Текст книги "Любовь ангела[Сборник]"

Автор книги: Ярослава Лазарева

Соавторы: Екатерина Неволина,Елена Усачева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

4. Неожиданное знакомство

Вопреки самым мрачным предчувствиям Алиса не умерла и даже не заболела. Это было, в конце концов, досадно: ни единого чиха!

Родители, вовсю собирающие чемоданы в Прагу, встревоженно потрогали ее лоб (холодный), но на всякий случай все же сунули подмышку термометр.

Тридцать шесть и один. Горло у ребенка тоже ничуть не красное… Зрачки вроде не расширены… Алиса безвольно сидела на диване, позволяя проделывать с собой любые манипуляции. Мама и папа переглянулись.

– Знаешь, Вить, я остаюсь! Ребенок дороже! – заявила мама, решительным жестом отставляя в сторону чемодан.

– Ты права, Оль! Шли бы они со своими срочными вызовами на… высокие горы, – махнул рукой папа. – Решено! Останемся оба!

– Нет, ты лучше поезжай, – мама настойчиво подтолкнула его к двери. – Мы контракт подписывали. Объяснишь там, почему я приехать не смогла.

– Оль, ну сама подумай, как я там со всем без тебя справлюсь? И здесь ребенку необходимо наше внимание. Мы и без того слишком долго пренебрегали им ради науки.

Алисе надоело, что о ней говорят в третьем лице, к тому же самопожертвование родителей отчего-то вызывало в ней сейчас только раздражение.

– Мам, пап, – сказала она, поднимаясь с дивана. – Не болтайте ерунды. Сами видите, что со мной все в порядке. Я не болею, жива-здорова, – девушка даже помахала руками, словно в подтверждение собственного здоровья и благополучия. – Я уже выросла и могу сама о себе позаботиться. Кстати, а если я вдруг без вас заболею, тоже не останусь без заботы. Вы же знаете бабушку: мигом примчится, обложит подушками, горчичниками и градусниками. В общем, поезжайте себе спокойно, так даже лучше будет.

– Бабушка, как ты знаешь, уже немолода, за ней самой уход требуется, – заметил папа.

– Ага, – скептически хмыкнула Алиса, представив себе сухонькую, но энергичную, взрывоопасную, как килограмм тротила, бабушку, ни минуты не сидящую без дела.

– Эх, ребенок, чего же ты у нас такой слабенький уродился, – уже смиряясь, проговорил папа, гладя Алису по голове. – Я же всегда говорил: нужно закаляться и ходить в горы. Физкультура – это жизнь, а лень…

– Это смерть, – мрачно закончила Алиса любимую папину поговорку.

– Я буду звонить тебе каждый день, – пообещала мама. – Следи за своим здоровьем, одевайся потеплее: весна – очень коварное время, возвращайся домой пораньше и никому не говори, что осталась в квартире одна…

– Да знаю я, знаю. В первый раз, что ли? – отмахнулась Алиса, но в душе отчего-то все же угнездилась тревога.

Ей вдруг снова показалось, что на нее смотрят – пристально, холодно-изучающе, словно на бациллу под микроскопом. Но, разумеется, это был всего лишь обман чувств, потому что смотреть здесь было некому. Девушка осталась в комнате совершенно одна.

Когда родители уехали, Алиса все-таки вздохнула немножечко свободней. Она не видела их обеспокоенных лиц, а значит, не нужно было притворяться. В институте она не была уже несколько дней. После странного случая с рефератом и нелепой прогулки с Дэном она погрузилась в апатию, накрывшую ее с головой, словно тяжелое ватное одеяло. «Все бесполезно», – думала Алиса и, вместо того, чтобы идти в институт, отправлялась бродить по улицам или сидела дома, часто даже без всякого дела, – просто равнодушно пялилась в потолок. Раньше она, твердая хорошистка, и не представляла себе, что будет прогуливать. Но теперь все получилось само собой, и девушка не испытывала ни волнения, ни угрызений совести. «Ну не хочу я сейчас никуда идти и встречаться со знакомыми. Понимаешь? Просто не хочу – и все», – отвечала она Нине, тщетно пытавшейся уговорить подругу вернуться к занятиям.

На третий день после отъезда родителей в квартиру настойчиво позвонили.

Не требовалось даже подходить к двери, чтобы узнать, кто это. Бабушкин звонок можно было узнать из тысячи. Бывшая походница и даже, кажется, разрядница, бабушка, несмотря на годы, сохранила всю кипучую энергию своей юности. Она не ходила – она почти летала, она презирала лифты и занималась сразу несколькими делами одновременно. Звонок был полностью под стать ей: резкий, энергичный, нетерпеливый.

Алиса со вздохом отложила книгу: ну все, мирной спокойной жизни на ближайшие пару часов пришел конец. Вопреки прогнозам синоптиков, обещавшим сегодня тихую почти безветренную погоду, в одной отдельно взятой московской квартире разбушуется торнадо, и хорошо, если все обойдется мелкими разрушениями.

Пока девушка шла к двери, звонок выдал еще залп коротких энергичных трелей.

– Привет, бабушка. Почему без предупреждения? – спросила Алиса, открывая дверь и замерла: за бабушкиной спиной стоял совершенно незнакомый парень!

– Не понимаю я этих современных средств связи, – как ни в чем не бывало сказала бабушка, протягивая Алисе сумку с продуктами. – Не было в моей молодости телефонов, и ничего – обходились, больше живого общения. Да к тому же – разве далеко доехать до тебя?

Хотя бабушка жила не так уж далеко, до ее дома было добрых минут тридцать.

Но возражать Алиса не стала. Она во все глаза уставилась на бабушкиного спутника. На вид ему было лет восемнадцать, может быть, двадцать. Довольно симпатичный, темноволосый, но, в общем, обычный парнишка.

– Познакомься, это Миша, – представила бабушка, заметив, наконец, на кого смотрит внучка. – Очень любезный молодой человек. Помог принести мне сумки из магазина.

– Он что… посыльный? – ядовито поинтересовалась Алиса, вспомнив старомодное словечко.

– Никак нет, – парень улыбался, отчего на щеках обозначились милые ямочки, делая его сразу раза в два симпатичнее, Алисе даже показалось, будто на миг в нем вспыхнул яркий свет и… снова пропал. – Просто помог Татьяне Сергеевне донести сумки. Простите, уже ухожу.

Он поставил два огромных пакета на пол и виновато развел руками.

– Нет-нет, Мишенька, – бабушка резво обернулась и удержала его за локоть. – Ты же не бросишь эту страшную тяжесть на двух слабых дам? Разве это по-джентльменски?

– Хорошо, сейчас отнесу на кухню. – Он нагнулся, поднимая пакеты.

– Вот и хорошо. А без чая мы тебя и подавно не отпустим. Надо же как-то отблагодарить за помощь! – отозвалась бабушка, отодвигая Алису, все еще загораживающую вход в квартиру.

Миша ловко разулся в прихожей и понес пакеты на кухню.

– Ты кого это привела? – зашептала Алиса, делая «страшные глаза».

– Как кого? Мишу. Знаю же, у тебя холодильник пустой, вот Миша и помог донести пакеты. А еще он мальчик хороший, это сразу видно, – невозмутимо выдала бабушка, снимая одновременно и куртку, и кроссовки. – Мишенька, не сердись на Алису, – тут же заговорила она, войдя на кухню. – Не думай, будто она у нас невоспитанная, это она от неожиданности.

– Ну еще бы, я бы тоже растерялся, если бы ко мне без приглашения незнакомый парень явился! – снова улыбнулся незваный гость. – Не сердись, Алис, бабушка у тебя хорошая и по-настоящему тебе добра желает, это с первого взгляда видно, как любую настоящую любовь.

– А ты, значит, специалист по любви? – поинтересовалась девушка, невольно принимая оборонительную позицию и складывая на груди руки.

– Я?! Да куда мне! – Миша рассмеялся так искренне и простодушно, что Алиса почувствовала смущение и невольную симпатию. Она рассеянно взглянула на бабушку, которая шуршала пакетами, доставая оттуда какие-то немыслимые пирожные. Бабушка усиленно делала вид, что полностью сосредоточена на своем занятии, однако внучка, знающая ее не первый день, заметила на потемневшем от времени морщинистом лице довольное выражение. Сейчас бабушка как нельзя больше напоминала хитренькую старушку-лисичку. У Алисы частенько возникало ощущение, что бабушка переигрывает ее на один ход. Но делать уже было нечего: не выставлять же парня на улицу, да и сам Миша вовсе не вызывал неприязни. Особенно когда улыбался или когда, как сейчас, небрежным жестом, видимо вошедшим у него в привычку, лохматил собственную челку, отчего становился похож на тринадцатилетнего мальчишку.

И девушка, сдаваясь, достала из шкафа «пражские» глиняные чашки, чай в которых всегда был вдвойне вкуснее, чем в обыкновенных.

И вот уже, сидя за столом, все трое пили чай и непринужденно болтали, а Алиса, сама не замечая как, рассказала не только о неприятностях, связанных с учебой, но и о Дэне.

– Я так сразу и поняла: твой Дэн пустышка и напыщенный индюк! – объявила бабушка в ответ на последнюю новость.

А Миша кивнул.

– Хорошо, что ты разглядела его сейчас, – заметил он, отпивая глоток из чашки и на секунду закрывая глаза, видимо, чтобы лучше почувствовать вкус чая, – чем позже это происходит, тем хуже.

Алиса кивнула. Она и сама думала точно так же.

Позже, когда Миша, а затем и бабушка ушли, Алиса удивлялась своей откровенности: обычно она стеснялась и мало говорила в присутствии малознакомых людей. Но, как ни странно, она ни секунды не сожалела ни о чем и отчего-то была уверена, что поступила правильно.

Ложась спать, она снова подумала о Мише и впервые за эти дни заснула в хорошем настроении. Снилось ей тоже что-то удивительно хорошее и солнечное, что-то из далекого, полузабытого детства.

Миша позвонил ей на следующий день, а вечером они уже встретились в центре.

– Куда пойдем? – спросила Алиса, чья небогатая практика встреч включала в себя исключительно посещение музеев, кинотеатров и дешевых закусочных типа «Макдональса» или «Ростикса».

– А никуда! – Миша улыбнулся, и девушка в который раз удивилась тому, насколько же ему идет улыбка. – Просто прогуляемся по улицам – куда глаза глядят. Согласна?

Она кивнула.

И они пошли. Вечерний город уже зажег огни и казался в наступающих сумерках нежно-акварельным. Старые улицы, огромные дома, среди которых, словно занесенные в наше время из прошлого, вдруг попадались старинные усадьбы. Каждый раз когда удавалось найти такой дом, прячущийся среди безликих слепых высоток, это казалось настоящим чудом. В одном из неприметных переулков скрывался настоящий готический собор, конечно, не такой роскошный, как в Праге, но все же удивительно красивый на фоне мягких красок московского вечера. А может, он казался таким оттого, что Алиса смотрела на него не одна…

Миша оказался совершенно не таким, как Дэн. Он больше молчал, но это молчание не чувствовалось неловким или неестественным. Молчать вместе с Мишей было неожиданно хорошо и приятно, и Алисе вдруг стало мерещиться, что они знакомы уже давно, наверное, целую вечность, и что они могут идти рядом сколь угодно долго. Ей было легко и весело. Просто так. От одного его присутствия. Или в этом виноват шальной весенний воздух, пьянящий, словно молодое капризное вино.

Они взошли на Андреевский мост и остановились, глядя на яркие огни города.

Было ветрено, это особенно чувствовалось здесь, над рекой, и руки Алисы замерзли. Но она только спрятала их в рукава куртки, не желая уходить с моста. Внизу тяжелой темной лавой медленно перетекала вода, и в ней бесконечно отражались огни и звезды.

– Дай свои руки, – сказал Миша, протягивая раскрытые ладони.

Девушка вложила в них свои замерзшие пальцы и тут же почувствовала, как в ее тело вливается живительное тепло.

Они стояли, взявшись за руки, и это было хорошо и правильно. Мимо прошла стайка девушек, переговариваясь и смеясь.

Алиса отчего-то совсем не смущалась.

– Согрелась?

Алиса кивнула, ужасно боясь, что сейчас он выпустит ее руки. Но Миша по-прежнему сжимал их – крепко, но бережно, словно хрупких птичек.

«Он меня поцелует», – подумала девушка одновременно со страхом и с надеждой.

Но Миша не поцеловал. Алисе показалось, будто по его лицу скользнула тень.

Он отвел глаза.

– Пойдем?..

Горечь разочарования обожгла ей горло. Разочарования и обиды. Но вернувшись домой, она вдруг подумала, что так даже лучше. Слишком недавно произошел тот случай с Дэном, а охватившее ее на мосту чувство было слишком внезапным. Мимолетным? Пока что об этом еще сложно судить.

Наполнив ванну и утопая в сладко пахнущей абрикосом пене, она вспоминала ночные огни, и звезды, и глаза Миши, казавшиеся в сумраке темно-серыми, почти черными.

5. Друг из детства

– Алиса, о тебе опять спрашивали! – взволнованно говорила Нина.

На этот раз она вопреки обыкновению позвонила с утра, разбудив подругу от сладкого сна, и Алиса морщилась, досадуя на внезапный звонок, рассеявший сон в клочья, так что вспомнить, что снилось, было совершенно невозможно.

– Алис, что молчишь? Я же говорю: в институте тебя совсем потеряли!

– Ага, – равнодушно согласилась Алиса. – Ты сказала им, что я заболела?

– Да… сказала, но они напоминают, чтобы ты не забыла принести справку… – голос честной Нины сбился. Она вообще не умела врать, и Алиса прекрасно представляла себе, как подруга стоит перед какой-нибудь Светланкой и, отчаянно краснея и запинаясь, лепечет свою ложь, пахнущую за километры именно ложью.

– Ничего страшного, – успокаивала она Нину, словно это она нуждалась в дружеском участии. – Сейчас справку купить – пара пустяков. Я сама в И-нете объяву видела.

– Алис, – голос Нины стал серьезным и торжественным, – я понимаю, что ты сейчас расстроена из-за всяких… неприятностей, но не стоит бросать из-за этого учебу. Пообещай, что не бросишь институт!

– Конечно, не брошу, – смеялась Алиса. – Погуляю и приду – куда же я денусь?..

Она действительно много гуляла в эти дни. Просыпалась в то же время, что и на учебу, но вместо того, чтобы ехать в институт и просиживать на лекциях, отправлялась пешком по улицам Москвы, проходила по еще пустым стылым бульварам, смотрела на цветущую вишню и наливающиеся соком почки, доходила до набережной и долго сидела на каменном парапете над свинцовой тяжелой водой.

Именно там, у Москвы-реки, она и увидела его.

Он стоял, небрежно опираясь о гранит, и легкий ветерок перебирал его длинные золотистые волосы, от которых словно исходило сияние. Он отличался от всех людей, словно цветное трехмерное изображение от «слепых» черно-белых ксероксных копий. Он казался настолько настоящим, что все прочие были рядом с ним давно отжившими свой век тенями.

При взгляде на него сердце Алисы забилось где-то в горле, а руки и ноги сделались ватными – словно она провалилась в глубокий снег и не может теперь пошевелиться, – и только внутри разлилось тепло и странное чувство – то ли восторга, то ли опьянения.

– Алиса, – позвал он, и девушка нисколько не удивилась тому, что незнакомец знает ее имя. Она вдруг подумала, что он знает о ней все, и это было даже приятно, потому что ей не хотелось иметь от него тайны, ей хотелось, чтобы он читал ее душу, словно открытую книгу – только это сейчас могло принести ей умиротворение и радость.

– Алиса, ты узнаешь меня? – спросил он, и девушка кивнула.

– Да. Я помню тебя. Это ведь ты приходил ко мне, когда мне еще было четыре?

Четырнадцать лет назад

– Ну и где же твой друг? – мама, оглядев пустую комнату, подняла с пола одноглазого плюшевого мишку, с которым Алиса давно уже не играла.

