355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ярослав Николов » Аринка, Жена Ваньки_Каина (СИ) » Текст книги (страница 2)
Аринка, Жена Ваньки_Каина (СИ)
  • Текст добавлен: 3 декабря 2017, 07:00

Текст книги "Аринка, Жена Ваньки_Каина (СИ)"


Автор книги: Ярослав Николов


Жанр:

   

Драматургия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

ДАРЬЯ. Они у меня дублёные, а деньги – не чужое добро, чтоб их не брать, это общее зло, без которого и в церковь не пустят, если не на что свечку поставить. Я печалилась по тебе, Ванька, всю жизнь. Бросай дрова, присоединяйся, порадуемся встрече, вспомним молодость, сынок, жду. (Уходит в дом.)

ОСИПОВ. Воды-то же надо набрать, вёдра взял, а воды не принёс, никакой памяти. (Идёт к колодцу, берёт воду.)

К забору подходят Камчатка и Федька.

КАМЧАТКА. Гля, Каин, кого я в снегу откопал, чуть не околел, помнишь, в разбойники пацан просился, как будто мы с тобой они и есть.

ОСИПОВ. А, умник.

КАМЧАТКА. Не спрашивай его, он как собака, всё понимает, сказать не может, только кивает, у меня так бывает после хорошего запоя, забываешь все слова.

ОСИПОВ. Заринка пришла, её мужик из дому выгнал, приходи посумерничать.

Из дому выходит Дарья.

ДАРЬЯ. Ваня, воды в доме нет.

ОСИПОВ. Пусть парень останется, грамотей сгодится.

КАМЧАТКА. Заринке Ивановне, наше вам с кисточкой.

ДАРЬЯ. А кто это с тобой?

ОСИПОВ. Уже несу, мамочка. (Идёт к дому.)

КАМЧАТКА. То ли подснежник, то ли подкидыш, кушать будешь, могу подать, ведьма, на лопате прямо к печи.

ДАРЬЯ. К лекарю тебе надо, Камчатка, голову подправить, парня пугаешь, или лучше к столяру, чтоб подстрогал язык. (Уходит в дом.)

КАМЧАТКА. Стряпать будет, попроси у неё пирога с зайчатиной, Вань, ничего в жизни смачнее не едал.

ОСИПОВ. Бывай. (Уходит в дом.)

КАМЧАТКА. Соплёнок, ты остаёшься, как люди говорят: жив будешь – не помрёшь. Э, ты чего такой ушибленный? Так-так, ужели знаешь Заринку?

ФЕДЬКА. Ага.

КАМЧАТКА. О, да тебя сам бог нам подогнал, выходим, не бойся. Идём, к вечеру сделаем всё, чтоб ожил, я сам выхожу, не таких салаг в море-океане моряками делал. Только заруби на носу, как только обретёшь родную речь, ни к кому её не носи, а только мне, понял? Говорить, я сказал, станешь со мной и только со мной, уразумел?

ФЕДЬКА. Да.

КАМЧАТКА. Смотри, какой шустрый, два слова уже больше, чем ни одного.

ФЕДЬКА. Это Дарья, её супруг – сыщик Корытин.

КАМЧАТКА. Шагай вперёд, по тропинке к лесу, там моя избушка.

ФЕДЬКА. Помилуй нас, Господи, помилуй нас. (Уходит.)

КАМЧАТКА. Каин ходил к сыщику домой? Ничего себе балаган. А я думаю, чего мне сегодня с утра как-то всё и молится, и молится, так и думал, что не к добру. Всякаго бо ответа недоумеюще, сию Ти молитву яко Владыце грешнии приносим: помилуй нас. (Уходит).


СЦЕНА 10. Спальня в особняке. Полещиков укладывается в постель.

ОСИПОВ (из-под одеяла). Яшка, увалень, не раздави.

ПОЛЕЩИКОВ. А!?

ОСИПОВ (показывает пистолет). Не ори, Полещиков, пристрелю. Я – Осипов Иван. Каин. Узнаёшь мортиру? Твой-твой, я его у тебя из стола взял, в нижнем ящике, дорогущий, гад, весь в драгоценностях, зарядил сам. Вот и кровать твоя шикарная, не у каждого судьи такая есть, да ведь и князья-то нынче оскудели. Я чего прилёг-то, да ты не боись, я в одежде и сапогах, не запачкаю и заразы никакой. Просто интересно стало, уживёмся ли вместе. Или сразу кончить тебя к чертям собачьим. Но я в кроватях с детства понимаю, а через них и хозяина. Откровенно признаю: уживёмся. Любишь ты нежится, бАринк, такие, как ты, за перину мать продадут и отца родного на кол посадят. У меня самого до сей поры кровать простая, жёсткая, пружинистая, а главное, никому в соображение не придёт, чтобы на неё лечь хоть с ведома моего, хоть нет. Разумеешь, князь? Ну, чего ты всё молчишь, есть, что сказать? Хотя бы поздороваться? Понятно, слов нет. Ну, покуда и не надо, кивай дальше. Знал, что я предложил Корытину взять меня на службу доносителем?

