Текст книги "Книга Звезд"

Автор книги: Йен (Иен) Уотсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Несомненно, то, что случилось в нашем когда-то мирном Пекаваре, было признаком времени. Наш местный листок новостей публиковал подробности «ужасов войны» в Веррино. Мои родители тихо обсуждали их между собой, но другие люди, по-видимому, говорили об этом открыто. Хотя жители Пекавара и не пострадали от войны, они все же кипели от благородного негодования, узнавая о том, что происходило в Веррино. Примечательно, что жители самого Веррино не бросились en masse в лагеря пленных, чтобы расквитаться со своими бывшими мучителями. Они переносили страдания молча. В отличие от жителей Пекавара, у которых были силы чувствовать себя оскорбленными. Таким образом, этот беглый Сын-убийца, вооруженный пистолетом, да еще с каким-то необычным акцентом, заслуживал немедленной расправы, а не гражданского ареста и расследования. (Расследования на тот случай, если бы он и в самом деле оказался каким-нибудь несчастным лесным джеком-дезертиром, пробирающимся домой, в Джангали.) Когда наши граждане прикончили ножом Эдрика, они еще даже не знали, что он кого-то убил, не знали наверняка. Такого никогда бы не случилось до войны. Хорошо еще что, хоть никто открыто не хвастался, как всадил нож

Но это было только начало; а я ведь умею кое-что предчувствовать. Все потому, что я хочу поскорее убрать Эдрика куда-нибудь подальше, поскольку ему больше нечего делать в моей истории. Так что мы быстренько поставим на нем точку, как это сделал своим клинком один из наших милых и добрых соседей. Как сказал бы Божественный разум: «Конец!»

Вернемся ко мне. Я сидела в ожидании помощи. Она пришла в лице одного из наших соседей, Аксала, мужа Мерри. Он притащил лестницу, спустил меня на землю и отвел в кухню, где мне дали горячего ароматного молока, чтобы успокоить мой невинный ум, в то время как наверху, в комнате моей убитой сестры, пол скрипел под чьими-то ногами. Вскоре пришла, запахнувшись в халат, и Мерри.

То и дело в дверях кухни появлялись озабоченные лица, прося Мерри или Аксала (в основном Аксала) выйти в гостиную, чтобы посовещаться; там на полу все еще лежали «Песни Бродяги» Гиммо. Суета, суета.

– Это ты подняла тревогу, Нарйа? – Аксал встал передо мной на колени, чтобы хоть что-то узнать о слупившемся. Я молча уставилась на него, для храбрости крепко сжав в руке чашку.

Мерри печально покачала головой.

– Это, наверное, сама Йалин.

– А как Нарйа забралась на крышу? – спросил Аксал свою жену. Этот вопрос позволил мне кое-что придумать.

– Йалин, – жалобно захныкала я. – Йалин!

– Тише, дорогая, – начала успокаивать меня Мерри. – Твоя сестра ненадолго уехала.

О да, действительно. Совершенно верно. Ненадолго уехала. (Улетай, Йалин!)

– Сегодня ты будешь спать у нас, дорогая. Я уцепилась за край подоконника.

– Дома! – решительно попросила я.

– Нет, нет, тебе лучше побыть у нас, пока не приедут твои мама и папа.

– Дома!

– Бедняжка пережила страшный шок.

– Чтоб им кишки вывернуло, этим Сыновьям, – выругался Аксал. – Так тому мерзавцу и надо.

– Тесс!.. А ты не думаешь, что они могут быть где-то рядом?

– Скоро здесь будет милиция. Карло пошел поднимать капитана джеков и хозяйку причала.

– По крайней мере, – прошептала Мерри, – Нарйа слишком мала, чтобы понять, что случилось. И слава богу. Но нужно отвести ее к нам. Ты тоже пойдешь! Так будет лучше, а то вдруг где-то слоняются беглые Сыновья.

– Конечно, конечно.

И что же сделал Аксал? Побежал в гостиную с кем-то поговорить. Волнение, опасность, действие! Прошло еще немало времени, прежде чем мы покинули дом; Мерри пришлось потратить немало сил, чтобы увести оттуда Аксала, а не меня.