– Его сейчас нет! – ответила девочка, удивленная бестолковостью взрослых. – Но он придет. Он всегда ко мне приходит. Нам весело. Мы играем и разговариваем.

Мама вздохнула, села на диван и усадила Алису к себе на колени.

– Ребенок, ты уже довольно взрослый. Разве тебе нужны придуманные друзья? Ты же дружишь со Светочкой, Егором и Настей. И мы с папой твои друзья…

– Он другой! – категорично заявила девочка, прекрасно понимавшая, что сравнивать ее особенного друга со Светой или с родителями совершенно невозможно. Она не помнила его лица, но прекрасно помнила его тепло и свет.

– Конечно, другой. Потому что его нет. Ты сама его придумала, – ласково объясняла мама.

– Нет! Не сама! Он есть! – Алиса попыталась вырваться из материнских объятий.

– И где же? Познакомь меня с ним, – попросила мама.

– Его нет, – повторила Алиса.

– Вот видишь, нет! – уцепилась за фразу мама, отпуская вырывающуюся дочь.

– Нет… – повторила Алиса и вдруг горько расплакалась.

Крупные слезы стекали по щекам и по носу, падали на новое красное платье, а мама вытирала их бумажным платком и что-то говорила, успокаивающе гладя по голове…

* * *

Он не отвечал, но ей оказалось достаточно его улыбки. Больше ни у кого не бывает такой особенной улыбки, больше ни от кого не исходит такое тепло и свет. Он – совершенно особенный.

Взгляд Алисы упал на асфальт, и сердце замерло в груди: у ног незнакомца послушной собачкой лежала тень, и у этой тени были крылья! Широкие перистые крылья, полусложенные за спиной.

Как же она смогла убедить себя, что его действительно не существует, зачем поверила маме и прожила эти четырнадцать лет совершенно напрасно, забыв его и запретив себе думать о нем! Она сама предала, оттолкнула его, и от этого стало так горько, что Алиса вновь почувствовала, что щеки ее увлажнились от слез. На этот раз она плакала совершенно беззвучно, не поднимая головы. И вздрогнула, почувствовав прикосновение рук. Утешая, он обнял ее, прижимая к своей груди. Девушка замерла, не решаясь вздохнуть. Ее охватило совершенно необыкновенное чувство. От ангела едва ощутимо пахло ароматом цветов, а еще свечами и ладаном – такой знакомый, любимый с детства запах, чуть сладковатый, чуть дурманящий… Прикосновение его рук было легким и вместе с тем почти обжигающим. Ощущение оказалось таким необычным, что Алиса не нашла бы слов, чтобы его описать. Она вдруг испытала такое полное счастье, какого не было никогда в ее жизни… или было, но давным-давно, в полузабытом детстве.

Она не знала, сколько прошло – миг или целая жизнь, категория времени перестала существовать, но вот он немного отстранился и заглянул в ее глаза.

«Я не хотела предавать тебя! Какое счастье, что ты вернулся!» – сказали Алисины глаза.

«Я знаю, – ответили его. – Я все понимаю, не бойся».

Алиса подумала, что теперь все случившиеся с ней неприятности не имеют значения, если бы за этот миг пришлось заплатить, она готова была отдать большую цену.

– Алиса, – мягко произнес он, улыбаясь, – ты была необыкновенным ребенком, и я рад, что не ошибся в тебе. Теперь я тебя не оставлю.

– Как мне называть тебя? У тебя есть имя? – спросила девушка, набравшись храбрости. Она сразу поняла, что холодное и вычурное «вы» было бы тут излишним и неправильным. Таких, как он, не называют на «вы».

– Зови меня Кассиэль, – ответил ангел. – Но, я вижу, ты хочешь меня спросить о чем-то. Говори.

В голове Алисы теснилось множество вопросов. Про себя, и про мир, и для чего она здесь, и что с нею будет…

– А какой Он, Бог? – вдруг, неожиданно для себя, спросила девушка.

– В языке недостаточно слов, чтобы описать Его. Прикоснись к моей руке.

Кассиэль протянул руку, и дрожащие пальцы Алисы коснулись его ладони. Слов действительно не хватало. Здесь смешалось все: и свет, и забота, и тепло, и что-то еще, необъятное, словно Вселенная.

– Довольно. Не задавай больше вопросов, – вдруг попросил он. – Человеку нельзя знать слишком много, это может принести ему вред. Я сам расскажу все, что тебе потребуется.

Алиса задумалась. Действительно, не нужно знать все. Что случится, если она узнает, например, как умрет? Спасет ли это ее или, напротив, превратит в испуганное существо, каждый день которого будет отравлен ожиданием смерти.

Кассиэль кивнул – ну конечно, он видит все ее мысли. И Алиса была этому рада: у нее не было от него тайн.

– Мне пора, – сказал тем временем ангел, отступая от нее. – Еще увидимся. И помни: ты – особенная, избранная из всех людей, – сказал он и исчез, растаяв в воздухе.

Только теперь, когда исчезло золотое сияние его волос и голубое небо его глаз, Алиса увидела, что вокруг продолжается обыденная жизнь: мчатся по дороге машины, бьются о гранитный парапет свинцовые волны реки, идут люди. Она словно выпала из волшебного мира, вернувшись в свой, привычный, но такой блеклый, такой невозможно-невыразительный и скучный без него.

Теперь она знала его имя.

– Кассиэль, – неслышно прошептала Алиса, чувствуя себя обладательницей великого сокровища.

Она избрана. Она не такая, как все эти серые прохожие. Алиса почувствовала, словно у нее за спиной тоже выросли крылья.

И вдруг ощутила чей-то взгляд. Не тот, что уже беспокоил ее несколько раз, другой. Алиса резко оглянулась.

Довольно далеко от нее, через улицу, стоял Миша… Хотя нет, наверное, не он, просто незнакомый темноволосый молодой человек в расстегнутой на груди черной куртке, из-под которой виднелась обычная белая футболка, безо всяких принтов, и в потертых, порванных на коленках светло-синих вылинявших джинсах. Он смотрел прямо на нее, и в его взгляде читалась горечь и странная жалость.

Девушка вздрогнула как от пощечины и сделала шаг к дороге, но в этот миг мимо нее, заслонив незнакомца, пронеслась высокая фура, а когда машина проехала, его уже не было. Алиса разглядела удаляющегося прочь человека в черной кожанке, но догонять его, разумеется, не стала.

Ей не было дела до этого случайного человека, она чувствовала лишь легкую досаду, что его появление на миг отвлекло ее от мыслей о Кассиэле.

Сжав пальцы, которыми она касалась его ладони, Алиса поднесла руку к губам. Ей казалось, будто там, в кулаке, спрятался солнечный лучик или бойкая птичка – то, что нельзя никак выпустить и нужно сохранить во что бы то ни стало.

А ночью ей привиделся сон.

Ей снилось, будто она перенеслась в детство и идет по городу рядом со своим другом. Его лицо по-прежнему затмевает яркий свет, но теперь девочка знала, что это – свет его золотых, как солнце, волос. Они шли по широкому проспекту, где отчего-то не было ни единой машины. Дорога лежала перед ними ровной стальной лентой, уводя за горизонт. Алиса шла рядом с ангелом и чувствовала его любовь и заботу.

Вдруг что-то случилось, и мир вокруг стал рушиться. Покачнувшись, словно картонные коробки, поставленные одна на другую, развалились огромные дома. Они падали на дорогу, уже всю покрытую змеящимися трещинами. От грохота заложило уши, пыль слепила глаза так, что уже почти ничего нельзя было разглядеть.

Алиса в ужасе повернулась к своему спутнику и вдруг увидела в облаке пыли его лицо.

Это было не лицо Кассиэля. Стальные глаза вчерашнего темноволосого незнакомца смотрели на нее с грустью и жалостью.

«Это он – источник всех бед!» – подумала Алиса и, пронзительно закричав, проснулась.

Она была одна в пустой квартире, и девушке сделалось так страшно, что она, боясь взглянуть по сторонам, натянула на голову одеяло.

– Это всего лишь сон, – прошептала она себе.

«Но кто же он? При чем здесь он?» – с раздражением подумала она о темноволосом.