ПОЛЕЩИКОВ. Да.

ОСИПОВ. Знал, что Корытин вместо любви и ласки устроил мне засаду с застенком? Знал и дал добро.

ПОЛЕЩИКОВ. Да. Нет!

ОСИПОВ. Не верещи, не девка. Врёшь, но у меня понимание есть, кому ж охота в таком виде в таком признаваться. Так вот, ваше превосходительство, впредь я, доноситель Иван Осипов, подобного в отношении моего начальника судьи князя Якова Никитича Полещикова себе не позволю, сохраняя как на людях, так и приватно, уважительность и подобострастие. Но стоит тебе хоть раз покуситься на мою свободу или жизнь, ты тут же опять повстречаешься с разбойником Ванькой-Каином, и уже в последний раз. А заодно мои люди разгромят все шестнадцать тайных игорных домов, что ты содержишь на Москве в складчину с двумя купцами, имена ты знаешь. Можно не громить, хватит подмётного письма в императорский дворец по нужному адресу, не переживай, писарь у меня есть, грамотный и по сути, и по форме. А потом прибрать, вместе с гусиными боями.

ПОЛЕЩИКОВ. Хватит. Можешь на меня положиться.

ОСИПОВ. Твоя светлость, я баб люблю. Однако же, наши свойские отношения оформить надо. Когда мне официально прийти в Приказ? Завтра воскресенье.

ПОЛЕЩИКОВ. Ничего, у меня дежурство, приходи.

ОСИПОВ. Князь Яков Никитич, забыл получить ответ, берёте меня на службу?

ПОЛЕЩИКОВ. Да.

ОСИПОВ. И покровительством своим дарить станете?

ПОЛЕЩИКОВ. Так точно.

ОСИПОВ. Ну, спать-то вы здесь наверное уже не станете, хотя бы сегодня, после холопьих сапог, так что провожать не буду. Поразмышляю в княжьих хоромах чуток, вдруг тут оно лучше. Вот и с товарищем надо обсудить нашу встречу. Камчатка, выходи.

Из-за портьеры выходит Камчатка.

КАМЧАТКА. Не помешаю?

ПОЛЕЩИКОВ. Нет-нет, ничего. Пойду?

КАМЧАТКА. А как же главная наша просьба, Вань?

ОСИПОВ. Нетерпелив ты, Петя. Очень ему хочется, чтобы в первую голову Сыскной Приказ разгромил и арестовал всё и вся, что принадлежит атаману Савёлу. Наводки и наколки я завтра принесу на протокол. Яков Никитич, доброй ночи.

ПОЛЕЩИКОВ. Интересно было познакомиться со столь знаменитым человеком. Никогда не забуду. (Уходит.)

ОСИПОВ. Забудешь, как миленький, когда я прикажу.

КАМЧАТКА. Не уйду, пока в таких постелях не поваляюсь! (Прыгает на кровать.) Господи, как хорошо.

ОСИПОВ. Теперь твоя душа покойна? Вот зачем я ходил к Корытину, где случайно повстречал Заринку. А она тебе не открылась также, как и мне, чтобы не пришли в твой ум глупые вопросы, которые, как мы теперь знаем, тебе пришли.

КАМЧАТКА. Что ты пялишься своим убойным глазом, меня не проймёшь, других стращай.

ОСИПОВ. Решил, что я вольную жизнь доброй волею сменю на форменную, под козырёк какому-нибудь копиисту Сыскного Приказа, да ещё ценою жизней товарищей?

КАМЧАТКА. Ваня, я-то тебе верю больше, чем себе, я тебя подобрал, выпестовал, перед народом поручился, мне за тебя перед всеми отвечать, если коснётся. Не серчай. Пойдём сейчас же Корытина замочим.

ОСИПОВ. Помнишь, Федька тогда в овраге, умник, сказал, мол, проще самому поступить в сыщики, чем кого-то просить, да самому и наводить порядок, хоть среди государевой, хоть среди вольной лихости. Мне запало. Корытина не трогать, ты меня слышишь? Пусть живёт теперь ожидает моего явления каждый час, каждого шороха чтоб боялся, от каждого звука шарахался. Поживём, увидим и я решу, что с ним делать и когда.

КАМЧАТКА. Пошли уже отсюда. Чего ты?

ОСИПОВ. Не трусь, моряк, адмиралом сделаю. (Подходит к двери, встаёт у косяка, достаёт пистолет, распахивает дверь). Всё слышал, ваше превосходительство?

ПОЛЕЩИКОВ (в дверном проёме). Что ты, Иван, у меня в доме из комнаты комнату ни звука не услышать.

ОСИПОВ (наводит пистолет на Полещикова). Даже выстрел?

ПОЛЕЩИКОВ. Да.

ОСИПОВ. Знал, князь в ногах валяться не будет, жизнь вымаливать. Ну, да ты не дурак, сразу понял меня, а раз так, то знаешь правильное поведение, и будешь жить долго, счастливо и кум королю. Король – я, Ванька-Каин, король воров.

КАМЧАТКА. Ваня, на Москве королей не бывало.

ОСИПОВ. Старик, мельтешишь. (Стреляет в грудь Камчатки.)

КАМЧАТКА (падая). Ваня...

ОСИПОВ. Ты, Яков Никитич, сам станешь король, король московского сыска их величества. Не понадобится тебе людей гонять за разбойным людом, когда главный вот он я, приспичило – посидим побалясничаем и сделаем всё на Москве, как надо для дела и для нас. Извини, мы тут с Камчаткой, намусорили, ковёр замарали. Третьего пальца для знамения раскольникам не надо, а мы с тобой, судья, нигде не правоверные. (Подаёт пистолет.) Пистолет держи, держи, на! Гляди-ка, какой отважный княже. Да пусть хоть и на полу валяется. (Бросает пистолет на пол.) Скажешь полицейским дознавателям, мол, пришёл спать, а тут вор, выстрелил и попал, а как не попасть с гвардейской выучкой.

КАМЧАТКА. Братан... зачем...

ОСИПОВ. Гля, до чего живуч этот морской народец. Вот тебе Камчатка, авансом от меня, сейчас же и кидай в острог. Ну, теперь точно до завтра. Всего, князь. (Уходит.)

ПОЛЕЩИКОВ. Господи, помилуй, Господи, помилуй...


СЦЕНА 11. Два года спустя, зима. Горница в доме Корытина. Корытин сидит за столом, читает служебные документы. В углу Аринка прядёт.

АРИНКА (поёт). Не шуми ты, мать зелёная дубравушка, Не мешай ты, добру молодцу думу думати. Как заутра добру молодцу мне в допрос идти Перед грозного судью да самого царя. Уж как станет государь меня-то спрашивать: Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын, Уж как с кем ты воровал да с кем разбой держал, Ещё много ли с тобой было товарищей...

КОРЫТИН. Печь вот-вот протопиться и спать наконец-то. Что за песни нынче пошли, сразу не поймёшь то ли честная девушка распевает, то ли колодница. Хотя по такой тёплой зиме топить – переводить дрова.

АРИНКА. Говорят, песня про Ваньку-Каина.

КОРЫТИН. Сатана, не человек, везде пролез, всюду отметился.

АРИНКА. Не сам же он песни про себя слагает, не герой такой, а народ. Людям радостно, что есть, кому зажиточных злодеев трясти.

КОРЫТИН. Ну, да, из зависти, что сами денег не нажили, хотя злодеи точно такие же, мало я их на чистую воду выводил, что ли, кому по-доброму не живётся, всё корысть во всём подавай, когда любое соседское счастье кажется собственным семейным горем. Кого кумиром сделали, Ваньку-Каина, вроде он героически гробит богачей и господ, а сколько при том невинного народу загублено, стариков с детьми перебито... Калитка стукнула? Глянуть. (Идёт к окну.) Поздно для гостей. (Глядит в окно.) О, чёрт, накаркала, Каиновы песни – Каиновы люди, все пятнадцать в нашем дворе. Ну, дочь, пришёл мой конец, не плачь, два с лишним года изо дня в день, из ночи в ночь я ждал, когда Каин придёт взять своё, наконец-то, устал я. Помни, не верь сатане, ни о чём его не проси, и, ради всего святого, не бойся.

Входит Федька, затем Осипов.

ФЕДЬКА. Мир дому сему. (Крестится.)

ОСИПОВ. Да помню я, Андрей Афанасьевич, где у тебя красный угол, такое не забывается. Я к тебе, хозяин, не за радушием, за обыкновенным словом.

КОРЫТИН. А я не жду никого, Осипов, поздно уже.

ОСИПОВ. Так нет другого времени, ночью воруем, днём спим, утром солнышком любуемся, один вечер и остаётся для гостей.

КОРЫТИН. В гости с военной командой не ходят.

ОСИПОВ. А, ты про наших с тобой сослуживцев, господин протоколист, так они ж так, по пути, от дела к делу, а меж делами отдыхают, мне не мешают. Узнаёте молодца?

КОРЫТИН. Откуда.

ОСИПОВ. И не догадываешься кто?

КОРЫТИН. На тебя похож, даже бороды растут одинаково, младший брат?

АРИНКА. Федя? Федя...

КОРЫТИН. Федька Половцев?

ФЕДЬКА. Я, Андрей Афанасьевич.

ОСИПОВ. Моя правая рука, та, что грамотная. Подобрали мы его в сугробе, парень чуть не заледенел, когда ты его, Корытин, не только что от дочери, от Москвы погнал. А девка-то точно хорошо, Фёдор, даже очень. А ну, хозяин, прикажи дочери зажечь весь свет, что имеется в горнице, не самому же в гостях шебаршиться и звать на подмогу людей со двора.

КОРЫТИН. Что ты затеял?

ОСИПОВ. Молодой гусачок ищет себе гусочку, не затаилась ли в вашем доме гусочка?

КОРЫТИН. Чёрт-чёрт-чёрт...

АРИНКА. Есть у нас гусочка, но она ещё молоденька.

