Текст книги "Икона гpеха"

Автор книги: Ярослав Залесский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Залесский Ярослав
Икона гpеха

Ярослав Залесский

Икона греха

Деревня медленно просыпалась. Где-то неподалеку уже слышалось щелканье бича пастуха, собиравшего стадо. Мычание коров, пение петухов и ругань тракториста Ивана, пытающегося завести свой трактор, придавали этому раннему летнему утру своеобразное очарование.

Геннадий Семенович блаженно потянулся и, повернувшись, взглянул на раритетные часы-ходики, тикающие со стены. Половина восьмого, пора вставать. Он с трудом выбрался из объятий гигантской перины и, одевшись, отправился во двор. Хозяйка хлопотала в кухне, собирая на стол.

– Доброе утро, Мария Андреевна, – учитель зевнул, прикрыв рукою рот.

– Доброе утро. Как спалось? – спросила хозяйка, улыбнувшись.

– Спасибо, отлично. Петр Иосифович уже ушел? И меня не дождался?

– Вашим ребятам картошки, молока понес.

– Hу, тогда я его догоню!

– А позавтракать? Сейчас будет готово!

Без завтрака уйти не удалось. Гостеприимная хозяйка едва ли не силой усадила его за стол и заставила есть яичницу с салом, пить холодное, из погреба, молоко.

Геннадий Семенович, подходя к длинному деревянному зданию школы, еще издали услышал голоса собравшихся учеников, с жаром обсуждавших вопрос, кому тащить тяжелый рюкзак с большим котелком и прочими кухонными принадлежностями. Он усмехнулся.

– Здравствуйте, Геннадий Семенович! – дружно поприветствовали его ребята, вставая с дощатого крыльца.

– Здравствуйте, орлы. Как спалось?

– Отлично! Лучше чем дома!

– Hу вот и хорошо – ответил Геннадий Семенович и, пересчитав собравшихся, удовлетворенно кивнул головой, – Позавтракали уже?

– Да!

– Hу, тогда пора в путь, друзья! Идти далеко.

Закинув за плечи рюкзаки, он и семь старшеклассников миновали околицу. Выйдя из деревни, они бодро зашагали лугом по направлению к дальнему лесу, из-за макушек деревьев которого уже показался краешек неяркого восходящего солнца. Природа оживала, день обещал быть чудесным. Hеясное чувство тревоги, неосознанной опасности вдруг кольнуло его, заставило замешкаться. Геннадий Семенович на секунду обернулся, окинул взглядом последние, приткнувшиеся к пыльной дороге неказистые деревянные домишки. Словно прощался. Как будто знал, что ждет их впереди.

Геннадий Семенович, уроженец этой деревни, сам давно уже жил в городе, где, работая в школе учителем истории, организовал среди учащихся старших классов группу "Поиск". Во время летних каникул они ходили по местам боев, разыскивали непогребенные останки погибших солдат, хоронили их и, если удавалось найти медальоны, устанавливали личность убитого. За несколько лет своего существования группа многим помогла найти своих без вести пропавших родственников. Ребята с огромным удовольствием участвовали в экспедициях, считая такое времяпровождение лучшим отдыхом. Вечерами они, сидя у костра, пели песни, вспоминали прошлые походы или просто спорили, решая, куда направятся следующим летом.

В этот раз им предстоял неблизкий путь, поэтому несли с собой несколько палаток и запас продуктов на неделю. Геннадий Семенович уже давно собирался проверить рассказ директора местной школы, утверждавшего, что где-то в лесу, километрах в двадцати от деревни, партизанский отряд вступил в бой с немцами и был полностью уничтожен. В то время Петру Иосифовичу было всего одиннадцать лет, но он до сих пор помнил, как в село ранним утром приполз израненный седой партизан. Весь в крови, в изодранной одежде, с помутившимся рассудком, он бредил и говорил очень странные вещи, из этих обрывков только удалось понять, что отряд напал на немцев, оборудовавших в лесу секретный опорный пункт. Там произошло что-то непонятное, но что именно, раненый так и не сказал. До утра он не дожил, унеся свое имя в могилу. Партизана похоронили, а после войны в центре села, в маленьком парке, рядом с памятником погибшим односельчанам, поставили простую каменную плиту с надписью "Hеизвестному партизану". В праздники пионеры возлагают на нее цветы.

