Текст книги "Когда крестилась Киевская Русь?"

Автор книги: Йордан Табов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

К этому нужно добавить и царские регалии князя Владимира. Договор с Византией дал ему только титул архонта (князя), а не кесаря (царя), который он получил бы от византийцев, если бы его жена Анна действительно являлась дочерью византийского императора и родной сестрой Василия II. А титул архонта не давал ему право на царские регалии, в том числе и право чеканить монеты. В то же время такие регалии он мог получить от болгарского патриарха; возможно, что наряду с ними он получил из Болгарии и сами матрицы, и мастеров, что позволило ему начать чеканку первых киевских монет. Такое предположение подтверждается тем, что изображение трона Владимира на монетах отличается от подобных изображений на византийских художественных памятниках и похоже на изображения, найденные в болгарской столице Преславе; в частности на изображение Христа Вседержителя на бронзовой матрице в Преславском музее. Подчеркнем особо, что

«Ни государственная власть в Византии, ни Цареградская патриархия признавали царский титул Владимира и решительно противопоставлялись его канонизации, которая осуществилась только в XIII в., после того как Русская церковь отбросила гегемонию Царьграда.» (ЧИЛ2 с. 18)

Напомним, что на самом деле чеканка монет в Киевской Руси приостановилась во время Ярослава (1015–1054), как только Византии удалось усилить свое влияние в Киеве.

Таким образом, навряд ли чеканка монет в Киеве является «подарком» Византии.

Теперь обратим наше внимание на очень важную деталь – "княжеский знак" на монетах Владимира и его наследников. Не случайно именно эта деталь является ключевым моментом работы Чилингирова. Действительно, сравнение знаков друг с другом, со знаком на монете Петра и с другими изображениями и орнаментами, типичными для Болгарии эпохи Петра и его сына Романа – Симеона, приводит к важным выводам, особая сила которых состоит в том, что они основываются на подлинном археологическом материале.

Сначала рассмотрим изображение геральдического знака болгарского царя Петра, восстановленного по рассмотренной выше монете на рис. 21-9. Оно похоже на перевернутую букву П (буквой П начинается имя Петр) и ее появление на монете не является изолированным явлением. Это видно из изображений на орнаментальных фризах церкви в Патлейне, недалеко от Преслава на рис. 21–12, на пластинке из ожерелья (золото и эмаль) на рис. 21–13 и на медальоне из ожерелья (золото и эмаль) на рис. 21–14; последние две представляют собой часть так называемого "Преславского сокровища", хранящегося в Национальном музее в Софии. В частности, на орнаментальных фризах видим «двузубцы» и «трезубцы», весьма похожие на знаки Петра и киевских великих князей конца Х – начала ХІ вв.

Теперь перейдем к отмеченному в самом начале этой главы сходству «трезубцев» Владимира и некоторых из его наследников с «трезубцами» болгарских Шишманов XIV в. Рассмотрим еще несколько «трезубцев» болгарских владетелей XIV в. на рис. 21–15 – рис. 21–16, 21–17 и 21–18.

Среди них монета царя Ивана Александра (1330–1371) на рис. 21–15 выделяется интересным решением художника представить знак “Ш” в виде рисунка замка с тремя башнями.

На рис. 21–16 и 21–17 прорисовки монет царя Ивана Шишмана (1371–1393) показывают разнообразие вариантов знака царя – буквы Ш с поперечной черточкой, – а также вариантов сочетания этого знака с лигатурой ЦР. Фотография такой монеты представлена на рис. 21–18.

Для того, чтобы читатели могли сделать сравнения с изображениями на монетах киевских великих князей, приводим две фотографии монет Владимира на рис. 21–19 и 21–20.

Первая буква имени Шишмана

Относительно происхождения геральдических знаков киевских князей бытует «варяжская» теория о том, что знак с формой «Ш» является перевернутой скандинавской руной EHWAZ, которая в таком перевернутом виде приобретает отрицательный смысл, близкий к «застою», «отставанию» (ТАУ и BLUM). Конечно, весьма сомнительно, что кто-либо, и тем более киевские князья, могли взять для

геральдического знака символ с таким смыслом.

