вами происходит?

– Это долгая история… Ладно, – Атен хлопнул ладонью по крышке сундука. – Пора возвращаться к обычной жизни караванщика. Нам многое предстоит сделать. И будет лучше поторопиться, пока ничего не произошло…

– А что может произойти? – Лис окончательно проснулся. – Горожане здесь ничего… Да, я вот зачем вас искал. Пришли несколько купцов из первой дюжины и служитель. У них тут какие-то особенные правила торговли… В общем, они хотят поговорить с хозяином каравана.

– Иду. Что-нибудь еще?

– Да нет, все спокойно.

Кивнув, Атен поспешно выбрался из повозки.

– Что это еще за особенные правила? – бурчал он себе под нос. – Сколько лет торгую, никогда прежде даже не слышал ни о чем подобном. Впрочем, чего еще можно было ожидать от такого города?

Оглядевшись вокруг и не заметив никого чужого, хозяин каравана жестом подозвал к себе одного из дозорных:

– Где купцы?

– Там, – караванщик указал рукой на торговые ряды, – пошли взглянуть на наш товар. Позвать их?

– Не надо, я сам, – Атен и так собирался пройтись, стремясь поскорее провести черту между легендарным и реальным. К тому же, не мешало оглядеться вокруг, проверив, все ли в порядке с караваном и хорошо ли устроились его люди.

Он направился к рядам.

Площадь, казавшаяся накануне отражением снежной пустыни в зеркале зноя, наполнилась жизнью. Со всех сторон неслись веселые возгласы, шум передвигаемых ящиков, звон, шелест, лязг. Товары, заняв свои места на столах и за ними, заполнили собой все пространство, не оставляя места пустоте.

Трое горожан, одетые в богатые платья – шелковые, шитые золотом и серебром, щедро украшенные драгоценными камнями, остановились возле ювелиров, рассматривая украшения.

Это были мужчины средних лет, гладко выбритые, с коротко остриженными на один и тот же манер волосами. Морщины лишь слегка коснулись их круглых лиц, оплывшие жиром тела двигались медленно, с чувством собственного достоинства.

Через миг к ним присоединился еще один чужак. Худощавый, с седыми длинными волосами, заплетенными в косу, он резко отличался от своих спутников и внешним видом, и одеждой, когда на нем была лишь длинная красная хламида, опоясанная, словно поясом, лазуритовыми бусинами длинных молитвенных четок. Но черты его высушенного солнцем лица, заостренные, как у хищной птицы, настороженно погладывавшие по сторонам глаза, прямой, как шест, стан, свидетельствовали о том, что этот человек привык повелевать. В его резких движениях чувствовалось нетерпение: тот, кто ценит свое время, не любит ждать.

– Здравствуйте, – Атен подошел к горожанам, остановился рядом с седым, безошибочно определив в нем главного в этой группе. Он не стал прибегать к более длинной форме приветствия, будучи одновременно и гостем и хозяином. К тому же, если он не хотел потерять торговый день, следовало, вместо долгих славословий, поскорее переходить делу. – Мне сказали, вы хотите со мной поговорить?

– Если ты хозяин каравана – то да, – служитель резко повернулся к нему, в то время как остальные, лишь бросив скучающий взгляд, вновь вернулись к выбору украшений.

– Итак, я слушаю, – пусть Атен был не в снежной пустыне, а посреди города, но терять из-за этого чувство собственного достоинства не собирался.

– Вижу, тебя удивил наш приход, – серые водянистые глаза сощурились, взгляд впился в собеседника.

– Да, – это казалось настолько очевидным, что глупо было бы скрывать. Атен с трудом сдержался, чтобы не добавить: "Заплатив стражам въездную пошлину, так похожую на грабеж, мы решили, что с формальностями покончено".

– Успокойся, караванщик, речь идет не о запрете торговать, – проговорил тот.

"Этого еще не хватало! Зачем тогда было пускать караван в город? Вышвырнули бы обратно в пустыню – и вся недолга".

– У нас есть обычай, – продолжал служитель. Милостиво освободив собеседника из тисков своего взгляда, он окинул ряды, – который не обременит такой богатый караван, как твой.

Атен собрался, сжал зубы, готовясь к новому удару.

Но следующие слова прозвучали настолько обыденно и прозаически, не содержа никакой задней мысли, что караванщик повел плечами, позволяя себе расслабиться.

– Речь идет всего лишь о скромном подарке нашему хозяину. Так, какая-нибудь безделушка… – говоря это, цепкий взгляд его холодных глаз вновь поймал караванщика, но на этот раз не просто для того, чтобы заглянуть в душу, а подчиняя, опутывать сетями, – может быть, рукопись…

"Черные легенды!" – мысль вспышкой молнии пронзила разум караванщика. Холод коснулся своими длинными острыми пальчиками души.

Атен вспомнил вдруг слова, произнесенные им самим совсем недавно: "Все беды нашего мира от этих легенд…" С каждым новым мигом он верил в это все сильнее и сильнее.

Караванщик на мгновение закрыл глаза, с силой сжал веки, затем вновь открыл. Окруживший его воздух города стал таким густым, что можно было разглядеть трепет его покровов. Он отнимал силы, душил в своих объятьях.

Но Атен упрямо приказывал своему духу: "Сопротивляйся! Не сдавайся! Не позволяй пустоте завладеть душой!" И хотя одна часть его души говорила: "Пусть все, что должно случиться, произойдет. Не вмешивайся ни во что. Позволь событиям идти своим чередом. И да будет на все воля богов", другая, полнясь силой противодействия, спешила возразить: "Нет! Нельзя позволять слугам смерти завладеть тем, что они ищут, когда это может стать последним камнем на могиле вечности, позволив воцариться пустоте".

– Прости, – он заставил себя смиренно опустить глаза, вложил в голос всю возможную скорбь и отчаяние невозможности исполнить просьбу, – но мы – совсем юный караван. Конечно, у нас есть свитки легенд о Гамеше, несколько детских сказок и древние карты. Но вряд ли они заинтересуют Хранителя… – ему было не впервой врать. Он лгал даже не имея на то причин, сейчас же обман казался не только разумным, но и необходимым. Караванщик слишком хорошо понимал: он должен сделать все, чтобы эти десять свитков не остались в городе смерти. Ради этой цели хороши были все средства.

– Может быть, вы позволите Хранителю самому посмотреть…