Текст книги "Невидимка и (сто) одна неприятность (СИ)"

Автор книги: Яна Ясная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 9

Элалия

Ну как так-то?!

Отлично избежала, Лали! Просто превосходно! Просто сто баллов из ста!

Сейчас я злилась только на себя.

Да, Лагранж, распустил руки, когда никто его об этом не просил, но дальше-то…

Мысль вырваться, оттолкнуть его, мелькнула и пропала так быстро, что можно сказать, что ее и не было. Потому что это было невероятно, сумасшедше, головокружительно приятно – целоваться с ним.

Да, не он меня целовал, а я с ним целовалась. Забыв о том, что не хочу и не умею. Забыв вообще обо всем.

Мне просто нравились эти поцелуи. Нравилось ощущение гладкой горячей кожи под моими пальцами. Нравилось, как ко мне прижимается большое, сильное тело, такое непохожее на мое собственное. Его хотелось потрогать, пощупать, погладить… до одури.

Но я не решилась.

Все, что я себе позволила – поднять руки выше и запустить их в золотистую шевелюру. И это тоже было приятно до потемнения в глазах – чувствовать, как шелковистые пряди скользят между пальцев и щекочут ладони.

Хорошо, что он сам остановился.

Я за это была ему почти благодарна. Почти – потому что надо было и не начинать!

Он же теперь все неправильно поймет!

Решит, что я согласна!

А я не согласна. Нет! Даже если это приятно, я не дура отрицать очевидное, это все равно глупо, недальновидно и нерационально.

Лагранж – ходячая катастрофа. Взять хоть сегодняшние синячищи. Он будет стоить мне репутации, учебы, и бог знает чего еще… тогда как мне осталось совсем чуть-чуть  продержаться до полного совершеннолетия.

Тебе со всех сторон намекают, Лали, ты бабочка. Бестолковая бабочка летящая на огонь.

Хотелось плакать.

Я привыкла к тому, что никому нет до меня дела. Разве что некоторым наставникам, но и тех интересовали только мои магические успехи. И меня это устраивало. Мне это нравилось. По крайней мере, я думала, что мне это нравится. А на самом деле я забыла – каково это, когда кому-то на самом деле не все равно. Когда ты жалуешься, а от тебя не отмахиваются, а говорят “я подумаю, что можно сделать”. Когда спрашивают, что тебе нужно. Когда обнимают, целуют…

Что ты наделал, Лагранж?..

Этим субботним утром мне особенно тяжело было заставить себя пойти в секретариат и набрать нужный номер. Пришлось себя почти уговаривать, давай, Элалия, быстренько отделаться от неприятной обязанности – и все.

– Резиденция Стивенс, – почти сразу отозвался на том конце провода мужской глубокий голос. И это отдельно бесило – она ведь знает, что в это время я звоню, неужели так сложно самой взять трубку, чтобы я сразу услышала ее, а не называла себя чужому человеку, как посторонняя.

– Это Элалия.

– Добрый день, мисс Элалия, я немедленно сообщу миссис Стивенс о вашем звонке.

Еще несколько долгих мгновений и в трубке раздается звонкий мелодичный колокольчик:

– Лали, девочка моя, я так рада тебя слышать!

– Привет, мам, – мой голос почему-то звучал хрипло.

Последние месяцы мне относительно легко давались эти звонки, я отвечала механически и просто уносилась мыслями куда-то в далекое будущее, где я буду уже взрослая самостоятельная женщина, и все это уйдет в прошлое, которое я спрячу в коробку, а коробку на ключик, а ключик в бутылку, а бутылку на дно глубокого-глубокого моря…

Но сегодня что-то опять ныло и царапало в груди, как будто я только приехала в Горки, и слышать жизнерадостный голос было почти физически больно.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая?

– Хорошо.

– Мистер Кроуч писал, что ты делаешь успехи, я тобой очень горжусь!

– Спасибо.

– Что у тебя хорошего случилось за эту неделю?

Такая постановка вопроса тоже вызвала в глубине души волну глухого раздражения. Что хорошего? А почему бы не спросить, что у меня плохого?

– Ничего, все как обычно.

Я села в кресло, забравшись в него с ногами, подтянув колени к подбородку.

Все как обычно.

Если не считать одного парня, расковырявшего мне душу.

– А я на этой неделе очень много про тебя думала! Мы в прошлое воскресенье были на вечере у Лили и Горация, и знаешь кого я там встретила? Жиля Геро! Ну ты помнишь? Сын Камиллы и Рауля. Мы еще вместе отдыхали в Ла-Дерроне. Такой смешной и милый был мальчик. А сейчас он только вернулся из Реолии. Закончил серьезный университет, первоклассный целитель, ему предложили должность сразу и в двух столичных госпиталях, он выбирает. Мы с Людвигом посоветовали выбрать Святого Мориса, потому что… ой, да это неважно. В общем, очень, очень достойный молодой человек, и как раз прямо сейчас еще слишком занят карьерой, а вот когда ты закончишь учебу здесь, ему придет время задуматься о семье. Обязательно нужно будет организовать ужин! Уверена, он тебе понравится! А даже если не понравится, я тут встретилась с Эмилией… и вот ее племянник!..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Мне было дурно и голова шла кругом. Хотелось прямо сейчас выйти из ворот Горок, добраться до столицы, войти в дом, взять мать за плечи и хорошенько потрясти, чтобы вытряхнуть из розового мира в нормальный, человеческий.

– Мам, – я набралась сил и вклинилась в искрящийся оптимизмом монолог.

– Да, дорогая?

– Я домой хочу.

В трубке повисла ошеломленная тишина. Этой фразы она не слышала от меня три года.

– Лали… – наконец произнесла она и снова замолкла.

– Через месяц у нас двухнедельные каникулы.

– Я… – колокольчик сбился с ритма и не мог сообразить, как ему опять звенеть. – Хорошо, милая. Я обязательно обсужу это с Людвигом. Мы...

Я закрыла глаза. Бесполезно.

– Спасибо, мам. Пока.

И положила трубку.

Я сидела, прикрыв глаза и подставив лицо ласковым майским лучам. В замковом парке сегодня было людно, шумно и весело – в честь установившейся хорошей погоды, наставники устроили для воспитанников пикник. В субботу отдыхали младшие, а сегодня мы. Были расстелены разноцветные покрывала, раскиданы подушки, вынесены из кладовой ароматные корзинки. А ушедшие в тень наставники, не маячащие перед нашими глазами, дарили ощущение свободы и беззаботности. И знакомый до малейшей травинки парк казался даже как будто бы другим, и мы были как будто бы другими – не студентами исправительного заведения, а просто… студентами. Самыми обычными. Иллюзия пусть недолговечная, но такая приятная.

Кусок покрывала в тени дерева оккупировали Алисон и Адриан. Парень полулежал, лениво жмурясь, Алисон беззастенчиво использовала его живот в качестве спинки сиденья и сосредоточенно грызла яблоко. Эти двое сходились и расходились уже столько раз, что кажется они сами порой не помнят, в какой именно стадии отношений они сейчас.

Крис сидел рядом с Мирей, опершись рукой о землю за ее спиной – почти объятие, но не совсем. Королева не возражала, она поглядывала на него с насмешливой благосклонностью, с ней же принимала периодчиеские нашептывания на ухо, хихикала и трепетала ресницами, но приваливаться, как Алисон, к мужскому боку не спешила.

Интересно, как она вела бы себя, будь тут Даниэль?

Интересно, как он вел бы себя, будь он тут?..

Не туда думаешь, Лали, думай обратно.

Тепло. Сытно. Солнышко светит. Все вокруг разморенные, расслабленные и довольные. Лотти, Кэри, Флинн и Майкл играют в карты. Зак Фишер и Эдвард Доннован оккупировали стол для пинг-понга и отчаянно машутся ракетками, добавив игре “огонька” – мячик пылает оранжевыми язычками, искрит и шипит на радость глазеющим.

– ...а мне Кроуч, когда я заявил, что этот материал уже знаю, вместо того, чтобы с занятия отпустить задал эссе на двадцать пять страниц по смежной теме!

– Ну не всем быть Лагранжами!

Смех, шутливое перепихивание.

Ну и как вот о нем не думать в таких условиях?!

– А вообще это несправедливо! – Мирей с Алисон выясняли, как теперь мстить за месть парням, абсолютно не стесняясь их многочисленного присутствия рядом. – Лишают нас последней радости!

