Текст книги "Тролль"

Автор книги: Йоханна Синисало

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Йоханна Синисало
Тролль

Ханне, Марку, Петри и Тони, которые там были

1. На землю уже опускался сумрак

АНГЕЛ

Я начинаю нервничать. После четырех кружек легкого пива лицо Мартеса плывет передо мной, как в тумане. Его руки лежат на столе совсем рядом с моими, мне видны темные волоски, худые чувственные суставы и чуть набухшие вены. Я хочу прикоснуться к нему, но наши руки как будто связаны под столом, потому что в ответ на мое движение его рука тут же отодвигается, напоминая краба, который спасается бегством.

Я смотрю ему в глаза. На лице его дружелюбная, открытая, всепонимающая улыбка. Он кажется бесконечно любящим, но в то же время – совершенно отчужденным. Его глаза – как компьютерные иконки, невыразительные значки, за которыми скрыта бесконечная вереница чудес, доступных лишь для того, кто сумеет войти в программу.

– Так зачем ты пригласил меня? Чего ты ждал?

Мартес откидывается на стуле. Расслабленно. Беспечно.

– Хотел поговорить.

– Только?

Мартес смотрит на меня так, будто обнаружил во мне нечто новое, слегка раздражающее, но не слишком существенное, компрометирующее, но не настолько, чтобы испортить хорошие отношения в коллективе. Нечто вроде неудачного дезодоранта.

– Должен честно тебе сказать, я на это не способен.

Сердце у меня начинает колотиться, слова вылетают автоматически, прежде, чем я успеваю их осознать.

– Ты первый начал.

Когда мы в детстве искали виновника школьной драки, это было важнее всего: кто первый начал?

Я продолжаю, а Мартес смотрит на меня невинными глазами.

– Я никогда не позволил бы себе оказаться в таком положении… если бы ты сам не дал мне понять, что я нравлюсь тебе. Я же говорил, что умею подавлять любые чувства. Если я не уверен, что действительно нравлюсь человеку, я не допускаю никакого развития событий. Никакого. Даже в мыслях. Боже сохрани.

Я произношу все это слишком сердито, а тем временем меня одолевают воспоминания. Я вспоминаю, как обнимал Мартеса, когда, окутанные ночной тьмой, мы прижались к покатому парапету у Дубового водопада. Я чувствую на своих губах его губы, ощущаю их табачный привкус, его усы щекочут меня, и голова моя идет кругом.

Мартес тянется за сигаретами, щелкает зажигалкой, прикуривает и с наслаждением затягивается.

– Ничего не могу поделать, такой уж я тип, что люди вечно связывают со мной свои мечты и желания.

По его мнению, ничего особенного не произошло. По его мнению, все это было лишь игрой моего воображения.

Шатаясь и прихрамывая, я добираюсь до дому к полуночи. Виной тому и пиво, и глубокая душевная рана. Моя пьяная душа зализывает сердечную рану, как кошка, и тут же снова принимается бередить ее – так язык теребит расшатавшийся зуб, вновь и вновь вызывая тупую сладкую боль. Мои мечты и желания не выносят дневного света.

Уличные фонари раскачиваются на ветру, следом за мной под арку влетают мокрый снег и опавшая листва. Откуда-то из глубины двора доносится громкий разговор.

Противная компания устроилась возле помойки. Молодежные мятые, обвисшие на задах джинсы и полоски обнаженных тел под яркими куртками. Парни стоят спиной ко мне, но по интонациям можно понять, что они подначивают друг друга, указывая на что-то, чего мне не видно. В нормальном состоянии я обошел бы эту компанию стороной – когда в темноте натыкаешься на таких типов, по телу начинают бежать мурашки, и если встречи не избежать, ты втягиваешь голову в плечи, готовясь к тому, что вслед тебе полетят непристойности и оскорбления. Но сейчас из-за Мартеса, из-за того, что все потеряло смысл, а кровь почти застыла, я подхожу к парням и останавливаюсь.

– Этот двор – частная собственность кооператива. Здесь запрещено находиться посторонним.

Несколько лиц оборачивается ко мне, раздаются смешки, потом их внимание снова устремляется вниз, к чему-то, что находится у них под ногами.

