Текст книги "Повести"
Автор книги: Ярослав Стельмах
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
ПЛОТ
«Ух, как в лагере было», – написал я в начале своего правдивого рассказа и ни за что в мире не откажусь от своих слов.
Чего мы только не делали!
И конкурсы проводили, и соревнования, и в игры всякие играли, и в поход ходили, и даже помогали соседнему колхозу клубнику собирать.
Все делали.
Но более всего нас влекла река. Хорошо, что она рядом была. Плохо только, что мы к ней не часто ходили. Вернее часто ходили, каждый день, но нам хотелось чаще, потому что мы очень любили природу.
Ну, Митька и придумал.
После тихого часа у нас, как правило, был спортивный час. Мы шли за столовую, на площадки, и выбирали, кто что хочет: бадминтон, баскетбол, пинг-понг. Мы с Митькой сперва тоже играли – то в баскетбол, то в теннис. Но потом решили, что нашу любовь к природе лучше всего совмещать с футболом. На футбольном поле всегда было больше всего людей. Играли все желающие – хотя двадцать человек, хоть сорок: делились на две команды и играли.
Мы с Митькой записывались к разным капитанам, а немного погодя, незаметно убегали безболезненно для обеих команд. Какая разница – гоняют мяч, скажем, тридцать человек или двадцать восемь. Тем паче, что минут через пятнадцать такое начиналось!.. Не футбол, а Ледовое побоище! Битва на Куликов поле!
Мяча не видно. Игроков тоже. Пыль поднимается столбом в небо, и в той пылище только и слышать: «Пас! На меня! Куда? Бей! Мазила! Витька, сюда! Го-ол! Как не было? Как не было?» И пошло-поехало: «Я сам видел! Оттуда мяч прошёл!» – «И как ты мог видеть – ты спиной стоял!» – «Я – спиной? Ты что, косоглазый?» – «Сам брехло!» А там кто-то не вытерпит и толкнет противника, а тот ответит – и закрутилось... Настоящий бой гладиаторов! Насилу Сергей Анатолиевич разнимет.
Мы с Митькой были против такого футбола. Мы очень любили природу и потому, побегав у всех на виду минут пятнадцать, гнали на реку.
Реку мы еще больше полюбили после того, как сделали плот. А дело было так.
Соседний лагерь «Смелый», который расположился тоже в лесу, но по ту сторону реки, имел несколько лодок. Когда мы утром купались, ребята из «Смелого» зачастую проплывали на лодках и обзывали нас «сухопутными крысами» и всяческими другими словами. Особенно один старался – рыжий. Нас это очень обижало, и от оскорбления мы начинали швыряться в них илом и грязью. Их это, наверное, тоже обижало, и они еще хуже нас обзывали.
Александр Николаевич сказал, что и нам скоро привезут лодки, но их чего-то долго не везли и не везли.
И вот однажды, когда мы убежали от футбольной передряги на берег, смотрим – плывут по воде два бревна.
Я на них и внимания не обратил бы, а Митька вдруг как затрясётся.
– Серый! – кричит. – Вытягивай их! – и в воду бросается.
Я и подумать не успел, зачем они ему, а уже плыл следом. Привык: раз Митька сказал, значит, что-то в его голове уже крутит, что-то он придумал.
Отбуксировали мы их на сухое. Митька говорит:
– Мы из них плот сделаем. Это ещё лучше лодки. Надо только длинную жердь найти, чтобы от дна отталкиваться.
Посидели мы немного, а тут ещё два бревна. Откуда они плыли, мы не знали, и нас это и не интересовало.
Мы и их вытянули, и потом бросились в лагерь за молотком, гвоздями и проводом. Уже за какой-то час, мы имели настоящее собственное судно. Даже жердь нашли. Правда, поплавать не успели – время было возвращаться.
Мы затянули плот в камыш и набросали сверху зелени.
– Завтра придём сюда с Генкой, – сказал Митька.
На следующий день, когда мы втроем выбрали свободную минутку и подались подвергать испытанию плот, то еще издали услышали от реки чей-то счастливый рёв. Вообще, это должно был быть пение, но какая-то невыразимая радость захлестывала певца, и выходил настоящий рёв – иначе и не скажешь.