Мать и отец приехали к вечеру следующего дня. Соседи знали, где они были. (Вот и попробуйте что-то скрыть в Пекаваре! Хотя отцу это удавалось неплохо до недавнего времени…) Гильдия реки отправила посыльного. Церемонию похорон Чатали пришлось до неприличия сократить; мать и отец спешно вернулись домой, чтобы заботливо меня убрать, оплакать и снова отправиться на похороны.

Они страдали и старались этого не показывать – они мне улыбались, обнимали, ласково ко мне прикасались. Но я видела. Я видела их горе!

Я очень мало думала об убийстве Йалин. Вообще-то, я почти о нем и не вспоминала! Потому что Йалин должна была умереть; а я была ею. Но мать и отец об этом не знали.

Я не утешала или, скорее, не могла их утешить. Каким же эгоистичным дерьмом я себя ощущала.

Не меньшим, чем тогда, когда за несколько часов до похорон меня отвели в комнату Йалин, чтобы проститься. Тело лежало в открытом ящике, установленном на подпорках. До самого подбородка Йалин была укрыта покрывалом. На голове у нее был пышный венок из зеленых листьев, сорванных с того самого ползучего растения, что росло у нас за окном. Предполагалось, что я на несколько мгновений притронусь пальцами к ее губам. Я должна была прикрыть руками ее глаза. (Они ввалились; веки опали.)

Голые руки Йалин удерживали покрывало и были сложены на груди. На правой руке было мое алмазное кольцо. Им было на все наплевать! Они собирались похоронить его вместе с ним.

После того как я дотронулась до ее губ и глаз, – довольно небрежно – я схватила ее холодную восковую руку.

– Мне нужно это кольцо, – сказала я. – Оно мое. Оно принадлежит мне. – Я начала его стаскивать, вернее, попыталась.

Ну что за ублюдок, самый настоящий.

Хотя какое счастье, я ведь заговорила! Целыми предложениями! Этим я загасила ту боль, которую причинила родителям своим мерзким поведением, судя по тому, как удивленно и радостно они переглянулись.

– Нет, Нарйа, – мягко сказала мама, – не трогай его.

– О, но я должна. Йалин хотела, чтобы оно было моим. Она собиралась мне его отдать. Она обещала.

Мать на мгновение задумалась:

– Ты ведь не обманываешь нас, правда? Обманываю? Черт, нет. Последние два года я врала им как нанятая, – что же делать, раз уж так получилось.

– Йалин сказала мне это, когда вы уехали. Когда вы нас бросили. – Это чтобы они почувствовали вину. Один маленький укол упрека. Как мило я себя веду. Но черт меня возьми, я должна забрать кольцо. Когда все выяснится, сказала я себе, меня простят.

– Не думаю, чтобы Йалин этого хотелось, – пробормотал отец.

– Дорогая, – сказала мама, – Йалин, наверное, имела в виду, что отдаст тебе это кольцо, когда ты вырастешь, а она станет старушкой.

– Обещание – это клятва, – сказала я. (Отец поднял бровь.)

– Бриллиантовое кольцо не для маленькой девочки, – настаивала мама.

– Вы можете его для меня сохранить, – сказала я. – По доверенности.

На этот раз родители переглянулись открыто.

– Где ты услышала это слово? – спросил отец.

– Йалин сказала. Она сказала: «По довеленности».

– Наверное, это правда. – Отец стащил кольцо с пальца Йалин. – Мы его положим в какое-нибудь надежное место, пока ты не подрастешь, Нарйа. Но это кольцо будет твоим, я обещаю.

Мама начала всхлипывать, потом обняла меня:

– Теперь у нас осталась только ты! И ты начала говорить! Это же маленькое чудо. Словно мы потеряли Йалин, но… – Слезы душили ее.

Верно. Но получили нормальную маленькую девочку, обладающую голосом и способностью говорить.

– Возможно, – сказал отец, – ее вылечил пережитый шок?

– Ты ведь не замолчишь снова, правда? – умоляюще спросила мама.

Что за вопрос. Стараясь выглядеть полной дурочкой и широко раскрыв глаза, я кивнула.

– Скажи, что будешь говорить! Ну пожалуйста!

– Дорогая моя, – мягко попросил отец.

Может, нужно было дать им похоронить это кольцо ко всем чертям.

– Может быть, она смогла бы рассказать, что произошло в ту страшную ночь!

Определенно наступил момент, когда нужно немного поиграть.

– О, ночь! – заплакала я. – Плохой дядя! О! О! Отец строго взглянул на мать:

– Не напоминай ей об этом. Пусть лучше думает о кольце. Оно заменяет ей Йалин. Дети все такие. – Он протянул мне кольцо: – Мы его спрячем, Нарйа. А потом куда-нибудь спрячем и твою сестру, чтобы она тихонько спала и видела тебя во сне.

Спала и видела сны, а? Йалин кое-что рассказывала им о хранилище-Ка Червя, но, очевидно, до них не все дошло… пока.

– Милое колечко сестры, – сказала я. – Жди меня.

Потом наступило время похорон; и вы бы только видели, какой кортеж тихо поющих людей медленно двинулся по пыльным улицам. К процессии присоединилось много соседей. Отряд местной милиции во главе с калитаном-джеком, отдавая мне последние почести, нес похоронный ящик. Хозяйка причала – сменившая ту, которая проводила обряд моего посвящения, – возглавляла команду женщин реки. Приятно сознавать, что меня так уважали!

Пока мы шли до кладбища, мы тихо пели без слов, словно гудели, потому что смерть – это такое время, когда разговоры прекращаются, когда больше нечего говорить. О самой смерти, что бы вы там ни придумали и ни желали сказать, на публике не скажешь ничего значительного. Или так думали все эти люди, пока еще было время. Пока не вышла «Книга Реки»; пока они не узнали о хранилище-Ка Червя…

А пока они только пели без слов. Этой бессловесной песней они выражали свою любовь и свое горе; и эту песню, которую пели те, кто мог дышать, пел вместе с ними и город, и те, кто в нем жил.

Как обычно, никто не знал, как вообще-то нужно петь – тихо или громко и на какой мотив, если он был. Никто не начинал и не пел громче всех. Песня возникла сама собой. Ее подхватили. Она просто была. Горе и тягостные мысли уносились прочь от этого живого звука. Потом, когда похоронный ящик был опущен в неглубокую яму на нашем песчаном кладбище, окруженном стеной, и когда Палочники проверили эту яму, пение прекратилось. (Конечно, в наше время на смерть смотрят несколько иначе; но все-таки надо же избавляться от трупов!)

Песня, которую пели на моих похоронах, была красивой, звучной и простой. Скоро она начала звучать на мотив «Под солнцем, где синь ярка», несомненно, благодаря хору женщин реки. Я тихонько и с удовольствием им подпевала, пока мы не добрались до места.

Прошло много лет с тех пор, как я побывала на кладбище последний раз, но оно ничуть не изменилось. Старые каменные стены, выщербленные ветром, окружали его по периметру. Несмотря на эту защиту, ветер образовал из песка дюны и траншеи. В дальнем углу виднелось пепелище, где Палочники сжигали те похоронные ящики, которые вылезли из песка сами или почву над ними сдули ветры…

Читателям, которые живут далеко от Пекавара и не знают наших традиций, я должна объяснить, что свое прозвище Палочники получили от работы, которую выполняли, – они прощупывали палками песок, чтобы найти место для новых похоронных ящиков. Покойник мог пролежать в песке сотню лет или только два года, но рано или поздно он все равно оказывался в своем ящике на поверхности. Палочники утаскивали его, и он вместе с дымом уносился в небо. В тот день, как обычно, кое-где виднелись углы и стороны торчащих из песка ящиков, похожих на затонувшие корабли. Такое вряд ли было возможно в душном, знойном Тамбимату! Но нас, жителей Пекавара, это устраивало. Сухой воздух и песок быстро превращали тела в высохшие мумии. И никакого запаха.

Итак, когда Йалин опустили в песок и закопали, пение прекратилось. Отряд милиции, печатая шаг, ушел. Соседи начали потихоньку расходиться – убыстряя шаги, как только скрывались из вида, я уверена. Ушли и женщины реки, кроме хозяйки причала. Она осталась стоять под каменной аркой кладбища и, как только увидела моих родителей, подошла:

– Йалин говорила вам, что оставила о себе память?