– Боишься, что укусит? – спрашивает один у другого. – Ну-ка, пни его ногой.

– Вы что, не слышите? Это частный двор. Уходите.

Мой голос становится более резким, глаза наливаются злостью, в памяти всплывают фигуры наступающих на меня старшеклассников. У них были такие же подзуживающие, полные издевки голоса: «Боишься, что укусит?» – и мне прямо в рот летит комок снега, смешанного с песком.

– Проваливай, ублюдок, – спокойно говорит совсем молодой парень. Он знает, что я для них не опаснее комара.

– Я позвоню в полицию.

– Я уже позвонила, – раздается голос у меня за спиной. Это толстая пенсионерка, она живет этажом ниже меня и работает кем-то вроде смотрительницы, чтобы платить за жилье. Бродяги пожимают плечами, дергают друг друга за рваные куртки, развязно сморкаются на землю и медленно, будто бы по своей охоте, уходят. Они направляются к воротам, по-мужски сквернословя. Последний швыряет непогашенный окурок, он летит в нашу сторону, как маленькая пылающая ракета. Но как только они оказываются на улице, мы слышим испуганный топот убегающих ног.

Женщина фыркает.

– Видать, всё же поверили.

– А полицейский придет?

– Нет, конечно. Чего из-за таких беспокоить. Я собиралась в кафе.

Выброс адреналина слегка прояснил мне голову, но пальцы, которыми я пытаюсь нащупать в кармане ключи, кажутся деревянными. Женщина направляется к воротам, и это меня устраивает, потому что в моей хмельной голове засело любопытство. Я жду, пока женщина уйдет, и заглядываю за мусорные баки.

Малыш лежит рядом с баками, прямо на асфальте. В темноте его трудно разглядеть, и поэтому он кажется призрачным.

Я подхожу ближе и протягиваю руки. Он явно слышит мои шаги, но продолжает лежать, свернувшись, только слегка приподымает голову и открывает глаза. Я наконец догадываюсь, кто это.

Ничего более красивого я никогда не видел.

Я сразу понимаю, что хочу его взять.

Он маленький, худенький и лежит в странной позе, словно у него совсем нет костей. Он положил голову между лап, его густая черная шерсть распласталась по грязному асфальту.

Ему, наверное, не больше года. Максимум полтора. Настоящий ребенок. Он совсем не такой большой и крепкий, какими выглядят эти взрослые существа на рисунках.

Он ранен и брошен или отбился от других. Видимо, те парни не успели искалечить его. Как он оказался во дворе, как попал в центр города? Сердце мое начинает отчаянно колотиться, я оборачиваюсь, как будто ожидая увидеть большую темную пригнувшуюся тень, скользнувшую от помойки к воротам и оттуда – под защиту соседнего сада.

Я действую инстинктивно. Встаю на корточки перед малышом и осторожно отвожу назад его переднюю лапку. Он вздрагивает, но не сопротивляется. Для пущей безопасности обматываю лямки рюкзака вокруг тролля так, чтобы его лапки были плотно прижаты к ребрам. Оглядываюсь и беру зверька на руки, он легкий, косточки у него как у птички, весит меньше, чем ребенок такого же роста.

Я бросаю быстрый взгляд на окна – только в спальне соседей с первого этажа горит красноватый свет. В окне мелькает экзотическая головка молодой женщины, ее рука задергивает штору.

Через минуту мы оказываемся в моей квартире.

Он очень слаб. Когда я опускаю его на кровать, он ничуть не сопротивляется, лишь смотрит на меня красноватыми кошачьими глазами с черными зрачками. У него, как у кошки, покрытый шерстью нос, крупные выразительные ноздри. Но линия губ, узкая и прямая, делает его физиономию совсем не похожей на раздвоенную кошачью или собачью морду. Все в целом до того напоминает человеческое лицо, что можно подумать, будто передо мной игрушечная обезьянка или какая-нибудь другая гладколицая игрушка. Понятно, почему этих черных зверей всегда принимали за каких-то лесных людей, которые живут в пещерах или в ущельях и служат, по прихоти природы, карикатурой на человека.