Лагранж оказался прав, после ответного визита с зеленкой, преподаватели побились головами и таки закрутили гайки. Может быть, Даниэль, когда вернется, и сможет объяснить, что именно они там намудрили, но руны больше не работали, я проверяла.

– Сомнительные у тебя “последние” радости, – хмыкнула некроматка. – Надо уметь вовремя останавливаться, дорогая, один раз намазать – это весело, больше – уже детский сад.

– Кто говорит о намазать? – мурлыкнула Мирей, повела плечиком, бросив хитрый взгляд в сторону Криса. – Фантазия, Лисси, фантазия! Вот смотри, например, что у меня есть!

Она потянулась к сумке и выудила оттуда бутылку внутри которой плескалась желтовато-оранжевая жидкость. Можно было бы определить ее, как апельсиновый сок, если бы не перламутровые переливы на солнце и не поднимающиеся со дна пузырьки с мелкими искрами.

– Сдурела? – флегматично осведомилась Алисон. – Не среди бела дня и при наставниках же!

– Тебе лишь бы пить! – фыркнула Мирей. – А наставники отошли, я видела. Между прочим, я над этим составом год химичила. Потому что во-первых рецептуру пришлось по кусочкам восстанавливать, а во-вторых, в оригинальной версии предполагаются ингредиенты, которые мистер Лунгрен мне зажал, а ты можешь вообще представить, сколько возни с маломощными аналогами?! И между прочим другую такую бутылочку я не раньше, чем через пару месяцев сделать смогу. И то, если повезет…

– И что же это? – первой не утерпела подслушивающая Лотти.

– Усилитель, – с гордостью произнесла Мирей.

– Усилитель чего? – не поняла Адриан.

– Магической силы, тупица, – расфырчалась красавица.

– Хренак-с, – Крис уставился на бутыль с куда большим интересом. – Это же рецепты из военки, откуда вообще у Лунгрена такие знания?

– Какая разница откуда, – Мирей скривила губы. – Главное результат. Его правда всего на пару-тройку минут хватает, но зато с усилением можно попытаться выломать то, что нам не по силам.

– Дай попробовать, – потребовал Крис.

Мирей смерила его задумчивым взглядом, будто решала, достоин ли парень великой чести, потом медленно откупорила бутыль и плеснула в его стакан немного зелья, буквально на пару глотков.

– Валяй.

Кристиан поднес стакан к носу и не тратя время на принюхивания и приглядывания, опрокинул жидкость в себя. И тут же передернул плечами от омерзения.

– Гадость.

– Был у нас Крис и не стало Криса, – оптимистично прокомментировал Адриан.

Волна силы ударила парня в грудь и протащила по земле кувырком, слегка приложив о дерево. Алисон, лишившись поддержки, опрокинулась на спину, но тут же поднялась, гневно сверкнув на обидчика взглядом.

– Сволочь, – хрипло выдохнул Адриан, выпрямляясь и потирая бок.

– Работает, – хмыкнул Крис, задумчиво изучая собственные руки. – Ты бы раньше на такой удар и не пошатнулся бы.

– Щас я тебя пошатну… Мирей, давай сюда!

– Нет! – девушка прижала бутыль к груди. – Еще чего – на такую ерунду драгоценность тратить, морды друг другу вы и без нее начистите! А если сейчас еще и наставники сбегутся, то вообще пиши пропало. Давайте лучше придумаем…

– Эриндейлу дала, а мне нет значит?!

Лужайка взорвалась хохотом, даже я сцедила ухмылку в колени. Мирей одарила всех ржущих надменно-высокомерным взглядом и поджала губы.

– Да дай ему глотнуть, – попросила Алисон, когда смех утих.

– Только если пообещает, что никаких драк!

– Да он первый начал, – взвился Адриан, но тут же сдулся. – Катись к бесу, обещаю.

– Один глоток! – едва успела предупредить Мирей, когда он присосался к бутылке.

Лицо парня исказила гримаса и он прохрипел:

– Да этой дряни больше и не выпьешь, тьфу. Будешь? – он протянул зелье подружке.

– Да мне-то смысл? – фыркнула Алисон, кивнув на браслеты.

– За компанию!..