Гипотеза о "короткой хронологии", конкретно выраженная Хронологической Диаграммой, дает более естественное объяснение происхождения геральдического знака «Ш»: это – первая буква династического имени болгарских Шишманов. В "короткой хронологии" Шишман – это Симеон Великий, болгарский царь (894–927) и римский император, получивший императорскую корону от византийского патриарха. В Воденской надписи царя Самуила он упомянут как "старый кавган" из города Тырново.

В то же время в версии XIII–XIV в. находим данные о том, что он – куманского (половецкого) происхождения, а некоторые старые первоисточники отождествляют куманов с русскими.

Конечно, происхождение Шишмана – Симеона любопытно. Но кем бы он ни был по национальности, он и его династия – часть нашей старой истории. И в этой истории национальность того или иного действующего лица – второстепенная деталь. Куда важнее другое – свидетельства о старых связях династий и культурных элит Болгарии и Киевской Руси. Возможно, что именно эти связи породили общий письменный «старославянский» язык, являющийся искусственным смешением русских, болгарских, сербских и т. д. диалектов. По-видимому, в районе нынешний Молдавии и по нижнему течению Днестра и Днепра была старая – размытая – граница болгарских и украинских диалектов и соответственно княжеств.

"Киевским" потомкам Шишмана уделим больше внимания в следующей главе.

Рис. 21-1. Старая монета.

Рис. 21-2. Старая монета.

Рис. 21-3. «Златник» Владимира первого типа (ЧИЛ2 с. 2).

Рис. 21-4. «Сребреник» Владимира первого типа (ЧИЛ2 с. 2).

Рис. 21-5. «Сребреник» Владимира второго типа (ЧИЛ2 с. 2).

Рис. 21-6. «Серебряник» Ярослава Мудрого (ЧИЛ2 с. 9).

Рис. 21-7. Изображение на монете болгарского царя Михаила Шишмана (1323–1330) (ДОЧ с. 231).

Рис. 21-8. Прорисовка монеты, которую относят к «I-ому типу Ярослава». (ЧИЛ2 с. 9)

Рис. 21-9. Прорисовка монеты «II-ого типа Ярослава» (ЧИЛ2 с. 9).

Рис. 21–10. Медная монета царя Ивана Шишмана. Национальный исторический музей, София. (СПИ с. 122)

Рис. 21–11. Медная монета царя Ивана Срацимира. Национальный исторический музей, София. (СПИ с. 122)

Рис. 21–12. Изображения орнаментальных фризов церкви в Патлейне недалеко от Преслава (ЧИЛ2).

Рис. 21–13. Пластинка из ожерелья (золото и эмаль). Из "Преславского сокровища", хранящегося в Национальном музее в Софии (ЧИЛ2).

Рис. 21–14. Медальон из ожерелья (золото и эмаль). Из "Преславского сокровища", хранящегося в Национальном музее в Софии (ЧИЛ2).

Рис. 21–15. Прорисовка изображений на одной из монет Ивана Александра (1330–1371) (ДОЧ с. 234).

Рис. 21–16. Прорисовка изображений на одной из монет царя Ивана Шишмана (1371–1393) (ДОЧ с. 239).

Рис. 21–17. Прорисовка изображений на одной из монет царя Ивана Шишмана (1371–1393) (ДОЧ с. 239).

Рис. 21–18. Медная монета царя Ивана Шишмана. Национальный исторический музей, София. (СПИ с. 122)

Рис. 21–19. Фотография монеты Владимира Великого (SOTS).

Рис. 21–20. Фотография монеты Владимира Великого (SOTS).

Глава двадцать вторая. Равноапостольная княгиня Ольга

Сравнение древних киевских и болгарских монет подтвердило глубокие и многосторонние связи Руси с Болгарией в старые времена. Несколько неожиданным является их проявление еще в геральдическом знаке Святослава, довольно близком к знаку Шишмана, и особенно к знаку сына последнего – царя Петра Болгарина.

