Текст книги "Злое наследие"
Автор книги: Ярослав Коваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Но ведь поборники мрут как мухи. А сейчас ещё и друг с другом выясняют отношения: кому жить, а кому умереть. Вряд ли институт поборничества должен выглядеть так, как он выглядит сейчас. Должно быть, уроженцы Опорного просто чего-то не понимают.
Отец, конечно, понимал всё (не мог не понимать, он же король, он должен быть всеведущ и всемудр!). И если король сделал собственного сына поборником, то, конечно, потому, что именно ему, Роннару, следует доискаться тонкостей, избежавших внимательного взгляда всех его предшественников. Навести наконец– то порядок в среде поборников Опорного. И, конечно, не так, как этот… как его… Годтвер.
Возвращаясь, Роннар безошибочно нашёл место, где его спутники встали лагерем. Оттуда ясно потягивало насторожённостью и угрюмым страхом, и ему подумалось, что если б бестии действительно искали их, то нашли бы довольно просто.
– Нет, – шёпотом ответил он Аригису. – Поблизости всё тихо. Если твари и есть, то дальше, в долине или где-то у реки.
– Считаешь, ищут нас?
– Ой, вряд ли. Если б искали, то нашли бы. Похоже, они куда-то идут.
– К Далгафорту? – вмешался Габеш.
– В темноте не поймёшь.
– Так, а… Зачем же было разведывать, если толком ничего и не удалось выяснить? Только головой рисковал.
– Ну, ты, брат, наглый, – усмехнулся Аригис, успокаиваясь. – Он же определённо выяснил – нас не ищут, заняты своими делами. Значит, можно спокойно спать. Тебе мало? Спокойно прожить до утра – мало?
– М-м-м, – прозвучало с той стороны – сочно и сонно, с зевком. – Не серчай, главный. Спокойно спать – дело хорошее.
Они действительно переночевали без приключений и в пути по предгорью (здесь к Агачу можно было обратиться буквально с любым вопросом об окрестных селениях, лесах, горах и дорогах, и это было очень удобно) бестий не встретили. Поля, показывавшиеся то справа, то слева, темнели распаханными, но не засеянными прямоугольниками, а иногда просто зеленели – значит, местные жители сбежали раньше, чем пришло время готовить пашню к новому урожаю. Если откуда краешком и показывалась деревенька, то она не радовала глаз – явно брошенная, иногда погорелая, прикрытая опалёнными, толком даже не успевшими зазеленеть, а уже пожухшими кронами садовых деревьев.
И надежда на то, что скоро их встретят бодрые соотечественники, уцелевшие, удержавшиеся под ударами бестий, начала умирать.
Но о том, чтобы вернуться или просто повернуть, речи не было. Путешественники шли дальше, время от времени заставляя Агача справляться с воспоминаниями и с тем, что он видел вокруг. Окольный путь, который они выбрали из осторожности, сперва поднялся над подошвой горы, почти к самым альпийским лугам, где в это время уже должны были пастись отары и табуны, но не было никого и ничего, а потом снова погрузился в приятную тень от множества крон. Кони были недовольны – они определённо рассчитывали расслабиться на травке, и головной меринок даже попытался артачиться, не слушаться Роннара. Пришлось останавливать всех и успокаивать конька, уговаривать, смирять.
Здесь лес во всех направлениях был прорезан тропками и дорожками, деревья аккуратно, но с пониманием прорежены, все буреломы, если они были, давно разобраны на дрова – и видно было далеко. Поэтому ещё раньше, чем прозвучала ворчливая подсказка Агача, Роннар разглядел в отдалении покосы, а потом и обработанные поля. Хорошо обработанные, не просто перепаханные и брошенные, уже подёрнутые свежей порослью того, что всё-таки обычно не сеют. А следом – и аккуратные крыши за крепким частоколом. Недавно обновлённые крыши с дымками, пляшущими там и сям.
– Большое селение, – похвалил Зиец.
– Я же говорил! Не такие тут люди живут, чтоб так просто сдаться!
