Текст книги "Любовь под вязами (Eugene O'Neill. Desire Under the Elms)"

Автор книги: Юджин О'Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Симеон. Мы свободны. Радуйся, что мы не скальпируем тебя!

Питер. Не поджигаем твою ферму и не убиваем скот!

Симеон. И не насилуем твою новую жену. У-оп!

Они в изнеможении останавливаются, хохочут.

Кэбот (сторонясь их). Помешались на золоте. Погубит оно вас, только грех от него.

Симеон (насмешливо). А может, ты хочешь, чтобы мы прислали тебе этого самого золота? Признавайся, старый греховодник, хочешь, а?

Питер. Золото есть не только в Калифорнии. (Отходит в сторону, чтоб старик его не видел, извлекает из-за пазухи мешочек с золотыми монетами, подбрасывает в воздух.)

Симеон. И не без следов греха также!

Питер. Мы сядем на пароход. У-оп!

Симеон. И поплывем навстречу свободе. У-оп!

Кэбот (в ярости кричит). Будьте вы прокляты!

Симеон. Мы не боимся твоих проклятий. У-оп!

Кэбот. Я упрячу вас в дом умалишенных!

Питер. Прощай, скряга!

Симеон. Кровопийца, прощай!

Кэбот. Вон отсюда!

Питер. У-оп! (Поднимает с земли камень.)

Симеон (следует примеру брата). Мамаша, должно быть, в гостиной.

Питер. Раз-два…

Кэбот (в страхе). Опомнитесь!

Питер. Три!

Симеон и Питер одновременно швыряют камни в окно гостиной, – стекло разлетается вдребезги.

Кэбот (в ярости). Я доберусь до вас и переломаю вам кости!

Те отступают перед ним, дурачась. Они скрываются за воротами, преследуемые Кэботом. Симеон уходит, унося под мышкой калитку. Кэбот возвращается, бессильный гнев душит его.

Голоса Симеона и Питера из-за ворот. Они поют песню золотоискателей на мотив старинной песни «О Сюзанна!».

 
"Вперед чрез горы и моря,
Там золото нас ждет.
В лотке намоет кто его —
Тот счастье обретет.
О Калифорния,
Любимая моя!
К тебе, о Калифорния,
Душой стремлюся я".
 

На втором этаже, в спальне справа открывается окно, и выглядывает Абби.

Абби (смотрит на Кэбота; с удовлетворением). Слава богу, мы видим их, кажется, в последний раз.

Тот не отвечает. (Продолжает тоном собственницы.) Здесь очень мило. Чудесная кровать. Это моя комната, Эфраим?

Кэбот (не поднимая головы, мрачно). Наша.

Она не может скрыть гримасу отвращения и захлопывает окно. (Неожиданно его пронзает мысль.) Они что-то натворили. Может, отравили скот. Или еще что-либо. (Сорвавшись с места, бежит к коровнику.) Дверь на кухню отворяется, входит Абби. Эбин сидит задумавшись. Она останавливается в дверях, смотрит на Эбина, оценивая его. Его молодость и приятная внешность пробуждают в ней смутное желание. Почувствовав присутствие постороннего человека, Эбин поднимает голову. Их взгляды встречаются. Эбин вскакивает, молча и сердито смотрит на нее.

Абби (самым очаровательным голосом). Тебя зовут Эбин, не так ли? А я – Абби. (Улыбается.) Что ж, я твоя новая мать, Эбин.

Эбин (зло). Будьте вы прокляты!

Абби (игнорируя его слова). Твой отец много рассказывал о тебе…

Эбин. Ха!

Абби. Не надо на него сердиться, он старый человек.

Долгая пауза. Они смотрят друг на друга.

Я не хочу разыгрывать перед тобой мать, Эбин. (Восхищаясь.) Ты такой большой, сильный. Мне хотелось бы быть твоим другом. Может быть, тогда тебе будет легче дышаться в этих стенах. Я даже попытаюсь наладить твои отношения с отцом. (С сознанием собственной власти.) Он мне ни в чем не откажет.

Эбин (горько усмехнувшись). Еще бы!

