Текст книги "Victoria"
Автор книги: Янина Хмель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Глава 3
– И почему я раньше о ней не слышала?! – Полина была очень впечатлена моими (хоть до сих пор не знала об этом) книгами.
Глеб уехал по делам на три дня, я целый день была одна, обслуживая посетителей книжного бара. Полина перечитала все мои произведения. А когда узнала, что у этого автора есть ещё и стихи, прикупила себе сборник.
– Ты прямо-таки норовишь скупить чай и книги. – Улыбаюсь и закрываю своё «детище».
Полина кутается в шаль, стоя позади меня:
– Я бы скупила ещё и вино, но сегодня мне не хотелось пить.
– А я бы поспала.
– Отвезу тебя.
– Мне пройти пару кварталов. – Я не хотела отвязываться от её общества, но мне жутко хотелось спать.
Краем глаза я заметила машину Антона напротив своего бара. Мой мозг отчаянно искал вариант побольнее ударить в ответ на его удар. И я не успела придумать ничего лучше и прильнула к губам Полины, при этом через её плечо наблюдая, как опустилось стекло и на нас уставился обескураженный Антон.
Полина отстранилась не сразу:
– Зачем?
– Мне захотелось.
– Я… – Она расстроенно посмотрела мне в глаза и быстро ушла к своей машине. Почти убежала.
Вот, уже набедокурила.
Я ускоренным шагом направилась к своей квартире. Машина Антона медленно ехала по пятам. А возле моего подъезда он открыл окно и окликнул меня.
Я не обернулась, стиснув ладони в кулаки.
Антон вышел и схватил меня за запястье.
Я выхватила свою руку:
– Между нами ничего нет. Ты мне никто. И не смеешь прикасаться ко мне.
– Нам нужно поговорить! – Взмолился он, уставившись на меня виноватым взглядом.
– Не о чем. Помолвка расторгнута. Кольцо я вернула. Свадьбы не будет. Родители предупреждены. – О последнем я солгала.
Но Антон не заметил:
– Всё можно исправить…
– Единственное, что я никогда не прощала, это измена. Ты меня за дуру принимаешь? Какая бля*ь по счёту побывала на тебе? А я, наивная, строила домашний очаг. – И тут Остапа понесло, как говорится. Мы начали выяснять отношения прямо около моего подъезда. В четыре часа утра.
– Что, повтори, ты строила? Ты всегда была занята лишь своей карьерой. А замуж собралась за меня, потому что «так надо» и «уже пора». – Антон тоже сорвался.
Отлично. Тут и порешаем. Раз и навсегда.
– Вот и славно! Продолжай тра*ать своих шлюх, а я буду строить карьеру дальше. Нас больше ничего не связывает. И перестань караулить меня! – Я толкнула его в грудь ладонями.
Он схватил меня за запястья и притянул к себе, прошипев прямо в лицо:
– Ревнуешь?
Я оттолкнула его от себя, наступив каблуком на ногу:
– Велика честь!
– Не руби сгоряча.
– Я бы уже давно кое-что тебе отрубила! Так что не приближайся ко мне, целее будешь.
– С каких пор ты целуешь женщин?
Я ждала этого вопроса.
– После тебя. Отвернуло от мужчин. А от тебя подавно! Ничтожество. – Я зашла в подъезд и захлопнула дверь прямо у него перед носом.
Горячая пенная ванна вернула мне спокойное расположение духа. Я укуталась в полотенце и включила музыкальный канал на минимальную громкость. Сейчас мне не хотелось тишины. Ибо эту тишину заполнят мои мысли.
«Добрых снов. Не ночуй в кафе». – Это было сообщение от Глеба.
