Текст книги "Черные врата"

Автор книги: Ярослав Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Ну ты даешь, каскадер! Ты прямо-таки… кудесник!

Она легонько касается кончиками пальцев его щеки, его лба.

Что это – такая осторожная и беглая ласка? Или она всего только проверяет у Кудесника температуру? Что же, вид у него действительно сейчас должен быть неважный. Как после перенесенной только что лихорадки.

Неспешно и осторожно – следя за тем, чтобы не потерять равновесие – он поднимается и отходит на несколько шагов прочь от камня. Нормальное кровообращение в ногах постепенно восстанавливается… Плотное тело вновь начинает привыкать к тонкому, с которым было разлучено. Ощущение, как если бы натянули вновь на руку лайковую перчатку, перед этим недавно снятую. Но только что здесь перчатка, а что рука?

– А это потому что я и вправду – кудесник. И я надеюсь, что слово «прямо» подходит: я почитаю только добрых богов и кривда – не по моей части.

Кудесник дышит уже ровнее и он чуть улыбается, сказав так.

Майор подходит поближе и смотрит в его глаза. И тоже улыбается ему чуть-чуть – краем губ. Похоже, что она собирается ему еще что-то сказать, возможно… или же о чем-то его спросить.

– Единственный прямой путь – это вера, – вдруг слышат они твердый негромкий голос. – Правильная христианская… православная. А вот язычество не может представлять собой прямой путь!

Кудесник и Майор оборачиваются.

Игумен уже стоит в рост у камня, придерживаясь рукой. И выцветшие серые глаза его, ясные, смотрят на них в упор твердо, спокойно и прямо.

Улыбка у Майора делается тогда шире, а выражение лица ее становится вновь обычным, ей всегда свойственным. Таким, то есть, что ничего ты не прочтешь на этом лице, кроме уверенности в себе и, может быть еще, несколько напускной жизнерадостности.

– Смотри-ка ты, оклемался! Ты, батюшка, сначала бы поблагодарил человека, что он тебе жизнь вернул, а уж потом бы и обличал язычество!

Глубокая вертикальная складка прорезывается между бровей Игумена.

– Жизнь мне возвратил Бог. А ты, дочка, мала еще будешь меня учить. Ведь чтобы кого учить, разумение человеку требуется, а ты вон – ружьями-то вся пообвесилась! Мода, что ли, нынче у вас такая? Все бы вам теперь сафари, а кто детей рожать будет? Может, оттого-то и последние времена…

– Конечно, жизнь тебе вернул Бог, батюшка, – говорит Кудесник. Рука его привычно совершает при этом крестное знамение. – Ведь это именно Он послал нас, как Свое орудие, направив этой дорогой. Рад, что древнее искусство не подвело и торжествует воля Его… Язычество же и вправду не прямой путь. Да только на Руси его никогда не знали. Потому что русский ведизм – не язычество.[1]1
  Так именно говорит Велесова Книга, писаная древними рунами на деревянных дощечках. Чудом сохранившийся реликт охватывает период русской истории больший, чем десять тысячелетий. Дощечка, нумерованная исследователями как II 5а, гласит: «мы… уселись на севере… и были богами хранимы от многих, называемых языцами». Обратим на это внимание: ведические боги хранят от язычников. Далее, дощечка II 5б: «Языцы… разили со злобой… и воровали быков наших. И так продолжалась эта борьба двести лет… И вот языцы отошли на полдень и оставили нас». Наконец, I 8а: «Мы враждовали со злыми язычниками, мы пели, что мы – русские, и о славных днях…» Чем именно противоположны язычество и русская исконная вера – ведизм? Книга говорит и об этом, и она дает четкое богословское определение. Дощечка III 22: «[язычники] враги богам нашим… ибо не богов почитают, а людей высеченных из камня, подобных мужам. А наши боги суть образы». Учитывая контекст видим: это последнее понятие – образы – весьма напоминает по смыслу эйдосы платонизма: первоначала, посредством которых Вышнее Божество творит, «образует» мир. И сам рунический текст, и переложение Велесовой Книги на современный русский даются в книге Александра Асова «Русские Веды» (М., 1992).


[Закрыть] Ведизм это исконное русское священство… православное, батюшка. Хотя и неофициальное.

3. БЛАГОСЛОВЕНИЕ

Как медленно прогорает хворост… Здесь трудно его собрать, но неистощимы ветви эти на жар, узловатые и корявые. Они скопили в себе, наверное, немалый избыток силы, выстаивая в таких условиях.

– А вот скажи ты мне, дочка, откуда у тебя разумение… про такие тайны? – вдруг спрашивает Игумен.

– Мне рассказал о Черных Вратах… мой друг. Сотрудник той же конторы, где я. Но только он по другому ведомству. Я-то по наркоте, а он… Словом, «в темных и страшных подвалах» есть и такой отдел, который ведет расследования по всякой мистике. Вроде как это нужно, чтобы смотреть, не делается ли какая-нибудь секта тоталитарной. Опасной, типа как Аум Синрике с его ядовитым газом и поражающим необратимо зомбированием.

– Откуда ж в этом отделе знают про Черные Врата, про дорогу к ним?

– А разве ты настолько наивен, батюшка? Да ведь стукачи есть повсюду! В том числе и у вас. И у них. (Майор кивает головой в сторону Кудесника.)

– Едва ли я не успел потерять наивность: годы мои не те, – говорит Игумен. – Я просто все еще не умею, дочка, так сразу думать о людях плохо.

– Понятно: рассказал тебе сослуживец, – расспрашивает старец еще, помолчав немного. – А ты сама-то здесь, девочка… тоже по долгу службы?

– Ты слишком хорошего мнения о моей службе, – Майор смеется, и влажные белые зубы ее сверкают в луче костра. – Какое! Наши командиры совсем лишены фантазии. Сошел Небесный Огонь на Гроб или нет, а они подобное никогда всерьез не рассматривают. Идеи типа Последней Битвы Добра и Зла проходят у них как выспренная и безвредная блажь. Они не видят в Потустороннем опасности ни, тем более, истока всех вообще опасностей. «По долгу службы», ты говоришь, отец… да какой там долг! Я просто это как-то почувствовала… что – надо… И мне пришлось – представляешь? – даже и совершить некоторые весьма серьезные служебные преступления, чтобы сюда добраться… во всеоружии. Вот как забавно все складывается!.. А ты бы лучше мне сказал, батюшка, как сам-то ты узнал о Черных Вратах?

– Мне рассказал о них Бог.

Игумен говорит это просто, как если бы он давал какой-то привычный и очевидный почти ответ. «Как ты нашел эту улицу, ведущую на Старую площадь?» – «Спросил у встречного».

– Как только мы получили весть, что на Гроб не сошел Огонь, – весь монастырь застыл в ужасе…[2]2
  Церковь хранит предание, что если в какой-то год Небесный Огонь не сойдет в Иерусалиме на Пасху на Гроб Господень – то, значит, это есть год Армагеддона и Конца Света. О ежегодном чуде нисхождения Огня и об этом предании я говорю подробно в предисловии к данной повести.


[Закрыть] я молился… Я верил, что Господь мне укажет, что именно и когда я должен, игумен, делать – коль скоро Это произошло. И вот Он мне рассказал… и я укрепился, несколько, и я затем успокоил братию, сколько мог, потому что мне сделалась известною Его воля.

Взрывается в костре головня. Высокий новый вихор поднялся из пламени и стоит… Кудеснику представляется, как идет старик, свершая в сердце своем непрестанную теплую Иисусову молитву. Заветные восемь слов. На восемь ударов сердца…[3]3
  Слова молитвы такие: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Она не произносится вслух. Как правило, монахи повторяют ее в уме (поэтому она называется еще умная молитва), и некоторые из них – постоянно. Все существо тогда привыкает к этому столь, что произнесение каждого слова совпадает с ударом сердца. Чего это дает монаху? По крайней мере уж то, что именует восточный ведизм очищением сознания. Освобождением от «белого шума», как это называет Восток, то есть от неконтролируемого потока обрывков мыслей, случайных ассоциаций, переменчивых настроений. Освобожденное от всего этого, сознание обретает устойчивую концентрацию цели, в нем устанавливается твердость намерения. О практике сей умной молитвы говорит книга неизвестного русского писателя «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Йоги Индии, когда случалось им видеть православных молитвенников, поражались тому, как у них «поставлено дыхание», и даже признавали их в этом смысле лучшими «йогами», нежели они сами. Конечно, практика Иисусовой молитвы дает и большее. Она способна «низвести Небесный Огонь в храм сердца», как это говорил Филарет Московский.


[Закрыть] Игумен просто идет, куда ему сказал Бог. Не думая ни про холод, ни про усталость. Ни даже и про то, что с ним будет… Он продолжает путь, пока не покидает его душа тело.

– А ты как узнал, сынок? – вдруг ощущает Кудесник на себе взгляд Игумена.

– Я прочитал в нашей Книге. И насчет места, и какое будет расположение звезд, когда…

– В Черной? – и делается вновь насторожен выцветший стальной взгляд.

– Ах!.. Будет тебе, отец! – не выдерживает Майор, собравшаяся вздремнуть. – Ведь все ж вы с ним уже разобрали, в пыль перетерли!

– Черную Книгу из нас только те читают, кто посвящен в Чернобога, – спокойно отвечает Кудесник. – А посвящение мое… не в него. А Книга, которую я храню – Глубинная.[4]4
  Ее еще называют Голубиная Книга. Это легендарный источник русской сокровенной белой (в отличие от чернокнижия) волховской мудрости. Официальной исторической науке известны только частичные и едва ли точные с нее списки. В былинах про нее сказано:
  Пала с неба Книга великая, Голубиная...
  По ее страницам царь ходит – знаки читает.


[Закрыть]

У старика в глазах тает лед. Укрытая глухим клобуком голова кивает, едва заметно.

– Я знаю о древнем ведении, – вдруг произносит Игумен, тихо, глядя в огонь. – И это не его я назвал язычеством. И не по его поводу я тревожусь – вдруг черное? От истинного древнего ведения – какой вред? Кто вправду хранит исконное, те подобны – по сути – нам, священству официальному. Мы поклоняемся Троице Пресвятой, а вы – Триглаву Великому. Мы знаем, что у Сына Божия двенадцать учеников апостолов, а вы учите, что есть при Боге Отце Всевышнем двенадцать прибогов, или же богов малых, или же – Сил.[5]5
  «Не двенадцать ли вас избрал Я?» говорит Иисус апостолам. (От Иоанна, 6:70) И Он же говорит ранее: «Не может Сын творить ничего Сам от Себя, не видя Отца творящего; ибо, что сотворяет Отец, то творит и Сын также». (От Иоанна, 5:19) Следовательно, когда Христос избирал на земле двенадцать – Он и тогда прообразом имел в вечности некое деяние Своего Отца! Нет основания воспринимать как «темное» место из послания апостола Павла, которое и до сего времени вызывает споры: «Мы знаем, что… есть боги на небе и на земле… но… один Бог Отец, из Которого все». (1-е Коринфянам, 8:4–6) Учение о богах малых – о прибогах, сказали бы в древности на Руси – находим у Дионисия Ареопагита, столпа православного христианского богословия. «…богами (qeouz) называют высшие сущности… через которых причащаются даров от Бога (Qeou)… в соответствии со своими особенностями». (О божественных именах, 12:4) Также и святой Григорий Палама учил о существовании божественности не только «высшей», но и «низшей». Употребляя для обозначения этой последней иногда просто множественное число: «боги». Со временем смысл этого был утрачен в официальном христианском учении. Но на Руси – не всеми. Молитвы некоторых северных старообрядческих толков и до сего времени включают имена исконных русских богов как Сил, сотворяюших волю Бога. У Дмитрия Мережковского есть меткое изречение о богах Руси: «Можно сказать, что это боги крещеные… переливаются друг во друга, как цвета радуги, а Солнце за ней одно… Все они не только крещеные, но и крестители; все говорят: Идущий за мною встал впереди меня, я не достоин развязать ремень обуви Его». («Атлантида – Европа», Белград, 1930) По сути, Мережковский повторяет слова из апокрифического Евангелия Фомы (стих 35), которые сказал Иисус: «Где Троица – там и боги».


[Закрыть] Мы знаком имеем крест, а вы крес. Вы ждали первого пришествия Сына, у вас о Нем всегда были пророческие волховские легенды. Предания о рождестве Спаса Даждьбога – так вы называете Сына Вышнего. Легенды эти предсказывали даже и Его земной путь. Его преображение и распятие, Его воскресение и восхождение по горе на небо. Конечно, многое в этих преданиях вы говорите иносказательно. Но ведь и Сам Спаситель, о котором были ваши пророчества, тоже говорил притчами, когда он учил народ… И вы, хранители древнего ведения, хорошо знали, что означают ваши иносказания. Иначе трое из вас не смогли бы первыми прийти и поклониться Ему, как только Он пришел во плоти.[6]6
  В альманахе «Исконный Триглав» (М., 2004) опубликована работа Дмитрия Логинова «Велесова Книга свидетельствует: евангельские волхвы с Востока суть русы».


[Закрыть] Да, я в это всегда верил, что вы ожидали Его первого пришествия, как мы сейчас ждем второго.

– Мы все его ожидаем, – присовокупляет Кудесник. – И вот узнали, что ждать осталось совсем недолго. И тем не менее мы с тобою едва ли до него доживем, отец.

– Да, едва ли.

Постреливает хворост в костре.

– Рад, – говорит Кудесник, – что ты так хорошо все знаешь про наше ведение. Про сущностное единство нашей веры с твоей. Она древнейшая на земле. И только на Руси она как от самого начала была, такою и по сей день стоит. У нашего народа вера не переменивалась, а только, когда наступило время, Владимир и народу всему сообщил о том, что древнее прорицание волхвов – совершилось. Ведь Это Константин обращал – ромеев. А князь Владимир лишь официально удостоверил, что ныне делается на Руси основанием веры то, что прежде было ее же чаянием.

– Вот только, – прибавляет Кудесник, – откуда же тебе все это так хорошо известно, отец игумен? Ведь вы, священство официальное, считаете свою историю лишь с Владимирова крещения.

– Не все попы такою полагают ее, сынок, – отвечает, прищурившись на огонь, Игумен. – Хотя, конечно же, очень многие. Подавляющее, как это говорят сейчас, большинство. И тем не менее мы, последователи старого обряда, тех северных его толков, которые ни в чем не отступили от изначального на Руси, – уж мы-то никогда не считали, что будто пустота была до Владимира! Ведь мы держались и поныне держимся книг, не переписанных по греческим образцам. Да и от себя ничего не прибавили и не убавили, как некоторые иные толки.

– Да, батюшка, я заметил, что ты старообрядец. По двуеперстию твоему.

– Да не в двуеперстии дело! И не в прямоте жезла. И не в сколько раз «аллилуйя». И не… А главное наше дело: мы знание сохраняем о прямоте преемственности.[7]7
  Принято полагать, что будто бы раскол произошел только в результате неприятия троеперстия и других действий, по форме несколько отличающихся от принятого прежде канона. Но это представление поверхностно. По поводу одного этого не родилось бы на Руси неприятия столь горячего… вплоть до самосожжений! Причина была в ином. Людей повергало в скорбь, что переписывание по греческим образцам церковнослужебных книг, санкционированное собором 1666 года, хоронило ведение о прямой преемственности русской веры от самого Христа – и закрепляло ложное представление, что будто бы церковь русская есть лишь порождение и наследница византийской. Сей устоявшийся теперь взгляд опровергается текстом Оповеди, старинной рукописи, которая повествует: «Андрей от Иерусалима прошед Голяд, Косог, Роден, Скиф, Словен, достиг Смоленска и… на Валаам пошел, крестя всюду… и многие волхвы окрестились». Вот эти-то окрестившиеся от Первозванного ученика Христа основали русскую церковь – за тысячелетие до Владимира! И она, не знавшая ни гонений, ни ересей, ни крайностей чрезмерного миссионерства твердо сохраняла в лоне своем в изначальном виде учение Самого Христа. Замолчанному этому тысячелетию жизни русской православной церкви посвящена книга протоиерея Стефана Ляшевского «История христианства в земле русской с I по XI век» (М., 2002). История не полна, к сожалению, но основная мысль книги аргументируется протоиереем со скрупулезной тщательностью: «Апостольское преемство от самого Андрея и свет учения никогда не прекращались на русской земле и донесены были до [времен] святого Владимира». Владимир же лишь провозгласил веру, стоявшую на Руси со времен Христа, религией государственной.


[Закрыть] Мы знаем, что учим точно также о совершении древнего русского Пророчества, как исповедовал учителям нашим сам святой апостол Андрей!

– Но мы не осуждаем единоверцев, принявших новый обряд, – говорит Игумен. – Хотя и в результате такой уступчивости произошел раскол. Не мы хотели раскола, мы просто чаяли выстоять в исконном обряде, сохранить истину. Те ж из нас, которые раскола желали, соблазнились и еще больше, чем принявшие обряд новый: понапридумывали чего-то от себя и основали странные толки… Но мы, исконный северный толк, мы рады, что в течение минувшего века раскол окончился! По крайней мере, официально: оба архиерея трижды заявили о равноспасительности и равночестности…

– Да, мы не судим, как сказано, – продолжает старец. – Ведь очень большие силы, весьма изощренное коварство приложил Враг, дабы здесь посеять соблазн. Быть может, устоять в полной истине общине церковной возможно было только на крайнем и глухом Севере, куда нелегко доходят губительные поветрия… Перед расколом ведь пришла ересь – и как свирепствовала!

– О чем ты говоришь, батюшка?

– Про ересь евионитов.

– Чего-чего?

– Она была на Руси известна, как ересь жидовствующих. Такое у нее официальное название в истории Русской Церкви. Ее занесли во времена Иоанна III.[8]8
  Протоиерей Сергей Булгаков писал в книге «Православие, настольная книга церковносвященнослужителя» (Киев, 1913): «жидовствующих ересь… принес в Новгород, в XV веке, еврей Схария… в 1504 г. еретики были осуждены на соборе… но ересь не была побеждена полностью».


[Закрыть] Жидовствующие учили, что, будто бы, Господь Иисус еврей. И будто бы рожден был как обыкновенный человек и безо всякого чуда. И будто не Спаситель Он, а только Пророк, и следует нам ожидать кого-то другого… Вот, этакая страшная ересь подбиралась ведь уже и к самому трону! Добрые наши пастыри с ней боролись… и, говорят, победили. Да только победили не полностью! Ведь кое-что от евионитства того прилипло. А именно – что Христос еврей. Хотя и до сего времени сохраняются верные свидетельства, что таковою не могла никак быть Его плоть земная.[9]9
  Эти доказательства приводятся, например, в книге Джекоба Коннера «Христос не был евреем» (1936; русский перевод – М., 2004). Автор, американский консул, годы провел в нашей северной столице – в Санкт-Петербурге. И в этой книге он замечает, меж прочего: «Среди православных русских, потомков древних скифов, имеется давняя традиция утверждать, что Дева Мария происходила из их народа. Эта традиция гораздо более достоверна, чем версия еврейского происхождения Девы, так как евреи были дважды изгнаны из Галилеи по причине расового раздора».


[Закрыть]

– Вот ведь!.. – усмехнувшись печально, произносит Кудесник. – Чего никогда не понимал, это – как могут вещи подобные вообще всерьез обсуждаться? Ясное дело, конечно, что не еврей. Но до чего тупа сама-то постановка вопроса: национальность… у Бога?! Какие речи о земной плоти, когда разговор о вере, то есть о небесном и о духовном?

– Так-то оно так, – вздохнув, отвечает ему Игумен. – Да только ведь не истина веры, конечно, беспокоила Врага и приспешников его. Нет, их устремление было как раз обратное: ошельмовать Православие. Дабы в конечном счете правую веру полностью извести. Затем-то и куются крамолы, то есть, чаще всего, – сознательно вполне приготавливаемая ложь! Хотят, чтобы произошло разделение, какое-нибудь нестроение в царстве правды. И слово ведь Самого Спасителя предостерегает, чем чают погубить духи злобы. Царство, разделившееся в себе, – не устоит… Вот в этом самая суть! Ложь ереси имеет целью разделение братии. Отсюда и желание представить Иисуса евреем. Ведь это значит – в сознании простого-то человека – оторвать веру правильную от русских корней! То есть разделить и несовпадающим, якобы, показать: то, что происходит от предков, и то, что исповедуется как истина. Да ведь и в сознании вообще всякого христианина, а не только русского, представление Иисуса евреем будет означать отсечение веры его от его корней. Потому что иудеи делают из своей национальной принадлежности религию, и от других народов держатся наособицу, как никто другой.[10]10
  Конгрессом еврейских религиозных организаций и объединений в России (КЕРООР) в 1999 году была издана книга «Кицур Шульхан Арух». В предисловии к ней написано следующее: «Редакционный совет КЕРООР счел необходимым опустить в этом переводе некоторые галахические указания… помещение которых в издании на русском языке было бы воспринято населением России, не придерживающемся иудаизма, как неспровоцированное оскорбление». Это совершенно исключительный случай, по-видимому. Никакие другие народы не имели необходимости прибегать к мерам подобного рода при публикации своих священных текстов на каких бы то ни было языках.


[Закрыть]

– И вот, разделение совершилось, Врагу на радость, – продолжает Игумен. – Одни решили стоять за истину, а иные – за исконные корни, потому что начали полагать, что будто бы то и другое вещи различные.

– Но как они позабыли, – спрашивает Кудесник, – что прежде ведь жили мирно священники богов малых и служители Господа Иисуса Христа? На христианские праздники Верховный Волхв посылал Патриарху в подарок лики малых богов и камни со священными ведическими письменами. И камни эти устанавливались во храмах, во христианских, в особенные приделы. И также лики. И верующие, крещеные во Христа, почитали их.[11]11
  Тысячи резных надписей, выполненных как рунами, так и кириллицей, повествуют об этих фактах. Эти повествования хранят ведические священные камни, бывшие предметом почитания и паломничества, и стены храмов, которые были воздвигнуты до никонианской реформы. Все эти свидетельства подробно изучены академиком Валерием Чудиновым, председателем Комиссии РАН по истории древней и средневековой Руси, и описаны им в монографии «Священные камни древних славян» (М., 2004).


[Закрыть]

– Да, это были добрые времена согласия, – отвечает Игумен. – Исконный благой обычай, о котором ты говоришь, помнили, покуда не прокатилась по всей Руси реформа никонианская. То есть, пока не переписали церковнослужебные книги по греческим образцам. Не пойму, как только не различили лукавства, прокравшегося с этой реформой? Ведь есть же на Руси поговорка: в чужой монастырь со своим уставом… Ты вот подумай: по византийскому храмовому канону – можно ли с благодарностью принимать камни рунические, лики малых богов? Да какое там! Они ведь даже иконописный лик Самого Христа, и Матери Его, и ангелов Его и святых почитать едва научились! Ведь Византия лишь с великим трудом очистилась от ужасной ереси – от иконоборчества.[12]12
  «Иконоборчество… явилось в VIII в. Неразумно смешивая иконопочитание с идолопоклонством, иконоборцы жестоким преследованием иконопочитания хотели уничтожить его в православной [греческой] церкви… Самыми рьяными иконоборцами были императоры Лев Исаврянин и Константин Капроним». – Сергей Булгаков, «Православие, настольная книга церковносвященнослужителя» (Киев, 1913).


[Закрыть] Да сколько еще мучеников у них при том было.

Потрескивает костер… Перегорели, наконец, ветви – и развалились на головни. Усталые языки пламени невысоки, но угли обещают еще немалое время продержать жар.

– Ты так все хорошо понимаешь, отец, – говорит Кудесник, следя за игрой огня. – Зачем же ты тогда сомневался все поначалу, подозревая в нас язычников, нехристей?

– Так этого ж и надлежит опасаться в первую голову! – вскидывает глаза Игумен в упор из-под кустистых бровей. – Язычество – это новодел. Его на нашей земле ведь не было никогда, как ты это и сказал. Которое теперь называет себя язычеством – это, часто, посписано все с черных масонских книг да подмалевано «а ля рус»![13]13
  Такого взгляда придерживается, в частности, Юрий Воробьевский, исследователь масонства, автор книг «Стук в золотые врата» (М., 2005) и «Шаг змеи (М., 2003)».


[Закрыть] Враги исконной веры во Триединого жаждут представить наших предков духовно убогими. Как разобщенные племена, поклонявшиеся только малым богам. А то так и вообще лишь какому-нибудь одному своему местечковому племенному богу. Как будто праотцы наши подобны были дикой орде, кочующей по пустыне! Или какому-то племени африканских людоедов… Знаешь, для чего это приспешникам Врага нужно? Да чтоб необратимым сделать раскол! Послушные Врагу хотят уничтожить память, что веровали на Руси в Триглава Великого, что русский ведизм сутью своей имел ведение о Боге Триедином Всевышнем. Покуда память эта еще хранится, можно легко увидеть, что мы теперь, поклоняясь Троице Пресвятой, совершаем не иное по сути, нежели праотцы. А значит остается у нас возможность еще понять, что основания для раскола нет, а надо нам лишь окончательно преодолеть на Руси ересь евионитов. Но если вдруг существенная часть народа и впрямь поверит в это закамуфлированное растафари как в наше прошлое…

Игумен тяжело вздыхает и только взмахивает безнадежно рукой.

– Да, это сделало бы положение безвыходным, – соглашается Кудесник. – Разделение бы стало непреодолимым тогда, а «царство, разделившееся в себе, погибнет». И Враг дождался бы крушения Православия. Но… не хватило терпения у него ждать, как видно. Теперь для укрепления и дальше этого духа раздора просто нет уже больше времени. А значит не особенно и важна дальнейшая судьба этой лжи сейчас, в последние времена.

– Вот именно! – вдруг произносит громко Майор, зевнув. Она задремала, было, но пылкое окончание речи Игумена потревожило ее и вернуло к бодрствованию. – Чего я никогда не понимала в мужчинах, так это почему они так любят поговорить, поспорить об отвлеченном? О всяких не имеющих практического значения высоких материях? Вы оба в этом настоящие чемпионы, как я смотрю! И что вас только сюда-то понесло – по горам скакать? Заумные беседы было бы сподручнее вести с какой-нибудь кафедры.

– А ты сама-то почему здесь, – поворачивается к ней Кудесник. – Проснулась, так уж расскажешь, может быть?

– Я…

Видно, что Майор не ожидала вопроса.

Да и не задавала его себе. И в этот миг ей самой вдруг делается интересно понять на него ответ. Наверное, она избрала свой путь не столько по рассуждении, сколь под влиянием неоформленного, но непреложного и решительного импульса к действию. Под знаком некоего «так правильно!», которое проступило, вдруг, в ее сердце.

Ее лицо изменяется. И нет уже более того, что Кудесник зовет про себя «боевая маска». Костер дает еще достаточно света, но поначалу Кудесник даже не в состоянии прочитать, что это за новое выражение у нее теперь. Потому что Кудесник даже и не предполагал когда-нибудь прочитать на этом дерзком лице – смущение.

– То единственное, что я научилась делать более-менее хорошо, – говорит, наконец, Майор, – это защищать людей ото всяких гадов. Не спрашивайте, почему вдруг такая неподобающая профессия для женщины. Все это весьма печально и это… никого не касается… Так вот. Если уж оно все равно идет все к концу – чего же сидеть и ждать? Мне бы хотелось умереть также, как я жила. Делая то единственное, что я умею.

Кудесник и Игумен молчат.

Если у кого и была сонливость, ее как рукою сняло.

– Я тоже более-менее научился защищать людей от врагов, – говорит, наконец, Кудесник. – Мне тоже бы хотелось умереть также, как я и жил.

– Всю жизнь я просил у Бога дать силу мне для защиты душ человеческих от Врага, – говорит Игумен. – Теперь от христианина нужна жертва. Я верю, что, если моя жертва угодна Богу, Он даст мне силы и честь принести ее.

Игумен взглядывает во тьму каньона поверх костра. Затем он придвигает к себе котомку – и он извлекает из нее напрестольный крест. Игумен поднимает крест над собою и над огнем, и над склонившимися к нему друзьями, и произносит:

– Боже! Благослови…

4. ПОДСТУПЫ

Пунктирная тропинка едва заметна. По левую руку от идущих простирается равнина шепчущихся высоких, состарившихся под солнцем и ветром трав.

По правую лежит бездна.

Это каньон – глубокий и на редкость широкий. И видно постоянно верхнюю часть дальней стены его: безжизненные светло-серые склоны, изламывающиеся складками и почти отвесные. Их кое-где пересекают более темные размытые вертикальные полосы, расширивающиеся к низу: в этих местах сошли оползни.

– Не надо подходить слишком близко к самому краю, – нарушает молчание Кудесник. – Насколько я понял карту, что была в Книге, именно вот этот каньон и представляет собой дорогу, ведущую ко Вратам. И этот путь охраняется, надо думать… Я чувствую присутствие врагов… Не нужно, чтобы они узнали о том, что мы здесь, раньше, чем придет время.

– Однако хорошо бы увидеть, какими силами охраняется, – говорит Майор.

С этими словами она решительно останавливается и вдруг становится на колени. И сразу же затем она быстрым, но вместе с тем и каким-то плавным движением ныряет в заросли трав. Сухие стебли шелестят едва ли много сильнее, чем до того под ветром.

По колыханию вялых седых верхушек можно следить, как приближается Майор к бездне… Слегка помедлив, Кудесник тоже опускается на колени и отправляется ей вослед. При этом он производит несколько более, нежели Майор, шума, хотя и очень старается.

И вот они возлежат у кромки.

Каньон пред ними как на ладони, ничто не осложняет им видимость. Ни заплутавшее в каменных лабиринтах облако, медленно выползающее из какой-нибудь боковой расселины, ни туманная дымка… Широкое и мрачное грозное пространство великолепно просматривается в обе стороны.

Дно пропасти напоминает укатанную дорогу. Как если б то была автострада, проторенная гигантами. Господствующий повсеместно цвет – безотрадный серый. Лишь кое-где виднеются озерца зеленой, цвета бутылочного стекла, воды – стоячей и совершенно мертвой…

– Что это? – спрашивает Майор тихим голосом.

– Так выглядит текущий ледник, – таким же приглушенным голосом отвечает Кудесник, не оборачиваясь. – Тяжелая кристаллическая река проложила русло сквозь толщу гор. Лед может медленно течь, он тоже перемещается сверху вниз, как вода, но только вода замерзшая совершает путь свой гораздо медленнее. Лед исподволь прогрызает себе каньон, а между тем текущий тихо массив покрывается сверху пылью и мерзлой грязью, камнями оползней. Лед притаился под спудом – потому кажется, что будто б это перед нами грунтовая трасса титанов. На самом деле…

– Смотри! Какие-то изваяния! – вдруг прерывает его Майор.

– Вон, – продолжает она, – левее того широкого и темного оползня.

Ты видишь?.. Эти ужасные и скорбные лики… они глядят со стены в упор! Ты понимаешь, у меня реальное ощущение взгляда – такое чувство, что они действительно смотрят своими впадинами!.. Такое не смогла бы сделать никакая вода и никакой лед…

– Но это ведь не просто ледниковый каньон, – говорит в ответ, всмотревшись и помолчав, и мысленно совершив знамение креста, Кудесник. – В истоке этой дороги, не забывай, – Черные Врата. Здесь вотчина Старого Обманщика. Зло – имеет обыкновение ставить памятники своим рабам. Злорадствует и гордится результатами своего лукавства. По крайней мере…

– Уж эта темная лирика!.. – прерывает его Майор, стараясь, чтобы получилось пренебрежительно. Однако получается у нее печально. Майор досадует на себя, что подобные вещи могут, оказывается, волновать ее. – Все это очень интересно, Кудесник, но я вижу тут и объекты куда более насущные. Вон, скажи, какое впечатление производит на тебя… эта стража?

Кудесник слишком ушел в созерцание выражающих безысходное отчаяние гигантских ликов. Поэтому он лишь теперь замечает: ущелие не мертво. По дну его передвигаются странные вытянутые в длину создания. Как правило – группами по шесть или по два. Они перемещаются вдруг длинным и бесшумным рывком – и после этого замирают, неподвижно, надолго… Застывшими – эти фигуры напоминают узкие, отбрасываемые чем-то тени. Такие, что ненаметанному глазу практически невозможно вычленить их из неподвижного серого унылого хаоса.

А рост у этих созданий, прикидывает Кудесник, пожалуй, не иначе метра четыре! И, несмотря на то, что дно пустого каньона не предъявляет ему предметов, с какими можно было бы сопоставить, Кудесник чувствует, что глазомер его не подводит.

– Не надо, чтобы они заметили нас до времени, – говорит он Майору, трогая ее локоть.

– И вот я еще что чувствую, – со страстью вдруг прибавляет Кудесник через некоторое время, подавшись к ней и сжав ее руку. – Не надо больше нам оставаться здесь! Я кожей ощущаю какой-то… сигнал опасности, острый и неотвратимо усиливающийся! Покинем это место немедленно!

С этими словами Кудесник отползает от края. Он ожидает, что и Майор последует примеру его, не раздумывая. Кудесник почему-то воображает, что всякое живое существо не может не чувствовать сейчас, как и он, тревожную стрелку, переползающую за красную пульсирующую черту! (Мы быстро привыкаем к обретенным умениям, как бы ни был нелегок путь, – и начинаем безотчетно предполагать такие же и в других.)

Но рыжая строптивица обращает к нему насмешливое лицо:

– Мой мальчик! Вот это уж и вправду прикольно. Ты хочешь поучить меня, как следует вести наблюдение за врагом? Похоже, это ты у нас окончил спецакадемию, а я только…

Стремительная белая костлявая рука в черном выскакивает из стены трав.

Игумен схватывает изумленную женщину за поясной ремень, а другой рукою за воротник синей формы – и резко дергает на себя, опрокидываясь при этом навзничь.

И в следующее же мгновение пятачок у кромки, на котором только что возлежала, раскинувшаяся небрежно, Майор – отламывается. И начинает скольжение по почти отвесному склону каньона вниз, неуклонно ускоривающееся…

Все трое путников слушают, замерев, как тяжело и грозно рокочет внутри каньона все ширящийся вскипающий камнепад…

– Слава Богу! – беззвучно, лишь одними губами, произносит Кудесник.