Текст книги "Серебряная Атма"

Автор книги: Янек Гольцыдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Первое время я не находил себе места. Одиночество угнетало. С другой стороны, оно не было столь редким явлением. Постепенно я научился с ним дружить…

Те, кто изгнал меня из своей компании, ко мне больше не приставали, хотя мы учились в одном классе. Все они оставались на своей волне, единой шайкой. Вообще наш класс не был дружным в отличии от других.

Изгоем я не был. Были те, с кем я обсуждал школьные дела или интересные темы. Обычно это все те, кто не примкнул к компании Виктора. Наверно, это тоже дружба. Я так не считал. Что за дружба, которая ограничивается школой? Мне этого мало, а на большее их не хватало. Так и получилось, одни на стороне Виктора и делали, что вздумается, у остальных одна дорога – от дома до школы.

Мне же хотелось позаимствовать порядочность у одних и уверенность пробовать что-то новое без ущерба для здоровья у других. Юстас был единственным, кто следовал таким негласным правилам. К сожалению, он уехал. Я не собирался набиваться в друзья ни к кому. Мне хватало сил быть лидером для самого себя.

В свободное время я не любил оставаться дома. Я шёл в какой-нибудь старый парк или просто гулял вдали от дома. Я держался подальше от людей. Бескрайнее небо, широкие поля, смешанные леса и ветра были куда ближе и роднее. Они многому меня научили, многое поведали, не обронив ни слова.

Иногда я забывался… чувствовал себя не человеком, а скорее, частью каждого явления. Стоило мне только забыться, как я ощущал силу и безграничность чего-то большего в себе. Это пьянит одним лишь запахом ветра. Ощущая это каждый раз, мне казалось, что жизнь среди людей никчемна. А их заботы, правила, устои – вообще пыль.

Я быстро привык к такой жизни. После школы торопился к любимым местам. Окружающая природа стала моей подругой. Она красива, мудра и опытна. Я влюбился в неё. Эта женщина показала короткий путь к моему миру. Не просто путь, а вообще, что этот мир есть. Вручив ключ от главной двери. Интересно… Кем и когда он был сделан или выкован? Меня восхищает её умение отсекать лишнее, обнажая истинное значение чего бы то ни было. Горжусь нашей дружбой и непрерывно учусь, глядя в её голубые глаза. Рядом с ней я чувствовал себя на своём месте. Я верю ей и доверяю. Наша связь не похожа на отношения, которые бывают у молодых влюблённых. Нет, между нами слишком большая разница во времени. И в этом я проигрываю. У меня оно есть, у неё его нет. Но я нужен ей, а она нужна мне ещё больше.

Здесь я слышал свой внутренний голос. Попав в нужную среду, постепенно взрослел. Почти невозможно жить по одним и тем же принципам в природе и одновременно в обществе. Я разделил свою жизнь на две семьи. Одну, где я с родителями, другую – где я с природой.

Порой казалось, что постепенно жизнь налаживается. Я постоянно был в ожидании чего-то нового, правильного, справедливого. Но сколько бы времени ни прошло – этого не происходило.

О счастье я слышал, и даже понимал его по-своему, в меру своего развития. Я много раз видел людей счастливыми. Я считал, обретая его единожды, человек останется навсегда счастливым. Это было моё великое заблуждение. Я пока ещё не встречал доказательств этому постоянству. Разве что на короткое время. Зачастую счастье граничило с материальными благами. К примеру, работяге выписали премию, ребёнку купили игрушку. Для кого-то ощущение счастья не что иное, как просто быть под вечным кайфом. Может, оно так и есть. Несомненно, счастье для каждого своё. Возможно, только одно «но» – мимолётность! Исчисляемое часами, днями… Что всегда удивляло мою подростковую голову, так это поведение людей, испытавших долгожданное блаженство, ещё вчера говоривших о том, что наконец-то они счастливы. Стоит пройти немного времени, как огонь в их глазах тухнет, оставляя пепел. Им становится заметно хуже от пережитых эмоций. Они не находят себе места, кажется, они сбились с пути, потеряв нужное направление.

