Текст книги "Сокол и Чиж (СИ)"
Автор книги: Янина Логвин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Не знаю. Наверно, потому, что ты у нас взрослая совсем стала, самостоятельная. Возьмешь вдруг, выскочишь замуж, а мы с Федей и не заметим.
Я снова полезла к маме тискаться. Вот люблю обнимашки, хоть хлебом не корми!
– Ой, мам, перестань! Нужны они мне все – изменщики! Я вас люблю!
– Так не все же, Фаня, изменщики-то! – мама даже возмутилась за сильный пол. Ну, еще бы не возмутиться при нашем-то папе однолюбе. – Есть и нормальные парни. Вон, Оксана Сусликова, твоя одноклассница, с Женей Прохоровым третий год встречаются и вроде дело даже к свадьбе движется. Да, не красавец с лица, но душой… Ты бы, может, обратила внимание на нормальных-то ребят. Ты же у нас девочка симпатичная.
Это мама меня жалеет. Все переживает, что я в душе по бывшему сохну, но ей не признаюсь. Подозревает незажившую рану. Мол, гордо страдаю, потому третий год и не встречаюсь ни с кем. Да нужен он мне! По нему тут пол района сохнет, вырастили родители «лебедя». Нет уж, не тот у меня характер – в любви страдать. Да, было больно, очень больно, но вырвала с корнем и забыла. На грабли пусть другие наступают, а я свое в лоб уже получила. На всю жизнь урок запомнила.
А что касается Женьки с Оксанкой… Как по мне, так Сусликова та еще капризная мымра. Я б на месте Прохорова ее уже в каком-нибудь цветнике бурьяном закидала. Капризная и ревнивая до жути. А вот Женька действительно хороший парень, правда, скромняга и молчун.
– Мам, ты сейчас говоришь, как наша баба Фиса.
– Да? А что баба Фиса говорит?
– Говорит, что нечего молодой девчонке жить со старухой Матильдой. Что мне с молодежью гулять надо, на танцульки ходить, а не с бабками на кухне семки плевать. Что скисну как простокваша во цвете лет и через год буду носки на спицах вязать, как она.
– Это наша бабушка такое говорит?!
– Наша!
Я засмеялась и мама тоже. Значит, вопрос с общежитием можно считать решенным. Хорошо. Приеду, первым делом еще раз наведаюсь к коменданту, напомню о себе, а то девчонки из агентства что-то молчат.
– Фаня! Фаня приехала! Фаня!
Мелюзга, младшие сестренки ураганом промчались по квартире, вскарабкались на колени и повисли на плечах. Заглянули бесхитростно в глаза, тиская шею.
– А что ты нам привезла?
– Да, что ты нам привезла?
– Что?
– Что?
Вот так всегда, как все двойняшки в два голоса.
– Девочки! – осадила сестренок мама. – Как не стыдно! – сказала с упреком. – Анфиса домой приехала, к своей семье, это мы должны ее встречать и угощать!
Но, конечно, я кое-что привезла девчонкам. Два киндера и брату – апельсин. Чем богаты, как говорится.
– Фаня! Фаня!
– Да я это, девочки. Я! Только не вопите так громко, – попросила, – у нас же стены тонкие! Соседи услышат.
Но разве малышню утихомиришь? Слопали киндеры и давай жаловаться:
– Фаня, а нас Робик обижает.
– Да, обижает.
– Не играет с нами.
– Совсем не играет.
– И папе помогать не хочет!
– Не-а, – и мордашки такие обиженные, как у двух мопсиков.
Не удержалась, погладила обеих по волосам. Смешные зеленоглазки, всклокоченные, в пижамах. Совсем как я когда-то. Хотя из пижамы-то я до сих пор не выросла.
Посмотрела на маму.
– Мам, Кубик-Рубик там что, совсем зазнался, что ли? Чего это не помогает, не поняла?
Мама только рукой махнула.
– Ох, Фаня, эти мальчишки… У Роберта сейчас возраст сложный. Его от компьютера краном не оттащить. Какой там помогать! Уроки из-под палки. С девочками гулять не заставишь. За хлебом и то послать проблема. Одни игры на уме!
– Что? Да какой там возраст! Так, – встала из-за стола, – я пошла! Что еще за новости!
– Куда? – вскинулась мама.
– Куда?
– Куда? – запищали девчонки.
– В детскую, – свела брови, как Карабас-Барабас и щелкнула сестренок по носикам. – Поздороваюсь с братом!
В спальню крались, как настоящие партизаны – на цыпочках, друг за дружкой по стеночке. Только остановились у дверей, девчонки тут же запрыскали смехом. (И почему все люди так любят делать гадости? Даже маленькие?) Пришлось повернуться и погрозить смешарикам пальцем.
– Тихо мне, жужжалки! Если сорвете операцию по воспитанию Робика – останетесь без няньки! – девчонки послушно закрыли рты ладошками.
А Кубик-Рубик подрос. Я не видела младшего брата три недели, но все равно соскучилась. В детстве я так любила играть с ним. Куда только не водила – и в садик, и в школу. Любуясь братом, осторожно убрала со лба отросшую челку, погладила затылок. Вот умеют же мужчины спать – беспробудно. Пусть и такие безусые. Точно ведь за мой компьютер уселся, как только родители уснули, и просидел до утра. А теперь отсыпается.
– Кошка, – тихонько позвала Николашку. – Давай сюда барби. Всех, что найдешь. Только тихо! Мышка, – обернулась к попискивающей от предвкушения гадости Мишель. – Тащи своего медведя, который с соской и во-он тот розовый бант. Будем нашему Робику фотосессию делать!
– Фань, а если он рассердится? – спросила Николь, но ей тут же ответила сестра. Таким же заговорщицким шепотом.
– А если рассердится, мы папу позовем! И папа нас защитит!
Господи, и чему я только детей учу? А ведь старшая сестра должна быть младшим во всем примером.
Ай! Сколько того детства! Зато будет что вспомнить!
Малышня отреагировала молниеносно. Запыхтела, завозилась, отыскивая игрушки. Глядя на их старания, я подняла вверх большой палец.
Кубик-Рубик крепко спал, расплющив щеку о подушку и рыбкой открыв пухлый рот. Осторожно, работая как настоящий щипач-карманник, я вставила в рот брата соску, прицепила на волосы бант, подняла руку и всунула подмышку плюшевого медведя. Приподняв одеяло, уложила в ряд барби. Композиция получилась – просто зашибись, и у меня слезы текли от еле сдерживаемого смеха, когда отщелкивала брата на фотоаппарат телефона.
Как всегда гениального комбинатора подвела команда. Эх, профаны! Но я и сама больше не могла молчать, и когда Робик открыл сонные глаза, мы с малышней хохотали как сумасшедшие. Какие там тонкие стены и соседи? Кажется, нас слышали все!
– Если… если… если не будешь помогать родителям, Кубик-Рубик, и гулять с девчонками, я вот это – покажу всем! В …в…в… аххаха… контакте!
И бац брату картинку-сюрприз под нос. Девчонки только соли подсыпали:
– Хахаха!
– Ма-ма! – ух и кабанчик! Спрыгнул с постели – пол вздрогнул. Протопал рюмсающим топтыгиным к маме на кухню, забыв снять бант. – Мама, Фанька дура!
Глава 7
– Мама! – ух и кабанчик! Спрыгнул с постели – пол вздрогнул. Протопал рюмсающим топтыгиным к маме на кухню, забыв снять бант. – Мама, Фанька дура!
– Ну, все, – ударили с девчонками по рукам, – теперь можно уезжать со спокойным сердцем. Такой компромат – закачаешься! Будет родителям помогать как миленький! И вам сопли утирать!
– Мы большое!
– Да, мы большие!
– Да кто бы сомневался!
Через полчаса мы с Робиком помирились, и я уже тискала брата за пухлые бока. А мелюзга так и вопила до вечера, вцепившись в меня жадными паучками – Фаня то, Фаня это. А я рисовать хочу, а я – смотреть мультики. Только папа и смог всех успокоить и уложить по спальным местам.
А потом мы с родителями пили чай на кухне, разговаривали, и я делала вид, что не замечаю бесконечных входящих звонков от неизвестного абонента, терзающих мой онемевший телефон. Разозлившись, и вовсе отключила средство связи и пошла спать. Но бывший не был бы бывшим, если бы не догадался по визгу и смеху смешариков, что я дома, и не знал, как меня достать.
Только пришла в детскую и улеглась на своем диванчике – стал настукивать монеткой в стену, так, как мы перестукивались, когда были детьми. Да и позже, когда детьми уже не были.
Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук. Тук.
Тоже мне радист, блин! А главное ведь знает, что я помню все наши стуки и понимаю, о чем он «говорит».
Тук. Тук. Тук-тук-тук.
Черт! Да что ж ты не уймешься-то!
Прокравшись из спальни в прихожую, накинула куртку и вышла на лестничную площадку. Сказала хмуро, убедившись, что дверь за спиной заперта.
– Чего тебе?
– Привет.
Я промолчала. Здороваться с бывшим у меня давно пропало всякое желание.
Ничего, проглотил. Влез плечом между мной и дверью, оттеснил к стене. Ну-ну. Знаем, проходили.
– Анфиса…
– Достал! – не удержалась. Если бы могла, так и топнула бы ногой. – Еще раз спрашиваю: что надо? Зачем стучишь?
Не понравилось. Напыжил плечи, сунул руки в карманы джинсов, перекатился с хмурым видом с носков на пятки и обратно. Заиграл бицепсами.
Хорош, не спорю. Красавчик, и за фигурой следит. Только вот не ёкает внутри ничего. Умерло.
– Почему со мной не поехала? Я ждал.
– Не захотела, – ответила честно. – Да и с чего вдруг? Я что, должна?
– А почему бы и нет? Мы же соседи, знаем друг друга сто лет. Да хоть по старой памяти…
– Вот именно, что сто лет. Только, помнится, это факт не помешал тебе отказаться от меня. Так что сейчас, спрашиваю, понадобилось?
– Анфиса, перестань, – улыбнулся кротко и обаятельно – прелесть, а не парень. – Сама ведь все понимаешь. У мужчины должно быть в жизни время, когда он предоставлен сам себе. С этим просто нужно смириться и все. Это – не навсегда!
Ну и хитрец. Да уж, догадаться не сложно. Еще бы к самосознанию и стыду воззвал. И простил бы снисходительно дуреху бестолковую.
– Не-а, не понимаю. Не хочу понимать, с подобной жизненной фигней не ко мне. Но знаешь, я без претензий. Как подумаю, что могла уехать в другой город, другой университет и никогда не узнать, какой ты, продолжать безоглядно верить – так в дрожь бросает. А сейчас мы чужие люди и точка!
– Фаня… – вот же гад, еще и руки тянет! Пришлось отступить.
– Отстань, а? По-хорошему прошу! Ну, сколько можно? У тебя своя жизнь, у меня своя. Забыто все.
– А если я скажу, что нет? Что я по-прежнему верю в наше будущее?
– Если ты так скажешь, то я отвечу, что поздно, и даже смеяться не буду. Потому что уже не смешно.
– Фаня, я виноват, – шаг вперед, и еще шаг. – Остался год, а я понимаю, что надоело. Пресытился. Скучаю. Все равно таких, как ты, нет, и дальше – только хуже. – И рукой по волосам провел, ласково так. Еле сдержалась, чтобы не ударить.
Сволочь. Достучался таки. Разбередил душу. И не хотела, а сердце сжалось в старой боли предательства, даже слезы выступили. Выдохнула задушено, выдавая себя.
– Если пресытился, значит, было вкусно?
– Не без того, – ну, хоть честно. – Но кто не ошибался? Не всем быть такими сильными, как ты.
– Я? А что я? – от удивления нашла в себе силы улыбнуться. – О, я Геракл! Да! Каждый раз, когда тебя вижу, мышцы прокачиваю. Снова и снова повторяю, что не стоишь ты моего огорчения и плевать хотела!
– Но я всегда о тебе помнил, Чижик. Всегда! Если бы ты только захотела, я бы…
– Что? Ну что «ты бы»?.. – посмотрела бывшему в глаза. – Нужен ты мне такой пользованный, как… как… – захотелось сказать вот совсем грубость, но не смогла.
– Фанька, скажи, – прижал грудью к стене, задышал часто, – у тебя ведь нет никого? По-прежнему никого?
– Не твое дело.
– Нет, мое, – ответил упрямо, как всегда. И такой серьезный, вроде он мне одолжение делает. – Мое!
– Что? Хочешь на двух стульях усидеть? И рыбку съесть и… сладкий пряник?
– Хочу быть с тобой, дура. И буду! Только попробуй с кем-нибудь шашни закрутить, ты меня знаешь…
Ну вот, и этот обзывается. Может, я и правда не в своем уме? Иначе почему стою здесь и разговариваю с тем, кого столько раз клялась обходить стороной? Но сейчас он заикнулся о кое-чем важном для меня, и я напряглась. Да что там, меня так в жар бросило, что чуть не уронила красавчика на пол, когда отталкивала от себя.
– Только попробуй! Никогда не прощу!
– Фаня…
– И парень у меня есть! И личная жизнь! И он… он в стотыщ раз лучше тебя, понял! Верный и надежный! – Эх, где бы еще такого найти? Но главное ведь бравада? А горечь потом проглочу. – Я ему даже снюсь каждую ночь! Потому что как меня встретил, так и жить без меня не может! Не то что ты!
Смотри-ка, бывший прямо лицом побледнел – артист! Дернул губами:
– Вы спите?
– Нет, кино смотрим. – И добавила зачем-то: – Про барабашек и буратино!
– Ты… Ты… – навис фонарем, сверкая глазами. Упер кулаки в стену.
– Ну, давай, скажи, что я? Или кто я?
Не сказал. Успокоился, выдохнул, волосы растрепанные с глаз убрал. Заулыбался ехидно.
– Не умеешь ты врать, Чижик. Нет у тебя никого. Я бы почувствовал. Ты моя, Фанька…
Вот верите – слов для ответа не нашла. Только кукиш увесисто под нос сунула и дверью за спиной хлопнула.
Хрен тебе, а не Фанька!
Прошла мимо родительской спальни, постояла, послушала, как похрапывает папка, и вернулась к себе. Забравшись в постель, притихла. Сон никак не шел, в голове крутились разные мысли, вспоминалась юность и первые поцелуи… то, как я была счастлива когда-то – глупая, влюбленная в соседа-мальчишку школьница, и снова отчаянно захотелось реветь. Да что там реветь – выть! Неужели действительно нет на свете любви – верной и настоящей? Теплой, солнечной, надежной? Неужели чтобы стать счастливой нужно прощать и понимать? Жертвовать во имя чужой прихоти? А как же я? Как же мое сердце? Ведь оно чувствует и болит.
Всхлипнула раз, всхлипнула два… Если сейчас не почитаю чего-нибудь про любовь – точно разревусь и окончательно разуверюсь в этом чувстве. Утерев нос, решила плюнуть на соседа и включить телефон. Там у меня книжече-е-ек – тьма! И половина о любви! Я как раз не дочитала сцену схватки капитана Джона с Кривым Биллом за жизнь своей возлюбленной – прекрасной маркизы Габриэль. Красотку едва не похитили пираты, когда сегодняшним утром междугородний автобус затормозил у дома моих родителей.
Всхлип. Всхлип. Э-эх… Еще раз вздохнула, включая *кулридер и нужную закладку.
«…Противники схлестнули шпаги, рассекли воздух, и благородная сталь зазвенела от напряженной схватки, развернувшейся на капитанском мостике «Пегаса». В паруса бил ветер, нос шхуны рассекал высокие гребни волн и все, что осталось у измученной Габриель – это надежда, что Бог не оставит их с Луизой, и раненый капитан победит исчадие ада. Предводителя пиратов и самого страшного человека в море – Кривого Билла.
Внезапно противники замерли, и бедная девушка увидела, как белоснежную рубашку капитана окрасили алые пятна крови.
– Джон! – упав на колени, вскричала Габриель, и…»
Тю-ю, я разочарованно заморгала, увидев входящий звонок. В такое-то время суток? Пришлось сесть в кровати и спросить шепотом:
– С-сокольский?
– Ну, наконец-то! – облегченный выдох, и вместо приветствия: – Ты где, Чиж? Почему телефон в отключке? Сбежала? Мы так не договаривались! – и голос, главное, такой сердитый, что сразу захотелось возмутиться.
– Вот еще. Не дождешься!
– Тогда где? Ты время видела? Почему не дома?
– Не твое птичье дело! – Да, невежливо, но Сокол, после выходки в кафе, на вежливое и не заслужил.
– Я в «Маракане», если что. И тебя здесь нет.
Ну и логика у этих мужчин! Никакой фантазии. А может, я в Тайланд рванула или еще куда. Сам-то наверняка с дружками в баре сидит. Субботний вечер, девочки, все дела. Кажется, вчера я ему здорово планы расстроила. Даже странно, что обо мне вспомнил.
– Конечно, нет! – ответила не менее сердитым шепотом. – У меня вообще-то выходные и личная жизнь! Имею право!
– Да? А чего тогда ревешь, если личная жизнь? Чего шмыгаешь в трубку? Не клеится? Эй, ты там что, не одна?
– Слушай, Сокольский, – пропыхтела возмущенно. – Ты еще бинокль в телефон сунь! Вот точно «совсем офигел» – это про тебя. Не много ли личных вопросов в половину первого ночи?
– Значит, одна. Была бы с кем-то – трубку не подняла.
А чего мы такие довольные, интересно? Злорадствуем? Мало он мне вчера свой трофей длинноногий демонстрировал, так решил и здесь укусить, везунчик. Незаметно для себя сползла с дивана и встала посреди спальни, уперев руку в бок.
– Да какое тебе дело вообще? Шерлок, блин! Да ты радоваться должен, что меня нет! Такая возможность уделить внимание Заям! Лучше бы моментом воспользовался, принц дятлов, пока сестра-лунатик в бегах за нечистью! А то смотри, я сделку прерывать не собираюсь! Мне жить негде!
– А раньше ты не могла сказать про личную жизнь? Договаривались же предупреждать! Хоть бы телефон включила, три часа названиваю в глухую рельсу! – и запоздалое: – Кто-о?!
Я почему-то промолчала, а Сокол выдохнул. Сказал уже спокойнее.
– Значит так, Чиж – ты будешь сегодня в квартире или нет? Ты права, у меня на нее планы. Краткосрочные.
– Нет.
– Отлично. Где ты? И смотри не ври. Меня интересуют «рабочие моменты», а не твоя личная жизнь.
– Я у родителей. Приеду послезавтра утром. Могу с автобуса сразу на учебу, чтобы тебе глаза не мозолить. Так что увидимся только в понедельник вечером. Точнее – днем. В баре же выходной…
– Все сказала? – и снова усмешка из голоса пропала. Интересно почему?
– Все. А что?
– А то! У меня в квартире были гости. Точнее гостья. Я уезжал по делам, а когда вернулся – все пропахло духами Сусанны. Наверняка воспользовалась ключами отца. Я ей матов по телефону нагнул, только толку-то? Ясен пень прошерстила по углам. Она была, а тебя, Чиж – не было! Я с кем сделку заключал?
– Так я же…
– Так я же, – передразнил меня Сокол (вот же гад!) – Обиделась, да? Картинки глупые вздумала рисовать? Еще одна истеричка, терпеть таких не могу!
– Знаешь, что?
– Что?
– Вот если бы ты оказался сейчас рядом, Сокольский, я бы тебе с целью мозги поправить так в ухо двинула, чтоб ты не встал! Без всяких истерик. Лучше скажи, что от меня нужно. Хорошо, я приеду завтра вечером.
– Утром. Ты должна быть у меня утром, желательно к шести. У отца завтра дела в городе, он с пяти утра на ногах, так что с подачи Сусанны, как пить дать к восьми заявится с проверкой. Похоже, у них там в отношении меня разработан настоящий план «Барбаросса». И сама понимаешь, против тех доводов, которыми обрабатывает отца Сусанна, мне крыть нечем. А ты, помнится, за порядком следить обещалась и функцию девушки выполнять – так вперед к обязательствам, Чиж! Я срач не люблю и отец – тоже!
Чего?! Снова села на диванчик. Чтобы не разбудить брата, прикрыла рот ладонью.
– Ты с ума сошел? Мне же автобусом добираться больше двух часов! Если сяду на тот, который отправляется в половину шестого утра – в городе буду к восьми. Потом к тебе от вокзала добраться еще полчаса. Сейчас почти час ночи. Сокольский, ты надо мной издеваешься, что ли? – изумилась.
Пауза и глухое, очень мужское:
– Нет.
– А мне почему-то кажется, что да.
– Хорошо, Чиж, я сам тебя заберу, только не ной.
– То есть? – притихла у трубки. – Как это? – винтики в голове затормозили.
– Очень просто! Сейчас приеду. Называй адрес.
– Постой… Куда приедешь? Ко мне в Гордеевск, что ли? – спросила оторопело. Ну и шутки у Сокола. – Ты что, пьян? – усомнилась в трезвой мысли парня.
– Если бы. Как тебя встретил, так хрен знает, что в моей жизни творится!
– Эй, вообще-то я тут ни при чем!
– Да-а?! А кто ко мне в постель зайцем пробрался? Таращился на мой зад?
– Ты! Пф! Да знаешь что!..
– Что?
– Ничего! А как же твои краткосрочные планы? – усовестившись, решила снизить обороты. Как ни крути, а уговор есть уговор. Сама виновата.
Сокол вздохнул. Я вот прям почувствовала, как крепко он меня уважает. Мог бы, задушил от силы чувств.
– А мои планы, Чиж, – прорычал недовольно, – останутся на твоей совести. Так я еду?
– Постой, а-а что я родителям скажу?
– Не знаю. Придумай что-нибудь.
– Я не могу, – закачала головой. – Они же у меня нормальные люди. Если скажу, что вот прямо сейчас возвращаюсь в город – тому должна быть веская причина, ты же понимаешь.
– И что предлагаешь?
– Хм, не знаю. Может, все-таки отложим твой приезд до утра?
– Слушай, Чиж, давай честно. Мне за тобой ехать на чертовы кулички – вот вообще не улыбается. Но если я лягу спать – то вырублюсь. Точно до четырех не дотяну. Или я еду за тобой прямо сейчас или разрываем договор и можешь не возвращаться.
– Что?
– Что слышала. Ариведерчи, Зая. Ключи с Лешим передашь. – И главное голос ровный такой. Точно назад не пустит.
Я встала, потом села. Снова встала. Походила по комнате туда-сюда, пока Сокол терпеливо ждал моего ответа.
Нет, ну я так не играю! Это нечестно! Что за шантаж вообще? Да у меня у самой из-за него все наперекосяк! И зачем я только с ним связалась?
– З-записывай, остроклюв! – шепотом рассердилась в трубку. – Так и быть, еду! И я тебе, Сокольский, не Зая!
В родительской спальне продолжал похрапывать папа, когда я тихонько пробралась в коридор и затопталась у порога, приоткрыв дверь.
– Ма-ам! – еле слышно позвала, но мама уже и сама выглянула. – Чего не спишь, дочка, – с зевком спросила, запахивая на груди халат. Направилась вслед за мной на кухню. – Слышу из детской бу-бу-бу бу-бу-бу… Роберт вроде как спит. По телефону с кем-то говорила?
– Ну, вообще-то да.
– И что там? Если не секрет.
– Да не-е… Какой там секрет. Мам, понимаешь, тут такое дело…
Мама мигом напряглась. Даже сонные глаза тут же распахнулись.
– Спокойно! – я взяла маму за плечи. – Все живы-здоровы, я не беременна, из университета не выгнали, так что никаких жизненных катаклизмов!
– А-а, – выдохнула родительница. – А что случилось-то?
– В общем, я уезжаю. Так получилось.
– Куда? – мама растерянно заморгала.
– В город.
– Когда?
Я посмотрела на циферблат настенных часов.
– Скоро. Думаю, часа через два или около того. Сколько вообще нужно времени легковой машине, чтобы до нас добраться? Из города?
– Ну, где-то так. Стоп, Фаня, как уезжаешь? Ночью?! Куда? Одна?! Погоди-ка, – мама меня решительно отодвинула, – я сейчас Федю разбужу…
– Нет! Мам! – я поймала мамину руку. – Только не папу! Не надо его будить! Ты же знаешь, папа меня точно не отпустит! А мне вот как надо, – для убедительности полоснула себя ладонью по шее. – Он сейчас приедет и будет ждать!
Русая бровь озадаченно приподнялась.
– Кто «он»? – спросила мама. – Фаня, значит, я была права, и у тебя действительно появился парень? – догадалась. – Вы что, живете вместе? В общежитии?
Я виновато сглотнула и качнула головой. Вот так вопрос. Когда от мамы – так на засыпку.
– Нет, в… в квартире.
– Одни?
– Угу, – кажется, я покраснела. Во всяком случае, взгляд скользнул за мамино плечо и зацепился за цветастую бабочку-декор на тюле.
– Давно?
– Ну… э-м-м…
– Анфиса?
Вот если вы когда-нибудь врали родителям, то вы меня поймете. Нет ничего хуже, чем юлить перед родным человеком. Это как голыми ступнями на углях танцевать. Но ведь бывают случаи и правды не скажешь!
– Два дня уже. Он там… у него… понимаешь, без меня не получается… не может… я уехала, а он вот позвонил… а я тут… говорит, приеду сейчас… дурак, конечно, но жалко… будет у подъезда ночевать. Во-от, – и опустила взгляд на мамины тапочки, не зная, чего еще к своему жалкому монологу добавить.
Стало тихо. Подозрительно тихо. Я осторожно взглянула на маму. И как только нашла зеленые загоревшиеся глаза (ага, не зря папа маму колдуньей называет), тут же захотелось стукнуть себя ладонью по лбу. Она же у меня романтик! Весь книжный шкаф забит папиной учебной литературой и мамиными любовными романами. Сейчас точно навообразит себе не пойми что и потребует Сокольского в гости – знакомиться. Даром, что темная ночь. Ну, я и дурындищще…
– Ма-ам, только не вздумай его к нам звать! Он ни за что не пойдет, слышишь! Тем более сейчас!
– Почему? – спросила удивленно. Ну вот, говорю же. Наверняка уже мысленно подсчет продуктов в холодильнике делает. Что там есть вкусненького гостя угостить.
– Он очень, просто ужасно стеснительный!
– Худенький, наверно? – вдруг ошарашила меня догадкой мама, как-то разом погрустнев.
Наверняка бывшего вспомнила. Здесь я ее винить не могла. Каждой маме хочется, чтобы обидчику ее дочери провидение утерло нос, и на горизонте ее любимого чада появился уверенный в себе, сильный и красивый соперник. Чтобы не стыдно было соседям показать! Собственно Сокольский-то под все эти пункты очень даже подходил. Если бы не одно очень важное «но». Сделка.
– Почему это? – растерялась я.
– Потому что в гости ходить стесняется. Значит, по жизни скромный, ненавязчивый парень. Подумалось вдруг…
– Ну, наверное.
– А ты его любишь, Фаня?
Вот это вопрос! Поймалась рыбка! Пустым ответом не обойдешься. Пришлось закусить губы и спрятать взгляд. Говорю же, стыдно врать.
– Он мне нравится. – И чтобы не разочаровать маму добавила: – Очень. Не могу я его одного на улице оставить, обещала…
– Стало быть, точно решила ехать? Мне волноваться не надо?
– Ну что ты, мамулечка! – обняла маму. – Нет, кончено! Извини, что так получилось! Он меня не обидит, не бойся! – вот тут точно не соврала. Уж в чем-чем, а в отношении своей безопасности в Сокольском я была уверена. Все-таки три ночи вместе в одной квартире провели.
Когда я оделась, и мы выпили чай с ватрушками, мама начала свои обычные сборы меня в дорогу. Засуетилась на кухне, выворачивая закрома. Кто приезжал к родителям, тот поймет, как это у мам происходит.
– Это тебе маслице, Фаня – постное и сливочное возьми. Это колбаска, сыр… А вот я для тебя две баночки сгущенки купила и икорочку трески, ты любишь. Чай, кофе – нечего на ерунду в городе тратиться. Ватрушки тоже все забирай…
– Мам…
– Ничего! У меня полкило творога киснет, я утром еще испеку.
– Спасибо.
– Слушай, Анфис, какая же я балда! – спохватилась мама. – Ты же на машине вернешься! Давай консервации дам?
– Что? Нет, мам…
– Давай! Почему это нет? Вам же не в руках нести, у тебя теперь парень есть, он и поможет! – заулыбалась. Эх, точно с утра папе и бабе Фисе первой новостью расскажет. – Я всего-то по паре баночек! Огурчики, помидорчики, варенье… Ой, слушай! Нам же бабуля двух петушков зарубила! Возьмешь одного?
– Э-э, не…
– Бери! Я тебе сразу и на супчик овощей соображу. Как приедете – так и сваришь! Еще маме спасибо скажешь!
В общем, когда Сокол через полтора часа подъехал к дому, я стояла у подъезда окруженная банками и сумками, в которые добавилась пара полотенец, постельное белье, овощерезка, турка, кастрюля для супа, три кило крупы и новые папины тапочки. И о последних не спрашивайте «зачем» – не знаю! Когда попыталась оказать сопротивление, получила в ответ – бери, Фаня, не спорь!.. Ну и мама, конечно, стояла рядом, напрочь отказавшись спрятаться. Правда, как только парень показался из машины, сделала пару тактичных шажков назад.
– Кхе-кхе! Анфис! – шепнула в затылок и за косу – дерг! – Ты своему-то скажи, чтоб не боялся меня! Не кусаюсь, мол, ну и… дальше сама знаешь! Ох, доча, кажется мне, что у вас все серьезно! Не помню, чтобы ты так о ком-то беспокоилась!
– Угу.
Ночь стояла глухая, снежная, у подъезда горел фонарь… Я почувствовала затылком, как распахнулись глаза родительницы, когда красавчик Сокол попал в поле ее зрения. Выступил в круг света в дорогом прикиде уверенного в себе мажора, рассекая ночь широкими плечами и спортивной фигурой. Чуть не заскулила от отчаяния, по-новому оценивая ленивую походку парня. Эх, Сокол-Сокол. Спортивки, что ли, старые не мог надеть и ватничек потертый? Мама же теперь точно к тапочкам еще чего-нибудь сообразит!
– Ого! – приблизившись ко мне, вытаращил глаза. – Чиж, это что, все твое?! – отпустил удивленный смешок. – Шутишь?
Если бы! Я молча уставилась на Сокола, он – на меня. Я на него – Сокол напрягся. Пришлось нахмурить брови, стрельнуть в сторону мамы глазами, и придать взгляду пущей выразительности. Ну и?
Нет, вот точно дятел. Стоит, смотрит. Еще минута и провалит же операцию, ко всем чертям!
– С-сокольский, блин! – скорее прошипела, чем произнесла. Тихо, сквозь зубы. – Соображай!
Ну, слав-те-хосподи, догадался! Кашлянул в кулак, зыркнул на родительницу, подошел и, склонившись к лицу, чмокнул в щеку:
– Привет. – И вежливо маме: – Здравствуйте! Извините, что так поздно побеспокоил. Соскучился. Надеюсь, вы Анфису не ругали? Каюсь, это я во всем виноват. – И руку маме жмяк: – Артем, приятно познакомиться!
Ну вот же, может, когда хочет! И неважно, что время неподходящее, главное – искренний порыв, улыбка, и честные глаза! Прям от сердца отлегло. Теперь можно и уехать спокойно, а до завтрашних папиных телефонных расспросов еще дожить нужно!
В машину загружались молча – хорошо, что получилось списать на смущение. С родительницей попрощались и даже подождали, пока на кухне зажжется свет. Зная свой двор, искренне понадеялась, что местный Мюллер – баба Шура видит десятый сон, а не зырит шпионом в окно. Отъехали. Когда оказались на загородной трассе, я, наконец, выдохнула.
– Ну, Сокольский, ты даешь! С ума сошел? Такого приключения в моей жизни еще не было!
– Я даю? – удивился парень. – Да ты не меньше моего даешь, Чиж! Хоть бы предупредила, что мама будет встречать и чего от меня хочешь. Чувствовал себя последним дураком!
– А мог бы и догадаться, если такой умный! Чуть глаза не окосели! Или ты думал – я одна буду ночью стоять на улице? Скажи спасибо, что встречал не папа. Тогда бы ты точно одним рукопожатием не отделался! Пришлось бы соврать, как сильно ты меня любишь, раз уж примчался, а я пошла.
– Ничего бы не случилось с твоим папой. Мой новость съел и твой бы проглотил!
– Возможно. Только знаешь, ты все-таки парень, не забывай. Сказал отцу, мол, бросил-разлюбил, завяли помидоры, с тебя и взятки гладки. Зачирикал себе дальше. А моему за меня переживай. Да что я тебе объясняю, Сокольский? – сама себе изумилась. – Ну, тебя! Ты же деревяшка бесчувственная, все равно не поймешь! – и отмахнулась, отворачиваясь.
– Знаешь что, Чиж?
– Что?
– Пристегнись! – рыкнул парень. – И скажи спасибо, что не придется спозаранок в автобусе толкаться! Я, между прочим, еще ни за кем вот так не мотался ночью, как за тобой, по городам, наматывая километры. И мамам дураком не скалился!
– Так тебе же вроде надо? Разве нет?
– А тебе?
Мы посмотрели друг на друга сердито и отвернулись каждый к своему окну. Уставились он в лобовое, а я в боковое.
– Чиж? – позвал Сокол немногим погодя, когда немного успокоившись, поглядывая, вновь нечаянно встретились взглядами.
– Что?
– Слушай, а чем это ты так пахла?
– Когда?
– Ну, тогда, когда я тебя в щеку… – парень хмыкнул, но я уже и сама догадалась. – Как будто теплой ванилью?
– А-а. Ватрушками, наверно, – ответила.
– Ватрушками? – Сокольский странно моргнул, замолчал, а потом, глядя на дорогу, сглотнул.
Тоже мне. Чем это он, интересно, в «Маракане» весь вечер занимался? Раз уж спиртное не пил, так хоть бы перекусил чего посытнее перед дорогой.
Я отстегнула ремень безопасности и потянулась к заднему сидению. Добравшись до сумки, нащупала ватрушку и протянула парню.
– Держи.
Когда увидела, как быстро он ее съел в два укуса, полезла за следующей.
– Вку-усно!
– Еще бы! – ни капельки не удивилась. – У меня мама так готовит, что ух… Пальчики оближешь!