Мы наддали ходу и, когда выскочили на берег, увидели странное зрелище.
Среди реки, на нашем заботливо сделанном и старательно замаскированном плоту, стоял с жердью в руках Славка и, будто опьянев от счастья, горланил:
Эй, баргузин, пошевеливай вал, -
Молодцу плыть недалече.
Увидевши нас, Славка расплылся в улыбке и закричал:
– Эй, ребята! Глядите, что я нашёл. – И так притопнул ногой, что наше создание чуть не развалилось.
– Ах ты баргузин, – прошипел Митька, потому что ему аж дух перебило от негодования. Но в следующее же мгновение бесценный дар речи таки вернулся к моему другу.
– Ну-ка греби, греби сюда! – закричал он. – Я тебе покажу, как на чужом имуществе кататься! Ты этот плот строил? Ты бревна вытягивал? Ты их связывал?
Выражение безграничного счастья тут же сползало со Славкового лица.
– Ты чтоли?.. Ваш плот? – запинаясь, спросил он.
– А то чей же! Разве такое добро на дороге валяется? Это же шедевр человеческой мысли! Восьмое чудо света! Мы его месяц строили, а он – «нашёл»!
– Да мы же только десять дней здесь, – возразил Славка.
– Ну, десять дней – какая разница. Ты рули, рули сюда.
– Да рулю, – ответил Славка. – А я это, пошёл на аккордеоне поиграть, сел на бережке, смотрю – плот. Может, вместе покатаемся?
– Четырех не возьмет, – сказал я.
– А чего же, можно, – неожиданно согласился Митька. – Попробуем, скольких он выдержит. Ты у нас вместо балласта будешь.
– Как это? – не понял мальчик.
– Ну, если плот будет тонуть, мы тебя скинем.
– А ну вас, – обиделся Славка.
– Да я шучу, – сказал Митька. – Ты что, шуток не понимаешь? Ну-ка, ребята, залезай!
Плот выдержал всех. Вода, правда, плескала через верх и заливала ноги, но никого это не беспокоило.
– Вот если бы еще сюда палатку поставить! – сказал Славка. – Был бы в нас плавучий дом, как в «Зверобое»». – И попросил: – Мить, дай я немного поуправляю. – Он взял в руки жердь и сказал: – ну-ка, ребята, берём разгон! – И изо всех сил вогнал её в дно.
Оказалось, что и здесь, как во всяком деле, скорее нужно умение, чем сила. Жердь глубоко вошла в грунт, а поскольку Славка крепко её держал и не хотел выпускать, то так на ней и повис.
Мы замерли. Среди реки стояла, торчком увязнув в дне, жердь, а на ней висел Славка, дрыгал ногами и кричал: «Ой, ребята, тону! Ой, ребята, тону!» – хотя он совсем не тонул – это всем было видно. Тем не менее дрыгать ногами ему пришлось недолго: наш плот, проплыв по инерции против течения три метра, вернулся назад и подмял под себя неудачника.
Плот плыл по течению, а мы ошеломлено смотрели на то место, где только что висел Славка. Славка не выплывал.
– Мама! – прошептал Генка. – Где же это он?
– Здесь! – тихо прозвучало за нашими спинами.
Мы вздрогнули от неожиданности. Каким-то чудом Славке удалось ухватиться за веревку, которая свисала с борта, и теперь он держался за нее и негромко булькал.
Мы ужасно обрадовались, что все обошлось, и вытянули Славка из воды. Он тоже очень обрадовался, но, хотя сидел уже на плоту, еще долго не выпускал из рук той веревки.
Потом мы выловили нашу жердь, прибились к берегу, высадили Славку и снова стали кататься.
Славка же, пока мы учились руководить плотом, развесил на ветвях одежду и, пока та сушилась, сидел голый в кустах и играл свои упражнения. Вот была картина!
– Если бы не он, – сказал Митька, когда наш аккордеонист уже обсушился и пошёл к лагерю, – так была бы у нас наилучшая палатка. Ты, Генка и я. А так... Ну, ничего уже не поделаешь! И что за мальчик! Всё у него не так, как у людей!
Мы с ним согласились.