При свете яснее прежнего видно, какой он еще малыш. В нем чувствуется податливость, округлость и трогательная неловкость, свойственная всем детенышам. Я освобождаю его лапки, и он не делает ни малейших попыток оцарапать меня или укусить. Он лишь укладывается на бок и сворачивается клубком, зажимает мохнатый кончик хвоста между ног и подтягивает передние лапки к груди. Черная спутавшаяся грива ниспадает на морду, он вздыхает, как засыпающая собака.

Я стою рядом с кроватью, смотрю на маленького тролля и чувствую сильный запах, который не производит неприятного впечатления – это запах раздавленной ягоды можжевельника с оттенком чего-то другого: то ли мускуса, то ли пачулей. Тролль лежит без движения, только тощие ребра ходят вверх и вниз в такт дыханию.

Я неуверенно снимаю с дивана шерстяной плед, некоторое время стою у кровати и потом накрываю зверька. Его задняя ножка тут же рефлекторно дергается, и плед летит мне в лицо. Я стаскиваю его с бьющимся сердцем, опасаясь, что зверек бросится на меня, исцарапает и искусает. Но нет. Тролль по-прежнему спит, свернувшись калачиком и спокойно дышит.

Я только теперь понимаю, что принес в дом зверя.

Голова и затылок болят. Я спал на диване. Еще чертовски рано, еще темно. А на кровати никого нет. Все было лишь игрой воображения, которая рассеется при первых лучах солнца.

Правда, на полу рядом с кроватью валяется скомканный плед. И из ванной доносятся какие-то звуки.

Я встаю и медленно, стараясь ступать как можно тише, иду при свете уличных фонарей к дверям ванной. В сумраке вижу маленький черный костлявый зад, подрагивающий хвостик и понимаю: он пьет из унитаза. Запах можжевельника стал намного сильнее. Потом замечаю на зеленом кафельном полу желтую лужицу. Ну конечно.

Он кончил лакать и, почуяв меня, разогнулся почти неуловимым движением. С его мордочки капает вода. Я пытаюсь уверить себя, что вода чистая и вполне годится для питья. Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз мыл унитаз.

Глаза тролля по-прежнему мутные, он кажется нездоровым, его черная шерсть не блестит. Я отхожу от дверей ванной, и он проскальзывает мимо меня в гостиную в точности как зверь, который почему-либо не может миновать опасной дороги, – быстро, настороженно, притворяясь бесстрашным. Он идет на задних лапах такой гибкой и мягкой походкой, какой люди не ходят, – немного склонившись вперед, передние лапки напряжены, когти убраны, – словно балерина на пуантах. Я следую за ним и вижу, как он, не приостановившись, будто невесомый, взлетает на кровать, по-кошачьи сворачивается клубком и снова засыпает.

Я приношу из кухни миску, наливаю в нее воды и ставлю рядом с кроватью. Потом иду в туалет и вытираю пол. Голова у меня гудит.

Черт побери, а что тролли едят?

Я иду в кабинет. Дверь оставляю открытой, включаю компьютер, вхожу в Интернет и набираю слово ТРОЛЛЬ.

HTTP://WWW.SUOMENLUONTO.Fr[1]1
  Suomenluonto – природа Финляндии (финск.).


[Закрыть]

ТРОЛЛЬ 1. ТРОЛЛЬ (устаревшее назв. ХИЙСИ, НЕЧИСТЫЙ), Felipithecus trollius. Семейство ЛЕМУРОВ (Felipi-thecidae).

Панскандинавская разновидность животных, встречается только на северном побережье Балтийского моря и в западной части России. Из Центральной Европы полностью исчезла в период сокращения лесных массивов, но, судя по легендам и историческим источникам, оставалась еще достаточно распространенной в этом регионе в средние века. Официально обнаружена и научно квалифицирована как вид млекопитающего лишь в 1907 году, до этого считалась мифологическим существом, фигурирующим в народном творчестве и в сказках.

Вес взрослого зверя – 50–75 кг, полный рост – 170–190 см. Конечности длинные, ступает на пятки, но при ходьбе опирается также на пальцы ног. Ходит прямо, на двух ногах. На задних конечностях по четыре, на передних, считая большой, по пяти пальцев с длинными когтями. Хвост длинный, с кисточкой на конце. Язык шершавый. Глаза желтовато-красные, раскосые. Шерсть черная как уголь, густая, гладкая, на голове у самцов черная грива. Активен исключительно по ночам.

Основные продукты питания – падаль, птичьи яйца и птенцы. Зиму проводит в спячке. Оплодотворение происходит, по-видимому, осенью, перед спячкой; весной или в начале лета самка рожает одного-двух детенышей. О повадках тролля, который боится и избегает человека, известно очень мало. Встречается крайне редко, в Финляндии насчитывается около 400 особей. Считается вымирающим видом.

АНГЕЛ

От этого чтения у меня ума не прибавилось. Кликаю «поиск», нахожу еще один текст.

WWW.NETTIZOO.FI/NISAKKAAT/PETOELAIMET[2]2
  Nettizoo – зоосеть; nisakkaat – млекопитающие; petoelaimet плотоядные (финск.).


[Закрыть][2]2
  Nettizoo – зоосеть; nisakkaat – млекопитающие; petoelaimet плотоядные (финск.).


[Закрыть]

Сходство троллей с людьми или обезьянами первоначально дало повод отнести их к человекоподобным, но более тщательное изучение показало, что речь идет о конвергентной эволюции. Пока троллей считали приматами, их ошибочно называли «северными пещерными обезьянами», по латыни – Troglodytas borealis. Позднее стало понятно, что они относятся к совершенно самостоятельному виду животных – Felipithecidae, но представление об их родстве с обезьянами оставило свой след в сохранявшемся некоторое время названии Felipithecus troglodytas. К настоящему моменту за этими существами закрепилось научно обоснованное и данное с учетом народной традиции латинское название Felipithecus trollius. Любопытно, что пользующееся большим авторитетом Общество защиты флоры и фауны предложило, исходя из мифологических представлений и легенд, назвать этот вид Felipithecus satanus.

Кроме этих животных, к данному виду относят также практически вымершего индонезийского желтого лемура (Felipithecus flavus), по размерам похожего на рысь и обитающего в тропических лесах. Судя по найденным окаменелости, их общий предок обитал в Юго-Восточной Азии.

У тролля повадки и зубы хищника, но многие ученые не считают возможным отнести его к этому разряду. Согласно некоторым теориям, тролли гораздо ближе к насекомоядным и приматам, чем к хищникам из семейства кошачьих, это подтверждается и некоторыми их анатомическими особенностями.

Существует мнение, что представителями фелипитеков могут также оказаться некоторые виды животных, о которых еще не собраны серьезные научные данные (например, известный по легендам и устным сообщениям тибетский снежный человек, или Йети, и мифический североамериканский Сасквотч Большая нога).

Достоверные сведения о существовании Felipithecus trollius получены только в 1907 году, когда на биологический факультет Императорского университета в Хельсинки были доставлены обнаруженные учеными останки взрослого тролля. К тому времени некоторые особенности троллей уже были описаны в таких фольклорных текстах, как «Калевала», но, несмотря на частые упоминания этих животных, в научной среде они считались сказочными. Материалом для легенд, очевидно, служили происходившие время от времени встречи с детенышами троллей и гномов. Этот взгляд поддерживается теорией, согласно которой тролли обычно бросают слишком крупных детенышей.

Тролли обладают удивительной способностью сливаться с окружающей средой, живут в труднодоступных местах, испытывают панический страх перед людьми, передвигаются очень тихо и исключительно ночью, зимуют в пещерах и не оставляют следов на снегу. Все это, вместе взятое, объясняет причину столь позднего их обнаружения. В истории зоологии тролли занимают примерно такое же место, как окапи, открытые наукой лишь в 1900 г., комодский варан (1912) и гигантские панды (1937). Обо всех этих животных существовало множество устных преданий и свидетельств аборигенов, но наука долгое время считала их легендами и мифами. В этой связи стоит вспомнить, что на нашей планете живет примерно 14 миллионов видов животных, из которых изучены и классифицированы всего 1,7 миллиона, то есть менее 15 %. Неизвестные прежде науке довольно крупные парнокопытные (Meganuntiacus vuquangensis. Pseudoryx nghetinhensis) найдены лишь в 1994 году…

АНГЕЛ

Я стучу по компьютеру и время от времени заглядываю в спальню. Чертовски хорошая идея пришла в мою пьяную голову – притащить трогательного брошенного дикого зверька к себе домой. Когда вырастет, он может стать двухметровым зверем.