Они смотрят друг на друга. (Отводит глаза в сторону, он смущен. Боится попасть под влияние этой женщины, и в то же время понимает, что не в силах ее игнорировать: она, безусловно, привлекательна. Поэтому он кричит.) Убирайтесь к черту!

Абби (спокойно). Что ж, оскорбляй меня, если это доставляет тебе удовольствие. Ни на что другое я и не рассчитывала. Но я ни в чем тебя не виню. Будь на твоем месте, я, вероятно, испытывала бы то же самое. Если бы какая-то женщина захотела занять место моей матери… (От нее не ускользает, что упоминание о матери заставляет Эбина вздрогнуть.) Ты ее очень любил, должно быть. Я была совсем ребенком, когда лишилась матери. Я ее почти не помню. (Пауза.) Ну и неприязнь, я думаю, скоро пройдет. Бывают и хуже меня, а у нас к тому же много общего. Я как только взглянула на тебя – сразу это поняла. У меня была трудная жизнь – одни несчастья, и ничего взамен. Кроме работы. Осиротев, я должна была работать по чужим домам. Потом вышла замуж, он оказался алкоголиком, и мне опять пришлось идти по чужим домам. Потом умер ребенок, и мне казалось, что жизнь кончена. А когда умер муж, я даже обрадовалась, – я снова обрела свободу, но вскоре поняла, что свободна я лишь спину гнуть в чужих домах. И уже потеряла надежду когда-нибудь трудиться в собственном доме. А потом… Потом явился твой отец.

Во двор медленно входит Кэбот, смотрит на дорогу, по которой ушли сыновья. Прислушивается, – издалека слышна песня о Калифорнии. Кулаки его сжаты, лицо сурово, полно злобы.

Эбин (борясь с растущим влечением и симпатией, говорит резко). Он явился и купил вас, как покупают проститутку.

Кровь бросается ей в лицо, обида душит ее. Рассказывая о своей жизни, она увлеклась и была искренна. И тем обиднее ей сейчас.

А цена какова? На чем сошлись? Что он дает? (С яростью.) Ферму? Ферму моей матери, будьте вы прокляты. Но она моя!

Абби (насмешливо). Твоя? Ну, мы это еще посмотрим! (Вдруг.) А что, если мне на самом деле нужен дом? Мой дом! А ради чего б я пошла за такого старика!

Эбин (удовлетворенно). Я передам ему. Слово в слово.

Абби (улыбаясь). А я скажу, что ты лжешь, он мне поверит. И выгонит тебя отсюда.

Эбин. Вы дьявол!

Абби (торжествуя). Это моя ферма… это мой дом… это моя кухня…

Эбин (в ярости готовый ударить ее). Заткнитесь!

Абби (подходит к нему вплотную; ее лицо и тело выражают неприкрытое желание; медленно). А наверху – моя спальня, и там – моя кровать.

Эбин сбит с толку, растерян. (С обезоруживающей откровенностью.) Я никому не желаю зла… кроме врагов. Но если надо, я умею постоять за себя. (Дотрагиваясь до его руки.) Будем друзьями, Эбин.

Эбин (стоит перед ней как загипнотизированный. Затем, как бы опомнившись, отдергивает руку). Нет, старая ведьма. Я ненавижу вас! (Убегает.)

Абби (смотрит ему вслед, удовлетворенно). Ах, как хорош! (Переводит взгляд на стол; с гордостью.) Что ж, примемся за мытье посуды. (Улыбается.) Моей посуды.

Эбин выходит из дому, хлопнув дверью. Останавливается, заметив отца. Взгляд его выражает ненависть.

Кэбот (простирая руки к небу, не в силах сдержать ярость). Бог, всесильный бог, покарай непокорных моих сыновей!

Эбин (кричит). Ты! И твой бог! Всегда проклинаете людей, всегда придираетесь к ним.

Кэбот (не обращая внимания на Эбина). Я взываю к тебе, заступник сирых и покинутых!

Эбин (насмешливо). Иди к черту со своим богом.

Кэбот резко поворачивается, смотрит на Эбина. Они стоят друг против друга.

Кэбот (неприязненно). Вот ты, оказывается, какой! Я должен был бы знать. (Грозит пальцем.) Богохульствуешь, придурок?! Почему не работаешь?

Эбин. А почему ты не работаешь? Они ушли, я один. Я не могу работать за всех.

Кэбот (с презрением). Ты вообще ничего не можешь. Я хоть и стар, но таких, как ты, десятка стою! Из тебя никогда не получится мужчина. (Повелительно.) Ну-ка, пошли в хлев, пошевеливайся!

Отец и сын уходят. С другого конца деревни ветер доносит обрывки песни о Калифорнии.

На кухне Абби моет посуду.

Занавес

Действие второе

Картина первая

Спустя два месяца. Жаркий воскресный полдень. Абби в нарядном платье сидит на крыльце в качалке. Она лениво раскачивается взад-вперед, обессилев от жары, опустив руки и полузакрыв глаза.

Эбин высовывается из окна своей комнаты. Он прислушивается, есть ли кто на крыльце? И, хотя он очень осторожен, Абби догадывается о его присутствии. Она перестает раскачиваться и замирает в ожидании. Эбин недоволен, и прежде всего тем, что не может не думать о ней, сплевывает и возвращается в комнату.

Абби не в силах унять охватившее ее волнение. Затаив дыхание, она слушает, что делается в доме. Наконец на крыльце появляется Эбин. Их глаза встречаются. Эбин смущен, отворачивается и с силой хлопает дверью. Он хмурится, проходит мимо, стараясь не замечать ее. Одет он в воскресный костюм, свежевыбрит, лицо его блестит от воды и мыла. Когда он проходит мимо Абби, она наклоняется вперед и смеется зло и откровенно.

Эбин (уязвленный, оборачивается к ней; с раздражением). Чего это вы раскудахтались?

Абби (торжествуя). Тебя увидела!

Эбин. Что во мне смешного?

Абби. Ты такой вылизанный, как бык на выставке.

Эбин (насмешливо). А сами-то вы не бог весть что!

Смотрят друг другу в глаза. Они захлестнуты внезапным порывом страсти.

Абби (мягко). Ты же так не думаешь. Может, ты и хотел бы, да не выходит. Это против природы! С самого первого дня, как мы встретились, ты борешься с ней, все стараешься убедить себя, что я не нравлюсь тебе. (Не сводя с него глаз, тихо смеется и умолкает. Затем, страстно поводя бедрами, шепчет.) Разве солнце уже остыло и не светит? Ты же чувствуешь, как оно опаляет землю. Заставляет расти все вокруг, тянуться к нему. Опалило оно и твою душу, пробудило желание тянуться… Слиться с кем-нибудь. Ты противишься, но природа берет свое, заставляет тебя, как эти деревья, как эти вязы, стремиться к кому-нибудь.

Эбин (пытается освободиться от ее чар; смущенно). Если бы отец слышал ваши слова… (Резко.) Впрочем, вы так заморочили старику голову…

Абби (смеется). Разве тебе не легче от того, что он стал мягче?

Эбин (с вызовом). Нет. До сих пор я боролся с ним одним, теперь – и с ним и с вами. Я должен отстоять права моей матери – мои права на этот дом. (Освободившись от ее чар, распаляется.) Меня вам не одурачить. Вы хотите заграбастать все и сделать своим. Вы убедитесь, что я – орешек не по вашим зубам. (Отворачивается с усмешкой.)

Абби (пытаясь восстановить власть над ним, вкрадчиво). Эбин…

Эбин (направляясь к двери). Нам не о чем говорить.

Абби (повелительно). Эбин!

Эбин (останавливается, грубо). Что вам надо?

Абби (стараясь скрыть растущее волнение). Куда ты идешь?

Эбин (с нарочитым безразличием). Погулять.

Абби. В деревню?

Эбин (беззаботно). Возможно.

Абби. К Минни?

Эбин. Возможно.

Абби (побеждена). Зачем она тебе?

Эбин (мстительно). Мы ж не можем одолеть природы, так, кажется? (Смеется, хочет идти.)

Абби (взрываясь). Отвратительная старая потаскуха!

Эбин (усмехаясь). Она покрасивее, чем вы!

Абби. Каждый пьяница в округе может провести с ней ночь.

Эбин. Может быть. И все равно она лучше вас.

Абби (повысив голос). Не смей сравнивать!

Эбин. По крайней мере она не присваивает себе то, что принадлежит мне.

Абби. Тебе? Ты хочешь сказать, что моя ферма принадлежит тебе?

Эбин. Да. Ферма, за которую вы продались, старая шлюха, – моя ферма.

Абби (разъярена). Эта ферма никогда не будет твоей. Никогда. (Кричит.) Убирайся с моих глаз! Убирайся к своей потаскухе – позор на наши головы! Ты заставишь меня сказать отцу, чтобы он тебя выгнал. Ты здесь только потому, что я терплю тебя, понял? Убирайся! Один твой вид отвратителен мне. (Замолкает. Задыхаясь от злобы, свирепо смотрит на него.)

Эбин (отвечает тем же взглядом). И вы мне отвратительны. (Уходит.)

Она провожает его взглядом, полным ненависти.

С заднего двора, где находится хлев, выходит Кэбот. Он очень изменился. В глазах его появилась какая-то странная мечтательность, весь его облик стал мягче, добродушнее. И в то же время от его физической усталости не осталось и следа, он словно помолодел. Абби видит его и отворачивается с отвращением.

Кэбот (медленно подходя к Абби). Опять вы с Эбином ссорились?

Абби (кротко). Нет.

Кэбот. Но вы говорили довольно громко. (Садится на ступеньку крыльца.)

Абби (поспешно). Если слышал, зачем же спрашиваешь?

Кэбот. Я слышал голоса, но не разобрал слов.

Абби (с облегчением). Бог с ним, не стоит говорить…

Кэбот (помолчав). Он странный.

Абби (с горечью). Он весь в тебя.

Кэбот (заинтересован). Ты находишь? (Пауза.) Мы всегда не ладили – я и Эбин. Я недолюбливал Эбина за его кротость.

Абби (презрительно). Ха! Он так же кроток, как и ты.

Кэбот (отвечая на свои мысли). Может быть, я был с ним слишком суров.

Абби. Зато ты сейчас мягок. Мягок, как дерьмо. Так он сказал.

Кэбот (помрачнев). Он так сказал? Ну, лучше ему меня не злить…

Пауза. Она все еще смотрит в сторону. (Смягчается. Смотрит на небо.) Красиво, а?

Абби (зло). Небо как небо. Ничего особенного.

Кэбот. Небо. Оно теплое, как свежевспаханное поле.

Абби (с сарказмом). Уж не собираешься ли приобрести там еще одну ферму?

Кэбот (сдержанно). Я хотел бы там иметь свое место. Я старею, Абби.

Пауза. Она смотрит на него озадаченно.

В доме всегда холодно, даже в самую жару. Холодно, а?

Абби. Не заметила.

Кэбот. В коровнике тепло, и запах там хороший. С коровами тепло. (Пауза.) И коровы странные.

Абби. Странные. Как ты.

Кэбот. Как Эбин. (Пауза.) Я, кажется, смиряюсь с Эбином, как примирился с его матерью. С ее кротостью. Думаю, я бы с ним поладил, не будь он придурком. (Пауза.) Похоже, старость одолевает.

Абби (безжалостно). Не причитай, ты же еще не умер.

Кэбот (как бы очнувшись). Нет, черт возьми. Я еще крепок и вынослив, как орешник. (Пауза.) Но после семидесяти господь велит готовиться. Вот почему я думаю о Эбине. Теперь, когда его грешные братья отправились по дороге в ад, не осталось никого, кроме Эбина.

Абби (обиженно). А я? Что это ты вдруг так полюбил Эбина? Почему ты ни слова не говоришь обо мне? Разве я тебе не законная жена?

Кэбот (просто). Да, ты жена. (Пауза. Смотрит на нее, и глаза его становятся алчными, хватает ее руки сжимает их и говорит как проповедь.) Роза ты моя саронская! Как прекрасна ты; глаза твои голубиные, губы твои как лента алая; два сосца твои – как два козленка; живот твой – круглая чаша, чрево твое – ворох пшеницы… (Целует ее руки.)

Абби (словно не замечает его, сидит, зло уставившись перед собой, затем отдергивает руки; сурово). Так, значит, ты хочешь ферму оставить Эбину? Я тебя правильно поняла?

Кэбот (изумленно). Оставить? Я ее никому не собираюсь оставлять.

Абби. Но ты же не можешь забрать ее с собой?

Кэбот (после раздумья, нехотя). Не могу. Думаю, что не могу. (Умолкает, а затем неожиданно горячо.) А если б мог – забрал бы, клянусь всевышним. Или поджег бы в самый последний час и смотрел, как горит. Спалил бы дом, посевы, деревья, все до последней былинки. По крайней мере знал бы, что все погибло со мной, и никому не достанется то, что я потом и кровью здесь создал. (Помолчав, продолжает с некоторой отрешенностью.) Коровы… Вот только коров я бы отпустил на свободу.

Абби (резко). А меня?

Кэбот (улыбаясь). И тебя отпустил бы.

Абби (в бешенстве). Так вот какова твоя благодарность за мое согласие стать твоей женой. Что-то ты подобрел к Эбину, который ненавидит тебя. А меня грозишься вышвырнуть на улицу!

Кэбот (поспешно). Послушай, Абби. Ты же знаешь, что нет у меня такого намерения.

Абби (мстительно). Нет, позволь уж мне сказать пару слов! Ты знаешь, куда он ушел? Он отправился к Минни, этой шлюхе. Я пыталась его отговорить, но безуспешно. Он позорит и тебя и меня.

Кэбот (несколько виновато). Он грешник, такой уж уродился. Похоть пожирает его.

Абби (приходя в ярость, мстительно). Поэтому и мне проходу не дает. Может, ты простишь ему и это?

Кэбот (после паузы, тихо). Пристает к тебе?

Абби (с вызовом). Только что лип тут! Потому-то мы и ссорились.

Кэбот (смотрит на нее, злоба искажает его лицо. Вскакивает, весь трясется от ярости). Я прикончу его, бог мне судья!

Абби (боясь за Эбина). Не надо, не надо!

Кэбот (в неистовстве). Я размозжу ему голову!

Абби (подходит к нему, обнимает). Нет, Эфраим, нет!

Кэбот (отталкивает ее). Я это сделаю, клянусь богом.

Абби (спокойно). Послушай меня. Он просто валял дурака, шутил… Ничего серьезного. Шутил, и все.

Кэбот. Ты же сказала – проходу не дает.

Абби. Ну, я это так уж, очень я обозлилась, когда подумала, что ферму ты оставишь ему.

Кэбот (немного смягчившись). Я всыплю ему кнутом, если ты этого хочешь, и выгоню.

Абби (берет его за руку). Не беспокойся, я могу постоять за себя. Не надо его выгонять. Это неразумно, в конце концов. Кто тебе будет помогать в работе, ведь ты один.

Кэбот (задумывается, затем одобрительно кивнув). Что ж, это по-деловому, голова у тебя варит. (Раздраженно.) Пусть остается, ладно! (Садится на ступеньку лестницы.) Абби опускается рядом. (Бурчит презрительно.) Черт с ним, с этим глупым телком! Но вот в чем загвоздка – кто же будет работать на ферме, когда господь призовет меня? Симеон и Питер отправились в самое пекло, Эбин, того гляди, побежит за ними.

Абби. Ты забыл меня.

Кэбот. Ты женщина.

Абби. Я твоя жена.

Кэбот. Не то. Сын – это моя кровь. Плоть от плоти. Мое, перешедшее моему, продолжает принадлежать мне. Даже если меня зароют в яму глубиной в шесть футов. Понимаешь?

Абби (с ненавистью). Да. Понимаю. (Прищурившись, долго смотрит на него, изучает.)

Кэбот. Я становлюсь стар. Но я еще крепок, как орех, и у меня еще много лет впереди. Клянусь, любому молодому я готов дать фору.

Абби (вдруг). Может быть, господь бог пошлет нам сына?

Кэбот (круто поворачивается и жадно смотрит на нее). Сына? Нам с тобой?

Абби (льстиво). Ты еще сильный мужчина, Эфраим. Разве у нас не могут быть дети? Что в этом удивительного? Что уставился на меня, как будто сам не думал об этом? А я все время мечтаю о сыне. И молю бога, чтоб у нас он родился.

Кэбот (лицо его озаряется радостью). Молишься? Ты? Ты хочешь, чтобы у нас был сын?

Абби (подчеркнуто, решительно). Да. Я хочу, чтобы у нас был сын.

Кэбот (хватает ее за руки). Это будет благословением бога, всемогущего бога – в моем возрасте, в моем одиночестве. Я сделаю ради тебя все, Абби, все, что ты попросишь. Ты только попроси…

Абби (перебивая). И ферму завещаешь мне… и…

Кэбот (страстно). Я же сказал – все, что попросишь, клянусь! Пусть я буду гореть в аду, если нарушу клятву. (Становится на колени и заставляет ее сделать то же самое. Он полон надежды, его бьет дрожь.) Помолись еще, Абби. Сегодня воскресенье. Будем молиться вместе. Две молитвы дойдут быстрее, чем одна. И господь услышал Рахиль, и она зачала и родила сына. Господь услышит Абби… Молись, Абби. Молись, чтобы он услышал. Молись. (Склоняет голову, бормоча слова молитвы.) Абби, делая вид, что молится, бросает на него взгляд, полный насмешки и победы.

Картина вторая

Восемь часов вечера. Спальня Кэбота и Абби. Слева спальня Эбина.

Эбин в нижней рубашке, босой, сидит на кровати, подперев подбородок кулаками. Он угрюм и сосредоточен, в лице какая-то безнадежность. За перегородкой – Кэбот и Абби; они рядом сидят на краешке кровати под пологом, на них ночные рубашки. Он все еще в странно-возбужденном настроении – мысль о сыне не дает ему покоя. Комнаты освещены мерцающим пламенем свеч.

Кэбот. Ферме нужен сын.

Абби. И мне нужен.

Кэбот. Иной раз мне кажется, что ты и ферма – одно целое. Я одинок, поэтому и тянусь к тебе. (Стучит кулаком по колену.) От нас – меня и фермы – ты родишь сына.

Абби. Лучше спи. Ты начинаешь заговариваться.

Кэбот (нетерпеливо). Нет, голова у меня ясная. Ты меня не знаешь, потому так и говоришь. (Безнадежно смотрит в пол.)

Абби (безразлично). Может быть.

В соседней комнате Эбин встает, рассеянно ходит взад-вперед. Абби сразу же прислушивается. Эбин останавливается, смотрит на перегородку. Можно подумать, что Абби и Эбин видят друг друга сквозь перегородку. Он, как загипнотизированный, протягивает руку, – Абби поднимается с кровати.

Вдруг, как бы очнувшись, он, ругая себя, бросается на постель, прячет лицо в подушку. Абби облегченно вздыхает, опускается на кровать, однако продолжает смотреть на перегородку, внимательно прислушиваясь к каждому шороху из комнаты Эбина.

Кэбот (вдруг поднял голову, смотрит на нее, говорит презрительно). Поймешь ли ты меня когда-нибудь? Найдется ли такой человек, который поймет меня? (Качая головой.) Вряд ли. Скорее всего, нет. (Отворачивается. Не глядя на Абби, кладет руку ей на колено.) Она вздрагивает, зло смотрит на него. Увидев, что он продолжает смотреть в сторону, вновь обращает взор к перегородке. (Не в состоянии думать про себя, вновь заговаривает с ней.) Слушай, Абби.

Она не обращает на него внимания.

Прошло полвека с тех пор, как я пришел сюда, мне было тогда двадцать лет, и я был самым сильным и твердым – из всех, кого ты когда-либо встречала. В десять раз сильнее Эбина. Здесь было голое место, одни камни. Надо мной люди смеялись, когда я решил здесь остаться. Но то, что знал я, не знали они. Если ты сможешь сделать так, чтобы из камня проросли колосья, – в тебя вселится бог. Они были слабы для этого. И бога считали слабым. Смеялись! Теперь они больше не смеются. Одни умерли неподалеку отсюда, другие уехали на Запад и умерли там. Перемерли все. Они искали легкой наживы, а бог силен и любит только сильных. (Медленно качает головой.) Я стал суровым, а про меня говорили: «Он жестокий человек». Будто это грех – быть жестоким! И я ответил им: «Что ж, тогда, клянусь громом, я стану жестоким, и посмотрим, как это вам понравится». (Вдруг.) Но однажды я смалодушничал. Это произошло года через два, как я здесь поселился. Я устал и отчаялся от камней. Люди один за другим уходили на Запад. И я решил уйти с ними. Мы шли день и ночь, все дальше и дальше. И наконец достигли земель черных, как уголь, и богатых, как золото, нигде ни камня. Только паши и сей, да сиди покуривай трубочку, ожидая, когда придет время снимать урожай. О, я мог легко разбогатеть! Но, какой-то внутренний голос мне все время твердил: «Все это не для тебя, не для тебя. Вернись назад, вернись». Я испугался этого голоса… и – домой; ушел, урожай бросил, забирай кто хочет! Оставил то, что принадлежало мне! Бог – он суровый, а не мягкий. Он в камнях. «Построй на скале церковь из камней, в них буду – я», – вот что он говорил святому Петру. (Тяжело вздыхает. Пауза.) Камни. Я собирал их и складывал из них стены. Всю историю моей жизни можно прочесть в этих стенах. Каждый день, год за годом я таскал их и огораживал свои поля, которые заставлял родить! Так повелел господь, и я был орудием в его руках. Это было нелегко, но господь закалил меня. Все время я был одинок. Но вот женился. На свет появились Симеон и Питер. Двадцать лет я прожил с женщиной, которая меня не понимала. Она была хорошей женой, работала не покладая рук, но не понимала, во имя чего работает. Я был всегда одинок. Когда она умерла, я почувствовал себя менее одиноким. (Пауза). Я потерял счет годам, – у меня не оставалось времени считать их. Сим и Питер помогали мне, ферма постепенно росла. Она принадлежала мне. Только мне. Когда я думал о ферме – не чувствовал одиночества. Но нельзя же все время думать об одном и том же. (Пауза.) Я женился во второй раз, – жена родила Эбина. Ее родные оспаривали мои права на ферму. На мою ферму. Вот почему Эбин то и дело заводит дурацкий разговор, что ферма принадлежит его матери. Глупые слова! Она была красива, но уж очень мягка. И она ни в чем не понимала меня. Она пробовала стать твердой, но не смогла. С ней мне было еще более одиноко. Через шестнадцать лет она умерла. (Пауза.) Я остался с мальчиками; они ненавидели меня за то, что я был тверд, а я их за то, что они были мягкими. Ничего еще не смысля, они требовали от меня ферму. Они требовали то, что принадлежало мне. Все это обидело меня, ожесточило и состарило. Они требовали того, что я создавал для себя. (Смотрит на Абби.) Этой весной я вновь услышал голос бога. Бог пожалел меня в моем одиночестве, он сказал: «Иди, ищи и обрящешь». (Поворачивается к ней.) Я искал тебя и обрел, Абби. Ты моя роза саронская!..

Она поворачивает к нему холодное лицо и зло смотрит на него. (Застывает на миг, затем грубо.) Уразумела хоть что-нибудь из моего рассказа?

Абби (обескураженно). Кажется.

Кэбот (отталкивает ее). Ты ничего не поняла и никогда не поймешь. Только сыном ты можешь откупиться, – иначе…

Абби (зло). Разве я не молюсь?

Кэбот (с горечью). Молись еще!

Абби (спокойно, почти угрожающе). Хорошо. Я рожу сына. Я тебе обещаю.

Кэбот. Разве такие вещи обещают? Кто знает наперед…

Абби. А я, может, ясновидящая. Я, может, могу предвидеть. (Странно улыбается.)

Кэбот. Кто знает! – может, и ясновидящая. Иной раз ты заставляешь меня холодеть. (Вздрагивает.) Холодно в этом доме. Холодно и одиноко. Мне все время кажется, что в углу кто-то шевелится. (Встает, натягивает штаны и обувает ботинки.)

Абби (удивленно). Куда ты?

Кэбот. Туда, где тепло и спокойно. Пойду к коровам. (С горечью.) Я с ними разговариваю, они меня понимают. Они знают ферму, знают меня. После беседы с ними я успокаиваюсь.

Абби (с некоторым испугом). Тебе нездоровится, Эфраим?

Не отвечая, Кэбот уходит, гремя ботинками. Эбин садится на кровать, прислушивается. Абби смотрит на перегородку. Кэбот выходит из дома, огибает угол, останавливается у ворот и смотрит на небо.