Потом Митька подумал и прибавил:
– Это же значит, наш плот кто-нибудь может найти. Значит, надо сделать раскладной плот или плот сборной конструкции: каждое бревно прятать отдельно. Это очень просто.
Мы его послушались. С того времени, как только выдавалась свободная минутка, бежали втихаря к реке и катались.
А Славка, хотя мы его даже приглашали, больше с нами не ходил.
– Это не плот, а какая-то душегубка, – говорил он. – Очень оно мне надо – плавать на нём, ещё потону. Или простужусь. Катайтесь сами, если охота.
НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Про «Зарницу» мы знали давно: с самого начала знали, что проводить ее собираются где-то в половине июня.
Под конец второй недели нам так и сказали: два дня в лагере будет проводится «Зарница». Сначала старшие отряды, а потом младшие.
Мы уже начали вырезать себе погоны, и пятый отряд начал, потому что планировалось, что именно с пятым отрядом мы будем воевать, когда на вечерней линейке начальник лагеря, Александр Николаевич, объявляет:
– Четвертому отряду задержаться на пять минут. – И, когда мы задержались, сказал: – Сейчас к вам обратится представитель лагеря «Смелый».
Вперёд вышел рыжеватый мальчик лет десяти.
Я его сразу узнал: это он нас обзывал крысами.
Что это был за мальчик! На месте он не мог устоять ни секунды! Он приплясывал, подскакивал, размахивал руками, и казалось, что это не один мальчик, а два. А то и три! Его всего крутило, дергало, корчило и передергивало. Сначала я его даже пожалел, но потом оказалось, что это у него не болезнь, а просто такой характер, и жалеть надо совсем не его.
Позднее мы таки узнали, кого надо жалеть и что это за мальчик.
Что за хитрюга! Что за сорвиголова! Что за оторвиподошва!
Звали его Никитой. Чего только не выделывал Никита в своём «Смелом»!
Он приделывал над дверями сосуд с водой, бросал в печь на кухне патроны, подкладывал щедрой рукой в постели своих товарищей жаб и подпирал поленьями двери столовой, так что после обеда никто из нее не мог выйти.
Это были давно испытанные шутки, и возможно не всем они кажутся остроумными. Но он их не сторонился. Однако в творческих поисках Никите тоже нельзя было отказать. Он прокрадывался ночью в радиорубку, включал магнитофон, и тогда из лагерных репродукторов звучала, будя всех, какая-нибудь веселенькая мелодия; разжигал пионерские костры, которые потом не могли погасить три дня; устраивал такие дымовые занавесы, из-за которых, однажды, даже приехали пожарные машины.
Весь свой лагерь, Никита настойчиво и целеустремленно ставил вверх ногами, и никто не знал, как от него избавиться, потому что юный затейник заявил, что его родители поехали с геологоразведочной партией на Сахалин. Это было тоже чистое вранье, но о нём начальник лагеря с большой неприятностью узнал лишь за четыре дня до конца смены.
Догадываясь, что за такое поведение ему дома мёда не дадут, Никита с присущей ему причудливостью начал писать родным письма.
В первому он советовал родителям не приезжать, потому что лагерь якобы перебазируют, а куда, пока что не знает и сообщит об этом позднее. Во втором писал, чтобы родители не приезжали, потому что хотя «Смелый» и остался на старом месте, тем не менее сейчас в лагере санитарная неделя и никаких посетителей не принимают. В третьем выдал ещё какую-то бессмыслицу. Так он морочил родителям головы довольно долго, но, в конце концов, его подвела собственная фантазия. В пятому (и последнем) письме, Никита предостерегал родителей ни в коем случае не приезжать, потому что в лагере началась эпидемия ящура и весь окружающий район на карантине. Тем не менее, на этот раз эта весть и вызвала обратный эффект. На следующий же день примчался в такси его отец с мамой, их знакомый профессор-эпидемиолог и незнакомая тётя из Министерства Здравоохранения. Родители немедленно забрали своего здоровехонького сына домой. Но что из того – до конца смены оставалось лишь четыре дня.
Из всего сказанного можно составить приблизительное представление о посланце «Смелого».