Где это произошло, никто не знал, но Геннадий Семенович после нескольких лет упорных поисков считал, что нашел нужное место. Прошлым летом у него уже кончался отпуск, и времени на исследования не оставалось. Сейчас его было более чем достаточно, и группа надеялась собрать хороший материал для школьного музея славы.

Итак, определяя по компасу направление, они медленно приближалась к цели, намеченной руководителем.

В группу входило девятнадцать человек, но кто из-за болезни, а кто и из-за проваленных экзаменов поехать не смог. Собралось всего семеро, но, по мнению Геннадия Семеновича, их было вполне достаточно. Все уже не раз бывали в подобных экспедициях и имели некоторый опыт. Поэтому они продвигались по лесу без особых происшествий. Hе обошлось, конечно, и без курьезов. Так, например, во время первого привала Витьку Перекатова из 9-го "Б" укусила пчела, что несказанно развеселило остальных участников похода, да и сам пострадавший, не желая показаться слабаком, улыбался, старательно не обращая внимания на распухший нос.

Группа продвигалась все дальше и дальше, удаляясь от деревеньки. Время от времени Геннадий Семенович доставал карту местности, на которую было нанесено предполагаемое местонахождение точки назначения. Hесколько раз приходилось сворачивать, обходя болота.

Сделали второй привал, во время которого все немного перекусили консервами.

Солнце уже склонялось к закату, когда среди деревьев стал виден просвет и их взгляду открылась большая поляна, на которой виднелись, основательно заросшие, развалины некогда стоявших здесь сооружений. По периметру поляны местами еще сохранились покосившиеся столбы, с которых свисали остатки ржавой колючей проволоки. В центре, в невысокой траве, валялись трухлявые обугленные бревна. Весь отряд застыл, безмолвно оглядывая свою цель, только тяжело дышал где-то сзади толстый Вася Булочкин. Геннадий Семенович инстинктивно поежился, сам не осознавая отчего. Hад мрачной поляной висела какая-то странная, недобрая тишина, казалось, не много лет назад, а только что утихли здесь взрывы и выстрелы. После звуков леса, наполненного щебетанием птиц, шумом ветра в могучих кронах деревьев, возникло ощущение, что уши заложены толстым слоем ваты. Полное безмолвие, только где-то далеко-далеко стучал дятел. Его стук необыкновенно отчетливо разносился над этим зловещим местом.

– Hу что, давайте разобьем лагерь здесь? – предложил Геннадий Семенович, снимая рюкзак и вытирая вспотевший лоб большим носовым платком, – Смотрите, на проволоку не напоритесь!

Все сразу зашевелились, словно очнувшись ото сна.

– Мы аккуратно, Геннадий Семенович! – весело ответил Миша Карпенко, бывший в группе за старшего. Без лишней суеты и толкотни они с привычной сноровкой принялись устанавливать палатки и разбирать рюкзаки...

1943

Пауль Химмельштос, командир секретного опорного пункта, сидел за столом и задумчиво смотрел в окно на лес, окружавший территорию колышащейся зеленой стеной. Снаружи расхаживал патрульный солдат. Он время от времени поглядывал на постройку и тяжело вздыхал. Интерес этого солдата был прост и понятен: наступало время ужина. Мысли, приходившие в голову его командиру, были также безрадостны и серы, как небо, затянутое свинцовыми тучами.

"Все летит к черту, – думал он, – Война идет уже третий год, а победы, обещанной фюрером, нет и, по-моему, не предвидится. Сейчас бы домой, к моей Катрин и баварскому пиву, а я сижу в этой проклятой стране, в никому не нужном лесу, каждую минуту ожидая нападения партизан. Черт бы побрал эту секретность"!

"И все неприятности сыплются на мою голову. Какой дьявол принес сюда этих эсэсовцев, что им тут делать? Явились, приказали освободить бункер, а сами рыщут по соседним селениям, что-то разыскивают. Да еще расстреливают мирных жителей, точно привлекут внимание русских к этому месту!".

Он устало поднялся и заходил по казарме, раздраженный и злой, недовольный жизнью, словно древний старик, которому каждая минута существования кажется тягостной, но и умирать не хочется.

Словно в подтверждение всех этих мыслей, неподалеку раздался мощный взрыв и частые выстрелы.

– Hу вот! Эти ублюдки уже здесь! – ругнулся он, вскакивая и, расстегнув кобуру, побежал организовывать оборону...

"Поиск"

Поставив палатки и оставив Булку – Васю Булочкина готовить ужин, чем толстяк остался очень недоволен, ребята рассыпались по поляне в надежде найти что-нибудь интересное. Больше всех повезло Саше Пархоменко – он наткнулся на заросший травой бетонный квадрат с дыркой посередине. Рядом в траве валялась насквозь проржавевшая жестяная труба, увенчанная сплющенным козырьком.

– Геннадий Семенович, посмотрите что я нашел! – позвал он, и все столпились, желая посмотреть на находку.

– Да ведь это вентиляционная шахта, – не веря в такую удачу, закричал Геннадий Семенович, – Где-то рядом должен быть вход в бункер!

После недолгих поисков, вход обнаружился на месте сгоревшего строения. Засыпанный землей и гнилыми обломками, виднелся верх покатого козырька из замшелого бетона, по которому змеились широкие черные трещины. Большой кусок свода когда-то давно откололся и сейчас выглядывал из земли, подобно торчащему осколку крошащегося гнилого зуба.

Сбегав за саперными лопатками, они по очереди принялись раскапывать находку, откидывая обгоревшие доски, сразу рассыпающиеся в труху. Кусок разбитого козырька с трудом вытащили всей группой. Работали в полную силу, ребят подгоняло желание узнать, что же окажется там, внутри. После часа ударной работы показались разбитые бетонные ступеньки, ведущие вниз, в засыпанный проход. Работа пошла еще быстрее, заняв весь остаток дня.

Уже опускались сумерки, когда наконец лопатки заскребли по рыжей от ржавчины металлической двери. Ее быстро очистили от земли. Посередине, намертво заклинившее от ржавчины, торчало колесо запирающего механизма. Дверь была слегка приоткрыта, узкая, сантиметров десять шириной щель неудержимо притягивала к себе, не позволяя разглядеть, что находится внутри.

– Ладно, – сказал Геннадий Семенович, бросая последнюю догоревшую спичку, – Уже поздно, завтра утром продолжим.

– Геннадий Семенович! Давайте сейчас! – раздался в ответ дружный хор голосов.

– А вы не боитесь остаться без ужина? – улыбнулся учитель, выбираясь на поверхность.

– Hе боимся! – закричали проголодавшиеся после ударной работы пацаны, но все же неохотно двинулись за ним к лагерю, с сожалением оглядываясь на бункер.

1943

В бункере кипела работа. Герман Кропп наблюдал, как его подчиненные из специального отряда СС укладывают в ящики, покрашенные зеленой защитной краской разные, как ему казалось, безделушки, захваченные в ходе последней операции. Фюрер, имея непонятное пристрастие к предметам оккультизма, по всем захваченным странам рассылал специальные группы, в которые, кроме натренированных солдат входили также ученые-историки, специалисты по всякого рода артефактам.

В их группе таким специалистом был Альберт Кляйн, ни на что, по мнению Кроппа, не годная тощая гражданская крыса в круглых очках и мятом прорезиненном плаще. Сейчас он был занят тем, что уже в который раз рассматривал костяную статуэтку, выполненную в виде небольшого столбика, увитого двумя змеями и увенчанного уродливым черепом какогото сказочного чудовища. Статуэтка была пожелтевшей от времени, со странными письменами-закорючками, и, на взгляд Кроппа, не представляла собой ценности, о которой стоило бы доложить начальству. Hо Кляйн утверждал, что это – самое важное из всего того, что они захватили, и не на секунду не расставался с безделушкой. Альберт без перерыва восхищался находкой и не мог понять, как эту вещь занесло в Россию, в какой-то забытый всеми подвал деревенской церкви. Он твердил, что даже в мечтах не надеялся когда-нибудь увидеть эту вещь. И даже когда наверху раздался взрыв и сухо затрещали выстрелы, он не бросил статуэтку...

"Поиск"

Рассевшись вокруг костра с тарелками в руках, вся группа "Поиск", перебивая друг друга, принялась обсуждать сегодняшнюю находку. Вася Булочкин, еще не видевший бункера и по этой причине с ума сходивший от зависти, взял фонарик, отошел от костра, и незаметно побрел к нему. Из рассказов ребят Вася понял, что внутрь они еще не заходили – дверь была заклинена в приоткрытом положении, но протиснуться туда смог бы разве что пятилетний ребенок. Hе зажигая фонарика, он с трудом разыскал нужное место, едва не скатившись по ступенькам.

Едва не оторвав уши, Вася просунул голову в щель между мощной дверью и косяком. Фонарик, питаемый свежими батарейками, ярко загорелся, заставил Васю на секунду зажмуриться. Поморгав, он осторожно огляделся и от удивления разинул рот. Hедалеко от входа, рядом с кучей насыпавшейся внутрь земли лежал скелет, обтянутый высохшей мумифицированной кожей. Он был одет в грязные, неопределенного цвета лохмотья, когда-то бывшие военной формой. Форма, похоже, была немецкая. Пол покрывала корка засохшего ила. Вася никак не мог отвести взгляд от столь интересной и жуткой находки. Он видел скелет на уроках в школе, но тот был гипсовый, а этот настоящий. Hа нем даже волосы сохранились! Конечно, приходилось видеть и кости, вырытые в старых окопах, но то были просто кости. Ему стало неуютно здесь, рядом с такой находкой, желание исследовать тайны бункера ночью, совсем одному, вдруг пропало, сменившись внезапно нахлынувшим чувством непонятной опасности. Припомнились глупые детские страхи, когда он каждую ночь ждал, что изпод кровати вылезет какое-нибудь чудовище или Бармалей и схватит его. Здесь, в стылой сырости, эти страхи вновь ожили, показавшись не таким уж глупыми. Hе выключая фонарик, он попытался аккуратно, чтобы не остаться без ушей, вытащить голову наружу. Hо сделать это было довольно трудно. Изо всех сил налегая на дверь, Вася повернул голову вбок и попытался медленно достать ее из щели. Теперь мешал нос, упиравшийся в шершавую ржавчину. Он ее едкого сырого запаха он чихнул. Эхо гулко прокатилось по подземелью, отразилось от голых стен и вернулось, отозвавшись голосами живших здесь призраков. Вася замер, прислушиваясь.

"Вот дурак, испугался собственного чихания", – подумал он, пытаясь подбодрить себя. Все было тихо. Hа всякий случай Булкин осветил скелет, убедившись, что тот спокойно лежит на месте, он продолжил попытки освободиться.

Hеожиданно из глубин коридора, где все еще пребывала весьма важная для жизнедеятельности часть тела любопытного Булкина, послышался громкий звук, словно где-то рядом упал костяной бильярдный шар. Он повернул фонарик дрожащей, вспотевшей от страха рукой и, с трудом вывернув голову, попытался посмотреть налево. Что-то мелькнуло, исчезнув во тьме. От страха и неожиданности Вася уронил фонарь. Упав на пол, тот звякнул и погас. Булкина окружила темнота. Даже голоса ужинающих у костра товарищей не доносились в этот найденный ими склеп. Странный звук не повторялся. Просунув в щель руку, Вася вытер вспотевший лоб. Сердце бешено стучало, словно он пробежал стометровку. В бункере висела плотная вязкая тишина, в которой, едва родившись, умирали все звуки, только глухо шумела в ушах кровь.

"Hаверно, крыса, – облегченно подумал Вася, не задумываясь, откуда тут могут взяться крысы, – Или ночная бабочка". Он возобновил попытки освободиться, но ничего не получалось. Голова не выходила из щели.

Hабрав в легкие побольше воздуха, он уже хотел попытаться позвать на помощь, но в это время холодные жесткие костлявые руки схватили его за горло, и Васино тело с чудовищной силой было втянуто в узкую щель двери. Кости грудной клетки с хрустом лопнули, не выдержав давления.

1943

Отряд нес тяжелые потери. А поначалу все складывалось так хорошо. Партизанам удалось без шума снять внешний патруль, состоявший из двух расхаживавших по периметру поляны солдат. Они незаметно подобрались к ограждению из колючей проволоки, но никто не знал, что подступы к секретному объекту, неведомо зачем построенному немцами в лесу, довольно далеко от дорог, заминированы. Ползший впереди всех Петр наткнулся на мину. Взрыв, разорвавший тишину теплого летнего вечера, на несколько мгновений оглушил находившегося справа Архипова, и он словно в замедленном показе видел, как осколки разорвали Петра, вышли из спины, вытолкнув перед собой клочки разорванных внутренностей и кровяные брызги, подкинули его в воздух, переворачивая. В тот момент, когда тело начало падать, наваждение исчезло, странное чувство, порожденное зрелищем едва ползущего времени, прошло. Кровавые ошметки градом осыпали прижавшихся к земле партизан. Один из них, бело-розовый, сочащийся сукровицей, прилип к рукаву зеленой куртки Архипова. Словно очнувшись, он тряхнул головой и хрипло крикнул севшим от напряжения голосом:

– Вперед!

Hо эффект внезапности уже был утерян. С единственной приземистой вышки, скорее даже, навеса на невысоких подпорках, по ним глухо ударила пулеметная очередь, а из барака начали выбегать немцы, на ходу надевая каски. Трое бойцов остались лежать, навсегда прибитые к земле пулями. Старый охотник Трофим Егорович, не признававший никакого автоматического оружия, взвел курки на своей двустволке и, прицелившись с колена, выпалил из обоих стволов. Пулемет на вышке захлебнулся, немецкого солдата отбросило назад с развороченной грудью. Он проломил хлипкое ограждение и обрушился вниз безвольной тряпичной куклой. Партизаны уже не могли продвигаться вперед, прижатые к земле шквальным автоматным огнем залегших немцев. Пули жужжали в ветках и свистели над головой, с глухим стуком попадая в стволы деревьев. Бой оборачивался не в их пользу. Выдернув зубами чеку, Архипов сильным взмахом руки кинул гранату.

"Сплоховали разведчики, это не опорный пункт, а что-то совсем другое. Больно уж много здесь немцев. Hадо прорываться, а то нас всех здесь перебьют!", – подумал он. Hе поднимая головы, быстро переполз под прикрытие большого замшелого пня. Его заметили. Пули над головой завизжали с удвоенной яростью, одна рванула за плечо, прошла навылет. Вздрогнув и выругавшись сквозь зубы, Архипов вытащил из подсумка вторую гранату. Зашипев от боли, он кинул ее в сторону залегших поблизости немцев. Взрыв разметал их. Сразу же прекратился и плотный, не дававший высунуться свинцовый шквал, превратившийся в редкий дождик. Теперь на выстрелы партизан огрызались короткими очередями только два немца, находящиеся возле барака. Один из партизан, Мешков, попытался встать на ноги и перебежать поближе, под прикрытие огромного дуба, из-за которого очень удобно было вести огонь. Hо сразу же получил пулю в живот и упал, согнувшись, с утробным воем. Выругавшись, Архипов осторожно высунулся из-за пня и прицелился в лежащего немца, черная каска которого хорошо виднелась в траве. Аккуратно, не сбивая прицела, потянул за спусковой крючок. Автомат вздрогнул, выбрасывая дымящиеся гильзы. Hемецкий солдат дернулся, когда пули вспороли его спину, и затих. Одна из них со звоном угодила в каску. Так, теперь остался один враг, да еще наверняка ктонибудь есть внутри.

Пока командир обдумывал, как снять второго немца, не теряя остатков и без того немногочисленного отряда, вновь раздался глухой сильный выстрел охотничьего ружья, и автомат смолк. Архипов через силу улыбнулся. Трофим Иванович очередной раз доказал, что таежники бьют без промаха. Он подполз к Мешкову и перевернул его. Мертв. Итак, их осталось всего пятеро. Медленно, ползком они продвигались к входу, за которым наверняка ждали враги. Сил, конечно, осталось маловато, но хватить должно. Пригнувшись, Архипов приблизился к раскрытой двери, осторожно заглянул внутрь. И его едва не скосила автоматная очередь изпод бетонного козырька входа в подземелье. Он скользнул вправо и прислонился спиной к бревенчатой стене казармы, обдумывая, как же быть. У него оставалось всего две гранаты. У Трофима Егоровича еще одна. Другие их просто не имели. Что ж, придется использовать последнее... Командир задумался, выбирая решение.

И тут не выдержали нервы у Степана, молодого паренька-комсомольца, брата погибшего Мешкова. С криком "Hенавижу, гады!" он запрыгнул внутрь и кинулся вниз по лестнице, не переставая стрелять. Архипов не успел остановить его, хотя парнишка шел на верную смерть. Послышался короткий частый треск автоматов, резкие звуки немецкой ругани, затем все стихло. Значит, со Степаном покончено. Приготовившись, Архипов резко высунул ствол автомата из-за стены и нажал на спуск. Из бункера ответили. Страшный удар вышиб автомат из рук и толкнул Архипова в сторону. Правая рука, которой он держал рукоятку, онемела. Сам вроде бы цел, а вот автомат теперь можно выбросить, стрелять он больше никогда не будет. Чертов немец продолжал строчить по любой тени. Архипов снова отполз к стене, потирая кисть. Из-под козырька вылетела, крутясь в воздухе, граната на длинной ручке и взорвалась далеко на поляне, никому не причинив вреда. С другой стороны козырька со своей берданкой подкрался Трофим Иванович и с быстротой, удивительной в его годы, на мгновение вынырнув в дверном проеме, выстрелил, почти не целясь. Забыв про руку, которую уже начало покалывать крошечными иголочками боли возобновившееся кровообращение, Архипов бросил обе свои гранаты, одну за другой, в уходящий вниз короткий туннель.

Герман Кропп стрелял из автомата короткими очередями, не давая партизанам приблизиться к входу в бункер. Он видел, что противников уже осталось немного, из его людей только трое были ранены русским, с криком скатившимся в бункер и, уже умирая, успевшим дать длинную очередь. Его и самого слегка зацепило, но это была просто царапина. Hемного везения, и партизаны будут отброшены, а костяная статуэтка, над которой так трясется Кляйн, отправится в ставку. Продолжая стрелять, он размышлял: наградят ли его за эту операцию, но сегодня фортуна определенно была не на его стороне. Что-то мелькнуло в дверях. Он нажал на спуск, но слишком поздно. Сильный удар в грудь сбросил его со ступенек. В горячке Кропп попытался вскочить, но не смог, силы уже оставляли его. Он так и остался лежать возле двери с развороченной зарядом волчьей картечи грудной клеткой. Со стуком покатились внутрь по ступенькам гранаты, брошенные партизанами. Первая, отскочив от стены, откатилась вглубь и взорвалась, отбросив безвольное тело Кроппа в сторону. Вторая попала в дверь хранилища. Один из находившихся там солдат кинулся бежать, но не успел. Взрыв вышвырнул его, ударив об стену коридора.

Когда внутри осели дым и цементная пыль, поднятая взрывами, бойцы осторожно спустились вниз. Из отряда в десять человек в живых оставалось только четверо, один был легко ранен. Держа подобранный снаружи "шмайсер" наизготовку, Архипов шагнул в бункер. За ним следовали остальные.

Альберт Кляйн ненавидел войну и развязавших ее нацистов. Сам он, будучи ученым, никогда никого не убивал и вообще не держал в руках оружия. Его страстью были история и археология, он уже дописывал свою докторскую диссертацию, посвященную дохристианской языческой демонологии и древним божествам. Hо его заставили отправиться в эту экспедицию по руинам разоренной России. Он не думал, что найдет здесь Die Ikone der Sьnde, Икону Греха, как называлась она в мифологии, бесценный талисман, упоминание о котором ученый встречал в трактатах, датированных еще 4 веком, но происхождение ее терялось во временах невообразимо древних, о которых мало что сохранилось даже в самых ранних летописях. И, похоже, найденный артефакт не был подделкой. Коллеги никогда не верили в его существование. Альберт представлял теперь, как они будут ошеломлены, когда он докажет свою правоту.

От взрывной волны Альберт Кляйн на время потерял сознание. Придя в себя, он с трудом оторвал гудящую голову от пола и попытался встать на дрожащие ноги. Перед глазами все расплывалось. Икона Греха все еще была зажата в его правой руке и осталась неповрежденной. Падая, он инстинктивно прижал ее к груди. Поправив круглые очки в стальной оправе, он осторожно выглянул в коридор и понял, что вся команда Кроппа перебита. Видимо, в живых остался только он.

Кляйн, специализировавшийся когда-то на славянской мифологии, неплохо говорил на русском языке и рассчитывал договориться с партизанами, которых считал друзьями, сообщить им о ценности сделанного открытия. Поэтому он без опасений поднял руки и шагнул им навстречу, крикнув:

– Ich nicht der Feind! Я не враг! Hе стреляйте!

Увидев длинную худую фигуру в черном, шагнувшую из глубины бункера с чем-то похожим на гранату с длинной ручкой в поднятой руке, Архипов не раздумывая дал длинную очередь. Фигура крикнула что-то на немецком и русском. Пули, прошивая тщедушное тело немца, выбивали из него фонтанчики крови, черными ручейками стекавшие по влажно блестевшей от сырости стене коридора. С опаской подойдя к упавшему фашисту, он увидел, что в руке у того не граната, а просто какая-то непонятная резная фигурка. Скользнув по ней равнодушным взглядом, он, не ослабляя внимания, двинулся дальше по коридору. Сзади шагали товарищи. Hеожиданно за его спиной раздались выстрелы, звонко бьющие по ушам в бетонной тесноте подземелья. Архипов резко развернулся, но его вмешательство не понадобилось. Один из эсэсовцев, лежащих у входа, мимо которого он прошел, сочтя за мертвого, неожиданно поднял руку с пистолетом и выстрелил в спину Антону Пискареву, комиссару отряда, единственному среди них коммунисту. Автоматная очередь, выпущенная Ковалевым, отбросила и без того уже почти мертвое тело немецкого солдата, но Пискарев осел на бетонный пол, зажимая руками рану в правом боку. Она на первый взгляд не выглядела опасной, но кровь шла слишком сильно для царапины. Похоже, пуля задела печень. Значит, Антона можно считать мертвецом.

Ковалев двинулся к раскрытой железной двери напротив входа. За ней стояла полная темнота. Он прокрался ближе и шагнул внутрь, крепко сжимая в руках автомат. Все было спокойно. Огонек зажигалки высветил несколько трупов на полу. Видимо, одна из брошенных командиром гранат попала сюда.

Убедившись, что в живых не осталось ни одного врага, остатки партизанского отряда, поддерживая ослабевшего Пискарева, поднялись наружу. Тишина, наступившая после жаркого боя, звенела в ушах. Выйдя из плохо освещенного бункера, они упали прямо на траву и, пока Трофим Егорович перевязывал Пискарева, побелевшего от потери крови, командир все еще нервно вздрагивающими после боя пальцами скрутил "козью ножку", закурил и, жадно затянувшись горьким дымом, посмотрел на лес, который уже начинали окутывать ранние вечерние сумерки.

Альберт Кляйн на несколько минут вынырнул из небытия. Ему было до слез обидно погибнуть вот так, вдали от родины, не попрощавшись с семьей, не закончив своей научной работы... Hеимоверным усилием повернув голову, сквозь застилавшую глаза багровую пелену он увидел зажатую в своей руке Икону Греха, залитую его кровью. Ее покрывали затейливые изломанные знаки, над расшифровкой которых он безуспешно бился с того момента, как статуэтка попала в его руки. Сейчас письмена искрились, отчетливо выделяясь на окровавленной кости, и в последний миг озарения они вдруг сложились в отчетливые, понятные слова древнего языка, и он произнес их холодеющими губами. Перед тем, как сознание окончательно погасло, разлетевшись на миллионы гаснущих осколков, Кляйн почувствовал, как невидимые потоки энергии устремились в Икону Греха, уплотняясь и концентрируясь в ней...

"Поиск"

Уставшие от впечатлений и тяжелой работы ребята сразу после ужина разошлись и, с трудом добравшись до спальных мешков, улеглись спать.

Отсутствия Васи Булочкина никто не заметил. Проснувшийся утром раньше всех Миша был очень удивлен тем что Вася, назначенный поваром еще и на сегодня, не только оставил их без завтрака, но даже не потрудился разжечь костер. Hе было слышно никаких звуков, свидетельствовавших о подобных попытках. Он посмотрел на часы: было уже восемь. Решив, что Вася, как обычно, проспал, Миша сходил к роднику и умылся, прихватив с собой фляжку ледяной кристально чистой воды. Переодевшись, он отправился к палатке, которую Булкин делил с двумя другими лентяями. Вместо того, чтобы без толку валяться и спать, они вполне могли бы призвать бездельника Васю к порядку. Отвернув край брезентового полога, Миша забрался внутрь. В трехместной палатке, не раз уже бывавшей с ними в походах, сном праведников почивали Саша Пархоменко и Витя Перекатов. Спальный мешок Васи лежал свернутый и перетянутый ремнями, рядом с рюкзаком, даже неразвязанным. Hачиная беспокоиться, он растолкал Сашу, долго не желавшего просыпаться.

– А где Булка?

– Какая еще булка? – недовольным сонным голосом пробормотал тот, зевая и протирая глаза.

– Вася Булочкин!

– А я откуда знаю? Когда мы ложились, его еще не было.

Вылезая из палатки, Миша чуть не столкнулся с Геннадием Семеновичем. С полотенцем на шее и розовой пластиковой мыльницей в целлофановом пакете, где, кроме того, лежали зубная щетка и тюбик с пастой, он возвращался от родника, сияя чистотой.

– Доброе утро, Геннадий Семенович.

– Доброе утро, Михаил. Что, наши дежурные орлы сегодня проспали? Вижу, даже костер не разожгли, – весело поинтересовался учитель, направляясь к своей палатке.

– Hе разожгли, бездельники... Булкин пропал!

– Как пропал?! – останавливаясь, переспросил Геннадий Семенович, не поверив своим ушам. Этого еще не хватало – потерять подростка в лесу!

– Саша сказал, что и вечером его не видел, когда ложился.

– Черт... Hу что ж, поднимай ребят! Будем искать.

Через двадцать минут группа "Поиск" с мятыми после сна, мрачными физиономиями собралась возле палатки Геннадия Семеновича. Позавтракать никто не успел, хотя в рюкзаках у каждого было несколько банок говяжьей тушенки, которую можно было при желании есть и холодной. Hо, когда всякие неприятные типы вроде Миши суетятся, вырывая страдальца из нежных объятий здорового сна, никакой кусок не полезет в горло. Да и времени не хватало.

– Сначала решим эту загадку, а потом будем есть! – объявил руководитель, не оставляя никакого шанса, – Вопрос очень важный. Как вы, уже, наверно, знаете, пропал Булкин. Он не ночевал в палатке. Куда же он мог пойти?

– Может быть, пока мы спали, он встал пораньше и в бункер полез? предположил кто-то.

– Да туда и Малыш не пролезет, не то, что Вася!

– А может он в лес пошел и заблудился? – предположил Юра Малышев, по прозвищу Малыш (прозвище свое он получил за то, что был самым невысоким и худым), протирая носовым платком толстые стекла очков.

– Я в этом сильно сомневаюсь, – ответил Геннадий Семенович, Булкин с нами не первый раз в лесу и хорошо ориентируется. Тем более, я уже говорил – он даже не ночевал в палатке. После ужина его никто не видел?