Я улыбнулась и отправила ответ: «Лучше бы заночевала. По дороге домой уже набедокурила…»
Телефон известил о втором сообщении. Оно было не от Глеба… «Не могу уснуть. Ты понимаешь, что сделал твой поцелуй? Ты тоже что-то чувствуешь ко мне? Я приду завтра. Мне нужно с тобой поговорить…»
О, чёрт… Что-то чувствую?! Я ничего не чувствую! Кроме боли от предательства. Кроме желания мести. Но я подавляю это желание в себе. Засыпаю песком. Но оно прорастает. Рвётся наружу…
Не уверена, что знаю, что творю. Я отправила ответ: «Давай завтра поужинаем. И поговорим».
Я растянулась на кровати звёздочкой. По телевизору Селин Дион тихо исполняла свою знаменитую композицию из Титаника. Так и я, как тот огромный лайнер, налетала на айсберг и медленно шла ко дну. Где мой Ди Каприо, который вытолкнул бы меня из ледяной воды хотя бы на мимо проплывающую дверь?..
«Сиди на жопе ровно, не усугубляй ситуацию». – Это уже было от Глеба.
Кажется, поздно. Моя жопа уже нарвалась на масштабные неприятности.
Утро вечера мудренее? Это не про меня. С утра позвонила маме и рассказала, что ей не нужно искать платье на мою свадьбу.
– Что ты удумала?! – Недоумевала мама.
– Свадьбы не будет. – А дальше пересказ причины.
Мама расстроенно вздохнула.
После разговора с мамой ко мне опять вернулась жалость к себе. А я так грубо её прогоняла! Чувствую себя ничтожной в момент жалости. Лучше отругать себя за то, что позволила довести себя до такого момента. Жалость – она как трясина в болоте, которая затягивает в себя, обволакивая в мерзкие липкие чувства.
Да, я очень люблю свой книжный бар. Всё моё время и внимание отдано ему. Но ведь это не повод изменять мне? Или повод… Значит, всё дело во мне и ни в ком больше. И незачем теперь махать саблями после дуэли на пистолетах. Мой вызов был брошен тогда, когда я стала оставаться после рабочих смен в своей квартире.
Наши отношения с Антоном продлились пять лет. После года я со своей съёмной квартиры переехала в его дом. Там мы жили втроём – я, Антон и его лабрадор.
Три года назад я открыла бар и уже через год смогла позволить себе приобрести однокомнатную квартиру. Антон был против. Мол, зачем тебе квартира, если у нас есть дом?! Тогда мы уже были помолвлены.
Но я всё равно приобрела квартиру. Как раз попался удачный вариант недалеко от бара, который меня полностью устраивал. А потом при ссорах с Антоном я стала оставаться у себя. Я не чувствовала, что его дом – мой. Конечно, мы стали отдаляться друг от друга. Но продолжали планировать свадьбу.
Я не была сторонником пышного торжества. Но родители Антона настояли на том, что свадьба должна быть с размахом. Если честно, я выбирала только платье. Его шила мне мама моего бывшего молодого человека.
Так сложилось, что мы с ним остались друзьями. А с его мамой я всегда была в хороших отношениях. Она очень жалела, что платье шила не на мою свадьбу со своим сыном. Она всегда видела меня своей невесткой.
Надо навестить её и обрадовать, что свадьбы не будет.
Сегодня место для ужина выбирала я. У меня совсем не было времени, чтобы привести себя в порядок перед ужином. И ещё книжный бар пришлось закрыть очень рано – я этого не любила, поэтому была раздражённая и недовольная. Плюс ко всему целый день звонили друзья и родственники и спрашивали: «А правда, что свадьбы не будет?!» И когда я подтверждала информацию, то все до единого охали и ахали и, конечно, не забывали спросить: «А почему?..»
Я прибежала домой, быстро натянула на себя чёрное классическое платье, подправила макияж, взбила волосы, подкрасила два ногтя, которые стёрлись сегодня, когда утром натирала бокалы для вина. И пулей помчалась в ресторан «De Paris» через три квартала от моего дома, на бегу набирая сообщение Полине, что буду через три минуты.
Прибыла через двадцать. Потому что сломала каблук на повороте к ресторану. Выругалась так, что меня услышал швейцар, открывая двери перед гостями, и обернулся.