А пока что, не зная ни о переездах, ни о санитарной неделе, ни об угрозе близкой эпидемии, но все же с плохо скрытым ужасом весь «Смелый» ждал дня, когда в военную игру должен был подключиться четвертый отряд, в котором находился рыжий Никита. И когда Никита заявил, что их отряд хочет провести «Зарницу» с нашим отрядом, да еще и на нейтральной территории, все вожатые, повара, медработник и сторож во главе с начальником лагеря облегченно вздохнули и торопливо уверили четвёртый отряд, что для них пожелание детей – закон.
Обо всём этом мы узнали позднее, а сейчас рыжий Никита стоял перед нами, собираясь произнести, вероятно, кое-что интересное.
– Прочь межлагерные барьеры! – решительно начал он и подскочил на месте. – Не будем замыкаться в себе! Настоящая пионерская дружба не признает никаких границ, для неё не существует преград! – Он энергично рубанул рукой воздух, будто одним взмахом разрушая все преграды, которые отделяли его от нас. – И потому, – Никита вытянулся на носках и крутанул головой, – наш четвёртый отряд предлагает провести «Зарницу» вместе с вашим четвертым отрядом, то есть наш четвёртый – против вашего! Естественной границей расположения наших частей будет река. Для преодоления водного рубежа и для перемещения сил, наш лагерь выделяет вам три лодки из своих шести. Место проведения военных действий и условия обсудим дополнительно. Готовиться можно с завтрашнего дня. Начало в шесть часов утра.
Все это он выпалил одним духом, немного помолчал, думая, что бы еще сказать умного, а тогда прибавил:
– Итак, если вы согласны – скажите, а не согласны – не говорите. То есть тоже скажите, но в таком случае мы будем считать, что вы боитесь принять наше дружеское и миролюбивое предложение, и значит – проиграли.
– Река? Лодки? – первой подала голос Ирина Васильевна. – Да они же все перетонут! – И взглянула на начальника лагеря.
– Что мы, маленькие? – закричали мы, – Грести не умеем? Неужели спасуем?
Да и Александр Николаевич сказал:
– Ничего, ничего. Река же неширокая. Да и вожатые рядом будут. Я не возражаю.
Мы также не возражали и взялись за обсуждение.
– Я предлагаю вот что, – снова заговорил Никита. – Километра за три ниже по течению реки, там, где она делает изгиб, лежит замечательная поляна. От того изгиба к пожарной вышке, – её видно издали, – а позади – к дороге и будет проходить условная граница расположения ваших войск. Наша же территория будет в самый раз напротив. Если хотите – можно сейчас пойти и посмотреть.
– Что же мы сейчас увидим? – спросил Юрка, командир нашего отряда. – Уже ночь на дворе. И, в конце концов, какая разница? Там так там.
– Вот и хорошо, – кивнул Никита. – Победит та команда, которая посрывает все погоны с команды противника или завладеет флагом и переберётся с ним на свой берег. Наши погоны – зелёного цвета, ваши – синего. Подпишите это соглашение в двух экземплярах, и – по рукам! – Он пододвинул Юрке два листа бумаги.
Мы покрутили соглашение, но в нём было написано всё то, что он уже сказал, и Юрка с Никитой поставили свои подписи.
– Вот и чудесно! – обрадовался Никита. – Подготовительные работы можно начинать завтра. Тоже ройте окопы всякие, укрепления – пожалуйста. До встречи!
Он запихал один экземпляр соглашения в карман и исчез в темноте.
– Что-то он мудрит, – сказал Митька. – как-то у него очень быстро. Сюда – туда, вы здесь – мы там, «окопы ройте», убежал сразу. Голову заморочил! Надо бы пойти и посмотреть.
– Вот завтра и посмотрите, – Ирина Васильевна нам, – а сейчас – идём, потому что кино вот-вот начнется.
На следующий день, весь наш отряд пошел знакомиться с местностью. Доходим к изгибу реки...
– Вот, я же говорил! – Митька кричит. – Смотрите!
Взглянули мы на ту сторону... А там здоровенный луг врезается полукругом у лес, и только вдали под лесом кустарник. И даже трава скошена. Только копны стоят.
– Я ж говорил, – горячится Митька. – Недаром он своё соглашение подписать спешил.
– Эге, – Юрка почесал затылок. – У них лес к реке подступает лишь вон с того края, да и здесь – узенькая полоска. И спрятаться нигде.
– Так и им же негде! – Генка на это.
– А они за деревьями будут сидеть. Куда мы сунемся – сразу видно.
– Во-оо, заморочил голову! – насупился Митька. – Пойдём, хоть лес осмотрим. Может, он и там что-то выгадал.
Но как долго мы блуждали, лес был как лес. Очень хороший. Густой. Он всем понравился. Мы выкопали два окопа, вернулись на берег и стали смотреть на луг. Луг не нравился никому.
– Ясно, что вглубь вражеской территории по открытому не побежишь, – сказал Юрка. – Настоящий лес за лугом начинается, а ближе к нам – эта полоска от изгиба реки. Ну а с того края метров семьсот – восемьсот всё-таки будет. И то хорошо. Но они ж на это и рассчитывают: вероятно, пикетов понаставляют на каждом шагу.
– Надо их перехитрить, – предложил Генка.
– Открыл Америку! – Юрка ему. – А как? Пока мы тем лесом пройдём, нас всех переловят. Думайте все. У кого появятся ценные мысли – говорите сразу.
Мы начали думать. Но чем больше мы думали, тем меньше у нас появлялось ценных мыслей. Ценных мыслей было очень мало. Можно даже сказать, что их не было совсем.
– Мы уже проголодались, – подал в конце-концов голос Генка. – Может, после обеда что-то придумаем?
Но и после обеда никто ничего не придумал. И после тихого часа. И после полдника тоже.
– Знаете что, – сказал под вечер Митька. – Пошли ещё раз на реку. Может, на месте виднее будет.
– И я с вами, – спохватился Славка.
– А ты сегодня играл на аккордеоне? – спросил я.
– Ещё нет, – вздохнул Славка.
– Ну так нельзя, нельзя! – подхватил Митька. – Весь мир ждёт появления нового аккордеониста, а он, вместо того чтобы играть, побежит куда-то на реку.
– Ну вас! – отмахнулся Славка.
– То-то ж! – сказал я, и мы втроем выскочили из палатки.
Идём берегом, разговариваем, вдруг видим – за тем самым изгибом, где наша граница начинается, какая-то лодка причалена.
– Интересно! – говорит Генка, – кто бы это мог быть? Подходим ближе, а тут из-за деревьев выскакивает тот рыжий из «Смелого».
Отталкивается и садится на вёсла.
– Это ты! – Митька кричит. – Шпионишь, значит?
– Я! Я! – ехидно улыбается рыжий и правит к своему берегу.
– Это ты выслеживать сюда приезжал? Шпионская морда!
– Приезжал-приезжал, – он нам так нахально, – условиями не запрещено. Бе-е-е! – и язык показывает.
– Видали? – рассердился Митька. – «Не запрещено!» Ага! «Вы, – говорит, – окопы ройте, укрепления». Для того, чтобы потом все выведать. «Не запрещено!» Не запре... Ну-ка, давай-давай... Сейчас, сейчас... – понизил он голос, потом засмеялся и победно глянул на нас.
– Придумал? – с надеждой спросил я.
– Придумал, – облегченно вздохнул мой друг. – После ужина созовём отряд и все обсудим.
***
– Завтра, – начал Митька, когда весь отряд собрался на волейбольной площадке, – все это знают, у нас состоится военная игра с четвертым отрядом «Смелого». Итак, мы собрались здесь, чтобы разработать план действий и поделиться ценными мыслями. Враг, посмотрим правде в глаза, нас обманул: значительную часть его территории занимает луг. Тем не менее, этим самым он и себе до некоторой степени связал руки. Ведь никакой дурак, конечно, не будет прятать флаг на открытом месте. Таким образом, и наша задача облегчается. Скажу даже больше: я определил, что прятать флаг они будут в той части леса, которая находится по левую сторону от нас, между лугом и пожарной вышкой. По правую сторону леса почти нет. Скажу даже больше: возле реки они прятать флаг тоже не будут, а, разумеется, в глубине леса. Сами видите, нужно сосредоточить наши силы именно в этом квадрате, а он приблизительно составляет лишь одну четверть вражеской территории. По-моему, логично?
– Гм, по-моему, тоже, – только и сказал Юрка (а что он еще мог сказать о таком блестящем умозаключении?).
– Но вместе с тем, – продолжал Митька, – наша задача и усложняется, потому что на этой части и на подступах к ней, враг, наверное, сосредоточит немалые силы.
– Гм, похоже на то, – согласился Юрка.
– Но ведь надо ещё и нападать, – вёл дальше мой друг, – и выставлять патрули, проводить разведку. Значит, сил там будет не так уже и много.
– Правильно! – кивнул Юрка.
Я же только удивлялся: как здорово Митька все рассчитал!
– Что теперь скажите, что можно придумать в такой ситуации?
– Я считаю, – заговорил Витька, – что нашему отряду, всем вместе, нужно перебраться на ту сторону и броситься в атаку; сметая всё на своем пути, мчаться прямёхенько к тому квадрату, что ты говорил. Там схватить флаг и – назад. Это единственно правильное решение.
– Так их флаг надо ещё найти, – отозвалась Люська.
– А в это время, – добавил я, – их разведка спокойненько обшарит нашу территорию и захватит наш флаг. Да и тремя лодками нашему отряду сразу не перебраться. Они и на берегу смогут напасть.
– Тогда, – Витька говорит, – единственно правильным решением будет: нашему отряду сидеть на этом берегу в засаде. Только лодка подплывет – сразу хватай их.
– Можно, – Наташка на это, – но, конечно, не всему отряду. Нужно разделиться. Часть и в самом деле на берегу притаится, часть будет охранять флаг, а остальные переправятся на вражескую территорию.
– Правильно, – согласился Митька. – Это и есть единственно правильное решение.
– А я хитрость придумал, – говорит Генка.
– А-ну-ну, – заинтересовались мы.
– Знаете, всякие там шпионы, когда границу переходят, одевают на ноги вырезанные следы – медведей или кабанов... Вот и мы давайте вырежем, например, кабаньи следы, подкрадемся тихонько на лодках, выскочим на берег – и в кусты. А «зелёные» хотя следы и увидят, будут думать, что это кабаньи, и не обратят на них внимания.
– Что же это, по-твоему, за кабаны, которые из воды выходят? – спросил Юрка.
– Как тридцать три богатыри! – добавил Витька. – Представляю себе картину! И «зелёные» сразу догадаются.
– А мы их тогда прикрепим задом-напрёд, – Генка снова, – и будет казаться, что это они на водопой шли.
– А назад как же? – Митька спрашивает. – Или они через реку поплыли? Это, наверное, какая-то особая порода. Кабаны-спортсмены! Да и где здесь кабаны есть?
– А это кабаны... Ну, переселяются, – не сдавался Генка.
– Ну и идеи же у тебя! – захохотал Вовка.
– А у тебя, вообще никаких, – Генка ему. – Не хотите – как хотите.
– Теперь вот послушайте меня! – заговорил серьёзно Митька, и все замолкли, потому что поняли: он будет говорить о чем-то поважнее кабанов.
– Сегодня, часа три назад, мы выявили на нашем берегу шпиона «зелёных», того рыжего.
– А-Ах! – вырвался вопль негодования из груди четвёртого отряда.
– Проанализировав этот факт, – и ухом не повёл Митька, – мы с Сергеем решили (решал он один), что враг сам вкладывает оружие в наши руки. Вы, вероятно, не знаете: мы с Сергеем выстроили плот...
– Так вот чего вас в лагере не видно! – послышался сзади голос Ирины Васильевны. – Ну сейчас я вас ругать не буду, – она даже улыбнулась. – Продолжай, Митя.
– Вот что я предлагаю, – продолжил дальше Митька. – Мы с Сергеем и Генкою, – можно и еще кого-то четвертым, больше плот не возьмет, – переплываем до рассвета, часу в пятом, а то и раньше реку и направляемся в глубь вражеской территории. Я пробираюсь аж в тот квадрат, где у них, скорее всего, будет находиться флаг, и замаскируюсь – наверное, залезу на дерево. Ребята же остаются в резерве. Сергей – в кустарнике, помните, вокруг леса? Хотя и не видно, но едва ли кому придёт в голову, что там кто-то сидит. Генка ж залезет в копну.
– Ага, в копну-уу, – протянул Генка. – А если они её подпалят?
– Ты чо, сдурел? – не удержался я. – Кто же её будет палить?
– А кто его знает. Тот рыжий и подпалит. Он, по-моему, на всё способный.
– Ну тогда я залезу, – предложил я.
– Пусть уж я, – согласился Генка. – Только же смотрите. Это на вашей совести будет.
Серьёзно он это сказал, или нет, я так и не понял.
– Ну вот и всё, – закончил Митька. – Итак, наша палатка берёт на себя наиответственейшую задачу: мы попробуем найти и захватить флаг. А что из того выйдет – не знаю.
– Кажется, неплохо придумано, – ответил за всех Юрка. – Даже здорово!
– Ты говоришь, ваша палатка, – спохватилась Наташка. – А как же Славка?
– Это уже слишком! – вздохнул Митька. – Ещё и этого обормота с собой брать. Он только всё испортит! Хотя, – засмеялся, – пусть завтра покажет «Смелому» свой приз за песню, а заодно и фотокарточку победителя рыбалки. Они от удивления остолбенеют – вот мы с них погоны и посрываем.
– Ха-ха-ха, – засмеялся я.
– И совсем не смешно, – подскочила Наташка. – Вы оба думаете... Думаете... Ах-Ах! Какие мы остроумные, какие умные! А Славка в двадцать раз лучше вас.
– Славка?
– Да если бы не твой Славка, у нас вообще была бы наилучшая палатка! – ответил я то, что уже не раз слышал от своего друга.
– О-о, высоко занеслись! Если бы вас всех из той палатки выселить, вот тогда она была бы наилучшей. А про приз, – это она уже Митьке, – ты ему просто завидуешь.
– Я-яя?
– Ты, ты! Ты свои дурацкие ракеты пускал, а Славка хотел, чтобы отряд не осрамился! А рыбу, думаешь, я не знаю, как вы все ловили? Один Славка приманку не бросал!
– Ну и целуйся тогда со своим Славкой, – уже не на шутку рассердился Митька.
– А ты целуйся из своим Стеценко или с Мусюкиным, – бросила Наташка и пошла прочь.
Славка понурился и стоял, как три варёных рака.
– А ты чего стоишь? – воскликнул Митька. – Беги, догоняй! Жених!
Славка вобрал голову в плечи, искривился, и так мне вдруг стало его жаль, так жаль, что я подбежал к нему и... стал рядом, не зная, как и утешить.
Над площадкой зависла неприятная тишина.
– Он Мусюкиным меня некогда не называл, – крикнул вдруг Генка. – Молоток, Славка! – и ткнул его в плечо.
И так это Генка как-то смешно сказал, что мы все рассмеялись, и даже Славка улыбнулся.
– И чего там...
– А в самом деле, ребята, – сказала Ирина Васильевна. – Если уж ваша палатка такая хорошая, то нужно и Славу с собой взять.
– Хорошо, – остыл Митька. – Пусть идёт... Будет с Сергеем в кустах сидеть.
– Вот и хорошо, – обрадовавшаяся вожатая. – А сейчас, хотя до отбоя ещё час, будем ложиться спать. Завтра подъем в пять.
– Нас в четыре разбудите, – попросил Митька, и наш отряд разошёлся.
– Эх, была бы у нас таки наилучшая палатка, если бы не этот аккордеонист, – шепнул мне Митька, когда мы уже легли. Я, помню, сказал: «Так», – хотя, по правде говоря, какое-то сомнение уже закралось в мою душу. «Наверное, этот Славка всё-таки не совсем такой, как нам казалось. Конкурс песни, рыбак... И ночью тогда он же первым напал на Генку, хотя сперва боялся. А потом...» Но подумать до конца я не успел, потому что начал засыпать, и уже сквозь сон слышал какой-то шум, голоса, сигнал на вечернюю линейку... А потом всё стихло. Наша почти наилучшая палатка спала. Нас ждал ответственный день.