Текст книги "Любовь под вязами (Eugene O'Neill. Desire Under the Elms)"

Автор книги: Юджин О'Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Картина третья

На рассвете следующего дня. Видны кухня и спальня Кэбота. Эбин на кухне сидит за столом, подперев подбородок кулаками. У него отсутствующее выражение лица, он бледен. Горит свеча. Возле Эбина на полу – матерчатый саквояж.

Наверху в тускло освещенной комнате спит Кэбот. Абби склонилась над колыбелью, прислушивается. Глаза ее полны отчаянья и ужаса, она начинает рыдать и хочет упасть перед колыбелью на колени. В это время Кэбот во сне стонет, поворачивается на бок, и Абби берет себя в руки; пятясь, исчезает за дверью. Тишина. Абби врывается на кухню, подбегает к Эбину, обнимает его и страстно целует. Эбин продолжает сидеть, не шелохнувшись, глаза его устремлены перед собой.

Абби (истерично). Я сдержала свое слово, Эбин! Я решилась. Я доказала, что люблю тебя больше всего на свете. У тебя больше нет причин сомневаться во мне.

Эбин (безразлично). Теперь это уже не имеет значения. Что бы ты ни сделала.

Абби (дико). Не говори так. Поцелуй меня, Эбин. Мне надо, чтобы ты меня поцеловал. Скажи, что ты любишь меня!

Эбин (прикоснувшись губами к ее щеке). Это на прощанье. Я скоро уйду.

Абби. Нет-нет! Теперь?.. И теперь ты уйдешь?

Эбин (размышляет вслух). Я о многом думал… Я ничего отцу не скажу. А мать моя будет приходить по ночам, – тебе не уйти от нее. Сказать ему все, он возненавидит ребенка, будет срывать на нем свою злость. (Голос его становится мягче, теплеет). Я не хочу этого. Ребенок ни при чем, он не виновен. (Со странной гордостью). И он похож на меня. Видит бог, он мой! Когда-нибудь я, возможно, вернусь…

Абби (она слишком поглощена собственными мыслями, чтоб слушать его; молящим голосом.) Нет причин, чтобы ты уходил. Какой смысл уходить, когда больше нет причин… Все – как прежде… Нас ничто не разделяет… После того, что я сделала, – нет причин, Эбин.

Эбин (ее голос настораживает его. Он смотрит на нее с испугом). Ты вся дрожишь, на тебе лица нет. Что ты натворила?

Абби. Я… я… убила его.

Эбин (ошеломлен). Убила?

Абби (тупо). Да.

Эбин (после молчания, как бы очнувшись). Ну что ж! Поделом ему. Но надо торопиться, надо предпринять что-то. Надо обставить все так, будто он сам… в пьяном виде. Все видели, что он вчера был пьян вдребезги, они подтвердят.

Абби (дико). Нет! Нет, Эбин! Не его я убила! (Смеется как безумная). Мне надо было убить его! Как же я не подумала… Конечно, его… Почему ты не подсказал мне?! Почему?..

Эбин (испуганно). Кого ты убила? Говори же!.. (Пауза.)

Абби. Не его.

Эбин (лицо его становится мертвенно-бледным). Ребенка?

Абби (тупо). Да.

Эбин (падает как подкошенный на колени, голос его дрожит.) Боже всемогущий! Мама, где ты была, почему ты не остановила ее?!

Абби (просто). В первую нашу ночь мама ушла и больше не возвращалась.

Пауза. Эбин роняет голову на грудь, его бьет как в лихорадке. (Отрешенно). Я накрыла его подушкой. И он перестал дышать. Задохнулся. (Начинает тихо плакать.)

Эбин (ярость перемешивается с горем). Он был похож на меня. Он был моим, будь ты проклята!

Абби (глухо и отрывисто). Я не хотела… Я ненавидела себя за то, что делаю. Я любила его, он был так красив – вылитый ты, но тебя я любила больше. А ты уходил. Далеко… Я бы никогда тебя больше не увидела. Не целовала бы тебя. Не была бы рядом. Ты сказал, что ненавидишь меня из-за него. Говорил, что ненавидишь его и хотел бы, чтобы он умер. Ты сказал, что, если бы не он, все было бы по-прежнему.

Эбин (не в силах это выносить; вскакивает в бешенстве на ноги. Угрожает ей, протягивая руки к ее горлу). Врешь! Я не говорил тебе этого! И не помышлял даже! Да я лучше свернул бы себе шею, чем причинил хоть малейшую боль ему.

Абби (с мольбой; опускаясь на колени). Не мучай меня, Эбин, не смотри на меня с ненавистью. После того, что я сделала ради тебя, ради нас… Я хотела, чтоб мы снова были счастливы.

Эбин (яростно). Замолчи, или я убью тебя! Я разгадал твою игру – опять то же самое! Ты – убийца, ты убила ребенка и теперь хочешь свалить вину на меня!

Абби (стонет, зажав уши руками). Не надо, Эбин, перестань… (Пытается обхватить его ноги.)

Эбин (в ужасе отступая.) Не прикасайся ко мне! Ты злодейка! Как ты могла убить это бедное маленькое существо. Ты продалась дьяволу! (Вновь приходя в ярость.) Я знаю, почему ты убила его. Ты решила захапать, захапать то последнее, что ты мне оставила. Ты видела, что он похож на меня, ты знала – он мой, и не могла снести этого! Я знаю тебя! Ты убила его за то, что он был мой! (Обезумев, мечется по комнате, подбегает к Абби, трясет перед ней кулаками.) Но я отомщу тебе! Я позову шерифа. Я ничего от него не скрою! Я расскажу ему все – все, что здесь произошло, потом уйду. Уеду на Запад. В Калифорнию… там золото, золотые россыпи! Уеду! (Речь его становится прерывистой, он то бормочет, то выкрикивает отдельные слова.) Я пойду к шерифу. Пусть он заберет тебя, запрет. Я не могу тебя видеть. Убийца и воровка! Ты все еще искушаешь меня. Я передам тебя шерифу! (С рыданиями выбегает из дома, огибает угол и бегом бросается на дорогу.)

Абби (встает, бежит к двери, кричит ему вслед.) Я люблю тебя, Эбин! Слышишь, я люблю тебя! (Ослабев, хватается за дверь.) Мне все равно, что ты сделаешь, лишь бы снова любил меня. (Держась за дверь, медленно сползает на пол.)

Картина четвертая

Прошел час. Видны, как и в предыдущей картине, кухня и спальня Кэбота. Рассвело. Первые лучи солнца освещают верхушки вязов.

Абби на кухне сидит за столом, спрятав лицо в ладони. Наверху Кэбот ворочается в постели, затем просыпается как от толчка, смотрит в окно, издает звук удивления и раздражения, сбрасывает одеяло, начинает торопливо одеваться.

Кэбот (не сомневаясь, что Абби рядом). Черт возьми, Абби. За последние пятьдесят лет я ни разу так поздно не просыпался. Солнце уже светит вовсю. Всему виной виски и танцы. Старею, видно. Надеюсь, Эбин уже работает. Ты должна была меня разбудить, Абби. (Заметив, что рядом никого нет, удивлен.) Где же она? Вероятно, готовит завтрак. (На цыпочках подходит к колыбели.) Доброе утро, сынок. (Заглядывает в колыбель, говорит с гордостью.) Красив, как на картинке. Спит… Не орет по ночам, как большинство из них. (Тихо выходит из комнаты, спускается на кухню, успокаивается, увидев Абби.) Вот ты где! Готовишь мне завтрак?

Абби (не двигаясь). Нет…

Кэбот (подходит к ней, почти нежно). Тебе нехорошо?

Абби. Нет.

Кэбот (кладет руку ей на плечо, она вздрагивает). Ты бы прилегла ненадолго. Скоро он проснется и потребует есть. У него аппетит…

Абби (вздрагивает, затем бесстрастно). Он никогда не проснется.

Кэбот (весело). Нет, он в меня. Он не соня…

Абби. Он мертв.

Кэбот (растерявшись). Что?

Абби. Я убила его.

Кэбот (в ужасе отступая). Ты пьяна… или ты сошла с ума? Или…

Абби (поднимает голову; глядя в его глаза, громко). Говорю тебе – я убила его. Задушила. Иди взгляни, если не веришь!

Кэбот (смотрит на нее, веря и не веря, затем в мгновение ока оказывается наверху, бросается к колыбели, дотрагивается до ребенка; страх и ужас охватывают его; отпрянув от колыбели). Боже всемогущий!.. Боже всемогущий! (Спотыкаясь, волоча ноги, выходит из комнаты, спускается на кухню. Все еще не может опомниться. Подходит к Абби, хрипло.) Почему ты это сделала?

Молчание. (Грубо хватает ее за плечо, трясет.) Я спрашиваю – почему ты это сделала? Лучше скажи, или…

Абби (вскочив, отталкивает его с такой яростью, что он отлетает в сторону; в голосе ее ярость и ненависть). Не прикасайся ко мне! Какое у тебя право спрашивать о нем? Не твой он, понял? Думаешь, я согласилась бы родить от тебя? Да я бы удавилась лучше!.. Я ненавижу тебя и ненавидела всегда. Если бы бог наградил меня умом, я убила бы тебя, а не его. Я ненавижу тебя. Я люблю Эбина. Да, Эбина! С первого дня, как увидела. И ребенок его, мой и его, – не твой…

Кэбот (пораженный, в ужасе смотрит на нее; после долгого молчания, с трудом подыскивая слова). Вот, оказывается, что… Вот что тяготило меня… таилось по углам, шумело в вязах!.. А ты лгала… держалась от меня подальше, говорила, что понесла. (Отрешенно.) Он мертв, конечно. Я видел. Он мертв. Бедный мальчик! (Слезы текут по его лицу).

Абби (истерично). Не смей! Не смей! (Рыдает.)

Кэбот (собравшись с силами, выпрямляется, лицо становится суровым; цедит сквозь зубы). Мне надо превратиться в камень, чтоб не сойти с ума. (Полностью взяв себя в руки.) Если он… Эбина – я рад, что он мертв. Я подозревал… Я чувствовал что-то неладное. Холодно было в доме, одиноко как-то… Вот и шел к коровам, меня тянуло к ним. Да, я подозревал. Не радуйся, тебе не до конца удалось меня одурачить: я подозревал. Слишком я стреляная птица! (Смотрит на нее, усмехается.) Значит, будь ты умнее, убила бы меня, а не его? Ну что ж! Мне долго жить – до ста лет. Тебя повесят. Этого требуют суд божий и закон. Я приду, когда тебя буду вешать. Пойду за шерифом. (Идет к двери.)

Абби (тупо). Не старайся. Эбин уже пошел за ним.

Кэбот (удивленно). Эбин?

Абби. Да.

Кэбот. За шерифом?

Абби. Да.

Кэбот (поразмыслив). Освободил меня от хлопот, и на том спасибо. Тогда пойду работать. (Подходит к двери, оборачивается). Он должен был быть моим сыном, Абби. Ты должна была бы любить меня. Я – муж твой. Если бы ты любила меня, я не побежал бы за шерифом. Что бы ты ни сделала.

Абби (защищая Эбина). Значит, у него есть причины пойти и рассказать, которых ты не знаешь.

Кэбот (сухо). К твоему благу, надеюсь! (Выходит из кухни, идет к воротам, останавливается и устремляет взор на небо. Его самоконтроль ослабевает, он кажется старым и усталым. В отчаянии бормочет.) Боже всемогущий, я никогда не был так одинок! (Заслышав шаги слева, берет себя в руки.) В ворота вбегает Эбин. Он тяжело дышит, смотрит по сторонам, у него вид сумасшедшего. (Хватает его за плечо.) Сказал шерифу?

Эбин (кивает головой). Ага.

Кэбот (швыряет Эбина на землю, смеется – уничтожающе и презрительно). Слизняк! (Идет к коровнику, хохочет, затем оборачивается, говорит мрачно, с угрозой.) Как только шериф уведет ее, убирайся на все четыре стороны! Убирайся, или – видит бог – ему придется прийти еще раз, чтобы забрать меня за убийство! (Уходит.)

Эбин (вскакивает, бежит в дом. Ворвавшись на кухню, подбегает к Абби, падает перед ней на колени). Прости меня! Прости!

Абби (радостно). Эбин! (Целует его и прижимает его голову к своей груди.)

Эбин. Я люблю тебя! Прости меня!

Абби (наклоняется, исступленно целует его). За эти твои слова я готова все тебе простить.

Эбин (в отчаянии). Но я сказал шерифу. Он придет за тобой.

Абби. Теперь мне ничего не страшно.

Эбин. Он еще спал, я разбудил его и рассказал. Он ответил: «Подожди во дворе, я оденусь». Я ждал, а сам все думал о тебе, сердце разрывалось! Я понял, что люблю тебя. Я всегда буду любить.

Абби (гладит его по голове; нежно). Глупый…

Эбин. Я бросился назад. Через поля и леса… и думал… Абби, у нас еще есть время. Мы успеем скрыться…

Абби (отрицательно качает головой). Нет, Эбин. Я приму наказание. Мне надо расплачиваться за грех.

Эбин. Тогда пусть поплачусь и я.

Абби. Но ты ничего худого не сделал.

Эбин. Это я подсказал тебе… Я хотел, чтобы он умер… Я надоумил…

Абби. Нет, Эбин. Я все сделала одна.

Эбин. Я виновен так же, как и ты. Если бы мы не согрешили…

Абби (подняв голову, как бы бросая вызов богу). Я не считаю это грехом. Я даже не прошу тебя, господи, простить мне это.

Эбин. Я тоже… Но наш общий грех привел к убийству. Значит, и я виновен. Я так и скажу шерифу. А если ты станешь отрицать, я скажу, что мы вдвоем замыслили убийство, и мне поверят, потому что все они подозревали нас, и это им покажется правдоподобным. Да и на самом деле – я надоумил тебя.

Абби (склонив голову на его грудь; рыдая). Нет. Я не хочу, чтоб ты страдал!

Эбин. Я тоже должен расплачиваться за грех. Оставшись на свободе, я буду мучиться больше. Если даже я уеду на Запад, – я буду думать о тебе день и ночь и мучиться. Разве я могу жить и сознавать (понизив голос), что ты… мертва, – разве я могу? В неволе и в смерти, в раю, в аду – только с тобой. (Смотрит ей в глаза, старается улыбнуться.) Если я разделю с тобой наказание, я не буду чувствовать себя одиноким.

Абби (без прежней настойчивости). Я не могу тебе позволить, Эбин. Не могу!

Эбин (целует ее; с нежностью). Этим ты себе не поможешь. На этот раз я победил тебя.

Абби (со слабой улыбкой, очень нежно.) Я и не хотела тебя побеждать.

Эбин (прислушиваясь). Слышишь? Шаги… За нами пришли.

Абби. Нет, эти шаги уж я-то знаю. Не отвечай ему, что бы он ни говорил. Не связывайся с ним. Я тоже буду молчать.

Входит Кэбот. Он очень возбужден. Эбин продолжает стоять на коленях перед Абби, она обняла его, они неподвижны.

Кэбот (молча смотрит на них, затем мстительно). Недурная парочка убийц. Воркуете? Вас надо повесить на одном суку и оставить висеть и в жар и в холод – в назидание таким старым дуракам, вроде меня, за стремление вырваться из своего одиночества. И в назидание молодым дуракам, чтобы они не давали воли своей похоти. (Пауза. Лицо становится напряженным, глаза начинают бегать. Выглядит несколько ненормальным.) Не работается мне что-то сегодня. Интерес пропал. Я решил покинуть ферму. Ну ее к черту! Выгнал коров в лес, на волю – пусть гуляют. Их освободил и сам освободился. Сегодня же уйду отсюда. Подожгу, дом и буду смотреть, как он горит… Только пепел и останется. А поля – богу, чтоб никто и никогда не притронулся к ним. Сам уеду в Калифорнию – к Симеону и Питеру. Они хоть и дураки, но они мои сыновья, – Кэботы все вместе найдут сокровища Соломоновы. (Дурачась.) У-оп! Уходя, что ж они пели? А… «О Калифорния», – кажется, так? Я поплыву в Калифорнию на лучшем корабле. У меня есть деньги! (Становится на колени, поднимает половицу, под которой когда-то спрятал деньги.) Вы бы их давно украли, если бы знали, где они. А они – здесь. (Шарит рукой, не находит, шарит вновь. Наступает мертвая тишина. Садится на пол, смотрит на Эбина мутными, как у мертвой рыбы, глазами, хватает ртом воздух, вот-вот лишится сознания, делает несколько судорожных вдохов – выдавливает наконец улыбку.) Так, значит, ты их все же украл?

Эбин (спокойно). На эти деньги я откупил их долю в ферме, оплатил проезд в Калифорнию.

Кэбот (язвительно). Ха! (Начинает приходить в себя. Медленно поднимается на ноги.) Это бог им отдал деньги – не ты. Может, на Западе и легко добыть золото, но это не божье золото. Оно не для меня. Я вновь слышу его голос. Опять говорит мне – быть твердым и оставаться здесь. Он велел тебе украсть деньги, он уберег меня от соблазна. Здесь – я под защитой его. (Пауза. С грустью.) Так одинок я еще никогда не был, и я стар, боже! (Ожесточаясь.) Что вы от меня хотите? А разве бог не одинок? Разве он не жесток? (Умолкает.)

Слева появляется Шериф и с ним еще двое. Все трое осторожно подходят к двери. Шериф стучит в дверь прикладом пистолета.

Шериф. Именем закона – откройте!

Кэбот. Они пришли за вами. (Выходит открыть дверь.) Входи, Джим. Они здесь, Джим, в целости-невредимости.

Шериф переступает порог кухни, остальные двое остаются стоять в дверях.

Эбин (вдруг кричит). Я солгал, Джим! Я помогал ей, мы – вместе… Забирай и меня!

Абби (порывисто). Нет!..

Кэбот. Заберите обоих. (С завистью и почти восхищенно, Эбину.) Молодец. Это достойно мужчины. (Пауза.) Я пойду. Пока еще можно собрать коров, они не ушли далеко. Прощайте.

Эбин. Прощай.

Абби. Прощай.

Кэбот выходит из кухни, спускается во двор и направляется к коровнику. Плечи его расправлены, лицо окаменело, он ступает медленно и тяжело.

Шериф (несколько растерянно). Надо идти, пожалуй.

Абби. Подождите. (Поворачивается к Эбину.) Я люблю тебя, Эбин.

Эбин. Я люблю тебя, Абби.

Они целуются. Трое мужчин смущенно улыбаются, переступая с ноги на ногу. (Кивнув головой шерифу.) Теперь пошли. (Берет Абби за руку и вместе с ней – рука в руке – выходит из кухни.) Мужчины следуют за ними. (Спустившись во двор, останавливается у ворот и, прежде чем уйти, смотрит на небо.) Солнце всходит. До чего красиво! Правда?

Абби. Да.

Оба благоговейно и восхищенно смотрят на небо, уже отрешенные от всего земного, от всех обид и страданий.

Шериф (оглянувшись, смотрит на дом; своим спутникам). Прекрасная ферма, что и говорить! Ферма – что надо. Не отказался бы от нее.

Занавес

1924