Не знаю, о чём именно думают в таком состоянии. Полагаю, многие впоследствии даже жалеют о внезапно настигнувшем их счастье. Лучше бы оно не приходило вовсе. Теперь повседневность кажется серой грязью на обочине жизни, до которой никому нет дела, за исключением свиней, использующих грязь для своего блага. Может, я не прав. Пусть кто-то скажет – это моя нездоровая психика на фоне сплошного пессимизма. Не будем торопиться с умозаключениями. Ведь я пишу о себе и о том, как вижу. Человеку сложно признавать правду. Особенно, если она расходится с его выстроенными иллюзиями. Быть честным, справедливым и объективным, в первую очередь, к самому себе – это важнейшие качества человека с большой буквы.

Алекс, это то, что не видят посторонние; это там, где не догадываются пытливые умы; это даже не в сознании самого отчаянного безумца. Это то, что знаешь ты, сам того не осознавая.

Важно понять – я никого ничему не учу. Поплакаться и вызвать чувство жалости не пытаюсь. Из кожи вон не лезу, поражая своим псевдолитературным талантом. Нисколько! Я пишу для одного близкого мне человека – Алекса. Пишу своим языком о личном, о том, что может повлиять на его жизнь.

Выше упомянутые строки лишь поправка для тех, к кому тетрадь попала не по адресу по каким-либо причинам. Если так и есть, мне стыдиться нечего. Возможно, мы с вами не такие и разные, возможно, даже знакомы. Вряд ли вы меня вспомните, даже если мы сидели за одной партой. В то время никому до меня не было дела. Может, и напрасно. Я мог бы быть самым верным и преданным другом. Знаю – так готов сказать каждый, но не каждый прошёл испытание делом и временем.

Продолжая вспоминать своё детство, переходящее в юность, хочу рассказать о прекрасном чувстве по имени Любовь. Это поистине странное и прекрасное ощущение. Оно как звезда, рождённая вместе со мной, в постоянном поиске своего бескрайнего неба.

Любовь слышится повсюду, её даже можно увидеть на экранах. С ней я был так же знаком, как и со Счастьем. Для меня было открытием узнать, что смысл этих слов с годами приобретает новый характер. Об этом ещё скажу пару слов позже. А сейчас я говорю о том времени, когда впервые прикоснулся к священному чувству. Любовь я и раньше испытывал. В детском саду, например. Мне было приятно возиться с одной и той же девочкой в песочнице, играть в прятки, есть за одним столиком. Подобное происходило и в начальных классах. Просто хотелось быть рядом, общаться, проводить время вместе. В этом возрасте уже была потребность взаимоуважения и понимания, что среди моих одноклассников было практически невозможным. Мы были детьми. Знаки внимания зачастую выражались в грубой форме. Подзатыльником, пинком, подергиванием за волосы, прилюдным оскорблением. Вспомнить мне хотелось совсем не об этом. А о том, как всей семьёй мы поехали встречать Новый год в большой и красивый город, усыпанный пушистым снегом и подсвеченный разноцветными гирляндами. Мороз в тот день был крепкий. Наши шаги были слышны на многие метры вперёд. Мы шли с улыбками на лицах в предвкушении праздника. В тот день я не знал, насколько памятной станет эта ночь.

Мы приехали к моей родной тёте. Гостей было немного. Кроме нас были ещё пара семей и подруга сестры – Ольга. Мне было тогда двенадцать лет, а сестре и её подруге по восемнадцать. Для меня это были совсем взрослые женщины. Как и прежде, первым на контакт я не шёл. Сестре и её подруге, наверное, было скучно в ожидании праздника. Вот они и начали со мной шутить, рассказывать всякие страшилки. В общем, дурачились. Мы так увлеклись, что чуть не пропустили бой курантов. Веселье продолжалось до утра за дружным застольем, музыкой и хлопушками. Ольга всегда сидела со мной рядом, улыбалась, брала за руку, говорила, какой я интересный и весёлый. Для меня всё это было необычным и даже странным. В ту новогоднюю ночь мои эмоции взлетали выше запущенных салютов. Мне было так хорошо и уютно рядом с Ольгой, я даже не чувствовал усталость и холод. Я забыл обо всём и обо всех. Словно на мой чёрный лист пролили белую краску, которая растеклась не только по бумаге, но и по мне самому. Время будто остановилось для меня. Лишь часы и уставшие гости, расходившиеся по домам, напоминали об окончании торжества.