Я помчалась домой, попутно набирая сообщение Полине, что немного задержусь, а по приходу объясню причину.
Она ждала меня. Всё ещё ждала.
Я стрелой пробежала мимо того же швейцара. Полина подняла на меня глаза и рассмеялась.
– Тебя переехал трактор?
– Я сломала каблук! – Я ответила настолько громко, что сидящие поблизости посмотрели в нашу сторону.
А Полина посмотрела под стол на мои ноги.
– Я переобулась. – Развела руками я. И, что неудивительно, задела бутылку вина на подносе у мимо проходящего официанта. Он успел её поймать.
Я выдохнула. Тот ещё денёк!
– Расслабься. – Полина коснулась моей ладони. Сегодня она не прятала свои руки в перчатках.
Я вздрогнула. Слишком откровенным было это прикосновение.
Нам принесли рыбу и вино. Белое.
Я скривилась.
– Я знаю, что ты пьёшь только красное. Попробуй с рыбой…
– Нет. – Отчеканила я и обратилась к официанту: – Бокал красного сухого.
– Какой страны предпочитаете? – Улыбнулся официант.
– Сегодня Молдавию.
Он удалился.
– Ты неисправима, – расстроенно ответила Полина, наполняя свой бокал белым вином.
– Прости, что заставила тебя ждать. – Я чувствовала себя виноватой. Не люблю опаздывать и не люблю, когда опаздывают. Но сегодня время и обстоятельства были против меня.
– Нет, всё хорошо. Не думай об этом…
Я видела, что она была чем-то взволнована.
– Что-то случилось? – Поинтересовалась я.
– Всё в порядке. – Совсем не убедительно ответила Полина.
– Я бы так не сказала. – Я не стала вытаскивать из неё слова, молча приступила к рыбе. Мне как раз поднесли моё вино. Я ела и думала, что вечер пройдёт зря. Нужно было отменить ужин и не закрывать бар.
– Ты всегда так много времени проводишь в своём кафе?
– Устала оправдываться на этот счёт, – я закипала и раздражалась.
– Сколько тебе?
– Достаточно, чтобы я могла позволить себе не отвечать. Даже тебе. – Почему-то мне даже не было стыдно за свой грубый тон. Видимо, луна сегодня полная. Это всегда странно на меня влияет.
– Ты понимаешь, что симпатична мне?
– Как друг? – Уточнила я.
– Как женщина.
– Это странно.
– Но ты поцеловала меня, не я тебя.
Я почти в один глоток расправилась со своим бокалом и жестом попросила повторить.
– Я тебе симпатична? – Спросила она.
Я уставилась на неё. Момент «глаза в глаза». И вместо того, чтобы расставить все точки над «ё» в сложившейся ситуации, я запутала её ещё больше – я кивнула.
Полина просияла. А я чуть не сгорела со стыда.
До конца ужина я говорила мало и, сославшись на утренние дела и оплатив счёт, распрощалась с Полиной.
Она проводила меня до выхода грустной улыбкой.
Перед открытием кафе я забежала к Ольге Александровне, чтобы отменить пошив платья.
– Привет, дорогая. На примерку? Ничего не могу придумать с корсетом… – Она обняла меня крепко и поцеловала в щёку.
– И не нужно ничего придумывать, тёть Оль.
Она удивлённо посмотрела на меня:
– Неужто с новым эскизом?
– Нет. Просто свадьбы не будет. – И я пересказала ей уже известную историю.
– Что ж ты такая падкая на всё гадкое, – вздохнула она. – Чай, кофе?
Я взглянула на часы – время почаёвничать было.
– Пожалуй, кофе.
Мы прошли на кухню, где Ольга Александровна поставила чайник, а я достала чашки.
– Я смотрю, ты не сильно расстроена…
– Просто не выставляю напоказ. – Пожала плечами. Мне хватало слёз в подушку ночами. Утром и днём я старалась не думать о своей боли и играть роль бизнес-леди, полностью отдаваясь работе.
– Сыну рассказала уже? – Кажется, в ней ещё теплится надежда на то, что наши отношения возобновятся.
– Рассказала.
Наш разговор прервал звонок в дверь.
– Посмотри, кто пришёл. – Ольга Александровна была занята кофе.
Я пошла открывать дверь.
– Неожиданно. Ты же уехал на три дня?! – Я поцеловала своего несостоявшегося когда-то жениха.
Глава 4
Глеб был удивлён мне не меньше, чем я ему:
– А ты здесь по какому поводу?
Я напряглась. Он был не осведомлён, что его мама шила моё свадебное платье.
– Мимо проходила. Заглянула. Давно не навещала… – Я очень плохо врала. Особенно тем, кто мне дорог.
Глеб сделал вид, что поверил, и крикнул Ольге Александровне:
– Ма, привет!
– А ты почему раньше вернулся? – Я подозрительно смотрела на него. Как говорится, переводила стрелки. Лучшая защита – нападение.
– Решил дела быстрее, чем планировал. А что ты такая любопытная?
– Привет, дорогой. – Ольга Александровна несла кофе из кухни, поприветствовав сына поцелуем в щёку. – Голодный?
– Не, я за рубашками.
Я не смогла скрыть улыбку. Даже когда мы были вместе, рубашками Глеба всегда занималась его мама. Я могла спалить их при глажке. А отстирывать белые у меня не получалось никакими способами.
– В кафе не выйдешь сегодня?
– Завтра. Кое с чем разберусь. – Глеб поцеловал сначала маму, потом меня. Забрал рубашки и попрощался. – Всё, я побежал.
Мы остались с Ольгой Александровной вдвоём.
– Не жалеешь? – Спросила она, наблюдая за моей реакцией.
– О несостоявшейся свадьбе?
– Ага. Только не со своим бабником…
Я вопросительно уставилась на неё.
– С Глебом.
– Тёть Оль… – Тяжело вздохнула в ответ я. – Прошло уже много времени. У него теперь есть Маринка. И я… тоже должна была выйти замуж.
– Хочешь сказать, что я слепая и не замечаю, какое электричество проходит между вами?!
– Между нами дружба. – Пожала плечами я. Какое электричество?! Если за пять лет после расставания ничего не вернулось, то и не вернётся.
– Эту сказку рассказывай кому-нибудь более глупому.
Я ничего не ответила на это – спорить с ней было бесполезно.
– Что будем делать с платьем? Оно почти готово… – Ольга Александровна перевела тему.
– Я уже оплатила вашу работу. Забирать ничего не буду. Делайте с платьем, что хотите…
– Примерь.
Я замерла:
– Зачем?
Но Ольга Александровна уже доставала его из шкафа.
– Осталось только корсет доделать.
Я взглянула на кремовое платье и чуть не расплакалась – передо мной висела моя мечта.
– Давай, надевай.
Не знаю, зачем, но я его надела. И я, и Ольга Александровна замерли перед зеркалом, как вкопанные.
– Можно попробовать… – Она взялась за корсет и стала что-то делать.
– Не нужно… – Я еле сдерживала слёзы. Точнее, они уже капали на мою мечту.
Закрыть входную дверь ни у одной из нас не хватило ума.
– Вернулся, чтобы отвезти тебя в бар. – Услышали с порога голос Глеба. – Закрываться не думали?
И он тоже замер, уставившись на меня. Противоречивые эмоции отражались на его лице.
– Сейчас переоденусь. – Я вытерла глаза ладонью.
– Ты не отменила свадьбу? – Только в машине Глеб со мной заговорил.
– Отменила.
– Мама шила тебе платье?
Я кивнула.
– Красивое… – Он внимательно следил за дорогой. И вроде как не злился, что я не сказала ему об этом.
– Что ты там уже натворила, мм? – Сменил тему Глеб.
– Кажется, влюбила в себя женщину.
– Неудивительно.
До бара мы ехали молча. Каждый думал о своём. Я – о кремовом платье. О чём же думал Глеб?..
– До завтра. – Я поцеловала его в щёку и собралась выходить из машины.
– Постарайся…
– Не набедокурю. – Продолжила за него я и ушла.
Первым моим посетителем был тот, кого я меньше всех хотела видеть.
– Я же просила…
Антон поставил на барную стойку коробку.
– Я понял, что это конец. Вот, – он посмотрел на коробку, – привёз твои вещи.
– Прекрасно.
– Моим родителям ты не звонила?
– Сам разбирайся.
– Ничего не изменится между нами? – Наивно спросил Антон.
– Нас больше нет.
– Прости меня, Торри…
– Не смотри на меня так, будто во всём виновата я. Ты знал, на что идёшь. Моя любовь к моему книжному бару и моим книгам не была для тебя сюрпризом.
– Знаешь, Вика… Никто не будет терпеть эту твою любовь. Кроме твоего Глеба. Может, зря ты его отпустила?
Я ничего не смогла ответить на это. Если бы открыла рот – сорвалась бы. Молчала, кусая губы и пытаясь удержать лавину слёз.
– Ты же понимаешь, насколько ужасный характер у тебя? И если его кто-то терпит…
– Хватит. – Антона перебил Глеб.
Я с благодарностью смотрела на него. Сама заткнуть его я не смогла бы. Сейчас не смогла бы.
– Не унижайся. Если у неё такой ужасный характер, то какого чёрта ты ещё здесь? Тебе помочь убраться?
Антон ничего не ответил. Ушёл молча. Даже не обернулся в дверях.
А я кинулась Глебу на шею.
– Ты пришёл… – Всхлипывала я, прижимаясь к нему.
– Почувствовал, что тебе нужно моё плечо. – Глеб гладил меня по спине.
– У меня на самом деле ужасный характер?
– Не начинай, ладно?
Я кивнула. Поплачу об этом ночью. В подушку. Одна.
– Я тебя отпускаю. Иди, займись шоппингом. Отвлекись.
Я отстранилась от него:
– Здесь моё место. Здесь я отвлекаюсь. У тебя три выходных. И не надо меня жалеть. – Резко. Но я знаю, чего мне будет стоить минутная слабость в его объятиях.
– Вика…
– Оставь меня.
Глеб оставил. Его не нужно было просить дважды. Никогда. Наверное, это и было причиной разрыва наших отношений. Я в порыве гнева заставила его уйти. А в душе хотела, чтобы он остался. Но он ушёл. Гордый.
А потом, когда вернулся – гордой уже была я. И не впустила, а, как выразился Антон, отпустила, пожелав ему всего хорошего.
Дальше между нами был год молчания. Потом случайная встреча. Потом мы поняли, что не можем друг без друга. Только у Глеба появилась Марина, у меня – Антон. И оба (как будто соревновались за Оскар) играли роли гордых и безразличных. Но так ли это на самом деле? Я даже за себя ответить не могу.
Когда моей душе было очень плохо – так, что хотелось выть, – я в молитвах обращалась к двум душам: к своей бабушке и к сестре Глеба.
С Викторией я не была знакома (я познакомилась с Глебом и его семьёй через два года после трагедии), но тянулась к ней. А её мама тянулась ко мне. Я для неё была как панацея.
Когда Глеб вёл меня знакомить со своими родителями, даже думал о том, чтобы я представилась не своим именем. Слишком больно для его мамы было услышать это имя. Ещё и цвет волос: моя голова горела ярким пламенем. Я была рыжая, как и Виктория.
Как бы я ни страдала сейчас, после измены с Антоном, – эти терзания не шли в сравнение с тем, что я переживала после расставания с Глебом. Сейчас была уязвлена моя гордость, а тогда – разбито сердце.
Я долго «оттирала» из памяти звук его отдаляющихся шагов. Это как оттирать белый ковёр от крови. Розовый оттенок всё равно останется.
Я ещё вздрагивала (первое время после того, как мы помирились, и он принял моё предложение о работе в моём книжном баре), когда Глеб уходил с работы. Смотрела вслед, а слёзы потери сами собой наворачивались на глаза. Было странно переживать ту боль, знакомую по шагам. Но со временем я привыкла.
Следующее, к чему тоже пришлось привыкать, – это объятия. Странно обнимать человека и понимать, что это не твой человек. Что кто-то будет обнимать его крепче. Что чьи-то объятия ему нужнее. Важнее.
В первый раз после примирения, когда Глеб меня обнял, я разревелась. Меня охватила такая паника и истерика, что казалось – я взорвусь. От всех эмоций и чувств.
В тот момент я завидовала его Марине. Она ждала его дома, как когда-то ждала я. Обнимала, когда он возвращался. Гладила его голову, пока он спал. Делала ему кофе, когда он просыпался… В тот момент я так позавидовала этим простым мелочам!
А Глеб так и не понял, почему я разревелась от этого жеста. Лишь сказал: «Так и не научилась сдерживать эмоции…»
Как раз-таки, научилась. Если бы нет, то сказала бы много лишнего, о чём пожалела бы в тот же миг. А так просто разревелась, не позволив эмоциям вылиться в слова.
Чем больше проходило времени, тем проще мне было относиться к Глебу, как к другу. Лучшему и единственному.
У меня не осталось никого. Всех подруг я растеряла на этапе «ой, я вышла замуж» или «у меня будет ребёнок». Я же не стремилась ни к замужеству, ни к материнству.
То место, где хорошо и уютно, разве будет носить название «брак»? А теперь моя неудачная попытка доказала, что лучше не соваться туда вовсе.
Я всегда мечтала об этом книжном баре. Моя тихая гавань. Пристань, где я найду свой причал. Мечтала издавать свои книги. А потом с удовольствием раздавать автографы. Эти мечты сбылись. Моими стараниями. Моими силами. Но несмотря на то, что я отдала этому всю себя, я была счастлива.
И теперь, кроме этого, у меня не было ничего. Ни своей семьи. Ни друзей. Так была ли я счастлива по-настоящему?..
– Так и знала, что застану тебя здесь.
Я слишком устала эмоционально за сегодня, чтобы как-то реагировать на неё.
Полина медленно шла к барной стойке.
– Почему ты не сказала, что тот автор – это ты? – В глазах упрёк. И восхищение.
– Ты бы оценивала мои работы предвзято. – Безразлично пожала плечами в ответ.
– Я бы вообще их не читала.
Я удивилась такому ответу:
– Почему?
– Слишком быстро я узнала тебя. По книгам. А так хотелось узнавать медленно…
– Почему думаешь, что узнала?
– В твоих произведениях больше тебя, чем ты думаешь. Настоящей тебя. Особенно в стихах.
– Это только так кажется. Автор – хороший актёр. Он примеряет на себя все роли. В каждом его герое есть что-то от него. Но ни один герой не автобиографичен.
– Ты не такая, какой хочешь казаться.
Меня начинал угнетать этот разговор:
– А какой я хочу казаться?
– Гордой и безразличной. – Как очевидный факт выдала Полина.
– Безразличной к кому?
– Ко мне, например.
– А что, если… – Хотела сказать «оно так и есть», но вовремя осеклась. – Я не безразлична к тебе. – И опустила пристыженный взгляд.
– Позволишь пригласить тебя на ещё одно свидание? – Полина сияла.
Меня пугал этот свет, исходящий как будто изнутри.
Я кивнула. Глаз не подняла до того момента, пока она не ушла.
– Завтра. В девять вечера. Адрес пришлю в смс. – Уже за дверями кафе сказала она.
Что же я творю?! Немой вопрос раздался резкой болью в висках.
– И что же ты творишь? – Я не стала оборачиваться на голос, который озвучил вопрос. Этот голос был мне знаком.