Кэбот (простирая руки). Господь всемогущий, отзовись из темноты. (Прислушивается как бы в ожидании ответа и, не дождавшись, опускает руки, качает головой и медленно бредет к коровнику.)

Эбин и Абби продолжают смотреть на перегородку. Эбин тяжело вздыхает, Абби отзывается как эхо. Они очень взволнованы. Наконец Абби встает, подходит к перегородке и прикладывает ухо. Эбин встревожен. Абби отходит от перегородки, направляется к двери. Взгляд Эбина безошибочно следует за ней, как будто он видит ее через перегородку. Дверь в комнату Эбина бесшумно отворяется, входит Абби. Он застыл в напряженном ожидании. Она с секунду смотрит на него, затем, легко вскрикнув, подбегает к нему, обнимает и покрывает его лицо поцелуями. Очнувшись от оцепенения, он обнимает Абби и сам целует ее. Вдруг отстраняет ее и резко вскакивает на ноги. Охваченные страстью, затаив дыхание, они молча стоят друг против друга.

Абби (с болью). Зачем так, Эбин! Не сторонись! Ты будешь счастлив со мной.

Эбин (резко). Не хочу я твоего счастья!

Абби (беспомощно). Ты так не думаешь, Эбин. Не надо лгать.

Эбин (зло). Я же сказал, ничего мне от тебя не нужно. Я ненавижу тебя.

Абби. Я целовала тебя, да и ты тоже. Я чувствовала, как горят твои губы. Не обманывай себя. (Напряженно.) Если тебе было все равно, почему ты ответил на поцелуи, почему губы твои горели?

Эбин (вытирая губы). Они горели, быть может, оттого, что я думал о другой.

Абби (уязвлена). О Минни?

Эбин. Возможно.

Абби (с болью). Ты все же ходил к ней? Скажи – ходил? Я надеялась… Потому ты и отвергаешь меня?

Эбин (усмехнувшись). А если и так, – что тогда?

Абби (в ярости). Тогда ты скотина, Эбин Кэбот!

Эбин (издеваясь). По какому праву вы так разговариваете со мной?

Абби (рассмеявшись). По какому праву? Может, ты возомнил, что я влюблена в тебя? В такое жалкое существо, как ты? Ха! Ты мне нужен, мне так надо! Нужен. И я тебя заполучу. Потому что я сильнее тебя.

Эбин (резко). Я понимаю – это часть вашего плана. Заграбастать все.

Абби (насмешливо). Возможно.

Эбин (в бешенстве). Убирайтесь из моей комнаты!

Абби. Это моя комната, и ты всего-навсего нанят в работники.

Эбин. Убирайтесь, пока я не убил вас!

Абби (уверенно). А я тебя не боюсь. Ни капельки. Ты ведь хочешь меня. Такой, как ты, никогда не убьет женщину, которую хочет. Твой взгляд выдает тебя, в нем страсть ко мне, твои губы дрожат – они жаждут поцелуя, зубы твои готовы меня укусить.

Он следит за ней с ужасом, как зачарованный. (Смеется сумасшедшим победоносным смехом.) Этот дом – мой, лишь одна комната – та, что внизу, – не моя. Но и она станет моей нынешней ночью. Я иду вниз, Эбин. Я зажгу свечи. (Издевательски кланяется.) Не хотите ли поухаживать за мной, мистер Кэбот?

Эбин (глухо). Вы не смеете. С тех пор как умерла моя мать, никто не переступал порог этой комнаты. И вы не смеете…

Взгляд Абби пылает такой испепеляющей страстью, что Эбин в растерянности замолкает.

Абби (направляется к выходу и, чувствуя на себе взгляд Эбина, набирается духу сказать). Я буду ждать тебя, Эбин. (Уходит.)

Эбин смотрит ей вслед, подходит к двери. В окне первого этажа зажигается свет.

Эбин (бормочет). Там – внизу? (Берет со стула белую рубашку, надевает, повязывает галстук, надевает пиджак, берет шляпу. В галстуке, босой, он озирается вокруг и удивленно бормочет.) Мама, где ты? (Медленно идет к двери.)