– Вот трепло, – беззлобно напомнил Агач. – А кто уговаривал, убеждал, что зря идём? Не ты ли, а, Габеш?
– Я обо всех думал. Вот и всё. Чтоб вы потом меня не попрекнули. Но раз тут всё в порядке, то и споры лучше забыть.
– У них, наверное, и хлеб свежий есть, – жадно предположил Унор, самый молодой из мужиков.
– Ну-ка, придержите коней, – приказал Роннар. – Ещё не хватало подлететь на скорости, чтоб нас всех перестреляли. Подъезжаем медленно, спокойно, руки подальше от оружия. Говорить буду я.
И медленно направил коня к дороге.
Глава 5
Лучезарный
Овеяние, великолепное и богатое герцогство, давно уже привыкли отождествлять не с чахлым и равнодушным к жизни отпрыском знатного рода, а с его супругой. Герцогиня тоже происходила из семейства, имевшего родственную связь с королевской династией, но отнюдь не настолько близкую и прочную, как её муж. Зато характера у неё могло хватить не то что на двоих – на всю семью разом, как бы многочисленна она ни оказалась. И теперь, когда герцог тихо преставился и его преемником, по идее, должен был стать его старший сын, всеми делами заправляла вдова. О ней так и продолжали говорить: герцогиня. Хозяйка. Глава семьи. Её сын был всего лишь наследником обоих родителей и вёл себя так, как хотелось матери, то есть покладисто и малозаметно.
Прежде эта женщина вроде бы не рвалась в политику и демонстрировала лишь одно желание: быть самовластной правительницей на собственных землях. Но политика сама пришла в её жизнь, когда, став любовницей короля, герцогиня родила от него ребёнка. Тут сомнений не возникло ни у кого – чтоб очистить дорогу правителю, герцог ответственно отбыл во владения и все четыре года, что супруга провела при дворе, носа туда не показывал. Последние сомнения решила церемония признания младенца – король посчитал его своим сыном, а значит, так оно и было.
Все, кто знал герцогиню, высоко оценивали и силу характера, и здравый смысл этой незаурядной женщины. Её визитной карточкой были сдержанность и холодность, умение держать людей на расстоянии и хранить от чужих взглядов и планы свои, и мечты, и надежды. Даже Бовиас мало что мог бы рассказать о собственной матери. Даже если б захотел.
– Тебе надо опередить своего брата, – сказала она ему. – Аранеф пытается изобразить из себя главу семьи, но за его спиной пустота. Ему не на кого опереться, и его земли не дадут большого войска, а союзников у него мало. Тебе следует сделать так, чтоб он отправился в столицу выяснять отношения с семейством весёлой вдовушки. Пусть там увязнет и оставит все силы.
– Сомневаюсь, что в его планы сейчас входит возвращение в столицу. Как понимаю, он отправил туда Гадара.
– Гадар ничего там не добьётся. Убеди Аранефа, что ему нужно заняться проблемами столицы самому.
– Мне вряд ли удастся повлиять на его решение. Ты ведь знаешь, он мне не доверяет.
– Всегда существует способ повлиять на противника и развернуть ситуацию в свою пользу. Как иначе ты предполагаешь справляться? Если интриги не сработают, тебе придётся избавляться от братьев военными методами. Силой. Труднее, дольше. Дороже.
– Ты ведь не ждёшь, что я начну их убивать.
Герцогиня холодно поджала губы. Эта нестарая женщина выглядела настоящей старухой, которой, впрочем, возраст лишь придал величественности, и, собственно, так и держалась. Время действительно щедро прошлось по её длинным чёрным волосам и чертам лица, увядшего намного заметнее, чем, например, кисти рук. Но дело было даже не в морщинах и седине. Когда– то поразительно красивая, она теперь с каждым годом внушала своим видом всё больший страх, и это присовокупляло пару десятилетий к реальному возрасту.