Все это приводит к естественной мысли о том, что, возможно, существовала родственная связь Святослава с династией Шишманов.

Оказывается, что такая гипотеза выдвигалась и обсуждалась давно. Предъявлялись и отвергались доводы. Но в конце концов с ней случилось то, что произошло со всеми теориями о русско-болгарских связях того периода: ее "забыли".

А гипотеза была о том, что великая княгиня равноапостольная Ольга святая была из Болгарии, и даже что она была дочерью болгарского царя и императора римлян Симеона Великого (893–927) и сестрой его сына царя Петра Болгарина (927–969).

Вот как оценивает «исчезновение» научного спора по этой проблеме А. Чилингиров:

"О происхождении княгини Ольги см. также исчерпывающие замечания и библиографию исследований до середины XX в. у Всеволода Николаева (НИКВ). В 80-х годах в советской научной печати появился ряд статей, авторы которых тщетно пытаются преодолеть противоречия, проистекающие из принятия тезиса о русском происхождении великой княгини Ольги и ее крещении в Царьграде, куда она приезжает не только христианкой, но и в сопровождении высшего болгарского духовника, епископа Мизийского Григория. В связи с этим см. прежде всего обширную студию князя Михаила Андреевича Оболенского ОБОЛ1 и дополнение к ней ОБОЛ2." (ЧИЛ2 с. 31)

"В настоящее время русские авторы обычно обходят спорный вопрос о происхождении в. к. Ольги, а после М. А. Оболенского никто не занимается вопросами о личности ее советника Григория и о манипуляциях русских летописей в отношении событий вокруг ее крещения." (ЧИЛ2 с. 32)

Искаженные или нет, данные источников о происхождении и крещении Ольги не являются однозначными. Тем не менее кажется, что Чилингиров прав, критикуя предубеждения советской исторической школы XX в. и ее старания затемнить и проигнорировать преобладающие прямые и косвенные сведения о связях Ольги с Болгарией.

Теперь мы займемся обсуждением этих сведений. Но еще сейчас важно отметить, что в конце концов не так существенно, кем была великая княгиня Ольга по национальности. Для нас важен другой аспект этой проблемы: насколько тесными были связи правящих династий Киевской Руси и Болгарии, и как эти связи могли повлиять на культурное и религиозное сближение народов этих двух стран? Дело в том, что примерно в это же время для новой христианской религии, ее священных книг и ее богослужения был принят язык, который в настоящее время некоторые называют старославянским, другие – староболгарским. Каково его происхождение и как шло его развитие? Насколько справедлива гипотеза о том, что это смешанный искусственный язык, созданный на основе главным образом старых русских и болгарских диалектов?

Подробное исследование этой проблематики выходит далеко за пределы и возможности настоящей книги. Тем не менее именно в ней находятся причины нашего интереса к происхождению Ольги и ее приближенных.

Кроме того, выяснение происхождения Ольги может дать ключ к пониманию внутри династической борьбы за киевский престол как причину искажений и фальсификаций исторических фактов, в том числе и причину искажения хронологии русской истории.

То, что мы увидели на монетах и орнаментах Болгарии и Киевской Руси того времени, является очень веским косвенным подтверждением близости двух народов и правящих династий не только в княжение Владимира, но и ДО Святослава. А если это так, то "болгарская теория" об Ольге представляется в ином свете и приобретает гораздо больший вес.

Спор о старой летописи

Известный русский любитель и знаток старины архимандрит Леонид, настоятель Троицко-Сергиевской лавры, описывая рукописи библиотеки графа Уварова, нашел в 1887 г. рукописный сборник "Новый Владимирский Летописец", составленный или переписанный в конце XV века. Начальные главы этого сборника соответствуют "Повести временных лет", однако в них есть некоторые отклонения и дополнения, которых нет в других списках. Об Ольге (под 903 годом) этот интересный сборник пишет, что

«Игоря же ожени (Олег) въ Болгарехъ, поятъ же за него княжну Ольгу, и бе мудра вельми.» (ЛЕО1; НИКВ с. 101)

Поскольку к тому времени на основании данных других источников считалось, что Ольга происходит из Пскова, который в старину называли еще и «Плесков», архимандрит Леонид использовал свою находку для того, чтобы выдвинуть гипотезу о происхождении Ольги из болгарской столицы Плиски (ЛЕО1), которую тоже называли

(в некоторых старых документах) «Плесков».

