Текст книги "Три новеллы"

Автор книги: Ясуси Иноуэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

«…интерес к охоте появился у меня довольно давно, когда я еще не был так одинок в этом необъятном мире, и охотничье ружье стало моим неизменным спутником еще в ту пору, когда ничто как будто не предвещало краха моей личной жизни и служебной карьеры».

Внезапно каллиграфически выписанные иероглифы дохнули на меня такой невыносимой скорбью, что я даже зажмурился. Если воспользоваться словами Аяко, возможно, это была змея, которая жила в Мисуги.

Я резко поднялся из-за стола, подошел к северному окну кабинета и долго вглядывался в ночную тьму, где изредка вспыхивали голубые молнии, высекаемые далекой электричкой. Какое значение имели для Мисуги эти три письма? Что он из них узнал? Разве открыли они ему какие-то новые, неизвестные факты? Неужто ему давно не открылась сущность тех змеек, которые жили и в Мидори, и в Аяко?

Я долго стоял у открытого окна, ощущая на щеках ночную прохладу. Голова слегка кружилась, как при легком опьянении. Я ухватился обеими руками за раму и некоторое время пристально вглядывался в темноту маленького заросшего сада, словно передо мной было то самое «белое русло пересохшей реки», которое увидел Мисуги.

Бой быков

В середине декабря тысяча девятьсот сорок шестого года в «Новой осакской вечерней газете» было опубликовано объявление о том, что с двадцатого января будущего года на стадионе Хансин в течение трех дней будет проводиться бой быков. Редактор Цугами сунул в карман пробный оттиск с объявлением и спустился в холодную приемную, где его уже давно дожидался Тасиро. Они вместе вышли на улицу, продуваемую пронизывающим до костей ветром.

– Наконец-то! – воскликнул Тасиро, внимательно прочитав газетную полосу с объявлением. Он радостно улыбнулся, но сразу же согнал улыбку с лица и будничным голосом сказал: – Теперь все за рекламой…

Он с трудом сложил рвавшуюся из рук газету, небрежно сунул ее в карман и добавил:

– Надо бы посоветоваться еще по одному делу.

Тасиро, казалось, не знал, что такое усталость. Стоило ему закончить одну работу, как его сразу же тянуло к следующей.

– Как вы считаете, не следует ли после состязания скупить всех быков? Если цена каждому пятьдесят тысяч иен, то за двадцать два надо уплатить миллион сто тысяч. Не так уж дорого. Если ваша газета решит их приобрести, муниципалитет города В. возражать не станет. Это я беру на себя и даже не потребую комиссионных.

Тасиро говорил так убедительно, будто специально ради этого дела приехал с далекого Сикоку. Можно, конечно, сразу же перепродать их после боя, развивал он свою мысль, но не исключено, что выгоднее попридержать – через какое-то время быки будут стоить по меньшей мере полтора миллиона. А если их усыпить и пустить на мясо, то можно получить верных два! Правда, возни больше. Таков был расчет Тасиро. Он излагал его Цугами, время от времени останавливаясь из-за сильного встречного ветра и пытаясь заглянуть в лицо своему рос лому спутнику. Плотный, широкоплечий, он то и дело запахивал раздуваемые ветром полы длинного кожаного пальто, не выпуская из рук небольшой саквояж из дорогой крокодиловой кожи – старенький, но еще довольно прочный.

Цугами согласно кивал головой, но он и в мыслях не допускал, что можно согласиться на предложение Тасиро. Для газеты, основной учредительный капитал которой составлял всего лишь сто девяносто пять тысяч иен, уже само участие в организации боя быков было чересчур смелым предприятием, тем более что его успех, без преувеличения, зависел исключительно от удачного стечения обстоятельств. Где уж, при всех предстоящих непомерных расходах, еще рассчитывать на покупку животных.

«Новая осакская вечерняя газета» была создана год назад. Штат ее образовался в основном из сотрудников газеты Б., считавшейся одной из крупнейших в Японии. Новая газета пользовалась типографией и фотолабораторией последней, так что у несведущих людей могло сложиться впечатление что она – дочернее предприятие газеты Б. На самом же деле «Новая осакская» полностью находилась на своем бюджете, и матерый импресарио Тасиро, прежде чем заключить с ней контракт, наверное, не раз и не два проверил ее финансовое положение. И все же то, что в поисках крупных средств он обратился к небольшой газете, которая и существовала-то всего без году неделю, да ещё намеревался её привлечь к новой, миллионной сделке, выдавало в нем некую провинциальную самоуверенность. И уж конечно, его дело, если он в своих расчетах уповал на помощь Б. Мол, если не удастся крупно заработав то по крайней мере в накладе он не останется.

Вступив в контакт с Тасиро, Цугами не испытывал ни страха, ни беспокойства. Он был уверен в успехе, ибо с первой же встречи понял, что Тасиро от природы обладает нужными импресарио качествами. Он видел насквозь его хитрость и нахальство, догадывался, что Тасиро неразборчив в средствах, когда дело касается денег. И все же Цугами с первой встречи уверовал: сотрудничать с этим человеком беспроигрышно. Он понимал: при всех настораживающих качествах Тасиро нетрудно распознать его цели, а значит, можно и не опасаться подвоха. К тому же Тасиро взялся за работу с таким неподдельным энтузиазмом, что Цугами даже стало стыдно за то, что иногда думал о нем плохо.

– Покупка быков – верное дело! – настойчиво твердил Тасиро, но выражение его лица при этом было рассеянным и совершенно не вязалось с решительным тоном. Он внезапно остановился и стал сосредоточенно глядеть в небо, словно там, в вышине, ему привиделся загадочный и притягательный предмет. Цугами пристально разглядывал лицо своего импресарио с застывшей, как у статуэтки, глуповатой улыбкой и чувствовал, как в нем нарастают раздражение и протест.

– А если наша газета откажется купить быков?

– Есть один человек, который с удовольствием их приобретет, – сразу же ответил Тасиро, словно предвидел вопрос. – Кстати, именно поэтому я попросил свидания с вами. Хорошо бы вам сейчас с ним встретиться. Не исключено, что он согласится на участие и в расходах по организации боя быков. Он лицо влиятельное и может помочь в трудную минуту. Короче говоря, подходящий человек. Зовут его Ясута Окабэ.

Тон, каким Тасиро произнес «подходящий человечек», насторожил Цугами, но не настолько, чтобы испортить радужное настроение, в каком он пребывал. Он решил сегодня не перечить Тасиро – тем более что тот основательно потрудился, чтобы продвинуть их дело вперед.

– Окабэ – президент «Хансин когё» и владелец еще нескольких компаний. Пожалуй, он самый влиятельный предприниматель среди выходцев из Иё, – пояснил Тасиро и, слегка наклонив свою прямоугольную, как створка ширмы, спину, широкими шагами двинулся вперед.

Прошло два месяца с тех пор, как на квартире Цугами в Нисиномия появился Сутэмацу Тасиро, предъявив большую визитную карточку, в которой значилось: «Президент фирмы зрелищных предприятий «Умэвака». Цугами взял за правило никогда не принимать посетителей на дому. Но в тот день он устал до изнеможения от бесконечных споров с Сакико, которая в очередной раз завела разговор о том, что им пора расстаться, и был рад неожиданному посетителю – лишь бы не видеть ее безмолвного взгляда, в котором читалась то ли любовь, то ли ненависть – понимай как знаешь.

При первой встрече Тасиро производил впечатление типичного провинциального импресарио. Красное энергичное лицо и густой низкий голос придавали ему моложавый вид, хотя Тасиро было далеко за пятьдесят. Коричневый грубошерстный костюм и сорочка в широкую полоску – вполне на уровне моды – все-таки скорее подходили двадцатилетнему юноше. На толстом пальце матово блестели два серебряных кольца. И лишь обмотанное вокруг шеи потрепанное черное кашне, которое он не удосужился снять, даже войдя в комнату, как-то не гармонировало с его модным обликом.