– О чем вы говорите? – спросила мама. – Какую память? Я вас не понимаю.

– Йалин написала книгу.

– Она никогда об этом не говорила!

– Ее скоро напечатают в Аджелобо.

– Когда? – вмешалась я. – Книгу моей сестры, когда? Глядя на меня, хозяйка причала печально улыбнулась:

– Может быть, через двадцать недель. – Она потрепала меня по голове. – Долгое время для маленькой девочки1

Не совсем. Теперь у меня был конечный срок; теперь я знала, когда воскресну по-настоящему и снова стану сама собой.

– Что это за книга? – спросил отец. – Про что она написала?

– Про свою жизнь. Всю. Рукопись я не читала, но мне это известно.

– И она ни разу не обмолвилась! – воскликнула мама. – Ни разу! – Она оглянулась на могилу, словно из нее могла высунуться моя рука и размахивать книгой.

– Может быть, когда мы ее прочитаем, – сказал отец, – тогда мы узнаем настоящую Йалин.

– Ну да, когда слишком поздно! Сначала Капси, теперь Йалин. Наша семья как зачумленная. – Мама крепче прижала меня к себе.

– Гильдия позаботится, чтобы вам прислали первые экземпляры. – Хозяйка причала продолжала более решительно: – Вероятно, будет и некоторая прибыль. Возможно, весьма значительная сумма. Йалин писала эту книгу для гильдии, но, учитывая данные обстоятельства, мы передадим вам пятьдесят процентов авторского гонорара.

Ну знаете ли! И какая наглость: «вероятно, будет некоторая прибыль»!

– Нам не нужны деньги, – холодно сказал отец. О, грандиозно!

– Бери деньги, па, – залепетала я. – Рыба нужна для того, чтобы ее ловить.

Он как-то странно на меня посмотрел.

– Мы подумаем, – гордо сказал он.

– Подумайте! Подумайте! Когда надумаете, сообщите нам. – Хозяйка причала лучезарно улыбнулась. Я мысленно отправила ее в глубокий бассейн, кишащий жалоносцами. Потом вытащила обратно, потому что наступит время, когда мне снова придется иметь с ней дело.

Итак, мы вернулись домой. Как только я улучила момент, пока родители еще не собрались с духом, чтобы разобрать нехитрые пожитки Йалин, я проскользнула наверх, в ее комнату. Там я быстро нашла мое собственное послесловие к «Книге Реки» и утащила его к себе. Сложив листки, я засунула их в дырку, которую проделала в животе своей кошки на колесиках.

Мое послесловие. Да, мое. Теперь, когда Йалин была погребена в песке, два моих «я» слились воедино. Два потока моей жизни соединились.

Два года долой, осталось еще двадцать недель.

Неделя шла за неделей. Не без напряжения, не без проблем. Теперь, когда я начала говорить, я не могла снова взять и замолчать, словно онемела, но мне приходилось следить за каждым своим словом.

К тому же теперь мать берегла меня как зеницу ока. Более, чем раньше. Она вела себя так, словно я могу внезапно умереть от малярии, лихорадки, паралича, отравления, простуды – всех вместе и по отдельности. Но, оберегая меня, она продолжала тосковать, молча, сжав зубы.

Наконец наступил день, когда специальный посыльный из конторы хозяйки причала принес экземпляр книги. Мама не сказала мне об этом. Она спрятала книгу до прихода отца: она могла открыть ее только вместе с ним. Но я успела бросить взгляд на этот том. Он был в твердом переплете, на обложке была картинка в черных и голубых тонах, изображающая волны, реку, черное течение. Мое имя и название были напечатаны серебряными буквами. Книга получилась действительно красивой. Гильдия постаралась вовсю.

В тот вечер меня рано отправили спать, чтобы мама могла спокойно почитать книгу отцу – это заняло весь вечер и, похоже, половину ночи.

Наверху, в своей комнате, я лежала в темноте и щипала и шлепала себя, чтобы не уснуть. То и дело я подкрадывалась к их двери и слушала, о чем они сейчас читают. Наконец я попала в брюхо Червя (в книге). Мамин голос совсем сел и охрип. Несомненно, глаза тоже устали. Я тихо села на ступеньки лестницы.

Наконец мама прочитала:

– «Для этого и существует возможность выбора. Чтобы посмаковать его, пока можешь, а потом принять одно решение. Или другое…» Это все, конец, – сказала она.

Пока она не начала плакать, я вбежала в освещенную комнату.

– Ну как, ничего, а? – сказала я. – Привет, мам, пап. Это все я написала. Я Йалин. Вот кто я на самом деле.

Того, что случилось потом, я никак не ожидала. Отец отшлепал меня.

Он четыре раза хлопнул меня по заднице, и хоть нельзя сказать, что это оказалось больнее пыток Эдрика и его мальчиков, все же удары были довольно чувствительными. Пока он меня шлепал, мать смотрела в другую сторону, сжимая в руках мою книгу.

Потом отец бесцеремонно утащил меня наверх, уложил в постель и захлопнул за собой дверь. Вот черт.

На следующее утро, за завтраком, я сделала вторую попытку. (Завтрак состоял из овсяной каши, орехов, отрубей и молока – последний мамин бзик из области моего здорового питания.) Погрузившись в себя, она сидела молча и отстранение).

Отец быстро нарушил молчание:

– Нарйа! Прошлой ночью ты причинила нам большую боль, притом в самый тяжелый для нас момент. Я думаю, ты еще не понимаешь почему, однако мне кажется, что вчера ты получила хороший урок, хоть я и пошел на это с большой неохотой. В следующий раз, если понадобится, я сделаю то же самое.

– Да погоди ты, па! Как же тогда можно объяснить, что я разговариваю как взрослая?

– Я знаю, что за последнее время ты сделала удивительный скачок в своем умственном развитии, Нарйа. Мы очень рады. Правда! Это замечательно! Ты так медленно развивалась. Но я должен положить конец этому… этому нехорошему обману.

– Да нет никакой Нарйи, па! И не было. Все это время я была Йалин, только до сих пор мне нужно было притворяться.

– «Притворяться», – мрачно повторил он. – Вот именно! Точно так. Дети часто притворяются. Но они многого не понимают. Как ты могла быть Йалин, если Йалин находилась в этом самом доме вместе с тобой? И хватит об этом, ты меня понимаешь?

Мать схватила его за руку. По крайней мере это спасло меня от немедленной порки.

– Может, это что-то серьезное? – прошептала она. – Из-за шока в ту ночь, как ты думаешь?

– Все это время я была Йалин, – не сдавалась я, – потому что когда меня застрелил эта вонючая сволочуга Эдрик – да, именно сволочуга!..

Отец покачал головой, слушая, как я сквернословлю. Еще один симптом детского умственного расстройства?

– …Черное течение послало меня по психосвязи в Идем, где я родилась во второй раз. Потом я погибла при взрыве и начала возвращаться сюда. Но что-то не сработало, и я попала в прошлое…

Они слушали. Думаю, они пытались определить, как далеко зашла моя болезнь.

– Ну хватит, хватит! – прервал меня отец, когда я начала вдваться в детали. – Может быть, ею, как бы это сказать, овладел дух Йалин?

Мама содрогнулась:

– Куда же тогда делась Нарйа?

– Никуда, – сказала я. – Вы должны понять: ее никогда не было. Это была я, в ее образе. Простате, но у меня не было выбора. Как вы думаете, зачем мне нужно было мое кольцо? Послушай, мам, у «Книги Реки» есть продолжение, оно там, наверху. Я написала к ней послесловие. Я спрятала его в той игрушечной кошке…

Упоминание о чем-то столь комически банальном и домашнем произвело странное действие на отца. Он встал:

– Мне… Мне нужно идти на работу. А то я опоздаю.

– Правильно, – согласилась мама. О, эта тихая семейная жизнь с ее маленькими радостями, которую никогда и ничто не нарушает.

– На работу ты сегодня не пойдешь! – решительно заявила я. – Ты должен отвести меня в контору хозяйки причала. Хотя я и сама могла бы найти туда дорогу. Должно состояться совещание гильдии реки. И мне нужно снова поговорить с черным течением. Потому что, если мы этого не сделаем, нашему миру придет конец!

Отец мрачно уставился на меня:,

– Я думаю, нашему миру уже пришел конец.

– Нет, нет, как ты не понимаешь? Я вернулась к вам. Все началось заново.

– Что началось? Конец всему? Чему? О чем ты говоришь?

– О, мне придется написать еще одну книгу, чтобы все объяснить! И мне снова нужно пить черное течение. Мне придется… о, еще много чего! Но сначала я должна поговорить с гильдией.

– Полагаю, – согласился отец, – сегодня я мог бы остаться дома. – И он снова сел, усталый и недоумевающий.

Мать и отец не сразу увидели во мне Йалин, во всяком случае не так, как наивно я себе это представляла. Не было захватывающих признаний, не было порывистых и бурных обьятий. Не было момента откровения, радости и открытия. Вместо этого постепенная, медленная перемена в их отношении ко мне, осторожное отчуждение меня-Нарйи в пользу меня-Йалин. Это продолжалось много дней и сопровождалось то случайной забывчивостью, то временными просчетами с их стороны. Возможно, это был лучший способ справиться с шоком, чем та драматическая кульминация, которую я рисовала в своем воображении.

Интересно, что, когда родители действительно начали видеть во мне Йалин, реальную и единственную, именно я особенно остро ощутила отсутствие «привидения» Нарйи. Именно я слышала рядом с собой звуки шагов человека-тени. Нарйа была всего лишь выдумкой – книжным персонажем (придуманным мною). И все же она жила в этом самом доме вместе со мной, я полностью верила в ее существование, в ее маленькие эгоистичные выходки. Она была реальной; а теперь ее не было. Ее никогда не существовало, и вместе с тем она, несомненно, была. Каким-то образом она продолжала жить – невидимо, в зеркальном мире моего разума, отвечая мне, словно эхо. Она была мной, только другой, которая могла бы родиться, если бы не родилась я. И все же она родилась по-настоящему. А теперь исчезла, еще раз. Думая о ней, я все время вспоминала ту загадку о вороне и конторке…

В то же утро, немного позднее – после моего признания за завтраком и пока наши семейные отношения еще оставались неустойчивыми, – мама, папа и я все же отправились к реке, чтобы захватить ту корыстолюбивую, расчетливую хозяйку причала прямо в ее берлоге.

Сомнения этой женщины я рассеяла тем, что немного рассказала о затейливом обряде посвящения в нашу гильдию, о чем ничего не писала в «Книге Реки» и писать не собираюсь. (Всегда нужно держать в запасе козырную карту, а?)

Она поверила. Она стала созывать совет. Вверх и вниз по реке замигали сигнальные вспышки.

Через четыре недели, на совете гильдии, я рассказала все, о чем уже писала в этой книге. Я рассказала о пространстве-Ка, и Идеме, и Земле, и Луне; об Экзотах, и Оскверненных, и чужих звездах; о плане Божественного разума прожечь линзой разум, чтобы проникнуть в тайну мироздания. Я рассказала о космических кораблях с семенами жизни и выставках роз. О Венеции и Калифорнии. «Устами младенца» – как было сказано в доисторическом мифе!

И на борту шхуны «Оп-ля», где проходил совет, я потребовала и получила шарик черного течения, чтобы вновь настроиться на один лад с моим старым другом, Червем.

Я выпила свой шарик на третий день совещания. Ту ночь, как и предыдущие, я провела дома. И перед тем как уснуть, я сосредоточилась на том, что хотела бы увидеть во сне. Если представить себе это как следует, трюк может сработать, хотя всегда произойдет что-то такое, что попытается сбить тебя с толку, так что ты попадаешь в другой сон, не свой, где ты обо всем забудешь и просто начнешь плавать среди всяческих фантасмагорий.

Как я и намеревалась, я представила себе шхуну, гордо плывущую по реке недалеко от черного течения. На ее борту шло совещание – поскольку оно целиком занимало мой ум, – однако, увы, непонятно как, но это совещание проходило на открытой палубе, и присутствовали на нем не женщины, а звери. Свиньи, собаки, овцы, индюшки, еще кто-то. Ну и ладно! Я не обратила внимания на это блеющее, лающее и гогочущее собрание, которое могло перенести меня в сон о фермерском хозяйстве; и тут над водой показалась голова Червя. Он нашел меня в моем сне, к своему огромному удивлению!

– Йалин? Это ты! Но как? Ты же не здесь. Этого не может быть. Она…

Палуба шхуны опустела – все животные исчезли Сон стал совсем другим: Червь и я, мысли к мыслям.

– Послушай, Червь! Ни под каким видом не разрывай психосвязь с мертвой Йалин! Не ослабляй хватку или все испортишь! Ты понял?

– Да. Но…

– Слушай! Я выполнила твое маленькое задание. Я побывала в Идеме и вернулась назад, но не так, как ты предполагал…

Я уже начала уставать от бесконечных пересказов этой истории! Матери и отцу, гильдии, теперь Червю. Нет, явно придется писать еще одну книгу. Тогда я просто буду раздавать экземпляры.

На все объяснения мне потребовалось некоторое время, но, по крайней мере, можно было не беспокоиться, что этот сон прервется на середине. Теперь Червь никуда не денется.

– Червь, ты еще здесь?

– Хмм? О да.

Прямо как два любовника в ночной тишине!

– Монетку за твои мысли? О чем задумался?

– О… Ты столько всего рассказала, Йалин… Мне нужно это обдумать. Но ты справилась превосходно! Да, просто превосходно! Ты не могла бы забраться в меня, чтобы я услышал все это непосредственно от тебя в хранилище-Ка? Обещаю, ты вернешься живая и здоровая. Ты так важна для меня!

– Спасибо. Я польщена. Снова проплыть в тебе: ты этого хочешь?

– С твоей стороны было бы по-дружески навестить мою голову.

– За Аладалией? Как, снова потревожить старину Рэфа?

– Я мог бы забрать тебя из дома.

– И открыть реку до самого Пекавара? Представляю, как возрастет моя популярность!

– Тогда приезжай в Аладалию! Я подготовлю свое тело. Тебе будет очень удобно. Ты смогла бы пожить у меня некоторое время.

Такое предложение я уже слышала. «Как ты смотришь на то, чтобы провести остаток своих дней в отсеке корабля с семенами жизни?»

– Мы подумаем об этом, – сказала я. – Приятно провести с тобой ночь, но куда-то ехать я не планировала.

Странно, но, к изумлению, я обнаружила, что все это время скучала по Червю!

– И может быть, я для тебя еще маловата? – сказала я. – Рано мне еще прыгать в черные течения и горла всяких Червей!

– Если бы ты забралась в меня, Йалин, я смог бы сделать твое тело взрослым, пока твой разум блуждал бы в хранилище-Ка.

– И сколько бы тебе понадобилось на это времени?

– У меня нет резервуаров и мягких машин, только я сам. Мне понадобится время взросления обычного человека. Примерно двенадцатъ-тринадцатъ лет. Тебе не будет скучно все это время.

Тринадцать лет? Бедные мои родители. Нет, я так не хочу.

– Ну попытайся проплыть во мне хоть один разок.

– Ладно. Почему бы нет? Если ты пообещаешь мне все объяснить. Что такое пространство-Ка. Как действует психосвязь. Как можно остановить Божественный разум. И откуда ты пришел. И как происходят скачки во времени.

– И почему ворон похож на конторку?

– И это тоже.

– Возможно, у меня есть ответы. Только нужно время, чтобы выстроить их в нужном порядке.

– Тогда начинай, пожалуйста! Должен же быть какой-то способ остановить Божественный разум, пока он не сжег всех нас!

– Должен? А если его нет?

– Тогда я буду весьма тобой разочарована, Червь.

– Ах, боже мой.

– Я буду просто вне себя.

– Хмм, тогда мне лучше приступить к делу…

– В таком, случае… доброй ночи, Червь. Приходи ко мне снова в моих снах.

– Приду. Доброй ночи, Йалин.

На следующее утро мама снова отвела меня на борт «Оп-ля», где должно было состояться последнее заседание.

Там, в каюте, отделанной дорогим деревом «слоновая кость» и увешанной прекрасной коллекцией рыбьих масок, я рассказала собравшимся главам гильдии о ночном разговоре с Червем и закончила свой рассказ словами: «Ну как, поплавать мне немного кое в чем черном?»

И вот тогда, как обычно, все пошло наперекосяк.

Не знаю, может, последние дни я чем-то оскорбляла этих почтенных дам. Может, я зашла слишком далеко? Но я не хотела их обидеть. Я же думала, что за последнее время стала куда более тактичной, тонкой и убедительной. (Кроме того, моя задница все еще хранила память о крепких ударах отца!) С другой стороны, почему это во сне я видела этих глав в виде стада гогочущих гусынь и блеющих овец?

– Поплавать? Не сейчас, – сказала одна из глав.

– Да, мы не позволим тебе куда-то уплыть и исчезнуть, – согласилась другая.

Хозяйка причала Пекавара, по имени Чануси, была особенно непреклонна. (Я уже сталкивалась с ней в поединке по поводу моего литературного заработка.)

– Как бы то ни было, ты принадлежишь гильдии, запомни! – В подтверждение своих слов она показала на маски у меня за спиной.

Еще одна глава гильдии, которую я знала уже давно – за две жизни до этого она присутствовала на совещании гильдии в Сверкающем Потоке – была смуглая старая Марта из Гинимоя. Это она бросила мне вызов, заявив:

– А откуда нам знать, что ты говоришь правду?

– Червь может подтвердить это в любое время!

– О, я не сомневаюсь, что ты та самая Йалин, которую я встречала когда-то. Или что с тобой происходили поистине удивительные вещи. Тебя убили, потом ты родилась заново. Но когда ты вернулась к жизни по-настоящему? Как я могу поверить, что ты прождала столько лет, прежде чем открыться? Может быть, Нарйёй просто овладел твой дух? И что же в действительности случилось между твоей смертью и воскрешением? Может быть, путешествие в Идем в хранилище-Ка тебе просто приснилось. Или ты вообще все это выдумала. Где у тебя доказательства? «Книга Реки» – это, как я понимаю, плод воображения автора. Я ее читала и не могу поверить, чтобы гигантский квакун попытался раздавить тебя в джунглях.

– Не можете? А все было именно так!

– Может быть, у тебя были галлюцинации от голода и усталости. А может, и нет. Но я считаю, что эта часть твоей истории сильно смахивает на роман из тех, что печатают в Аджелобо. Кроме того, у меня вызывает сомнение тот мертвый человек на Опаловом Острове. Конечно, у тебя были замечательные приключения, но, согласись, иногда ты давала слишком большую волю своему воображению? Очевидно, ты решила, что можешь грубить якобы в интересах честности и искренности. Достаточно вспомнить твое замечание a propos на нашем совещании в Сверкающем Потоке. «Глава Неллиам с лицом, похожим на сушеную сливу», вы только подумайте!

– Я не писала ничего обидного о вас, Марта.

– Не писала, но ты дерзко и не раздумывая сделала меня «сторонницей» Неллиам. И не важно, как я отношусь к твоей оценке некоторых черт характера Тамат и Шарлы, но ты не имеешь права осуждать те их прекрасные качества, за которые они были сделаны главами гильдии.

– Ну, это вопрос мнения.

– Правильно. И мы очень терпимы к твоему, не так ли? Но не может ли оказаться так, что все эта твои россказни о Земле и Идеме – это просто… тоже вопрос мнения?

– Червь…

– Черное течение верит тому, что ты ему рассказала. Во всяком случае ты так говоришь. Полагаю, поскольку все видели, как ты ехала на нем от Тамбимату до Аладалии, мы также обязаны в это поверить…

К чему она клонит? Я была озадачена. На том совещании в Сверкающем Потоке мне верили безоговорочно, никто не выражал сомнений. Теперь что-то изменилось. Они пытались найти оправдания – но для чего?

– Лично я, оглядываясь вокруг, вижу наш мир и черное течение. Из твоих слов мы знаем, какое оно, и мы это принимаем как данность в основном. Мы знаем, что пришли в этот мир с какой-то далекой звезды. Но я не вижу никаких конкретных доказательств существования Идема, или Венеции, или даже той огромной Луны.

– А что вы ожидали? Что я притащу розу, зажав ее в зубах, которых у меня не было?