Ему возразил И. И. Малышевский (МАЛ). Примерами из летописей он опроверг попутно высказанное мнение архимандрита Леонида о том, что во времена Ольги русский «Плесков» еще не существовал или не назывался так. Кроме того, он сослался на теории о варяжском происхождении русских князей. Малышевский привел и важное для нас сообщение из летописца ХV в. из собрания М. П. Погодина о половецком происхождении Ольги.

В своем ответе (ЛЕО2) архимандрит Леонид прежде всего согласился с доводами Малышевского относительно существования и названия Пскова – Плескова. Затем он выразил сомнения, что сведения о «северном» и варяжском происхождении Ольги были вставлены в рукописи позднее с определенными целями. Оставаясь на позиции «болгарской теории», он попробовал сочетать ее с «половецкой», привлекая данные о так называемых «черных болгарах», населявших земли к востоку от Азовского моря.

На первых порах гипотеза архимандрита Леонида была встречена некоторыми историками с одобрением, но затем спор между «варяжской» и «русской» теориями вытеснил ее, и на некоторое время она практически «исчезла» из исторических сочинений, чтобы возродиться в середине ХХ века в монографии В. Николаева (НИКВ).

Ольга и Симеон – Шишман

Ниже мы представим в систематизированном и расширенном виде доводы Всеволода Николаева в поддержку гипотезы о болгарском происхождении великой княгини Ольги, а затем добавим и другие данные, свидетельствующие в пользу этой гипотезы.

1) Прямые сведения о происхождении Ольги

Как читатели уже знают, "Новый Владимирский Летописец" сообщает об Ольге, что

«Игоря же ожени (Олег) въ Болгарехъ, поятъ же за него княжну Ольгу, и бе мудра вельми.» (ЛЕО1; НИКВ с. 101)

Основанием для господствующей точки зрения о происхождении Ольги русские ученые видят главным образом в ее «Житии», где читаем следующее:

«(Ольгу) произведе Плесковская страна, иже отъ области царствия великия Русския земли, от веси именуемая Выбутская, близъ пределъ немеческия власти жителей, от языка Варяжска, от рода же не княжеска, ни вельможеска, но отъ простыхъ людей… еще бо граду Пскову не сущу, но бяше тогда начальныъ градъ во стране той, зовамый Избореск… еяже молитвою и пронаречениемъ назвася преславный градъ Псковъ.» (НИКВ с. 98)

По «Житию» выходит, что Ольга была варяжского рода (языка), из района Пскова.

Эти две цитаты дают исключающие друг друга сведения о происхождении Ольги; они и порождают противостоящие теории.

2) Ольгин город Плъсковъ

Последняя цитата ставит родной край Ольги в район современного Пскова. Старый автор пишет, что самого Пскова еще не было, но на его месте (или поблизости) был город Избореск; и что имя «Псков» (или «Плесков» – что связано с "Плесковской землей") появилось в результате "молитвы и пронаречения" самой Ольги.

В. Николаев, однако, привел естественное возражение: почему Ольга, если она действительно "отъ языка варяжска", создала в России город и дала ему имя, практически совпадающее с именем одной из болгарских столиц – Плиски (НИКВ с. 99)?

Затем Николаев атакует сведения из «Жития», указывая на большую вероятность того, что его автор мог заблудиться: если он знал, что Ольга из «Плескова», но не слышал о болгарском городе Плиска, он мог бы подумать, что она из Пскова, и добавить к этому то, что он знал о Пскове и его населении (НИКВ с. 99).

В связи со спорами вокруг «Плескова» А. Чилингиров обратил внимание на еще одну деталь: в русских летописях отмечается, что киевский князь Игорь, отец Святослава, взял свою супругу из города ПЛЪСКОВЪ. Однако точно так же пишется имя болгарской столицы Плиска в болгарских источниках (ЧИЛ2 с. 20).

Конечно, орфография имен имеет значение, хотя его не следует преувеличивать. Но все-таки это дает основание допустить, что кто-нибудь из переписчиков заблудился (или воспользовался) близостью имен «Плесков» (

) и «Плъсков» (

); «варяжский пейзаж» в тексте Жития мог быть придуман – как и ряд других подобных текстов. Например как те, которые «удревляют» Рюрика, и чьей целью является обоснование претензий Ярослава (представителя «варяжской ветви» наследников Владимира) на Киевский трон, против соперников Ярослава – наследников Бориса и Глеба (представителей «болгарской ветви»). Возможно, что текст «Жития» был искажен в еще большей степени: что Ольга достроила Избореск и назвала его именем своего родного города – Плъскова, а это имя получило соответственно немецкую и русскую формы Плесков и Псков, и что все это радетель правящей ветви Ярослава пропустил и заменил другим рассказом.

В отрыве от общего контекста последнее допущение выглядит не очень вероятным.

Тем не менее совпадение имени «Плъсков» с именем болгарской столицы плюс совпадение орфографии является доводом в пользу «болгарской» гипотезы.

3) Пресвитер Григорий

Лаврентьевская летопись сообщает, что Ольга была христианка и имела "при себе пресвитера" (НИКВ с. 99).

Архимандрит Леонид тоже указывает на присутствие при Ольге болгарского священника Григория (ЛЕО; НИКВ с. 102).

Мавродин считал, что личность Григория не заслуживает внимания. Он писал:

"В свите Ольги, которая сопровождала ее в Царьград, действительно был некий священник Григорий, но в посольстве Ольги он не играл никакой роли. Он не был официальным духовником русской княгини, во всяком случае в Византии его не считали таковым, потому что в противном случае его не обидели бы так бесцеремонно, как сделал Константин Багрянородный, дав ему подарок меньше того, что получили переводчики. Меньше Григория получили только рабы и слуги."

Но Мавродин не подозревал о том, что христиане Царьграда – и по крайней мере иерархи цареградских христиан – не очень ценили болгарских. Поскольку мы это знаем, мы можем согласиться с тем, что отношение византийцев к Григорию скорее всего являлось следствием их пренебрежения к болгарскому христианству, и что его скорее всего обидели намеренно.

С подозрением к личности Григория относился и Е. Е. Голубинский. Его очень сильно смущало наименование церковного сана Григория: "Григорий пресвитер мних церковник всех болгарских церквей". Он считал, что пока этот сан не поддается объяснению.

Еще в конце XIX века Голубинскому возражал князь М. А. Оболенский. Он заметил, что у Константина Багрянородного Григорий назван не «поп» (папа’с, с ударением на втором слоге), а "па’пас", чей смысл примерно соответствует слову «епископ» (ОБОЛ с. 123). Наверное поэтому, сам Оболенский титулует Григория "епископом Мизийским".

Учитывая то, что эпоха Ольги совпадает с первыми десятилетиями распространения христианства, нужно иметь в виду, что смысл слова "па'пас" мог быть близким даже к слову "папа".

Но самое главное здесь то, что в выражении "пресвитер церковник всех болгарских церквей" мы сталкиваемся с уже забытой терминологией старого болгарского и русского христианства. Очевидно, что она отличалась от греческой, от принятых сегодня слов «патриарх», «епископ» и т. п. Точно также в Воденской надписи царя Самуила встречаем сан "первый христианин" – первый по рангу (в иерархии) – тоже термин неправославного происхождения.

Почему Ольга путешествовала с этим "пресвитером церковником всех болгарских церквей"? Зачем он был нужен ей? Логика этих вопросов дает основание А. Чилингирову утверждать, что Ольга приняла христианство до своей поездки в Царьград, что приехала она туда со своим духовником Григорием, «епископом Мизийским» (ЧИЛ2 с. 31); византийцы, не признававшие болгарское крещение (или считавшие его "низшим"), крестили Ольгу во второй раз.

Впрочем, возможно, что в те далекие времена не считалось зазорным креститься несколько раз.

4), 5), 6), 7) и 8) Малка, Малък, Любечанин, уй, Добрыня

В своей работе ДИМП П. Димитров приводит точную цитату из старой летописи:

«Володимеръ бо бе отъ Малуши, ключнице Ользины; сестра же бе Добрыне, отець же бе имя Малъкъ Любечанинъ, и бе уе Володимеру.» (ПОВЕ с. 68; цит. по ДИМП с. 80)

Здесь мы видим сразу несколько болгарских имен; остановимся очень коротко на каждом из них, а потом попробуем сделать из них соответствующие выводы.

4) Малка, ключница Ольги и мать в. к. Владимира

В. Николаев писал:

"У Ольги была ключница с болгарским именем-прозвищем «Малка» (малка=маленькая).” (НИКВ с. 99)

Эта ключница – не кто иная, как мать Владимира.

5) Малъкъ

Как и выше, «малък» – болгарское слово, означающее «маленький». Отметим полное совпадение орфографии источника с болгарским литературным написанием этого слова до реформы 1946 г., отменившей «ъ» в конце слов.

Хотя слово «малък», как и «малка», похоже на соответствующие слова в других славянских языках, именно эти формы являются специфическими болгарскими формами.

Возможно, что отец «Малки» – «маленькой» был маленького роста, и отсюда пошло его имя-прозвище; может быть, наоборот – он был крупного роста, и звали его «Малък» – «маленький» из чувства юмора.

6) Любечанин

"Любечанин" может быть своего рода «фамилией» (или "отчеством"); может означать и родное место «Маленького» – отца Малки.

Во всяком случае, личное имя «Любе» и «Любчо» (это разные диалектные формы одного и того же имени) часто встречается в болгарском языке. Поэтому наиболее вероятно так звали отца «Маленького» (дедушку Малки).

7) уй – уйчо

Слово «уй» – диалектная форма (наряду с «уйчо» и "вуйчо") болгарского слова, которое переводится как “дядя”. Оно требует особого внимания, так как у него нет точного аналога в русском языке. Дело в том, что русскому “дядя” соответствует и еще одно болгарское слово – “чичо”. Разница между “уйчо” и “чичо” состоит в том, что “уйчо” – это брат матери, а “чичо” – брат отца.

В современном литературном болгарском языке предпочтение дано форме "вуйчо".

Слово “уй” является хорошим доводом в пользу болгарских связей ключницы княгини Ольги.

8) Добрин

Брата «Малки» – матери Владимира – звали Добрыня. Как отмечает В. Николаев, это – редкое русское имя, которое очень близко к распространенному болгарскому имени Добри[42]42
  Одного из непосредственных учеников и последователей “еретика” Богомила звали Добри. Богомильство обсудим в последних двух главах.


[Закрыть] (НИКВ с. 100), а Чилингиров указал и на еще более близкое болгарское имя Добрин. Если нужно «перевести» имя Добри или Добрин на русский язык, то для этой цели больше всего подходит именно «Добрыня».

Теперь рассмотрим имена и слова 4)-8) в совокупности. Три из них – "Малка",

"Малъкъ" и «уй» – четко указывают на болгарский язык; остальные два – «Любечанин» и «Добрыня» – не обязательно связаны с Болгарией, но и не противоречат такой связи, скорее наоборот.

Поэтому рассмотрение этой совокупности имен и слов ведет к выводу, что при дворе киевского князя Игоря были люди с болгарскими именами и прозвищами.

А теперь обсудим существующие версии о происхождении «Малки»: (1) из русских, (2) из варягов, и (3) из болгар.

Последняя означает, что Ольгина ключница, доверенное и приближенное к ее интимной личной жизни лицо, была болгарского происхождения; а это является веским доводом в пользу болгарского происхождения и самой Ольги.