К тому же знать Лучезарного в своём подавляющем большинстве отличалась долгожительством, внешние приметы старости настигали их позже, чем простых смертных. На фоне сверстниц герцогиня потянула бы на их мать, если не бабку, но она не бывала в свете. Да и при том ощущении властности и силы, которое облекало её, ни облик, ни возраст не имели значения.
– Я ожидаю, что ты будешь в первую очередь стремиться к главной цели. Если мой сын не станет королём, то зачем было давать ему жизнь.
– Думаю, это решение принимала не ты. – Принц тоже умел придавать голосу холодок. Но у него, конечно, получалось хуже – сказывался недостаток опыта. – И корону на мою голову, если суждено так оказаться, возложишь не ты.
Женщина устремила на Бовиаса безвозрастный взгляд и тут же старчески пожевала губами. Глаза, врата в глубины загадочной её души, обладали таким всесокрушающим напором, что пустой затеей была бы попытка рассмотреть там хоть какую-то живую черту. И Бовиас не выдержал, увёл свой взор.
– Сомневаюсь, что ты будешь представлять собой хоть маломальскую величину без моих армий, моих денег, моей поддержки. Стоит лишить тебя всего этого, и каков будет финал? Другие претенденты оставят от тебя ошмётки. Ты запомнишь мои слова и будешь делать то, что я говорю. Сейчас ты должен убедить Аранефа переключить внимание на столицу. Пусть там сосредоточит все свои силы. А мы на них посмотрим и оценим. Если придётся бить ему в спину, это удобнее всего сделать из Кателиппа. Я найду, что им пообещать. Думаю, тебе пока не стоит жениться. Оставим этот козырь на крайний случай. Если убрать Аранефа, то из опасных останутся только Эшем и Конгвер, но первый тихий, и его можно будет осадить. А второй, глядишь, на торговце шейку сломает. Надо будет – поможем.
Герцогиня рассуждала вслух, то и дело перескакивая с мысли на мысль, и в душе Бовиаса зашевелилось огненное негодование. Теперь он уже вполне отдавал себе отчёт в том, что мать видит в нём лишь инструмент для достижения личных целей, воспринимает как что-то вроде собственной руки или ноги – неотъемлемой части себя. Предположение, что сын может иметь также и свои желания, чувства, намерения, никогда не посещало эту женщину. Впрочем, так она смотрела и на других детей, и на приближённых, на всех, кто хоть как-то был с нею связан и тем более зависим.
Спорить с нею было бесполезно и к тому же опасно, Бовиас давно это усвоил. Проще было следовать её указаниям, каково бы ни оказалось собственное мнение. Поэтому, обдумывая и другие варианты, он именно теперь согласился на встречу с Аранефом, а во время беседы не спеша переходил в наступление, то и дело стал вворачивать в разговор замечания вроде: «Что ж, разумеется, тот, кто владеет столицей, владеет и троном. Вдовушка рассудила неглупо». И отметил про себя, как каменеет лицо брата, едва он это слышит. Удовлетворения Бовиас не чувствовал, ведь это была идея матери, а не собственная, и потому своим искренним равнодушием ему удалось обмануть Аранефа, и, что было намного ценнее, избегнуть разговора по сути.
Да, он считает, что годится на роль регента больше, чем кто-либо из семьи. Почему? Потому что у него в руках больше реальной власти, сил и влияния. Кто ещё может с ним потягаться? Эшем, старший брат, который сидит в своём Оскарде и носа оттуда не высовывает? Ему на всё плевать, он до сих пор даже свою позицию не обозначил. Или, может быть, Аранеф имеет в виду себя? Но что брат может прямо сейчас предложить королевству? У него ни армии, ни опытных в управлении людей, которые зато есть у Бовиаса.
И с чего брату так возмущаться? Ведь речь идёт всего лишь о регентстве. Судьба короны ещё будет решаться, и, может быть, именно на Аранефа падёт выбор. Никто не может этого знать. Что решает регентство? Да, собственно, ничего. Полномочия регента нужно давать тому, кто способен выполнять обязанности сразу, с первых же минут. Он, Бовиас, между прочим, способен на это хоть сейчас, а Аранеф – нет, потому что как бы гениален брат ни оказался, в роли регента без команды умелых и знающих подчинённых он бесполезен. И, конечно, достаточно умён, чтоб с этим согласиться.
Аранеф, разумеется, считал себя очень умным человеком, но соглашаться с доводами Бовиаса не спешил. Он лишь сделал вывод, что договориться удастся вряд ли, а значит, нужно спешить со свадьбой Лары и размещать в Ниэхиме армию. Пока он смог найти всего пять сотен бойцов – солдаты из его собственных владений и бойцы соседей, с которыми удалось договориться, – но и они способны на многое. Тем более что отряд так удачно расположен.
Очень скоро Бовиас и его матушка осознают, в каком сложном положении они оказались. И, если будет благосклонно Пламя, в их душах проснётся благоразумие, заставит поубавить пыл и амбиции сдержит. Граф Ниэхима с радостью пошёл на переговоры и охотно согласился взять в супруги принцессу, и на все условия пошёл. Глаза у него горели от восторга; Аранеф не имел особого желания вникать в причины этого восторга, принц просто успокоился. По его мнению, реакция нового союзника свидетельствует о том, что план Конгвера, видимо, увенчался успехом.
Свадьбу предполагали играть второпях. Такое не очень-то подобало членам королевской семьи, но жених торопил, и спешка была на руку принцам. Лара, младшая из принцесс, благовоспитанно молчала и не настаивала на пышной церемонии или роскошном празднестве, а также воздерживалась от критики выбора братьев. По логике, обычное бракосочетание на верхах должно было собрать всю семью, но очевидно, что в нынешних обстоятельствах это было невозможно.
А раз так, то Аранеф счёл, что и ему присутствовать не обязательно. Слова брата пали на подготовленную почву – он решил вернуться в столицу и разобраться там с, как он выразился, «затянувшимся фиглярством». А Конгвер пусть олицетворяет семью и выдаёт сестру замуж. В конце концов, это в первую очередь его сестра, раз они дети одной матери.
– Ты должен был расстроить этот брак, – возмутилась герцогиня. – Должен был хотя бы предупредить, и я предложила бы ниэхимцу свою внучку.
– Твоей внучке три года от роду, – напомнил Бовиас.
– Он бы подождал. Союз со мной ему должен быть выгоднее, чем с семьёй Конгвера.
– Полагаю, наш сосед думает иначе, раз уж он решил жениться на Ларе.
Повелительница Овеяния посмотрела на сына свысока.
– Ты ничего не понимаешь. Я недовольна тем, что ты упустил из виду такую важную информацию. Ты должен был предупредить или сам, разузнав в разговоре, повернуть ситуацию так, чтоб вышло по-нашему. Да, Аранеф возвращается к столице, как и было задумано, но что нам толку? Если придётся убирать ниэхимца, чтоб обезопасить тыл, мы увязнем в сражениях на предгорье. Ты меня разочаровал.
– Легко требовать от окружающих невозможного.
Если для тебя невозможна такая малость, то на что же ты способен без моих указаний? Запомни это, мальчишка. – Герцогиня запрокинула голову и несколько мгновений стояла, прикрыв глаза. – Я знаю, что делать в этой ситуации. Прикажу моему банкиру связаться с Кавиром: пусть ему сообщат, что Аранеф идёт к столице, чтоб вздёрнуть его. Пусть торгаш расправится с принцем, если желает получить моё покровительство. А ты чуть позже возьмёшь часть войска и двинешься к столице. И там покараешь выскочку за убийство. Это выведет тебя на гребень волны.
– Трудно поверить, что Кавир окажется таким дураком и пойдёт на убийство принца, – отозвался ошеломлённый Бовиас.
– Вот доказательство того, что я намного разумнее тебя. Я знаю, как добиться нужного результата, а ты, раз не знаешь, слушайся и набирайся ума. Пойду отдам распоряжение.
Бовиас не испытывал особенно тёплых чувств к Аранефу. Он вообще мало к кому умел испытывать чувства, потому что хоть и частично, но всё же унаследовал от матери присущую ей душевную холодность. Принц по большей части жил при дворе, вдали от матери, но и с братьями и сёстрами не сближался. Однако намерения герцогини в отношении его родственников – это было слишком даже для него. Представление о том, что кровь их семьи священна, было впитано с молоком кормилицы и твёрдо усвоено в годы учения. Одно дело потеснить братцев, обойти их в гонке за регентство и корону и потом править ими сурово и мудро. Другое дело – физически уничтожить.
Это чудовищно, даже если забыть, что подобное решение граничит со святотатством.
Однако даже в таких вопросах спорить с герцогиней – дело пустое и опасное. Если сейчас Бовиас начнёт возражать, мать заподозрит его в готовности воспротивиться ей, выйти из-под контроля и затеять свои интриги, и, возможно, примет меры. Тогда в следующий раз он просто не узнает о её намерении расправиться с кем-нибудь из членов его семьи.
Тем более сейчас – да! – он нуждается в ней и её поддержке. Где иначе ему брать армии, деньги на ведение войны или верных людей, готовых принять на себя все тяготы регентских, а потом и королевских обязанностей? Собственные владения Бовиаса скудны, с них многого не выжмешь, кроме того, в его распоряжении лишь те связи, которые за свою жизнь накопила герцогиня.
То есть нужно каким-то образом использовать её амбиции и заставить их служить его интересам. Не спорить с нею. Делать вид, будто сын послушен и во всём согласен с матерью. Втихомолку действовать по-своему. И, возможно, чуть позже удастся добиться того, чтоб сторонники перестали воспринимать его только как сына герцогини.
И он отправил в столицу своего посланника, который должен был напомнить Кавиру и всем прочим, кто активно принял его сторону, что плоть и кровь членов королевской семьи священна. Что убийство кого-нибудь из принцев или принцесс никогда не получит прощения. Пожалуй, этого будет достаточно, чтоб торговец понял, чем ему грозит полная уступка желаниям госпожи Овеяния.
Аранеф же пребывал в полном неведении относительно опасности, которая над ним нависла. От границ герцогства до столицы было чуть больше полного дня пути, но, конечно, если путешественник мог позволить себе по-настоящему дорогой экипаж, поддержку чародеев и лучших коней – тех, которые выращивались на насыщенной магией траве Диэдима и соседней с ним области. Эти кони уже не в полной мере были конями, чародейство давало им запредельную силу и выносливость. И красоту.
Братья, путешествовавшие вместе, почти не разговаривали. Гадара, в отличие от Аранефа, тревожили дурные предчувствия. Возможно, интуиция тут была ни при чём, потому что принц смутно понимал: просто так появляться рядом со столицей может быть небезопасно. Если отец Алкеды сумел взять в свои руки королевскую гвардию, значит, на что-то он способен. Следовательно, приходить к столице можно только с армией.
Кстати говоря, пример Ианеи вполне поучителен. Да, традиция запрещает приводить в Лучезарный уроженцев среднего мира, но она же накладывает абсолютный запрет на междоусобицы в королевской семье. И что, кого-нибудь это волнует? Вон, все непринуждённо враждуют себе, и дальше, видимо, будет только хлеще.
Так, может, по примеру Ианеи и ему стоит обзавестись своей армией (не говоря Аранефу ни слова)? Гадар лениво размышлял об этом на всём пути к столице. Один вопрос его волновал: где бы раздобыть достаточно денег, чтоб платить этим стервятникам, умеющим нормально воевать только на золотом «топливе»? Может быть, просто пообещать, а там уж как-нибудь? Посмеет ли наёмное отребье откровенно требовать от принца деньги? Или всё-таки станет послушно ждать, когда с ним соблаговолят расплатиться?
Утомлённый путешествием, Гадар предпочёл сделать остановку у частного канцлерского особняка, нисколько не сомневаясь, что владелец будет счастлив принимать в гостях двух августейших особ. Сложнее всего оказалось убедить Аранефа в полезности этой остановки. Пришлось изобретать аргументы на ходу. К счастью, именно сейчас Гадару было не лень их изобретать.
Аргументы были просты, как колун: в нынешней ситуации в первую очередь следует поинтересоваться позицией канцлера. Конечно, необходимо узнать, чем же он занимается в нынешние тревожные времена и как действует. Решил ли служить наглой узурпаторше? Остался ли верен королевскому семейству? От этого многое зависит. Аранеф, услышав последние доводы, задумался.
Правда, в особняке канцлера Гадар первым делом поинтересовался меню и спросил, можно ли подать вино с фруктами и сыром на террасу. И что там с ванной? Прислуга соблаговолит наконец проснуться и выполнить свой долг? Или принцы сами должны себе еду подавать и откупоривать бутылки? Аранеф лишь молча проводил его взглядом. Канцлера в резиденции не было. Мажордом сообщил, что его господин в столице, вот только указаний от него не поступало уже несколько дней. Возможно, милорд слишком занят. Нет, о беспорядках в городе никто из них не слышал. И городские ворота, как раньше, открывают на заре и закрывают перед сумерками, и люди живут по-старому.
Всё как всегда.
Но принц ему не поверил. Голос у управляющего дрожал, бледность настораживала, и, кажется, даже руки вздрагивали. От вальяжности, важности и церемонности, которые изначально и по определению характеризуют любого человека, занимающего его должность (или хотя бы подобную), остались одни воспоминания. Но, заметив странность, принц сразу же сделал из неё вывод, что обстановка в столице куда напряжённее, чем пытается представить мажордом. Может быть, он и не лжёт сознательно, просто недопонимает ситуацию. Ему простительно, он всего лишь слуга.
В конечном итоге, плюнув на Гадара, откровенно показывавшего, что кроме вина, закусок да ванны его сейчас ничто не интересует, Аранеф потребовал снова подать экипаж. Он отправился в частный особняк сенешаля – уверенный, что уж тот-то наверняка должен быть в курсе происходящего, даже если пока и не успел сам взяться за наведение порядка в столице. Надо напомнить, что это вообще-то входит в его прямые обязанности. И о намерениях канцлера узнать тоже.
Здесь гостя встретили уверенно и спокойно. Почтительно выслушали раздражённый приказ, заверили, что сенешаль ждёт, проводили в верхние покои. Только когда дверь пустой комнаты затворилась за Аранефом и не открылась на окрики и стук, он понял, что попал в ловушку. И что сенешаля, который держал бы ситуацию под контролем, здесь нет. Хотя поверить в случившееся ему было трудно. Ведь это абсурдно, чтоб кто-либо, кроме короля, посмел запереть представителя августейшего семейства в зальце с фигурными решётками на окнах.
Гадару дали чуть больше времени. Слуги несли на стол один сорт вина за другим, и истосковавшийся по спокойному досугу принц отпробовал все по очереди. После чего уснул так крепко, что не составило ни малейшего труда доставить его в столицу, в стены Лилейного замка. Очнулся Гадар уже в башне, и ещё очень долго не мог поверить, что всё происходящее ему не снится, что это всерьёз. Он даже не знал, кто именно пленил его; это, собственно, мог быть кто угодно, даже кто-нибудь из братьев. Ведь каких-либо объяснений сын короля не услышал, к нему в роскошно обставленную, но всё-таки тюремную камеру приходил только немой слуга, на все вопросы и требования реагировавший только поклонами, кивками либо отрицательными движениями головой. И всё.
С Аранефом было сложнее. Он быстро сообразил, кто стоит за случившимся, и сам угадал, в чём главное затруднение злоумышленника. Не так-то просто взять под стражу принца и заставить своих людей охранять его, конвоировать и не подчиняться приказам узника, если тот додумается их отдать. Да, среди доверенных людей Кавира (а в том, что постарался именно он, Аранеф совершенно не сомневался) могла найтись парочка отчаянных голов, готовых для дела даже в Пламя плюнуть. Но сколько таких с ходу можно наскрести по сусекам?
Сын короля смутно понимал, что время пройдёт, и если он лично не примет суровых и скорых мер, королевская кровь перестанет быть священной, как она есть. И в среде развоевавшейся, оторвавшейся от корней и традиций молодёжи появится много тех, в ком не останется уже ничего святого.
Однако пока…
Принц и банкир осознали всё это примерно одновременно, независимо друг от друга, хоть и каждый со своей точки зрения. И если Кавир при этом задумался о поисках выхода (как бы так перевести пленника из особняка сенешаля в надёжный замок, да чтоб он не смог отдать охране приказ – вдруг возьмут да и подчинятся его высочеству!), то Аранеф устремил внимательный взгляд на служанку, которая приносила ему обеды и ужины.
– Ты ведь понимаешь, что должна служить благословенной Пламенем королевской семье, и это намного важнее, чем твой долг перед господином. Не так ли?
Девица, похоже, побаивалась нарушать категорический запрет, но её взгляд сказал принцу многое. В следующий раз ему прислуживала уже другая девушка, нескладная, пожалуй, даже просто уродливая. И косноязычная. Пленника это встревожило едва-едва, он уже знал, как именно следует действовать.
Причём быстро, потому что расположение комнат в этом особняке Аранеф знал получше, чем Лилейный замок. Отсюда, как он надеялся, удалиться будет проще… Ну нельзя же было, в самом деле, серьёзно называть это побегом! Бежать принцу не пристало. То, что всякие торгаши никогда не будут иметь права заключать под стражу принцев, а значит, и избавление из такого плена должно называться как-то солиднее, чем просто «побег», конечно, понималось по умолчанию.
А ещё Аранеф ждал, что отец королевской вдовы захочет побеседовать с ним. Он много что смог бы сказать Кавиру, который, кажется, об этом догадывался, потому что являться на встречу не спешил. Сын короля был уверен, что теперь, когда банкир переступил границу дозволенного, его братья сочтут момент удобным, чтоб избавиться от выскочки, уже не церемонясь с ним. Кавир же мешает сейчас всем членам королевской семьи, без него вдовушка вряд ли решится на что-то претендовать, и следовательно. Следовательно, братья воспользуются появившимся поводом.
Аранеф, конечно, учитывал и такую малоприятную ситуацию, что выручать себя придётся самостоятельно. Допустим, торгаш рассчитывает держать принцев в плену как заложников. Идея напрашивающаяся. А значит, лучше и самому побеспокоиться о своём освобождении.
Какого-нибудь опытного интригана удивило бы, почему это принцу не пришла в голову мысль, что его вообще-то могут убить. Сын короля смотрел на мир так же, как и все другие обитатели Лучезарного и Опорного миров. Он не менее, чем подданные государя, верил, что рождён в священном семействе, и кровь в его жилах – священная кровь. И что даже отказ подчиниться ему – уже святотатство.
Такая уверенность и в окружающих будит убеждение, что иначе просто не может быть.
А Конгвер тем временем знать не знал, что на свободу его братьев кто-то покусился. Он был единственным принцем на свадьбе Лары, но и его мысли бродили в пространстве, далёком от темы брачного торжества. Говорились положенные слова, совершались положенные жесты и движения, но на ум приходили лишь соображения касательно того, как организовать оборону и как нападать, если потребуется, и что может вынудить Овеяние к миру.
Конгвер был сравнительно молод и совершенно неопытен. При жизни отца его волновала только учёба, да и всё. Он изучал историю Династии, войн с Опорным, возведения действующей ныне магической системы, законы и многое другое, что только могло понадобиться в жизни аристократу высочайшего происхождения. Никогда всерьёз и даже в мыслях принц не примерял корону, в лучшем случае видел себя в числе доверенных помощников действующего правителя, в роли которого ему виделся только отец. Чего ж необычного – короли живут долго, ведь они благословлены магией.
Только после смерти родителя, осознав, какая неразбериха начинается, задумался о том, на что способен сам.
Его тревожила неуверенность в себе, но гордость не давала этого показать. И Конгвер успокаивал себя математической стройностью расчётов, с помощью которых пытался конструировать свои планы. Поведение людей практически невозможно свести к цифрам и упихать в формулу, но всё-таки по большей части политика поддаётся прогнозированию, и те или иные действия приводят обычно к определённому результату, известному заранее.
Мысленно погружаясь в пространства вероятностей, принц утешался простотой и очевидностью итоговых алгоритмов. Они заслоняли от Конгвера страшный образ бездны случайностей, которая только и ждёт своего часа, чтоб вторгнуться в его расчёты и разрушить их до основания. Сын короля всё понимал, но допускал этот самообман, чтоб сохранить уверенность, спокойствие и хладнокровие.
И сейчас основная идея выглядела просто: имеющийся скромный, но хорошо тренированный и экипированный отряд вставал на восточной границе Ниэхима, собственное ниэхимское войско ожидало своего часа чуть южнее, заодно намекая Кателиппу, соседнему графству с выходом к морю, на необходимость вести себя благоразумно. Имея под боком такую серьёзную угрозу, кателиппский лорд вряд ли рискнёт усадить своих солдат на корабли и отправить их к столице, даже если герцогиня Овеяния будет настаивать на соблюдении договора. Ведь в случае чего вельможная дама не станет защищать земли соседа как свои, это-то он должен понимать.
Проще говоря, крупные силы, размещённые в маленьком Ниэхиме (владельцы которого даже не могли доказать близкое родство с династией, то есть относились к числу наименее знатной аристократии), заставят всех сторонников Овеяния серьёзно задуматься.
Были у принца и идеи, где раздобыть ещё войск. Пожалуй, очень крупные силы можно отыскать и даже получить в своё распоряжение там, где герцогиню не любят или опасаются. Такие лорды тоже есть. И, конечно, обладают землями где-то поблизости, потому что, как легко догадаться, владетелям отдалённых областей герцогиня и её душевные качества безразличны. У них хватает своих забот. Поддержку против Овеяния нужно искать рядом с Овеянием.
Поэтому Конгвер оставил сестру осваиваться в новом для неё качестве замужней дамы и отправился в разъезды.
Днём раньше свадьба сослужила ему очень важную службу – гости съехались в Ниэхим отовсюду, гордый жених наприглашал соседей, и принцу достаточно было внимательно вслушиваться в разговоры, чтоб составить определённое, так нужное ему мнение. Вся подноготная жизни в округе открылась гостю за один вечер: кто кого ненавидит, кто к кому расположен или затеял интрижку, считает себя обиженным или рассчитывает на сочный кусок. Информации было предостаточно, делай себе выводы, главное, чтоб они оказались правильными.
Конгвер отлично понимал, что Лара была вынуждена совершить мезальянс. Неудивительно, что жених так радовался – при иных обстоятельствах рассчитывать на брак с принцессой он не мог. Именно на это понимание брат молодой супруги и возлагал надежды. Если новый союзник станет ценить свою удачу, Ларе будет проще с ним поладить, а принцам – получить желаемую поддержку.
А дальше можно будет посмотреть. Возможно, в будущем её мужу достанется что-нибудь помимо маленького Ниэхима. Какая-нибудь хорошая должность или дополнительные владения. Всё возможно. Род его поднимется, и брак перестанет казаться таким сомнительным.
Главное – удержать ситуацию на грани, в равновесии до момента, пока не родится младший брат. После родов можно будет провести высший выбор и, когда у Лучезарного снова появится король, наведение порядка уже станет его заботой. В то, что королём может быть объявлен младенец, Конгвер просто не верил. Пламя всегда принимает самое мудрое решение.