Коротко изложив цель своего визита – организовать бой быков, Тасиро сказал, что «бычье сумо»[6]6
  Сумо – национальная японская борьба.


[Закрыть] сейчас сохранилось только в местности Иё, в городе В., затем долго и красочно описывал его истоки и развитие и в заключение с пафосом заявил, что цель его жизни – показать всей Японии это традиционное провинциальное зрелище.

– Я простой безвестный импресарио, – сказал Тасиро, – но к бою быков отношусь не как к обыкновенному зрелищу. Последние тридцать лет я устраивал, честно говоря, малоинтересные провинциальные представления, исколесил с ними остров Сикоку и все мечтал, что когда-нибудь мне удастся показать на первоклассном стадионе Токио или Осаки национальный бой быков и прославить его родину – Иё.

Хотя Тасиро и не причислял бой быков к обыкновенным зрелищам, он в то же время с удивительной настойчивостью повторял, что есть полная гарантия хорошо на нем заработать Цугами, казалось, совершенно не противился потоку красноречия своего гостя. Посасывая трубку, он безучастно глядел на куст камелии, которая цвела в углу его маленького сада.

Беседы с подобными посетителями входили в круг его повседневных обязанностей, и Цугами привык слушать их вполуха, одновременно думая о чем-то другом, подчас сугубо личном, не имеющем никакого отношения к предмету разговора.

В общем, гость напрасно закидывал удочку, хотя и возникала иллюзия, будто Цугами внимательно его слушает, поскольку время от времени он вставлял в разговор, причем удивительно к месту, короткие фразы. И вот, чем безучастней становился взгляд Цугами, тем красноречивей вел монолог Тасиро.

– Те, кто не разбирается в «бычьем сумо», считают это зрелище аморальным, даже вредным. Наверно, потому, что в провинции издавна привыкли держать пари, делать ставки на того или иного быка…

– Делать ставки? – переспросил Цугами.

Тасиро пояснил, что и теперь почти все зрители, посещающие «бычье сумо», которое трижды в год проводится в городе В., делают ставки. Это обстоятельство внезапно привлекло внимание Цугами. Перед его глазами, словно кадры из кинофильма, возникли современные стадионы Хансин и Короэн; сражающиеся быки внутри бамбуковой ограды, установленной в центре поля; увлеченно наблюдающие за боем толпы зрителей; ревущие громкоговорители; пачки денег. Очарованный этой неожиданной картиной, Цугами опять стал пропускать мимо ушей то, что говорил Тасиро.

«Держать пари», «делать ставки»– это пойдет, – думал Цугами. – Если устроить бой быков в большом городе, зрители, как и в В., без всякого сомнения будут делать ставки. Не исключено, что именно такое зрелище может стать спасительной соломинкой, ухватившись за которую потерявшие веру люди вновь почувствуют вкус к жизни. Надо предоставить им возможность рискнуть, испытать судьбу – и они обязательно за это ухватятся! Десятки тысяч зрителей соберутся на стадионе, со всех сторон окруженном развалинами – ранами войны, и будут держать пари, делать ставки, надеясь на везение, на выигрыш. Правда, уже начинают возрождаться бейсбол и регби, но пройдет несколько лет, пока они обретут свою прежнюю популярность, а сейчас – самое время устроить нечто вроде этого «бычьего сумо». Впервые на стадионе Хансин – бой быков! Стоящее предприятие! И во всех отношениях подходящее для «Новой осакской вечерней газеты».

В эти минуты в холодных, безразличных глазах Цугами вспыхнул азартный огонек, за который и полюбила его Сакико так, что не может с ним расстаться.

Цугами поднялся с кресла и уже по-другому, решительным тоном произнес:

– Подумаю! В этом, кажется, что-то есть.

Когда спустя полчаса Тасиро ушел и в комнате воцарилась тишина, Цугами почувствовал необыкновенный подъем. Перед тем как решиться на новое дело, он обычно предпочитал все хорошенько обдумать в одиночестве. Вот и теперь, удобно устроившись в кресле на веранде, он прикрыл глаза и расслабился.

Внезапно послышался голос Сакико:

– Кажется, все это вас не на шутку увлекло. – Сакико сидела в углу в той же позе, что и во время разговора с Тасиро. и вязала, перебирая холодно посверкивавшими спицами.

– Это почему же?

– Почему? Да потому, что я вас вижу насквозь. Мне давно знакома такая черточка в вашем характере. – Сакико оторвала взгляд от вязанья, холодно взглянула на Цугами и, не порицая и не восхищаясь, добавила: – Авантюристическая!

В самом деле, в Цугами было нечто от авантюриста, игрока.

Один из наиболее способных корреспондентов отдела социальной хроники в газете Б., Цугами в течение трех лет без особых накладок руководил этим горячим участком, где никто до него подолгу не удерживался. Всегда одетый с иголочки, с острой, как бритва, складкой на брюках, он умело обращался с посетителями, был четок и работоспособен. Любой щекотливый материал он подавал на страницах газеты мягко, без нажима, никогда не перегибая палку. Конечно, среди настырного журналистского люда у него были и враги. Посмеиваясь, ни не без основания порицали Цугами за неумеренную трату денег самодовольство, эгоизм, обзывали его литературным умником, напыщенным стилистом и тому подобное. Но именно эти его недостатки создавали вокруг Цугами некий интеллектуальный ореол, отличавший его от других журналистов, подвизавшихся в отделе социальной хроники.

После окончания войны газета Б., стремясь освободиться от чрезвычайно разбухшего штата, создала типографию и вечернюю газету, переведя в эти поначалу дочерние предприятия значительное число работников. И первой же кандидатурой на пост главного редактора вечерней газеты стал Цугами. Правда, по возрасту – ему только исполнилось тридцать семь лет – он не очень подходил для столь ответственного поста, но не было в редакции другого человека, способного создать совершенно новый тип издания, которое могло бы выдержать конкуренцию с другими вечерними газетами, выраставшими в то время как грибы после дождя. К тому же Омото, которого прочили в директора, был из киношников и не разбирался в газетном деле, поэтому нужен был человек, не только обладающий редакторской хваткой, но и способный умело и безошибочно руководить всем газетным хозяйством. А Цугами еще в бытность свою в газете Б. сумел хорошо проявить себя и с этой стороны.

Заняв кресло главного редактора «Новой осакской вечерней газеты», Цугами смело перешел на горизонтальный набор, что было тогда в новинку, и в подготовке материала сделал упор на литературность и развлекательность, ориентируясь на читателей из среды городской интеллигенции и служащих. При оценке заметок, отборе и размещении материала в первую очередь учитывалось, насколько он остроумен. Время показало, что выбор сделан правильный. Газета пользовалась успехом среди служащих и студентов Киото, Осаки и Кобе и быстрее других раскупалась в киосках и у уличных разносчиков. Читателей, привыкших к серым, ортодоксальным газетам военного времени, действительно привлекал свежий, необычный стиль «Новой осакской». Один молодой профессор-юрист даже назвал ее газетой для интеллигентных шалопаев. В самом деле, какой-нибудь эстетствующий поэт мог бы обнаружить в ее статьях эдакую небрежность, легкость мысли, мотивы пустоты, бесцельности жизни – то, что находило отклик в сердцах молодых городских интеллектуалов. В новом стиле газеты отразились тщательно скрываемые Цугами черты его собственного характера, которые лучше других разглядела в нем Сакико, Сакико жила с Цугами уже более трех лет. Они познакомились еще во время войны. Она не раз уходила, потом снова возвращалась, грозила порвать с ним окончательно, но так и не исполнила свою угрозу.

– Никто, кроме меня, не знает, какой ты хитрый и коварный авантюрист, – только я, одна я! – Сакико не раз говорила так. когда пребывала в хорошем настроении. Причем в глазах ее появлялся загадочный огонек, словно она давала понять, будто таким сделала Цугами ее любовь. Бывало и так, что те же самые слова она произносила по-иному – в тоне порицания своего любовника.

У Цугами была жена и двое детей, которые во время войны эвакуировались на родину в Тоттори, да так там и остались. Муж Сакико – друг Цугами еще со студенческих времен – погиб на фронте, но его останки не были найдены и доставлены в Японию. Любовная связь, возникшая между Сакико и Цугами, до сих пор оставалась их тайной – даже друзья-газетчики, обладавшие на такие дела особым нюхом, не догадывались о ней. Сакико относила это за счет необыкновенной хитрости Цугами.

Овдовев, Сакико стала часто обращаться за разными советами к Цугами, как к другу своего погибшего мужа. Однажды она пришла к нему домой. Был жаркий летний вечер. Цугами, незадолго до того вернувшийся с работы, даже не переодевшись, с усталым видом сидел в соломенном кресле, прихлебывал виски и уныло глядел перед собой.

Увидев Сакико, он вскочил, застегнул пиджак на все пуговицы и предстал перед ней как всегда собранным и элегантным. Но Сакико успела заметить, каким одиночеством еще мгновенье назад веяло от этого мужчины. Она почувствовала, вскипела ее кровь и вспыхнуло желание утешить его. Позже, когда они стали любовниками, Сакико не раз вспоминала тот миг и думала, что полюбила именно того, никому не известного Мугами – одинокую мятущуюся душу, которая, казалось ей, разрывается на части, испуская при этом фосфорический свет. Сакико, отдавшая Цугами без остатка и тело и душу, все пыталась узреть в нем источник, питающий ее любовь. Источник этот то и дело неожиданно истощался, и тогда ею овладевало отчаяние из-за того, что она никак не могла заполнить собою его сердце. Цугами все время был настороже, не разрешая себе без оглядки отдаться своей возлюбленной. Его глаза не были глазами любящего, это были глаза человека, безразлично наблюдающего со стороны за развитием событий, невыносимо холодные, рыбьи глаза. Всякий раз, когда Сакико наталкивалась на холодность и бесчувственность Цугами – того и другого в нем было с избытком, – в глубине души у нее возникало одно и то же слово: злодей! Но иногда эти безразличные глаза затуманивались печалью, либо в них вспыхивал неистовый огонь непокорности. Цугами представал перед ней, обуреваемый всеми этими противоречивыми чувствами. И именно в такого Цугами без памяти влюбилась Сакико. Но когда она поняла, что ее чувства не способны до конца всколыхнуть Цугами, ее любовь стала временами оборачиваться тоскливой ненавистью.

И то, что Цугами так легко клюнул на ловко подкинутую Тасиро приманку, Сакико относила не к интуиции журналиста, а к той самой страсти и опьяняющему азарту, которыми иногда загорался его безразличный взгляд, когда его начинал подогревать дух «авантюризма», скрываемый от всех, но хорошо известный ей.

На следующий день после встречи с Тасиро в редакции «Новой осакской вечерней газеты», занимавшей полуобгоревший, но отремонтированный особняк в районе Ёцубаси, состоялось совещание с участием директора Омото, начальников отдела информации и общего отдела, Цугами и Тасиро.

Омото первым дал согласие на проведение боя быков.

– Интересное дело! Наша газета готова выступить главным организатором при содействии города В. и Ассоциации «бычьего сумо». За три дня наберется тысяч полтораста зрителей – не меньше! Мы сможем поставить все на широкую ногу, не хуже, чем на корриде в Испании, – прорычал толстый, сам похожий на быка, Омото. Он всегда громко рычал, когда приходил в хорошее настроение.

Поскольку Омото и Цугами высказались в поддержку боя быков, остальные возражать не стали. Сразу же был подготовлен проект договора, суть которого сводилась к следующему: для состязаний выбрать современный стадион в Осаке или Кобе; обеспечить содействие со стороны города В. и Ассоциации «бычьего сумо»; бой провести в течение трех дней в конце января, когда обычно нет крупных спортивных состязаний; все расходы и доходы поровну поделить между газетой и фирмой «Умэвака»; при этом мероприятие будет организовано под эгидой газеты, без упоминания названия фирмы.

