Текст книги "Танкисты Гудериана рассказывают. «Почему мы не дошли до Кремля»"

Автор книги: Йоганн Мюллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

XXIV корпус в это время пытался стабилизировать положение на реке Сож в районе Кричева и выручить окруженную 4-ю танковую дивизию. Фактически 15–17 июля 2-я танковая группа стояла на краю пропасти, но столкнуть ее туда советское командование не сумело.

Дело в том, что безудержное «Drang nach Osten» едва не поставило корпус на грань гибели. 17 июля боевая группа 4-й танковой дивизии южнее Кричева с разгона форсировала реку Сож, создав небольшой плацдарм на ее восточном берегу. К этому времени она почти потеряла боеспособность, генерал фон Лангерман сообщал, что имеет 44 исправных танка и 49 ремонтирующихся. 40 танков ожидали прибытия запасных частей, а вот 42 машины составили безвозвратные потери. К этому времени дивизия вытянулась чуть ли не в ниточку вдоль дороги, тылы отстали, поэтому ждать можно было долго. Не в лучшем состоянии находилась и 3-я танковая дивизия. 19 июля советские войска атаковали командный пункт 4-й танковой дивизии, и даже командиру корпуса генералу фон Швеппенбургу, оказавшемуся там, пришлось отстреливаться из пистолета.

20 июля Красная Армия нанесла несколько ударов с разных направлений, и немцы сразу оказались в критическом положении. Фон Бок писал: «На южном крыле 4-й армии 10-я моторизованная дивизия атакована со всех сторон, но была спасена вовремя подошедшей 4-й танковой дивизией (фон Лангерман унд Эрленкамп). Между тем разрыв между двумя танковыми группами на востоке от Смоленска так до сих пор и не закрыт!

Я снова включился в дело: послал своего штабного офицера во 2-ю танковую группу. Сегодня она захватила Ельню и рассматривает это достижение как большой успех, который «необходимо развить»!

Я немедленно на это отреагировал и сказал, что все это в настоящий момент не имеет большого значения, так как сейчас самое главное – замкнуть кольцо окружения на востоке от Смоленска и обезопасить себя от атак противника с восточного направления. Грейффенберг по телефону разговаривал с Гудерианом, и я очень надеюсь, что ему удалось его в этом убедить.

Внедрение между группой армий и обеими танковыми группами такой промежуточной инстанции, как штаб-квартира 4-й армии, до сих пор никакой пользы нам не принесло! Разворачивающееся сражение все больше меня нервирует – в основном по той причине, что Гудериан, развивая наступление в восточном направлении, по сути, совершенно прав! Я считаю большой ошибкой, что наступление на востоке приостановлено до того момента, пока не будут разгромлены все резервы русских, которые в моем секторе фронта подходят к Смоленску».

В двадцатых числах июля советские войска нанесли сразу несколько ударов в районе Смоленска, причем эти удары были проведены корпусными боевыми группами. (Вообще красиво звучит: Korps-Abteilung Rokossovsky, Korps-Abteilung Khomenko, Korps-Abteilung Kachalov. – Прим. пер.) К сожалению, атаки этих наспех сколоченных соединений успеха не имели, максимум того, что им удалось достичь, – затормозить продвижение 3-й танковой группы севернее Смоленска, и то ненадолго.

Диспозиция Группы армий «Центр» 8 августа 1941 г.

Источник: David M. Glantz «Atlas of the Battle of Smolensk, 7 July —0 September 1941»

В то же самое время в немецких линиях имелась зияющая дыра, причем как раз в позициях 2-й танковой группы Гудериана. От Ельни, где оборонялась 10-я танковая дивизия, до Кричева, где стояла 3-я танковая дивизия, никаких немецких войск вообще не было. Лишь пехотный полк «Гроссдойчланд» спешно выдвигался в район Ельни и закрыть дыру шириной около 150 километров никак не мог. Однако группа генерала Качалова в составе трех дивизий, наступавшая от Рославля, ни разгромить его, ни обойти не сумела. Позиции группы Гудериана в этот момент больше всего напоминали тришкин кафтан, командование лихорадочно перебрасывало туда и сюда отдельные батальоны, но все-таки сумело удержать позиции по всему растянутому периметру обороны. А тем временем начали подтягиваться отставшие пехотные дивизии.

