Текст книги "Каменистая дорога"

Автор книги: Ярослав Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ну не каждому ж дано…

– Ладно. К делу. Охрана – три человека внизу у входа, ещё двое на втором этаже. Вот план дома. Рубильники сигнализации и питания трапа – в кабинете. Вход в тайник – в библиотеке. Решётке нужен ключ. Слепок сделать не мог, но замок ерундовый. Код сейфа на листочке.

– Уверен?

– Почти. Не так много ругательств на это количество букв. Да и щёлкает он… аж в ушах звенит.

– Хорошо.

– Это всё?

– Более чем. Как договаривались – десятая часть денег из его сейфа твои. Учитывая то, что ты получил за ту девчонку, тебе вполне хватит купить небольшой домик в провинции и тихо прожить там до конца своих дней… Ну если ты только не собираешься стать долгожителем. Впрочем, поскольку ты мой друг, шансы на долгожительство у тебя не самые плохие.

– Спасибо за комплимент… Когда будете брать?

– Сегодня. Как стемнеет. На радостях наш друг Ферзлер собрался в «Сияющую кошку». И охрану с собой потащит. Что ж… пусть развлечётся напоследок. Кстати. Я был прав…

– В чём?

– Помнишь ту девчонку? Которую ты продал?

– Тебе обязательно постоянно об этом напоминать?

– Нет. Но парни видели, как её туда вели.

– Куда? В «Кошку»?

– Ага.

– Чёрт! Проклятье. Чёрт.

– А ты – «не похожи на тех, не похожи на этих». Поверь опытному человеку. Для другого девчонок не покупают…

– Не надо было мне этого делать… Ты уверен, что это была она?

– Что, совесть вдруг отросла?

– А твои парни не могли ошибиться?

– Нет.

Ночь. Дверь красного дерева.

– А вы здесь и живёте, господин Ферзлер?

– Д-да… ик… вот прямо здесь. И сейчас ты это увидишь…

– Это так щедро, господин Ферзлер… Но мадам не любит, когда клиенты уводят с собой девушек. Она будет сердиться, и не заплатит мне денег…

– Плевал я на твою мадам… проклятая скважина… никак не попаду.

– Вам не фтоило отсылать слуг, господин Ферзлер. Они могли бы помочь…

– С тобой я и один управлюсь… вот, видишь, уже открыл… И не вздумай упираться. Ты знаешь, я люблю… ик… я люблю послушных девочек…

– Я буду пофлушной, господин Ферзлер. Очень послуфной.

– Хе-хе… идём… прямо наверх… нет. Сначала я должен выпить.

Хихиканье.

– Не смейся… шлюха… у мне здесь… где-то тут. Чёрт, зажгите кто-нибудь свет. Отлично. Спасибо…

– Не-е-ет! О боже… я знала… я знала!!!

– Что? Кто? Биркер это ты? Я тебя не знаю… Где Биркер? Проклятье, что вы делаете в моём доме? Как вы смеете… Я вас в порошок сотру!

– Повалуйста! Нет! Я тут не при чём! Я нифего не знаю!!! Я работаю в «Сияющей кошке». Он просто меня пригласил. Повалуйста! Не убивайте!!! Берите всё, только не убивайте…

– Кто все эти люди? Что вы меня хватаете? Отпустите немедленно!!! Биркер!! Охрана! На помощь!

– Я знала, что всё этим кончится… Как в воду глядела. Микалия-заступница, пощади и помилуй. Не убивайте, я ничего не знаю, я ничего не видела… повалуйста… меня же предупревдали… о, боже, ну за что… почему я…

– На помощь! Убивают! Я большой человек… я знаю самого обер-ротмистра… Вы не знаете с кем связались, негодяи!!! Что вы мне в лицо суёте? Уберите платок, он воняет… Отпустите меня, немедленно… Слышите! Слыш… отпусти… немедлен… хр-р-р…

– Не надо. Повалуйста. Я никому ничего не скажу… повалуйста… он только меня пригласил…

– Перестань реветь, дура. Забирай вещи и выметайся. Живо! А вы, вяжите этого козла и уходим. У нас мало времени.

Холодно. Сыро. Мало света. С низкого сводчатого потолка капает вода. Пахнет ламповым маслом и крысами.

– М-м-м…

– Кажись очнулся.

– Просыпается наша птичка.

– Э-э-э… пить… воды…

– Обойдёшься.

– Где я? Что случилось? Эй. Какого чёрта? Почему я связан?

– Чтобы не поранился… случайно.

– Брадобрей? Это ты? Немедленно отпусти меня, и тогда у тебя ещё будет шанс смыться из города живым!

– Какой вы грозный, господин Ферзлер. Вы у меня в гостях. А гостю не пристало грозить хозяину.

– Развяжи… Ты не знаешь, с кем связался. Даже понятия не имеешь. Я тебя в порошок сотру.

– Уже знаю. Ты даже не представляешь, сколько интересного я узнал за сегодняшний вечер.

– Ты это о чём? Что у тебя в руках? Откуда это? Это невозможно… Ты не мог взломать его так быстро!

– Увы. Нет предела совершенству.

Ферзлер хмуро засопел.

– Дайте воды.

Брадобрей кивнул в темноту. Принесли воды. Ферзлер с жадностью выпил.

– Если ты, – он нервно облизнулся, – читал все эти тетради. Значит, ты знаешь, что я человек самого штабс-ротмистра. Тебе не стоило меня трогать. Если со мной что-то случится, они спалят к чертям всё твоё гнездо. Пустят прахом весь Клеверец. Ты сделал ошибку, Брадобрей. Очень большую ошибку.

– Складно поёшь, Микс. Очень складно. Но одного ты не учёл… И самого главного.

– Ты о чём? Не пытайся меня задурить. Не таких видали. Отпусти, и я замолвлю за тебя словечко жандармам.

– Понимаешь ли, Микс. Штабс-ротмистр, он же, сука, тебя не за красивые глаза любит. А за то, что ты ему который год стучишь. На меня стучишь. На мадам Фаустину стучишь. На общественников, террористов и революционеров стучишь… На всех, кого видишь. Незаменимый ты для него человек. Что есть, то есть. Да вот только…

– Что только? – на лбу Ферзлера выступили крупные капли пота.

– Только вот что будет, если все они в подробностях узнают, как ты исполнял свой гражданский долг? Ну ладно. Я человек добрый, и мне ты нагадил мало. Мадам Фаустина не такая добрая, но она женщина воспитанная и не сделает скандала… хотя на твоём месте я бы больше в «Кошку» ни ногой. И вообще бы подумал об обете целомудрия. Мало ли какая снятая тобой девица вознамерится привет от мадам передать…

– Ты меня не запугаешь, Брадобрей…

– Да я то что. А вот общественники… Вот им уж точно будет очень интересно, кто и как их жандармам сдавал. А люди они молодые, горячие… Автократора, вон, почитай, грохнули. Что им какой-то Ферзлер?

– Жандармы меня защитят…

– А оно им зачем? Ты же не дурак, Ферзлер. Зачем штабс-ротмистру спалившийся стукач? Он же тебя первым в канал с гирькой на шее купаться пустит. Чтобы дальше контору не палил.

– Ты этого не сделаешь, Брадобрей, ты не посмеешь…

– Посмею, Ферзлер, посмею. Не стоило тебе мне дорогу переходить. Ох, не стоило.

– Что ты хочешь?

– О. Речь не мальчика, но мужа.

– Так что тебе нужно?

– Я вот тут на досуге набросал один… договорчик. Подпиши. И будет тебе счастье и покой.

– Что за договор?

– Да так, мелочь. Кое-что продать, кое-что подарить.

– Не держи меня за идиота. Ничего я тебе подписывать не буду!

– Жаль. Очень жаль. Я ведь по-хорошему хотел. Так сказать как два приличных человека, можно сказать бизнесмена. А ты…

– Кончай паясничать, скотина!

– Значит, не подпишешь?

– Да пошёл ты…

– Куто, а подай-ка мои бритвенные принадлежности.

– Эй… эй… Брадобрей. Ты что. Ты это… всерьёз что ли? Прекрати немедленно! – Ферзлер нервно закрутился, пытаясь развязаться.

– Куто, ремешок подержи, я бритву поправлю.

– Ладно, ладно… чёрт с вами. Я подпишу. Но ты вернёшь мне бумаги.

– Чего захотел. Эти бумаги мой, так сказать, пенсионный вклад. А то мало ли что ты выкинуть вздумаешь.

– А-а-а… Чёрт.

Ферзлер уткнулся лбом в кирпичную стену и завыл. Потом несколько раз всхлипнул и затих.

– Отвёл душу, Микс? – участливо спросил Брадобрей.

Тот кивнул.

– Тогда подписывай, и закончим со всем этим.

Каморка под крышей. Паутина блестит в солнечном свете. Медленно кружатся в вальсе сверкающие пылинки.

– Похмелился?

Куто Рихве, закрыв за собой дверь, грустно поглядел на Юла. Тот, щурясь, почесал заросшую щетиной челюсть и приподнялся на койке.

– Пиво есть?

– Есть. Но может не стоит.

– Почему не стоит? Я теперь богатый человек. Зверски богатый… Могу в пиве хоть утопиться.

– И куда быстрее, чем думаешь. Я тебе рассказывал про своё первое плавание?

– Не помню…

Юл с кряхтеньем перевёл себя из лежачего положения в полусидячее. Куто присел рядом на табурет.

– Ну, так я ещё раз расскажу. Было мне лет пятнадцать. От силы. И я сбежал в порт и нанялся на четырёхмачтовик. Их так и звали «стейнские четырёхмачтовики». Ходили на дальних рейсах. В Ориенталию и Антиподию. Так себе были корыта, тебе скажу. Мачты кривые, что ноги у старого ревматика, паруса – гниль, на палубах грязь, капитан наш просыхал только когда у него выпивка в каюте заканчивалась. Как мы ни разу на рифы не наскочили и в шторм воды не нахлебались – по сей день удивляюсь. Так или иначе, на обратном пути, ещё в Лунгпуле, нам выдали жалованье за весь рейс. А он был длинный. Денег много. В общем, я первым делом рванул в кабак. Сам понимаешь, мальчишка ещё почитай, дурной совсем.

– И что? – Юл с печалью осмотрел высохший стакан.

– А вот что, я-то и не помню, Юл. В том вся и суть. Когда я оклемался, то обнаружил, что пропил не только все деньги, но ещё и бушлат, часы и шапку, корабль давно ушёл, а все девки в порту знают меня по имени и начинают ржать, когда увидят.

– Лихо…

Куто Рихве вздохнул.

– В общем, неделю я бродил в доках и побирался, покуда Заика Бруно не сжалился, и не пристроил меня матросом на китобой.

– Так вот как ты попал в это дело, Куто.

– Именно. Китобойное ремесло не то место, куда рвутся по своей воле. Мы ходили по всем морям. Поднимались в северные фьорды, где оставленная в заначке не палубе водка за полвахты превращалась в спирт со льдом. Спускались к южному океану, где шторма никогда не прекращаются и тебе на голову гадят птицы, здоровые, что твой телёнок. Заходили в теплые моря, где женщины с кожей цвета лесного ореха не носят никакой одежды, кроме бус и перьев, и в хинские и нифанские порты, где закутанные по самые глаза девки ещё и татуированы как раскрашенные куклы… И везде мы били китов. Больших китов. Малых китов. Левиафанов с зубами в твою руку и морских коров вообще беззубых. Это бизнес на жире и крови, Юл… Ты никогда в жизни не увидишь столько крови, сколько я видел в тех плаваниях. Она у китов такая же красная, как у людей. Не отличишь…

Куто мрачно покачал головой.

– Ладно. В общем, когда я вернулся, я поклялся, что никогда больше не буду связываться с девками, кабаками и выпивкой. А женюсь, обзаведусь домом и ни в жисть больше не пойду в море.

– И как?

– Ну в общем почти справился… Хотя пару раз ещё на торговцах сходить и пришлось. Но я чему это говорю, Юл. Надраться до розовых слонов оно дело известное. Но вот только не шибко помогает. А деньги они быстро кончаются. Сам и не заметишь.

– Я понял, Куто.

– Вот и хорошо.

Они некоторое время посидели молча. Потом Юл спросил.

– Это ты её видел?

– Угу.

– Ты не ошибся?

– Извини, Юл.

– Понимаешь, Куто. Я всю жизнь считал себя честным жуликом. В чём-то даже благородным. Никогда не забирающим у человека что-либо просто так, и всегда оставляющим ему выбор. Они никогда им не пользовались, но он всегда у них был. А у неё его не было… Я продал её как скотину на ярмарке. И теперь я богатый человек. И мне это противно. А ещё противнее то, что у меня нет сил отказаться от этих денег…

– У каждого человека есть что-то, о чём он готов пожалеть, но чего он не может изменить.

– Ладно. Чего сейчас сокрушаться попусту, Куто. Дело сделано. Кстати, говорят, Брадобрей отпустил Ферзлера?

– Боишься, что наш друг, придя в себя, вспомнит про академика Хинкеля?

– Хинклера…

– Один хрен. Да, отпустил.

– Зря… Тот ему всё припомнит. И очень скоро.

– Если успеет…

– Против жандармов не попрёшь. Если Брадобрей хочет играть в такие игры, он явно спятил. Ему не справиться.

– Ему – нет. Но имеется кое-кто, у кого есть шансы.

– Интересно кто?

– Ты знаешь такого комиссара Оскара?

– Нет. А кто это?

– Один полицейский. Славится тем, что его частенько назначают крайним, когда надо на кого-то свалить безнадёжное дело.

– И что? Он станет бодаться с жандармерией? Не смеши.

– Брадобрей кое-что выкопал в бумагах Ферзлера. И просветил об этом комиссара. Оскару позарез нужно успешное дело, чтобы выбиться в люди. А Брадобрею – кто-то, кто повалит Ферзлера, не засветив его самого. В общем, они нашли друг друга. Можешь не бояться. Миксу Ферзлеру ещё очень долго будет не до твоего липового академика.

Дороги благих намерений

Это была акула. Не просто акула, а акула-титан, о которой наш юный герой мог бы прочитать в обстоятельном труде Альфрика Хлора «Животные мира», если бы, конечно, он больше тратил времени на чтение, а не на развлечения на свежем воздухе, немало, впрочем, укрепившие его тело и характер.

И из этой замечательной книги он, несомненно, узнал бы, что широко распространённые представления о связи акул-титанов с левиафанами не имеют под собой ни малейших оснований, ибо левиафаны относятся к породе китов, в то время как акулы – есть монстры рыбьей природы. Ещё он мог бы узнать весьма полезную информацию о том, что хотя акулы-титаны нередко атакуют лодки и даже небольшие корабли, они почти не опасны для одинокого пловца, если только не распалены вкусом и запахом свежей крови, либо речь не идёт об экипаже разбитого ими судна. В этом их отличие от не столь гигантских, но заметно более опасных акул-зубоклинов, нападающих на пловцов весьма часто и нередко встречающихся большими стаями. Акулы-титаны же редко обращают внимание на жертв более мелких, чем арктический бегемот или дюгонь.

Но не зная всего этого наш герой был вынужден отступиться от своей идеи пересечь залив вплавь и отправиться искать иной путь, что и привело его ко множеству неожиданных злоключений, о которых мы расскажем любознательному читателю в своё время.

Из приключенческого романа Мазура Троя «Потаённый остров».

Ведомство обер-прокурора занимало целый квартал на одной из главных улиц. Что вполне соответствовало разнообразию и широте исполняемых им функций по охране спокойствия и благополучия Борейской державы от всевозможных посягательств со стороны иностранных и, в особенности, её собственных подданных. Под отлогими металлическими крышами этого исполинского здания уместилось несколько судебных департаментов, управление корпуса жандармов, перлюстрационный кабинет его автократорского величества личной канцелярии, палата государственной цензуры и обширное хозяйство главного дворцового егермейстера. И это не считая казарм для двух эскадронов надворных жандарм с прилагающимися конюшней и псарней. Впрочем, казармы, конюшня и псарня занимали в основном уже пристройки, флигеля и подвалы.

Внешний облик здания с его массивными квадратными колоннами, лишёнными излишеств каменными стенами и тяжеловесными карнизами, полностью соответствовал наполнению. Являя миру геометрическую размеренность, холодную беспристрастность и гнетущую неизбежность борейского правосудия.

Внутренняя отделка и обстановка этой традиции тоже не изменяли – минимум декора, максимум размеров и пафоса. Бригида Аббе в задумчивости разглядывала идеально оштукатуренные стены и уходившие к заоблачным потолкам узкие окна. Начинавшее затягиваться ожидание прервал импозантный жандармский офицер в пепельно-сером мундире.

– Его высокопревосходительство примет вас, мать-проповедница, следуйте за мной.

Они миновали длинную и тихую приёмную, остановившись перед высоченными отделанными медью дубовыми створками. Офицер приоткрыл дверь и сделал приглашающий жест.

– Его высокопревосходительство будут с минуты на минуту.

Бригида слегка поклонилась и, зайдя в кабинет, скучающе огляделась. Здесь было уже не так официозно. Ряды книжных шкафов вдоль стен и огромный резной стол по центру слегка оживляли помещение. Пасмурного света, вливавшегося сквозь три высоких окна, не хватало на все обширные пространства комнаты и у дальней стены мерцали жёлтым светом модные электрические светильники.

Хлопнула внутренняя дверь. Обер-прокурор Йонс Быконт не блистал ни красотой, ни молодостью. Это был крупный, начинавший грузнеть мужчина, затянутый в малиновый бархатный китель практически лишённый шитья и прочих излишеств, исключая только наградные и памятные нашивки над обшлагами. Лицо обер-прокурора тоже было крупным и массивным, хранившим следы бурного прошлого, запечатлённые перебитым носом и парой сабельных шрамов. Возраст практически лишил его шевелюры, а светлые усы и полубаки проредил достаточно, чтобы они легко терялись на мясистой обер-прокурорской физиономии.

– Здравствуй, Бригида. Как твой отец?

– Увы, – вздохнула проповедница, – подагра и ревматизм. Теперь он практически не встаёт с кресла-каталки.

– Какая жалость… А ведь такой был здоровяк. Чемпион полка. Немало нам с ним довелось пройти гор и пустынь. Да уж, было времечко. Так что тебя ко мне привело, Бригида? Кстати, присаживайся…

Он придержал клинок и опустился на стул, кивнув собеседнице на другой, стоявший по ту сторону стола. Хотя традиции и уставы вполне допускали в подобной обстановке служебный полушарф с кортиком, обер-прокурор предпочёл строевую кожаную портупею с боевым палашом.

– Я бы хотела поговорить с вами в частном порядке. Не как с обер-прокурором, а как с другом семьи. Я ведь могу называть вас другом семьи?

– Конечно. И говори на ты. Чувствуй себя как дома. Выпить хочешь?

Прокурор указал на небольшой поднос с графином и парой стаканов.

– Нет, спасибо. Я бы хотела сразу перейти к делу.

– Так переходи.

– Я слышала, её высочество всё ещё пребывает на Коронном острове?

– Да. Нам пристало соблюсти траур. А почему это тебя интересует?

– На днях. В нашем эрмерии… Я видела одну послушницу. Довольно интересная девушка.

– И что?

– Дело в том, что эта девушка была исключительно похожа на её высочество.

– Неужели?

– Ну не то, чтобы одно лицо, конечно, но сходство было весьма и весьма значительным. Примерно тот же возраст, рост, фигура. Ну, ты понимаешь.

– Понимаю. Она всё ещё там? Я думаю, мне стоит прислать людей…

– Нет. Ни в коем случае! Жандармы в моём эрмерии. Это такой скандал. Немыслимо. К тому же её там всё равно уже нет.

– Нет?!

– Увы. Как выяснилось, это была протеже одного из наших… м-м-м… спонсоров. Он её забрал.

– Забрал? Куда? Кто? Я должен знать.

– Ну, ты же понимаешь, пожертвования на дела веры совершаются зачастую тайно и мы должны блюсти…

– Я тоже кое-что должен блюсти. Иначе мне всё-таки придётся выслать своих людей. И только из уважения к твоему отцу я этого пока не делаю.

– Это очень благородно с твоей стороны, Йонс. Куда он её увёз и зачем ему девушка, я не знаю. Я пробовала с ним поговорить, но он попытался убедить меня, что он лишь старый развратник, и девушка нужна ему для, скажем так, глубоко личных целей…

– А он и правда старый развратник?

– Не уверена. Как и в том для чего ему девушка. Это меня и смущает. Сам понимаешь, такое сходство с её высочеством. В столь ответственный момент. Все эти слухи о возведении на престол кузена Клемента, мрачные пророчества его матери. В голову сразу же начинают лезть всякие мысли…

– Вот именно поэтому я должен знать кто это и где девушка. Это вопрос безопасности короны.

– О, конечно, я всё понимаю, Йонс. Просто… просто её высочество, как говорят, на редкость великодушная особа.

– Тебя интересует вопрос награды, Бри?

– Нет. Как ты мог такое подумать. Корысть не к лицу служителю экклесии. Но её высочество ещё молода и нуждается в совете и поддержке. Во время коронации должны быть избраны её духовные наставницы, и я подумала, что…

– Если твои шефы-клирики не начнут слишком возникать, ты получишь место в совете наставниц. Я похлопочу об этом.

– О, твоя доброта не знает границ, Йонс.

– Так как его зовут?

– Герко Крапник…

– Ах ты ж мёрзлые черти…

Бригида поморщилась.

– Ну у тебя и выражения, Йонс.

– Прости… – обер-прокурор встал из-за стола и пару раз прошёлся по кабинету, звякая ножнами палаша по лакированному сапогу.

– Он что, настолько влиятелен? – спросила проповедница.

– Достаточно. И потому опасен. Тут главное не поднимать лишнего шума…

– И что мне делать?

– Тебе, – он перестал ходить из угла в угол и посмотрел на Бригиду, – ничего. Абсолютно ничего. Я со всем сам разберусь. А ты занимайся своими делами и готовься к получению места в совете. Радуйся жизни… И да, назови мне, кто кроме тебя ещё имел отношение к этой девице в эрмерии?

– Господин Ферзлер, к вам тут гости…

– Биркер! Паршивый идиот. Я разве не сказал тебе идти за провизией?

– Да они, это, меня у самой двери перехватили…

– Я никого не принимаю, Биркер, спусти их с лестницы.

– Никак не могу, господин Ферзлер, они говорят, что из полиции…

– О-оо-х. Ну за что мне такие мучения?! Зови…

Гостей было двое. Первый рослый, молодой, со здоровым спортивным лицом, крепкой челюстью, носом картошкой и ясными голубыми глазами. В общем одним из тех лиц, вид которых в слабоосвещённом и уединённом месте пробуждает у рядового обывателя внезапное желание расстаться с часами, деньгами и мелкими ювелирными украшениями, после чего незамедлительно это уединённое место покинуть.

Второй пониже, постарше, чуть полноватый, с тоскливой физиономией и грустным взглядом. Оба в штатском.

– Чем обязан? – Ферзлер поправил галстук, стараясь, чтобы его руки не очень заметно подрагивали.

– Комиссар Оскар, полиция округа Священного Скромника, – произнёс с выражением глубоко философского отношения к жизни тот, что пониже, – да, именно Оскар, с ударением на втором слоге. А это мой ассистент.

– Ыгы, – радостно подтвердил ассистент, прислоняясь богатырским плечом к дверному косяку.

– Полиция? – мрачно уточнил хозяин.

Комиссар отвернул лацкан сюртука и молча продемонстрировал никелированный значок.

– Микс Ферзлер, оценка, зало…

– Полиция об этом в курсе, – по-прежнему глубоко философским тоном сообщил комиссар Оскар.

– Так чем я обязан её визиту? – Ферзлер насупился ещё сильнее и засунул руки в карманы.

– Нам поступила информация о грабеже и нападении, – грустный комиссарский взгляд рассеянно изучал обстановку гостиной.

– Никто меня не грабил! – стремительно возразил Ферзлер, – и никто на меня не нападал…

– Разве я говорил о том, что нападение и ограбление относятся именно к вам? – голос комиссара ни на йоту не изменился.

– Я не понимаю. Вы пришли ко мне потому, что кого-то на улице ограбили?

– Нет, конечно, – комиссар Оскар посмотрел в лицо собеседнику, – строго говоря, речь действительно шла о нападении на ваш дом, однако позволю себе заметить, что я вам этого тогда ещё не сказал.

– Вы издеваетесь? – Ферзлер начал багроветь.

– Издевательства предусматривают, как обозначено в кодексе, – комиссар на секунду задумался, – «умышленное совершение действий, каковые…»

Он прервался и чуть наклонил голову к плечу, глядя на медленно закипавшего Ферзлера.

– Обратите внимание, я ещё не совершил в вашем отношении никаких действий, не говоря уже об умысле, который…

Ферзлер глубоко вздохнул, со свистом, медленно выдохнул, и, едва сдерживаясь, произнёс.

– Избавьте меня от юридических тонкостей. Что именно вы от меня хотите?

Комиссар молча полез в карман, некоторое время там поковырялся и достал блокнот. Не спеша раскрыл и перелистнул несколько листков.

– Я слушаю… – Ферзлер топтался на месте как норовистый конь.

Оскар, по-прежнему не спеша, полез в другой карман и после непродолжительных поисков извлёк оттуда карандаш. Почесал им свой длинный хрящеватый нос и лишь после этого заговорил.

– Нам сообщили, что в ночь на позавчера в вашем доме был замечен подозрительный шум. Свидетели также наблюдали, как оттуда выбежала неизвестная им дама. Как они изволили заметить, одежда дамы пребывала в значительном беспорядке, а сама дама в не менее значительном возбуждении и расстройстве чувств…

– С каких это пор шлюхи проходят в полицейских рапортах по категории грабителей?

– То есть вы хотите мне сообщить, что эта дама вас ограбила?

– Нет!!! Никто меня не грабил. Вы поняли!? Теперь я могу, наконец, заняться своими делами?

– Одну минуточку, пожалуйста, – комиссар ещё раз почесал нос, – так вот далее, в ту же ночь означенные свидетели…

– Вот любопытные скоты… уж я им это припомню… соседи хреновы…

– … так вот, означенные свидетели также наблюдали, как группа неизвестных лиц удалялась от вашего дома, неся при себе некое тело.

– Господин комиссар. Я не знаю уж, что там примерещилось вашим означенным свидетелям, но никаких тел из моего дома никто не выносил. Меня никто не грабил. А эта девка лишь элементарная шлюха, которую я выставил за… за… в общем не важно.

– Возможно, дама потребовала с вас оплаты за неоказанные или не полностью оказанные услуги? Это, конечно, не может быть квалифицировано как ограбление, но рассматривая с другой стороны…

– Слушайте, комиссар, как вас там, Оскал…

Ассистент у косяка громко фыркнул, пытаясь удержать смех.

– Оскар, с вашего позволения. Комиссар Оскар. Ударение на втором слоге, – по-прежнему совершенно невозмутимо уточнил полицейский.

– Так вот, комиссар. Оскар. Я не вызывал полицию. Меня никто не грабил. У меня всё в полном порядке. Совершенно отлично. Никаких проблем. Вам ясно?

– У каждого человека есть проблемы, уж поверьте комиссару Оскару, просто некоторые о них пока ещё не знают.

– В любом случае мои проблемы вас не касаются… Если мне будет нужна полиция, я к вам обращусь. Нет. Вру. Уж точно не к вам. Надеюсь, в полиции есть и другие сотрудники.

Комиссар бросил на него взгляд оскорблённой невинности. Причём невинности, грубо оскорблённой в лучших чувствах.

– Мы уходим. Но имейте в виду, если вы что-то скрыли, то комиссар Оскар вернётся. Да, он ещё вернётся.

Ферзлер едва удержал стон.

Убедившись, что полицейские ушли, а дворецкий отправился за покупками, он поднялся на второй этаж.

– Боже, ну что за идиот… До чего докатилась полиция.

– Обычный зануда. Ты отослал слуг? Вчера один из них так рвался убрать твой кабинет, что едва меня не обнаружил. Пришлось отсиживаться в шкафу…

Собеседник Ферзлера, заложил книгу пальцем, и вопросительно поглядел на хозяина.

– Да. Отправил за покупками, – кивнул тот.

– Это хорошо. Чего хотели полицейские?

– Понятия не имею. Этот болван не мог двух слов связать. Плёл что-то про ту девку и людей Брадобрея… Слушай. Ты должен с этим головорезом что-то сделать. Обязан. Паршивец захватил меня врасплох и держит теперь за горло. Разберись с ним.

– Потом. Ты говорил, что у тебя для меня информация.

– Вчера я передавал тебе записку от штабс-ротмистра…

– Там не было имён. Тебе их назвали?

– Да. Записывай. Бригида Аббе, Коринна Морвин, Хельма Апстин.

– Хорошо. Я с ними поговорю.

– Так что насчёт Брадобрея?

– А что с ним? Я сказал позже. Не сахарный, не растаешь.

Ферзлер возмущённо всплеснул руками.

– Да ты что! Ну это уже наглость, просто наглость. Я помогаю вытащить его тюрьмы, пою, кормлю, ублажаю, кручусь как последний лакей, а он «не растаешь». Это же он натравил на меня полицию, Брадобрей, наверняка он…

– С чего ты взял?

– Да он практически сам мне это сказал. Что может сдать мои бумаги. Ты представляешь, если он меня засветит на всю округу? Это же катастрофа, просто катастрофа…

– Бумаги, говоришь. Что за бумаги?

– Разные. Ведомости. Записи. Копии отчётов. Счета. Много всего…

– И про меня ты там тоже писал?

– Про всех… ну то есть, я, конечно же, шифровал… местами. Не бойся. Нам просто нужно утихомирить этого Брадобрея. Только и всего. Его подручные сразу передерутся и про меня забудут. И про бумаги тоже… В общем, это ведь и в твоих интересах. Ты же понимаешь?

– Конечно, понимаю. Пожалуй, ты прав. Этим надо заняться.

– Вот и отлично. А эти анахоретки… Они подождут. С ними можно и через пару дней поговорить.

– Можно, – собеседник отложил книгу и задумчиво огладил подбородок.

– Здорово. Так ты сделаешь так, чтобы я больше никогда о Брадобрее не слышал?

– Попробую… Кстати, у тебя верёвка есть?

– Верёвка?!

– Ну да. Обычная верёвка. Достаточно прочная. Длиной где-то в сажень, – он поднял глаза к потолку, что-то оценивая, – да, сажени должно хватить.

Бригида Аббе нервно застучала было кончиками пальцев по обтянутой сукном поверхности столешницы, но почти сразу же отдёрнула руку. Мать-проповедница заботилась о своём маникюре. Поэтому вместо перестукивания по столу, она поднялась и прошлась по кабинету. Как старшей в эрмерии ей полагался отдельный кабинет.

Скрипнула дверь. Проповедница резко остановилась.

– Ну?

Вошедшая покачала головой в накрахмаленном платке.

– Мы нигде не можем её найти, мать-проповедница.

– Упрямая девчонка… Возможно я была излишне строга, но это же не повод!

– Увы, госпожа Бригида. Девочка была расстроена после того случая. Кроме того, другие воспитанницы посчитали, что это она рассказала вам о прозвище.

– Как будто я про него и раньше не знала… Сад вы тщательно проверили?

– В первую очередь, госпожа проповедница. Никаких следов.

– Проверьте ещё раз…

Она снова заходила по кабинету.

– Возможно я не должна была поступать настолько жёстко… Но не могла же я всё вот просто так оставить?

Бригида просительно взглянула на сестру-секретаря.

– Вы должны были поддерживать авторитет, мать-проповедница. Просто Хельма такая впечатлительная…

– Да. Я должна была это учитывать. Это моя вина. Попросите кого-нибудь обойти окрестности. Она не могла убежать достаточно далеко.

– Я уже попросила сторожа и молочника…

– Прекрасно. Просто прекрасно. Огромное вам спасибо, сестра.

– И да, ещё одно, мать-проповедница.

– Что? – в глазах Бригиды Аббе возник лёгкий оттенок мученичества.

– Никто не знает, где сестра Морвин…

– Хм. Я была уверена, что она должна быть в библиотеке. Возможно, она попыталась найти девочку самостоятельно. Не обращайте внимания. Сейчас главное – разыскать Хельму.

– Конечно, мать-проповедница. Если это не покажется вам неуместным, то я бы хотела напомнить, что катер уже полчаса, как готов к отплытию.

– Да-да. Я помню. Мне было надо в город… Но это может подождать.

– Как скажете, госпожа Аббе. Но если девочка убежала за стены, то поиски могут занять довольно много времени. Может быть вам, всё-таки, стоит поехать?

– Пожалуй, ты права. Хорошо. Я собираюсь. Не прекращайте поиски. Если будет возможность – держите меня в курсе. Как разыщете девочку, немедленно сообщите. Пошлите кого-нибудь. Найдите телефон, пневмопочту, наконец. В общем придумайте.

– Хорошо, мать-проповедница. Всё будет сделано. Катер ждёт вас на пристани. Он уже давно под парами.

– Я иду…

Пристань располагалась в стороне от эрмерия, защищённого от морского ветра грядой дюн. Так что для отплытия Бригиде и сопровождавшим её сёстрам требовалось сначала одолеть некоторое расстояние по берегу. Они как раз поднялись на очередной песчаный гребень, когда со стороны пирса донёсся грохот. В воздухе пролетело что-то чёрное и с хрустом воткнулось в бок дюны в паре десятков шагов от женщин.

– Что это было? – бледнея, прошептала Бригида.

– Кажется труба… от катера… они всегда говорили, что котёл может взорваться…

– Это… Это немыслимо!

Женщины бросились к пристани. Пирс определённо стал заметно короче. Там где раньше было его окончание, сейчас из вспененной воды торчали лишь слегка покосившиеся столбы. Доски настила были разбросаны по песку вперемешку с обломками механизмов и кусками надстройки. Раскуроченный взрывом корпус осел на дно, зияя огромным проломом в кормовой части. Тело механика чёрным суконным комком раскачивалось в волнах саженях в пяти от остатков катера. Судя по всему, доктор бедняге уже не требовался.