Но при всем при том даже на трезвую голову видно, что в зверьке есть какое-то удивительное обаяние. Может быть, это мой профессиональный взгляд так остро реагирует на его изящество?

Может быть, стоит мне увидеть что-то красивое, как я уже мечтаю овладеть им? С помощью фотокамеры, глаз или рук. Или просто заперев дверь.

Даже если я не знаю, что мне с ним делать.

Но мне никуда не деться, ведь он еще малыш. И нездоров. И слаб. И всеми брошен.

Я уже распечатал из Интернета кучу разных материалов, от которых, кажется, нет никакой пользы. Я возвращаюсь к «зоологии» и нахожу ссылку «эволюция».

Узнаю, что при конвергентном сходстве разные виды, напоминая друг друга, лишены генетической близости. Хорошим примером являются акула, ихтиозавр и дельфин, произошедшие в результате эволюции позвоночных различных классов: акула – от рыб, ихтиозавр – от вымерших пресмыкающихся, а дельфин от наземных млекопитающих. И тем не менее все они превратились в похожие друг на друга извивающиеся хвостатые существа, которые относятся к одной экологической группе обитающих в океане хищников. Аналогичных примеров много: не умеющие летать птицы, такие как эму, страусы и моа или, например, такие земноводные, как тюлени, морские львы и сирены.

Черт побери, я получил столько информации! По ходу конвергентной эволюции под влиянием погодных и природных условий животные, обитающие далеко друг от друга и относящиеся к совершенно разным видам, могут обрести сходное физическое строение. Примерами конвергентной эволюции являются, с одной стороны, тролли и лемуры из юго-восточной Азии, происходящие от маленького древесного зверька, слегка напоминающего енота или куницу, а с другой стороны – обезьяны и гоминиды, происходящие от млекопитающих, которые являются их общими предками. И те, и другие заполнили одну и ту же экологическую нишу, а хождение на двух ногах и ловкость пальцев обеспечили продолжение вида…

И все это для меня совершенно бесполезно.

Я смотрю на компьютер. Это всего лишь машина.

Придется придумать что-нибудь другое.

Могу себе представить, как заливается телефон у доктора Спайдермена. То есть у Йори Паукайнена, моего экс-любовника, которого называют Паук-паукайненом, потому что когда он волнуется, всегда начинает заикаться. К тому же его прозвали господином Спайдерменом.

Он снимает трубку только после восьмого гудка, голос звучит раздраженно.

Я пробую фразы типа «Как поживаешь?», хотя прекрасно понимаю, что на этом долго не продержаться.

– Милый Ангел, златовласый Керубино, – он говорит с издевкой, чуть в нос, – ты недавно турнул меня под зад в благодарность за почти двухмесячную нежную любовь. Так что я несколько удивлен твоим звонком. И особенно временем суток, которое ты для этого выбрал.

Я что-то бормочу о том, что мы вроде договорились остаться друзьями.

– А я уж подумал, что тебя мама уговорила. Она ведь, наверное, всегда мечтала, чтобы ты закрутил с настоящим доктором? – говорит Спайдер, заставляя меня покраснеть. Затем его тон меняется, теперь он почти заинтересован.

– Так тебе не удалось подцепить его на крючок? Или все же удалось?

Я понимаю, что этот звонок был ужасной ошибкой, а Паук безжалостно продолжает:

– Ты глядел на меня своими большими голубыми глазами и все твердил мне, что я не твой тип, что я не тот, что ты причинишь мне боль, если мы будем продолжать встречаться, ведь ты не можешь вполне разделить мои чувства. И при этом постоянно говорил о нем.

Неужели действительно говорил? Вот черт побери. Может быть, так и было. Мне могло казаться, что заговаривая о нем и как будто случайно повторяя его имя, я устанавливаю между нами какую-то связь.

– Ты будто пробовал его имя на вкус. Мартти, Мартти, Мартти то и Мартти се, разве это делалось не для того, чтобы вытеснить меня? И вообще все твои изящные разговоры ясно давали понять: ты хочешь избавиться от меня, стать свободным, чтобы твой кумир дал тебе зеленый свет. Разве не так?

Я молчу. Что мне еще остается?

– Ну так какое у тебя дело?

Я прочищаю горло. Это нелегко.

– Что тебе известно о троллях?

Из трубки доносится сатанинский смех.

– Золотко мое, теперь ты должен позволить мне проявить любопытство. Ты что, готовишь школьный спектакль?

Я лепечу что-то бессмысленное о заключенном мною пари.

– Что они едят? – наконец спрашиваю я беспомощно и чувствую, как мое смущенное молчание вливается в уши Слайдера.

– Ты звонишь высокооплачиваемому ветеринару воскресным утром в половине девятого, спрашивая, что едят тролли? – взрывается он.

Я знаю, что Паук при случае бывает страшно язвительным, но упустить возможность продемонстрировать свои познания он не способен. Я угадал. В трубке уже звучат знакомые лекторские интонации.

– Лягушек, мелких млекопитающих, разоряют птичьи гнезда, – диктует голос Паукайнена. – Говорят, иногда они задирают овец на отдаленных пастбищах, но это, скорее всего, чушь. Существует теория, что они ловят рыбу лапами, словно медведи, и нет никаких оснований сомневаться в этом. Зайцев. Птиц. Иногда трапезой тролля становится сломавший ногу олененок. Иногда они вспугивают белохвостых оленей. Едят падаль, если находят. Взрослый экземпляр нуждается в паре килограммов животного белка в день. Еще вопросы?

Я киваю в трубку и издаю одобрительные звуки.

– То есть они – плотоядные, в отличие от всеядных, таких, как медведи. Переваривают пищу, как дикие кошки. Так что если ты побился об заклад, что тролли питаются сосновыми побегами при свете луны, денежки твои пропали. А если хочешь дополнительных сведений, мой дорогой эльф, то возьми в библиотеке книгу Пуллиайнена «Крупные звери Финляндии».

После этого он бросает трубку.

ИВАР КЕМППИНЕН. ФИНСКАЯ МИФОЛОГИЯ. I960

В финской мифологии, как и в преданиях других народов, заметное место принадлежит не только привидениям и феям, но также и животным, которые считаются демоническими. К последним, в частности, относят медведя, тролля, волка, змею, ящерицу, лягушку, горностая, землеройку, осу и вошь. Демонические животные отличаются от привидений и фей тем, что их вполне можно увидеть и опознать (исключение составляют робкие и скрытные тролли и горностаи). Иногда животных путают с лешими настолько, что троллям, например, оставляют еду на камне для лешего, а змею прямо называют духом (см.: SKS. Karttula, Juho Oksman. № 1029; SKS Sortavala, Matti Moilanen. № 2625). О демонах-животных существует обширная научная литература; ученые разных стран высказывали по этому поводу самые различные точки зрения. Финские мифологи полагают, что перечисленные выше животные и другие мстительные существа получили в народных верованиях демоническую репутацию потому, что все они считаются порождениями северного царства мертвых, отправленными на землю для того, чтобы досаждать людям. К этим посланцам злых сил, выходцам из царства смерти люди испытывают ненависть и в то же время стараются их задобрить, а потому прислуживают им и даже балуют их. Ведь если подобным злым существам – змее, например, или лягушке – причинить какую-нибудь неприятность, произойдет несчастье.

Покровитель леса Тапио первоначально персонифицировал собой дух леса, в этом качестве он относится к сонму духов земли (Ganander 1.89; Gottlund 1. 350). Покровитель мрачных лесов также именуется Хийси, или Демоном. Таким образом, Тапиола и Хийтола как названия леса означают, что лес является местом обитания Тапио или Хийси. Но иногда сам лес называют Тапио или Хийси, без упоминания о его покровителе или обитателях (SKVR. VII. 1. № 810,823). Карелы называют лесных обитателей «народом Хийси», причем Хийси получил демоническую репутацию как воплощение злых сил царства мертвых – Маналы. В сосновом лесу волости Хийтала есть лесистые горы, их называют горами Хийси, где, как говорят, живут злые Хийси, или демоны. А в одном из диалектов слово metsh (лес) означает «злой дух» (Kujola, 1.234-35). Так называют и лесных жителей, и обитателей царства мертвых (Маналы). Подобное смешение, очевидно, произошло потому, что народ боялся темного леса, населенного медведями, волками, троллями и прочими демонами, ничуть не меньше, чем царства мертвых, из которого, согласно старым верованиям, вышли и хищники, рожденные хозяйкой Похьолы (параграф 313).

АНГЕЛ

Черный бок резко вздымается, как при высокой температуре, – это зверек переваривает пищу, лежа на постели.

Я бросаюсь к холодильнику и нервно перебираю его содержимое. Апельсиновый мармелад, оливки, довольно свежая, но слегка обветрившаяся рыба, немецкий сыр с плесенью.

Кошка. Кошка. Что едят коты?

Кошачья еда.

Вдруг меня осеняет: как там зовут того человека с нижнего этажа? Кайкконен? Кархунен? Койстинен? Мужчина, у которого молодая жена-иностранка. У них есть какой-то домашний зверь. Однажды, когда сосед открывал наружную дверь, он держал в руках красный кожаный ремешок.

Значит, у них есть кошка. Ведь я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них выгуливал собаку.

ПАЛОМИТА

Сон – как колодец, я поднимаюсь из него, словно пузырек воздуха. Вода – как черный мед. Руки и ноги пытаются шевелиться в ночном сиропе. Я раздираю веки с такой силой, что глазам больно.

Я покрываюсь потом, а сердце пускается во всю прыть. Некоторое время я думаю, что доносящиеся до меня звуки – это звон колокольчика на прилавке бара в Эрмита. Колокольчика, который требует, чтобы я вышла из задней комнаты. Но рука, к счастью, на что-то натыкается, глаза открываются – в комнате царит сине-серая ночь.

Я спала страшно крепко, как всегда, когда Пентга нет дома. Когда я ложусь одна, то сразу как будто проваливаюсь, потому что не надо напрягаться каждой клеточкой, как тогда, когда Пентга лежит рядом. Не надо просыпаться от каждого звука. Когда Пентти спит, кажется, что рядом кто-то задыхается.

Звук все-таки не похож на звон того ужасного серебряного колокольчика в баре. Он более напряженный, грубый и переливчатый. Дзинь-дзинь-дзинь – звук идет из пустой прихожей, Пентти убрал оттуда всю верхнюю одежду и запер ее в кладовке на время своего отъезда. Я надеваю тапки и беру со стула халат. Звонок звенит снова и снова, будто у кого-то случилась большая беда. Я вытаскиваю из кладовки скамеечку, встаю на нее и выглядываю в глазок.

Перед дверью стоит мужчина с верхнего этажа. Он светловолосый, кудрявый и высокий. Я как-то уже видела его на лестнице.

Я привыкла смотреть в дверной глазок. Пентти не хочет, чтобы я открывала дверь кому-либо, кроме тех, кому он разрешил. Дверной глазок – это колодец, в нем живут маленькие скорчившиеся человечки. Я встаю на скамеечку по несколько раз в день и смотрю на лестницу. Люди появляются редко, так что если удается кого-нибудь увидеть – это как подарок. Мужчина снова звонит, потом вскидывает голову и собирается уйти.

Не знаю, почему я так поступаю, но я осторожно открываю дверь.

Мужчина быстро говорит по-фински, я понимаю только некоторые слова. Его речь невнятна, сплошные длинные фразы – язык вывернешь их произносить. Счастье, что мне не приходится много пользоваться финским языком, ведь Пентти разговаривает редко, а я нигде не бываю.

Он извиняется. Называет свое имя, которое я не могу толком разобрать, что-то вроде «Мигель». Он говорит, что живет этажом выше, толкует что-то о еде и все повторяет какое-то слово, которого я не знаю.