20 июля произошел первый бой полка «Гроссдойчланд» с наступавшей группой Качалова: «Примерно в 7 километрах юго-восточнее деревни Васково находился переезд на шоссе Смоленск – Рославль, который можно найти на самых крупных картах. Дорога была мощеной, что редко встретишь в этой стране.

Переезд означает пересечение шоссе с железной дорогой. Он оказался прямо в центре наших позиций. Находясь здесь, мы прикрывали прохождение наших войск через Смоленск от удара с юга. Мы приняли позиции рано утром 21 июля от эсэсовцев.

Поля были вспаханы под пар, деревни выглядели мрачными и покинутыми. Пейзаж вообще был грустным – унылые просторы, даже небо казалось больше, чем в Германии. Там, откуда мы ждали появления противника, виднелось несколько лесочков.

Справа от нас немецких войск не было на расстоянии до 50 километров. Слева до II батальона было 20 километров. Мы были предоставлены самим себе, причем батальон был страшно измотан.

Утро выдалось спокойным, если не считать, что один из наших разведывательных самолетов был обстрелян неожиданно большим количеством русских зениток. Ну, кроме того, можно было видеть отдельных пехотинцев.

Однако примерно в полдень на наши позиции обрушился огонь орудий всех калибров. Никто не осмеливался даже приподняться. Главной целью была точка, где железнодорожная насыпь пересекала дорогу. Естественно, целиться русским было довольно легко. Будка обходчика еще стояла, хотя регулярно окутывалась грязным дымом. Нельзя было увидеть ничего дальше 50 метров. Грохот взрывов слился в сплошной гул. Мы насчитали по крайней мере 100 снарядов за одну минуту. Огонь велся по участку площадью около 100 квадратных метров.

Командный пункт мы укрыли в дренажной трубе под дорогой. Там можно было сидеть лишь на коленях. При этом приходилось сгибаться, ощущая неровные камни на дне. Перед входом валялась дохлая собака. Она страшно воняла. Мы охотно закопали бы ее, но не осмеливались высунуться. Обстрел продолжался, и труба содрогалась. В воздухе плыл едкий дым сгоревшей взрывчатки. Однако наблюдатель неожиданно закричал: «Генерал идет!», и генерала фон Штокхаузена буквально вбило внутрь трубы силой очередного взрыва. Падая, он выронил пригоршню Железных крестов. Генерал остался совершенно невозмутимым, но место для вручения наград было совершенно неподходящим.

Большинство солдат сидело в окопах. Они были узкими и глубокими. В результате перед нами имелось три варианта: снаряд пролетит мимо; взрыв завалит окоп и похоронит всех заживо; последует прямое попадание. От тебя решительно ничего не зависит. Во время артиллерийского обстрела следует оставаться на одном месте. Многие погибли потому, что решили отыскать более безопасное место». (Вот и верь после этого мемуарам! Вильгельм-Хунольд фон Штокхаузен командовал полком «Гроссдойчланд» до 10 августа 1941 года, но в звании полковника. Чин генерал-майора он получил позднее, уже командуя 281-й охранной дивизией. – Прим. пер.)

Атаку удалось отбить лишь с большим трудом. Вот описание событий 23 июля в полосе I батальона: «С 01.00 до 03.00 огонь был слабым. Затем снаряды с новой силой обрушились на наши позиции. В самом начале они прикончили моего старого друга обер-фельдфебеля Герольда – его остекленевшие глаза уставились в небо.

Окоп обер-лейтенанта Ханерта находился между его пулеметами. Связь была плохой. Посыльные не могли пробраться туда, а сам Ханерт не мог никуда уходить. Прикованный к линии фронта, он с трудом следил за наличием боеприпасов и продовольствия. С рассвета лейтенант прилипал к окулярам стереотрубы. Затем начинали грохотать разрывы, а ему оставалось лишь разглядывать лес. В какой-то момент он перевел взгляд на поле перед собой.

Они идут!

Огромные массы людей спускались в низину. Среди них можно было видеть офицеров верхом. Все перед нами стало коричневым от русских мундиров. Я попытался сказать хоть что-то, но горло перехватило.

Большинство из них теперь было на дне низины. Русская артиллерия прекратила стрелять. В ушах даже зазвенело. Лишь с нашей стороны продолжали стрелять два пехотных орудия. Их снаряды ложились точно на дно низины. Затем в дело вступили минометы. Коричневая толпа была перед нами. Наш огонь ничуть ее не ослабил. – Они идут! – Их все больше и больше! В воздухе пахло сгоревшим порохом. Обер-лейтенант Ханерт, командир пулеметной роты, стоял в своем окопе. 800 метров. Он не делал ничего. В бинокли мы уже могли видеть каждого человека, каждую пуговицу на гимнастерке. Мы уже ясно видели их лица. Они продолжали приближаться.

А затем двенадцать пулеметов открыли беглый огонь. Он внезапно начался и резко оборвался. Похоже было, что все двенадцать пулеметов работали от одной гашетки.

Крики удивления нельзя было описать. В считаные секунды с толпой было покончено. Затем последовала пауза. Тут и там пулеметы выплевывали пустые ленты, расчеты заправляли новые.

Затем они снова начали появляться примерно в 100 метрах перед нами, один за другим. Гренадеры целились и стреляли прицельно, тщательно выверяя каждый выстрел.

Русские подходили все ближе. Их пули густо свистели повсюду. Где-то слева тоже началась стрельба. Там не было никого из наших, значит, русские зашли с той стороны.

Русские перед нами находились уже на расстоянии 50 метров, они непрерывно стреляли. Наш огонь ослабел. В каждом окопе всегда дежурило по два гренадера. Многим пришлось провести день рядом с мертвым товарищем. Никто не мог помочь раненым в светлое время суток. Несколько часов противник не приближался. Неужели мы отбили атаку? Вражеская артиллерия снова начала стрелять и продолжала делать это даже ночью. Большинство русских перед нами лежали без всякого прикрытия. Многие умирали, жалобно крича, под нашими пулями.

К 01.00 огонь русской артиллерии почти стих. Мы выползли из своих нор, расправили затекшие конечности и глубоко вздохнули. Заряжающий 2-й роты фельдфебель Альтфатер был убит вечером, получив осколок в голову. Будка обходчика к этому времени рухнула, и гренадеры растащили доски по своим норкам, чтобы прикрыть их. Убитых сложили рядком за последней уцелевшей стеной будки. Все они погибли от ранений в голову и грудь. Это означало, что они стояли в окопах и стреляли по приближающемуся противнику в момент получения смертельной раны. Стреляя, они были вынуждены подставить под ответный огонь верхнюю часть тела. Они это прекрасно понимали. Может ли человек сделать больше?

Рядом с железной дорогой лежали знакомые снегозащитные щиты. Раненых укладывали на них рядом с будкой обходчика. Все больше и больше их поступало со всех сторон. Доктора Альбертс и Михаэлис перевязывали их и отправляли в тыл на первой появившейся машине. Вражеская артиллерия время от времени открывала огонь».

Не менее тяжело пришлось II батальону: «В 04.30 утра после мирной ночи от цепи дозоров донеслись звуки боя. К 05.15 они стали более сильными. Одновременно от дозоров поступило донесение, что крупные силы противника наступают с юга и юго-запада на Ворошилово. Примерно в 05.45 большое облако пыли появилось между Тригонометрической высотой и деревней Парфенов Холм. Вскоре после этого показались наступающие пехотинцы и легкие артиллерийские орудия, которые обычно сопровождали пехоту. Эта атака была отбита огнем легких пехотных орудий и тяжелой артиллерии. Затем противник предпринял новую попытку, дальше к юго-востоку, однако дозорные заблаговременно ее засекли, и она тоже закончилась ничем. Потом стало немного спокойнее. Одиночные всадники и мелкие группы пехоты перевалили через холмы и скрылись в кустарнике. Легкие пехотные орудия и тяжелые продолжали обстреливать обнаруженные цели. К этому времени противник окончательно понял, что не может рассчитывать на выполнение своего плана без поддержки тяжелого оружия и артиллерии, поэтому он начал подтягивать их к передовой. Мелкие группы солдат продолжали двигаться на нашей стороне Парфенова Холма, примерно в 05.00 два вражеских батальона начали выдвигаться с юго-востока к позициям 3-го взвода.

Одновременно большие облака пыли были замечены в районе Недоброй. Судя по всему, противник намеревался провести большие силы через лес к позициям II батальона и, следовательно, 6-й роты. Начиная с 09.00, позиции роты подвергались слабому артиллерийскому обстрелу. К 09.30 его вели по крайней мере три батареи, хотя их огонь оставался неэффективным.

Примерно в это же время противник предпринял атаку от Тригонометрической высоты. Хорошо нацеленные снаряды и пулеметный огонь остановили ее, противник поспешно отступил, бросив позади множество убитых и раненых. Этот успех отражен от рапорта II батальона, но в то же время полк отказался от артналета на позиции русских у Парфенова Холма. Боеприпасы у легких пехотных орудий и 400-го артиллерийского батальона подходили к концу, поэтому их решили поберечь на самый крайний случай.

Взбешенный своими неудачами, противник снова открыл сильный артиллерийский огонь и начал атаки с востока. Противник подобрался на 300 метров к позициям 1-го взвода и, как ожидалось, атаковал из леса. Огонь легких пулеметов и винтовок остановил атаку перед окопами 1-го взвода, а контратака 2-го взвода, поддержанного 20-мм зенитками, отогнала противника обратно в лес. Свои первые потери мы понесли от огня русских снайперов, засевших среди деревьев. 2-й взвод занял позиции слева от 1-го взвода ближе к лесу. Противник был отброшен с большими потерями. Эффективный огонь нескольких хорошо укрытых отделений тяжелых минометов помог отбить вторую вражескую атаку за утро. Палящее солнце обрушилось на солдат, не было ни спасительной тени, ни освежающего ветерка, чтобы хоть как-то спастись от жары. Постоянный огонь русской артиллерии не позволял подвезти на позиции воду, чтобы утолить страшную жажду. Телефонные провода были перебиты в нескольких местах, и радиосвязи с батальоном тоже не было.

Чтобы командир более ясно представлял, что же именно происходит перед нашими позициями, обер-ефрейтор Бёрс дважды, а фельдфебель Гольштайн трижды преодолевали ползком 1000 метров до командного пункта батальона под сильнейшим артогнем. Обер-ефрейтор Юд и обер-ефрейтор Вильер были ранены при доставке боеприпасов. Их заменили стрелки из противотанковых ружей. Их подвиги, как и всех посыльных, особенно фельдфебеля Гольштайна, обер-ефрейтора Бёрса и ефрейтора Аманна, заслуживают самой высокой оценки.

Во второй половине дня появились наши пикировщики и нанесли удар по позициям русских. Вряд ли их атака серьезно помешала противнику, так как, едва самолеты скрылись на западе, в 14.30 огонь вражеской артиллерии возобновился, а в 15.30 началась третья атака за этот день.

Тем временем прибыл взвод 7-й роты в качестве подкрепления на наше левое крыло, хотя от него осталось всего два отделения. Командир взвода лейтенант Роте и 1-е отделение пали жертвами артогня русских. Остатки взвода были подчинены командиру 6-й роты и разделены между 1-м и 2-м взводами. Снова легкие и тяжелые орудия отбили очень сильную массированную атаку русских. Понеся очень тяжелые потери, противник завяз в 200 метрах от главной линии сопротивления. Когда начали сгущаться сумерки, русские отошли.

Ночью прибыла 10-я рота III батальона, чтобы укрепить оборону, и устроилась сразу слева от 6-й роты, продлив ее позиции на северо-запад. Взвод Роте был отозван.

На передовую доставили боеприпасы и продукты, пострадавшие окопы были отремонтированы. К 23.00 стало чертовски холодно. Никто не спал, все напрягали слух: кто знает этих русских, вдруг после дневных неудач они попытаются атаковать ночью? Ночь была ясной и звездной. Мы отчетливо слышали шум моторов и крики вдали на юго-западе. Что задумали русские? Они подвозят свежие части?»

Диспозиция Группы армий «Центр» 15 августа 1941 г.

Источник: David M. Glantz «Atlas of the Battle of Smolensk, 7 July —0 September 1941»

На следующий день тяжелые бои продолжались. Вот что вспоминает обер-лейтенант Рёссерт из 2-й роты: «Положение 24 июля стало особенно угрожающим, так как русские к этому времени научились наступать редкими цепями и использовать преимущества артиллерийской подготовки. Противник добрался до речки, которая текла по долине перед нашими позициями. Противоположный берег порос кустарником, и русские начали там сколачивать плоты и лодки для переправы. Благодаря своевременной поддержке наших пикировщиков, которые появились на сцене очень вовремя и с которыми мы имели отличную связь, обмениваясь зрительными сигналами, попытка переправы была практически сорвана. «Штуки» сеяли смерть среди русских, которые находились не более чем в 50 метрах от наших позиций. Часто плоты, на которых теснилось от 30 до 40 русских, получали попадание и тонули. Судя по всему, русские не имели зенитных орудий, поэтому они никак не могли отбить атаку пикировщиков. Наша артиллерия вела редкий огонь, так как у нее не хватало снарядов.

Одно из штурмовых орудий полка, которое нам временно одолжили, пока что работало со II батальоном. Однако оно слишком часто застревало на болотистой местности, поэтому мы видели его очень редко.

Главная опасность для нашей обороны возникла тогда, когда вражеская артиллерия вывела из строя почти все наше тяжелое оружие, а в придачу и рации. Большинство пулеметов и автоматов не могло стрелять, так как их затворы забил песок. Все, что у нас осталось, это винтовки. В результате мы не смогли помешать отдельным русским переправиться через реку и засесть на пшеничном поле.

1-й взвод под командованием фельдфебеля Штадлера, который развернулся в деревне, стоявшей перед нашими позициями, точно так же был вынужден отбивать непрекращающиеся вражеские атаки. Наконец русские смогли обойти с фланга позиции взвода и на некоторое время отрезать его. Ночью командир взвода сумел установить контакт с ротой и по приказу вывел взвод из окружения. Он присоединился к своей роте, где его использовали на правом фланге.

Вскоре пришли скверные известия. Оказалось, что русские обошли наши позиции и перерезали дорогу позади нас. В этот опасный момент командование бросило в бой дополнительные силы – 1-ю и 3-ю роты. Они с помощью штурмовых орудий очистили район у нас в тылу. Мы понесли тяжелые потери от вражеского артогня. Фельдфебель Альтфатер, командовавший личным составом штаба, был убит, унтер-офицер Зюссенбах тяжело ранен. А ночью мы понесли новые потери».

Основную тяжесть боя вынесла на себе 6-я рота II батальона: «Ночная тишина не затянулась надолго. Русская артиллерия открыла огонь примерно в 03.00. Облака пыли позади и впереди вражеских линий показывали, что все новые вражеские орудия выдвигаются на линию огня. Наша собственная артиллерия молчала, но мы предполагали, что нас поддержат две батареи 88-го артиллерийского полка, а также танковый батальон. Но когда? Вопрос стал очень актуальным.

Наши пулеметы пока молчали. Мы не открывали огонь до тех пор, пока противник не подойдет вплотную. Русские под прикрытием артогня подходили все ближе, они тащили с собой тяжелые пулеметы на маленьких двухколесных лафетах и выкатывали вперед легкие орудия. Вражеские орудия сейчас было просто невозможно сосчитать, но две-три точки вражеского огня были направлены на 6-ю роту.

Наконец в 09.00 противник бросился в атаку, и снова его густые цепи были перемолоты нашими пулеметами. Уцелевшие отхлынули назад, и снова русская артиллерия открыла бешеный огонь. Один за другим наши пулеметы в окопах выходили из строя. Нам пришлось спешно реорганизовывать оборону в ожидании новой атаки.