ОСИПОВ. Да сейчас самый лучший квас, а то перезреет, жених-то вон какой: что родом, что телом, что красой, что делом.

АРИНКА. Если сыр-бор ради меня, то прощайте, гости дорогие, нет моего согласия.

ФЕДЬКА. Аринушка...

АРИНКА. И любви нет.

ФЕДЬКА. Дядя Ваня, пойдём.

ОСИПОВ. Ты знаешь ли, с кем говоришь, девчонка?

АРИНКА. Я тебя, насильник, никогда не забывала.

ОСИПОВ. Что такое?

ФЕДЬКА. Аринка – та самая девица, что была со мной в овраге, когда я впервые к вам просился.

ОСИПОВ. Да ладно... вон как... ишь ты.

КОРЫТИН. Ты же не за сватовством пришёл, Иван Осипович...

ОСИПОВ. Ответь, Аринка, как на духу, если отец прикажет, пойдёшь за Фёдора?

КОРЫТИН. Я не прикажу.

ОСИПОВ. Аринка.

АРИНКА. Да.

ОСИПОВ. Люблю русских баб, и радоваться умеют и покоряться. Так что, Андрей Афанасьевич, дочь не против, слово за отцом.

КОРЫТИН. Ты пришёл за мной, взять под стражу, в отместку. Бери и дело с концом.

ОСИПОВ. Видит бог, Корытин, я тут не Ванька-Каин, я тут сват. Благослови и точно станет дело с концом.

КОРЫТИН. Против воли дочери в таком деле не пойду, она у меня одна, если и отдам, то лишь тому, которому она сама даст добро.

ОСИПОВ. Так нет, что ли?

КОРЫТИН. Хочешь казни, хочешь милуй, нет.

ОСИПОВ. Федь, может переспросим ещё раз, с пристрастием?

ФЕДЬКА. Силком под венец не потащу.

ОСИПОВ. Андрей Афанасьевич, каков тебе нужен зять, чтобы ты благословил?

АЛИНА. Надёжным и богатым.

КОРЫТИН. Ты чего это разговорилась, а ну рот закрой.

ОСИПОВ. Вот так, Федька, не проходишь ты в портрет этого дома. Пойдём.

ФЕДЬКА. Доброй ночи, прощайте.

ОСИПОВ. А нет в доме зеркала во весь рост? Хотя чего пялиться, раз дело не в красоте, а в надёжности и богатстве. Вода ваша, воля наша. У вас товар, у нас купец, станем родство заводить.

КОРЫТИН. Что-что...

ОСИПОВ. Чем я тебе не зять, а, Корытин?

КОРЫТИН. Не гневи Бога, Каин.

ОСИПОВ. Аринкушка, звёздочка ты моя вечерняя, иди за меня замуж.

АРИНКА. Запрягайте дровни, да поезжайте свататься к своей ровне.

ОСИПОВ. И кто же мне ровня?

АРИНКА. Бандитки, убийцы, воровки.

ОСИПОВ. Давай, задвинем в тёмный угол, хотя бы на час, моё ремесло. Не будь я Каином, пришёлся бы тебе по нраву Иван Осипов, крестьянский сын?

КОРЫТИН. Господи, помилуй, Иван Осипович...

ОСИПОВ. Пришёлся бы, Аринка Андреевна?

АРИНКА. Да будь ты хоть царский сын, ни за что не пошла бы без любви.

ОСИПОВ. А мне твоего ответа не надо, и желание твоё гроша ломаного не стоит, прав твой тятя: стерпится – слюбится. Корытин, отдай дочь за меня.

КОРЫТИН. Отступись.

ОСИПОВ. Дважды за раз? Нет уж. Ты меня знаешь.

КОРЫТИН. Тогда я согласен на Федьку. Фёдор, встань с Аринкой рядом, я – за иконой. (Снимает икону.)

ФЕДЬКА. Дядя Ваня... Христом Богом прошу...

ОСИПОВ. Поздно. (Подходит к Аринке.) Благослови, отец.

КОРЫТИН. Нет.

ОСИПОВ. Да.

АРИНКА. Врёшь, проклятый, не возьмёшь. Нет.

ОСИПОВ. По-любасу возьму, но лучше добром.

АРИНКА. Ссильничать меня никому не позволю.

ОСИПОВ. Я – Каин, будет по-моему.

АРИНКА (бьёт Осипова). Убью.

ОСИПОВ (перехватив удар). Ага, как же. (Бьёт ребром ладони Аринку по шее.)

АРИНКА. Тятя... (Падает без сознания.)

ОСИПОВ (выхватывает из-за пазухи пистолет, направляет на Корытина). Застрелю.

КОРЫТИН. Не трожь!

ОСИПОВ. Твоя родная дочь, господин Корытин, обвиняется в воровстве и преступном умышлении на жизнь Императрицы Елизаветы Петровны, а так же в сопротивлении власти и в силовом нападении на государственное моё лицо.

КОРЫТИН. Нет! Нет! Нет!

ОСИПОВ. Виноват, если не по форме, но в застенке оформят, как положено, Федька, брось девку в телегу и дождись, когда я выйду.

ФЕДЬКА. Господи, помилуй. (Берёт Аринку на руки и уходит.)

ОСИПОВ. Что-то же хотел тебе сказать, да, Аринка-то у тебя не единственная, Дарью ты прогнал с твоим дитём во чреве, где они не знаю, уж она умеет следы заметать.

КОРЫТИН. О Пресвятая Владычице Богородице...

ОСИПОВ. Помолись, помолись, молитва помогает добрым людям, как же, то-то кругом нас вся Москва счастливая, справедливая, сытая, любвеобильная. Ты же вроде сыщик, должен уже уразуметь, что все самые мерзкие дела на свете делаются со святою молитвою, Корытин. Или я, Ванька-Каин, чего-то не знаю и уже мёртв давно и того не заметил? Я сломаю твою дочь. Бывай, Корытин. (Уходит.)

КОРЫТИН. Матерь Божья... ну, что я могу, что. Каин – в силе, я же червь, мелочь, ничто. Господи, я не смог защитить дитя моё... Боже, а, может, как Тебе, и мне так надо?



Часть 2


СЦЕНА 12. Улица. Полещиков выгуливается. Из-за кустарника выходит Корытин.

ПОЛЕЩИКОВ. Корытин, чёрт возьми, откуда...

КОРЫТИН. Ваше сиятельство, всепокорнейше прошу вашей милости, сами знаете, аудиенцию к вам получить, всё равно, что в сегодняшний февраль снять урожай репы, невмоготу, Яков Никитич, снисхождения прошу выслушать.

ПОЛЕЩИКОВ. Только вынесите за скобки репу.

КОРЫТИН. Виноват, не понимаю.

ПОЛЕЩИКОВ. Вы правы, вокруг февраль, и время моего моциона кончается.

КОРЫТИН. По недоразумению, по дикому стечению обстоятельств, дочь моя Аринушка арестована, сначала три дня была продержана на съезжей и потом вот уже неделю, как пятнадцатилетняя девочка пребывает в застенке, невинная голуба среди матёрых хищниц. Ваше сиятельство, червь пред вами из праха, снизойдите, помилуйте, как перед Господом Богом клянусь и каюсь, ни в чём не виновата доченька моя. Простите, ваше сиятельство Яков Никитич, единственная живая душа моя Аринушка родная.

Мимо проходит Василий.

ПОЛЕЩИКОВ. Не тот ли монах идёт, которого люди считают за выжившего императора Петра Алексеевича?

КОРЫТИН. Монах Василий, с того света точно вернулся, его Камчатка зарезал в застенке, когда Каина вытаскивал, монах разбойников, как раз, окармливал.

ПОЛЕЩИКОВ. Разве супруги у вас не было?

КОРЫТИН. Была, бежала, ваша сиятельство. Оказалась она не та, за кого себя выдала мне, проклятый Каин. Жену мою на самом деле звать Заринка Иванова, она беглая холопка осужденного в одна тысяча семьсот тридцать втором году купца Филатьева по доносу Ивана Осипова, находившегося тогда в самом начале своих воровских дел четырнадцати лет от роду.

ПОЛЕЩИКОВ. Так ваша жена и Каин дружили?

КОРЫТИН. Не совсем, ваше сиятельство. То есть она тогда спасла по доброте душевной его от лютой смерти, когда Филатьев, поймав Ваньку на воровстве, привязал оного рядом с голодным медведем для забавы. Долгие годы они не виделись и к разбойной истории Каина моя Дарья отношения не имела. Однако, два года назад, если помните, мы здесь же с вами встретились, и я докладывал вам о приходе ко мне Каина с предложением. Так вот тогда-то они впервые за двадцать лет и столкнулись в моём доме, Ванька и Дарья-Заринка. Я заподозрил неладное, копнул.

ПОЛЕЩИКОВ. Выяснилось, что супруга сыщика проживает по подложным документам и сыщик вместо законного ареста дал возможность преступнице скрыться.

КОРЫТИН. Точно так.

ПОЛЕЩИКОВ. Известно где находится вышеназванная Заринка?

КОРЫТИН. Никак нет.

ПОЛЕЩИКОВ. Следует учинить розыск.

КОРЫТИН. Ваше сиятельство Яков Никитич, дозвольте мне взяться, Каин сказал, что Даша беременна моим дитём, хотелось бы аккуратнее...

ПОЛЕЩИКОВ. У вас никак не выйдет, теперь вы отстранены от службы за укрывательство беглой преступницы. Завтра утром вам надлежит явиться в Приказ, к судье Копысову, ведающему нашим внутренним порядком, для дачи показаний под протокол, господин протоколист Корытин. И почему это вы имеете наглость обращаться ко мне "сиятельство", друзья мы с вами, что ли, или, может быть, ровня, да ведь и я уже с прошлого года "высокопревосходительство". Что же до вашей старшей дочери, то слово моё крепко, разберусь сам. Однако же, Андрей Афанасьевич, всего-то и нужно было, что отдать Аринку за Федьку, бывшего нашего копииста Половцева сына, а не мечтать о богатыре или принце, не в облаках живём, Корытин, по земле ходим-бродим-колобродим. К слову, что известно вам про Каинов клад?

КОРЫТИН. К чему здесь это... не знаю, слышал, да, треплют, но ничего толком.

ПОЛЕЩИКОВ. Вот и копните в этом смысле, Корытин, покуда находитесь в отстранении. И научитесь уже кланяться, как следует, я-то ладно, я привык, а вот судья Копысов по части субординации чрезвычайно пристрастен и строг. (Уходит.)

КОРЫТИН. Он же всё знал об Аринке, теперь знает и про Дарью. Ловко, чёрт. Большого ума человек, государственного. Клад для вас найти? Как прикажете, ваше высокопревосходительство, как прикажете. (Уходит.)


СЦЕНА 13. Темница. Здесь Аринка в цепях. Входит Федька, с факелом и ковром.

ФЕДЬКА. Аринка... Слышь?

АРИНКА. Иван...

ФЕДЬКА. Живая. Какой Иван, это я, Федька Половцев. (Отмыкает ключом замки на цепях.) Чёрт, сейчас-сейчас, отомкну замки, вызволю и – в бега, вместе. Честно, страшусь Каина больше смерти, а не могу по-другому, совесть болит дико, по-чёрному.

АРИНКА. Где Каин, где?

ФЕДЬКА. На руках вынесу. Я одну сильную знахарку знаю, самых хлюпиков с того света богатырями вытаскивает. Ни один здоровый московит к лекарю не обратиться, а хворый тем более, пусть они царей да дворянство с купечеством пользуют, быстрее вымрут. Аринка, только по пути молчи, ни слова, что бы ни было, никто не должен знать, что в ковре, здесь привыкшие к несунам. Вот и всё, теперь в ковёр заверну, заодно не замёрзнешь. (Заворачивает Аринку в ковёр.) В Москве и тюрьма – рынок, постоянно кого-то на что-то меняют, и чего только ни покупают, да не все продаются.

АРИНКА. Умру, я пожалуюсь Богу на всех вас...

ФЕДЬКА. Чёрт, она ещё стращает. Пошли. (С Аринкой, уходит.)


СЦЕНА 14. Март. Двор дома Корытина, у калитки стоит Осипов. С улицы подходит Корытин, с корзиной, наполненной рыночными покупками.

ОСИПОВ. Всю избу перевернули, полицейских я уже отослал. Гляжу рыбы накупил, а я больше по мясу. Князя Полещикова в Санкт-Питерсбурх переводят, заслуги, говорят, у него выдающиеся в наведении порядка, поближе к царским милостям подвинулся его светлость. Людишек в Приказе передвигают, немногих, зато повыше. А я привык к твоей Аринке, к её голосу, к проклятьям, сама понимает, что с меня, как с гуся вода, да и слов матерных знает раз-два и обчёлся, но всё одно костерила, будь здоров.

КОРЫТИН. Месяц как прошло, спрашиваю, но ни малой весточки, ни живого звука...

ОСИПОВ. Гляжу, справляешься один, без жены, сам стряпаешь, что ли.

КОРЫТИН. За Дарью тоже спрашиваю, и её как ни бывало, тишь да гладь...

ОСИПОВ. Да божья благодать.

Мимо проходит Василий.

КОРЫТИН. Матерь божья...

ОСИПОВ. Эй, Василий, ау!

КОРЫТИН. Монах дал зарок молчальника.

ОСИПОВ. Выжил, надо же, и не вспомню, когда Камчатка кого бы то не дорезал.

КОРЫТИН. Зачем-нибудь в епархию приходил, на болотах живёт, один на островке, где-то за Бутырским острогом. Митрополит его любит, Священный Синод справки наводил, когда Василий был при смерти, походка-то царская, а какое дело Синоду до истинной святости, нет, явно тут не просто так.

ОСИПОВ. Ночью атамана Авеля повязали, до острога, правда, не довезли, отдал богу душу прямо в телеге. Один я на Москве остался, нет мне ни врагов, ни противников, ни товарищей. С утра можешь вернуться на службу. Должен же кто-то убийц, воров да жуликов шерстить, покой мирных граждан охранять. До меня тебе не добраться, а прочих злодеев надо в узде держать, балуют черти, ни стыда, ни совести. Нарочно тебя тревожить впредь не стану, как жили, каждый своей дорогой, так и останемся. Такая, как Заринка, жена тебя любила, Аринку вот родил. Знаю, разгромил я не твою избу, а жизнь твоего дома. Пошёл я. Или желаешь в отставку?

КОРЫТИН. На службу, Иван Осипович!

ОСИПОВ. Когда дочь вернётся, дашь знать. Знаешь ведь, что князь вор, игорные дома с сотоварищи держит, гусиные бои под ним, да мало ли. Знаешь?

КОРЫТИН. У меня в столе немало доносов на их высокопревосходительство.

ОСИПОВ. Вот и займись, три дня тебе на то, через десять дней Полещиков выезжает в Санкт-Питерсбурх. И перестань копать клад, нет его и не было, народ, как всегда, врёт, и не будет, ты же умный, а Полещикова больше не будет. Пора, Андрей Афанасьевич, пора такому толковому служаке повышаться, судьёй стать тебе очень по возможностям. Прощай. (Уходит.)

КОРЫТИН. Судья Корытин... надо же. (Уходит в дом.)


СЦЕНА 15. Двор дома знахарки. Во двор входит Дарья, с узелком. Из дому выходит Аринка, с узелком.

АРИНКА. Матушка?

ДАРЬЯ. Ты меня не видела.

АРИНКА. Прощайте.

ДАРЬЯ. Погоди. Кабы не обратилась ко мне сама, не узнала бы, и сейчас разглядываю – нет, как будто не Аринка. Тебе же только шестнадцатый год, чтоб так повзрослеть. Как отец?

АРИНКА. Давно не виделись, не знаю, два месяца, скоро свидимся.

ДАРЬЯ. Дома Лидия Анатольевна?

АРИНКА. Людей принимает.

ДАРЬЯ. Сынок у меня по ночам блажит, думаю, уболтать её приехать.

АРИНКА. Она таких мухоморами лечит. Вижу-вижу, с узелком.

ДАРЬЯ. И ты в дорогу собралась?

АРИНКА. Я жила здесь, тётя Лида выхаживала после... после застенка.

ДАРЬЯ. Ты и застенок? Обожди, если можешь, я скоренько обернусь, поговорим.

АРИНКА. Каин плодится...

ДАРЬЯ. Что?

АРИНКА. Каинова сына мать?

ДАРЬЯ. Ваня, который Каин, никогда не был мне ни мужем, ни хахалем, хоть и старше я его только на два года, но он всегда называл меня мамочкой. Мой сын, Аринкушка, фамилию носит отцову, Корытин.

АРИНКА. Ивану Осипову теперь, выходит, тридцать шесть.

ДАРЬЯ. А твоему брату исполнилось три года.

АРИНКА. Как же тятя не разыскал вас?

ДАРЬЯ. Мало ли, вот и поговорим, я же по вам грущу, жалела же с любовью.

АРИНКА. Я сама себе хозяйка, обожду, только я выйду со двора, не хочу кое с кем встретиться.

ДАРЬЯ. Добро, жди меня около трактира на тракте, там меня мужики обещали в деревню подвезти.

АРИНКА. Ничего, я здесь обожду, на крылечке.

ДАРЬЯ. Я – скоро. (Уходит в дом.)

АРИНКА. Дарья... всё так же хороша, меня теперь наверное моложе. О, чёрт, не успела, куда бы узелок девать, под крыльцо. (Забрасывает узелок под крыльцо.)

К калитке подходит Федька.

ФЕДЬКА (входит во двор). Аринка, ты уже на ногах!

АРИНКА. Да вот пробую ноги.

ФЕДЬКА. Дай, помогу сойти с крыльца.

АРИНКА. Нет, я уже походила, наоборот пора в дом.

ФЕДЬКА. Ариш, я тут столкнулся с одним из наших, ну, из Каиновых ребят. Уходить надо сегодня же, лучше прямо сейчас.

АРИНКА. Так чтобы вот прямо сейчас, никак. Ты один беги, а меня тётя Лида где-то спрячет, потом тебя где-нибудь догоню, скажи только где.

ФЕДЬКА. Бросить тебя, нет.

АРИНКА. Чушь порешь, по одному легче гаситься, я тебе сейчас обуза, ногами едва двигаю, мне лучше телегу какую, не переживай, я придумаю, ты знаешь.

ФЕДЬКА. Поцелуй хотя бы на прощанье.

АРИНКА. Выздоровею, нацелуешься, сейчас тётя Лида сказала любой нечистый человек может порчу навести, даже не нарочно.

ФЕДЬКА. Радость ты моя. Встретимся на Смоленщине, помнишь, говорил тебе, как найти деда Кушляева в деревня Знаменке. Я карты читал ещё у тяти, когда он в Приказе служил, на Угре ещё наши русские, но нам дальше, пойдём в славянские земли, там и Каиновы руки коротки. и московскому сыску до нас дела не станет.

АРИНКА. Мамины корни там, но я-то тятина дочь. Всё, иди, иди-иди.

ФЕДЬКА. Каиновы парни могли уже прийти за мной, сюда-то я через лес следы заметал. Не задержись лишнего. До встречи. (Уходит со двора.)

АРИНКА. Прощай. Стало быть, судьба. Огородами надёжнее. (Достаёт узелок.) Ох, ещё Дарью же дожидаться. (Уходит за дом.)

Во двор возвращается Федька. Из дома выходит Дарья.

ДАРЬЯ. Ваня!?

ФЕДЬКА. Что ты, женщина, обозналась. Тётя Дарья!? Это я, Федька Половцев, помните, жених Аринушки?

ДАРЬЯ. Надо же ж быть таким схожим...

ФЕДЬКА. Нас всегда путают, хоть бороду срезай.

ДАРЬЯ. Ничего, что путают, сам не запутался бы. Я-то приехала к Анатольевне, за помощью, Аринку видела, убежала куда-то с узелком.

ФЕДЬКА. Она едва ходит, какое там чтоб бежать, с узелком?

ДАРЬЯ. Ну, может, не так выразилась, всё, прощай, меня ждут.

ФЕДЬКА. Так в доме Аринки нет?

ДАРЬЯ. Бывай, и, точно, побрейся, не то заметут тебя твоею же бородою за чужие грехи. Аринку в доме я не видела. (Уходит со двора.)

ФЕДЬКА. Бежала... от кого... не верю. (Уходит в дом.)

Из-за дома выглядывает Аринка.

АРИНКА. Чёрт тебя дёрнул вернуться, нелюбый. И тебя мне, Дарья, не надобно, чужие тайны – своя могила. Прощай, дом. (Прячется.)

Из дому выходит Федька.

ФЕДЬКА. Ушла, попрощалась. Ни черта не понимаю. Самому унести бы ноги.


СЦЕНА 16. Утро. Спальня в особняке. Осипов одетый лежит на кровати, играет на чипсане. Входит Полещиков, в уличной одежде.

ПОЛЕЩИКОВ. Что за свистулька?

ОСИПОВ. Попрощался с домом?

ПОЛЕЩИКОВ. Непристойно, Иван, разговаривать с человеком, лёжа.

ОСИПОВ. Это чипсан, пастушья радость, моё детство. Я много разных дудочек со свирелями понаслушался, и чище звучат, и радостнее, и нежные есть такие, что хоть плачь, но этот по мне самый наш, исконный, в нём и колыбель слышится, и Москва.

ПОЛЕЩИКОВ. В этой комнате я родился.

ОСИПОВ (вставая). Обижаешься, что я купил твой особняк. Не страдай, я ж исключительно из благотворительности, чтобы ты насчёт денег не морочился, по товариществу нашему, князь.

ПОЛЕЩИКОВ. Поздно уже, рано выезжать. Зачем так парадный вход подсвечивать, Иван, как будто гостей ждёшь?

ОСИПОВ. Без меня ждал бы да ждал покупателя, сидючи в Санкт-Питерсбурхе, пока купят дом, особенно если никто не хочет. Никого не жду, а тебе на дорожку почему не подсветить. Может, здесь и поспишь напоследок? Так-то приказали бы сменить постель после моих сапог и вся недолга.

ПОЛЕЩИКОВ. На прощанье одно скажу, Иван Осипович, не все самодержцы обязательно громилы и людоеды, многие любили созидать, творить добро. Последнюю ночь в Москве обещал быть у брата. Прощай.

ОСИПОВ. А я первую ночь один-одинёшенек за столько лет, аж взлететь охота, ни одной разбойничьей рожи в поле зрения, спасибо за избу. За "самодержца" благодарю. До утра, небось, в картишки, Яков Никитич, ну, да ничего, в дороге отоспитесь. Добрый путь, твоё сиятельство.

ПОЛЕЩИКОВ. Эх, твою бы силу и напор да в мирных целях. (Уходит.)

ОСИПОВ (идёт к окну.) Хорошо, сообразил, чтоб двор подсветили, так не хочется пропустить последний княжий выход на родной двор.

Из-за портьеры выходит Аринка.

АРИНКА. Иван Осипович.

ОСИПОВ. Да, сейчас. Аринка!? Не сразу признал, изменилась, выросла как... И ведь выследила в новом доме, стражу провела, ну, ты чёрт, не девка. Где вошла?

АРИНКА. Там чёрный вход, через людскую, потом встала здесь, за портьерой.

ОСИПОВ. Как мы тогда, с Камчаткой. Погоди, там на дворе сейчас такое действо будет, нельзя пропустить. Хочешь, сама глянь.

АРИНКА (подходит к окну). Мне нет дела, но как скажешь.

ОСИПОВ. Гляди, их сиятельство сейчас выйдут на парадное крыльцо. Зачем пришла, отомстить?

АРИНКА. Не желаю, чтобы отец и Федька страдали, пришла сдаться.

ОСИПОВ. За Федьку не скажу, тебе виднее, а отец твой не страдает, я его вернул на службу. Вышел князь. А вон того, что подошёл к нему, в плаще, узнаёшь?

АРИНКА. Тятя...

ОСИПОВ. Сыграю, так и быть, прощальную, погромче, чтоб в его ухе играл мой чипсан до последнего вздоха. (Играет.) И всё, повязали государственного преступника, запхнули в возок и... В острог или в каторгу князя, как думаешь, Аринка Андреевна? Да ведь и по мне тоже, чёрт с ним, тем паче до царского суда Полещикова ещё доставить надо, хотя бы до выезда из Москвы. Иди домой спокойно, розыск отменён, нет ни одного документа, где было бы указано, что ты преступница, и не было. Всё делалось по моему слову и только, беззаконно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю