Текст книги "Контрабандисты"

Автор книги: Йен Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Йен Лоуренс
Контрабандисты

Моим племянникам и племянницам:

Эндрю и Йену, Лайзе, Эрину и Шоне и всем тем, кто плыл с ними на маленьком суденышке «Коннекшн»

1.
Разбойник

К морю мы отправились в карете, запряженной четверкой лошадей. Путь из Лондона пролегал через Кент, дорога виляла по залитым лунным светом лугам, пробегала сквозь черные, как дымоходы, лесные просеки, заворачивала в каждую попутную деревушку. Нас было трое: я, мой отец и еще один человек, который все время молчал.

– Мы накручиваем мили и мили этим кружным маршрутом, – недовольно проворчал отец, подпрыгивая на сиденье рядом со мной. – Надо было заночевать в Кентербери. Или хотя бы взять с собой пистолеты.

– Но мне не терпится увидеть этот твой новый парусник!

– Он пока еще не мой, – засмеялся отец. Отец мой – купец, человек сухопутный.

Морское судно для него – всего лишь бездушная необходимая вещь. Однажды он сказал: «Судно – это груда дерева и гвоздей. Сколоти их по-другому, и ты построишь себе приличный дом».

– Что это хоть за судно? – настаивал я. – Бриг? Баркентина?

Отец вздохнул. Он держал тросточку на коленях, вертя ее в руках.

– Кажется, шхуна. И выкрашена в черный цвет, если тебе это интересно.

При лунном освещении лицо его было бледным. Казалось, его знобит.

Наша карета прогрохотала по мосту около Алкхэма.

– Оно стоит на якоре на реке Стаур, – добавил отец.

– У нее есть марсели?

– Марсели? Наверное, есть. И громадная носовая фигура тоже, – успокоил меня отец.

По мосту карета проволоклась, как ящик с деревяшками. Послышался крик кучера, щелкнул кнут, скрипя осями, карета одолела поворот. Напротив спал наш безмолвный попутчик, он занимался этим важным делом с Кентербери.

Это был джентльмен, но совсем крохотный. Тщательно одетый, аккуратно причесанный, весь сияющий, он казался куклой, которую ребенок, играя, одел в серый костюм и посадил в карету. Отцу приходилось сутулиться, чтобы не задевать макушкой потолок кареты, а наш попутчик сидел совершенно прямо в своей высокой бобровой шапке. Ножки он держал прижатыми одна к другой, башмачки вместе, под ногами деревянный сундучок, обитый кожей. Миля за милей оставались позади – он хоть бы шевельнулся!

Я продолжал расспросы:

– А как она называется? Есть у нее имя?

– Конечно, Джон. Мне сказали, что она называется «Дракон».

Джентльмен чуть не свалился с сиденья.

– «Дракон»? – прошептал он. – Вы сказали «Дракон»?

Отец удивленно посмотрел на него.

– А почему это вас интересует? – спросил он. – Объясните, сэр.

– Значит, вы занимаетесь промыслом…– Джентльмен уставился в окошко.

– В чем дело? – Отец подался вперед. – Каким промыслом?

– Свободным промыслом. – Он прикрыл рот ладонью и сквозь пальцы прошептал: – Контрабандой.

– Идите к черту! – вспылил отец. – Вы кто такой, сэр? – Если бы карета была больше, он бы встал, выпрямился во весь рост и зашагал по ней, как по своей лондонской конторе. – Назовите себя! – потребовал он.

– Ларсон, – пробормотал джентльмен. Он покосился влево, потом вправо. – Я… э-э… связан с промыслом.

– Значит, ваше место на виселице, – отрезал отец. – И я бы сам с удовольствием вас повесил, ей-богу.

Руки Ларсона вернулись на колени, ноги, словно маленькие зверьки, поудобнее устроились на крышке сундучка. Глаза закрылись, казалось, что он вообще не двигался. Карета спустилась по длинному пологому склону холма, до нас по-прежнему доносился стук копыт. Под крик кучера, скрип и бренчание упряжи карета въехала в березовый лес, лунный свет исчез. Но при последнем его мелькании я успел разглядеть улыбку джентльмена.

– Добрый совет, – спокойно произнес он. – Держитесь подальше от этого судна. От «Дракона».

Отец фыркнул. Этот звук был мне хорошо знаком. Я видел, как клерков в его лондонской конторе корежило от этого звука, как целые ряды их мгновенно поворачивали головы.

– Оно приносит несчастье, – продолжал Ларсон. – Нет, пожалуй, даже хуже. Оно – само несчастье, воплощенное зло.

– Как шхуна может быть злом? – удивился я.

– Я не знаю, как и почему. Я знаю только, что это так.

Кучер щелкнул кнутом и стал погонять лошадей, упряжь забренчала и заскрипела громче. Лошади, фыркая, перешли в галоп, чернота пролетала мимо окон. Скорость можно было только вообразить, но, полагаю, около десяти миль в час мы покрывали.

– Судно не может быть злом, – авторитетно заявил отец. – Это чушь.

– Хотел бы я надеяться. – Голос Ларсона почти пропадал в дорожном шуме. – По крайней мере, я вас предупредил.

– А кто вы такой, чтобы меня предупреждать?

Но Ларсон не успел ответить. Лошади испуганно заржали, карета резко подпрыгнула. Я чуть не слетел с сиденья. Трость отца выпрыгнула из его рук.

– Что за дьявол? – воскликнул отец.

Раздался пистолетный выстрел, разорвав ночь. Карета качнулась вбок, два колеса оторвались от дороги и грохнулись обратно; карета жалобно скрипнула и замерла. Тут же прозвучал второй выстрел, и, как будто его эхо, раздался человеческий голос, громкий и зловещий:

– Стой, сдавайся!

– О Господи, – сказал отец. – Разбойник. Из тьмы послышался топот тяжелых сапог.

Кто-то подошел к карете, печатая шаг, и, когда остановился, в воздухе повисла гнетущая тишина, ужасная, осязаемая тишина. Луна просвечивала сквозь деревья холодно и безразлично, свет ее был страшнее темноты. Он проникал через окна и превращал отца и Ларсона в бледных призраков. И в этом безмолвном, жутком мире раздался четкий щелчок курка.

Отец коснулся моего колена:

– Что бы ни случилось, Джон, ты, главное, помалкивай. Понятно?

Я кивнул. Я чувствовал, что не смогу говорить, даже если захочу. Отец сжал мое колено, потом убрал руку.

– Может быть, ему нужен наш багаж, – сказал он.

– Хотел бы я надеяться, – повторил Ларсон. Он снял ноги с сундучка и поднял его с пола. Разбойник подошел ближе, звук его шагов перекликался со щелканьем замочков сундучка, открываемого Ларсоном. – Но сильно опасаюсь, что он может интересоваться моей особой, а не багажом.

– Кучер, слазь! Ну, живо!

Карета качнулась, скрипнули рессоры, бухнули сапоги. Одна из лошадей переступила и заржала. Лес ожил, сквозь деревья до нас стали доноситься различные звуки.

Ларсон распахнул свой сундучок, и в серебристом свете луны я увидел пару дуэльных пистолетов очень тонкой отделки, поблескивавших золотом и полированным деревом. Пистолеты были длинноствольные, зловещие в своей красоте. Жуткое было зрелище, скажу я вам.

Отец уставился на него.

– Да кто вы такой? – спросил он.

Маленький джентльмен улыбнулся. Его руки, вынимавшие пистолеты, слегка дрожали.

– Полагаю, что я покойник, – ответил он. – Сейчас или позже, но со мной все кончено.

Упряжь бренчала, одна из лошадей продолжала нервно ржать.

– Тише, девочка, – ласково успокаивал ее кучер, а разбойник заорал:

– Выходи из кареты! Ну, живо!

Отец вышел первым, в последний раз взглянув на меня. Ларсон последовал за ним. Протискиваясь мимо меня, он прошептал:

– В другую дверь. На крышу. – Он сунул мне в руку один из пистолетов. Голос его был чуть слышен. – Если нам придется плохо, пристрели его, как собаку.

Он выскользнул наружу, и, когда коснулся земли, я увидел, что второй пистолет блеснул за его спиной и исчез в складках одежды. Таинственный он был человек, похожий на шпиона. Хотел бы я знать, кто он был и чего хотел! Придерживая рукой свою бобровую шапку, он остановился на дороге рядом с отцом.

Я послушался его и осторожно выскользнул через противоположную дверь. Взобравшись на крышу, я скрючился за сундуками и коробками. Внизу стояли в ряд кучер, отец и Ларсон. Разбойник маячил возле лошадей.

Это был мужчина высокого роста в широком огненно-красном плаще. Грудь его перекрещивали ремни, из которых торчали полдюжины пистолетов. Кроме того, рукоятки пистолетов высовывались из-за пояса, и в каждой руке он держал по пистолету. Прямо-таки ходячий арсенал. Воротник поднят, натянутая на лоб широкополая шляпа полностью скрывала лицо.

– Неплохой улов, – процедил он. – Очень неплохо, смотри-ка. – Он сделал шаг вперед – чванливый, самодовольный – и остановился у кареты. – Ну-ка, выверните карманы. Покажите подкладку, – сказал он и прикрикнул: – Живо!

Он поднял пистолет и пальнул в воздух. Из ствола вылетел столб пламени, похоже было на шутиху при фейерверке. Лошади испуганно дернулись, зазвенела упряжь.

– Часы, кольца, – диктовал разбойник, – кошельки. Хочу услышать звон серебра. Серебра и золота. – Он повернулся на каблуках и пальнул в лес, потом повернулся обратно и с ловкостью фокусника сменил пистолеты. – Кучер, что за груз?

– Да никакого, вишь ты, нету груза, ваша милость, – заискивающе и почти умоляюще прозвучал голос нашего возницы. – Ночью не велено возить груза, по причине… кхм… эта… разбойников.

– Печально, печально… – приговаривал разбойник. – Богато, богато… – Он засмеялся, и мне показалось, что он сумасшедший. В своем необъятном красном плаще, весь обвешанный пистолетами, он был похож на пирата. Но вдруг поклонился, выпрямился, рукава колыхнулись, и он показался безобидным, словно прыгающий по дороге воробей.

Тут заговорил Ларсон.

– Больше вы ничего не найдете, – сказал он.

– А это, стало быть, подал голос старшина присяжных.

Ларсон не двигался. Он стоял, чуть расставив ноги, перед кучкой монет и драгоценностей.

– Отпустите нас, и мы забудем все происшедшее, – сказал он.

Разбойник медленно подступил к нему, и даже лошади повернули к ним головы. Я поднял руку с пистолетом. Оружие не было тяжелым, но рука так тряслась, что пришлось поставить локоть на какой-то сундук.

Внизу разбойника отделял от Ларсона всего ярд, он смотрел на маленького джентльмена сверху вниз.

– М-да, – сказал он. – Изящный миниатюрный господин. Ну прямо игрушечный.

Ларсон находился в середине, отец слева от него, кучер справа. Между этими рослыми мужчинами Ларсон казался ребенком. Рука его медленно и плавно потянулась к спрятанному пистолету.

– Глянь-ка на него, – обратился разбойник к отцу. – Как вырядился, а? Ну точно жук в шляпе.

– Чего вам еще надо? – заговорил отец. – У вас наши деньги, мои часы. – Он подтолкнул их тростью. – Неужели недостаточно?

– Мне кажется, есть еще что-то, – сказал разбойник. – Кучер, есть еще что-то?

– Э-э, еще что-то? – Кучер был перепуган, весь трясся. Это мне хорошо было видно с крыши.

Разбойник вытянул вперед руку и приставил дуло пистолета к груди кучера. Бедняга чуть не рухнул.

– Мальчишка! В карете должен быть мальчишка!

Я пристально вглядывался в разбойника. Дрожащая линия прицела уперлась в его шляпу. Большим пальцем я взвел курок. Он тихо щелкнул.

Этот почти неслышный звук показался мне оглушительным, как пушечный выстрел. Разбойник повернулся к карете. Ларсон вытащил свой пистолет, а отец, не подозревая об этом, бросился на разбойника. Я увидел красную вспышку и нажал на спуск. Два выстрела слились в один. Разбойник стрелял в упор в моего отца.

Все это случилось в одно мгновение, но длилось вечность. Я видел, как палец разбойника прижимается к спусковому крючку, как падает курок, как воспламеняется порох. Я видел, как пламя вырывается из ствола.

Отец отшатнулся. Его трость полетела наземь, руки судорожно метнулись к сердцу. Колени подогнулись, и он рухнул на дорогу.

Разбойник повернулся и побежал, Ларсон выстрелил ему вдогонку. Громадная вороная лошадь вырвалась из леса и пронеслась мимо кареты, разбойник прилип к ее спине, словно гигантская красная ящерица. Шум оглушил меня, голову сдавило стальным обручем.

2.
Предостережение

Я уронил пистолет и спрыгнул вниз к отцу. Он лежал подогнув ноги, прерывисто дыша. От его камзола поднимался дымок, просачиваясь между прижатыми к груди пальцами. Сильно пахло порохом. Я упал на колени и прижался к его груди; меня сотрясали рыдания.

Кучер подошел и поднял меня.

– Извини, дружок… Ну, спокойно, спокойно…

Часы, монеты и любимый перстень отца валялись на дороге. Ларсон подобрал все, сложив в свою бобровую шапку. Молча поставив шапку рядом со мной, он склонился над отцом.

Движения его были спокойными и плавными. Он снял пальцы отца с груди, прошелся своими маленькими пальчиками вдоль ребер, затем поперек, залез под камзол и жилет.

– Гм, – промычал он. – Боже мой! – послышалось вслед за этим. – Я не могу понять, как это могло произойти.

Я, повиснув на руках кучера, качал головой.

– Я тоже. – Мне казалось, что все это дурной сон, что сейчас я проснусь и снова буду трястись по Кенту в карете рядом с отцом, а напротив будет сидеть маленький джентльмен. Сейчас прервется этот кошмар с человеком в красном на полуночной лошади.

– Негодяй стрелял в упор, – сказал Ларсон. – Порох прожег дыру в одежде. Но на коже ни царапины. Ничего.

Я едва понимал, что говорит этот человек. Его голос словно доносился откуда-то издалека.

– Он просто испугался, – сказал Ларсон, стряхивая пепел с груди отца. – Потерял сознание. Но он скоро снова придет в себя и будет в совершенном здравии, если мы устроим его в теплом уютном местечке, чтобы он не замерз.

– Есть тут неподалеку одна таверна, – сказал кучер. – Час езды отсюда. – Он встал так быстро, что я свалился на дорогу. Он протянул мне руку и улыбнулся. – Вишь, сынок, все к лучшему, все к лучшему.

Я все еще был в замешательстве, но мы уже тряслись по той же дороге. Ларсон и я сидели спинами по ходу, отец лежал напротив и беспокойно спал. Он стонал, вздыхал, двигал руками, как будто стараясь защититься. На полу позвякивали в бобровой шапке Ларсона часы и монеты. Лунный свет появлялся и исчезал. Лошади бешено неслись, за нами оставались леса, поля и огороды.

– Все будет в порядке, – утешал Ларсон. – Не расстраивайся, Джон. – Затем, наверное для того, чтобы отвлечь меня от дурных мыслей, он спросил: – Что вас привело в Кент?

Я рассказал ему о торговых делах отца и о его судах, о гибели брига «Небесный Остров», о том, как мы сами чуть не лишились жизни в лапах мародеров из деревушки Пенденнис.

– Отец мой еще не стар, – пояснил я, – но после того случая ему приходится пользоваться тростью. Крысы обгрызли ногу.

Хотя Ларсон был вдвое старше меня, шестнадцатилетнего, он слушал с напряженным вниманием подростка. В заключение он спросил:

– И теперь вы покупаете «Дракон»?

– Отец надеется, что удастся.

Маленький джентльмен покачал головой:

– Не могу даже вообразить такого богатства.

– Не так все просто, – возразил я. – Отец потерял целое состояние вместе со своим бригом. Все, что у него осталось, он вложит в это судно. Если он потеряет и его… – Эта мысль ужасала меня самого. – Он будет разорен, мистер Ларсон.

– Понимаю. – Ларсон наклонился к отцу и подложил ему под голову свернутый плащ. – И могу только еще раз сказать то же самое. Держитесь от этого судна подальше, мистер Джон. Ничего хорошего оно вам не принесет. Оно погубит вас.

– Меня?

– Вероятно. Не могу точно сказать кого, но смерть неотделима от этой шхуны, в этом я уверен. Такова судьба судна, крещенного кровью.

Ничего больше он не сказал. И не стал отвечать на дальнейшие расспросы, словно внезапно оглох.

Карета въехала в деревню и завиляла по узким улочкам. Кучер кричал и щелкал кнутом, отец проснулся. Он с криком вырвался из своих кошмаров, закрываясь от чего-то руками.

– Спокойно, мистер, – сказал Ларсон. – Лежите и отдыхайте. Мы почти приехали.

Поворот, еще поворот. Я слышал храп лошадей. Наконец карета простучала по мосту и остановилась перед старинной каменной гостиницей. Она называлась «Баскервиль», и это была двухэтажная постройка с каменным фундаментом, безрадостная, как тюрьма.

Кучер с фонарем спустился вниз и открыл дверцу кареты. Он был серым от дорожной пыли, которая дымкой отделялась от его рук и ног. Мы с Ларсоном подхватили отца с двух сторон и помогли выйти. Я захватил отцовскую трость. Мы направились к глубоко сидящей в стене двери, кучер поспешил вперед и забарабанил в дверь тяжелой железной колотушкой. Звук разнесся по всему зданию гостиницы.

Отец висел на наших плечах. Его трясло так сильно, что дрожь проходила через нас с Ларсоном, казалось, мы дрожим все трое.

Кучер снова забарабанил в дверь.

– Эй, харчевня! Эй, кто живой! – кричал он.

Послышались шаги, затем скрежет засовов. Из-за толстой деревянной двери послышался старушечий голос:

– Кто там? Флеминг, ты? – Заскрипели петли. – О, Флем, наконец ты.

Она была маленького роста, хрупкая, сгорбленная, похожая на клюку. Серебристо-пепельные волосы свисали жидкими прядями, едва прикрывая череп. Глаза бледные и неподвижные: женщина была слепа. Она высунулась из двери, как крот из норы, двигаясь ощупью вдоль каменной стены. В руке она держала дорожную сумку из кожи и брезента, и при виде этой сумки меня охватила безмерная жалость. Сумка была полусгнившей.

Ручки износились до нитей. Кожа была вытертой, местами проеденной насекомыми и мышами, из дыр свисали лохмотья, свалявшиеся и почерневшие, покрытые паутиной. Она сжимала сумку так, как будто готова была бросить ее в карету и немедля отправиться в путь.

– Флеминг? – снова спросила она с отчаянием в голосе.

– Нет, миссис Пай, – ответил кучер. Он орал, словно она была еще и глухой. – Это не Флеминг. – Он взял ее за руку и повернул. – Вот человек, которому нужен ужин и постель. Мужчина с сыном, миссис Пай.

Она поставила свою сумку возле двери, на старый ковер, в этом месте он почти не выгорел. Очевидно, собранная сумка простояла там много лет.

– Ну что же, веди их, – сказала она. – Капитан в гостиной, я принесу туда ужин. – Она зашаркала по коридору, темному, как угольная шахта. Ей не нужны были свечи и лампы.

Кучер посмотрел ей вслед.

– Она совсем слепая, бедная миссис Пай, – пояснил он. – Каждый стук в дверь, каждый услышанный шаг пробуждает надежду, что муж вернулся с войны. Она встречает его с дорожной сумкой в руке.

– И когда он ушел на войну? – спросил я.

– Да уж лет тридцать назад. – Он пошел к карете за нашим багажом. – Она тогда была в «Баскервиле» проездом, – сказал он, вскарабкиваясь на карету. – Там, наверху, есть окошко, выходящее на море, и у этого окна она просиживала дни напролет, ожидая своего Флеминга, который вернется и заберет ее домой, в Ромни.

Он снял с крыши кареты два небольших мешка и бросил вниз. Отец вздрогнул, когда они стукнулись оземь.

– Она ослепла, но все равно продолжает сидеть у окна. Так долго она тут жила, что стала совсем своей. Теперь она вроде управляющей.

Когда наши мешки оказались внизу, отец снова уже мог идти, опираясь на трость.

– Молодцом! – одобрил кучер с довольной улыбкой. – Снова на ногах!

Но, когда пришла пора войти в гостиницу, Ларсон заупрямился.

– Это слишком неосторожно, – таинственно прошептал он. – И для меня, и для вас.

Отец почти умолял его остаться, предлагая оплатить ночлег и ужин ему и кучеру, но Ларсон хотел поскорее убраться. Он даже оставил свою шляпу, в которой лежали отцовские деньги и вещи. Вскочив в карету, он приказал кучеру погонять.

– Увидимся в бухте Пегвел, – пообещал он. – Найдешь меня, Джон.

Он оказался прав, я действительно встретил его там. Но странной и скорбной оказалась эта встреча.

3.
Старый капитан

Гостиная в «Баскервиле» оказалась громадным помещением из кирпича и дуба, темным и мрачным. Потолок и балки были черными от осевшей на них сажи. Во всем этом напоминавшем пещеру зале горели три лампы. В камине места было достаточно, чтобы сжечь ведьму, но в нем мерцала лишь кучка угольков. В комнате находился один человек.

Он поднял глаза, когда мы с отцом появились в дверях. Обеими руками он держал стоявший на столе стакан с бренди, как будто боялся, что тот соскользнет на пол. На его плечи был накинут бушлат, но и без этого я бы сразу понял, что перед нами старый моряк. Каждая морщинка на его лице, каждый изгиб тела дышали морем. Глаза, изъеденные солеными ветрами и солнцем, казались маленькими темными бусинами, вшитыми в складки кожи. Он посмотрел на нас, потом отвернулся, чтобы наполнить стакан бренди с водой.

Отец уселся в кресло перед камином, как можно ближе пододвинув его к угасающим уголькам. Я взял кочергу с решетки и разворошил угли, давшие чуть больше тепла. Отец протянул к ним руки.

В камзоле и жилете зияла сквозная дыра. Через нее виднелась рубаха, прожженная и пожелтевшая.

Отец, поймав мой взгляд, дотронулся до дыры. Он наклонился к ней, прижав бороду к груди.

– Я знал, что на Треднидл-стрит делают прекрасные ткани, – сказал он. – Но здесь они превзошли себя. Эта ткань прочней брони.

Он дразнил меня. Конечно, никакая ткань не может спасти от пули.

– Наверное, вышла осечка, – продолжал отец. – У этого бандита была дюжина пистолетов, и он выбрал тот, который отказал. – Он снова задрожал. – Хотел бы я видеть, как его за это повесят.

– Эть, не, не надо бы – произнес зычным голосом подвыпивший моряк. Он говорил с явным шотландским акцентом. – Никогда не

видели, как вешают? Не, не надо. Гадкое зрелище, скажу я вам. Отец вздрогнул.

– Прошу прощения, – строго сказал он. – Я с вами, кажется, не знаком.

– Капитан Кроу, – прогрохотал моряк, как будто стараясь перекричать шторм. – Капитан Тернер Кроу. И раз я видел, как вешают. Скажу я вам. Да. Близкого мне человека. – Он неожиданно рассмеялся. – Вишь ты, близкого и дорогого.

Отец фыркнул:

– Если он был мерзавцем, то заслужил это. Я бы вешал каждого разбойника. И каждого контрабандиста тоже.

– Эть, дел бы у вас было… Долго трудиться пришлось бы не вздохнувши, не отдохнувши, спины не разогнувши, – посочувствовал капитан Кроу.

– Но я был бы доволен. Честный купец едва сводит концы с концами из-за всей этой лихой братии. Если положение с контрабандой не изменится, то я скоро окажусь в богадельне. И пол-Лондона со мной вместе.

Бедная слепая миссис Пай вошла в комнату, проделав долгий путь из буфетной. Она принесла суп, кувшин воды и толстый каравай хлеба.

– Капитан Кроу, – позвала она. – Помоги мне, дорогой. – Но я уже встал и взял у нее из рук поднос.

– Эть, тащи сюда, паренек, – сказал капитан Кроу. Он выпрямился и придвинул к себе стакан, широким жестом пригласив нас к нему присоединиться. – Если лондонские не побрезгуют нашей простой компанией, – добавил он. Что оставалось делать отцу? Он встал с кресла у камина и подсел к моряку.

Бушлат был бел от соли, ткань похожа на корку хлеба. Но капитан поплотнее завернулся в него, словно в саван.

– Что вас сюда привело?

– Судно, – сказал отец. – Оно называется «Дракон».

Из другого конца комнаты донесся глухой стук.

– Господи, помилуй! – сказала миссис Пай. Она натолкнулась на стол.

– Эть, да, «Дракон», – торопливо вступил капитан Кроу. – Конечно, я знаю «Дракона». Отличное старое судно. – Он приложился к стакану, глядя на нас поверх его края. – И что вы с ним хотите делать, если мне позволено поинтересоваться?

– Я надеюсь его купить. А Джон поможет перегнать его в Лондон.

– Что, вдвоем справитесь?

Отец засмеялся:

– Смею надеяться, Джон справился бы и в одиночку. – Он отломил кусок хлеба, обмакнул его в суп, сунул в рот и стал жевать. Проглотив, он покачал головой и добавил: – Я надеюсь найти груз – местные товары – и нанять матросов.

– Оно в бухте Пегвел?

Отец кивнул.

– Тогда, парень, имеешь Форланд, а главное – не проспи банку Гудвина.

– Это что?

– Это? – гаркнул капитан. – Ну, парень, это то, что сгубило сто лет назад целый флот. Смотри, – сказал он. – Это берег Кента. – Он сунул палец в бренди и протянул извилистую линию по столу к кувшину с водой. Сент-Винсент он пометил краюхой хлеба, другую краюху двинул в угол, обозначив таким образом Лондон, разместившийся как раз возле отцовской тарелки. – «Дракон», знать, здесь, – сказал он, роняя еще кусок, – а это – Гудвинские пески. Банка. – Он размял в руке кусок хлеба и высыпал крошки. Он продолжал крошить хлеб, пока из крошек не образовался полумесяц, обращенный концами к югу и к востоку. – Ну, – сказал он, вытирая руку о бушлат, – выглядят они, скажем, таким образом; смотрите вы на них и думаете: «Эть, что ж тут страшного?» – думаете вы. А вот что, смотрите-ка сюда, мистер. Пески все время бродят, ползают, и в следующий раз, – он дунул на стол, и крошки рассеялись, – они уже вот такие. Мало кто может предугадать их поведение, и уж совсем немногие рискуют через них ходить.

Отец наклонился, рассматривая крошки.

– В большой шторм флот пережидал на якоре в Дюнах. Это к берегу от банки Гудвина. – Он ткнул пальцем в стол. – Тринадцать кораблей погибли в тот день. Все до одного. И каждый моряк на них – покойник.

– Боже мой, – выдохнул отец.

– Их стоны разносит ветер, а души бродят в тумане.

– И нам надо через это пройти? – ужаснулся я.

– Обогнуть их. – Капитан Кроу нажал пальцем на кусок хлеба, которым он обозначил «Дракона». Двинул его среди крошек извилистой длинной тропой. – Так дальше, верно? Идешь, знать, меняешь курс, по ветру, против ветра, вокруг, вокруг, выходишь. – Его палец вел кусок сквозь крошки, а я с таким напряжением следил за этим занятием, будто нас всех ждала неминуемая гибель, если бы кусок коснулся хоть одной крошки. – Не спеша, не спеша, эть, – приговаривал капитан Кроу. – Вошел, вышел, мимо, мимо. – Его палец достиг свободной от крошек поверхности стола, и я услышал вздох отца, одновременно поняв, что тот тоже наблюдает затаив дыхание.

Мы оба засмеялись. Капитан засмеялся вместе с нами.

– Эть, не так уж страшно. – Он смахнул крошки со стола. – Не страшнее, чем пройтись по этой комнате, если знаешь путь так же, как вот, скажем, я.

– Мне нужен такой человек, – сказал отец.

– Ну дак. – Капитан плотнее запахнул бушлат. – Верь моему слову, нужен, скажу я вам. Я эту банку проходил в зимние шторма и в туман, мало кто может похвастать тем же, да… Ну, где бы вам его взять? – Он задумчиво поскреб подбородок, как бы напряженно раздумывая, но я понимал, что он сам сгорает от желания попасть на «Дракон».

Отец не видел глаз капитана. Он сосредоточился на еде, с аппетитом поглощая суп с хлебом. Но вот он поднял глаза. Улыбаясь, он хлопнул себя по лбу.

– Будь я проклят, да ведь я нашел такого человека! – воскликнул он. – Вот он, сидит передо мной.

– Где? – притворился непонимающим капитан Кроу. Он обернулся к пляшущим на стене теням.

– Да вот он, – смеялся отец. – Это вы, капитан Кроу. Возьметесь провести «Дракона» через банку?

– Я? «Дракона»? – Капитан не спеша повернулся к отцу. Его лицо приняло удивленное выражение, однако было ясно, что он ждал этого предложения. – Н-ну… пожалуй. Отчего ж нет?

– Вот и отлично! – обрадовался отец. – Утром вы отправитесь с нами и осмотрите судно.

– Эть, эть, не так быстро! – испугался капитан. – Придется чуток повременить. У меня ж здесь дела!

– Дела?

– Ну да… куча дел. Вот купите «Дракон» и посылайте за мной. Три дня, и я готов. Через три дня я ваш с потрохами. – Он улыбнулся. – Ради вас поспешу.

– Ну ладно, – вздохнул отец. Он потер руки и хлопнул в ладоши. – А теперь выпьем по стаканчику? Надо обсудить наши планы.

– Конечно. – Капитан весь лучился. – Я угощаю, мистер Спенсер. Мы выпьем за наш совместный рейс.

Он тяжело поднялся и переваливающейся морской походкой направился от стола к столу. Когда он удалился, я наклонился к отцу и зашептал:

– Он обвел тебя вокруг пальца. Разве ты не понял, что он только этого и хотел?

– Ну что ты, Джон, – сказал отец. – Конечно понял. Этот дядька хитрый, как черт, но неопасный. Он просто слишком горд, и в этом вся беда. Такие люди не могут заставить себя просить. Но он как раз тот человек, который нам нужен, ты со мной согласен?

Я пожал плечами.

– Что-то не так?

– Ты же его совсем не знаешь! И хочешь назначить капитаном.

– Упаси Боже, конечно нет. Лоцманом, Джон. Всего лишь лоцманом. Ты же не думаешь, что он вообразил себя капитаном «Дракона».

Но именно это он и вообразил. Кроу вернулся с тремя стаканами. Он поставил большой стакан перед отцом и, смеясь, сказал:

– Хозяину. – Второй, маленький, поставил возле моего локтя: – Юнге. – Осталась его громадная кружка, наполненная элем. – А этот капитану.

Отец хмыкнул:

– Вы не совсем правильно меня поняли, мой друг. У меня уже есть капитан, и очень хороший. Но вы меня напугали, и я хотел бы, чтобы вы провели «Дракон» через банку Гудвина.

Капитан замер, не успев сесть. Пальцы его сжали кружку.

– Тернер Кроу – капитан, – гордо провозгласил он. – Он не пойдет под чьим-то началом.

– Тогда Тернер Кроу остается на берегу, – развел руками отец.

Я испугался, что кружка хрустнет в руке капитана. Она задрожала в его кулаке, глаза Кроу превратились в щелочки. Такой внезапной вспышки ярости я давно не наблюдал и подумал о том, что на своем судне этот человек мог устроить ад для членов команды. Очевидно, он привык отдавать приказания, а не подчиняться.

– Каково ваше решение? – выждав, спросил отец.

– Не хотелось бы, чтобы погибло такое прекрасное судно, – выдавил Кроу. – И вы вместе с ним. – В его голосе зазвучали гневные нотки. Но он смиренно опустил голову и уставился на стол. – Ладно, буду вашим лоцманом, мистер Спенсер. Проведу вас сквозь пески.

– Отлично, – сказал отец. Даже я обрадовался. После зловещих предупреждений Ларсона я был рад, что нашелся человек, знающий судно и условия навигации.

Кроу опустился на стул, жалобно заскрипевший под ним.

– Ну а кто капитан? Может, я с ним раньше встречался?

– Доусон, – сказал отец. – Знаете его?

– Ну конечно. Высокий такой, брюнет.

– Невысокий блондин, – уточнил отец.

– Бородатый, с лондонским говором?

– Всегда чисто выбрит. Из Ливерпуля.

– Да. Знаю его неплохо, как же иначе. Отец глянул на меня. Неуклюжие увертки шкипера его забавляли, он подмигнул:

– Вам будет о чем поговорить, правда?

Кроу кивнул, но мысли его бродили где-то далеко. Глаза потемнели.

– Вы встретите его на реке Стаур. Завтра он выедет из Лондона, остановится на ночь в Кентербери и оттуда – прямо на шхуну.

Кроу поднял голову. Теперь он улыбался, от недовольства не осталось и следа.

– Буду рад с ним встретиться. Потолкуем по душам.

Отец осушил свой стакан.

– Еще один? – предложил он. – Нам о многом надо поговорить, капитан Кроу.

Меня послали к миссис Пай. Я взял лампу и из сумрака гостиной направился во тьму коридора. Свет лампы прыгал по стенам, менял цвет дверей с черного на золотистый по мере моего к ним приближения. Миссис Пай я сначала услышал.

– Флеминг? – спросила она. – Это ты?

Неожиданно она появилась передо мной из черноты, спускаясь с лестницы в круг, освещенный моей лампой. Она протянула ко мне руки, я почувствовал их холод, когда она коснулась моего плеча, потом щеки. На лице ее отразилось разочарование.

– Кто это?

– Джон Спенсер. Отец послал меня к вам. Они с капитаном хотят еще по стаканчику.

Руки ее упали, она прошла мимо меня и направилась в гостиную. Я следовал за ней, и тени ползли за нами. Но, когда тени сгустились вокруг лестницы, я увидел – или мне показалось – слабый отблеск, как будто мелькнул свет фонаря. Тут же пахнуло соленым морским воздухом – но через мгновение видение исчезло, как будто его и не было.