У противника мы видели офицеров с пистолетами в руках, которые носились взад и вперед, пытаясь собрать своих солдат и снова погнать их вперед. Внезапно в 11.30 орудия замолчали по всей линии фронта – потери русских были огромными. Мы с тревогой следили за густыми облаками пыли на юге и востоке, вероятно, их поднимали подходящие резервы. Как теперь выглядела ситуация? Большие потери, раненые отползали назад мимо командного пункта роты. Часть пулеметов была уничтожена. Отделение обер-фельдфебеля Зилаффа на правом фланге единственное из всех сохранило все три пулемета и было готово открыть огонь. Слева, где пулеметы требовались больше всего, сохранился лишь один легкий. Мы не осмеливались поднять голову. Если кто-то рисковал, тут же рядом начинали свистеть винтовочные и пулеметные пули. Время тянулось мучительно медленно. К 14.00 стало относительно тихо. Мы вздохнули с облегчением, когда адъютант батальона обер-лейтенант фон Тизенгаузен прибыл к нам и сообщил, что батальон тяжелой артиллерии с боеприпасами выдвигается на позиции, а также что подходят 5-я и 10-я роты, за которыми следуют танки. Но когда? Бешеный пулеметный и артиллерийский огонь возвестил о новой атаке. Перед нашими взводами буквально ад разверзся, и снова почти оборвалась связь. Мы слышали, как рвутся гранаты, завязались тяжелые бои. Примерно в 16.00 фельдфебель Гольштейн собрал всех, кто еще остался цел. К 16.30 стало ясно, что русские прорвали позиции 1-го взвода, а 2-й взвод больше не может держаться. И вынужден отходить назад, так как его охватили с фланга. Командир роты и все оставшиеся люди бросились в окопы, но у них быстро закончились боеприпасы.

Командиру роты пришлось принять тяжелое решение оставить окопы. Русские находились на расстоянии не более 100 метров. Швырнув в противника последние ручные гранаты, мы покинули свои норки. Несколько человек упали. Мы тащили раненых с собой. У нас остались только винтовки. Лейтенант Планке некоторое время вел огонь по русским, а потом отошел к 7-й роте.

После этого началась контратака 5-й и 10-й рот. Остатки 6-й роты собрались у командного пункта батальона – уцелело всего семь человек. Где офицеры? 3-й взвод, похоже, остался на позициях, 7-я рота находилась рядом с ним.

Лейтенант фон Нейперг погиб. Уже раненный, обер-ефрейтор Фельдман не вернулся. Он поплатился за свой героизм и дух самопожертвования.

Начали прибывать первые солдаты 18-й (саперной) роты. Они атаковали русских, и те выбросили белые флаги, показывая, что готовы сдаться. Когда саперы поднялись и подошли, русские поспешно укрылись и открыли огонь. Взвод саперов потерял четырех человек убитыми и двоих ранеными. Противник дал нам горький урок трусости и подлости, который мы не забыли.

Затем на севере поднялись клубы пыли – обещанные танки. Но слишком поздно! Если бы они подошли два часа назад, все было бы нормально. В 18.30 они рванулись вперед, а остатки 6-й роты продолжали собираться. Кроме лейтенанта, погибли унтер-офицеры Юдс, Бергман и Диблер, а вместе с ними семь отважных гренадеров. Из множества раненых позднее на перевязочном пункте скончались унтер-офицер Ведель, обер-ефрейтор Штольп и гренадер Цоллер. После переклички выяснилось, что от 1-го взвода остались ефрейтор Бергман и 6 солдат, от 2-го – лейтенант Доге и 20 солдат, от управления роты – командир и 6 солдат. Не было никаких известий о 3-м взводе. Батальону приказали ночью перегруппироваться и привести себя в порядок.

Справа, до холма с церковью в Ворошилово, стояла 18-я (саперная) рота, дальше 7-я рота, затем 5-я, а потом 10-я рота III батальона. 6-я рота осталась позади холма в качестве резерва. Сгустилась темнота, и полный событиями день подошел к концу. Над землей воцарилась мирная тишина».

I батальон на следующий день: «Повсюду на позициях нас обстреливали из винтовок и спереди, и вообще со всех сторон. Огонь с флангов становился все сильнее.

Внезапно обер-лейтенант Ханерт выскочил из окопа. На нем красовалась высокая фуражка с яркой офицерской кокардой, и он курил сигарету. Он медленно пошел вдоль окопов к наблюдательному пункту пехотных орудий. Он казался нам сущим привидением: огромная фигура спокойно шла по полю боя, и никто не осмеливался поднять на него руку. Он лишь лениво оглядывался, когда кто-либо стрелял. Затем он нырнул вниз. Пехотным орудиям требовался приказ, чтобы открыть огонь по намеченным целям. Поэтому прогулка обер-лейтенанта была именно тем, что требовалось для удержания позиций. Солдаты роты верили Ханерту, но в этот день он завоевал их любовь. Позднее я спросил его, зачем он так поступил. Он ответил: «Я больше не мог рисковать, отправляя посыльного».

Справа гренадеры 2-й роты уже несколько дней держались на расстоянии броска камня от противника. Бой там превратился в непрерывную перестрелку и обмен гранатами. Отличить живых и мертвых русских в кустах на берегу реки было очень трудно. Многие гренадеры получили раны в голову от огня справа. Любой, кто стрелял вперед, должен был ждать пули с поля справа. Долгое время никто не знал, будет ли он жив в следующую минуту.

Командир 2-й роты был душой сопротивления на этом участке. Он всегда был спокоен. Слушая звуки выстрелов и донесения, он некоторое время размышлял, а потом отдавал четкие приказы. Если противник вел сильный огонь, он повторял приказ. Целость позиции зависела от него. Солдаты его любили. Обер-лейтенанту Рёссерту, командиру 2-й роты, достаточно было стоять в своем окопе. Вот таким он был.

Рота сокращалась прямо на глазах. 2-я больше не могла отбивать решительные атаки противника. Ее постепенно расстреливали с пшеничного поля. Однако, несмотря на огонь противника, кое-кто из солдат просто засыпал у себя в окопе.

Нас должны были сменить вечером! Нам нужно было лишь продержаться до этого времени. Все больше и больше русских выползало из пшеницы и кустов. Концентрическая атака могла начаться в любую минуту! Это был бы конец.

Однако уже начало темнеть, а русские так и не появились. Мы использовали большинство снегозащитных щитов. На вражеских позициях на краю леса мелькали вспышки выстрелов. Снаряды падали слева возле 4-й (пулеметной) роты Ханерта. Мы называли эти орудия просто «Бу-бух».

Ночью прибыл посыльный: подкреплений не будет, продолжать удерживать позиции. Пехотные подкрепления требовались буквально повсюду. Ну и что нам теперь делать? Несколько гренадеров, услышавших посыльного, отреагировали просто: «Парни, да это невозможно!»

Все были полны решимости продержаться хотя бы до ночи. Напряжение нарастало. Несколько человек зарыдали, а остальные просто рухнули спать. Большинство сидело молча по своим норкам. Наши глаза были красными от жары, дыма и недосыпания. Лица солдат были мрачными, но решительными. Смертельная опасность вытащила наружу все самое прекрасное, что было в людях.

На следующий день тяжелые бои возобновились, пока наконец русские не прорвали оборону роты по всему фронту. В последовавшей схватке русские заполнили окопы мертвыми гренадерами. Здесь в окопе сидели гренадеры, а там, не дальше чем в 20 метрах, русские. Несколько часов шла перестрелка, летели ручные гранаты, трещали пистолеты. Наша позиция стала совершенно безнадежной. Вечером нас начали обстреливать даже с тыла. Блиндажи были окончательно разрушены.

Обер-лейтенант Ханерт передал по радио в штаб батальона: «Мы не отойдем!»

Пехота, которая должна была прийти нам на помощь, потребовалась в других местах. Наш пулеметчик получил рану в живот. Он остался один в своем окопе и просто застрелился из пистолета. Сразу после этого туда прыгнули двое русских.

Командир примчался к нам на мотоцикле – коляска была пустой. Любой, кто рискнул бы сделать это, заплатил бы жизнью, как, впрочем, и гренадеры в своих окопах. Мы с трудом поверили приказу: вечером пулеметный батальон займет позиции в нескольких сотнях метров позади нас. Мы должны оторваться от противника. Снова нам приходилось отступить, чтобы кризис не превратился в беспорядочное бегство.

В полной тишине гренадеры покидали окопы. Поврежденные пулеметы и минометы мы тащили назад, как и раненых. Наши ноги одеревенели, и мы двигались просто чудом. Примерно в 01.00 последнее отделение покинуло позиции. Русские патрули следовали за нами на расстоянии 50 метров. Мы отгоняли их ручными гранатами».

Фон Бок, видя отчаянное положение Гудериана, резко усиливает его группу. Панцер-генералу передаются IX корпус (3 пехотные дивизии), VII корпус (3 пехотные дивизии), ХХ корпус (2 пехотные дивизии). Соотношение сил на гипотенузе гигантского треугольника резко изменяется, и то, что было хорошо 22 июля, 28 июля приводит Красную Армию к катастрофе. Никогда больше 2-я танковая группа не состояла из 6 корпусов.

Сам Гудериан всегда считал, что лучшая оборона – это наступление, поэтому он решил нанести встречный удар по оперативной базе 28-й армии генерала Качалова – Рославлю. 27 июля он доложил о своем намерении фон Браухичу и фон Боку и получил «добро». 30 июля XXIV и VII корпуса начали наступление из Кричева в направлении на восток и в тыл Качалову. На следующий день IX корпус нанес удар на юго-восток. Рославль был взят немцами 3 августа, генерал Качалов погиб, пытаясь вырваться из ловушки. Это был один из многочисленных маленьких и незнаменитых котлов 1941 года, о которых не любят вспоминать российские историки. Немцы утверждают, что взяли 38 тысяч пленных, уничтожили несколько сот танков и орудий.

Но Красной Армии впереди предстояли гораздо более тяжелые испытания. Через неделю ОКХ с удовлетворением констатирует, что так называемое «наступление маршала Тимошенко» провалилось. В 1941 году немецкая армия еще могла относительно благополучно выкручиваться из затруднительных ситуаций. Тем не менее драгоценное время было потеряно.

В ночь на 27 июля ударом танки Гота окончательно замкнули кольцо окружения, что отмечено в журнале боевых действий 2-й танковой группы. Вот именно поэтому так мало рассказывается о действиях группы Гудериана, ведь в создании Смоленского котла участвовало всего лишь две его дивизии: 29-я механизированная и 17-я танковая. Остальные были задействованы на других участках фронта, как это происходило и в Белоруссии. В общем, 28 июля немцы окончательно заняли Смоленск. Правда, кольцо окружения получилось неплотным, и отдельные группы советских войск выходили из окружения до 6 августа, однако, как нетрудно понять, «отдельные группы» – это совсем не три армии.

Диспозиция Группы армий «Центр» 24 августа 1941 г.

Источник: David M. Glantz «Atlas of the Battle of Smolensk, 7 July —0 September 1941»

Да, три армии – 16, 19 и 20-я – погибли в окружении. Здесь А. Исаев, описывая это сражение, откровенно лукавит, утверждая, что их было всего две. По приказу командования еще 21 июля управление 19-й армии вышло из окружения, передав все войска 16-й армии. В августе 1941 года армия фактически была воссоздана, когда ее командованию передали войска оперативной группы генерала Калинина. То есть спасся штаб, но не дивизии 19-й армии. (Добавим, что, описывая результаты Смоленского сражения, А. Исаев, разумеется, не верит немецким данным, в которых говорится о 310 тысячах пленных. Но зато он безусловно верит тем же самым источникам, когда немцы сознаются в собственных тяжелых потерях. Вообще, очень удобная точка зрения: здесь верю, а вот здесь не верю. Правда, в памяти немедленно всплывает добрая старая советская кинокомедия «Джентльмены удачи»…