Расходы по найму быков и их транспортировке до стадиона берет на себя Тасиро; последующие расходы, включая аренду и подготовку стадиона, а также рекламу, ложатся на газету.

Вечером Омото и Цугами пригласили Тасиро в известный ресторан в городе Киото, а на следующий день Тасиро пригласил их в харчевню на осакском черном рынке, славившуюся сукияки.[7]7
  Сукияки – жареное мясо в соевом соусе с сахаром и приправами.


[Закрыть]

Тасиро был наверху блаженства. То и дело вытирая ладонью лоснящееся лицо и подливая сакэ в чашечки Омото и Цугами, он с поистине детской увлеченностью рисовал перед гостями картину того, как он, высадив быков в Кобе, украсит их и устроит целое шествие от Кобе до Нисиномия, а на следующий день то же самое повторит в Осаке.

Когда Тасиро отлучился в туалет, Омото, хотя он пил наравне с другими, неожиданно трезвым голосом сказал:

– Главное – расходы, которые нам предстоят до получения денег за входные билеты. По моим расчетам, потребуется что-то около миллиона иен.

– На всякий случай такую сумму следует предусмотреть, – подтвердил Цугами.

– Но где мы ее добудем?

– Как-нибудь выкрутимся.

– Вы уверены?

– На рекламу особых затрат не потребуется – ограничимся объявлениями в газете. Договоримся об оплате аренды стадиона после боя быков, без выдачи аванса. Но двести или триста тысяч для строительства ограды на стадионе и загона нужно иметь наличными.

– Значит, трехсот тысяч хватит…

– Предоставьте все мне, и пусть вас это не волнует, – успокоил его Цугами, хотя сам еще ясно не представлял, как будет действовать. На худой конец он рассчитывал на выручку от предварительной продажи билетов. Но сейчас голову Цугами занимало иное: его увлекла предложенная Тасиро идея величественного шествия быков. Это давало и материал для статей, и фотографии. Прекрасная реклама, которая привлечет внимание горожан. Картины этого необычного зрелища одна за другой сменялись в его голове, затуманенной бесчисленными чашечками выпитого сакэ и виски.

На следующий день Цугами образовал в редакции подготовительный комитет по организации боя быков, включив в него журналистов Т. и М., а также нескольких молодых работников информационного отдела. Т. был слабым журналистом, но обладал редким умением вести переговоры. М. же всегда подавал отличные идеи, хотя сам и не доводил их до конца.

До намеченного срока оставалось два месяца, сообщение в газете следовало опубликовать по меньшей мере за месяц, то есть в середине декабря, а до этого надо было решить все организационные вопросы. Тасиро сразу же уехал на остров Сикоку, в город В., а спустя два дня вслед за ним туда отправился Цугами в сопровождении молодого журналиста Т. Но делать им там было практически нечего – Тасиро успел сам договориться с Ассоциацией и владельцами быков: было отобрано двадцать два быка с выплатой по двадцать тысяч иен за аренду каждого. Ассоциация и владельцы с энтузиазмом откликнулись на предложение. Что уж там посулил им Тасиро – неизвестно, но Цугами они устроили поистине пышную встречу.

Владельцы боевых быков составляли наиболее обеспеченную часть местных жителей. Весь смысл их жизни заключался исключительно в том, чтобы иметь хотя бы одного боевого быка. В других районах собирали деньги, чтобы, например, воздвигнуть статую Дзидзо.[8]8
  Дзидзо – бог – покровитель детей и путников.


[Закрыть] Здесь же все вкладывалось в этих огромных животных, которые годились только для «бычьего сумо»– и ни на что иное.

Цугами и его спутник остановились в доме Мосабуро Усиромия – вице-президента Ассоциации и владельца одного из быков, отобранных Тасиро для предстоящего зрелища. Усиромия, один из крупнейших местных богатеев, еще крепкий и бодрый семидесятилетний старик, был буквально помешан на боевых быках. Свое увлечение «бычьим сумо» он унаследовал от отца, который, уже будучи на смертном одре, завещал ему: «У тебя есть и деньги, и дом, я спокоен за твое будущее. Моя последняя воля – возьми реванш у Тамуры». Случай, конечно, анекдотический, но он свидетельствует о поистине маниакальной увлеченности местных жителей «бычьим сумо». С тех пор молодой еще Усиромия все силы положил, чтобы исполнить волю покойного. Спустя три года после кончины отца его бык одержал, наконец, победу над быком Тамуры, и Усиромия на радостях водрузил своему быку на спину поминальную дощечку, на которой были начертаны имена усопших предков, и провел его по всему городу В.

Усиромия принял Цугами у себя дома при полном параде, словно в гости пожаловал сам губернатор префектуры, и во всех подробностях поведал эту историю. Цугами слушал не очень внимательно – может, давала себя знать усталость от дальней дороги. В его сердце почему-то вообще не находили отклика рассказы о «бычьем сумо», которыми так обильно потчевали его в этом городе. И чтобы подавить поднимавшееся в нем раздражение, Цугами взял за правило по утрам, расположившись на террасе, любоваться морем.

Тасиро тем временем проявлял максимум активности. Он показал Цугами и журналисту Т. храм, где ежегодно в январе проводится бой быков, объездил вместе с ними всех владельцев быков в окрестностях города В. и всякий раз специально делал крюк, чтобы проехать мимо дома своего старшего брата Дом был с обширным участком, огороженным каменной оградой, что в сельской местности считалось шиком. Тасиро все время куда-то спешил, путаясь в полах кожаного пальто, и то и дело смахивал с носа капельки пота. Он первым провозглашал тосты на банкетах, которые ежевечерне устраивались в честь Цугами, и иногда настолько забывался, что причислял и себя к журналистам, говорил «наша газета», а Цугами величал сэнсэем.[9]9
  Сэнсэй – учитель, вежливое, почтительное обращение.


[Закрыть]

Вернувшись в Осаку, Цугами активно занялся подготовкой к бою быков, но если в городе В. все прошло гладко, то здесь его поджидали препятствия. Началось со стадиона. По срокам наиболее подходящим был стадион Хансин. Вначале удалось договориться об аренде с двадцатого по двадцать второе января, но накануне подписания договора возникли неожиданные осложнения. Дело в том, что прежде стадион Хансин, которым владела железнодорожная компания «Нанива», уступал по качеству травяного покрытия стадиону, принадлежавшему конкурирующей железнодорожной компании. После войны «Нанива» вложила немало средств, чтобы привести его в порядок, а тут предполагалось вбивать сваи, устанавливать бамбуковую ограду, не говоря о том, что травяное покрытие неизбежно вытопчут быки. Опасения компании «Нанива» были обоснованны, и Цугами приложил немало усилий, чтобы добиться окончательного согласия на аренду. Только решили эту проблему, возникла новая – заявили протест профессиональные бейсбольные команды, которые лишались на три дня возможности нормально тренироваться. Чтобы их успокоить, пришлось прибегнуть к помощи некоторых влиятельных лиц. И на все это требовались деньги, и немалые. А тут еще отдел охраны порядка отказал в выдаче лицензии под предлогом того, что в Японии до сих пор бой быков как платное зрелище никогда не проводился. Вызвали телеграммой с Кюсю Тасиро, но он подтвердил, что и в префектуре Эхимэ, откуда пошло «бычье сумо», никто доселе не получал лицензии на проведение подобного зрелища за плату. Как Омото и Цугами ни уговаривали чиновников, добиться ничего не удалось. Тасиро в результате бесчисленных поездок из Осаки на Сикоку убедил, наконец, влиятельных лиц в префектуре Эхимэ начать движение за выдачу лицензии, но и оно не принесло успеха. Тогда за дело взялся журналист Т.– непревзойденный мастер переговоров. Он-то и вырвал согласие у начальника отдела охраны порядка, пообещав немедленно приостановить зрелище, если возникнет малейшая опасность. Только тогда Цугами опубликовал в газете объявление и фотографию двух сцепившихся рогами быков. Объявление поместили между двумя главными новостями – информацией о забастовке учителей и статьей о внутренних раздорах в социалистической партии, и оно неизбежно должно было привлечь внимание читателей.

Пройдя метров двести по дороге, петлявшей среди развалин, Тасиро остановился у полуразрушенного здания, нырнул в дыру, мимо которой невнимательный человек прошел бы, не обратив внимания, и стал спускаться по крутой лестнице. Цугами следовал за ним, осторожно нащупывая в темноте ступени. Лестница заканчивалась неожиданно большим, ярко освещенным помещением. Середину пространства занимал внутренний дворик в японском стиле с высаженными растениями и висячим фонарем. Вокруг дворика располагались четыре комнаты. В углу одной из них, предназначавшейся, видимо, для бара, громоздилась гора стульев с высокими спинками и стояла выкрашенная в голубой цвет пивная бочка. Рядом четверо мужчин настилали у умывальников кафель.

В небольшой, единственной обставленной комнате, сунув ноги под одеяло, накрывавшее котацу,[10]10
  Котацу – комнатная жаровня, вделанная в пол и накрываемая сверху одеялом.


[Закрыть] сидел Ясута Окабэ в форме, выдававшейся во время войны гражданскому населению. Поверх он накинул теплое кимоно на вате. На столе перед Окабэ стояла наполовину опорожненная бутылка виски.

– Добро пожаловать! – приветливо воскликнул он и, скинув с плеч ватное кимоно, пригласил Цугами к столу. Окабэ был мал ростом, его круглое лицо, когда он говорил, прорезали бесчисленные морщинки. В целом он создавал впечатление простака, однако за его простоватой внешностью рубахи-парня скрывались наглость и полное безразличие к окружающим.

– Я давно ждал вас, господин Цугами, – сказал Окабэ.

Развязный тон Окабэ сразу же вызвал у Цугами антипатию, и, глядя на быстро шевелившиеся тонкие губы Окабэ, он подумал: того и гляди сейчас начнет фамильярно похлопывать меня по плечу. И чтобы не дать ему повода, Цугами представился с необычной для себя официальностью и протянул визитную карточку.

Окабэ достал портмоне, долго в нем рылся, потом хлопнул в ладоши, подзывая молодого парня – видимо секретаря.

– Напиши мою визитную карточку, не забудь телефон компании, – сказал он, передавая секретарю блокнот и авторучку.

Окабэ поглядел на визитную карточку Цугами и протянул ее Тасиро. Тот пояснил, что на ней значится должность Цугами – главного редактора газеты. Окабэ несколько раз кивнул. Цугами глядел на этого маленького, заурядной внешности человека и думал, что «самый влиятельный выходец из Иё», по всей видимости, не умеет ни писать, ни читать.

Принесли закуски и сакэ. Окабэ без умолку болтал, откровенно и чуть снисходительно посвящая Цугами в свои планы:

– Хочу здесь устроить приятный и веселый ресторанчик. Что говорить, японцы истосковались по вкусной еде, и я прежде всего хочу предложить им первоклассные блюда. Думаю пригласить лучших поваров из Бэппу, Коти и Акита.

Цугами удивляло, что в присутствии Окабэ Тасиро ведет себя крайне неуверенно. Он не пытался завести разговор, ради которого привел сюда Цугами, и лишь услужливо принимал и расставлял на столе блюда с едой, подливал Окабэ и Цугами сакэ, все время внимательно прислушиваясь к беседе.

Цугами с любопытством ожидал, когда Окабэ приступит к делу. Он не принадлежал к любителям спиртного, но, не решаясь обидеть хозяина, время от времени опорожнял чашечку, которую сразу же вновь наполнял Тасиро. «Сейчас уже, наверно, поступил в продажу номер газеты с объявлением о бое быков», – неожиданно подумал Цугами и спросил: