Текст книги "Письма из-под виселицы"
Автор книги: Янина Хмель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– Спит? – Выдохнула дым она.
Я кивнул.
– И ты бы поспал. Они сегодня спокойные.
– После Авраама. Что он сегодня?
– Цитировал Новый завет. Слава Богу, не дырявил ладони и не искал крест. По мне он самый странный тут…
– А ведь до своего тридцатитрёхлетия он не славился верующим, – зевнул я.
– Я же говорю, странный, – пожала плечами Инна.
– Читала Алису в стране чудес?
– Фильм смотрела.
– Чешир дело говорит, задумайся. Все мы странные, – подмигнул ей, выбрасывая окурок, и вернулся в здание.
В палате номер 20 сегодня было тихо: Дарина спала, свернувшись калачиком в середине кровати и прижимая к себе подушку. Её предпочли напичкать снотворным, чем дать возможность выговориться и выплакаться. Возможно, даже выкричаться. Ей это нужно. Надо пресечь выдачу снотворного двадцатой.
Возле палаты номер 23 я остановился на минуту, чтобы убедиться в храпе, доносящимся из-за двери. Филипп спал.
Я тихо подошёл к палате номер 25 и приоткрыл дверь – Кэтти тоже спала. Она перевернулась на другой бок, когда я открыл дверь, но не проснулась.
Я прошёл мимо палаты под номер 30: Оливер всегда спал по ночам.
Из палаты номер 33 тоже доносился храп. Инна оказалась права – сегодня на удивление спокойная ночь.
Я подошёл к посту.
– Завтра выходной? – Я оторвал Инну от чтения.
Она поспешно прикрыла книгу и улыбнулась в ответ:
– Аля меня сменяет завтра.
– Инн, сколько ты здесь работаешь уже? – Как, будто между прочим, поинтересовался я.
– Да можно считать, с самого открытия. Лечебница существует с 2001, а я на посту с 2002.
– И ты знала всех директоров?
– А от чего нет-то?! – Удивилась в ответ Инна. – Калусовский единственный главврач и директор с самого начала.
Теперь удивился я. Инна это заметила.
– Почему интересуешься? – Осторожно спросила она.
– Здесь была пациентка в инвалидном кресле после неудачной попытки суицида? – Была ни была, подумал я и задал вопрос напрямую.
Инна замерла, не ожидая такого вопроса, но она явно владела какой-то информацией по этому поводу. Она приподнялась со своего кресла, огляделась по сторонам и перегнулась через стойку ко мне.
– Ты о ней искал информацию в архиве? – Прошептала она.
Я кивнул.
– Ровно год назад… – Инна опять оглянулась по сторонам и добавила ещё тише: – …она повторила попытку суицида. Её увезли в коме. Что с ней сейчас – неизвестно.
Я вздохнул.
– Как ты о ней узнал?! Калусовский даже дела не заводил…
– Потому что… – Я сопоставил данные из письма и предположил: – …это была его дочь?
Инна ахнула:
– Он сам тебе рассказал?
– Почти, – я собрался уходить.
– Но он никогда ни с кем не говорит о ней… Мы даже не знаем, вышла она из комы или умерла. Год прошёл…
Я взглянул на книгу, которую читала Инна. «Алиса в стране чудес». Я улыбнулся ей и ушёл в свой кабинет.
Помимо душ моих пациентов, мне стала интересна душа угрюмого и озлобленного на весь белый свет начальника. Мне вспомнились слова из письма его дочери: «…как психиатр он так себе, не его это…» Тут я не мог с ней не согласиться. Если бы он был в состоянии лечить больные души, просил бы он перевести в его заведение психиатра, на чьём счету имеются душевнобольные, которые опровергали факт «бывших психов не бывает»?! Сомневаюсь. Нужно будет дождаться подходящего момента и поговорить с ним о его дочери.
Я заварил себе кофе и распечатал второе письмо. Каково было моё удивление, когда на белом листке, сложенным в несколько раз, было написано только «Целую. Твоя Вайлет. С любовью из мая. 2, суббота». Я перевернул письмо – на обратной стороне пусто. Я заглянул в конверт, там тоже было пусто. Я достал третье письмо. Распечатав его, я был загнан в тупик: с ним была та же история, как и со вторым, только дата стояла другая: 3, воскресенье.
Это какая-то злая шутка. Я достал четвёртое письмо, и в нём нашлись объяснения двум пустым предыдущим. «Приветствую тебя! Скучал? Ты, наверное, в заблуждении, почему два конверта пусты? Отвечу: я была в не лучшем настроении. Аллергия вышла из-под контроля. Мой любимый Май сыграл со мною злую шутку… А ведь стоит ожидать такого и от любимых. Отец подлил маслица в огонь, отчего моё настроение сделалось ещё паршивее. Не могла выдавить из себя и строчки, так погано было душе. Знаешь ли ты, что душа может болеть? Может, я знаю не понаслышке. Вот и моя душа прошлых два дня разрывалась на осколочки. И, как будто, каждый осколочек впивался в мою телесную оболочку. Два дня я не покидала свою палату, наблюдая за папиными больными из окна. Они, как неприкаянные души – призраки, блуждали по больничному парку, никому не нужные. Мне жаль их, искренне жаль. Сегодня я выехала в парк сама (напомню, если ты забыл: я инвалид-самоубийца). Мне захотелось поговорить с кем-нибудь из них: меня заинтересовали струны их душ. Но с кем там было говорить?! Каждый из них находился в своём мире, и никто не подпускал меня – чужачку, не способную передвигаться на своих двух. Меня сторонились. Меня пугались. И поговорить мне удалось лишь с парнем (позже я узнала у медсестёр, что у него депрессия – а я то всегда считала, что это слово просто стало мейнстримом, и его использовали наряду с иными модными словечками, но этот парень действительно был в подавленном состоянии, мне стало даже как-то горько за него…). Звали его Аркаша и ему было двадцать лет. Это я узнала не от него. Сам он слишком односложно отвечал на мои вопросы. “Ты в курсе, что находишься в психушке?” – спросила я. Он кивнул. “А чего ты здесь?” – “Доктор говорит, что у меня депрессия…” – “Но депрессия обычно осенью,” – ехидно поддела его я, а он даже не ответил мне. “А как ты думаешь сам, что с тобой?” – “Я просто устал от жизни…” – “В свои то восемнадцать? На больше ты не выглядишь!” На этом своём замечании я запнулась – а сама то?! Но потом стала искать оправдание своей усталости от жизни – у меня были причины! Так может и у него были свои причины?! “А как эта твоя депрессия проявляется?” – я не отставала от него. “Вот здесь сидит грусть-тоска (тут он расстегнул свою рубашку и показал мне на грудь) и грызёт меня, грызёт… я и не хочу печалиться: вроде, как и причин нет. Но что-то давит, а по ночам неохота спать. А с утра ещё бОльшая неохота жить…” – это было самой длинной речью, которую я от него слышала. “А с доктором ты говорил об этом?” – “Есть ли ему дело до меня?” – он поднялся со скамьи и ушёл. Больше мне ни с кем не удалось поговорить, и я вернулась в свою палату. Часа три, не меньше, я рылась внутри себя – а вдруг и во мне сидит такая вот тоска и не даёт мне вздохнуть полной грудью и тянет меня ко дну? Но мне было не больно в том месте, в котором болело у Аркаши. Вот и он подтвердил, что психиатр из моего папаши никудышный. Ему нет дела до своих пациентов. Все мы тут обречены на себякопание, а после на себяпогребение. Завтра напишу. Мне приятно, что ты скучаешь. Целую. Твоя Вайлет. С любовью из мая. 4, понедельник».
Я озадаченно повёл бровью: пока не могу сказать, что эта юная особа была сумасшедшей. Её рассуждения только доказывали, что она из своих семнадцати неким образом за год выросла в сорок и раскрыла глубины своей души, а теперь, посредством этих писем, погружала читающего – то есть, меня – в эти глубины. Мне не хотелось доставать следующее письмо. Я был тронут этим. Был тронут её неподдельной искренностью. И мне захотелось поговорить с Калусовским о ней, но делать это было ещё рано.
Я взглянул на часы: рассвет остался позади, но было время вздремнуть. Алевтина сегодня в ночное дежурство, значит не придёт меня будить с утра и отправлять высыпаться. Но я решил не перебивать сон, чтобы выспаться дома.
Строчки письма крутились в моей голове, перемешиваясь с моими личными мыслями. Слишком часто я соглашался с её словами. И чем больше я читал, тем больше проникался симпатией к автору писем. Что за глупые проникновения?! Она младше меня на десяток лет! Но её душа гораздо старше её тела… Я сделал себе ещё кофе, и практически залпом опустошил чашку. Поймал себя на мысли, что хочу запереться в том подвале и так же залпом опустошить её письма, не прерываясь на рассуждения от себя. Я выдохнул и пошёл покурить.
На веранде я столкнулся с Дианой – ещё одна медсестра. Сегодня она работала в день, вместо Алевтины.
– Доброе, как ночка? – Закурила Диана, потягивая энергетик через трубочку.
– Доброе, – кивнул я, затягиваясь. – Спокойная.
– Может тебе перебраться на недельку в больничку, устроившись в свободную палатку? Чего зря бензин тратить, – хихикнула она, забравшись на скамью с ногами, подобрав их под себя.
– Я вот тоже думаю, поспать сегодня в первой палате, чтоб не таскаться туда-сюда… – Выдохнул вместе с дымом я, и вполне серьёзно добавил: – Тем более, Калусовский сегодня выходной.
– Я прикрою, – подмигнула мне Диана, выбросив пустую банку энергетика в урну, а за ней дотлевающий окурок.
– Разбуди, как будешь уходить, – решительно ответил я.
– Договорились, – она соскочила со скамьи и скрылась в здании.
А я действительно решил не уезжать домой и закрылся в палате под номером 1, быстро погрузившись в сон.
Глава 3. И ничто души не потревожит
Из крепкого сна меня вывел нежный шёпот и поглаживание по щеке.
– Просыпайся, – мурлыкал голос надо мной.
Поднял голову и увидел перед собой Диану, которая склонилась над моей головой, стоя на коленях около кровати.
– Уже уходишь? – Приподнялся на локтях я и стал нащупывать телефон, который оставил на тумбочке.
– Тебе шлёт смс твоя «Милая», – Диана протянула мне телефон.
Я взял телефон: шесть непринятых вызовов и три смс. Всё от Алевтины.
– Не читала?
– Не читаю чужие письма, – усмехнулась она, присев на край кровати возле моих ног.
Это прозвучало как укор мне. Но я даже бровью не повёл: никто не знал, что я читаю чужие письма. И, можно сказать, их автор позволил мне это.
– Сегодня всё тихо было? – Я встал с кровати.
Диана оставалась сидеть, не отвечая на заданный мной вопрос.
– Поднимись, нужно застелить.
– Оу, ну это задание не для врача. Я справлюсь, – улыбалась она.
– Так что там со спокойствием сегодня? – Я повторил ранее заданный вопрос.
– Будет странно, если ты узнаешь о дневных делах прежде, чем начнётся твоя смена.
И она была права. Я слишком тороплю события.
– Пойду, выпью кофе.
– На тумбочке, – заметила она.
Я посмотрел на тумбочку, где оставлял свой телефон, – там стояла чашка кофе.
– Спасибо, не нужно было.
– Мне захотелось.
– Диана, у меня есть девушка, – я всегда сразу расставлял все точки над ё, не давая ситуации зайти дальше, чем нужно. Диана очень интересная девушка, но мне не нужны любовные треугольники на работе.
– Глупенький, – рассмеялась она. – Я не подкатываю к тебе.
Я напрягся: а выглядело всё именно так.
– Тем более, знаю. И она ждёт тебя на посту.
Я напрягся ещё больше: Диане известно о нас с Алевтиной? Если да, то откуда?!
– В смысле? – Но я тоже был осторожен, может это просто была её уловка, чтобы подтвердить свои догадки.
– Пора облачиться в белый халат, – зевнула Диана, явно не собираясь мне отвечать.
И я не стал допрашивать её. Выпил кофе, взял телефон и вышел из палаты, сначала приоткрыв дверь и убедившись, что Алевтины нет на посту. Я быстро проскочил в свой кабинет и привёл себя в порядок. И только потом прочёл сообщения от Алевтины.
«Спишь?» – первое в двенадцать дня. Потом через час звонок. Потом ещё два. Потом смс: «Всё ещё спишь? Не проспи смену. Целую!» Потом ещё два звонка. Потом смс: «Ты почему не открываешь? Я стою около твоей двери. Думала, вместе поедем на работу…» Потом ещё один звонок. А потом открылась дверь моего кабинета, и зашёл сам автор смс.
– Ты где был? – Подозрительно начала Алевтина без приветствий. – Приехал раньше меня, но в кабинете тебя не было. И не отвечал на звонки и смс.
– Телефон на беззвучке… – Сейчас я сам не понимал, почему не сказал ей, что спал в больнице. А она злилась и предполагала худшие варианты. Она же женщина, им это свойственно.
Как будто «подозрительность» и «ревность» по делу и без передаётся слабому полу с молоком матери. А вот инструкция по применению этих двух качеств не прилагается. И женщины используют их по своему усмотрению. И чаще всего без поводов, или придумывая повод самостоятельно, на пустом месте. Я не хочу сказать, что у Алевтины не было повода. Но своей подозрительностью и ревностью, в данном случае, она пользовалась неправильно.
– Тебе не в чем меня подозревать, – строго ответил я. Более чем уверен, что мягкий и нежный ответ она сочтёт за раскаяние. Из чего будет сделан вывод, что я, всё-таки, в чём-то перед ней виноват.
– Но объяснений так и не последовало, – она присела на диван, пытаясь контролировать свою злость и ревность.
– Человек оправдывается только тогда, когда виноват.
– Как угодно. Сама узнаю.
– Ты хотела сказать, додумаю? – Улыбнулся я.
Ещё одна замечательная черта женщин: додумывать. Обычно в их голове происходит следующая цепочка действий: узнала интересный факт, не нашла истинных подтверждений или нашла ложные детали, вырванные из контекста, а потом додумала так, как, по её мнению, имело место быть в реальности. И, по женским соображениям, всё логично и верно. А потом самое время обидеться на то, что сама себе придумала.
Алевтина недовольно фыркнула в ответ, ведь я пресёк её действия раньше, чем она приступила к исполнению своих женских обязанностей.
Я ни в коем случае не хочу сказать, что все женщины одинаковы. Вообще не существует одинаково мыслящих людей. Если вы думаете иначе, это только подтверждает сей факт. Но существуют некоторые алгоритмы мыслей и действий, которые совершают многие. Ведь человек может узнать себя в каком-нибудь афоризме, например. Может согласиться с чьими-то высказанными мыслями. Но ему всё равно захочется выкинуть из данной фразы слово, или же, наоборот, добавить, чтобы эта фраза полностью соответствовала ему. Он согласен, но хочет подредактировать, чтобы быть автором, а не цитировать автора.
Алевтина была умной женщиной, начитанной и эрудированной, но это не мешало ей следовать алгоритмам глупых. Так происходило не только с ней. И я тоже попадался на такие уловки. Скорее всего, я повёл бы себя так же ревниво на её месте.
– Прекрати придумывать проблемы в наших отношениях на пустом месте, – я поставил чайник и надел халат.
– Мне же больше заняться нечем! – Алевтина закипала быстрее, чем чайник.
– Видимо, да. Лучше давай обсудим одну деталь. Мы обоюдно решили, что не будем афишировать наши отношения на работе. Ты была согласна, как мне казалось.
Она задышала чаще, но молчала.
– Ты считаешь, что отношения не могут быть настоящими, если не вынести их на обозрение окружающих? – Наконец чайник дошёл до кипения, и я стал делать кофе себе и Алевтине.
– Я никому не рассказывала, – ответила Алевтина, выравнивая своё дыхание.
– Так уж и никому?! – Я приподнял бровь.
Ещё одна всем женщинам присущая особенность: фраза «Я никому не расскажу!» в переводе на их язык звучит вот так: «Я никому не расскажу, кроме мамы, подруги, соседки, коллеги, бабушки, бывшей одноклассницы, бывшей коллеги и кота!» И всё равно будет считаться, что она никому не рассказала.
– Ладно, – Алевтина виновато опустила глаза и тихо добавила: – Инна в курсе.
Я тяжело выдохнул. И опять оказался прав. Но меня интересовала сейчас не Инна: по крайней мере, она не выдавала себя.
– Только Инна?
– На работе – только Инна.
Я внимательно посмотрел на её реакцию: Алевтина не врала. Я поставил перед ней чашку с кофе и присел в кресло, сделав глоток из своей чашки.
– А Инна, видимо, рассказала Диане.
Женщины могут хранить тайны, но группами. Тайна передаётся со словами «ты только никому не говори». Из уст в уста.
– Она не могла никому сказать, тем более Диане! – Возразила мне Алевтина.
– А кто тогда, если ты тоже не говорила?
Алевтина подозрительно посмотрела на меня.
– Смешно! Прошу не афишировать, и в то же время сам «по секрету всему свету»!
– А когда ты успел поговорить с Дианой? – Алевтина не сводила с меня глаз, щурясь: её мозг уже строил «логическую» цепочку.
Я закатил глаза. Лучший способ защиты – нападение. Женщины чаще мужчин прибегают к нему.
– Ты меня раскусила, я завёл отношения с тобой и с ней одновременно, поэтому прошу каждую не афишировать, чтобы не проколоться ненароком, – допил свой кофе одним большим глотком.
Алевтина выпрямилась, оставив свою чашку нетронутой.
– Именно такие мысли сейчас у тебя в голове, не так разве?
Она обиженно фыркнула.
– Аля, не создавай себе проблем.
– Я не говорила Диане, – Алевтина сложила руки на груди.
– Знаешь, когда начинаются проблемы в отношениях?
Она пожала плечами.
– Когда кто-то из партнёров начинает делиться своими мыслями не со своим партнёром, а с кем-то другим. Построение отношений сложный процесс. И в нём должны участвовать оба. Только тогда они построятся. А иначе отношения ждёт распад. Ты явно сейчас думаешь, почему я говорю это тебе? Чтобы ты не бежала рассказывать кому-то, что чувствуешь, что я тебе изменяю, а пришла и спросила у меня.
Она молча выслушала меня, не отвечая мне и не перебивая меня.
– Нам нужно работать, а не выяснять здесь отношения. – Строго закончил я.
Алевтина кивнула и ушла к посту.
А я достал следующее письмо. Признаюсь, уже научился скучать по её словам. Или, может быть, во мне просто разгорался интерес и возрастало любопытство, как человеческое, так и докторское. «Успел соскучиться или мне стоит помолчать ещё пару писем? Я лукавлю, ведь мне есть, что сказать. А выслушать меня некому. Надеюсь на твой неподдельный интерес. Сегодня я проснулась с новым для меня чувством. Я не знаю, как его обозвать… Я тебе опишу, а ты придумай ему название, ладно? Итак, поехали. Я открыла глаза и поняла, что меня ничего уже не тревожит. Я уже давно осознала, что передвигаться смогу только в инвалидном кресле. Но меня это всё равно тревожило. Сначала мне было горько, что я сама лишила себя возможности ходить. Потом я плакала, что меня такую убогую никто не полюбит. Хоть Валик продолжал приходить ко мне и говорить, что его чувства ко мне не изменились (о нём рассказывать не хочу, не такой уж он важный персонаж в моей жизни). А ещё я жалела себя. Но тут я проснулась и осознала, ничто из вышеперечисленного уже неважно. Я перестала винить себя – времени назад не вернуть, а случившегося не изменить. Перестала желать любви к себе – мой человек полюбит мою душу (если я успею встретить своего человека). И самое важное – я перестала себя жалеть. Смешно, но имея отца-психиатра, я самостоятельно разбираюсь в своих душевных болях и беседую сама с собой. Иронично! Раньше меня тревожила моя аллергия. Мне было обидно, что именно в мою любимую пору года я страдаю, а не наслаждаюсь. И как только я перестала об этой тревожиться – мне стало легче дышать. В прямом смысле этого слова. Я перестала остро реагировать на родителей – какими бы плохими они не были, всё равно этого не заслужили. Я как будто прощалась с земными эмоциями, запоминая только лучшие и оставляя их в своей душе. Мне бы очень хотелось только одного: любить. Я уверена, что ещё никогда не любила. Как в романах и стихах: как в омут с головою. И ещё, я уверена, что любить можно только раз. Человек не феникс: если его один раз сжечь, он не восстанет из пепла. Так же и с любовью: один раз поддашься ей, больше этого не повторится. Наверное, только любовь я хочу взять с собой, всё остальное моей душе не нужно. Любовь будет мне пристанищем. Возможно, снова возродит к жизни. А, может быть, погубит окончательно. И не страшно мне, что не тревожно. А страшно хочется любить. Не чтобы меня любили, а именно любить самой! В коем-то разе (возможно даже, единственный раз за прожитые годы) мой эгоизм спит. Интересно, какой эмоции я лишусь, когда проснусь завтра? Я обязательно напишу тебе об этом. Целую. Твоя Вайлет. С любовью из мая. 5, вторник».
Письмо закончилось. Я заметил, что улыбаюсь. От чего? Я читал её с интересом. Так я читаю книги, которые меня увлекают с первых страниц. С одной стороны, мне хотелось скорее дойти до конца этой книги, но с другой, я хотел, чтобы эта книга длилась вечно. Когда закрываешь интересную, даже полюбившуюся, книгу, прощаешься с её героями, хочешь ты этого или нет. А я не хотел прощаться с Вайлет. Она уже стала моей. И тут я почувствовал, что изменяю Алевтине, когда так вот думаю о Виолетте. Я усмехнулся, закрывая полку и оставляя там письмо.
Не хватало ещё самостоятельно подливать масло в огонь и давать Алевтине поводы для ревности. Но мне не хотелось прерываться на паузы, ведь в подвале меня ждали ещё три связки писем. Интересно, есть ли какое-нибудь объяснение выбору цвета лент? И почему письма поделены по стопкам?
Я открыл следующий конверт, надежда получить больше ответов, чем вопросов, оставалась всё ещё жива во мне. «Целую. Твоя Вайлет. С любовью из мая. 6, среда». Я уже решил, что мой автор была не в духе и в этот раз. Но перевернул лист и заметил подпись: «Решил, что я сегодня неразговорчива? Просто проверяю твою реакцию на мои письма. Если признаешься себе, что читаешь меня с удовольствием, то я веду счёт – 3:0. Первое очко в мою пользу – ты заинтересован. Второе – ты скучаешь. И третье – ты огорчён, что лист пустой. Так? Признайся… и загляни в конверт. Целую. Твоя В…» Я искренне улыбнулся – ей удалось предугадать мои эмоции. И она права, счёт 3:0. В её пользу. Я достал из конверта ещё один лист. Она играет со мной? Вопросов всё ещё больше, чем ответов. «Признался или ещё упираешься? Улыбаешься в ответ. Мне бы хотелось этого… Сегодня я не лишилась других эмоций, когда проснулась. Однако сегодня мне пришла в голову мысль, что Май – это четыре сезона. И каждому сезону соответствует свой цвет. Первая неделя мая – страсть. Думаю, ей подойдёт красный. Буйство эмоций. И все они на самом пике. И, кажется, вот-вот выйдут из-под контроля. Именно такой вот взрыв эмоций я ощущаю в себе сейчас. Моя Душа дышит полной грудью. Не боится своих страстных эмоций. Она рвётся ещё выше. Она не боится преград… Но наступает сезон смирения. Когда Душа понимает, что страсть уходит. И что-то новое ждёт впереди. Но что?! Лучше или хуже страсти?.. Предполагаю, смирению подойдёт синий цвет. Этот сезон длится тоже неделю (плюс/минус день). Душа учится мириться с тем, что всему и всегда приходит конец: каждому чувству, каждой эмоции, каждому событию. (Но забегу вперёд и отмечу: ничто не вечно, кроме Любви!) После смирения наступает сезон сохранения. Душа сохраняет всё, что считает нужным, в себе, чтобы в воспоминаниях возвращаться к пережитому. Мне кажется, что этому подойдёт зелёный цвет. (Кстати, это мой любимый.) Этот сезон длится тоже около недели. А что же наступает после сохранения? Душа уже насладилась страстью, приняла неизбежное и сохранила важное… Ей осталось переродиться. Перерождение происходит в жёлтом цвете. И остаётся один единственный последний тридцать первый день – день прощания с Маем. Захотелось поделиться этим с тобой. Возможно, ты тоже так считаешь. И просто для справки: мне спокойно. Сегодня я душевноспокойная. Но моё спокойствие страстное. Я никогда ещё не была так сильно спокойна. Целую. Твоя Вайлет. С любовью из мая. 6, среда».
Я опять улыбался. Она очень подробно ответила на вопрос, который я задавал себе до прочтения письма. Моё желание поговорить о ней с Калусовским возрастало с каждым письмом. Я сделал себе ещё кофе – скоро он будет течь у меня по венам вместо крови – и посмотрел на часы. Странно, скоро обход, а Алевтина за прошедшие часы ни разу не заглянула ко мне. Я опять почувствовал, что изменяю ей.
Отставил чашку с кофе в сторону и вышел из кабинета. Алевтина сидела в кресле на посту, разговаривая по телефону. Она увидела меня и положила трубку.
– Спокойно? – Я прислушался и убедился, что в лечебнице царила тишина.
– Относительно.
– Чем занималась?
– Занесла краски Тае. Убедилась, что больные спокойны. Потом позвонила мама, поговорила с ней немного…
– Кофе хочешь?
– Тебя хочу, – Алевтина перегнулась через стойку и поцеловала меня.
– Аля… – Я попытался отстраниться от поцелуя, оглядываясь по сторонам. Ночные дежурства были ещё и у санитаров, помимо медсестры и врача.
– Если будешь так себя вести, я буду ревновать и подозревать, – показательно надула губы она и вернулась в кресло.
Я перегнулся через стойку сам и поцеловал её. Алевтина улыбалась, отбросив все подозрения в дальний ящик. Не сомневаюсь, позже она к ним вернётся. Но сейчас она была довольна.
Женщина должна всегда знать, что мужчина играет по её правилам. Любые отношения – игра. А мужчина в этой игре должен позволять женщине знать, что правила её. Пусть даже это не так. Спорить бесполезно. Доказывать обратное – тем более. Менять эти правила – вообще гиблый номер. Пока женщина думает, что игра идёт по её правилам, отношениям мало что грозит. Как только женщина замечает, что игра идёт не по её правилам, созревает буря. А потом отношениям грозит природная катаклизма: цунами, вулкан, смерч, всемирный потоп – что угодно. И если мужчине не удалось убедить, что правила не его, отношения ждёт крах. Игра окончена – гейм овер.
– Мой кофе остынет. Как и твой остыл, который ты оставила на моём столе. – Я медленно пошёл в кабинет.
Алевтина незамедлительно перескочила через стойку и догнала меня, затолкав в кабинет. Закрыла за собой дверь на ключ, при этом соблазнительно облизывая губы, она пыталась стянуть с меня халат.
Я взял «эту игру» под свой контроль: приподнял её и усадил на стол, сбросив свой халат на диван. Алевтина обхватила мои ноги своими: юбка на ней задралась выше, оголяя бёдра. Я водил влажными ладонями по её гладкой коже. Она пробегала холодными пальчиками по моей спине, запустив ладони под рубашку. Я скользил губами по её пульсирующей шее: учащённый пульс выдавал её возрастающее желание. Я освободил одну руку и отодвинул чашку с остывшим кофе в сторону, чтобы уложить на это место Алевтину. Когда я медленно опускал её в горизонтальное положение, мой взгляд упал на конверт, лежавший на полу под моим креслом, и я замер над Алевтиной. Она продолжала водить пальцами по моей спине, выпустив коготки и цепляясь ими. Её грудь возбуждённо подымалась, дыхание сбивалось на каждом вдохе. А я в миг остыл. Как тот кофе в чашке. Сейчас я почувствовал, что изменяю. Вайлет. С Алевтиной.
Алевтина уловила мою переменчивость и приподнялась на локтях, убрав руки с моей спины:
– Что случилось?
– Неправильно это, – выдавил из себя я, надевая халат и садясь в кресло.
Пока Алевтина слезала с моего стола и приводила себя в порядок, я успел незаметно поднять конверт и положить его в полку. Ума не приложу, как ему удалось оказаться на полу?! Хорошо, что я был сверху. Окажись в этом положении Алевтина, ситуация обернулась бы не лучшими последствиями.
Алевтина подняла с пола отстегнувшийся бейдж со своим именем и посмотрела мне в глаза: в её взгляд вернулось подозрение.
– Арсений, что происходит? Я похожа на дуру, которая не замечает перемен в тебе?
– Всё в порядке. Просто мы не будем смешивать работу и отношения. И, тем более, не будем заниматься любовью на моём рабочем столе.
– Интересно, а где мы будем ей заниматься? – Недовольно фыркнула она. – И, главное, когда? Ночами ты на дежурствах. А утром отсыпаешься. Причём, неизвестно где. И, что более важно, с кем. Посвяти меня в дальнейшее развитие наших отношений.
Я вздохнул, выпив холодный кофе залпом – в горле пересохло:
– Аля, я же просил не накручивать.
– А ты залезь в мою шкуру, а после убеди меня, что у меня нет абсолютно никаких причин злиться сейчас! – На повышенных тонах скороговоркой выпалила она.
Я опять вздохнул, не находясь в ответе. Пришлось согласиться, что она права. Но дать понять это ей будет ошибкой.
– Успокойся. Думаю, причина твоей вспыльчивости кроется в скором пмс. Я сделаю тебе кофе, – я поставил чайник.
– Да пошёл ты! – Прошипела она и ушла, как всегда, хлопнув дверью.
Пройдёт пару часов, и она согласится с этим. Женщинам выгоднее объяснять свою ярость и вспыльчивость этим периодом. Даже если женщина уверяет, что спокойна во время пмс, значит она крайне не спокойна за неделю до. Вся буря эмоций созревает в ней и ждёт момента, чтобы вылиться на кого-нибудь. Происходят срывы, когда чаша этих эмоций полна. Везёт тем женщинам, которые уравновешены в своих эмоциях. А, точнее, везёт их мужчинам. Но существуют экземпляры, в которых эмоции не созревают. Такая женщина эмоционально бедна. Какой интерес в такой женщине? С ней скучно. Мужчина предпочтёт сверхэмоциональную и вспыльчивую для роли любимой. Именно в неуравновешенную истеричку он влюбится. Такова наша природа. И женщины это чувствуют. Но им нужно как-то хотя бы для себя объяснить своё взвинченное состояние, когда всё внутри кипит и рвётся наружу. И они придумали отмазку: «ты чего не в духе?» – «у меня пмс» – «понял». А ведь давно доказано, когда у женщины «эти дни», мужчин к ней ещё больше тянет. И с природой не поспоришь.
Я, наконец, насладился вкусом горячего кофе и вышел покурить. Под каждую затяжку я думал о Вайлет. О строении её души. Об уровне её вспыльчивости. Она, явно, не из числа уравновешенных. В силу возраста и избалованного характера. Но в одном я был уверен: из неё выросла бы удивительная дама высшего сорта. И мне вдруг остро захотелось переубедить её в том, что уже свершилось. И один вопрос звучал в моей голове: где я был раньше? Как врач, я всегда убеждал себя, что всех душ мне не спасти. Как бы сильно не хотелось этого. И почему во мне созревает желание спасти именно эту Душу? Что в ней такого, что отличает её от других? Каждая душа особенная – единственная в своём роде. Я врач-психиатр с богатым опытом в общении с обычными людьми и с людьми с душевными отклонениями, на меня не подействует ни один вид внушения. Предположения, что некая юная особа пытается воздействовать на меня через слова, отметаются сразу. Но почему тогда мои эмоции отвечают на эти строчки? Если я начну мысленно отвечать на её письма – это провал сразу в нескольких ипостасях. Когда мужчина отвечает женщине не простыми «да», «нет», «возможно» и «как знать» – это первый признак, что женщина волнует его, там и недалеко до односложного «я люблю тебя» или «я тоже тебя люблю», в зависимости, кто в этом первый признается. Следующая ипостась – психиатр. Я уже осознаю, что изучаю письма под другим углом. Есть одна «легенда». Почему-то, она вспомнилась мне сейчас. Она гласит: если тебе уютно в общении с человеком посредством писем, неважно каких: электронных или бумажных, то с этим же человеком тебе будет не о чем поговорить при личной встрече. С такой проблемой сталкиваются многие. Почему «легенда»? А никто ещё не ответил конкретно, так это или нет. Почему я подумал об этом? Какие-то непонятные нотки страха возникли внутри: а что если бы образ, нарисованный словами, не оказался таким прекрасным, каков есть в моей голове, если бы вдруг встреча состоялась?! Взрослый мужчина и думаю о таких глупостях. Я закурил ещё одну сигарету, так как предыдущая сотлела.