На первый взгляд кажется, что версии (1) и (2) как будто удаляют нас от возможных связей Ольги с Болгарией и делают более вероятным соответственно русское или же варяжское происхождение Ольги. Но это не так. В самом деле, предположим, что «Малка» была "варяжского рода". Тогда мы сталкиваемся с фактом, что при Киевском княжеском дворе даже варягам давали болгарские имена-прозвища и называли по-болгарски варяжские родственные связи (Владимира с дядей – «уем» Добрыней). Это еще больше убеждает нас в заметном болгарском влиянии при дворе киевских князей и тоже свидетельствует в пользу болгарской версии о происхождении Ольги. То же самое рассуждение работает и если мы допустим, что «Малка» происходила из русских.

9) Ольгины уговоры

Когда Святослав собирался в поход против Болгарии, Ольга уговаривала его отказаться от этой затеи (НИКВ с. 99). В. Николаев видел в этом желание Ольги предотвратить войну сына с ее родственниками в Болгарии (НИКВ с. 99).

10) Казна Бориса и болгарские церкви

В. Николаев пишет, что болгарское происхождение Ольги могло бы объяснить особенности политики Святослава и Владимира в отношении Балкан и Болгарии. Ссылаясь на М. Г. Попруженко, он подчеркивает:

«Мы должны отметить факт, что во время своего пребывания в Болгарии Святослав относился с почтением к болгарскому царю Борису II; Борис сохранил свой трон и все знаки верховной власти. Взяв болгарскую столицу Преслав, Святослав не посягнул на казну болгарских царей, а также, что особенно важно, Святослав и его дружина отнеслись с исключительным почтением ко храмам в Болгарии.» (НИКВ с. 102; ПОПР)

Сохранение царской казны, трона Бориса, церквей – все это находится в разительном контрасте с тем, как русская армия отнеслась к византийцам, и византийская армия – к болгарам. Напомним читателям, что после своих первых военных успехов Святослав заключил договор с болгарским царем, и вдвоем они стали воевать против византийцев; цель войны – по словам самого Святослава – была прогнать византийцев с Балканского полуострова, так как они "не имеют права на Европу" (ДИА с. 56). Взгляд Святослава на историческую и политическую обстановку на Балканах, на то, какие народы являются исконными жителями этих земель, противоположен современным историческим концепциям. В то же время он подтверждает выводы, к которым приводит Хронологическая Диаграмма.

11) Середина владений Святослава

Еще Карамзин подметил странную метаморфозу, произошедшую со Святославом во время его похода в Болгарию. Он как бы «забыл» о своей родине или поменял ее на свои новые завоевания. Цитируя по "Повести Временных Лет" его слова

«… ибо в столице Болгарской, как в средоточии, стекаются все драгоценности Искусства и Природы, яко то есть середа земли моей.» (КАР т. 1 с. 107 и ком. с. 110),

Карамзин не сдержался и выразил свое удивление по поводу его "болгарского патриотизма":

«… но Болгария не могла быть серединой его владений; или он в гордости мечтал, что Греция, Венгрия и Богемия должны от него зависеть?»

Вернемся к мнению Святослава о “середе земли своей”. Далее автор ПВЛ продолжает его слова, что в нее стекаются все блага: из греческой земли – золото, паволоки, вина, разнообразные плоды; из Чехии и из Венгрии – серебро и кони; а из Руси – меха и воск, мед и рабы.

Посмотрим еще раз на это сведение глазами нашего современника А. Зельцера, который отмечает в нем еще одну деталь: для Святослава не только болгарский Переяславец является центром его земли, но и как бы по отношению к этой земли Россия находится в ряду иностранных держав. Зельцер задает вопрос (ЗЕЛЬ): “Почему Святослав называет эту землю своей, мало того – еще и утверждает, что это – середина “его” земли?” и продолжает: допустим, он считает земли по Дунаю своими по праву завоевателя. Но почему тогда он зовет Переяславец “серединой” своей земли? Ведь “его” земля – это, разумеется, прежде всего необозримые просторы от Новгорода Великого на севере до Переяслава на юге, от Карпат на западе до Волги и Дона на востоке. Если бы даже Святослав объявил своими все земли Восточной Европы до самого Дуная, то и тогда город на Дунае – это край, а никак не середина. К тому же из приведенного заявления Святослава вытекает, что Русь вообще лежит за пределами “его земли”. Русь поставлена в ряд иностранных держав: Греческая земля (то есть, Византия), Чехия, Венгрия, Русь. Что же тогда для Святослава “своя земля”? Остается предположить, что “своей землей” в этом контексте Святослав считает Болгарию или, по меньшей мере, часть ее. Ведь именно Болгарию он не называет среди внешних источников благ, стекающихся в Переяславец. Какие же основания могли быть у Святослава считать Болгарию своей землей в большей даже степени, чем Русь?

Однако если допустить, что Ольга – дочь болгарского царя Симеона Великого, то претензии Святослава на балканские земли Византии вполне оправданы; он мог считать себя наследником владений своего дедушки, а тот, по словам арабского хрониста аль-Табари, будто бы заявил византийскому императору Роману Лакапину во время осады Константинополя:

«Эта страна является царством моего отца, и я не уйду, пока один из нас не победит другого.» (ЛИТ с. 348; ХИБ с. 164)

Если отец Симеона владел византийским «царством», а Святослав был внуком Симеона, то почему бы Святославу – после победного начала его Балканского похода – не подумать о своих правах наследника?

А наблюдение Зельцера о том, что Святослав ставил Русь среди «иностранных» государств наводит на выдвинутую выше хронологическую гипотезу о том, что в это время Киевом владели Аскольд и Дир, а Рюрик сидел в Новгороде. Тогда, может быть, Олегу, старшему сыну Святослава, удалось вернуть себе Киев?

На этом мы кончили с перечислением и обсуждением доводов В. Николаева. Однако к ним можно добавить еще несколько, притом весьма существенных.

12) Прядь волос на бритой голове

А. Чилингиров обратил внимание на особую деталь внешности Святослава. По словам византийского хрониста Льва Диакона, голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос (ДИА с. 82).

Такой же обычай был у «древних фракийцев» – т. е. у болгарского населения Балкан. Он сохранился до середины ХІХ в. Известный болгарский просветитель Хр. Г. Данов рассказывает в своих воспоминаниях, что когда был учителем в деревне Перуштица недалеко от Пловдива, он боролся с «китайским», по его мнению, обычаем местных жителей стричь (или брить) волосы, оставляя только один клок свисать с головы. Усилия учителя увенчались успехом, и через несколько лет «китайский» обычай был искоренен.

Отметим, что Лев Диакон счел бритую голову Святослава свидетельством его знатного происхождения; из этого вытекает, что у его спутников – гребцов ладьи – была другая «прическа».

Откуда Святослав воспринял «фракийский», т. е. болгарский, обычай стричь голову, оставляя на ней прядь волос? Естественный ответ на этот вопрос дает теория о болгарском происхождении его матери, в. к. Ольги.

13) Ольга, Олга, Волга и Болга

В. Николаев отметил, что в некоторых русских летописях имя Ольги записано в форме «Волга» (например в Лаврентьевской, с. 58; НИКВ с. 102). Встречается оно и в форме «Олга». Но если пропуск мягкого знака можно принять за особенность орфографии, то есть причины, по которым вероятность связи формы «Волга» с Болгарией относительно велика.

С именем «Болг» ("Бълг", «Болгар», «Булгар», «Пеларг», "Пеласг") связано мифическое происхождение болгар; они якобы названы «болгарами» по имени некоего своего владетеля, от которого происходят. Поэтому с этнонимом «болгарин» и соответственно с болгарским происхождением связано и имя – прозвище Болгар, Булгар, Болг и т. д.

На фоне этих общих рассуждений нужно особо подчеркнуть, что болгарского царя Петра, сына Симеона Великого и гипотетического брата Ольги, называли "Петром Болгарином" и просто «Болгарином». Поэтому если у него была сестра, то ее тоже за границей могли называть «Болгарыней». Если бы она приехала в Россию, то ее имя – прозвище могло бы быть таким же; и если для нее пришлось бы выбрать какое – нибудь русское имя, то «Ольга» является самым подходящим именно с точки зрения близости к «Болга» ("Болгарыня").