– Ну если за компанию…

– Невидимка?

Я вздрогнула. Алисон повернулась в мою сторону, а с ней – взгляды остальных. Я помотала головой. Воздержусь, благодарю душевно. Мало того, что я не планирую употреблять внутрь нечто экспериментальное и не проверенное, но и в принципе – сила в противостоянии с преподавателями не решает, решают знания...

– Она все равно не колдует, только ценный продукт переводить, – хмыкнул Адриан, которого совершенно не смущало, что он предложил зелье Алисон, которая “не колдует” еще больше меня.

– А за компанию? – поддернула его некромантка.

– Ой только срыва нам тут не хватало, – Мирей убрала бутыль в сумку. – Что б ты знал, Адрианчик, оно скоро выветрится, так что если у тебя в планах нам что-нибудь этакое наколдовать…

Внезапно Алисон резко зашипела и согнулась пополам, прижав к животу стиснутые кулаки.

– Эй, ты чего? – Адриан рухнул на колени рядом с ней, обхватив за плечи.

– Алисон! – Мирей побледнела и тоже бросилась к подруге.

Я вскочила на ноги, готовая помчаться за наставниками, в голове промелькнуло с десяток панических мыслей. Неужели Мирей все же что-то напутала с рецептом?..

– У.. х… хо.. хо.. д.. ди… те... – еле-еле выдавила белая как мел некромантка. Ее трясло так, что зубы громко клацали.

– Что?..

Алисон вскрикнула и выгнулась судорожной дугой. Ее подбросило в воздух – и на землю упали два расколотых браслета…

Мы не успели.

Выброс силы ударил в грудь, повалил с ног, вышиб дыхание. Упругая волна, пройдя сквозь тело, словно выкачала жизненные силы. Мгновенно навалилась непомерная слабость, закружилась голова.

Сквозь навалившуюся апатию и бесконечную усталость, с трудом получалось держать глаза открытыми, не говоря уже о том, чтобы двигаться и что-то предпринять. Но я таращилась, как могла, изо всех сил пытаясь сбросить оцепенение.

Фигуру Алисон, подвешенную в воздухе, окутала полупрозрачная черная дымка, поблескивающая мертвенно-зелеными разрядами. Она стремительно разрасталась в грозовое облако, заволакивая небо.

Оглушенная, в абсолютной тишине я видела, как другие тоже слабо дергаются на земле. Как стремительно съеживаются, чернеют и облетают молодые листья парковых деревьев. Как между мной и Алисон вдруг в воздухе возникает слабое серебристое свечение, формирующееся в уже знакомый силуэт. Это свечение становится ярче и ярче. И я с удивлением осознаю, что мне вдруг легче дышится. Пытаюсь приподняться, судорожно соображая, что вообще я могу сделать…

...и тут случился взрыв. Черная туча некромантической энергии лопнула, силуэт растворился в воздухе, Алисон рухнула вниз.

Но звуки не возвращались. И как в немом кино я смотрела, как поляна наполняется наставниками, как они суетятся, хаотично мечутся – на самом деле, наверняка, действуя по протоколам – но со стороны и в тишине это смотрится как бессмысленное мельтешение.

А еще я вдруг понимаю, что из всех попавших под удар срыва воспитанников – в сознании я одна.

Подвал воспитанники не любили.

Впрочем, это не удивительно, иначе крайняя мера наказания в Горках не была бы таковой. Прибегали наставники к нему довольно редко, так что он не успевал приесться и новизна ощущений не пропадала.

Ощущений того, как тебя сдавливает со всех сторон толща серого камня. Как каждый вдох получается как будто недо-. Как будто одно легкое отказало и никак не получается набрать кислорода столько, сколько хочется. И звуки доносятся как сквозь толщу воды и то приходится сосредотачиваться, чтобы их разобрать.

Полная магическая блокировка. Абсолютная. Не просто перекрывающая доступ к силе, как в случае с запирающими браслетами, а в принципе отрезающая тебя от тебя от всей магии мира.

Мерзкое, отвратительное ощущение, как будто ты не просто лишился одного из чувств, а все они стали работать наполовину и через раз.

До сих пор мне бывать здесь не доводилось…

Ректор от произошедшего был в ярости. Ледяной и пугающе тихой, но тем не менее – ярости. А коль скоро я одна была в состоянии дать показания, на меня эта ярость и обрушилась.

Не то, чтобы конкретно… нет, никто не обвинял в случившемся одну отдельно взятую Элалию Хэмптон. Но и мне прилетело. Хотя бы за то, что не сообщила наставникам, что мои друзья употребляют мало того, что запрещенное на гражданке, так еще и экспериментальное зелье, составленное сумасбродной алхимичкой-недоучкой.

“Вы хоть понимаете, что все могло закончится во много раз хуже?”

В принципе я понимала. Но мне хотелось бы, чтобы ректор Торнвел на пальцах разъяснил мне, как именно я могла их остановить, или как я дальше существовала бы в этом коллективе, если бы действительно ломанулась к наставникам при виде бутылки.

Естественно, задавать этот вопрос я не стала.

А Мирей действительно умудрилась “на коленке” собрать запрещенный состав. И зелье действительно целиком и полностью действовало так, как нужно. Только вот совершенно не стоило совмещать его с некромантическим даром редкой мощности и так еле-еле удерживаемом браслетами.

В общем, если резюмировать – мы, хоть и талантливые, но идиоты, и это не лечится.

Хотя этого, конечно, ректор Торнвел тоже вслух не сказал.

Лично ко мне у администрации Горок тоже был один большой вопрос – как? Как так получилось, что девочка-невидимка с, прямо скажем, не самым сильным потенциалом и рефлексами, сейчас выслушивает ректорский гнев, тогда как все остальные сданы на попечение медсестры, которая мечется между воспитанниками, рвет на себе волосы и грозиться уйти из этого дурдома в сто двадцать пятый раз.

Я в общем-то знала “как”.

Но подумала… и промолчала.

Опять.

Почему?

Ответа на этот вопрос наверняка у меня не было.

Что я им могу сказать? “Меня защитил призрак”?

А потом пускаться в путаные объяснения, пытаясь не выдать нелегальное посещение библиотеки, выброс на крышу, взламывание печатей и прочие прелести нашего с Лагранжем времяпровождения?

Увольте. В текущей ситуации в дополнительных нарушениях признаваться это больше, чем глупость.

И я пожала плечами.

Вы же умные. Вы же наставники. Вы же должны во всем разобраться.

Вот и разбирайтесь.

– Три дня подвала, мисс Хэмптон, – устало сообщил мне ректор. – Как и остальным участникам этого опасного и глупого мероприятия.

Я не стала спорить. Зачем? И выходя из кабинета, подумала только о том, что встретить Лагранжа у меня не получится, даже если я очень захочу.

Но я ведь и не собиралась, так?..

Естественно, помимо магической блокировки нарушителям были прописаны и “одиночные камеры”. На тюрьму или зловещее подземелье они, конечно, не походили. Скорее на комнату в гостинице средней руки – простенько и чистенько, а что еще надо? Во-первых, “Зеленые горы” все же элитное заведение, и учеников здесь не пытают, а лечат (хотя… опять же если вспомнить злосчастные ледяные ванны…). А во-вторых, симптомы блокировки вкупе с одиночеством и так уже были достаточным испытанием, и не было нужды добавлять к ним еще и суровый тюремный антураж.

А вот учебу никто не отменял. Были выданы тетради и учебники, и наставники заходили два раза в день проверить, как идет работа. Сосредоточиться на знаниях, когда тебя мутит, давит, кружит, слепит и прочая – то еще удовольствие… и под конец третьего дня, внутренне я кипела и была зла на весь мир: на Мирей с ее дурацкими экспериментами, на Алисон, которая ей в них потакает, хотя, казалось бы, у нее-то мозгов побольше, на Криса с Адрианом, потому что они просто идиоты, и на наставников, которые нашли, видите ли, самую виноватую (даже если не самую).

Щелкнул замок двери.

– Время вашего наказания истекло, мисс Хэмптон.

Я вышла в коридор. Из соседних дверей показались Мирей и парни.

– А Алисон? – как-то хрипло и неуверенно спросила первая красавица. Выглядела она неважно, как будто потускнела. Говорят, одни переносят блокировку хуже, чем другие…

– Мисс Деспорт пока что восстанавливается, а потом еще какое-то время пробудет на строгой индивидуальной программе, но не волнуйтесь, с ней все в порядке. Следуйте за мной.

Мистер Кроуч вел нас по коридору, мы шагали за ним в полной тишине. У двери, преграждающей путь он остановился, не торопясь ее открывать.

– Дальше заканчивается зона магической блокировки. Выходите по одному и не торопитесь двигаться. Такие случаи крайне редки, но, тем не менее, я должен вас предупредить, если в ближайшие три-четыре часа вы будете снова ощущать на себе симптомы, которые испытывали в подвале, обязательно обратитесь ко мне или к другому наставнику. И, надеюсь, вы извлекли правильный урок из вашего пребывания здесь. Особенно вы, мисс Минелли, – Кроуч смотрел на Мирей в упор, словно надеялся отыскать в ее облике следы раскаяния.

– Конечно, мистер Кроуч, – раскаяния девушка ему сразу отмерила с лихвой – ресницы долу, губы подрагивают, в голосе – сплошное смирение. – Мне очень, очень стыдно.

Наставник покачал головой, кажется, не веря ей ни на йоту (и правильно делая),  и открыл дверь.

– Прошу.

Крис шагнул первым. Передернул плечами и тут же пошел дальше, как ни в чем ни бывало, но все же остановился у подножия лестницы, кажется, дожидаясь нас. Вид у него был “плевал я на ваши блокировки”. Адриан все же замер за порогом на несколько секунд, громко сглотнув, и пока дошел до Криса, пару раз коснулся стены. Мирей набрала воздуха, прежде чем сделать шаг, и я вспомнила, что она, кажется, тоже была здесь впервые, обычно красавица ловко лавировала между запретным и разрешенным, не попадаясь.

Она стояла за дверью долго. Мистер Кроуч даже дернулся ее поддержать, когда в какой-то момент она пошатнулась. Но устояла, сделала неуверенный шаг вперед, а потом, передернув плечами – совершенно как Крис – медленно побрела вдоль стены, слегка касаясь ее кончиками пальцев.

Моя очередь.

Это было странно.

Не то, чтобы оглушительно, но… ощущение, будто бы все это время я не могла дышать, а тут мне впихнули двойную дозу кислорода. И задавленная, сдувшаяся, забившаяся куда-то в глубь организма от столь враждебной среды, моя собственная магия, вспыхнула в груди теплой солнечной искрой, приятно согревая. И я поймала себя на мысли, что я ей рада. Что вздумай я что-то прямо сейчас наколдовать – у меня бы идеально получилось.

И подумалось, что надо запомнить как-то это чувство. Оно, по-моему, очень полезное.

Окрыленная, я зашагала вперед, и тут же едва не упала. Перед глазами поплыло, мир кувыркнулся, желудок подскочил к горлу, а сердце рухнуло туда где был желудок. И я, как и другие, ухватилась за спасительную стену.

Более-менее мир перестал мелькать перед глазами яркостью всевозможных ощущений только у лестницы. А окончательно пришла в себя я только почти у самой столовой – нас выпустили к ужину.

Двери еще не были открыты, и голодные и скучающие воспитанники, толпились в холле, как воробьи, и восседали на всех доступных для сидения поверхностей, как вороны.

И одна “ворона” особенно бросалась в глаза, потому что заняла широкий подоконник в гордом одиночестве, и никто не смел подлететь. Подсесть, то есть.

Мне очень резко захотелось замедлить шаг, а то и вовсе оправдать свое прозвище и слиться со стеной. Потому что я по-прежнему не была готова встречаться с Лагранжем в присутствии других людей. Я и наедине-то не сильно была готова. Но наедине как-то не так страшно… А при других я не знала, не понимала, что мне делать, как себя вести. Ни одна из привычных схем поведения с ним не работала, и я терялась и впадала в панику.

При нашем появлении присутствующие одобрительно загудели, Лагранж, до этого пристально изучавший рисунок плит под ногами, вскинул голову, повернул ее…

И поймал мой взгляд прежде, чем я успела спрятаться за спиной Адриана.

Что там говорил мистер Кроуч про повторное появление симптомов магической блокировки?..

...а то дышать очень тяжело.

Даниэль едва заметно подобрался, дрогнули, напрягаясь, плечи. Серый взгляд торопливо пробежался по мне сначала сверху вниз, потом снизу вверх, вернувшись к глазам. И держал, не отпускал.

А я смотрела и не понимала, почему у меня не получается отвернуться.

И сердце грохочет, как бешеное, и кровь от этого приливает к щекам, и они горят. И губы горят. И в груди жарко и тесно.

Наверное, стоило поблагодарить Мирей. Если бы не она, то все Горки бы вот-вот заметили, что мы пялимся друг на друга, как абсолютные идиоты.

Но в тот момент, когда красавица с радостным визгом повисла у Лагранжа на шее и звонко чмокнула его в щеку, я испытала чувство крайне далекое от благодарности. Прямо противоположное, если быть честным. Кажется, в какой-то из прочитанных книжек, оно поэтично называлось “кровавая пелена бешенства”.

Даниэль уставился на девицу с недоумением, будто вообще не понимал, что это, откуда взялось и чего оно тут висит. Ухватил лежащие на его плечах запястья и без видимого усилия расцепил мертвую хватку, отстраняя девушку от себя. Я не слышала, что он ей сказал, но в ответ на это ничуть не расстроившаяся Мирей звонко рассмеялась, что-то сказала в ответ…

Неведомая магия окончательно развеялась, оставив после себя горчащую пустоту, и я, наконец, смогла отвернуться.

Двери открылись, людская волна внесла меня в столовую. Идя к своему месту я смогла чуть-чуть успокоиться. И чего разнервничалась, правда? Во-первых, если рассуждать логически, между нами ничего нет. Раз по обоюдному согласию не было решено, что мы вместе – значит, нет. Во-вторых, мне не привыкать сливаться со стенкой и избегать чужих взглядов. Не будет же он пялиться на меня в упор, сидя напротив, верно? В-третьих, рядом будет сидеть Мирей, которая внимание мертвого привлечет, что уж там говорить о каком-то Лагранже…

Я забилась в свой угол, окинула столовую беглым взглядом, оценивая не изменились ли расстановки сил…

И совершенно случайно заметила, как Лагранж, проходя мимо соседнего столика, неудачно задел чужой стул. Парень подскочил, Даниэль остановился, вскидывая руку, кажется, извиняясь. И, воспользовавшись этим, Крис ввинтился мимо него, ударив плечом, прошел вперед и сел на свое законное место рядом с Мирей.

Даниэль едва заметно дернул углом рта, сдерживая ухмылку, а потом направился…

Я уткнула нос в тарелку и едва ли не зажмурилась.

Нет-нет-нет! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Только не это! Только не...

Шаги, скрип ножек стула по полу, движение рядом и щекотнувший ноздри аромат знакомого одеколона.

...рядом со мной.

Я умру.

Нет, серьезно. Прямо здесь и сейчас в самом расцвете сил. Меня хватит инфаркт, и мое бренное тело похоронят прямо тут в Горках, потому что за пределами Горок оно никому не сдалось. И сядем мы на парапете вместе с таинственной призрачной девушкой, и будем смотреть на закат и проваливать Лагранжа в пространственные дыры…

На самом деле причин для паники по сути не было. Никому и никогда не пришло бы в голову, что Даниэль Лагранж сам вдруг захотел сидеть рядом с Невидимкой. Для всех это выглядело как маленькое поражение в их противостоянии с Эриндейлом. Но я-то знала!

Он был так близко, что периодически мы соприкасались локтями. И настойчивый аромат, который не перебивали даже запахи пищи, упорно лез в ноздри. И тембр голоса отдавался внутри вибрацией, хотя я не разбирала ни слова. И пусть он даже не смотрел в мою сторону и уж тем более не заговаривал, мне все равно было панически дурно. И ужасно страшно, что кто-то заметит мое невменяемое состояние.

Но к счастью, все были слишком рады возвращению, чтобы обращать на меня внимание.

Хоть я и торопилась поскорее все заглотать и вылететь из столовой, Лагранж все равно закончил раньше. За секунду до того, как он поднялся, горячая рука накрыла мою ногу, вызвав миллиард противоречивых чувств, и мимолетно погладила под столешницей, оставив на коленях клочок бумаги.

Я. Его. Убью.

Отличная мысль кстати! И самой тогда умирать не придется!