Мужчина, видимо, наконец замечает, что я его не понимаю. До сих пор он думал только о своей проблеме, а теперь обратил внимание на меня. Он начинает говорить по-английски, который я понимаю лучше, но все же довольно плохо, потому что дома говорили на чабакано, а в деревне на тагалог – я же мало ходила в школу.

– Кошачья еда, – произносит он. – Нельзя ли у тебя одолжить кошачьей еды?

Я невольно улыбаюсь. У нас нет кошки. Пентги ничего такого не хочет. Однажды в пьяном виде он схватил куколку, которую мне подарила Кончита из бара, и спустил ее в унитаз. Он заметил, что вечером перед сном я иногда держу ее в руках. Унитаз засорился, и Пентти пришлось долго прочищать его.

Я качаю головой, говорю: «No cat food».[3]3
  Кошачьей еды нет (англ.).


[Закрыть] Спрашиваю, говорит ли он по-испански, но он качает головой, а в глазах – испуг. Я подыскиваю английские слова, мне хочется ему помочь. Поблизости есть большой киоск, где продается все на свете. Пентти однажды вечером отправил меня туда за пивом, дал деньги и записку, в которой был нацарапан заказ. Я отдала это продавцу и получила шесть холодных бутылок с коричневой жидкостью. Взять чек я не догадалась, а когда вернулась, Пентги стал утверждать, что я присвоила часть сдачи. Мне тоже показалось, что с меня взяли слишком много. После той истории я больше не ходила в киоск, но помню, что в нем было очень много разных товаров, как на рынке.

Мигель хмурится. Мне становится его жаль. Я не понимаю, почему бы ему не сбегать за два квартала к киоску, который ничуть не хуже маленького универсама, и все думаю, как бы ему помочь. Думаю о кошачьей еде. Кошки, которые бродят в порту, питаются рыбой.

Я оставляю дверь приоткрытой, бегу на кухню, открываю холодильник и вынимаю большой пакет сайры. Его принес Пентти. Замороженные рыбины стукаются друг о друга, словно поленья, я возвращаюсь к двери и сую пакет в руки Мигеля.

– Положи в микроволновку, – произношу я очень отчетливо. Эти слова я часто слышала и выговариваю их хорошо. Мигель разглядывает пакет, перекладывая его из одной руки в другую, ведь он такой холодный. Наконец он прижимает пакет к груди. С его губ срываются, мешаясь друг с другом, финские и английские слова благодарности. И вот он уже поднимается по лестнице – мужчина с ангельски прекрасным лицом и волосами цвета пшеничного поля. Я слышу, как этажом выше хлопает дверь.

АНГЕЛ

Придется ее как-нибудь отблагодарить, размышляю я, бросая остатки рыбы в микроволновку. Она, должно быть, с Филиппин, раз говорит немного по-английски и по-испански, но уж очень похожа на азиатку. Исполнилось ли ей уже шестнадцать? Она, должно быть, купленная невеста, приобретенная парнем с нижнего этажа на каком-нибудь брачном рынке.

И кошки у них нет. Лицо у меня горит. Я должен был догадаться, для чего покупаются красивые ярко-красные ремешки.

Я настраиваю микроволновку на размораживание и включаю ее. Когда раздается жужжание, уши тролля вздрагивают, хвост дергается, но поскольку ничего угрожающего не происходит, он снова успокаивается. По комнате распространяется запах рыбы, я вытаскиваю миску из микроволновки и пробую пальцем. По краям рыба побелела, внутри она еще ледяная, но большая часть разогрелась до комнатной температуры и стала похожа на серый студень. Я отрезаю оттаявшие кусочки, кладу их на бумагу и отношу в гостиную, на пол. Ноздри тролля вздрагивают, но запах рыбы не вызывает у него никакого интереса. Я беру кусок рыбы и присаживаюсь на краешек кровати. Тролль прищуривает свои выпуклые глаза и глядит на меня. Я подношу кусок к его ноздрям и ко рту. Он как бы нехотя принюхивается, потом снова закрывает глаза и почти человеческим движением отворачивается, подставив мне свою черную тощую спину. Я слышу, как в его животе раздается тихий-претихий звук – голодное урчание.