Мы пробыли в гостях не больше трех дней. На следующий день я с нетерпением ждал Ольгу, когда она снова придёт в гости к сестре. Помню, как мы разговаривали с ней по телефону, вспоминая пережитое веселье. Она пришла. Было так хорошо и радостно, как вчера. Не чувствовалось никакой фальши. Наступил третий день. Я так же ждал её, как щенок, неподалеку от двери, периодически поглядывая то на телефон, то в окно. Прошла целая вечность прежде, чем я узнал, что она не придёт. Сестра сказала мне:

– Не переживай. Может, вечерком заглянет.

В тот же вечер мы собирались вернуться домой. Не теряя надежду увидеть её снова, я ждал до последнего. За окном стемнело. Все уселись в машину, помахали в окно родственникам, и мы поехали. В надежде хоть мельком увидеть Ольгу среди близких, я ещё раз поднял глаза на четвертый этаж. Убедившись в её отсутствии, отвернулся в другую сторону, безразлично смотря куда-то вдаль. Я вновь ощутил леденящий воздух, окутавший меня. Стало так одиноко. Холод превратился в дикое животное с зубами из битых стекол, покусывая моё тело снаружи и разрывая на части изнутри, не от голода, а для своего удовольствия, приговаривая человеческим голосом – «ты останешься со мной!»

Это был один из самых холодных моих дней. Всю дорогу я задавал себе один и тот же вопрос: почему она не пришла? Я не мог позвонить ей и узнать. Когда я перестал спрашивать себя, на меня напало чувство тоски. Поначалу я решил, что приболел. Обычных симптомов для этого не наблюдалось. Хандра меня не покидала. Одно угнетающее чувство сменялось другим. Потом всё заново, по кругу. Снова и снова. Я не осознавал происходящего.

Есть некто, кто всё знает. Этот некто даёт ценные советы без объяснений и подтверждений. Его никто не видел в лицо, не знает имени. Этот кто-то в лице мудрецов. Он бессмертен, Он среди нас. Он как голос народа, проживший не одно поколение. И почему-то я должен верить в эти целительные высказывания. Ведь Он тоже человек, не лишённый пороков. Например… Говорят – время лечит. В этот раз Он оказался прав. Прошло не так много времени прежде, чем меланхолия постепенно сошла на нет, оставляя после себя фантомное воспоминание. Через некоторое время я окончательно восстановился.

Как-то во время телефонного разговора моих родителей и тети, меня подозвали поговорить с сестрой, и я не удержался:

– Так почему же Ольга не пришла?

– Просто не смогла. Кстати, передавала тебе привет!

Мне, конечно, было приятно от переданного приветствия. Было ли оно на самом деле? Это не имело никакого значения. Оказывается, время не только лечит, а вырабатывает своего рода иммунитет.

Время шло, эмоции утихли после пережитых праздников. Что-то стало даже забываться. Такие впечатления всегда откладывались в отдельную комнату внутреннего «Я». В нём было подобие дома с множеством комнат, в которых могло храниться что угодно. От самой ничтожной мелочи до знаменательных событий, и стоят они дороже любого драгоценного металла. Там для каждого есть свое место. Всё это моё! Меня не удивляло такое построение внутреннего мира. Я не знал, каким он должен быть. Мой мир складывается под воздействием внешних обстоятельств – как положительных, так и отрицательных. Это живое пространство. Моя внутренняя природа. Повсюду множество дверей без надписей и нумераций. Они одинаковы и в то же время абсолютно разные. Я один знаю, что находится за каждой из них. Открыть, так же как и закрыть, могу только я. За исключением единственного помещения, в которое, как бы ни старался, не могу войти. Не знаю, что именно за этой дверью. Возможно, я ещё не готов увидеть, что там…

Войдя в одну из таких дверей, можно увидеть пейзаж значимого для меня места в реальную величину. Живого, с движущимися облаками, пролетающими птицами, запахом воздуха и ароматом цветущих растений. Даже одежду, прилегающую к моему телу, я буду ощущать в точности, как тогда, едва переступая порог. Это как отрезок фильма, сохраненный навсегда, с продолжительностью от нескольких секунд до нескольких часов, вращающийся по кругу. Это дорого.

Кого бы я ни спросил, каждый расскажет о своём уникальном внутреннем мире, богаче которого не сыскать. Наверно, так и есть. Правда, на просьбу описать его, человек смотрит озадаченным взглядом, как это? От неожиданного вопроса некоторые всё же пытаются что-то описать, начиная со слов:

– Понимаешь… он такой сложный. В общем, это непростая тема, не могу объяснить.

Согласен. Невозможно описать то, чего не видел, не знаешь, не ощущаешь. Я никого не хотел и не хочу обидеть. Я никогда не ставлю себя превыше других, чаще всего, происходит наоборот. Мне не нужно детальное описание или что-то личное. Я хочу слышать только правду. Есть ли на самом деле нечто большее? То значимое, что потрогать мы не можем, но что так важно для каждого из нас. Мне хотелось знать, нормально ли то, что происходит со мной. Есть ли в моём окружении те, у кого происходит так же, как у меня? Может, со мной что-то не так…?

Ясного ответа я не получал. Ни от сверстников, ни от людей постарше. Даже родители ничего об этом не говорили. С их стороны не было даже малейшего намека на существование внутреннего мира. В какой-то момент я подумал, а что если одноклассникам задавать эти вопросы слишком рано, а поколению постарше слишком поздно? Может, я живу не в первый раз? Или у меня окончательно «съезжает крыша»?! Что, если я постоянно возвращаюсь в одну и ту же точку и начинаю всё заново? Очевидно я этого не знаю, но я чувствую, что это повторяется не первый раз. И те повседневные вещи, которые происходят с другими, кажутся очень сложными и непонятными – для меня же просты и очевидны. Но взрослый человек мне скорее рассмеётся в лицо, чем поверит в правдивость моих слов. Ведь я намного младше, чем это принято.

Это меня беспокоит постоянно, независимо от возраста. Каждый раз сталкиваясь с размытыми ответами на эту тему, я так и не смог представить модель мира ни одного человека. Ни сейчас, ни потом. Я решил оставить всё как есть.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, появилась сестра. Рассуждать хорошо это или плохо – я не мог. Мама нейтрально отнеслась к пополнению, словно, так оно и должно быть. Возможно, навалившиеся заботы не давали свободного времени думать о себе. Отец, конечно, был рад. Помню, как он говорил о своём желании родить дочку. Как будет любить её. Обещал с её рождением бросить пить. Что её приход в этот мир сможет заглушить боль утраты моего брата, и всё наладится.

Я никогда не считал своего отца алкоголиком, но раз-другой он приходил домой сильно пьяный. Иногда он был в беспамятстве. Бывало, идти не мог так, что его друзья по застолью помогали добраться до дома. Зрелище не из приятных. Хорошо, если сразу ложился спать. Чаще всего начиналась грубая лекция для каждого из членов семьи. Провокационные вопросы с жутким матом. Были и такие недовольства, в которых кроме мата ничего не было. Я слышал это часто. Почему-то мне доставалось больше всего. Самый распространенный случай, когда я и мама смотрели телевизор, папа мог сказать следующее:

– Ну что? Сидите? – протяжным голосом, поплёвывая на пол, спрашивал он.

– Передачу смотрим… – равнодушно отвечала мама.

– Ну сидите… сидите… Смотрите мой телевизор. А я вот, пьяная скотина, пришёл… Никто не накормит. Не разденет, – продолжая плеваться на пол, говорил отец. – Я вас кормлю, одеваю. Твари неблагодарные!

– Успокойся и ложись спать! – на повышенных тонах отвечала мама.

– Ты вообще замолчи. Мать свою учи… Вон из моей квартиры!

– Эта наша общая квартира.

– Обойдётесь! А ты что? Скотина ушастая, сидишь тут? Помощничек. Думаешь, как бы к своим друзьям-ублюдкам побыстрее сбежать, – процеживал сквозь зубы отец. – Всем на меня наплевать! Я всё для вас, а вы…

Меня до сих пор интересует, что он имел виду под словом «всё»? И почему он всегда выражался «я вам не пьянь, не рвань»? Разве этого достаточно, чтобы быть отцом и примером? Для меня даже в таком раннем возрасте считалось это само собой полагающим. На кого я должен равняться, если то, что ты делаешь, в корне неправильно и это понятно даже ребёнку?

Это ещё далеко не самое обидное, что он мог позволить сказать нам. В этом состоянии он выражался как вздумается, без ограничений. Для меня это всегда было пыткой. Я никому ничего плохого не делал. В особенности родителям. За что такое отношение? Такое ощущение, что в этом состоянии он забывал притворяться и становился тем, кем являлся на самом деле. Страшно было не от унижений, а от понимания, с каким чудовищем я живу. Мне оставалось только молчать от страха и обиды в горле. Я с трудом сдерживал слёзы, за которые мне было почему-то стыдно… Меня в прямом смысле потряхивало от всего этого. Если я срывался и плакал – становилось легче. После этого ощущаешь себя безразличным, сломанным человеком. Чувствуешь себя полным дерьмом, бесполезным, отработанным. Возникал только один вопрос – зачем вы меня родили? Зачем я нужен? Я не понимал и уже не пойму. Но я точно знаю, что хладнокровно убивают самые близкие, мы всех их знаем в лицо.

Мама ничего не могла поделать. Она, конечно, вступала в словесный конфликт, чаще в мою защиту, но силы были неравны. Во мне всё раскалывалось. Что делать мне? Я не знал. И куда податься, тоже. Здесь я впервые задумался о самоубийстве. Другого выхода не видел. В особенности, когда отец, после очередного беспамятства, позволил себе сказать вслух: «Лучше бы ты… утонул!». Я не мог ослышаться, потому что он говорил это не один раз. Слушая унижения на свой счёт, я буквально тонул в этой невидимой, но всем телом ощущаемой грязи. Я с трудом сдерживал эту чёрную массу, подступившую к двери моего внутреннего мира. Единственное, что меня уберегло, так эта та самая дверь, разделяющая внешний и внутренний мир. Мне только оставалось закрыть глаза и прижаться всем телом к двери, с одной стороны которой я ощущал тепло и свежий воздух, а с другой – вонь и грязь, накрывающую меня с головой. Дверь не заперта, там даже петель и ручек нет. Открывать её я не осмеливался, не хотел, чтобы зло догадывалось о существовании этого места. Даже с приходом ночи, когда всё вокруг затихало и грязь отступала, я всё так же опасался, что кто-то увидит мою дверь. Не открывал. Просто садился рядом, прижимал колени к груди и, обхватив их двумя руками, прислушивался к нежному, успокаивающему шепоту ветра. Смотрел на яркий свет, пробивавшийся тонкой полоской по периметру двери.

Утром, собираясь в школу, я вспомнил произошедшее. Ощущение, будто всё было сном. Отец с провинившимся видом напомнил, что тот ужас все-таки был на самом деле. Он всегда просил прощения после содеянного, ссылаясь на алкоголь и беспамятство. На самом деле он меня любит. С его слов, конечно. По правде говоря, мне действительно становилось легче после его извинений. Я даже верил в то, что это последний раз. Верил этому поначалу. Когда всё повторялось вновь и вновь… Я перестал верить ему, в искренность извинений и его бесконтрольные действия. Доверие улетучивалось не только в этом. Как бы я ни старался найти оправдание для папы, вскоре, к своему сожалению, я доказал себе, что с его памятью полный порядок, в каком бы состоянии он не был. Он ничего не забывал и не прощал, даже если давал слово забыть. На его слово я давно не обращал внимания, ведь оно имело свою цену и для меня.

Прогуливаясь очередной раз по своим местам, я увидел человека. Он шёл впереди. Со стороны может показаться, что этот человек учиться ходить. На самом деле незнакомец явно крепко выпивает и, как следствие, имеет проблемы с ногами, как и со всем остальным… До ближайшего магазина, куда он, очевидно, направлялся, идти прилично и, в его случае, рискованно. Он был как старая поломанная игрушка, которую давно пора выбросить. Но кто-то будто подшутил над ним – вставил ключ, завёл и поставил на ровную поверхность. Зрелище драматичное. Я спросил себя – куда ты идёшь и для чего? Ведь тебе ничего не нужно. Ты хочешь напиться и заснуть, чтобы снова повторить то же самое. Зачем? Ведь ты как робот, в которого даже не посчитали нужным прописать программу. Ты просто жуткая пружина, которую в движение приводит только алкоголь.

Страшно. А ведь есть куклы и другие. С иной пружиной и другими ключами. Я подумал о своём отце. Чего он хочет? Кушать, спать… Всё?! Зачем тебе я? Ведь ты даже не знаешь, что всего этого хочет твоя плоть и только. Есть ли у тебя душа? Она бы не позволила такого обращения с ребёнком.

Так признайтесь, что я – случайность, обуза. Я не мог родиться в вашей семье. Скорее всего, я не ваш и где мой дом – пока не знаю.

Однажды в квартире отключили воду на весь день, да ещё и в воскресенье. Я не мог пойти в школу, не приняв душ перед сном. Поэтому пошёл к бабушке. Она как раз собиралась по своим делам, оставила мне ключи со словами: «не торопись, включи радио, полежи – это расслабляет». Что я и сделал… Пролежав так пару часов, мне вдруг стало как-то легко и безразлично. Играла классическая музыка, прямо как в моём детстве, и никого… Я вдруг понял – всё бессмысленно. Только мучение, страдания, нищета. Зачем терпеть? Я нашёл лезвие. Стал аккуратно резать плечо… Потом всё ниже и ниже. Резал и плакал. И чем ближе я подбирался к венам, тем сильнее плакал и жалел себя. Я остановился. Было страшно, и я засомневался, но только в одном… Что, если меня ждёт где-то свет и счастье? Наверно, нужно переждать. Так говорят… Так снова кто-то говорит.

Все эти воспоминания хранятся в своей комнате. Такое не может пройти мимо, бесследно… Уверен, когда-нибудь это станет одним из моих камней преткновения, требующих особого внимания, в то время как я мог бы заниматься чем-то полезным. Этот камень, как и другие, откладывались до определенного времени в потайное место самого себя, укладываясь в стену, ограждающую от людей.

Теплилась надежда, что с рождением сестры многое изменится. Ожидания не оправдались. Ровным счётом не изменилось ничего. Я уже не удивлялся, мои выводы правильные. Мама часто напоминала отцу о его обещании. На что он отвечал так:

– С вами попробуй не запей!

В его словах всегда слышалось отягощение… Как будто мы для него обуза.

Пока сестра была грудной, я был в стороне от всего. Ко мне обращались только по двум вопросам, по поводу школы и помощи по дому. Ко мне даже стали меньше цепляться по пустякам. На тот момент я был предоставлен сам себе, но несмотря на это, не делал то, что мне вздумается. У меня всегда были внутренняя организация, пунктуальность и дисциплина. Родители наверняка считают, что это их заслуга. Нет. Это проявление моей иной жизни, где семья это – окружающая природа. А родители, они как приёмные, по какой-то ошибке взявшие под свою фамилию.

Наступил период, когда внимание к противоположному полу обострилось. Я поочерёдно влюблялся в своих одноклассниц. Порой удивляло, как мне вдруг стала симпатична девчонка, которую не так давно я ненавидел. Этот процесс было сложно контролировать. Всё происходило само собой без моего ведома. Бывало, приснится сон, где гуляю с одноклассницей, держа её за руку. Нам так хорошо рядом друг с другом. Проснувшись – огорчался, что это не на яву. Это ощущение бывало настолько сильным, что не покидало долгое время. Я часто влюблялся, и никто не знал о моих страданиях, не говоря о самом предмете обожания. Робость – моя верная спутница. Я стеснялся даже смотреть в сторону понравившейся девочки. Краснел, если она обращалась ко мне. Заметившие это одноклассники издевались надо мной. Подростки вообще жестоки по своей натуре. Меня совсем не удивляет высокий процент самоубийств среди молодёжи. Я прекрасно понимаю их. Этот жизненный период как оголённый провод высокого напряжения. Готовый в любую секунду поразить своей силой от неосторожного обращения. Взрослые зачастую не придают этому особого значения с расчётом – ничего, обойдётся. Зацепившись однажды, сами испытывают сильную боль, не задумываясь о её источнике.

Меня окружало постоянное противоречие, расходившееся с моими понятием и логикой. Мне было неясно, почему мои сверстницы предпочитают парней старше и обязательно невоспитанных наглецов, способных запросто шлёпнуть по заднице и ущипнуть за грудь. Видимо, девчонкам это нравится. Почему такие как я не интересны? Мне бы только шанс – я бы уважал, любил её и делал бы всё, чтобы она была счастлива. Я постоянно думал и анализировал, почему именно так, а не иначе? К сожалению, ни с одной из них я не был в дружеских отношениях, чтобы спросить и прояснить ситуацию. Получив в будущем ответы на эти вопросы, я огорчился.

Влюбившись очередной раз, спросил себя:

– Хорошо, она меня полюбила. Допустим, хочет быть со мной. Что после?

Я не нашёл ответа. Действительно, а что дальше? О сексе вопрос на тот момент не шёл. О совместной жизни тем более. Так чего же я хочу? И здесь я оказался в тупике. Я призадумался… Мои страдания и пыл в груди поутихли. Не накручиваю ли я себя? Может, не стоит торопиться? Эта нервотрёпка ни к чему… Тогда кому всё это нужно? Что на самом деле управляет моим сознанием и чувствами? Это чья-то игра. И раз так, нужно играть по своим правилам.

Постепенно вливаясь в подобные размышления, мне хотелось, как можно быстрее в этом разобраться. Это было важнейшим делом того времени.

Позже я стал замечать, как некоторые парни из моего класса только начали задаваться теми вопросами, к которым я причалил уже давно. Сам того не замечая, я становился опытнее. Не составляло никакого труда понять, на какой стадии находится мой сверстник, о чём он думает и что испытывает. Я стал ощущать себя взрослее этих людей, потому что сам проходил через это не раз и не два. Как же мне приятно было видеть, как страдают те, которых боялась вся школа. Я наблюдал за ними, как за подопытными в клетке. Они совсем ничего не могли с собой поделать. Не знали, как справиться, как вылечиться. Я нисколько не сомневался в их беспомощности перед чувствами. Здесь крепкие кулаки и жестокий нрав бессильны. Я испытывал удовольствие от созерцания разрушающей их бури внутри, потери смысла и жизненной силы. Все они были похожи на добровольных каторжников, обрёкших себя на страдания. Это был неплохой момент для меня стать лучшим другом для каждого из них, элементарно поддержав в этом и объяснив, в чем их проблема. Только мне этого было уже мало. Я знал, как им помочь. Мне ясно – им не нужна благосклонность возлюбленной. Даже если они ее получат, мало что изменится. Для исцеления нужно вовсе не это. Многие тонут до сих пор во тьме своих чувств, наивно полагая, что умирают в благородстве любви.

Можно быть особенным, уникальным, обладающим некими знаниями не для каждого. Какой толк, если об этом никто не знает? Смысл можно найти во всём. Я же пошёл другим путем, причин для которого хватало.

Эпидемия любви накрывала всех. Не обошла она стороной и лидера нашего класса, Виктора, позорно выгнавшего меня из своей занюханной каморки. Именно его я и выбрал в качестве примера, как можно без физического насилия залезть человеку под «кожу», сделав его своим цепным псом. Едва ли кто-то из его близких друзей смог понять, почему вдруг я стал его лучшим другом. Разбираться в этом никто не будет. Все просто будут протягивать руку и кивать головой, издалека выражая своё почтение. Ведь сам Виктор окрестит меня своим близким товарищем.

Человек, поддавшись слабостям, становится уязвим. Виктор находился именно в таком состоянии. Мне не составило никакого труда завести непринужденный разговор с ним на тему неразделённой любви, с намеком на то, что понимаю, в какой он находится ситуации. В качестве доказательств описал его чувства, не дающие ему покоя.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Виктор.

– Со мной такое бывало много раз. Обычное дело для влюблённого, – ответил я.

– И что делать с этим?

– Давай-ка лучше встретимся вечерком и обсудим эти вопросы, – усмехнувшись, предложил я.

С того разговора мы часто виделись, обсуждали переживания, задавались вопросами, искали на них ответы. Я был в своей стихии, а он на моей территории, на которой были свои правила и порядки. Обсуждаемые темы для меня близки и понятны. Не знаю, что именно чувствовал мой собеседник. Меня это мало беспокоило. Он ошибочно думал, раз мы говорим о личном, то мы очень близки. Для него обсуждаемые вопросы были очень глубоки, а для меня это лишь шум прибрежной волны. Виктор никогда не извинялся за свои ошибки, а я не прощал его за то унижение.

В компании Виктора я ощущал себя зверем с тактикой пассивного охотника. Я понимал, моё оружие – время. Мне не хотелось причинять физическую боль. Не хотелось наказывать тех, кто когда-то издевался надо мной. Я хотел большего. Я желал проникнуть к каждому в голову, побыть хозяином их сознания. Знать об их секретах и фобиях. Увидеть, кем каждый является на самом деле. Это не было фантастикой. Да. Непросто, но возможно. Пока мои мнимые друзья по-прежнему курили и выпивали, обсуждая своих любимых девушек, я вовсю интересовался психологией воздействия на людей. Эта тема меня увлекла всерьёз, я хотел управлять собой и теми, кем пожелаю. И здесь, как нельзя кстати пригодилась моя старая картотека с личными делами на каждого. Образы из поступков легко складывались в картинки. И чем больше я знал о них, тем глубже мог проникнуть в каждого.

Свои любимые места, вблизи парков и полей, я не забывал. Это было как тихая гавань, где я в компании Ангела и любимой природы, был самим собой. Именно здесь я жил и учился. Я говорил с закрытым ртом. Слышал и слушал своим нутром. Там иные ценности и другие друзья. Мой кругозор расширялся. Если меня заинтересовала птица, которую ранее не встречал – я открывал энциклопедию. Если не находил объяснения поведению человека – изучал литературу по психологии.

Часы тикают постоянно, как древесные жуки поглощают всё под оболочкой. Если их не слышно – это не значит, что они остановились. В начале жизненного пути времени кажется много. Порой бывало непреодолимое желание перемотать лет на десять вперед. В школе хотелось этого больше всего. Я много раз представлял себе, какой буду через время и чем буду заниматься. Мысль об этом, зародившись однажды, не покидала меня. Чем старше я становился, тем дальше хотелось перемотать, да так, чтобы почти не помнить, что было раньше. Чаще всего я думал об этом, когда ходил ранним утром на рыбалку. Пока смотришь за поплавком, чего только не представишь в зеркальной глади воды. Может, это вовсе и не фантазии были… и даже не рыбалка. А пока жизнь тянулась. Утром школа, днём уроки и только потом свои дела. Вечер – снова дом. Утром всё по новой. Такой режим нередко наводил тоску, после которой ничего не хотелось ни делать, ни думать. И снова знакомый вопрос – что дальше? Я боялся найти ответ. Одно желание – заснуть. Стоит ли просыпаться? Чтобы снова искать решения одних и тех же задач. Приблизившись к ответу – лечь спать и обнулить всё. Снова утро… Те же вопросы, требующие начать всё по новой. Так изо дня в день. Пока рассудок или плоть не сдадутся.